Текст книги "Грешные клятвы (ЛП)"

Автор книги: Кения Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14

Обмен у ворот

Лэй

Мое беспокойство усилилось.

Ворота маячили впереди – пуленепробиваемая преграда, украшенная скульптурами драконов.

По мере приближения к ним пространство вокруг словно взрывалось движением: торговля, толпы, суета – все из-за того, что ворота со всех сторон окружали магазины и лавки. Над ними вспыхивали неоновые вывески – от техники до традиционных специй, здесь продавалось все.

Справа от ворот раскинулся открытый рынок. Прилавки стояли плотно друг к другу, продавцы перекрикивали друг друга, зазывая покупателей. Яркие мозаики из фруктов и овощей, рыба, с которой еще стекала утренняя вода, и купцы с пестрыми тканями, выкрикивающие цены, все сливалось в один живой, пульсирующий шум.

Воздух был насыщен ароматами уличной еды – жареное мясо, лепешки на масле, сладкая выпечка, экзотические специи… все смешивалось в плотный, тягучий запах.

Ху проворчал:

– Сделка должна состояться. Если бой начнется здесь, то все усложнится. Слишком много мирных жителей, и дядя Лео может использовать их против тебя.

Я усмехнулся сквозь зубы. Он был прав, и я это знал.

Рынок кипел жизнью. Люди толпились в узких проходах между прилавками. Дети сновали между взрослыми, исчезая в толпе.

Когда наш кортеж проехал мимо, множество голов обернулось нам вслед. Разумеется, их зацепила эта внушительная процессия машин, направляющихся к воротам.

Для отца не составило бы труда схватить ребенка в заложники – просто чтобы подчеркнуть свою позицию.

– Черт, – выдохнул Чен. – Пресса тоже здесь.

Сука.

Присутствие такого количества свидетелей усложняло все еще больше. Любое действие в этом месте теперь будет на виду, и не только у тех, кто замешан в сделке, но и у всей округи, которая живет вокруг этой ключевой точки входа.

Рынок следил за нами. Их взгляды давили не меньше, чем драконы, возвышающиеся над воротами.

Ладно, отец. Сделай хоть раз по-человечески.

Сердце грохотало в груди.

Вот и все. Пора.

Как и было договорено, машина отца остановилась прямо у самого порога.

Замедлив ход, мой внедорожник остановился в пяти футах от ворот. Я распахнул дверь и выскочил наружу, но остался рядом с машиной, я понимал, что если подойду слишком близко, отец может передумать выпускать Мони.

Давай, отец. Прошу… только не тронь ее.

Чен, Дак и Ху вышли следом и встали рядом со мной.

Ну же. Отпусти ее.

Мы ждали.

И вдруг, справа, с противоположной стороны, женщина радостно закричала:

– Хозяин Горы! Он здесь!

Блядь.

Сотни голов обернулись в мою сторону.

Чен сразу заорал своим:

– Быстро! Встали вокруг него и машины!

Тем временем половина толпы достала телефоны. Вспышки засверкали, и, наверняка, уже включились камеры, все пытались снять мое внезапное появление.

Через пару минут соцсети начнут гудеть: зачем я здесь, у ворот? Место, где я почти никогда не появлялся публично по делам клана.

Кто-то из толпы бросился ближе, то ли из любопытства, то ли в надежде, что я замечу их.

Черт возьми, отец. Выпусти ее из машины. Сейчас же.

Толпа надвигалась, как волна, в лицах смешались восторг и жажда зрелища.

Уличные торговцы, покупатели, все бросили свои дела и потекли к нашим машинам, смыкаясь плотным кольцом.

Тем временем я не сводил глаз с машины отца.

– Эй! – Ху поднял руки и замахал своим. – Удержите толпу! Быстро!

Наши ребята засуетились, прокладывая путь, оружие в руках, голоса подняты, пытаются сдержать восторженных зевак.

И тут зазвонил мой телефон.

Это ты, отец?

Я сунул руку в карман, вытащил аппарат, прижал к уху:

– Да?

Голос отца раздался в трубке:

– Открой ворота.

– Выпусти ее из машины.

– Как я могу быть уверен, что ты отпустишь меня?

– А с чего мне верить, что ты отпустишь Мони?

В трубке повисла пауза, словно он действительно задумался над новым раскладом.

– Открой ворота, – повторил он.

– Мне нужно подтверждение, что с ней все в порядке. – Мне стоило нечеловеческих усилий не заорать. – Пусть выйдет из машины.

– Я не собираюсь ее забирать. Так мы договаривались.

– Этого недостаточно.

– Она убедила меня, что если я похищу ее сегодня, это навредит делу. Она убедила меня.

Молодец, Мони.

Я кивнул сам себе:

– Я доверяю ей, не тебе. Поэтому, если ты хотя бы позволишь ей выйти из машины, я гарантирую тебе безопасный проход. Ты покидаешь Восток и никто не тронет тебя.

– Хммм.

Толпа становилась все больше и громче. Все новые покупатели стекались со всех сторон, толкались, стараясь пробиться ближе.

Дак подошел вплотную и вытащил меч.

– Блядь.

Руки тянулись ко мне, кто-то махал, кто-то звал, народ напирал, сплетающийся в пульсирующую живую стену.

В трубке тяжелый выдох:

– Ладно, сын.

Голос Чена дрогнул:

– Нужно заканчивать, Лэй. Быстрее.

– Отец? – Я сжал телефон сильнее. – Просто отпусти ее. Пусть выйдет.

– Отпущу. Но дверь останется открытой.

У меня дернулась челюсть.

Он что, собирается втянуть ее обратно, если я двинусь?

Или вообще собирался схватить, несмотря ни на что?

Блядь.

Я с трудом проглотил подступивший к горлу новый страх.

Нет. Доверься Мони. Да, он может быть сумасшедшим, но она наверняка говорит ему разумные вещи.

И вдруг, к моему удивлению, в трубке раздался голос Мони:

– Со мной все в порядке, Лэй. Можешь отдать приказ открыть ворота.

Услышать ее голос… было все равно что снять чью-то руку с горла, которая душила меня все это время.

Чистое облегчение. Музыка. Спасение.

Напряжение, сжавшее мышцы, тяжесть в груди, гул в голове, все исчезло, когда она заговорила.

– Итак… вот что мы сделаем. – Ее голос был мягким, но уверенным. Каждое слово словно разгоняло тени страха, вцепившиеся в меня. – Я сейчас выйду из машины, а ты в это время отдашь приказ разблокировать ворота. Но открывать их сразу не нужно.

– Хорошо.

В трубке снова послышался голос отца. Он что-то говорил ей, определенно, но я не мог разобрать слов.

– Лео, почему он вообще должен соглашаться на это? – ответила она. – Нет, Лео. Это не круто.

Я моргнул.

– Что происходит?

Но она не ответила, продолжала говорить с ним:

– Логичнее будет, если я сначала окажусь в безопасной зоне, а уж потом ты сможешь уйти.

И она права. Похоже, Мони действительно держит все под контролем.

Но даже так… меня пробрала дрожь.

Она снова обратилась ко мне:

– Лэй, я сейчас открываю дверь.

– Окей. – Я повернулся к Чену:

– Скажи им разблокировать ворота и приготовиться открывать. Но пока не открывать.

Чен метнул в меня хмурый взгляд, но кивнул и начал передавать указания по телефону.

Я вернулся к разговору:

– Готово, Мони. Иди ко мне.

Она тихо хихикнула, с легкой, тревожной ноткой:

– Пока не могу, малыш.

Это было совсем не к месту, но сердце сжалось, а в штанах тут же отозвалось. Черт. Самый неподходящий момент, но она назвала меня «малышом», и этого оказалось достаточно.

Да, похоже, я окончательно по уши погряз в ней.

Мони продолжила:

– Зато я прямо сейчас выхожу из машины.

Я непроизвольно распахнул глаза.

Задняя дверь машины распахнулась, и я увидел, как она ступила на асфальт. Ее голубое платье колыхнулось на ветру, а в глазах промелькнули страх и растерянность, она сразу поняла, что часть толпы начала смыкаться вокруг нее.

– Возьми их под контроль сейчас же, – процедил я сквозь зубы. – Никто не может прикоснуться к ней.

Ху с несколькими нашими людьми тут же рванули в ее сторону.

Сердце забилось быстрее, когда я увидел ее, живую, настоящую. Но я заставил себя остаться на месте. Держать себя в руках. Я должен был сохранять контроль.

В трубке ее голос звучал напряженно:

– Лэй, а что делает Ху?

– Только разгоняет толпу. И все. Никто не тронет ни тебя, ни моего отца. Я сдержу свое слово.

– Хорошо. Тогда я кладу трубку и отдаю ее Лео.

Она так и сделала, и осталась стоять рядом с машиной.

В трубке снова прозвучал голос отца:

– Теперь твой ход.

– Ворота разблокированы.

– Их нужно открыть, сын.

– Скажи Мони отойти от машины на три метра.

– Я все равно смогу схватить ее с такого расстояния… если ты решишь быть глупым.

Ярость сжалась в груди тугим узлом.

– Я в курсе. Но если она отойдет дальше, мне будет проще отдать приказ открыть ворота.

– Наконец-то ты научился сохранять хладнокровие в момент конфликта.

Я нахмурился:

– Скажи ей отойти.

– Как скажешь, сын.

Видимо, он жестом велел ей отойти, потому что вскоре она отошла от машины на несколько шагов.

Я кивнул Чену.

Он отдал приказ. и ворота начали медленно, с осторожностью открываться.

Металл скрипел и стонал, как будто тоже чувствовал напряжение момента.

Толпа ахнула, и тут же загудела – шепот, словно пожар, разлетелся по рядам, когда люди поняли, что происходит.

О чем они сейчас думают?

Наконец ворота начали открываться – медленно, мучительно, сантиметр за сантиметром, открывая тот мир, который был скрыт от глаз с тех самых пор, как я закрыл Восток после смерти Шанель.

По мере того как щель становилась шире, солнечный свет хлынул внутрь, отбрасывая длинные тени, что танцевали на лицах тех, кто наблюдал.

Люди вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что, или кто, появится за воротами.

Отец заговорил:

– Интересный получился визит, сын.

– Больше не возвращайся на Восток. В следующий раз, когда я тебя увижу, это будет наша схватка.

– Ну… Мони объяснит тебе, почему мне придется вернуться еще раз.

Я нахмурился:

– Мони объяснит?

– Да. Она быстро осваивается в роли Хозяйки Горы.

Щелчок в трубке.

Ебаный психопат.

Но теперь это больше не имело значения.

Страх и напряжение, сковавшие меня до ломоты в костях, начали таять в ту самую секунду, когда дверь его машины захлопнулась, и она рванула прочь.

Наконец-то… она в безопасности.

Телефон в руке стал просто ненужным куском пластика. Я выронил его, он с грохотом ударился об асфальт, и бросился вперед, сорвавшись с места в бег.

Спасибо. Спасибо тебе, Господи.

Толпа, которая всего минуту назад была плотной, как стена, словно почувствовала перемену в воздухе. Люди расступались, с лицами, полными ужаса и изумления, наблюдая, как я мчусь сквозь них.

Возможно, это были искренние эмоции на моем лице, или, может быть, это была чистая сила моей решимости, которая оттолкнула их в сторону.

Мои люди среагировали мгновенно. Как отлаженный механизм, они подхватили мой рывок, и пошли вперед, уверенно, точно, как будто всю жизнь тренировались именно к этому моменту. Проламывались сквозь толпу, прокладывая путь, как корабль рассеивает волны.

Сердце грохотало в груди, с каждым шагом сильнее.

Расстояние между нами таяло. Лица в толпе расплывались в серую массу. Шепоты, возгласы, все исчезло.

Я видел только ее. Мони. Она стояла впереди. С каждым моим шагом, все четче, все ближе.

Спасибо тебе.

Под охраной Ху она начала идти ко мне.

Боже, я по уши в ней.

Когда мы встретились на полпути, она кинулась ко мне в объятия, уткнулась лицом в мою грудь.

Я задрожал, сжал ее крепко:

– Мони.

– Я знала, что ты мне поверишь.

Вспыхнули камеры.

Кто-то из толпы заорал вопросы.

Но все, что я мог – это вдыхать ее запах и не отпускать.

Тяжесть в груди отступила, когда я увидел ее улыбку.

– Ты в порядке?

– Все хорошо.

– Лэй, – Чен оказался рядом. – Нам надо убираться отсюда.

Толпа начинала гудеть сильнее. А теперь еще и камеры новостных каналов вылезли.

Черт.

Журналисты кричали вопросы.

– Хозяин Горы, вы можете прокомментировать, что сейчас произошло у ворот?

– Восток теперь открыт, сэр?!

– Лэй, что это значит для твоего лидерства в Востоке?

– Пойдем, – я поцеловал ее в щеку, сделал шаг назад и мягко взял за руку. – Нужно добраться до машины.

– Это был Великий Хозяин Горы?

– Есть ли новое соглашение между Югом и Востоком? Вы можете рассказать, о чем оно?

– Какие условия сделки привели к этому моменту?

Но я не стал отвечать на их вопросы.

Вместо этого отпустил ее руку и крепко обнял Мони за талию, прикрывая от жадных глаз и навязчивых микрофонов.

Чен бросился вперед:

– Все, хватит! Расступитесь!

Я наклонился к Мони и шепнул:

– Скоро мы выберемся отсюда.

Откуда ни возьмись появился Дак, встал рядом с Ченом и вытащил меч.

Репортеры вздрогнули, отпрянули, сразу отскочив на несколько шагов назад.

Мони распахнула глаза:

– Вау. Они что, боятся Дака?

Я усмехнулся:

– У прессы и Дака... сложные отношения. Поэтому при любой возможности они предпочитают держаться от него подальше.

Она моргнула, не зная, как на это реагировать.

Мы шли следом за Ченом и Даком, держась плотной группой, словно щитом от бушующего моря сплетен и домыслов, вихрем круживших вокруг нас.

Но вопросы продолжали сыпаться, все громче и наглее:

– Хозяин Горы, правда ли, что в Востоке зреет мятеж против вашего правления?

– Они называют себя «Голубая Тишина». Прокомментируете?

Плечи сжались от напряжения.

– После событий прошлой ночи планируются ли изменения в политике свободы слова и прессы?

– Как вы ответите на обвинения в нарушении прав человека в Востоке?

Мони тихо прошептала мне:

– Они про Лео? Что он убил тех инфлюенсеров?

– Да, – я заметил, что машина уже близко. – Я разберусь с этим позже…

– Но ты уже что-то говорил?

– Пока нет. – Я вел нас к внедорожнику быстро, но уверенно.

– Но... тебе ведь стоит сказать что-то?

– Хозяин Горы, идет ли у вас война с правом на свободу слова?

– Хозяин Горы, как вы прокомментируете недавние заявления о смерти инфлюенсеров, критикующих ваш режим?

Мони, не сбиваясь с шага, шепнула:

– Лэй, тебе стоит ответить.

– Мне плевать на них. Я просто хочу, чтобы ты вернулась во дворец и была в безопасности. – Я поднес руку к двери машины, открыл ее. – Поехали.

– Лэй... – Она нахмурилась и осталась стоять.

Что она делает?

– Садись. – Я изо всех сил старался не нахмуриться. – Прошу.

– Ты должен что-то сказать. Люди погибли.

– Я не собираюсь ничего говорить. Мне нужно, чтобы ты вернулась во дворец.

Она нахмурилась… и, к моему гребаному ужасу, Мони не села в машину.

Вместо этого она повернулась, прямо к толпе репортеров.

Постой. Нет. Что, черт возьми, ты делаешь?

Она сделала два шага в их сторону, и я бы схватил ее, если бы не застыл на месте от шока.

Чен подскочил ко мне, побледнев, как полотно. Голос у него дрожал:

– Ч-что она делает?

Толпа замерла.

Некоторые репортеры распахнули глаза.

Мони прочистила горло.

– О, Боже, нет… – Чен замотал головой. – Нет. Нет-нет-нет. Она не может просто так говорить. Все должно пройти через пресс-службу!

Я изо всех сил старался, чтобы страх не отразился у меня на лице, и прошептал в ответ:

– И что ты предлагаешь? Вытащить ее силой?

– Да.

– Она будет в ярости.

– И?..

– Чен, я лучше навлеку на себя гнев Востока, чем Мони.

И в этот момент… Мони начала говорить.

Глава 15

Новый голос Востока

Лэй

– Здравствуйте. – Моник сделала еще шаг вперед.

Толпа стихла, все камеры разом обернулись к ней. Она стояла прямо, с гордо поднятым подбородком – уверенная и сильная.

На лбу у Чена выступил пот, и я почувствовал знакомый укол тревоги.

Пресса непредсказуема. А ее честность, такая прямая, настоящая, могла в любой момент превратиться в скандал, если ее слова вырвут из контекста.

Защитить ее? Или позволить говорить?

Этот выбор разрывал меня изнутри.

Внутри бушевала война.

Хозяин Горы во мне был готов пустить в ход силу, если хоть кто-то осмелится перекрутить ее слова или показать неуважение.

Но Лэй, мужчина, который любит и уважает Моник как равную, решил держаться. Доверять.

А это, черт побери, пиздец как сложно.

Я заставил себя взять себя в руки. Она начала говорить.

– Итак… мне, наверное, не стоит сейчас говорить, но… прошлой ночью погибли люди… из-за их слов в мой адрес. – Моник обратилась к толпе так спокойно, словно просто болтала с кем-то на улице.

Но беда в том, что пресса на Востоке – это не случайные прохожие. Это стая голодных волков, рыщущих в поисках самого мясного, самого грязного. Это акулы, унюхавшие кровь. Они с легкостью превращают невинные слова в приговор.

Я почувствовал, как во мне вскипает желание защитить ее. Но вместе с тем, сердце распирала гордость.

Она еще и двух суток не пробыла на Востоке. Уже вляпалась во все дерьмо, какое только можно было, и при этом осталась на ногах. Ни истерики, ни паники. Не сломалась.

Наоборот… Казалось, каждая новая хрень только делала ее сильнее.

Как, черт возьми, у нее это получается? Она же настоящий боец.

– Прежде всего… – она сглотнула. – Я хочу выразить глубочайшие соболезнования семьям и близким, пострадавшим от ужасных событий прошлой ночи.

У Чена с виска капля пота скатилась прямо на воротник.

А я… я внутри корчился от борьбы с самим собой. Все нутро кричало: вытащи ее оттуда, уведи к черту подальше от этих шакалов, пока они не перекрутили ее слова, не обвинили, не превратили все это в цирк.

Но ее спокойствие… чистый, уверенный голос, заставляли меня стоять на месте.

– Я знаю, что значит терять тех, кого любишь… – она обвела взглядом притихшую толпу. – И любая смерть, при любых обстоятельствах, – это трагедия.

Камеры щелкали и жужжали без остановки.

И тут она подняла палец вверх:

– Но… особенно это пиздец как неправильно, когда умирают просто за то, что высказались.

Охренеть.

Ее слова разрезали густой, застоявшийся воздух, будто лезвием.

Я моргнул.

– Она выругалась, – ахнул Чен. – Это слово они будут гонять по кругу снова и снова.

Как и я, толпа замерла в оцепенении, где-то между шоком и прилипшей к губам жаждой узнать, что она скажет дальше.

Репортеры, которые еще минуту назад суетились и жужжали, теперь стояли как вкопанные, ручки зависли над блокнотами, даже не записывали, просто слушали. Глотали каждое слово.

Моник продолжила:

– Смерть за свободу слова – это за гранью. Это ебаный мрак.

– Она опять выругалась, – прохрипел Чен, тяжело задышал, грудная клетка заходила ходуном.

Вокруг нас воздух будто стал электрическим.

И тут журналисты взорвались: ручки засновали по блокнотам, пальцы застучали по экранам.

Что они напишут? Уважение? Критика? Или как обычно, дерьмо, завернутое в аналитику?

Обычные люди в толпе, возможно, не привыкшие к такой прямоте от кого-то вроде нее, перешептывались. Но… некоторые явно ловили ее волну – кивали, соглашались, что-то одобрительно бормотали.

Другие, наоборот, будто не знали, как на все это реагировать. Слишком уж она была настоящей.

Но все равно… она, блядь, перевернет весь Восток.

Я стоял и смотрел на нее, а внутри росло что-то мощное: смесь безмерного уважения и яростной, инстинктивной потребности защитить.

Моник не просто выдерживала натиск общественного осуждения, она проходила его как шторм. И не собиралась ни молчать, ни прогибаться.

Я напрягся.

Ход был рискованный. Но, возможно, именно такой был и нужен, чтобы пробить эту выученную, затхлую пляску политики и медиа Востока.

Готовы ли они вообще к правде в лоб?

Скоро узнаем.

– Забудьте уж, были ли эти заявления расистскими или нет, – Моник опустила руку.

Ху поднял брови и бросил на меня взгляд.

Все, буквально все, уставились на нее. Каждый микрофон потянулся вперед, точно прицел, нацеленный на цель.

– Не соглашаться с чьими-то взглядами и мнением – это одно, – Моник сделала паузу. В ее тишине словно что-то щелкнуло. – Но безжалостно отнимать жизнь. Убивать всю семью. Резать детей. Просто из-за поста в соцсетях… пусть даже он был расистским или тупым… – это уже уровень человеческого падения, который я не могу принять.

Блядь.

Репортеры замерли, как статуи.

Они прекрасно поняли, о ком она говорит, об их обожаемом Великом Хозяине Горы. И теперь, наверняка, ссыкотно даже подумать, как это передать в эфир.

На Востоке, если мой отец что-то делал, значит, так надо. Так решил Бог.

Поставить под сомнение – значит лишиться души.

На самом деле… кроме моей матери… Моник – единственный человек на Востоке, кто официально выступил против действий моего отца.

Чен вытер пот со лба:

– Все… теперь точно пиздец… Они ее разорвут.

Но она права. И плевать, что они там думают. Только посмеют ее тронуть, я, блядь, поотрываю каждому руки. Более того…

Я отошел от машины и пошел к ней.

Каждый шаг, как заявление. Не просто поддержка, а доверие. Я встал рядом не для того, чтобы быть телохранителем. Я стоял рядом, чтобы весь мир увидел: она – сильная, умная, способная. И я в нее верю.

Надо было сделать это раньше. Я учусь, Моник. Прости, что не сразу.

Когда я встал рядом с ней, плечом к плечу, обняв за талию, почувствовал, она слегка дрожит. Но теперь она знала, что я рядом. Полностью. Без оглядки. Без сомнений.

Больше я никогда не заставлю тебя ждать.

С такого близкого расстояния я ощущал не только ее, но и прессу. Их ожидание. Их тихую надежду, что я вмешаюсь, сорвусь, подарю им конфликт, которого они так жаждали.

Но я молчал.

Это ее время. Ее голос. Если уж я доверяю ей, то не как Хозяин Горы, который вламывается и затыкает. А как Лэй. Партнер. Человек, который знает, когда отойти в тень.

Хотя… на всякий случай… я был рядом, как скала. Не для слов, а для действия. Если понадобится, то я сработаю быстро.

Уважайте Моник. Или я покажу вам больше смертей, чем мой отец когда-либо устраивал.

Моник не принимала ту тьму, что жила в нем… Но я – его сын. И жажда насилия у меня в крови.

Следом в поле зрения попал Дак. Он переместился чуть ближе к Моник, с ее другой стороны. Меч у него все еще был в руке, как будто он и правда собирался снести кому-то из репортеров башку.

Вспышки камер стали еще ярче.

Ну вот… Моник между Хозяином Горы и Командиром боевого крыла. Вот это будет фотка.

Уже завтра ее лицо появится на первой полосе каждой газеты. И эта одна картинка сделает ее одной из самых влиятельных женщин Востока. Мои тетки давно правят этим списком. Теперь в нем появится она.

А голос у Моник, все такой же ровный. Спокойный.

– Сегодня я поговорила с Великим Хозяином Горы… и сказала ему, что он был неправ.

Кто-то в толпе громко ахнул.

Я моргнул. И заставил себя не менять выражение лица.

Ты поспорила с моим отцом… и до сих пор жива.

В конце толпы кто-то просто развернулся и убежал, даже не пытаясь сделать вид, что все в порядке. Им не хотелось оказаться рядом, пока звучат такие слова. Они боялись, отец может убить и за то, что ты просто услышал подобную «ересь».

По всем нашим традициям… это было катастрофой.

До сегодняшнего дня никто вслух не говорил, что это отец убил людей той ночью. Хотя, черт возьми, и так было ясно.

Но озвучить это вслух, значит толкнуть лавину.

Правда, однажды произнесенная, уже не зарывается обратно в землю. Людям придется либо проглотить ее, либо встать против. А на Востоке… никто не хочет вставать против него.

Ни одного вопроса. Репортеры молчали. Вместо этого толпа несколько раз резко ахнула.

Дак стоял в тишине, с широко распахнутыми глазами, не отрываясь смотрел на нее.

Да. Она определенно изменит Восток.

– Так, так… – Чен поспешил к ней, неловко поклонился. – Спасибо тебе большое, Моник, что выступила сегодня, но нам правда пора…

– И еще, – Моник не сдвинулась с места. Глаза спокойно, уверенно обвели море объективов и включенных микрофонов.

Я наклонился к Чену и тихо сказал:

– Не перебивай. Она имеет право говорить все, что захочет. Я рядом. Я поддерживаю.

Чен застыл. Рот приоткрыт. Слов больше не нашлось.

– Хочу еще раз сказать максимально четко, – продолжила она. – Хоть Великий Хозяин Горы и действовал из желания защитить меня от опасности на Востоке… я не поддерживаю убийство им невинных людей.

Чен выглядел так, будто вот-вот грохнется в обморок. Бледный, как чистый лист.

Рука дернулась к телефону, наверное, уже набирал какой-нибудь экстренный пиар-отдел, чтобы заткнуть эту бурю, пока все окончательно не пошло по пизде.

Дак опустил голову. Будто не мог даже смотреть на нее. Хотя я знал, что внутри его трясло от ужаса.

А она подняла голос:

– Более того, я требую справедливости для тех, кто был убит прошлой ночью!

Справедливости? Ты вообще понимаешь, что только что сказала?

Одно это заявление… Восток воспримет как призыв. Как будто она говорит: кто-то должен остановить моего отца. Остановить, прежде чем он убьет снова.

И… этот кто-то – это я.

Я прокручивал ее слова в голове.

Она что, намекает Востоку, что я разберусь с отцом? Интересно…

Теперь у нас появился веский повод для поединка, который должен состояться через три дня. Я не знал, планировала ли она это, но история могла сложиться идеально: я сражаюсь со своим отцом за свободу Востока. За право говорить, и не умирать за это.

Тогда они поймут, почему он умер.

Как бы больно им ни было… И… полюбят меня сильнее. Именно из-за этого.

Хитро. Очень хитро. Это ты придумала? Или он?

Да и неважно.

Я просто стоял и смотрел на нее, в полном восхищении. Потому что в эту секунду… здесь, сейчас… она напоминала мне мать.

Сколько раз моя мать игнорировала заранее написанные для дворца речи и говорила то, что считала нужным?

Сколько раз она ставила под сомнение отца, прямо в эфире, когда он стоял прямо у нее за спиной в шоке?

Мама тоже однажды выругалась на камеру. Мони будет второй.

Эта мысль вызвала у меня улыбку. Камеры тут же щелкнули в мою сторону.

Моник продолжала:

– И я хочу, чтобы народ Востока понял одну очень важную вещь, я не собираюсь добиваться вашего одобрения через страх.

Дак поднял взгляд.

А она им, мягкую, искреннюю улыбку:

– Я здесь, чтобы заслужить ваше уважение.

Идеально.

Я почувствовал едва уловимое изменение в толпе. Как будто даже скептики начали признавать: она чего-то стоит.

Моник сглотнула.

– Но давайте копнем глубже.

Я моргнул, ошарашенный.

Серьезно? Еще не все?

– Уже по прошлой ночи видно, что ждать теплого приема не стоит, – сказала она, снова подняв палец вверх. – Но усвойте одну вещь. Вы можете крушить мою репутацию, принижать мои заслуги, ставить под сомнение мои намерения. Но вы не сможете заставить меня замолчать… или уйти с Востока.

Ах вот как? Значит, теперь ты поняла, что ты по-настоящему здесь?

Я чуть язык не прикусил, чтобы не облизнуться от этой мысли.

По толпе прокатился гул, ее дерзкий вызов завис в воздухе, как разряд перед бурей.

Репортеры ожили: ручки застучали по бумаге, перья скребли в едином ритме, превращаясь в шумной какофонию.

– И второе, – продолжила Моник, – хотя я не могу официально говорить от имени Хозяина Горы… я знаю, что он уже предпринимает шаги, чтобы обеспечить безопасность журналистов и инфлюенсеров, которые выражают несогласие… со мной и с проводимой политикой.

Я пробежался взглядом по толпе.

Злости не было. Кто-то выглядел печально. Кто-то – в полном ахуе.

Они просто не привыкли к такой честности. Особенно от кого-то, стоящего наверху Четырех Тузов.

А Моник определенно показала, что теперь – она там.

И снова всплыло это слово: доверие.

Никогда бы не подумал, что доверие – это часть любви. Но сейчас… я учусь.

И знаешь что? Я рад, что поверил ей. Востоку это было нужно. Мне это было нужно.

А вот Чен, тем временем, начинал закипать.

Кулаки то сжимались, то разжимались. Взгляд метался между Моник и толпой. Лицо покраснело, лоб нахмурен, тело напряжено, будто вот-вот рванет вперед.

Нервы у него были на пределе.

Если он не взорвется прямо здесь, то точно рванет по дороге обратно во дворец. Скорее всего, по дороге Моник и Чен сцепятся.

Но я буду на ее стороне.

Теперь я знал, что она была права, что высказалась. Так же, как когда-то поступала моя мать. И так же, как я любил мать за ее стойкость и чувство справедливости, так же теперь любил и Моник.

В ней я увидел продолжение того, что, как думал, умерло вместе с матерью. Наследие силы. Смелости. И безжалостной, упрямой борьбы за то, что правильно.

Я просто стоял рядом, с сердцем, распираемым от гордости и любви, и знал: какими бы ни были испытания впереди, ее дух, ее присутствие – это именно тот свет, которого нам всем так не хватало.

– И еще, – голос Моник стал чуть громче, перекрывая растущий шепот заинтересованных голосов, – уважение работает в обе стороны. Я намерена уважать каждого из вас ровно так же, как ожидаю уважения в ответ. Не только к себе, но и к моим сестрам.

Чен ахнул. Дак выругался сквозь зубы.

Эта фраза выбила репортеров из колеи.

Я напрягся.

С прессой главное, не сказать лишнего. А Моник сейчас выложила кое-что очень важное. Упомянув сестер, она по сути объявила: я не просто тут надолго. Нас будет больше.

А Восток не терпит чужих. И не признает непрошеных гостей.

И вдруг, шквал вопросов. Волна, захлестнувшая разом.

– Ваши сестры тоже с Запада? – выкрикнул кто-то.

– Нет, – покачала головой Моник. – Я вообще не с Запада. И даже не из Парадайз-Сити.

Вспышки засверкали ярче.

– Сестры?! – рявкнул другой. – Сколько их?

– Кто они такие и какую роль играют в ваших планах по Востоку?! – перекрывая всех, закричал третий.

– Можете уточнить, как ваша семья повлияет на внутреннюю политику Востока? – добавил еще один.

Ладно. Хватит.

Я заговорил резко, быстрее, чем она успела раскрыть рот:

– Вопросов больше не будет!

Мгновенная тишина.

Некоторые репортеры застынули с поднятыми ручками.

– Однако, – я окинул их мрачным взглядом, – мне тоже есть что сказать.

Чен издал сдавленный хрип, будто у него случился мини-приступ.