Текст книги "Утешение для изгнанника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Кэролайн Роу
«Утешение для изгнанника»

СПИСОК ПЕРСОНАЖЕЙ

Жирона

Еврейский квартал

Вениамин, трехмесячный сын Исаака и Юдифи

Даниель, муж Ракели

Исаак, лекарь

Юдифь, жена Исаака

Мириам и Натан, девять лет, близнецы, дети Исаака и Юдифи

Наоми, Лия, Ибрагим, Хасинта и Иона, их слуги

Ракель, вторая дочь Исаака и Юдифи

Юсуф ибн Хасан, 13 лет, ученик Исаака, мусульманин из Гранады

Мордехай, преуспевающий сапожник и банкир, друг Исаака

Собор

Беренгер де Круильес, епископ Жироны

Бернат са Фригола, его секретарь, монах-францисканец

Доминго, сержант охраны епископа Габриель, стражник охраны епископа

Усадьба-финка

Эстеве, управляющий Раймона и Марты

Хустина, 20 лет, их служанка

Марта, жена Раймона Форастера

Пау, 26 лет, сын Марты от первого мужа Грегори

Раймон Форастер, 50 лет

Роже Бернард, 15 лет, сын Раймона и Марты

Санкса, их кухарка

Город

Фауста, служанка в доме Манета

Франсеска, 26 лет, жена Хайме Манета

Хайме, сын Хуаны и Понса Манета

Хуана, жена Понса Манета

Понс Манет, преуспевающий торговец шерстью

Роза, 40 лет, няня и преданная служанка Сибиллы Лавор

Сибилла Лавор, 20 лет, разорившаяся кузина Франсески

Бернада, 50 лет, предсказательница

Гильем де Бельвианес, 35 лет, незнакомец, похожий на Раймона Форастера

Николау Маллол, кафедральный секретарь, христианин, муж Ребекки

Ребекка, старшая дочь Исаака, обращенная в христианство

Гранада

Абдулла, 10 лет, слуга Ибн аль-Хатиба

Фарадж, один из служащих визиря

Ибн аль-Хатиб, секретарь, советник, историк и врач эмира

Мариам, мачеха эмира

Мухаммед V, 16 лет, эмир Гранады

Наследник трона эмира Исмаил, 15 лет, сын Мариам

Наследник трона эмира Кэй, 5 лет, сын Мариам

Ридван, визирь эмира

Госпожа Нур, мать Юсуфа

Зейнаб, 12 лет, сестра Юсуфа

Айеша, 10 лет, сестра Юсуфа

Хасан, 6,5 лет, брат Юсуфа

Наср ибн Умар, учитель Юсуфа, помолвлен с Зейнаб

Путники на дороге

Ахмед, проводник, член частной охраны эмира

Али, спутник Юсуфа в пути

Ибрагим ибн Умар, брат Насра

Джабир, преуспевающий фермер

Мария Амири, хозяйка постоялого двора, возможно, мать Али

Салиме, жена Ибрагима

Эстелла, смотрительница лошадей у Лльейда

Фелип, ее слуга

Умершие

Раймон Лавур, дед Сибиллы

Мателине, жена Раймона Лавура

Сесилия, сестра Мателине

Бернард Лавур, сын Раймона Лавура и отец Сибиллы

Раймунда, сестра-близнец Раймона Лавура

Арнауд, ее муж

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
КАТАРЫ И КАТАРИЗМ

Катаризм как ересь в Каталонии и других областях существовал с начала двенадцатого века до первых десятилетий четырнадцатого. Последний катарский перфект, Гильем Белибасте, был заживо сожжен на костре в 1321 году. После его смерти эта ересь существовать дальше не могла.

В свое время катаризм представлял собой могущественную силу, духовную и политическую, в Окситании (на юге нынешней Франции), в Ломбардии, Тоскане, Каталонии и соседних провинциях, а также во многих других регионах Европы.

События в этой книге происходят в 1355 году через двадцать четыре года после смерти Гильема Белибасте. Однако последствия ожесточенного преследования катаров, именовавших себя Добродетельными или Чистыми (от греческого слова катарос, чистый) длились еще долго после того, как его участники умерли.

Распространение катарской ереси было поразительным явлением, потрясшим католическую церковь и вынудившим ее принимать разнообразные меры для противодействия. Орден проповедников – доминиканцы – был основан, чтобы поддерживать необразованное и зачастую безнравственное местное духовенство. Для надзора за теми областями, где эта ересь утвердилась, была создана инквизиция. Обе эти организации, как и все организации повсюду, существовали долго после того, как их изначальная задача была выполнена: доминиканцы, как религиозный орден, выполняли множество других функций, а инквизиция, как мощное, внушающее страх орудие, не подчиняющееся местной церковной иерархии, выискивала ересь и в деревнях, и в университетах, а также вела слежку за поведением принявших христианство евреев и мусульман после насильственных обращений в конце Средних веков.

Катаризм (как и зороастризм) был дуалистичным, рассматривал мироздание как непрестанную борьбу между равными или почти равными силами, доброй (Добрый Бог) и злой (Злой бог или Сатана). Добро – это дух; зло это плоть. Небо – место духа, земля – плоти. Человек представляет собой дух, заключенный в плоть и стремящийся вернуться на небо. Катары верили в переселение душ как цепь перерождений духа в старании очиститься и слиться с Божественным Духом, Богом, Добром.

Этот путь к небу достигался отречением от пороков плоти через единственное таинство катаров, утешение (consolamentum) до смерти. Оно представляло собой возложение рук уже получившего утешение перфекта, таким образом перфект передавал святой дух новоутешенному. Катары считали, что Иисус, Божий посланник или ангел, передал этот дух четвертому евангелисту, святому Иоанну, и этот дух беспрерывно нисходит от него к ним.

Получив утешение, человек должен был вести чистую жизнь. Это означало полный отказ от секса и от продуктов, связанных с размножением половым путем и плотью – от мяса, яиц, молока. (Рыба дозволялась, поскольку тогда было неизвестно, что икра должна оплодотворяться. Из-за этого многие катары были выявлены путем наблюдения за их питанием.). В довершение всего катарские перфекты не имели права убивать, им не дозволялось иметь богатство, они должны были одеваться просто, не сражаться на войнах и трудиться.

Большинство приверженцев катарской ереси получали утешение перед смертью. Те, кто получал его во время серьезной болезни, но шел на поправку, должны были с этих пор вести чистую жизнь или умирать, обычно от голода, в акте, именуемом Эндура. Поскольку условия чистой жизни для большинства людей были нелегкими, только сравнительно небольшое количество катаров становилось полностью посвященным задолго до возможной смерти. Это была группа перфектов, от которых зависело существование ереси. Поскольку этот акт посвящения снимал все грехи плоти, и поскольку у катаров секс считался злом независимо от того, состояла данная пара в браке или нет, утверждалось, что побочным явлением этой ереси было много сексуальной распущенности в катарских общинах среди тех, кто еще не получил утешения. Этому существует немало подтверждений, как и тому факту, что многие знатные католики-аристократы и члены католического духовенства срочно посылали за перфектом, чувствуя приближение смерти.

Католическая церковь предприняла для подавления катаров так называемый альбигойский Крестовый поход (от названия города Альби во Франции), пообещав, что те, кто нанесет поражение представителям катарской знати, получат отнятые у них земли и богатства. Северо-французские рыцари ответили на это массово, и в последовавшей бойне независимость говорящего на окситанском [1]1
  Окситанский (провансальский) язык относится к романской группе индоевропейской семьи языков.


[Закрыть]языке мира была обречена.

Глава первая
СИБИЛЛА

Жирона, пятница, 13 марта 1355 года

– Эй, ты! – произнесла молодая женщина, сидевшая верхом на серой кобыле. – Мальчик!

Юсуф перевел восхищенный взгляд с кобылы – маленькой, чуть ли не пони, с изящными копытами и красивой головой – на всадницу, тоже довольно маленькую, заметил он, но закутанную в отороченный мехом плащ, скрывавший ее ноги и голову. Молча нахмурился, ему не понравилось ни обращение, ни тон. Потом после значительной паузы сказал ничего не выражающим голосом:

– Сеньора?

Словно с запозданием осознав свою грубость, женщина раздраженно потрясла головой.

– Извини меня, молодой человек. Сеньор, – сказала она. Сдвинула капюшон чуть назад и улыбнулась. – Можешь сказать мне, как найти дом Понса Манета? Мы, моя подруга и я, приехали издалека. Привратника у ворот не было, а единственный человек, которого мы увидели, кажется, оказался таким же новоприбывшим в этот город, как мы.

– Я могу сделать больше, сеньора, – ответил Юсуф. – Могу проводить вас туда. Мне это по пути.

– Спасибо, – сказала женщина. – Ты пристыдил меня своей любезностью.

Юсуф взял кобылу под уздцы и повел небольшую процессию через площадь у основания холма, на котором высился собор, мимо стены гетто, где он жил.

– Далеко это? – спросила женщина, откинув капюшон и обнажив усталое лицо и массу темных волос в таком беспорядке, словно ее и кобылу принесло в город сильным ветром. – Не ожидала, что сегодня будет так тепло.

– Совсем недалеко, сеньора, и когда дойдем до тени впереди, будет гораздо прохладнее, – ответил Юсуф. – Вы едете с гор?

Она кивнула.

– Когда я выезжала, на северных склонах еще лежал глубокий снег, правда, он уже начинал таять.

Юсуф повел их по изогнутой улице и остановился у крепких деревянных ворот.

– Сеньор Понс живет здесь со своей семьей, сеньора. Позвонить?

Крепкий молодой человек, ехавший позади молодой женщины, спрыгнул, чтобы помочь ей и ее молчаливой спутнице спешиться. Снял багаж со спины осла и сложил его у ворот. Молодая женщина полезла в висевший на поясе кошелек, достала из его скудного содержимого несколько монет и отдала ему. Он поклонился и ушел, забрав с собой осла, мула спутницы и свою лошадь.

Когда Юсуф звонил в колокол, молодая женщина содрогнулась от порыва ветра и снова запахнула плащ.

– Ты очень любезен, молодой человек. Могу я… – Она снова полезла в кошелек, потом взглянула на его осанку, лицо, одежду и превратила это движение в изящный жест в его сторону. – Могу я узнать, кто так любезно помогал мне?

– Меня зовут Юсуф ибн Хасан, сеньора. Я живу в доме врача Исаака. – По выражению замешательства на ее лице мальчик понял, что она пытается определить, кто он такой. – Можно сказать, я ученик из другой страны, изучающий особенности этого королевства.

– А меня Сибилла Лавор, – ответила она. – Я тоже из другой страны и, как ты, приехала издалека узнать, кого или что смогу найти в этой.

– Мадам, – произнесла ее спутница возмущенным тоном.

– Роза, я просто шучу, – ответила Сибилла, повернулась и взглянула прямо на Юсуфа. Глаза ее, серые, как каменные стены города, потемнели, потом она улыбнулась, и они сузились в щелки в форме полумесяца, казалось, в них таятся ее самые сокровенные мысли. – По счастью, – продолжала она уже веселее, – я родственница сеньоры Франсески. Она, вне всякого сомнения, очень мне поможет.

– Тогда вы в превосходных руках, сеньора, – сказал Юсуф.

Калитка в воротах открылась, выглянула неуклюжая, робкого вида служанка, увидела Юсуфа, улыбнулась, потом сделала реверанс молодой женщине.

– Фауста, это сеньора Сибилла Лавор, хочет видеть сеньору Франсеску и сеньору Хуану, – сказал Юсуф со всей изысканностью и утонченностью тринадцатилетнего. Поклонился молодой женщине и поспешил в дом врача к обеду.

– Дорогая сеньора Сибилла, – сказала, поднимаясь, сеньора Хуана. – Очень рада видеть вас здесь в добром здравии. А сеньора Мателине? Я знаю, вы можете сообщить нам только печальные новости…

– Да, – отрывисто сказала Сибилла, ее холодные глаза и лицо ничего не выражали. – Бабушка умерла в день Сретения, перед смертью она велела мне срочно ехать к вам.

– Тогда сядьте к огню, немного отдохните, – сказала сеньора Хуана. – Вы, должно быть, устали.

Сибилла села в резное кресло с мягкой обивкой, почувствовав себя так, словно сбросила громадное бремя. Молодая женщина не знала, как ее здесь примут. Она была единственной дочерью двоюродного брата Франсески Бернарда, но Франсеска была лишь снохой сеньоры Хуаны. Сибилла с Франсеской до сих пор едва слышали друг о друге и, разумеется, ни разу не встречались. Однако сеньора Хуана, казалось, была искренне довольна ее внезапным появлением в обеденное время вместе с выросшей в деревне служанкой и с намерением оставаться неизвестно как долго. Небольшой огонь в камине согрел озябшую в конце пути Сибиллу, откуда-то поблизости доносился запах жарящегося с травами ягненка.

– Мне здесь очень нравится, – вот и все, что она смогла ответить. – С вашей стороны очень любезно принять меня.

– Ну что вы, – сказала сеньора Хуана. – Я буду рада вашему обществу, и Франсеска, уверена, тоже.

– Знаете, мы ни разу не встречались, – сказала Сибилла. – Мать Франсески, Сесилия, и моя бабушка, Мателине, были сестрами. Но когда Сесилия родилась, бабушка уже была замужем. Во всяком случае, она так говорила. А потом Сесилия вышла замуж и переехала на Мальорку задолго до моего рождения.

– На Мальорке наш сын Хайме познакомился с ней, – сказала Хуана. – Пока не встретилась с вашей бабушкой, я думала, что ваша семья жила там в течение многих поколений. Но Франсеска никогда не говорит о своей семье. Это не такая уж редкость. Однако она очень милая женщина, очень ласковая, и мой сын обожает ее. – Промелькнувшее на лице выражение стерло приятную улыбку. – Это еще одна причина того, что мы рады вас видеть. Франсеска нас слегка беспокоит. Она робкая, нервная и не выносит долгого одиночества.

– Франсеска больна? – спросила Сибилла.

– Нет, не больна, – сдержанно ответила Хуана. – По-моему, вполне здорова. Дело в том, что она находит этот мир… э… неприятным. Надменный лавочник или дерзкий слуга могут сразу же вызвать у нее слезы. Хайме – мой сын – проводит с ней столько времени, сколько может, здесь или у нее в гостиной, но у него есть свои обязанности. Думаю, вы будете для нее большой поддержкой.

– Постараюсь всеми силами, сеньора Хуана, – сказала Сибилла. – Хотя не могу представить никого более любезного и доброжелательного, чем вы.

– Я ее свекровь, – сухо сказала Хуана. – Франсеска считает, что должна жить согласно уровню достоинств, который я – совершенно непреднамеренно – установила. Если б она не потеряла ребенка, которого носила в прошлом году – будто я сама не теряла нескольких – положение вещей могло быть совершенно иным, но теперь ей кажется, что она подвела нас всех. Глупое дитя, мы только заботимся о том, чтобы они с Хайме были счастливы. Но о чем я говорю? Вы, должно быть, очень устали и проголодались с дороги.

– Признаюсь, сеньора Хуана, этот соблазнительный запах с кухни заставил меня почувствовать, как я голодна, – сказала Сибилла.

– Замечательно, – сказала Хуана. – Если принесете в наш дом хороший аппетит, как и приятные манеры, все будут этому очень рады. Наша кухарка огорчается, если мы не оцениваем ее усилий. Фауста готовит для вас комнату, – добавила Хуана. – Должно быть, уже все сделано. Когда смоете дорожную пыль, мы пообедаем, а потом можете отдыхать, сколько угодно. Ужин будет, когда пожелаете. Я послала мальчика вывести Понса из кабинета, оторвать отсчетов. Хайме только что вернулся, и, думаю, сеньора, Франсеска присоединится к нам с минуты на минуту.

– Прошу вас, сеньора Хуана, – сказала Сибилла с некоторым беспокойством. – Не называйте меня сеньорой, особенно здесь, в Жироне. Я не имею на это права, и это будет смущать меня. Поскольку я даже младше вашей снохи, не могли бы вы называть меня просто Сибиллой? Мне так будет гораздо удобнее.

– Прошу прощения, – сказала Хуана. – Должно быть, вышло недоразумение. На расстоянии истина прискорбно искажается, так ведь? Стану звать вас Сибиллой, как если б вы были моей дочерью.

Она обняла молодую женщину и повела в отведенную ей комнату, где был затоплен камин, и на покрытом мрамором туалетном столике стояла теплая вода для умывания.

– Ну, дорогая моя, какова наша гостья? – спросил Понс Манет, входя в гостиную жены.

– Очаровательная, – сказала Хуана, – простая и, думаю, умная, но с превосходными манерами. Сказала, не хочет, чтобы ее называли «сеньорой Сибиллой».

– А почему? – спросил Понс. – Будь я знатным, то требовал бы, чтобы тебя называли «сеньорой».

– И не обращал бы внимания на то, как обращаются к тебе, – сказала с улыбкой его жена. – Она крохотная, меньше Франсески, и у нее тонкий, изогнутый нос, созданный для того, чтобы свысока смотреть на тех, кто занимает более низкое положение.

– Она так на них смотрит?

– Наверняка могла бы, – ответила его жена. – Но не делает этого. Она напоминает мне грациозную кошку, очень умную, решительную и совершенно очаровательную. Понс, она мне очень нравится. Я рассказала ей о Франсеске.

– Что ты рассказала о ней? – послышался от двери неприязненный голос.

– Хайме, – сказала Хуана. – Спасибо, что пришел рано к обеду. Я сказала гостье, что Франсеска, оставаясь одна, становится нервозной, меланхоличной, и ей будет очень кстати подруга ее возраста.

– Уверена, что это все?

– Что еще можно было рассказать? Еще я сказала ей, что ее родственница очень милая, и мы все ее любим.

– А что сказала она?

– Спросила, не больна ли Франсеска. Я ответила, что нет, она сказала, что рада этому и что запах жарящегося ягненка пробуждает у нее сильный аппетит, поэтому я отправила ее умыться и переодеться.

– Мама, не может быть, – сказал Хайме.

– Разумеется, гораздо более вежливо с обеих сторон, но мы были в полном согласии. Она не хочет, чтобы ее называли сеньорой. Видимо, в письме, которое написала тетя Франсески, была ошибка. Она извинилась.

– Я рад этому, – сказал Хайме. – Не могу представить себе изнеженную даму, целый день бездельничающую и постоянно жалующуюся.

– Она не такая, – сказала Хуана. – Франсеска будет сегодня обедать с нами?

– Не знаю, – ответил Хайме. – Она нервничает из-за знакомства с Сибиллой, точнее, из-за твоего знакомства с ней. Боится, что она тебе не понравится, и ты будешь винить ее за появление Сибиллы в нашем доме, потому что она ее родственница. Сколько Сибилле лет?

– Суди сам, дорогой, – ответила его мать. – Вот она идет и, если не ошибаюсь, вместе с Франсеской.

Франсеска лениво поковыряла жареных рыбок величиной с ее мизинец, объела немного нежного мяса с косточек и отставила остальное. Понс положил ей на тарелку порцию жареного ягненка, и она уставилась в нее так, словно кто-то положил перед ней большой камень.

По другую сторону стола Сибилла поглядела на рыбу.

– Такой у нас в горах не увидишь, – сказала она.

– Неудивительно, – сказал Понс. – Это морские рыбки, замечательный деликатес. Их не каждый день можно найти на рынке. Их ешь целиком, – добавил он, испугавшись, что гостья станет обгладывать сардинок, как его сноха.

– Наша кухарка, должно быть, знала, что вы приедете, – сказала Хуана. – Сказала, что сегодня утром птички проснулись рано, и по случаю весны отправилась на рынок как раз в то время, когда привозят рыбу. Нужно быть там первой, чтобы найти их.

– Вы можете поехать к морю, – сказал Понс.

– И встретить там пиратов, шторма и…

– Они замечательные, – перебила Сибилла. – У нас в реках водится превосходная форель, но она не такая вкусная. Печально, что где бы ни жил, ты не получаешь замечательных вещей, которые есть у других. Разумеется, и они не получают тех замечательных вещей, какие есть у тебя. В нашей местности есть что-то такое, благодаря чему сыры получаются очень вкусными, – продолжала она, – правда, соседи, которые путешествовали, говорят, что вина у нас посредственные.

– Дело в том, что воздух и земля во всех местах разные, – сказал Хайме, заинтересовавшийся тем, что говорила родственница его жены. – Франсеска часто говорила, что масло и вино на Мальорке – если и не лучше наших – то, во всяком случае, сильно отличаются от них.

Франсеска покраснела.

– Это так, – сказала она. – У масла вкус свежей оливы. Оно очень вкусное с рисом, турецким горохом и овощами. Но вино, пожалуй, я предпочитаю здешнее.

– В следующий раз, когда кто-нибудь из знакомых поедет за товарами на Мальорку, нужно будет попросить его привезти бочонок масла, – сказала Хуана. – Судя по описанию, оно превосходное.

– Мама, я не хочу, чтобы вы делали это только для меня, – сказала Франсеска с расстроенным видом.

– Франсеска, я совершенно эгоистично думала о себе. Хочу попробовать это масло, потому что вряд ли поеду на Мальорку. И думаю, дорогая моя, кухарка будет очень рада. Я живу в страхе, что она отправится жить к своим преуспевающим вдовым сестрам в Фигуэрес, – сказала Хуана Сибилле. – Стряпает она превосходно, таких найти очень трудно.

– Так, должно быть, повсюду, – сказала Сибилла. – Один наш сосед ездил на Мальорку, чтобы найти кухарку. Слышал, что там много отличных.

– И добился своего? – заинтересованно спросил Понс.

– О да. Кухарка была замечательная. Но сказала, что не может жить среди чужаков, и уехала обратно. А много здесь нездешних, как я? – спросила Сибилла, когда Понс перестал смеяться. – Или люди будут таращиться на меня, будто я какое-то диковинное существо, каких можно увидеть на ярмарке?

– Мы привыкли к чужакам, – охотно ответила Хуана. – Особенно к тем, которые говорят, как мы, хотя и несколько странно. Но, уверяю, когда впервые пойдем к мессе, люди в соборе будут вытягивать шеи, чтобы посмотреть на вас. Любопытства у нас, пожалуй, не меньше, чем в любом другом месте.

– Однако, думаю, это дружелюбное любопытство, – сказал Хайме. – Никто не найдет вас странной. В конце концов у нас есть несколько священников и клириков из Валенсии, – добавил он, – которая дальше отсюда, чем Фуа. [2]2
  Фуа – историческая провинция во Франции.


[Закрыть]

– Хочу слегка возразить, – добродушно сказала Сибилла. – Первый человек, которого я встретила, въехав в город, уставился на меня так, будто никогда не видел такого странного существа. Я спросила его, как найти ваш дом, а он повел себя так, словно никогда не бывал в этом городе. Покачал головой и ответил, что слышал ваше имя, но где находится дом, не знает. Это был рослый мужчина, – добавила она, – очень любезный, приятный, разве что мало сведущий, на великолепной вороной лошади. С ним был молодой человек, который, видимо, при желании мог бы ответить на мой вопрос. Но такого желания, очевидно, у него не было, поэтому он не раскрыл рта.

– У него светло-каштановые волосы, вытянутое лицо и крепкий подбородок? – спросил Хайме. И говорит он, словно житель Льейды?

– Да, – ответила Сибилла, – только я не знаю, как говорят в Льейде. Но говорил он не так, как все за этим столом.

– Это сеньор Раймон, – сказал Хайме. – И с ним, наверно, был его сын Пау. Он очень приятный человек. Но довольно застенчивый, особенно перед красавицами.