Текст книги "Всё разрушающий прибой (ЛП)"

Автор книги: Кэрри Лонсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Бабуля наклонилась ближе и прошептала:

– В моем доме ты можешь говорить об аурах сколько душе угодно. – Она прижала палец к своим губам. – Твоему отцу не нужно знать об этом. Это будет наш маленький секрет.

– Хорошо. – Я болтала ногами, потягивая шоколад. – У тебя желтый цвет. Симпатично.

– Верно. Очень хорошо. – Бабуля погладила мою руку. – Твоя мамочка говорит, что ты особенная. – Она сделала ударение на последнем слове.

Я заглянула внутрь кружки.

– Я тоже особенная. – Я ткнула пальцем одну зефирку.

– Я могу поделиться своими воспоминаниями. Могу я показать тебе одно? – Голос бабули снизился почти до шепота.

Я медленно кивнула.

– Дай мне свою руку. – Бабуля сжала мою руку своей и толкнула в мою голову. Это было похоже на царапанье ногтем по моему лбу, а затем в моей голове заиграло видео. Я увидела, как мама держит ребенка, и почувствовала любовь мамы к этому малышу.

– Это я? – ахнула я и уставилась на бабулю.

– Ты стала такой большой. Это был последний раз, когда я тебя видела. Я счастлива, что ты переехала жить ко мне. – Она сжала мои пальцы. – Покажи мне, на что ты способна.

Я оттолкнула от себя ее руку.

– Мои способности не настолько хорошие, как твои.

– Так тебе сказал папа? – нахмурилась бабуля. Она изучала меня.

Я выглянула в коридор, прежде чем снова уставиться на стол. Я не любила говорить о том, на что была способна. Это злило отца, а я не хотела, чтобы он наказывал меня.

– Не бойся.

Я не хотела бояться. Я хотела быть храброй.

– Я могу заставлять людей что-нибудь сделать.

Бабуля смотрела на меня с любопытным блеском в глазах. Я опустила голову, очарованная свободно свисающей ниткой на подоле моей кофточки. Попыталась выдернуть ее. Волокно врезалось мне в кожу.

– Покажи мне.

Я подняла голову и уставилась на бабулю.

– Я не расскажу твоему папе. Обещаю. Но мне любопытно. Покажи мне.

Я прикусила нижнюю губу.

– Никто не будет знать, кроме нас. – Бабуля погладила мою руку.

– Обещаешь?

Когда она кивнула, по моему позвоночнику растеклось тепло. Небо защипало.

«ВЫЛЕЙ СВОЕ КАКАО».

Бабуля ахнула. Она посмотрела на свою дрожащую руку, которая потянулась к кружке и перевернула ее. Горячий шоколад вылился на деревянный пол.

– Ох, нет! – Я хлопнула себя по щекам и вскочила на ноги. Я совсем забыла сказать ей, чтобы она вылила его в раковину. – Мне жаль! Мне так жаль!

Меня затрясло. По щекам потекли слезы. Схватив кухонное полотенце, я упала на пол и стала вытирать жидкость.

Когда бабуля даже не двинулась, я перестала убираться и медленно подняла взгляд, боясь, что она была заморожена, удерживая кружку в воздухе. Но нет. Она смеялась.

– Боже. Так вот какой у тебя дар, дорогая. Ты когда-нибудь пыталась направить его на своего отца? – Она присвистнула и покачала головой.

Я кивнула.

– Что ты заставила его сделать?

Я махнула кухонным полотенцем.

Бабуля положила руку мне на плечо.

– Ты можешь рассказать мне. Это будет нашим маленьким секретом, помнишь? – Она взяла меня за подбородок. – Что ты заставила сделать своего папочку?

– Я заставляю его выбрасывать пиво. Но я делаю это, когда очень сильно злюсь. – Я продолжала смотреть вниз, на свои колени.

– И? – Она резко вдохнула.

Я встала на ноги.

– Он злится на меня, потому что знает, что я заставляю его делать это, и он не может заставить себя остановиться и выливает его. Он говорит, что я стоила ему кучу денег.

– Что происходит, когда твой папа пьет, Молли? – Ее брови опустились.

– Он кричит на маму. – Я потянула за уголок кухонного полотенца. – Иногда причиняет ей боль. От этого она грустная.

В стекло ударил еще один порыв ветра, выдергивая меня из прошлого. Бабуля развернулась и посмотрела в эркер позади меня.

– Почему мы говорим об этом? – спросила я, раздраженная тем, что она всколыхнула старые воспоминания, как ил на дне ведра со стоячей водой.

– Вы с Кэсси очень похожи. – Она многозначительно посмотрела на меня. – С самого первого мгновения, как ты переступила порог этого дома и до того дня, когда ты потеряла своих родителей, ты не хотела ничего больше, как спасти свою маму от отца. Тебя ничего не останавливало. Думаешь, Кэссиди поступит по-другому?

Нет, я так не думала.

Ветер завывал над домом. Ветки деревьев царапали металлические желоба. Фрэнки зашипел, навострив уши. Его шерсть встала дыбом. Бабуля метнула взгляд к окну, как будто ставила под сомнения его прочность.

– Шторм усиливается, – сказала она.

Я поежилась, как от сырости своей одежды, так и от вызванных бабулей воспоминаний.

– Я тут подумала, Молли. – Спицы бабули клацнули, когда она закончила ряд. – Кэсси могла бы использовать свою мать прямо сейчас.

– Я пойду проверю ее через пару минут. Я дала ей возможность успокоиться.

– Я не это имела в виду. Покажи Кэсси, что ты можешь. Поговори с ней, вторгшись в ее разум. Возможно, тогда она почувствует себя не такой одинокой и напуганной.

Пока бабуля говорила, легкий озноб, который я почувствовала момент назад, осел словно лед, заставив мои конечности затвердеть так, что я схватилась за подлокотник кресла, мои ногти впились в сплетенные волокна. Я заперла свои способности в самый дальний угол своего разума, и я хотела, чтобы тому же бабуля обучила и Кэсси. Видимо, мои попытки не сработали. Методы, которым я научила себя, не срабатывали на ней. Но, если бы я раскрыла ей свой разум и показала свои способности, я понимала, что, в конце концов, последствия могли бы быть катастрофичными. Я не стала бы рисковать так снова.

– Кэсси не нуждается во мне. Ей нужна моя мать. Кэсси больше похожа на нее.

Взгляд бабули устремился вправо, а затем вниз на ее колени. Она отложила в сторону спицы и плед, который вязала.

Наверху хлопнула дверь. Затем снова. Бабуля и я посмотрели на потолок. Еще один хлопок. Бум, бум, бум.

Я съежилась.

– Это Кэсси. Она делает так, когда злится. – Я встала и посмотрела на свои грязные джинсы. – Я проверю ее, потом переоденусь.

Бабуля не ответила. Она смотрела на огонь, ее взгляд был отстраненным. Фрэнки растянулся на полу и спрятался под кресло бабули.

***

После ужина я помогла бабуле помыть посуду. Кэсси поднялась наверх, чтобы приготовиться ко сну. Она, наконец, успокоилась, после того, как я в миллионный раз пообещала, что буду держаться подальше от пляжа на все оставшееся время пребывания в Пасифик-Гроув. Сегодня вечером предполагалось, что появится еще одно предсказание в виде сна и прольет больше света на то, что должно было произойти, и где я утону. Тогда все, что мне нужно было бы сделать, просто избегать того места или ситуации. Всю свою оставшуюся жизнь. У меня не было доказательств того, являлось ли избегание ситуации причиной затяжного предчувствия и затяжных ночных кошмаров Кэсси, но я хотела бы выяснить это. У меня была надежда на то, что когда цикл видений прекратиться, то минует и риск, что предсказанное событие произойдет.

В парадную дверь постучали. Бабуля и я замерли с посудой в руках.

– Это Оуэн, – подтолкнула она меня локтем.

– Он часто приходит в такой час? – Я приподняла бровь в вопросе.

– Открой же.

Я застонала, вытирая руки, и направилась открывать дверь. Оуэн стоял на тускло освященном крыльце. За его спиной лил дождь, словно из ведра. Он держал игрушку Кэсси.

– Кое-какой кролик скучает по Кэсси.

При виде него мой пульс подскочил. В животе возникло нервное возбуждение.

– Спасибо. – Я забрала игрушку.

Он подошел ближе и прислонился плечом к дверному косяку, его лицо было в несколких дюймах от моего. Я почувствовала запах мяты в его дыхании, которое исходило клубящимися облачками, охлажденное ночным воздухом. Он не попросил пригласить его внутрь, но и не выглядел так, будто ему не терпелось уйти, что я нашла весьма удивительным, учитывая наши напряженные перепалки сегодня.

– Как она? – Его голос был низким, предназначенным только для меня.

– Злится. Прямо сейчас она готовится ко сну, – я сурово смотрю на кролика. – Ты пришел сюда вовремя, – сказала я.

Нервы, как и материнская любовь, выплеснулись на игрушку дочери, заставляя мой голос повыситься. Щеки горели, и я прочистила горло.

Рот Оуэна дернулся.

– Я попытался убедить кролика прийти раньше. – Он засунул большие пальцы рук в передние карманы и кивнул подбородком в сторону Банни. – Ему было слишком весело играть с собаками, валяясь под деревом. Дирт, наконец-то, на чем-то сосредоточился и подумал, что Банни может стать отличной игрушкой для жевания. Кролик быстро передумал так играть.

– Фу. Это не закончилось бы ни чем хорошим. – Ни для Банни, ни для Кэсси. Она была бы опустошена, потеряв свою любимую игрушку. – Спасибо, что пришел на помощь Банни.

Позади меня послышалось шарканье ног. Я оглянулась через плечо. Бабуля стояла посреди коридора. В руках у нее был стакан с янтарной жидкостью.

– Ради бога, Молли, снаружи шторм. Позволь человеку войти.

Ветер загудел еще сильнее. Капли дождя разлетелись, брызгая прямо мне в лицо.

– Хочешь выпить? – Я не была склона сидеть и общаться, но манеры взяли свое, и я открыла дверь шире.

Уголок его рта приподнялся в улыбке, взгляд был теплым в холодной ночи.

– Я бы с удовольствием, – выпрямился он. – Но не сегодня. Ты нужна своей дочери, а тебе нужно время с твоей бабулей. Она уже давно хотела, чтобы ты навестила ее. Я могу подождать. – Он отступил от двери. – Спокойной ночи, Карамелька.

Он ухмыльнулся, подняв воротник куртки, и спрыгнул с крыльца.

Блин, Оуэн. Почему ты должен вести себя так мило?

Он не облегчал мне задачу, чтобы я могла игнорировать оставшийся между нами багаж. Он ожидал, чтобы мы его распаковали и просмотрели. Я закрыла дверь с большей силой, чем намеревалась. Задребезжали стекла.

Наверху Кэсси лежала, свернувшись калачиком в кровати, освещенной лампой на тумбочке. Свет преломлялся сквозь стеклянный абажур и танцевал на окрашенных в цвет морской волны стенах, придавая комнате ощущение, будто помещение находилось под водой. Шторы висели по бокам от окна, которое открывало вид на улицу. Оуэн и бабуля придумали прекрасный оазис для Кэсси, идеальный для маленького ребенка, который любил океан также сильно, как и ее мать.

– Эй, Русалочка. – Я присела на край кровати и приподняла плюшевого кролика. – Ничего не пропало?

– Банни! – Кэсси схватила игрушку и прижала ее к груди. Глаз-бусинка кролика выпучился поверх ее руки.

Я устроилась на кровати и села рядом с Кэсси. На ее согнутых коленях лежала книга.

– Что мы читаем сегодня?

Она закрыла книгу и показала мне обложку.

– Хмм. «Вельветовый Кролик», – я забрала у нее книгу. – Мы не читали ее уже сколько? Три дня?

– Банни сказала мне утром, что она сегодня хочет послушать эту историю, – хихикнула Кэсси. Она усадила животное между нами, чтобы игрушка тоже видела страницы.

Заскрипели половицы, и я посмотрела вверх. Бабуля вошла в комнату, держа в руках причудливую чайную чашку с изображением красной колибри, порхающей над цветами барвинка. От чашки шел пар, и я почувствовала теплую влагу на своем подбородке и щеке, когда бабуля наклонилась ко мне и протянула ее Кэсси.

– Осторожно, дорогая, – предупредила бабуля, когда Кэсси сделала первый глоток. – Горячо.

– Беее, – поморщилась Кэсси.

– Выпей и увидишь сны принцессы с феями и магией, и…

– Кролики?

Бабуля слегка кивнула.

– Много кроликов. У тебя будет прекрасный сон.

Уходя, она остановилась в дверях.

– Чуть не забыла, Молли. Этим утром я разговаривала с Офелией.

Я нахмурилась, имя звучало очень знакомо.

– Она владелица «Мастера Океана» в Кармеле.

Мамин любимый ювелирный магазин.

– И что?

– Я рассказала ей о твоих работах, и что ты гостишь у меня. Она хотела бы их увидеть. Позвони ей. У нее есть время в среду.

– Ладно, – согласилась я, лишь для того, чтобы не расстраивать бабулю.

Она послала Кэсси воздушный поцелуй, затем сказала, что спустится вниз и будет внизу вязать у камина.

Кэсси неохотно допила свой чай и отставила кружку в сторону. Она зарылась глубже в одеяло, положив голову мне на плечо, и я начала читать. Ее дыхание переросло в тихое сопение, ресницы темными полумесяцами обрамляли персиковые щеки. Она не двигалась и не задала ни единого вопроса на протяжении всей истории, ведь она слышала ее сотню раз. Когда я приблизилась к концу, мне стало интересно, заснула ли она. Затем она задала вопрос, который никогда не задавала до этого.

– Я больна, мамочка?

Я нахмурилась и посмотрела на ее макушку. Ее волосы были разделены зигзагообразным пробором и растрепанными из-за ветреного дня.

– Нет, дорогая, ты не больна.

– Дети в школе говорят мне, что я сумасшедшая. Они говорят, что мне нужно жить в больнице для душевнобольных.

Я втянула воздух и обняла ее крепче. К сожалению, ее проблемы в школе были мне слишком хорошо знакомы. Дети сегодня такие же злобные, как и десятилетия назад.

– Я знаю, что другая, но я ничего не могу поделать с тем, что вижу. Я пыталась очень сильно, но сны не уходят. Я не могу заставить их прекратиться и причиняю людям боль. Врачи заберут Банни?

Как плюшевый кролик в сказке, выброшенный в мусорное ведно, когда у маленького мальчика диагностировали скарлатину. Мое сердце болело за Кэсси.

Ее грудь вздрагивала, когда она вздохнула.

– Я не хочу, чтобы ты умерла. – Она потерла мордочку своей игрушки.

– Я не планирую умирать, Кэсси.

– Но видения…

– Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

– Я могу позаботиться о Банни, но кто позаботится обо мне, если с тобой что-то случится? – Между ее бровей образовалась складка.

Мой пульс ускорился. В горле образовался огромный комок. Слова: «Я позабочусь о тебе!» – готовы были сорваться с языка. Я хотела произнести их, пообещать, что все будет хорошо. Но, что, если я снова облажаюсь, как сделала это сегодня? Что, если я не смогу найти решение?

Что, если, несмотря на то, как сильно я пыталась, не смогу избежать своей судьбы?

«Не вариант», – рассудила я, чувствуя решительность, и стремглав опустилась на кровать. Кэсси прижалась ко мне.

– Я сегодня разговаривала с директором Харрисон.

Она напряглась.

– Она хотела, чтобы мы знали, Грейс проснулась и с ней все хорошо.

– В самом деле? – выпрямилась она и вытаращила глаза. – Правда?

– Знаешь, что еще мне сказала директор Харрисон?

Она покачала головой.

– Что ты спасла Грейс.

– Спасла? – Она изогнула брови.

– Из-за тебя миссис Калинг купила Грейс новый шлем. Он защитил ее голову, – я дотронулась до подбородка Кэсси. – Ты спасла ей жизнь.

Губы Кэсси округлились.

– Я спасла ее, – прошептала она и легла обратно на одеяло.

Я встала и поцеловала кончик ее носа. Она легла на подушку и зевнула.

– Спокойной ночи, Кэсси.

– Споки-ноки, мамочка.

Я выключила лампу и повернулась, чтобы уйти.

– Мамочка? – позвала Кэсси, когда я подошла к двери. – Я тоже попытаюсь спасти тебя.

Мои пальцы крепко сжали дверную ручку. Я ненадолго закрыла глаза, в голове вертелась преследующая меня картина барахтающейся в воде Кэсси, когда она пыталась вытащить меня. Убежденность в ее голосе испугала меня почти также, как и мысль о смерти.

Я стряхнула из головы возникшую картинку и послала ей воздушный поцелуй.

– Спокойной ночи, Русалочка. Увидимся утром.

Глава 11

Понедельник, ночь.

Когда я спустилась вниз, бабуля спала в кресле, накрытая покрывалом, которое она закончила вязать. На краю стола, рядом с пустым бокалом из-под бренди, лежали тонкие металлические спицы. На ее коленях, свернувшись калачиком, лежал Фрэнки. Он подмял под себя одеяло. Я почесала ему за ушами.

– Думаю, мой разговор с бабулей придется отложить до завтра.

Кот замурлыкал и запустил лапы глубже в пряжу.

Голова бабули склонилась на бок. Ее брови дернулись, и она нахмурилась. Ей снился сон или у нее, как раньше, болела голова? Оуэн упомянул, что головная боль была у нее очень часто.

Я убрала в сторону с ее лица короткий локон. Она выглядела намного старше, чем я помнила, с возрастом ее кожа стала почти прозрачной. Тоска, которую я не чувствовала с тех пор, как была подростком и переехала, снова нахлынула на меня, вызывая почти непреодолимое желание протянуть руку и коснуться ее разума. На протяжении стольких лет, что я была сильной для себя самой, теперь я должна была быть сильной ради Кэсси. Осознание того, что мне пришлось столкнуться с тем, что Кэсси предвидела и каким-то образом выйти живой, было достаточным, чтобы захотеть свернуться калачиком на коленях бабули, где она могла купать меня в тепле и безопасности своих мыслей.

Но она закрылась от меня и больше не открывалась с того дня, когда я потеряла маму, за две недели до окончания школы.

***

Я стояла на лестнице, наблюдая за тем, как следователи спускают мою мать в мешке для трупов. Все ее надежды на ее счастье были крепко заперты в мешке вместе с ней. Мое сердце разбилось на крошечные кусочки стекла, которыми я так дорожила.

Мимо меня прошли полицейские, и я шагнула назад, ударившись о стену. Мои руки взлетели к лицу, зажав рот и нос, и я рухнула на пол. Из горла вырвались громкие, хриплые рыдания. Мое внимание привлекло движение на втором этаже. Я посмотрела вверх по лестнице на бабулю, ее лицо было пепельно-серым, а взгляд рассеянным.

– Бабуля? – Я протянула к ней руку, а затем обратилась к ней мысленно.

Волны боли, печали и вины накатили на мои чувства, вырвав еще один всхлип из моих легких. Это длилось всего пару секунд, а затем исчезло, будто бабуля просто отключилась. В замешательстве я попробовала снова и обнаружила… ничего. Пустоту.

Мой взгляд встретился с ее. Она опустила подбородок, медленно повернулась и ушла в свою комнату.

Послышались громкие, гулкие шаги по крыльцу.

– Молли!

В дом ворвался Оуэн.

– Молли! – закричал он снова, внезапно остановившись, когда увидел меня, скорчившуюся на полу. Он упал на колени передо мной, его лицо перекосилось. – Молли. Милая. Я только приехал домой и увидел перед вашим домом скорую. Мне жаль. Мне так, так жаль.

Он потянулся к моим рукам.

– Она мертва, Оуэн. Она мертва, – заплакала я.

– Детка.

– Она мертва. Она мертва.

– Шшш-шшш-шшш. – Оуэн потянул меня к себе, пытаясь обнять.

Я не хотела быть здесь, внутри дома. Мне нужно было выбраться.

Я отпихнула Оуэна, сбивая его с ног. Он замахал руками, пытаясь поймать равновесие, когда приземлился на задницу. Я выскочила в переднюю дверь.

– Молли! – крикнул он мне в спину.

Я бежала и бежала. Мои волосы трепал ветер, а соленый воздух драл горло, врываясь в мои легкие. Мои руки и ноги начали ныть. Я пересекла бульвар Оушен-Вью и спустилась вниз по цементным ступенькам на пляж Авила, где закричала. Я кричала и кричала, пока не рухнула на колени и не упала на пятки. Я опустила голову, и на колени закапали слезы.

Отец был волной, захлестнувшей маму. Он измотал ее, оставив ее дух изрытым и выброшенным, как морское стекло. Теперь моей прекрасной, хрупкой мамы не стало.

– Она в порядке, в порядке, – услышала я, как Оуэн с кем-то говорит. – Она со мной. Я заберу ее.

Он опустился на песок рядом со мной, обхватив руками свои согнутые ноги. Оуэн не не прикасался ко мне и не задавал вопросов. Он просто находился рядом со мной, пока я, измученная, замерзшая и одинокая, не наклонилась и не положила голову на его плечо.

– Она ушла.

– Я знаю, детка. Мне жаль. – Он приобнял меня и поцеловал в висок. – Я люблю тебя, – прошептал он мне в кожу.

Через какое-то время он отстранился.

– Нам нужно проверить твою бабушку, а затем ты можешь остаться у меня дома. Вы обе можете остаться. – Он встал и протянул ко мне руку.

Мы медленно отправились домой, где я увидела бабулю, стоящую на тротуаре и разговаривающую с двумя полицейскими.

– Почему вернулись копы? – спросила я. Это были не те же два офицера, которые находились в доме, когда я убежала.

– Я не знаю, – пробормотал Оуэн. Он крепче сжал мою руку.

Они смотрели, как мы приближаемся, и бабуля полностью повернулась ко мне.

– Молли. – В ее голосе было недоверие.

Мой взгляд переместился на полицейских и обратно.

– Что? Что происходит?

– Твой отец… – начала она.

– Что он? – пропищала я.

– Произошел несчастный случай. Он мертв. Его сбил автомобиль.

Я опустила голову и покачнулась на ногах, быстро заморгав.

– Молли? – Оуэн казался таким далеким. – Молли!

Я пошатнулась, и все вокруг потемнело.

***

Фрэнки мяукнул, и я моргнула. Кот смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он вытянул лапки, растопырив когти, ища внимания. Прежде чем покинуть комнату, я потерла его под подбородком и еще раз посмотрела на бабулю.

Я прошла по коридору, направляясь к входной двери, остановившись только, когда добралась до тротуара. Затем я направилась прямо к пляжу. Как и прежде, мне нужно было выбраться из дома подальше от призраков прошлого, которые не мог скрыть даже новый ремонт. Стоя в темноте и под проливным дождем, я смогла вздохнуть. По мне прошлась волна энергии, а грудь начала вздыматься. Я подняла взгляд в небо и позволила каплям дождя стекать по лицу, надеясь, что это успокоит мой разум.

В небе промелькнули раскаты грома. В свете фонаря искрился дождь. Он словно переливался различными цветами.

Я остановилась в конце дорожки Оуэна. Свет фонарей отбрасывал бледный свет на крыльцо. Я увидела, что он сидит внутри, сгорбившись за столом и нахмурив брови.

Он поднял взгляд и устремил его в окно. Я затаила дыхание, прекрасно осознавая, что он не сможет увидеть меня, по крайней мере, не четко. Снаружи было намного темнее, чем внутри. Он оттолкнулся от стола, встал, а затем покинул комнату, выключив свет. Я выдохнула, почувствовав легкое разочарование. Мгновение я смотрела, как по тротуару в сторону канавы текут ручейки, а затем повернулась, чтобы уйти.

Открылась входная дверь дома Оуэна. Свет осветил крыльцо.

– Молли?

Его глаза заблестели, призрачно освещая ночь. Он вышел на крыльцо, и мой взгляд встретился с его. Он сошел с крыльца, прямо под дождь.

– Что ты здесь делаешь?

– Э-э… – я оглянулась на дом бабули.

– Пойдем в дом, – махнул он мне. – Ты вся промокла, как теперь и я. – Он посмотрел на свои носки на ногах и поморщился.

Я опустила взгляд на свои ноги, на которых тоже не было обуви, и поежилась.

Его челюсть напряглась.

– Как бы больно мне ни было говорить это из-за всей той работы, что я проделал, но я знаю, почему ты здесь. Тот дом беспокоит тебя, – указал он в сторону викторианского дома бабули. – У нас есть лишь два варианта. Мы можем говорить снаружи и отморозить свои задницы или мы можем зайти внутрь.

– Что, если я не хочу разговаривать?

– Ладно, тогда… Мы выпьем, ведь именно это ты предлагала мне совсем недавно. – Оуэн всплеснул руками и опустил их по бокам от себя.

Мои зубы стучали. Я переступала с одной ноги на другую.

– Как хочешь, – подытожил он. Он повернулся, чтобы войти внутрь.

– Подожди. – Он был прав. Я не хотела возвращаться в дом. По крайней мере, до тех пор, пока не успокоится мой разум. – Хорошо. Один глоток.

Этого должно было быть достаточно, чтобы успокоить хаос в моей голове.

Он первым вошел в дом. Я снова задрожала, мои пальцы рук и ног слегка онемели. Я взглянула на наши с ним ноги и закатила глаза. Мы выглядели жалко. У нас обоих были мокрые шерстяные носки. Оуэн наклонился, чтобы снять свои.

В прихожую с виляющими хвостами вбежали Мад и Дирт. В мои руки уткнулись влажные носы. Дирт потерся о мое бедро, толкая меня к Оуэну. Все еще согнувшись с наполовину снятым носком, Оуэн рухнул на стену. Он выругался и дал команду собакам уйти в другую комнату. Обиженные, они ушли, опустив головы и поджав хвосты.

– Подожди здесь. – Он побежал наверх.

В доме было темно, если не считать тусклого света над головой и мягкого свечения, исходящего из гостиной. Наверху, в коридоре, вспыхнул свет. Я стянула носки. Спустя минуту вернулся Оуэн в сухой рубашке. Он также сменил джинсы на серые спортивные штаны.

– Ты можешь там переодеться. – Оуэн протянул мне полотенце и фланелевую рубашку, затем указал в сторону ванной.

Я побежала по коридору, стуча зубами, и после того, как я вытерлась и переоделась, я направилась в главную часть дома, откуда виднелся свет. Оуэн стоял у буфета, спиной к комнате. Собаки лежали, свернувшись на гигантских подушках перед камином. Когда я вошла в комнату, их хвосты начали вилять, и они подняли головы.

Оуэн открыл бутылку бурбона и налил себе. Также он добавил два кубика льда.

Я устроилась на кожаном диване и поджала под себя свои голые ноги, натянув на колени рубашку. На кофейном столике лежали журналы: «Исполнители Камаро», «Архитектурный Дайджест», «Голубые Воды Мореплавания». На расстеленном белом полотенце были аккуратно выложены детали разобранной машинки. Было слишком темно, чтобы более четко рассмотреть комнату, но он проделал кое-какую работу. На полу лежали новые, более роскошные, ковры. Каменную полку украшали вазы, наполненные ракушками и морским стеклом. Не заглядывая внутрь, я знала, что они были наполнены именно тем, что мы собирали вместе на протяжении многих лет.

Мои руки потянулась к подвеске из морского стекла, лежащей у меня на груди. Мы оба сохранили их все.

– Вот. – Оуэн подошел ко мне, привлекая мое внимание.

– Спасибо. – Я понюхала содержимое стакана. Бурбон. – Ты проводишь с бабулей много времени. Вы оба: ты и твой крепкий алкоголь.

Его рот скривился. Он присел у кофейного столика и повернулся лицом ко мне.

– Вы разговаривали? – Его голос был обеспокоенным.

Я покачала головой.

– Она спит. А что?

– Ты стояла снаружи под проливным дождем. – Он наклонился вперед, упираясь локтями в колени, в руках он держал стакан. – У тебя был тот же взгляд, как и раньше, когда ты была готова убежать.

Например, сбежать. Я опустилась на диван.

– Ты обычно бегала на пляж, когда была расстроена.

Я моргнула, потрясенная тем, что он вспомнил. И, судя по его тону, ему все еще было не все равно. Я посмотрела на нетронутый стакан в своей руке. Когда я вдохнула, в нос ударил сильный и резкий запах. Мне не нравился крепкий алкоголь; вкус и цвет напоминали мне об отце. Также он ослаблял мое сопротивление. Я начинала видеть ауры.

– Что тебя беспокоит? – Оуэн отхлебнул из своего стакана.

Когда я не ответила ему сразу, он толкнул меня коленом.

Я дернулась и поджала колени еще сильнее. Его близость ошеломила меня.

– Ты прав, – призналась я. – Все дело в доме. «И в моей возможной неминуемой кончине», – мрачно подумала я.

Мой взгляд все еще оставался прикованным к стакану в моей руке. К черту. Сегодня был поганый день. Я залпом выпила бурбон. Мое горло обожгло, словно огнем, и жидкость протекла к животу. У меня из легких словно выбили весь воздух.

– Сильное дерьмо. – Я посмотрела на пустой стакан.

Оуэн продолжал изучать меня, и я пожала плечами в извиняющем жесте. Он проделал в доме так много работы, и я почувствовала себя погано.

– Плохие воспоминания. – Я постучала по своему лбу. – Мне нужен воздух.

– Хочешь о чем-нибудь поговорить? – Я покачала головой, и он потер большим пальцем свой подбородок. – Тогда ты не будешь возражать, если я задам тебе вопрос?

Я сжала стеклянный кулон, перекатывая его по изящной цепочке туда-сюда.

– Все в порядке. – Я вытянула последнее слово, так что оно получилось одним длинным слогом.

Его лицо стало серьезным, и я напряглась. Нервы трепетали у меня в животе, как бумажные ветряные мельницы. А затем показалось, что в комнате стало еще тише, не считая потрескивания пламени в камине.

– Почему ты покончила с нами?

Я моргнула от его прямоты, рот раскрылся. Кулон упал мне на грудь. Печаль в его тоне выстрелила мне прямо в сердце. Это причиняло боль, напоминая о том, как много я потеряла за эти годы из-за одного момента, когда я потеряла контроль.

Раньше Оуэн был прав. После смерти родителей я закончила среднюю школу и замкнулась в себе, практически закрываясь от него. Я отстранилась от всех, потому что больше не хотела чувствовать. Когда я ничего не чувствовала, гнев, чувство вины и отвращение к себе рассеивались. Я снова могла дышать, хотя до того момента я почти задыхалась.

За два дня до отъезда в школу я порвала с Оуэном. Он сражался за нас, изложил все причины, по которым мы должны были остаться вместе. Теперь уже по более видимым причинам, чем когда-либо, особенно с тех пор, как я потеряла своих родителей, и мы оба переехали. Мы нуждались друг в друге. Он почти пробил мою оборону, почти заставил меня сказать ему именно то, что стало причиной разрушения моей жизни. Я не могла так рисковать, поэтому я сказала ему, что больше его не любила.

Он не поверил мне. Просто махнул руками и велел мне пару недель развеяться в школе. Очень скоро я осознала, насколько ошибалась.

Мы разошлись разными дорогами. Я не звонила ему и не писала по электронной почте. Но пару недель спустя он начал трезвонить. Он оставлял длинные голосовые сообщения, которые я едва могла слушать. Он рассказывал мне о том, как провел день, о прекрасной работе, которую они делали для сиротского приюта, и о том, как сильно он скучал по мне. Он продолжал звонить и писать, и спустя какое-то время, я почувствовала, что начала колебаться. Поэтому я сменила номер телефона и удалила почту. И все потому, что я не хотела, чтобы Оуэн ненавидел меня, когда выяснил бы правду.

«В конце концов, я сделала именно то, что точно не собиралась делать», – с иронией подумала я. Порвав с ним, я заставила его ненавидеть меня.

Облизав губы, я глубоко вздохнула.

– Мы были несовместимы. – Что частично было правдой. Те летние месяцы между нами были тяжелыми для нас.

Его взгляд упал на мою шею. Оуэн дотронулся до кулона, и я резко вздохнула от прикосновения его пальцев к моей коже. Желудок скрутило от старых ощущений.

Оуэн изучил морское стекло, которое он подарил мне много лет назад, а затем позволил ему мягко упасть мне на грудь. Его глаза встретились с моими. От него исходила такая непоколебимость, отчего у меня ускорился пульс.

– Я тебе не верю.

– Верь, во что хочешь, но я сказала, что разлюбила тебя. – Я ухватилась за кулон.

Он вздрогнул.

– Я не поверил тебе тогда, не верю и сейчас.

– То, что я ношу кулон, который ты подарил мне, еще не значит… – Я замолчала, потому что носила кулон, чтобы сохранить при себе хотя бы его частичку у самого своего сердца, с тех пор, как больше не могла позволить себе быть рядом с ним. Я беспокойно заерзала. – Слушай, Оуэн, я просто больше не хотела быть с тобой.

– Я знаю, когда ты лжешь мне. Ты не смотришь мне в глаза и явно нервничаешь.

Я замерла.

– Ты была моим лучшим другом. Думаю, что после всех тех лет, что мы провели вместе, я заслужил узнать правду. – Он наклонился вперед, заставляя меня еще сильнее вжаться в диван. – Почему, черт возьми, ты порвала со мной? Потому что, хоть убей, я так и не смог это выяснить. Я продолжал прокручивать в голове различные варианты, спрашивая себя, что же я такого сделал, что оттолкнул тебя. Я любил тебя. И, черт побери, увидев тебя снова…