Текст книги "Утешение для изгнанника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

ТРЕТИЙ СОН

Он сидит в большом зале, у камина, в котором пылает огонь. Его окружают друзья и добрые товарищи. Когда он поднимает свою чашу, кто-то бросает горящий факел; факел пролетает над сидящими, и внезапно пламя бушует повсюду. Посреди этого громадного пожара он видит свою мать. Она пробивается через толпу, простирая к нему руки. Пламя охватывает ее. Он поворачивает голову в поисках помощи и снова видит мать в другом конце зала, она стремится к нему и встречает только языки пламени. Он вертится из стороны в сторону, но куда бы ни смотрел, видит ее там, постоянно в опасности, постоянно гибнущей.

1

Вторник, 12 мая

– Где этот зал? – спросил Исаак, когда Раймон умолк.

– Не знаю, сеньор Исаак, – ответил пациент. – Не помню. Но постоянно вижу во сне один и тот же. Всякий раз в этих сновидениях люди разные, но зал тот же самый. Я убежден, это создание моего разума.

– Откуда вы это знаете?

– Я уверен, что никогда не видел этого зала.

– Другие сны вам все еще снятся?

– Горные ущелья и воющий ветер? Да, хотя реже, чем этот зал и факел.

– А эта женщина? Она по-прежнему кажется вашей матерью?

– Не знаю, сеньор Исаак. Знаю, что она в жуткой опасности, ее страдание режет меня, словно ножом, и однако же раньше я ее никогда не видел.

– Пойдемте, сеньор Раймон, погуляем во дворе. День прекрасный, теплый и, полагаю, солнечный. Нам пора поговорить о многих вещах.

Раймон спустился по лестнице следом за врачом. Двор был заполнен ароматом цветов и зреющих фруктов, пением птиц, как сидящих в клетках, так и вольно летающих, они чирикали, щебетали, пели, радуясь весне.

– Приятное место, – сказал Раймон. – Полное жизни. Ваша кошка не интересуется птицами?

– Кошка добивается большего успеха с мышами, – ответил Исаак. – Она давно поняла, что птицы слишком проворны даже для ее быстрых прыжков. Моя дочь Ракель обычно дежурила во дворе, когда оперившиеся птенцы пробовали свои крылья; теперь эту задачу берет на себя маленькая Мириам, старается избавить матерей-птиц от тревог. Когда и как умерла ваша мать? – спросил он, не меняя тона.

– Не знаю, – ответил, вздрогнув, Раймон. – Насколько мне известно, она может быть жива до сих пор.

– Думаете, это возможно?

– Нет. Полагаю, она умерла, когда я был совсем маленьким. Иначе почему меня отдали на попечение чужим людям, пусть и добросердечным?

– Могут быть и другие причины, – сказал Исаак. – Но эта, согласен, наиболее вероятная. Когда вы последний раз видели ее – при каких обстоятельствах?

Раймон прекратил неторопливо расхаживать по двору.

– Не помню и этого. У меня сохранились воспоминания о ней, но обрывочные, перемешанные. Об ужинах у камина, песнях, которые она пела, прогулках по горной тропе.

– По горной тропе? – переспросил Исаак.

– Да, – удивленно ответил Раймон. – Мы жили в горах. Не знаю, в каких. В большом доме. Или он казался мне большим.

– Этот зал был там?

– Нет-нет. Дом был не настолько велик. Этот зал, если он существует, должен находиться где-то в другом месте.

– Знаете причину, по которой начались эти сны?

– Как это понять?

– Мы знаем, что у сновидений много причин. Одни вызываются питанием, другие какими-то потрясениями, третьи болезнью. Есть еще сны, которые Господь посылает нам как пророчества или предостережения.

– Думаете, мои сны пророческие? – спросил Раймон.

– Этого сказать не могу. Пророческие сны не моя область, – ответил Исаак. – У меня нет лекарств от них.

– Кое-кто говорит, что сны – это ловушки, расставляемые дьяволом, – сказал его пациент.

– Есть и такие, – сказал Исаак. – Но они тоже вне моей области. Лучше всего для начала предположить более обычную причину и начать с простых лекарств. Когда начались эти сны?

– Не могу сказать. Два-три месяца назад? Или меньше? Это шло постепенно.

– В то время ничего не случалось?

– Ничего. Единственное странное происшествие случилось всего два дня назад, – неторопливо произнес Раймон.

– Какое же?

– Я узнал, что у меня есть родственник, о котором никогда не слышал, – племянник или двоюродный брат. Я всегда считал, что у меня нет родных, кроме отца, который оставил меня в семье, вырастившей меня, и исчез. Но этот человек услышал о моем существовании и приехал в Жирону, чтобы меня найти. Его направили в усадьбу, и он поехал туда, чтобы встретиться со мной.

– Не хочу казаться подозрительным, – сказал Исаак, – но вы уверены, что это ваш родственник?

– Вы не можете быть более подозрительным, чем моя добрая жена, но даже она признает, что мы должны быть близкими родственниками, раз так похожи друг на друга. Хотя я не вижу сходства так ясно, как члены семьи.

– Этот человек не мог быть причиной ваших снов?

– Нет. Разве что они пророчили его появление в моей жизни.

2

– Пау! – воскликнул Николау. – Что ты делаешь сегодня в городе?

– Я что, не могу приехать в город, когда захочу? – насмешливо спросил молодой человек.

– Разумеется, можешь, и я всякий раз искренне рад тебя видеть. Но во вторник ты обычно не появляешься здесь. Где обедаешь?

– Не думал об обеде, – ответил Пау. – Я только что покончил дело с бондарем и собирался ехать домой.

– Ты проголодаешься к тому времени, как приедешь туда. Пошли, пообедаешь с нами. Ребекка многообещающе говорила о запеченной рыбе и тушеной баранине, а в этом деле ее никто не может превзойти. Она будет очень рада видеть тебя. Где твоя лошадь?

– В долине, на лугу старого Пере, туда четверть часа ходьбы. С ней ничего не случится.

– Превосходно.

И молодые люди пошли через площадь к недалекому дому в скромном пригороде Сант-Фелиу, где жили Николау и Ребекка.

– Расскажи о хорошенькой родственнице сеньоры Франсески, – попросил Пау, когда они вошли в дом. – Что ты знаешь о ней? Откуда она?

– Она не говорила тебе? – спросил Николау.

– Очень неопределенно, – ответил Пау. – Махнула рукой и сказала: «К северу отсюда», это может быть любое место, от Фигуэреса до замерзших краев света. Хотя призналась, что жила в горах, далеко от Фуа.

– Сибилла расспрашивала о тебе Ребекку, – сказал Николау. – Так ведь, дорогая? – обратился он к жене, только что вошедшей в комнату.

– Да, – ответила Ребекка. – Но, должна сказать, расспрашивала и о других людях. Кажется, она очень интересуется тобой по какой-то причине.

– Причину понять нетрудно, – сказал Николау. – Взгляни на него. Привлекательный мужчина с блестящими видами на будущее.

– Она также задавала очень въедливые вопросы о том человеке, что приезжал к вам, – сказала Ребекка. – Который так похож на сеньора Раймона. Он вызвал много разговоров. Кто он, Пау?

– Гильем, – отрывисто ответил тот.

– Гильем? – переспросила Ребекка. – Не знаешь, откуда он?

– Говорит, из местности неподалеку от Фуа, – ответил Пау. – И что доводится родственником моему отцу. Отец ничего не знает о каких-то связях с Фуа, с графом или с кем-то по имени Гильем. Но они похожи.

– Что привело его в Жирону? – спросил Николау.

– Говорит дела, – ответил Пау. – Но я думаю, он здесь для того, чтобы нажиться. Добился у моих родителей приглашения оставаться у нас, пока находится здесь, и теперь серьезно говорит с моим отцом, что отлично может управлять таким имением, как наше. Серьезно расстроил моего доброго друга Эстеве, нашего управляющего.

– В самом деле может? – спросил Николау.

– Не думаю. Говорит, что поднаторел в законах, возможно, это так, но ясно, что о виноградниках, садах и скотине он знает не больше, чем о жизни в женском монастыре. Без Эстеве отцу придется работать вдвое больше.

– Эстеве хочет уйти? – спросил Николау.

– Грозится. Не хочет подчиняться человеку, который ничего не смыслит и тем не менее имеет право – из-за родственных связей – давать ему указания.

– Мне это понятно, – сказала Ребекка. – Тут вопрос гордости своей работой. Однако пойдемте. Пора обедать.

– Но почему Сибилла интересуется Гильемом? – спросил Пау.

– Я не говорила, что интересуется, – сдержанно сказала Ребекка. – Ее почему-то очень занимает его сходство с твоим отцом.

– Сходство? Почему?

– Пау, это совершенно ясно. Вот два человека. Они ничего не знают друг о друге – или так говорят – они очень похожи, хотя приехали из разных частей мира, и оказались в одном городе. Случайность это? Или нет? А если не случайность, тогда что? Теперь, пожалуйста, садись и клади себе рыбы.

Друзья долго сидели за обеденным столом, в конце концов Николау исчерпал причины не возвращаться к своим делам в соборе.

– Должен покинуть тебя, – сказал он. – Я нужен на заседании, которое должно вскоре начаться. Если меня там не будет, чтобы вести протокол, заседание не состоится, и, вне всякого сомнения, – сардонически добавил он, – епархия развалится.

– Я пойду с тобой до собора, – сказал Пау. И вместо того, чтобы взять свою лошадь и ехать домой, пошел в город с Николау, расстался с ним у собора и пошел мимо гетто к дому Понса.

Сибилла снова ушла с Франсеской, но вместо того, чтобы убраться восвояси, Пау с видом человека, который может провести много часов за разговорами, сел во дворе рядом с сеньорой Хуаной. Та взялась за свое вышивание, сделала замечание о погоде и умолкла.

– Родственницы сеньоры Франсески нет дома? – спросил он, хотя служанка уже сказала ему об этом.

– Ушла на прогулку, – ответила Хуана. – Если хочешь поискать их, думаю, они отправились за южные ворота.

– Нет-нет, – сказал Пау. – Просто я проходил мимо и подумал, как приятно будет увидеть вас. Надеюсь, ваша гостья привыкает к новому окружению.

– Пау, – сказала Хуана. – С каких это пор ты начал приезжать в город в начале недели и приходить для разговора со мной?

– У меня было дело в городе, – сказал он.

– А теперь тебе пора бы ехать домой к ужину, пока не стемнело. – Она подалась вперед и легонько коснулась его руки. – Скажи, чего хочешь от меня, если не узнать, как найти Сибиллу?

Пау улыбнулся.

– Сеньора Хуана, вы насквозь видите мои жалкие уловки. Что делать бедному заурядному человеку? – Безнадежно развел руками. – Я хочу знать, кто такая сеньора Сибилла.

– Она родственница Франсески, – сказала Хуана.

– Извиняюсь за свою прямоту; – сказал Пау, – но не знаю, как выразиться поделикатнее, и все же надеюсь на ответ. Кто ее родные? Кто ее опекун? К примеру, если она захочет выйти замуж, у кого нужно будет спрашивать разрешения?

Хуана склонила набок голову и насмешливо посмотрела на него.

– Это очень интересный вопрос, сеньор Пау. Она будет знать это лучше, чем я. Придется спросить ее, когда она вернется с прогулки. Насколько мне известно, никого из ее родственников, кроме Франсески, не осталось в живых. Ее вырастила бабушка, женщина из прекрасной – даже знатной – семьи, ныне покойная. Думаю, она одновременно написала мне и его преосвященству письма, поручая внучку нашим заботам, в разных смыслах. Думаю, вам имеет смысл обратиться к нему, раз не хотите спрашивать Сибиллу.

– Сеньора Хуана, вы насмехаетесь надо мной, – сказал Пау.

– Никоим образом. Или по крайней мере лишь чуть-чуть и очень любовно. Только прошу, не тревожьте Франсеску вопросами о ее происхождении. Кажется, ее беспокоят такие разговоры, а у нее и так немало беспокойств.

– Спасибо. И я выполню вашу просьбу.

Но когда Пау собрался уходить, его прощальные пожелания были прерваны шумом у ворот. Франсеска вошла, кивнула Хуане с Пау и поспешила в дом. Следом за ней вошли Сибилла и Роза.

– Франсеска здорова? – спросила Хуана.

– Думаю, она устала от прогулки и слегка расстроена, – ответила Сибилла.

– Сеньора, я пойду к ней, – сказала Роза.

– Нет – пойду я, – сказала Хуана. – Роза, принеси ей, пожалуй, мятного чая.

– Сеньора Сибилла, как себя чувствуете? – спросил Пау. – Хотя, кажется, это излишний вопрос. Вы превосходно выглядите.

– Я здорова, – сказала она. – И вообще редко болею. Правда, боюсь, что если буду по-прежнему держаться близко к дому, не ходить, по мнению моей родственницы слишком далеко, то вскоре стану слабой, нервозной. А как вы, сеньор Пау? Вы тоже выглядите хорошо, хотя, я бы сказала, слегка сердитым.

– Я никогда не сержусь, – сказал Пау. – Всем известно, что у меня самый спокойный характер в здешней округе, хотя, должен признаться, сейчас несколько раздражен.

– Расскажите мне о незнакомце, который приехал в город и вызвал все это волнение, – неожиданно попросила она.

– О незнакомце? Вы имеете в виду этого Гильема, который появился в нашей усадьбе и не выказывает желания уезжать?

– Вот как? – сказала Сибилла. – Похоже, вам это очень неприятно.

– Он поселился у нас со всеми пожитками, говорит, что, поскольку у него очень мало родственников, хочет помочь тем, какие есть.

– И помогает? – спросила Сибилла. – Так как я делаю то же самое для своей дальней родственницы, мне очень интересно.

– Поскольку почти ничего не знает о ведении фермерского хозяйства, обращении со скотом и доставки того, что мы производим, на рынок, он говорит, что находит это очень интересным. По полдня ходит за Эстеве, пристает к нему с расспросами и мешает работать.

– А остальное время?

– Насколько понимаю, его он проводит в попытках соблазнить нашу служанку, Хустину. Мама очень сердится, поскольку Хустина, которая и раньше не перетруждалась, так увлечена его вниманием, что теперь и вовсе ничего не делает. Не знаю, что Гильем в ней находит – на мой взгляд, она слишком рослая и свирепого вида. А наша маленькая миловидная кухонная служанка отдувается за троих.

Сибилла засмеялась.

– Понимаю, это совершенно не смешно, – сказала она, – но у вас талант описывать события так, что они кажутся комичными.

– В жизни есть комичные минуты, – сказал Пау.

– Я бы хотела увидеть это имение, – сказала Сибилла, – если ваша мама не будет против моего визита.

– Мама наверняка будет очень рада, – сказал Пау. – А я еще больше.

– Тогда мы с Розой и, может быть, даже с Франсеской приедем в один из ближайших дней.

3

Сибилла долгое время стояла во дворе, глядя на ворота, в которые вышел Пау. Нужно о стольком поразмыслить, подумала она, начиная с него, что просто страшно.

– Сибилла, что стоишь, не сводя глаз с ворот? – послышался за ее спиной удивленный голос.

– Хуана! – сказала она. – Извини, но ты меня напугала. Кажется, я так задумалась, что даже не сознавала, что любуюсь вашими замечательными воротами.

– Может, ты думала о сеньоре Пау? – спросила Хуана, сев на скамью под грушевым деревом и приглашающе похлопав по месту рядом.

– Да, в том числе и о нем, – ответила Сибилла, садясь. – Собственно, это была одна из самых приятных мыслей.

– Я рада, что тебе приятно думать о нем. Полагаю, Сибилла, он влюблен в тебя.

– Погоди, Хуана, – сказала Сибилла. – Почему ты так думаешь?

– Потому что он хотел узнать, кто ты – кто твои родители, кто твой опекун…

– Какие у меня перспективы и как велико мое приданое? – резко добавила Сибилла.

– Нет. Об этом Пау даже не заикнулся. Он хотел узнать, у кого просить разрешения ухаживать за тобой.

– Ухаживать за мной?

– Сибилла, если он тебя не интересует, скажи, пожалуйста, и я передам ему. Тебе следует знать, что, несмотря на всю его веселость и остроумие, человек он серьезный и слегка застенчивый. Он будет очень огорчен, если по ошибке принял твои шутки и смех за ободрение.

– Хуана, в этом он не ошибся, но, боюсь, когда узнает, каковы мои обстоятельства, его пыл поостынет.

– Не думаю, – сказала Хуана. – У него уже есть ценная собственность в Льейде. Я никогда не замечала за ним жадности, и будь приданое важно для него, ты бы уже знала об этом. Он кристально честен, дорогая моя. Это один из его больших недостатков.

– У мужчины могут быть и гораздо худшие недостатки, – со смехом сказала Сибилла, – но, думаю, что эта кристальная честность временами может быть неудобной.

– Она лучше, чем ложь и обман, которые многие мужчины приносят в брак, – заметила Хуана. – А о чем еще ты так серьезно думала?

– О Франсеске, – ответила Сибилла.

– О, Господи, – сказала Хуана. – Что неладно на сей раз?

– Вряд ли пока можно говорить о чем-то неладном, – сдержанно ответила Сибилла. – И все, что я говорю тебе, приводит меня к нарушению торжественного обещания помалкивать. Только не могу сидеть и смотреть, как мое молчание может обернуться бедой, поэтому вовлекаю тебя в этот беспокойный заговор.

– О чем ты?

– Франсеска снова беременна.

– Превосходно. Хайме знает?

– Она полагает, что нет. Думаю, знает он или не знает, зависит от того, как реагирует на поведение жены и все такое прочее.

– С какой стати это скрывать?

– Из страха, Хуана. Из страха потерять этого ребенка и не знаю еще чего, но все это сосредоточено вокруг помешанной гадалки, которая дает безумные советы и получает за них большие деньги, утверждая, что в противном случае ребенка она потеряет наверняка.

– Бернада! – сказала Хуана. – Эта ведьма! Сибилла, она проклятье нашего дома с тех пор, как Франсеска нашла ее – или она нашла Франсеску. Не знаю, как это случилось. Вижу в этом свою вину. Считай Франсеска, что может доверять мне, ей бы не понадобился кто-то вроде Бернады, чтобы успокаивать ее страхи.

– Хуана, она не успокаивает страхи Франсески. Она разжигает их. Франсеска была у нее сегодня, и, думаю, эта гадалка сказала ей что-то такое, что она с ума сходит от страха. Она вышла из этого дома, дрожа и утирая со щек слезы, однако клялась, что нет ничего страшного, совершенно ничего.

– Что могла сказать эта отвратительная женщина?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Пойду к епископу, – сказала Хуана. – Клянусь, пойду. Изобличу ее как ведьму. Сибилла, ее следует повесить, пока она не натворила еще вреда. Знаешь, у меня холодеет кровь при мысли о несчастных, безумных людях, которых сжигают на кострах за ужасные заблуждения, но в случае с Бернадой, думаю, я бы, пожалуй, одобрила костер.

– А что это даст Франсеске, раз она ходит к Бернаде и следует ее советам?

– Господи Боже, – сказала Хуана. – За что все это моей семье?

– Хуана, возможно, есть способ ее остановить. Моя Роза узнала, что…

– И что это вы здесь замышляете? – весело спросил Понс Манет. – Хайме и я заключили договор, который стоит отметить чашей вина. Франсеска отказалась присоединиться к нам, говорит, что слегка озябла после прогулки, но уж вы наверняка присоединитесь?

– Конечно, дорогой, – ответила Хуана, улыбаясь так, словно ничто на свете не могло быть неладно.

ЧЕТВЕРТЫЙ СОН

Он вновь стоит в дверях просторного зала с высокой, как тучи, крышей и высящимися стенами из серого камня. Видит высокую красивую женщину и теперь знает, что это его мать, она стоит на том же месте у противоположной стены, на ней по-прежнему белое платье, растрепанные кудри снова спадают на плечи. Она смотрит ему прямо в глаза и очень звонко восклицает: «Он здесь и спасет меня; я знаю, что спасет». Он устремляется к ней, чтобы предотвратить трагедию, но волосы ее снова вздымаются и вспыхивают; вопли ее разносятся на весь зал. В ужасе он со всех ног бежит к ней, обнимает ее, и она рассыпается пеплом.

1

– Это поистине ужасающий сон, – сказал врач.

– Погодите, сеньор Исаак. Это еще не все. Я поднялся с постели, надел теплый халат, который держу рядом для таких случаев, и, как часто делаю, спустился в кухню. Вскоре после того, как разжег огонь, этот мой родственник – или кто там – Гильем – вошел туда.

– Возможно, это ничего не значащая случайность. Ваши шаги могли разбудить его.

– Нет, если он находился в той комнате, что мы отвели ему, – сказал Раймон. – Скорее он был в комнате Хустины – нашей служанки, – которая расположена рядом с кухней. Но это ерунда по сравнению с нашим разговором.

– Что он говорил?

– Гильем сказал, что может поведать мне еще многое и долго размышлял, стоит ли это делать. Я ответил, что если ему есть что сказать, пусть говорит. Он подбросил еще дров в топку, уютно сел, приставив ступни к очагу, и начал. Передать все так, как он говорил?

– Если сможете.

– Смогу. Он сказал: «Прежде всего, я не дальний родственник, а твой брат».

– Поистине, не дальний, – сухо сказал Исаак. – А вы знали, что у вас есть какой-то брат?

– Тут я впервые об этом услышал. Но он продолжал, сеньор Исаак. «Точнее, единокровный брат, – сказал он, – потому что у нас разные матери. Наш отец был катаром, одним из „добродетельных“, как они именовали себя, их было много в той части мира, где мы родились. Я веду речь о том времени, когда ты был маленьким, когда была предпринята, как говорил наш отец и другие люди, окончательная попытка уничтожить катарскую ересь на землях графа и вместе с тем обогатить церковь и тех, кто помогал ей захватывать земли людей, державшихся катарской веры. Наш отец, его звали Арнауд, сказал, что готов был отдать жизнь на костре за свою веру, но ему нужно было думать о тебе. Потом он узнал от верной служанки, что твоя мать хочет выдать его инквизиции. Решил, что будет лучше забрать тебя и бежать через горы на юг. Вы вдвоем ехали зимой через горные перевалы и едва не погибли. Наш отец оставил тебя в одной каталонской семье, так как его преследовали. Он сказал мне, что они согласились растить тебя, и он оставил им денег для этой цели».

Раймон умолк, тяжело дыша.

– В самом деле оставил? – спросил Исаак.

– Нет, – ответил Раймон. – Прожив в той семье около года, я подслушал их серьезный разговор обо мне. Думаю, год выдался трудным, денег было мало. Они говорили о своем племяннике, их наследнике, и о том, как мое появление сказалось на его перспективах. Моя приемная мать сказала, что знает – мой родной отец никогда не пришлет обещанных денег, и в своих планах им не нужно на них рассчитывать. В конце концов они оставили мне триста су, а земля и маленький дом перешли племяннику. Лгать они никак не могли, так как считали, что в доме, кроме них, никого нет.

– Интересно, ваш отец лгал вашему брату, или брат лжет вам, – сказал Исаак. – Но продолжайте, пожалуйста. Это интересная история.

– Гильем сказал, что не знает, где был наш отец в течение семи или восьми лет, с тех пор, как оставил меня в Каталонии и до встречи его матери во Франции, но он всю жизнь прятался от непримиримого врага.

– Кто же был этим врагом? – спросил Исаак.

– Он сказал, что моя мать, Раймунда. Она как будто посылала людей найти его, втереться к нему в доверие, а потом выдать инквизиции. Еще он говорил, что какую-то ценную фамильную собственность прибрала к рукам семья Раймунды, и я имею полное право притязать на нее.

– И он хочет получить значительную ее часть, но не имеет права ее требовать как младший сын?

– Не имеет права, потому что он внебрачный сын, – ответил Раймон. – Этот мой так называемый брат, Гильем, говорит, что знает законы и может помочь мне потребовать мою собственность. Он надеется, что если я добьюсь своего, то могу разрешить ему жить вместе со мной – возможно, сделаю его управляющим этой собственностью. Говорит, это его вполне бы устроило.

– Я доволен, что услышал эту историю, – заговорил Исаак, – иначе мне пришлось бы считать, что двое людей, никак не связанных родством, похожи друг на друга, как два семечка в одном яблоке, и что они по чистой случайности одновременно приехали в один город. Однако, если они братья, и более бедный узнал, что живет более богатый, это не такая уж тайна.

– Думаете, он искал меня?

– Я уверен в этом, – ответил Исаак. – Что вы знаете о своей семье?

– Ничего. Мой отец был известен как Форастер, чужеземец, и меня назвали Раймоном Форастером. Мою мать Гильем называл как угодно, только не по имени, чаще всего «эта богатая шлюха, твоя мать».

– Вы не спрашивали приемных родителей, что им известно о настоящих?

– Насколько помню, нет, – ответил Раймон. – Я был счастлив, живя с ними, хотя мой отец исчез.

– Были вы расстроены его исчезновением?

– Не думаю. У приемных родителей я был как сын, хотя фамилия Форастер пристала ко мне. Думаю, вскоре я перестал пытаться вспоминать о прежней жизни и сосредоточился на том, чтобы чего-то добиться в нынешней. За три года до смерти старого короля женился на молодой вдове с маленьким сыном. Я знал ее с тех пор, как приехал в этот город, и женился бы раньше, если б разрешили ее родители. Она была хорошей, красивой женщиной, ей принадлежали луга и виноградники. Десять или двенадцать лет спустя унаследовала собственность неподалеку отсюда. Поскольку земля была давно запущена, требовала трудов и внимания, мы сдали в аренду землю на западе и приехали сюда. Упорно работали и преуспевали. Я никогда не думал о родной семье, о раннем детстве, пока не начались эти сны.

– Вы не думали о последствиях вашей истории, если предположить, что она подлинная? – спросил Исаак.

– Думал, – ответил Раймон, – но моя совесть чиста, и мое поведение может выдержать любую проверку.

– Может быть, ваш отец еще жив?

– Если да, он наверняка старик.

– Стариков не так уж мало, – сказал Исаак. – Но я думаю, что если жив, то пришел к какому-то соглашению с церковью. Могли ваши приемные родители быть заподозрены в ереси?

– Никоим образом. Они были благочестивыми людьми, каждую неделю непременно водили меня к мессе. Видимо, знали о моем происхождении и старались, чтобы никто не заподозрил во мне сына еретика.

– Думаю, теперь, когда этот Гильем появился в вашей жизни, вы уязвимы для подобных обвинений. Думаю также, что вам в этих делах нужно более надежное доверенное лицо и более сильный защитник, чем я, раз вы оказались в этом болоте.

– Что вы мне посоветуете?

– На вашем месте я бы поговорил с епископом, у него очень тонкое чувство политически возможного. А тем временем мы должны постараться восстановить ваши силы. По прикосновению к вашим рукам могу сказать, что вы похудели. И в вашем теле дрожь изнеможения – я ощущаю ее и слышу в вашем голосе. Дела становятся хуже, так ведь?

– Я чувствую себя больным, сеньор Исаак. Или усталым, слишком усталым, чтобы жить, эти жуткие сны как будто ведут меня к смерти. Появление брата с его отвратительным рассказом стало последним ударом. Как могут быть мои сны такими скверными? В них моя мать, преданная, беспомощная, тянется ко мне. Это он преследователь, тот, кто вселяет в меня ужас. Разве не так?

– Похоже на то, – сказал Исаак. – Думайте о других вещах, а я испробую новую смесь для улучшения вашего аппетита и успокоения духа.