Текст книги "Утешение для изгнанника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

8

На другое утро, во вторник, Исаак с Ракелью сидели во дворе, наблюдая – в четвертый раз – как Иона укладывает неглубокую, узкую корзинку с плоским дном.

– Нет, Иона, – сказала Ракель, – это очень сильная, очень опасная смесь. Ей не место в правом конце корзинки. Там должны лежать мягкие мази и травяные лекарства.

– Сеньора Ракель, но если корзинку повернуть, это будет левый конец, – возразил он.

– Вот для чего с одной стороны корзинки привязана лента. Когда укладываешь корзинку, лента всякий раз должна находиться перед тобой. И всякий раз, когда ставишь корзинку на стол, лента должна быть с внешней стороны.

Ее прервал громкий стук копыт за воротами, словно туда подъехал целый полк солдат. Зазвонил колокол; Ракель положила ладонь на плечо Ионы.

– Я сама открою, – сказала она.

Перед ней стояла, отдав лошадей помощнику конюха, который приехал с ними, большая часть домашних Раймона Форастера: сеньора Марта, Пау и Роже Бернард, Эстеве и взволнованного вида молодая женщина, которую Ракель раньше не видела.

– Входите, пожалуйста, – сказала она, скрыв удивление.

– Я подожду здесь с лошадьми, – промямлил мальчик, встретив красноречивый взгляд Эстеве.

– Папа, это сеньора Марта и ее сыновья, – сказала Ракель. – С Эстеве и…

Она вопросительно взглянула на Марту.

– Вы хотели, чтобы мы отыскали нашу кухонную служанку, – сказала Марта. – Пау с Роже Бернардом нашли ее, и она может рассказать любопытную историю. Она любезно согласилась приехать сюда и рассказать ее вам. Ее зовут Санкса.

– Мы очень довольны, что вы приехали поговорить с нами, – сказал Исаак. – Правда, Ракель? Видимо, наши гости не отказались бы слегка закусить. От усадьбы путь не близкий. Вы приехали из усадьбы?

– Сейчас да, – ответил Пау. – А вчера вечером вернулись туда из Педринии. Там живет семья Санксы, и, разумеется, она была там. Ей пришлось проделать нелегкий путь для непривычных к верховой езде.

– Что ты имеешь рассказать нам? – спросил Исаак.

И когда Хасинта принесла кувшины холодных напитков и вина, тарелки с пряными закусками, небольшие блюда орехов и фруктов, Санкса нервозно огляделась, кашлянула и начала.

– Началось это две недели назад. Хустина подошла ко мне и спросила, собираюсь ли я выходить замуж. Дело в том, – сказала она извиняющимся тоном, – что у меня есть молодой человек, с которым мы понимаем друг друга, и оба усердно работаем, откладываем каждый грош, какой возможно. Она знала, что как только у меня будет пристойное приданое, мы сможем пожениться.

Санкса повернулась и нервозно взглянула на сеньору Марту.

– Продолжай, – ободряюще сказал Пау. – Все отлично.

– Ну, потом Хустина спросила, помогут ли мне двадцать су, я ответила, что конечно, только где их мне взять? Это целое состояние, так ведь? Приличная плата за три месяца работы. А она сказала, что приезжает ее подруга, ей нужно приличное место, чтобы спать и кормиться, и она готова ради этого усердно работать. Это всего на две-три недели, но Хустина боялась, что если попросит хозяйку взять ее, хозяйка может отказать. Поэтому хотела, чтобы я сказала хозяйке, будто моя мать больна и очень нуждается во мне. А она потом приведет подругу, скажет, что она может выполнять мою работу.

– Где собиралась Хустина взять двадцать су? – спросил Пау.

– Сказала, что эта подруга дала их ей.

– Как думаешь, в чем была тут истинная причина? – неожиданно спросил Исаак.

– Я подумала, что молодая женщина хочет уйти от мужа, или девушка, которая ждет, чтобы жених приехал за ней, и они смогли пожениться. Должно быть, это кто-то из богатой семьи, так ведь? И кто готов много платить за укрытие, потому что никто не обратит внимания на кухонную служанку.

– Почему ты говоришь «много»? Думаешь, для девушки из хорошей семьи это значительная сумма за надежное укрытие на две-три недели?

– Сеньор, – сказала Санкса, – вы определенно не знаете Хустину. Если она предложила мне за отъезд на две недели двадцать су, то сама взяла не меньше пятидесяти. Она всегда берет больше справедливой доли.

– И ты согласилась? – спросил Исаак.

– Нет, сеньор, не согласилась. Я была недовольна. Мне это показалось нехорошим, поэтому я отказалась.

– Что заставило тебя передумать?

– Я думала, все об этом знают. Я получила сообщение, что моя мать больна, очень больна и может умереть, поэтому я сказала Хустине, что согласна. Тогда она сказала, что подруга дала ей всего десять су, я взяла их, сказала хозяйке о болезни матери и поехала домой.

– Мать была больна?

– Да, была, – ответила Санкса. – Два-три дня ее рвало, мучили жуткие спазмы в ногах и спине. Но потом ей постепенно становилось легче, и через неделю она поправилась. Однако я ждала, так как Хустина прислала сообщение, что я смогу вернуться, когда сеньор Пау и сеньор Роже Бернард приедут за мной.

– Повезло твоей матери, – негромко произнес Исаак.

– Женщина, которая пришла на мое место, хоть сносно работала? – спросила Санкса.

– Никто не приходил, – ответила Марта. – Хустина делала и свою, и твою работу.

– То есть, – сказал Роже Бернард, – все делала кухарка, или кто-то из нас, или ждущий на улице мальчишка.

– Очень странно, – сказала Санкса.

– А Хустина исчезла, – сказал Исаак. – Не знаешь, куда она могла скрыться?

– Нет, сеньор Исаак. Откуда мне знать, куда она уехала? Мне она ничего такого не говорила.

И Санкса оглядела людей во дворе, все они, кроме Исаака, смотрели на нее, как на льва в клетке.

Ракель заметила этот взгляд. Подошла к отцу, словно предлагая ему еще питья, и прошептала несколько слов ему на ухо. Налила ему немного в чашку и села рядом с Санксой.

Исаак поднял голову.

– В последние несколько дней произошло кое-что, не совсем понятное мне, – сказал он. – Можете побыть здесь еще немного и обсудить это со мной?

– Конечно, – твердо сказала Марта, и все сели снова.

– Тебя не было здесь в последние дни, так ведь? – негромко спросила Ракель у испуганной кухонной служанки.

– Нет, сеньора, – ответила та.

– Мы переделываем соседний дом, собираемся в нем жить, и хотим начать с кухни, – прошептала Ракель. – Можешь пойти туда со мной, взглянуть на нее? Уверена, ты сможешь дать очень полезные советы.

– Это интересно, – сказала Санкса, и обе молодые женщины тихо вышли из ворот и пошли к новому дому.

Когда люди с усадьбы наконец уехали, Исаак обратился к дочери.

– Узнала у нее что-нибудь?

– Немного, – ответила Ракель. – Хустина хорошо ездит верхом, почти как сеньор Пау, часто берет одну из лошадей из конюшни и уезжает на полдня.

– Одну из лошадей?

– Эстеве почти всегда ездит на мулах, в остальное время настаивает, чтобы они отдыхали. С лошадьми, видимо, тут вопрос, чтобы они регулярно совершали моцион, а не чрезмерно трудились.

– Куда она ездит?

– Санкса не знает. Предполагает, что к мужчине, но, думаю, только потому, что ничего другого предположить не может. Если б она – Санкса – могла ездить верхом и брать лошадь, то через день ездила бы к жениху.

– Это все?

– Нет-нет. Судя по тому, что сказала Санкса, я думаю, что Хустина приезжает сюда, когда у нее есть свободное время, потому что приносит городские слухи или слухи о событиях вокруг собора.

– Но городские слухи быстро доходят до соседних деревень, – сказал Исаак.

– Это верно, папа, но, кажется, Хустина два-три раза привозила конфеты, которые можно купить только у Катерины, Иначе нужно ехать за ними в Фигуэрес или Барселону.

– Это уже определеннее, дорогая моя. Что еще?

– Санкса призналась, что хотя Хустина работает мало, оставляет свои дела другим, без нее будет скучно. Она хоть и не особенно приятная, но интересная. Знает множество историй о живущих в горах людях, о чародеях, волшебниках и колдовских зельях. И в темные зимние вечера, чтобы скоротать время, предсказывает им будущее по картам, семенам льна и песчинкам. По словам Санксы, она может говорить, как гадалка на ярмарке, всякую чушь о хромых сильных брюнетах, о возможности неожиданного богатства, о том, что красивый мужчина с раздвоенным подбородком приносит несчастье, и все такое прочее. Никто ей не верит, но слушать забавно.

– Это очень интересно, – сказал Исаак. – Но я хотел бы знать, к кому она еженедельно приезжала в Жирону. Узнала еще что-нибудь?

– Она дала несколько превосходных советов относительно кухни, которые удержали меня от нескольких серьезных ошибок. Я была так довольна, что дала ей другие десять су, обещанные Хустиной. Теперь у нее двадцать су, и она сможет быстрее выйти замуж.

Исаак готовился нанести несколько послеполуденных визитов пациентам, когда его потревожил вежливый мальчик у ворот.

– Сеньор Исаак, – заговорил он, – мой хозяин, Мордехай, приносит глубочайшие извинения и просит, чтобы вы пришли к нему как можно скорее. Он велел сказать, что не болен, поэтому вам нет нужды брать с собой тяжелую корзинку. Не будь это важно, сказал он, то не вызывал бы вас в такое неудобное время.

– Беги домой, мальчик, – сказал Исаак, – и передай хозяину, что я всегда рад навестить его по какой угодно причине. Через минуту буду там.

И действительно, всего через несколько минут Исаак сидел с Мордехаем во дворе, под раскидистым лимонным деревом в центре.

– Я очень благодарен, что вы пришли, притом так быстро, – сказал Мордехай.

– Мордехай, что заставило вас послать за мной мальчика? По всей этой секретности я полагаю, что вам не просто скучно или одиноко.

– Секретности? – Мордехай рассмеялся. – Вас не проведешь, Исаак, друг мой. Да, мы сидим во дворе, и мне со своего места видно все, разве что кто-то перелезает за моей спиной через стену. К тому же думаю, что вы услышите карабканье по стене или шаги по камням, которые я могу не уловить. Это одно из немногих мест в доме, где я уверен, что нас не подслушают. Двор и моя спальня. И сейчас это важно, потому что не хочу, чтобы то, о чем я должен спросить вас, стало известно всему городу. Если я ошибаюсь в своих страхах, и о них узнают другие, последствия для старого знакомого – собственно, для старого друга – будут очень неприятными.

– Мордехай, по крайней мере я буду помалкивать.

– Я знаю, – сказал он и сделал паузу. – Мне трудно задавать этот вопрос, потому что этим я насилую свою совесть и вашу – но я спрашиваю не из любопытства или со злым умыслом. В этом я клянусь.

– Мордехай, – сказал Исаак, – задавайте вполголоса свой вопрос, и я отвечу на него, как смогу. Иначе ваши заверения продлятся до ночи.

– Исаак, вы правы. Что вам известно о Понсе Манете, чего не знаю я? Говорю как деловой человек. Может быть, он почему-то нуждается в деньгах? Ему грозит потеря всего?

– Почему вы задаете такой вопрос? – спросил Исаак. – Что случилось такое, о чем я не слышал?

– Насколько мне известно, ничего, но сегодня утром его сноха, сеньора Франсеска, пришла ко мне и хотела одолжить двести золотых мараведи. Принесла в кожаной сумочке все свои драгоценности, которые хотела оставить в залог.

– Вы дали ей эти деньги?

– Нет. Обычно я не занимаюсь такими делами – сегодня пять су под залог серебряного кольца, завтра пять грошей под залог чьего-то лучшего платья. Есть другие люди, которые ведут такого рода дела и вполне ими довольны.

– Что вы сказали ей?

– Я был так ошарашен и удивлен, что не смог принять решения, поэтому сказал, чтобы она пришла завтра. Кстати, она уже второй раз обратилась ко мне за деньгами. В первый она попросила пятьдесят су. Сказала, что на подарок мужу, что вернет долг через неделю. Эту сумму я ей дал, и она сдержала слово.

– Тогда, должно быть, она ожидала какого-то поступления денег.

– Выделяемых на одежду, – сказал Мордехай. – Однако на сей раз я хочу знать, не посылает ли Понс сноху за деньгами для дела. Это было бы очень странно, потому что репутация у него превосходная, и мы часто оплачивали большие партии приходящих ему товаров. Он не может считать, что я не ссужу ему денег, если опять дело в этом.

– Могу сказать вам вот что, – заговорил Исаак, – и не думаю, что злоупотреблю доверием, по крайней мере серьезно. Сейчас, по словам Понса, деньги у него есть. Он недавно завершил несколько крупных сделок и получил плату. Насколько я знаю, Понс готовит несколько еще более крупных, и кажется вполне довольным жизнью. Ни он, ни его жена не расточительны; для людей своего положения они живут довольно скромно.

– Исаак, я это знаю. Потому так и удивился. Я думал, может, вы знаете о каком-то тайном беспокойстве или какой-то жуткой утечке денег. Как их врач.

– По-моему, единственной темной тучей на их горизонте является сама сноха. Она как будто глубоко страдает, и никто не знает, отчего.

– Это снимает у меня камень с души, но не говорит, что мне следует делать, – сказал Мордехай.

– Завтра, когда она придет, отправьте ее к наименее вороватому из мелких ростовщиков, – сказал Исаак. – А я тем временем поговорю с Понсом Манетом.

– Не с ее мужем?

– Понс более спокойный человек, – сказал Исаак.

Выйдя из дома Мордехая, Исаак направился в сторону собора и епископского дворца. Настало время нанести один из регулярных визитов Беренгеру, как личный врач его преосвященства он должен был ненавязчиво, но постоянно следить за его здоровьем.

Привратник впустил Исаака с почти вежливым приветствием и соблаговолил сказать, что его преосвященство находится в личном кабинете, занят содержимым почтовой сумки, которую привез курьер.

Исаак, не смущенный этим зловещим предупреждением, поднялся по лестнице и пошел по коридору к кабинету епископа.

– Исаак! – произнес Беренгер. – Как вы кстати.

– Ваше преосвященство опять беспокоит колено? – спросил врач.

– Не больше, чем обычно, – ответил епископ. – Собственно говоря, даже меньше, чем обычно, хотя от вашего лечения всегда становится лучше. Нет, я рад вас видеть, потому что получил весьма любопытное письмо из Фуа от представительного, даже известного нотариуса и юриста, касающееся нашего несчастного друга Раймона Форастера. Бернат зачитает его вам.

– Конечно, ваше преосвященство, – негромко сказал францисканец.

– Опусти приветствия и тому подобное, переходи сразу к сути.

– Хорошо, ваше преосвященство. Письмо адресовано его преосвященству с обычными приветствиями и всеми подобающими титулами.

– Исаак, Бернат дает понять, что это серьезный корреспондент, понимающий церковную жизнь в этой провинции.

– Спасибо, ваше преосвященство, – сказал Исаак.

– Автор письма сеньор Робер де Ганак, нотариус из Фуа, как уже сказал его преосвященство. Он пишет: «Неотложные обстоятельства придали мне смелости побеспокоить ваше преосвященство делом, касающимся значительной собственности на реке Ауде, которой я в настоящее время управляю от имени двора.

Эта собственность была законным образом конфискована при осуждении некоей Раймунды де Лавор, она представляла собой значительную часть приданого вышеупомянутой Раймунды, когда сочеталась браком с Арнаудом де Бельвианесом. К моему досточтимому отцу обратился представитель семейства вышеупомянутой Раймунды с просьбой подать ходатайство о возвращении этой собственности ее наследнику Раймону, неповинному в правонарушении, так как во время осуждения его матери он был пятилетним ребенком.

Мой отец с моей незначительной помощью довел это дело до папского суда и добился весьма положительного решения.

В настоящее время мы заняты поисками наследника собственности мадам Раймунды, Раймона, законного сына от ее брака с Арнаудом де Бельвианесом, а в случае его отсутствия – его наследников. Один из членов семейства, не имеющий интереса в этом деле, поскольку лишен правопреемства, утверждал, что установил местожительство вышеупомянутого Раймона в Льейде, а затем в жиронской епархии, приход неизвестен. Полагаю, что из-за печальной известности дела его матери он сменил фамилию.

Я осмеливаюсь писать вашему преосвященству, потому что если эта собственность не будет востребована в течение этого года, решение суда потеряет силу из-за отсутствия наследника».

– Дальше следуют заключительные извинения и почести, – сказал Бернат.

– Мне понравился его старомодный юридический стиль, – сказал Беренгер.

– Может, потому, что он живет и практикует в Фуа, ваше преосвященство, – пробормотал Бернат.

– Чепуха, – сказал Беренгер. – Все нотариусы пишут так, если только способны. Сеньор Исаак, что скажете об этом письме?

– Оно очень похоже на вторую половину истории Раймона Форастера, так ведь?

– Однако для Роже Бернарда будет нелегкой задачей доказать, что он является внуком «вышеупомянутой Раймунды». Видимо, я напишу этому сеньору Роберу, что, возможно, у нас проживает нужный ему наследник. Мысль, что он сможет представлять человека и сделать большой отчет за всю проделанную работу, наверняка обрадует его сердце.

9

На другое утро, вскоре после завтрака, Франсеска вышла из дома Мордехая, снова с кожаной сумочкой в руке. Посмотрела в одну сторону улицы, в другую, потом пошла к северным воротам гетто. Несколько человек узнали ее и приветственно улыбнулись или поклонились. Она, как будто не заметив их, продолжала путь, вышла из ворот, спустилась к соборной площади и пошла к пригороду Сант-Фелиу. Наконец остановилась перед лавкой, занимающей первый этаж высокого узкого дома. Дверь его была закрыта и заперта. Дрожа, Франсеска подняла руку, чтобы постучать. Однако, не коснувшись двери, опустила руку и вгляделась в темную лавку через высокое, узкое окно, только для виду защищенное в то утро среды единственным потрескавшимся ставнем.

Внутри она увидела длинную комнату, разделенную на две неравные части узким столом, заваленным всевозможными вещами. Дверь вела в маленькую переднюю часть лавки, куда едва могли бы втиснуться четыре человека. Там можно было либо заключить сделку с ростовщиком, либо осмотреть жалкие пожитки, которые были не выкуплены и теперь выставлены на продажу. Сквозь щели в ставне Франсеска видела набор тарелок, кастрюлю, глиняный горшок, коричневое шерстяное платье с испачканным подолом, две рубашки, камзол и грязную сорочку. Попыталась на миг представить на этом столе свои драгоценности – золотую цепочку, браслет, украшение для волос, два кольца – вещи, которые она любила, подаренные ей мужем, отчимом, Понсом и Хуаной – небрежно брошенные поверх грязной сорочки какой-то бедняги, и ее охватила дрожь. Она не могла войти в эту лавку.

– Жалкое зрелище, правда, сеньора Франсеска? – послышался сзади приятный голос.

Она обернулась и узнала эту женщину, случайную знакомую родителей мужа.

– Раньше я не замечала этой лавки, – сказала Франсеска. – Но, должно быть, она здесь уже давно.

– Ее основали его дедушка с бабушкой, когда здесь жило мало людей, притом очень бедных. Но теперь все время от времени обнаруживают, что им нужно немного денег, поэтому он преуспевает.

– Да, – сказала Франсеска и повернулась обратно к городским воротам. Сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. – Вам в эту сторону, сеньора? – спросила с уверенностью, извлеченной из какого-то забытого уголка ее духа. Когда знакомая кивнула, предложила: – Тогда пойдемте вместе. Я иду домой.

Франсеска, когда подошла к своему дому, была почти спокойной. Хуана с Сибиллой лениво болтали во дворе, но энергично работали иглами.

– Приятно прогулялась? – спросила Хуана.

– Да, – ответила Франсеска. – Встретила сеньору Анну – высокую, с косым глазом, не другую – и мы обратно шли вдвоем. Она говорит, что лето будет жарким.

– Откуда она знает? – спросила Сибилла.

– Кажется, это как-то связано с поведением ворон, – ответила Франсеска. – Я, собственно, не слушала, Глупо так судить. Откуда вороны знают?

– Да, Франсеска, – сказала Сибилла, – ты гуляла так долго, что твои покупки прибыли раньше тебя. Там, у лестницы, лежит сверток.

– Мои покупки? – переспросила Франсеска.

– Какой-то мальчик пришел к воротам, – сказала Сибилла, – дал мне сверток и сказал, что это для тебя. Сейчас принесу.

Она отложила шитье, потянулась, как кошка, и пошла за свертком.

– Вот он, – сказала Сибилла, возвратясь со свертком почти цилиндрической формы, длиной с ее предплечье. – Если это что-то съедобное, то слишком твердое и шишковатое, – добавила она со смехом и стала ждать, снедаемая любопытством, что там.

– Не знаю, что это может быть, – сказала Франсеска. Развязала белую ленту, связывающую сверток из бежевой ткани и развернула его. Несколько секунд пристально смотрела, потом издала пронзительный вопль, бросила сверток на каменные плиты двора и взбежала по лестнице.

– Господи, – сказала Хуана, подскочила на ноги и быстро подошла. – Что в этом свертке?

Сибилла подняла сверток, внимательно посмотрела на него, потом показала ей. Это была вязанка прутиков и сухих веточек, толщиной с запястье сильного мужчины, перетянутая еще одной белой лентой.

– Это деревяшки, – сказала Хуана, коснувшись их, чтобы убедиться. – Только и всего. Просто-напросто перетянутая лентой связка деревяшек. Как странно.

– Это вязанка дров, – сказала Сибилла. – Посмотри, какие они сухие.

– С какой стати посылать их ей? – спросила Хуана. – Франсеска определенно не ожидала этого.

– Да, не ожидала, – сказала Сибилла.

– Пойду к ней, потребую объяснений, – твердо сказала Хуана. – Я хочу знать, что происходит.

Некоторое время спустя Хуана спустилась во двор и подняла брошенное шитье.

– Франсеска отдыхает, – лаконично сказала она. – Когда я спросила, что напугало ее, она сказала, что в дровах был большой черный паук, а она всегда боялась пауков. Паук напугал ее, она закричала, вот и все, она здорова, но устала и хочет отдохнуть, потому что много прошла.

– Я не видела паука, – сказала Сибилла.

– Никакого паука там не было, – сказала Хуана.

Время близилось к обеду, когда Исаак пришел повидать сеньора Понса. Как обычно в это время дня Понс сидел, уединясь в той части дома, которая была отведена процветающему семейному делу, торговле шерстью и тканями.

– Сеньор Исаак, – сказал он спокойно, приветливо. – Что привело вас сюда? Мне казалось, все мы здоровы, и врач нам не нужен, – произнес он со смехом. – Очевидно, вас вызвали женщины. Заметили, насколько мой дом сейчас полон женщин? Все хорошенькие, очаровательные, уверяю вас, за исключением кухарки, которая восполняет недостаток физической красоты необычайным кулинарным талантом. Я живу в страхе, что она примет одно из многочисленных предложений выйти замуж, которые получает, поэтому всякий раз, когда вижу глазеющего на нее мужчину, повышаю ей жалованье. – Подошел к столу для закусок. – Хватит мне болтать чепуху, давайте налью вам вина. Я усердно трудился все утро и рад поводу прекратить работу.

– Немного вина с большим количеством воды, – сказал Исаак. – После утренних хождений у меня сильная жажда.

– Пожалуйста, – сказал Понс. – Да. Дом, где много женщин, зачастую очень приятное, веселое место. Моя Хуана не только умна и проницательна в деловых вопросах, главным образом она обладает талантом счастья. И маленькая Сибилла тоже подает хорошие надежды. Если бы только Франсеска не была такой несчастной, – добавил он. – Я часто задавался вопросом, с чего это так. Дело не в Хайме. Он очень любит ее, обращается с ней мягко, терпеливо. В таком небольшом доме слышно, если человек дурно обращается с женой. Хайме не занимает целого крыла, чтобы скрывать скверный характер и дурные манеры, как иные люди. Когда Франсеска с ним, она иногда смеется и поддразнивает его, как счастливые женщины.

– Понс, я и пришел поговорить с вами по поводу сеньоры Франсески, – сказал Исаак. – Я рад, что вы затронули тему ее несчастливости. То, что я собираюсь вам сказать, представляет собой нарушение всего, что должно храниться в секрете, поэтому прошу вас воспринимать это так.

– В чем дело? – резко спросил Понс.

– Сеньора Франсеска вчера утром пришла к Мордехаю и попросила в долг двести мараведи, предложив свои драгоценности в виде залога. Он был так ошарашен, что сказал ей, что не может дать ей денег сразу, попросил прийти сегодня утром. И послал за мной, чтобы с соблюдением полной секретности выяснить, не знаю ли я, для чего ей понадобились деньги.

Понс встал, подошел к окну кабинета и выглянул наружу.

– Мордехай, конечно, поинтересовался, не я ли послал ее, – сказал он, повернувшись снова к врачу. – Исаак, вот таким образом и возникают губительные слухи.

– Мы с ним это понимаем, – сказал Исаак.

– И он хочет знать, понадобились эти деньги мне, или Хайме нужно скрыть какой-то недостаток в счетах, – сказал Понс. – Я бы не хотел, чтобы все об этом узнали.

– Именно так и считает Мордехай. Я заверил его, что денежных затруднений у вас нет. Я даже не рассматривал вероятности, что деньги понадобились сеньору Хайме, дабы скрыть заимствования из ваших средств. Он не распутник и не мот.

– Спасибо за веру в моего сына. Я уверен, что Мордехай рассматривал ее, потому что не знает Хайме так хорошо, как я. И все-таки… – Понс подошел к двери кабинета и позвал секретаря. – Пере, начнем после обеда подведение итогов за этот квартал? – спросил он. – Говорят, лето будет жарким, а эта работа пыльная. Те сводки могут подождать.

Наступила пауза, секретарь что-то спросил.

– Начни с подсчета наличности, когда покончим с этим, сосчитаем запас на складе.

Понс закрыл дверь.

– Я полностью доверяю сыну, – сказал он. – Но хочу иметь возможность говорить с полным основанием. Да и все равно мы бы занялись этим на будущей неделе.

– Ваш секретарь не сочтет это странным?

– Нет-нет. Я всегда занимаюсь такими кропотливыми делами, когда считаю, что для них пришло время, и всегда неожиданно. Это давний совет Хуаны, притом хороший. Но если секретарь никакой недостачи не обнаружит, перед нами остается вопрос, для чего Франсеске так уж потребовалась эта сумма, что она готова пожертвовать ради нее своими драгоценностями. Она ведь не сможет их выкупить, не попросив денег у кого-нибудь из нас.

– Сейчас она как будто сосредоточена на секретности.

– Кстати, что Мордехай сказал Франсеске? Собирается он ссудить ей эти деньги?

– Мне он сказал, что предпочитает не иметь дела с такими займами и хочет отправить ее к кому-нибудь, кто обычно берег в залог вещи.

– И мы не знаем, получила ли она деньги. Пойду, поговорю с ней. Если да, мы первым делом должны выкупить ее драгоценности, а потом я постараюсь выяснить, для чего она влезла в долг.

Выйдя из кабинета Понса, они услышали шаги по ведущей во двор лестнице.

– Понс, мне нужно с тобой поговорить.

Это был голос Хуаны, резкий, встревоженный.

– В чем дело, дорогая моя? – спросил он.

– Франсески нет в ее комнате, – ответила Хуана.

– Должно быть, отправилась прогуляться, – успокаивающе сказал Понс.

– Ничего подобного, – заговорила Хуана. – Утром она гуляла больше часа – почти два – и вернулась усталой. Пошла в свою комнату, сказала, что ей нужно отдохнуть. Вызвала одну из служанок, велела ей приготовить успокаивающее питье, которое оставил сеньор Исаак, и заперлась, попросив не беспокоить. А теперь ее нет.

– Знаете, где она хранит свои драгоценности? – спросил Исаак.

– Как странно, что вы об этом спросили, – сказала Хуана. – Я знаю, где она обычно хранит их, но сейчас там их нет. Они лежат на ее кровати перемешанной кучей. Как вы узнали? – спросила она.

– Пошли в кабинет, объясним, – сказал Понс. – Возможно, ты сможешь помочь нам в этом деле.

Он быстро выложил все полученные от Исаака сведения.

– Это громадная сумма, – сказала Хуана. – Хоть Франсеска и очень любит красивую одежду, она никогда не была расточительной. В голову приходят только неприятные предположения.

– Кроме того, – сказал Исаак, – две-три недели назад она одолжила пятьдесят су, сказала, что они нужны на подарок мужу. Неделю спустя вернула их.

– Из выделяемых на одежду денег, – сказала Хуана. – Помню, она спрашивала Хайме, может ли она получить их пораньше, так как хочет сделать какую-то важную покупку. Но, насколько я знаю, она никому не делала подарков.

– Дорогая моя, ты что-нибудь в этом понимаешь?

– Нет, потому что у меня есть вопросы, которые требуют ответа. С какой стати кому-то посылать ей связку прутиков и сухих веток, перехваченную белой лентой? Франсеска получила ее сегодня утром, увидев, закричала – в крайнем ужасе, Понс, клянусь – и побежала к себе в комнату. Я хотела поговорить с ней, но она заперлась. Я очень беспокоюсь о ней. За завтраком она почти ничего не ела и потом ни к чему не притрагивалась. Я отправила к ней Розу – она как будто чувствует себя с Розой спокойнее, чем с кем бы то ни было, не знаю, почему, – та понесла ей супа и кое-какой еды, которую она любит, но дверь комнаты была открыта, и Франсески там не было. Не знаю, как она ушла, потому что мы были во дворе все утро. Как она могла покинуть дом?

– Может, она где-нибудь в доме, – сказал Исаак.

– Нет. Мы смотрели повсюду, даже на чердаке. Понс, где Хайме? Он нам нужен.

– Хайме пошел посмотреть товары на складе за рекой. Должен скоро возвратиться.

– Сеньор Исаак, давайте спустимся во двор, посмотрим, что можно сделать. Я рада, что вы здесь – сказала Хуана. – Возможно, что-нибудь посоветуете нам.

Когда они спустились во двор, Сибилла ждала там вместе с Розой.

– Не было ее в кабинете с Понсом? – спросила она.

– Нет, – ответила Хуана. – И я не думала, что будет.

Шаги на улице и краткий обрывок разговора возвестили о появлении Хайме.

– Ждете меня? – весело спросил он. – Я не опоздал, так ведь? Папа, я видел интересные материалы. Думаю… Что случилось? – спросил он, внезапно уловив напряженность атмосферы.

– Мы не можем найти Франсеску, – напрямик ответила Хуана. – Не знаешь, где она?

Хайме пошатнулся и оперся рукой о стену.

– Франсеску? Что значит – не можете найти? Господи, что она сделала? – испуганно спросил он.

– Ничего, насколько нам пока известно, – спокойно ответил Исаак. – Но, думаю, вы правы, ее нужно отыскать. Мы всего несколько минут назад обнаружили, что ее нет в доме, и не знаем, что делать.

– Скажите мне хотя бы то, что знаете, – попросил Хайме.

Исаак изложил последовательность событий, начав со вчерашнего визита к Мордехаю.

– Все это очень странно, – сказал он. – Знаете, зачем ей могли понадобиться деньги?

– Деньги? Как Франсеска могла нуждаться в деньгах? Деньги у нее есть. В маленькой серебряной шкатулке. Там хороший замок, ключи есть у нас обоих. Каждую неделю я заглядываю в эту шкатулку и добавляю еще денег, так как знаю, что она не любит просить. Отчета я не требую, и большую часть времени она как будто тратит очень мало. Когда ей нужно больше, оставляет шкатулку открытой, знает, что я ее наполню. Желания у нее настолько скромные, что мы всегда могли исполнить их. Так ведь, папа? Сколько она просила у Мордехая?

– Двести золотых мараведи, – ответил Исаак.

– Я бы нашел для нее эти деньги, – удивленно сказал Хайме, – но не могу понять, зачем они ей потребовались. Для такой женщины, как Франсеска, это большая сумма. – Хайме оглядел всех. – И я знаю, что вы думаете, но не может быть и речи о том, чтобы она совершила что-то очень постыдное и ей потребовалась такая сумма, чтобы заставить кого-то помалкивать об этом, – твердо сказал он. – Я знаю Франсеску и ее манеры. Она застенчивая и скромная. Почти никогда не выходит из дома без кого-то из нас или одной из служанок. У нее нет ни склонности, ни возможности навлечь позор на наш дом, я клянусь в этом.