Текст книги "Утешение для изгнанника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

3

Верная своему слову, сеньора Хуана одернула платье, поправила волосы и, дав несколько указаний к обеду, позвала Пере, сильного и надежного, пусть и не самого умного из людей, и мальчика, который быстро бегал и выполнял конкретные поручения.

– Так, – успокаивающе сказала она мужу, – если Пере услышит, что происходит нечто странное, он пошлет за тобой мальчика и придет мне на помощь.

– Под каким предлогом? – спросил Понс.

– Ему нужно только сказать: «Вы звали, сеньора?». Он уже говорит это десять-двадцать раз на день. У него получается хорошо, – отрывисто завершила Хуана.

– Будь осторожна, – сказал ее муж.

Хуана начала с портнихи, оставив обоих своих защитников на ступеньках узкого дома, где эта искусная женщина жила и занималась своим делом.

– Новая мантия для сеньоры Франсески? – спросила портниха, нервозно оглядывая мастерскую. – Я не получала такого заказа. Я бы запомнила. Я ее больше года не видела. Боялась, моя последняя работа ей чем-то не понравилась, а потом услышала, что она…

– Да. Франсеска упала и ушиблась, но не так сильно, как казалось, и спрашивала о новой мантии. Выходить она пока что не может, и, похоже, это беспокоит ее, поэтому я решила прийти, спросить. – Хуана умолкла и огляделась. – Знаете, наверно, она собиралась заказать мантию, и, видимо, это ее беспокоило, потому что не сможет этого сделать, пока не поправится, а тогда не успеет получить ее к Иванову дню.

– Но если б я знала, что ей нужно, то непременно сшила бы к этому времени, – сказала Портниха. – Я знаю ее рост и ширину плеч. Это к ее темно-красному платью?

Вскоре Хуана ушла, оставив портниху работать над серебристой мантией с золотой отделкой, которая, надеялась она, Франсеске понравится.

Она зашла к сапожнику, дав себе слово не заказывать сапог, и там узнала, что его дело хиреет без заказов сеньоры Франсески. Пообещала, что сеньора Франсеска скоро появится. В мастерской перчаточника оказалась пара перчаток, которые Франсеска оставила на ремонт, но, на взгляд Даниеля, сеньоре требовались новые перчатки, а она не показывалась больше года.

– Если не считать того случая, когда она заносила эти перчатки, – сказала Хуана.

– Нет, – сказал Даниель. – Их занесла служанка. Новая.

– Роза, – сказала Хуана. – Франсеска наверняка скоро появится, – добавила она. – Я только вчера от нее слышала, что ей нужна новая пара перчаток.

Кроме того, Хуана выяснила, что Франсеска не заказывала серебряных цепочек или пряжек, однако приносила для оценки золотую цепочку на тот случай, если захочет ее продать. Не бывала на складах тканей, не заказывала никакой мебели.

Хуана стояла на соборной площади, решая, куда пойти теперь, когда подошел Понс.

– Выяснила что-нибудь? – спросил он.

– Я обнаружила, что при всех деньгах, которые дает ей Хайме, Франсеска больше года не покупала себе ни единой вещи. Отправила в ремонт пару перчаток, вот и все. Куда девались все эти деньги?

– Хуана, я беспокоюсь о тебе. Пошли домой.

– Понс, время только близится к полудню. Со мной двое слуг; и мне нужно повидать всего двух людей.

– Кого? – спросил он.

– Травницу и парфюрмера. Больше на ум не приходит никто.

– А эти лавки? – спросил ее муж.

– Всеми продуктами занимается кухарка, – ответила Хуана, – под моим руководством. Франсеска не имеет к ним никакого отношения, разве что любит что-то особенное, но я никогда не замечала за ней этого. Иди, Я скоро вернусь.

Дело травницы тоже, очевидно, хирело из-за отсутствия интереса сеньоры Франсески к ее товарам уже в течение года.

– У меня есть очень хорошая мазь для рук, которая всегда нравилась сеньоре Франсеске.

– Куплю ей баночку, – сказала Хуана. – Вскоре она сможет выходить и посмотрит сама на ваши товары.

– Ей лучше? – опасливо спросила травница.

– После того незначительного падения? Да, значительно. Она почти здорова, но врач считает, что ей следует несколько дней отдыхать.

– Эта мазь очень помогает от шрамов и царапин на коже, – прошептала травница, достав из-под полки маленькую баночку. – Особенно если применять ее, пока шрам свежий.

Хуана кивнула и добавила ее к покупкам.

Парфюмер улыбнулся при виде Хуаны; Хуана со вздохом сказала, что пришла взять заказ сеньоры Франсески.

– Он у меня здесь, – сказал парфюмер, достав небольшую баночку из-под прилавка. – Это будет стоить два су за аромат и обычную сумму для Бернады.

– Для Бернады? – переспросила Хуана.

– Сеньора Франсеска не объяснила? Бернада делает великолепный крем для кожи, сеньоре Франсеске он очень нравится. Потом я добавляю в него любимый аромат клиентки и укладываю его в баночку. Но Бернада предпочитает, чтобы ей платили отдельно. Обычно сеньора Франсеска заворачивает плату в тряпочку и кладет в этот особый ящик для денег Бернады.

– Теперь ясно, – сказала Хуана. – А я удивлялась, почему деньги, которые она мне дала, завернуты в какой-то лоскут.

Она развязала шнурки кошелька и подошла к окну, где было виднее. Порывшись там, достала маленький носовой платок с завернутыми в него монетами.

– Вот, пожалуйста. Не скажете, как найти Бернаду? Я хочу заказать ей кое-что для себя.

– Вот, видишь, со мной ничего не случилось, – сказала Хуана ждущему мужу, войдя в ворота. – А где все? Сеньор Исаак, сеньора Ракель, Сибилла?

– Я здесь, – отозвался Исаак. – Я услышал ваши шаги у ворот и очень хотел спросить, узнали вы хоть что-нибудь?

– Узнала, – ответила она. – Выяснила, что Франсеска не истратила ни гроша из выделяемых денег на то, что ей нужно для себя. Они постоянно уходят к парфюмерше, где Франсеска покупает какой-то особый крем для кожи, за который, подозреваю, платит сумасшедшие деньги. Делает его эта гадалка, Бернада, специально для Франсески.

– Думаю, пора поговорить с этой Бернадой, – сказал Исаак.

– Согласна, – сказала Хуана. – Пойду, позову Хайме. Он тоже должен об этом знать.

– После потери ребенка, – говорила Франсеска, снова плача, когда в комнату бесшумно вошла Хуана, а за ней Исаак и Понс, – я пошла к Бернаде, этой гадалке, потому что к ней обращалась одна знакомая и сказала, что она поразительная. Так и оказалось. Я только хотела узнать, будет ли у меня еще ребенок, но Бернада как будто бы знала обо мне все.

– Что именно, Франсеска? – мягко спросила Ракель. – Если только можешь сказать это нам.

– Когда я только вошла, она приветствовала меня, назвав по фамилии отца, не отчима, и сказала, что видит большие горы вокруг места моего рождения. А потом, что видит опасность, особенно от огня, и что мне нужно всячески беречься его. Как я могла усомниться, что Бернада обладает волшебными способностями? Я чуть с ума не сошла, потому что огня боюсь ужасно. – Франсеска отхлебнула немного бульона и продолжала: – Она знала все о моей семье, откуда мы, что сделали, какие были у нас проблемы. Все. Это было жутко.

– А потом?

– А потом сказала, что людей до сих пор сжигают на кострах, если подозревают, что они продолжают держаться прежних еретических взглядов, и если я не хочу, чтобы такое случилось со мной, это будет стоить больших денег. И с тех пор я платила ей, но больше платить не могу.

– С какой стати платить?

– Моя мать была до конца верна чистым, – ответила Франсеска. – И другие члены семейства тоже.

– Как ты узнала об этом?

– От Бернады. Я знала, что мать была в определенном смысле верной до конца, и Бернада сказала мне о других. Я знала всех этих людей, и Бернада обещала стереть память о вере матери из сознания ее соседей и знакомых, чтобы они не могли донести на меня. Для этого ей нужно будет поехать туда, где они живут, и заниматься каждой группой отдельно. Сказала, что это будет дорого стоить.

– И ты поверила ей?

– Да, – ответила Франсеска. – Нет. Не совсем. Я боялась, что все это правда. По крайней мере знала, что она может на меня донести.

– О том, что у тебя была глупая мать, дорогая моя? – сказала Хуана. – Об этом не доносят.

Их прервал осторожный стук в дверь и появление Фаусты, служанки.

– Во дворе сеньор Пау и сеньор Роже Бернард, они хотят поговорить с сеньорой Сибиллой, – негромко сказала она.

– Сейчас иду, – сказала Сибилла.

– Одна? Кому-нибудь нужно… – сказала Хуана, с отчаянием оглядываясь по сторонам.

– Не беспокойся, Хуана, – сказала Сибилла. – Обещаю хорошо вести себя во дворе. И Пау с Роже Бернардом кажутся довольно надежными.

– Конечно, они надежные, – сказала Хуана. – Только…

За Сибиллой закрылась дверь, оборвав слабые возражения Хуаны.

– Сеньоры, – сказала Сибилла. – Вы звали меня, и вот я.

– Как сеньора Франсеска?

– Понемногу садится, пьет бульон и говорит. Где вы были, что не знаете?

– У его преосвященства, – ответил Пау. – Рассказали ему все, потом подумали – довольно поздно – что это не совсем наша история, и нам следовало посоветоваться с вами. И вот мы здесь. Чтобы посоветоваться.

– Точнее, рассказать, что мы уже сделали, – сказал Роже Бернард.

– На тот случай, если я захочу умчаться, как ветер, чтобы сесть на первое же судно, отплывающее из этой страны? – спросила она.

– Конечно, – сказал Пау, – если возникнет такое желание.

– Так вот, такого желания у меня не возникает, – сказала она. – Но оно могло бы возникнуть. Надо было б спросить меня раньше. Что вы рассказали ему?

– Историю вашего семейства – нашего семейства – и какое место занимает в ней папа и все мы, включая Гильема, – ответил Роже Бернард. – Он как будто заинтересовался.

– Не сомневаюсь, – послышался более низкий голос с лестницы. – Он очень заинтересовался. И раз уж так далеко зашли, можете вернуться и сказать его преосвященству, что эта Бернада занимается чарами и волшебством.

В конце концов Исаак с Юсуфом, Роза, Сибилла, Пау и Роже Бернард пошли вниз по улице мимо гетто, а потом вверх, к епископскому дворцу. Встретили его преосвященство в коридоре, епископ направлялся к выходу.

– Почему вы вернулись? – спросил он. – Я думал, что уже уладил ваши трудности.

– Пока мы разговаривали с вами, ваше преосвященство, сеньора Хуана расспрашивала всех лавочников и ремесленников, с которыми сеньора Франсеска имела дело, была ли она у них недавно, – ответил Пау. – И для нее по-прежнему работал только один парфюмер. Эта работа связана с некоей Бернадой, женщиной, имеющей репутацию гадалки, она живет над его мастерской. Думаю, что…

– Да, конечно. Ее допросят. Она время от времени вызывала у меня интерес.

– Я ни разу не разговаривала с сеньорой Бернадой, – сказала Сибилла, – но слышала, как она говорит. Ее говор кажется очень знакомым моему слуху, словно она приехала из тех же мест, что и я. Моя служанка думает, что, возможно, знает ее, так ведь, Роза?

– Сеньора, я не разглядела ее как следует, – с некоторым смущением ответила та. – Поклясться в этом не могу.

Задача доставить Бернаду для допроса была возложена на сержанта епископской стражи и одного из стражников.

– Было бы хорошо, если б кто-нибудь пошел вперед и сыграл роль клиентки, – сказал сержант. – При виде меня Бернада становится пугливой, как лесная зверушка, и, видимо, постоянно наблюдает за тем, кто подходит к дому. Может быть, сеньора Сибилла сможет пойти с нами, и ее служанка, само собой, чтобы не дать Бернаде скрыться, когда мы станем подниматься по лестнице.

– Конечно, пойдем, – сказала Сибилла. – Правда, Роза?

– Да, сеньора, – покорно ответила служанка.

– Сержант, я тоже пойду с вами, – тут же сказал Пау. – И захвачу моего брата. Может, мы пригодимся.

– Конечно, – удивленно сказал Роже Бернард.

– По-моему, там сейчас живет еще одна женщина, – сказал Габриэль, стражник, который должен был делать захват, если придется. – Помоложе Бернады, рослая и с виду сильная. Я видел, как она выходила из дома и входила в дом с таким видом, будто живет там, вся закутанная вуалью, как знатная сеньора.

На улице перед мастерской парфюмера никого не было. Сержант огляделся.

– Здесь должен быть задний двор, так ведь.

Габриэль кивнул.

– По-моему, да, сержант. С калиткой в маленький переулок.

Вид у него был явно смущенный.

– Тогда охраняй этот задний выход. Смотри, чтобы никто, крупнее кошки, не выходил оттуда без моего ведома.

– Ясно, сержант, – сказал Габриэль и убежал.

– Этот парень, – сказал сержант, – знает хорошеньких девушек в каждом доме города и окрестностей. Иногда это полезно, поэтому я не люблю слишком его смущать. Пойдемте наверх.

– На каком этаже живет Бернада? – спросила Сибилла.

– Парфюмер живет позади мастерской, – ответил сержант. – Бернада над ней. Давайте не терять времени.

– Пойдем все? – спросил Пау.

– Вы с братом останьтесь на лестнице и просите всех выходящих подождать, – ответил сержант. – Сеньора Сибилла и Роза войдут первыми под видом клиенток. Я следом за ними.

В гостиной квартиры над мастерской парфюмера находились только две женщины. Бернада и другая, моложе тридцати. Когда Бернада открыла дверь, младшая пошла в глубину комнаты. Бернада взглянула на пришедших и хотела захлопнуть дверь у них перед носом, но сержант, столь же поднаторелый и более сильный, чем она, проскользнул между двумя женщинами и встал в дверном проеме. Сильно толкнул дверь и оказался в комнате, Роза и Сибилла последовали за ним вплотную.

– Будьте добры, остановите ту, – попросил он, указав подбородком на младшую. Потом свистнул и позвал: – Сеньор Пау! Вы нам нужны.

Оба молодых человека появились; Роже Бернард остался в двери; Пау вбежал в комнату.

– Мы здесь, – сказал он.

– Подержите ту, если сможете, – сказал сержант, указав на младшую, которую с трудом удерживали Роза и Сибилла.

В конце концов, когда сержант держал Бернаду, Пау младшую, а Роже Бернард из любопытства осматривал задние помещения, в гостиной установился относительный покой.

– Ну, вот, – сказал сержант. – Сеньора Бернада. Я с нетерпением дожидался этого дня.

– Нет, сеньор, – сказала Роза, указывая на женщину, которую он держал. – Эта женщина не Бернада. Ее зовут Беатриу. Бог мне свидетель, это Беатриу.

– Ерунда, – сказал сержант. – Это Бернада. Я не спускал с нее глаз с тех пор, как она появилась здесь, и она всегда была Бернадой.

– Я знаю ее с раннего детства, – сказала Роза. – Это Беатриу.

– Тогда кто эта? – спросил сержант.

– Эта? – переспросил Роже Бернард, возвращаясь в гостиную. – Хустина, наша никчемная служанка. И могу засвидетельствовать, сержант, что в этой квартире нет больше ни единого человека, мужчины, женщины или ребенка.

Внезапно сержант поднял руку, требуя тишины. Послышался топот сапог по лестнице, затем веселый голос:

– Мама, я вернулся. Можешь забыть все, что делаешь. У меня новый замысел – он сулит большой куш…

Войдя, мужчина умолк.

– Можно узнать, кто вы? – спросил сержант.

– Гильем де Бельвианес. Я просто зашел за гороскопом. Гороскоп готов? – спросил он с невинным видом.

– Я отчетливо слышал, как вы назвали эту женщину «мама», сеньор Гильем. Вы уверены, что просто зашли за гороскопом?

– Я называю женщин старше определенного возраста «мать», а вы?

– Иногда. Только не называю их «мамой». Пойдемте, пусть с этим разберется епископ.

Но когда сержант передал Беатриу Сибилле с Розой, чтобы подойти к заднему окну и позвать Габриэля, она внезапно вырвалась у них и вихрем понеслась вниз по лестнице. Случайные свидетели говорили, что она пробежала мимо них, как мальчишка, и помчалась по дороге к мосту. Выбежав на середину, бросилась через перила, прямо в толстых юбках, фартуке, накидке и прочем. Все говорили, что даже если она умела плавать, то не смогла бы спастись. Вода поглотила ее, а течение вынесло на песчаный берег два дня спустя.

– Как она могла утонуть в реке? – спросила Сибилла, когда в дом сеньора Понса пришла весть, что тело Беатриу найдено. – Там не так уже глубоко.

– Тонули и другие, – ответил Пау. – Они впадают в панику, а весной – и даже в июне – вода еще очень холодная. Беатриу погрузилась в самом глубоком месте, а уровень воды в реке в этом году высокий.

– Я бы не утонула там, – сказала Сибилла.

– Нет – я в этом уверен, – сказал Пау восхищенным тоном. – Но как она у вас вырвалась? Казалось бы, вдвоем, – добавил он, указав подбородком на Розу, – вы могли ее удержать.

– Она была очень сильной, – признала Сибилла. – Но дело не в этом. Роза, ты выпустила ее, так ведь?

– В это не было ничего дурного, – ответила Роза, стоявшая у кухонной двери. – Я знала, что она сделает.

– Откуда, Роза? – спросил Пау.

– Потому что она любила болтать, – раздраженно ответила Роза. – Особенно о том, как были глупы люди, шедшие на костер, когда им нужно было только убежать.

– Но она не убежала.

– Беатриу была не такой умной, как мнила себя. Она говорила, что нужно просто броситься в реку с сильным течением, и пусть оно унесет тебя подальше, потом выбраться на берег, и все сочтут, что ты утонула. И что она ни за что не пойдет на костер, так как знает, каково гореть заживо. Она это видела.

– Не пойдет на костер?

– Ее осудили бы за колдовство, и хотя сейчас обычно казнят через повешение, она боялась, что могут вернуться к сожжению.

– Значит, с твоей стороны это была чистой воды доброта, – сказала Сибилла.

– Доброта! – возмущенно произнесла Роза. – Это не было добротой. В голове у нее было множество историй, а душа ее была исполнена злобы. Беатриу хотела смерти всем вам, сеньора. Сдуру. Она не понимала закона, не понимала, что существует разница между законным ребенком и парой побочных. Знаете, она всегда считала, что получит ту собственность, если никого из вас не останется в живых. Сын знал закон, но не мог ей ничего втолковать.

– Ты имеешь в виду Гильема, – сказал Пау.

– Других сыновей у нее не было, – сказала Роза.

А в епископском дворце Беренгер наблюдал, как Исаак массирует мучившее его колено.

– Их будут судить завтра, – сказал он. – Судьи только дожидались, когда старуху выловят из реки.

– Приговорят к виселице?

– Скорее всего. Во всяком случае, женщину. Но вот что самое поразительное, – заговорил епископ. – Они сходятся только в том, что Беатриу, которую мы знали как Бернаду, была их матерью, а Арнауд, отец Раймона, отцом. Сестра, Хустина, говорит, это была идея ее матери, чтобы она работала у Раймона с Мартой, и что, когда Раймон заболел, мать готовила для него лекарства. Она всегда была известна своими травяными лекарствами и для людей, и для животных.

– И подкупила кухонную служанку, чтобы та уехала домой?

– К этому ее толкнула мать. Таким образом Хустина получала доступ на кухню и могла готовить успокаивающие, целебные блюда для единокровного брата Раймона. Она утверждает, что ни в коем случае не причинила бы ему вреда, потому что очень его уважала. По ее словам, у матери было много хитроумных идей.

– А Гильем? – спросил Исаак.

– Гильем сказал нам, что только хотел зарабатывать на жизнь для себя и матери, и найти средства на приданое для сестры. Он два или три года проработал у нотариуса и немного разбирается в законах. Потом работал в разных местах секретарем, пока ему не пришла мысль о претензии на землю. Он слышал о деле молодого виконта, который вернул себе в папском суде значительную собственность, ссылаясь на то, что поскольку был маленьким, когда арестовали его семью, не несет ответа за грехи родителей и дедов. Гильем навел справки о том, как виконт этого добился. Вскоре он узнал, что подобное требование было подано кем-то из того семейства от имени отсутствующего Раймона, и вызвался найти наследника. Надеялся, что если добьется успеха, то получит что-то в виде компенсации.

– Не удивлюсь, если это правда, – сказал Исаак.

– Я тоже, – сказал Беренгер. – Но из показаний Хустины не верю ни единому слову. Мать и дочь действовали заодно. Посмотрим.

– Я женюсь на Сибилле, – сказал Пау младшему брату на другое утро.

– Она знает? – спросил Роже Бернард.

– Еще нет, – уверенно сказал Пау. – Скажу сегодня. У реки, где мы первый раз гуляли.

– Там, где Беатриу бросилась в воду?

– Нет – ниже по течению, – ответил Пау. – Знаешь, у меня есть какие-то чувства.

– А потом вы уедете и оставите нас одних, мать и меня? – спросил Роже Бернард.

– Не думаю. Останемся здесь, во всяком случае, на какое-то время. Я слышал, ты должен получить в наследство значительную собственность в графстве Фуа, и мне не хочется оставлять мать одну.

– Мать не будет одна, – сказал Роже Бернард. – Ей нужен муж, а она привлекает мужчин, как роза пчел. Думаю, ей следует выйти за Эстеве. Он обожает ее, и мы оба с ним ладим.

– Ты говорил им это?

– Пока что нет. У меня тоже иногда есть приличные чувства.

– А сам?

– Уеду в дикие горы графства Фуа и женюсь на какой-нибудь бедной, умной девушке из превосходной семьи, которая, как Сибилла, не имеет ни земли, ни приданого из-за печальной судьбы – или, может быть, глупости – ее предков, и круг замкнется.

– Глупости?

– Не думаешь, что разумные семьи должны были уцелеть?

– Нет не глупость, а одна только злоба уничтожила семейство Сибиллы. Наше семейство. Как бы ни были они умны, избежать этого было невозможно.

– Тогда им следовало обратить зло против их обвинителей…

И, продолжая спорить, братья дружелюбно въехали в Жирону.

– Мы здесь гуляли, когда впервые встретились, так ведь? – спросила Сибилла.

– Да, – ответил Пау. – Мне понравилась та прогулка; я хотел ее повторить.

– Пау, я должна быть с тобой откровенной, – сказала Сибилла. – Что бы ты ни думал, ты не можешь жениться на мне.

– Это почему? – спросил он.

– Я внучка – нищая внучка – человека благородного происхождения, которого сожгли на костре за ересь. Это – смерть отца, утрата наших титулов и доходов, ужасающая бедность – свело моего отца перед смертью с ума. Твой отчим, Раймон, был сыном сестры моего дедушки, Раймунды, которую посадили в тюрьму по той же причине, и это привело к смерти Раймона. Это зараза. Смертоносная зараза. Держись, Пау, от меня подальше, – сказала она, заплакав, – иначе все сочтут тебя не только убийцей, но и еретиком.

– Знаешь, – заговорил Пау, – это поразительно, но я первый раз вижу тебя в слезах. Все остальные женщины, каких я знаю, за исключением моей восхитительной матери, кажутся неиссякаемым фонтаном слез.

– Ты меня слышал?

– Слышал, конечно, и считаю твой взгляд благородным, но глупым. Я восхищаюсь этим благородством и все-таки собираюсь жениться на тебе. Ты говоришь о событиях, которые погубили твоего дедушку и разорили твою семью, как о заразе. Согласен. Те четверо несчастных детей, которых привели смотреть тот ужас, наверняка заразились им.

– За исключением Беатриу, – злобно сказала Сибилла.

– Особенно Беатриу. Кто знает, сколько в тот день возникло в ее душе злобы, которая без того не пустила бы корней? Однако ты говоришь о заразе, как о вечной, а это не так. Даже большая чума прекратилась.

– Она тоже уничтожала семьи.

– Другим образом. Те четверо детей, сеньора Сибилла, были глубоко поражены тем, что было им навязано. Теперь они мертвы – все. Даже Беатриу. Остались мы, ты, я, Роже Бернард, внуки близнецов, Раймона и Раймунды, брата и сестры, крепко державшихся за свою веру. И Франсеска, племянница твоей бабушки, тоже уцелела. Мы все опечалены и взволнованы этим, но не видели того, что видели они. Не слышали воплей, не ощущали запаха горелого мяса.

– Конечно, это безумие причинять такие страдания, потому что они не забываются из поколения в поколение.

– Безумие, согласен. Но не первое, уничтожившее стольких людей, и наверняка не последнее. Но я уверен, что очередной цикл смерти и разорения возникнет по другим причинам, предсказать которые мы не можем. Поэтому, Сибилла, нужно не сосредотачиваться на этом, спокойно горевать время от времени, и устраивать свою жизнь.

– Как ты можешь приходить к такому выводу?

В голосе ее слышались гнев и удивление.

– Глядя на тебя. Когда мы поженимся? Мы не должны угождать никому, кроме себя и епископа, который уже дал согласие. Сеньора Мателине, твоя бабушка, перед смертью написала ему, что честный, порядочный молодой человек, который захочет вступить с тобой в брак, и с которым захочешь вступить в брак ты, имеющий средства, чтобы содержать тебя, получает ее благословение. Я честный, порядочный, могу тебя содержать, и его преосвященство согласен.

Сибилла какое-то время серьезно смотрела на него, не отвечая. Потом повернулась и уставилась на воду, словно ища ответов среди рыб.

– Ты сказал все, что хотел? – спросила она наконец, не поднимая взгляда.

– Все.

– Упрямый ты человек, Пау, – сказала Сибилла. – Такой упрямый, что можешь со временем заставить меня растерять весь трудно приобретенный здравый смысл.

– Ерунда. Дадим моей матери достаточно времени, чтобы преодолеть горе и гнев. Сентябрь хороший месяц, тебе не кажется?

Тут Сибилла рассмеялась.

– Во всяком случае, тебе не придется терять недели, споря с нотариусами о моем приданом. И сентябрь замечательный месяц. Но не думаешь ли, что нужно объявить твоей матери перед тем, как назначать день?