Текст книги "Невиданное (ЛП)"

Автор книги: Келли Мур

Соавторы: Такер Рид,Ларкин Рид
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Идешь куда-нибудь? – позвала она.

– Просто прогуляюсь. Скоро вернусь.

– Хорошо, будь осторожна, – сказала она, очевидно не в состоянии выдать более конкретный совет за столь короткое время. – И убедись, что ты вернешься достаточно рано, чтобы успеть подготовиться к сегодняшнему вечеру.

На улице было холодно, у меня на щеках появился румянец. Солнце уже садилось за западные холмы – вот-вот наступят сумерки. Я вынула мамины кожаные перчатки и накинула капюшон пальто, пока я раздумывала, куда мне идти.

Как и накануне, Джексон не свернул влево в сторону реки, а повернул направо – к городу. Я различала его следы на мокром снегу. Я следовала по ним до конюшен и через поле к маленьким боковым воротам Дома Эмбер в северо-восточном углу. Здесь следы исчезали в общем беспорядке на дороге. Но ощущение тепла влекло меня вперед.

На окраинах Северны я двинулась в сторону западной части города, не туда, куда я ожидала. Я обнаружила еще следы Джексона, пересекавшие пустое поле по направлению к узенькой улочке без тротуаров. Я забрела в черный район. Местные пялились на меня, как будто считали, что я заблудилась. Но я продолжала идти, притворяясь, что я точно знаю, куда мне нужно.

Я остановилась возле небольшой церкви из белой вагонки, На аккуратном примерзлом газоне была табличка: ПАСТЫРЬ ДОБРЫЙ БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ.

Я нетерпеливо поднялась по ступенькам. Наконец-то я получу кое-какие ответы.

Но что-бы там ни было, я пришла увидеть, что происходит. Когда я проскользнула внутрь, я увидела открытую дверь в задней части церкви. Горстка людей оставалась на скамейках, застегивая пальто, натягивая перчатки, обмениваясь прощаниями.

Я увидела Джексона. Он обнимал симпатичную азиатскую девушку, которая проходя мимо, осмотрела меня с ног до головы, решив, что я этого не замечу.

Ой, подумала я со странно неприятным чувством в груди. Его секрет.

Он подошел ко мне, выражение лица было спокойным, но в голосе послышались обвинительные нотки.

– Что ты здесь делаешь, Сара?

Кажется, я слегка покраснела. К нам подошел пожилой мужчина с пасторским воротником. Он улыбнулся и протянул руку.

– Я пастор Хоув.

– Это Сара Парсонс, пастор, – представил меня Джексон, когда я пожимала протянутую руку.

– Ты хочешь присоединиться к изучению Библии, Сара? Мы встречаемся раз в неделю и рады видеть каждого.

– Нет, хм, я просто искала Джексона.

– А откуда ты знала, что он будет здесь? – Пастор пристально смотрел на меня, все еще улыбаясь, но его глаза буравили меня.

Я просто уставилась на него, не имея подходящего ответа. Я увидела, как Джексон пытается скрыть улыбку и ждет, пока я найду слова. Не помогая мне.

– Я… шла по его следам. Затем спросила людей. Они направили меня сюда.

– Тогда все в порядке, – сказал пастор. Он еще раз пригласил меня присоединиться к изучению Библии и попрощался.

Снаружи Джексон посмотрел на меня.

– Тепло-холодно до сих пор работает? – догадался он.

– Ага.

– А тебе не приходило в голову, что, возможно, ты вмешиваешься не в свои дела?

Тут до меня дошло, какой грубой и навязчивой я выглядела.

– Хм, – пробормотала я. – Нет, Не совсем.

– Может быть, Сара, – в ответ он рассмеялся, но покачал головой, – тебе следовало бы подумать об этом. Пообещай мне, что ты не сделаешь так снова.

Я кивнула, больше он не ворчал на меня за это. Мы пошли назад к Дому Эмбер. Я хотела спросить его о девушке – об объятии – но сдержалась. Я решила попробовать быть менее любопытной и относиться с большим уважением к частной жизни Джексона – в конце концов, ведь он не принадлежит мне просто, потому что мы друзья. Я поняла, что мне больно от этой мысли.

Когда он вытащил свои перчатки, я заметила что-то желтое. Потом я вспомнила, что у пастора был желтый платок в кармане рубашки. Это было немного странное украшение для пастора, одетого во все черное. Желтые платки у протестующих в Северне. Желтые платки в толпе в Балтиморе.

Мгновенноо я изменила свое решение. И задумалась.

Глава 9

Моя бабушка всегда придерживалась мнения, что любой праздник и каждое семейное торжество – помолвки, свадьбы, дни рождения, крестины и даже похороны – это возможность обменяться сплетнями в обществе и привлечь того или иного участника к благотворительности. Соответственно, большинство обладателей старых денег между Потомаком и границей Новой Англии так же, как и новоявленных богачей приглашались в Дом Эмбер каждую зиму на празднование солнцестояния и шведский стол.

Официальным поводом для сбора в этом году был предварительный показ экспонатов, которые были отобраны для выставки в Метрополитен Музее в Нью-Йорке. Сюда входили костюмы того периода, текстильные изделия, народное искусство, картины и фотографии, портреты и многое другое. Мама разместила небольшие предметы по всему первому этажу и коридорам главного крыла, чтобы гости могли спокойно рассматривать их.

Все остальное мероприятие было организовано в стиле всех бабушкиных традиций. Гости начали собираться после восьми. Каждую группу новоприбывших приветствовали у дверей, где моя мама принимала подарки и передавала свои – Рождественские украшения, восковые свечи выполненные в колониальном стиле, чтобы призывать (по традиции солнцестояния) возвращение света. Десерты расставили на разборном столе в столовой, вторая дверь слева, с шампанским и эгг-ногом на буфетах.

Я стояла на лестнице и рассматривала встречающих в этом году – маму, папу и Мэгги с миссис Хэтэуэй. Между ними, освещенными автомобильными фарами, проходил непрерывный поток гостей.

На меня нахлынул один из приступов дежавю, когда я стояла, держась рукой за перила. Мелькнуло бессвязное видение, как я стою в длинном золотом платье вместо короткого черного и что я должна находиться рядом с мамой. Потом момент ускользнул, а в поле зрения оказалось улыбающееся лицо Ричарда Хэтэуэя.

Он шагнул на ступеньку ниже меня. При этом я оказалась с ним на одном уровне.

– Все еще привыкаешь к смене времени, Парсонс? – поддел он меня. – Или выпила слишком много эгг-нога?

Видимо мое лицо было слишком вялым. Я отбросила остатки путаницы, которую ощущала мгновением раньше и улыбнулась.

– Все зависит от того, Хэтэуэй, – сказала я, невинно поднимая брови, – что ты имеешь в виду под «слишком много».

Он ухмыльнулся.

– Видела моего старика за работой? – спросил он. – Он неплохо общается с людьми.

– Нет, – ответила я, – Он отлично общается с людьми. – Что было абсолютной правдой. Помогало и то, что Роберта Хэтэуэя считали возможным будущим президентом, но благодаря его харизме люди воспринимали его определенным образом. Казалось, что он рад видеть всех и каждого из них. Как будто каждый человек, мужчина или женщина, был для него важен. Также ему не вредило то, что он был действительно привлекательным и атлетически сложенным – качества, которые он скромно принимал. Все было идеально; люди обожали его. – Серьезно. Восхитительно.

– Ага, – сказал Ричард. – Хотелось бы мне унаследовать это. – Он стоял рядом во всем великолепии, немного печально склонив голову, и покачивал ей в притворном смирении, и я просто начала смеяться. – Что? – спросил он.

– Мне кажется, ты получил свою долю, Хэтэуэй. – Его глаза сузились от приятных подсчетов, так что я извинилась, прежде чем он продолжил напрашиваться на комплимент. – Нужно спасать Сэмми, – сказала я. – Его поймали в ловушку несколько пожилых дам. – Потом я ускользнула от него.

Я утащила Сэма подальше от двух пожилых дам, которые слушали его в какой-то прострации. Вероятно, он читал им лекцию о динозаврах, подумала я. У него были почти энциклопедические познания.

– Эй, приятель, – сказала я, – почему бы нам не украсть для тебя парочку этих восхитительно выглядящих десертов и не усадить тебя перед телевизором?

– Это было бы здорово, Сара, – радостно ответил он. – Разговаривать с этими людьми ужасно трудно.

Я нагрузила в тарелку с полдюжины десертов – фруктовые пирожные, маленькие чизкейки, пряники и трюфели.

– Слишком много, – запротестовал Сэм.

Я наклонилась, и прошептала ему на ухо:

– Оставь парочку для меня. Я улизну, как только смогу и присоединюсь к тебе.

Вернувшись из западного крыла, я бродила в толпе и слушала. Папа всегда говорит, что подслушивание это моя плохая привычка, но это больше походило на инстинкт. Может быть, это было не совсем этично, но я бы не узнала и половины того, что я знаю о жизни, если бы я временами не подслушивала.

Казалось, наши гости были слегка растеряны от того, что впервые празднования проходили без изначальной хозяйки. Мало внимания уделяли расставленным мамой экспонатам, в основном люди переходили от группы к группе, сплетничали, выдвигали предположения. Некоторые гости помнили бабушку, некоторые болтали о доме и его предполагаемых призраках. Большинство обсуждали кандидатуру Роберта и выдвигали предположения, когда же он сделает официальное объявление. Мне нравилось то, что я располагала этим кусочком инсайдерской информации.

Несколько ударов молотка у входной двери дали знать о позднем прибытии. Мэгги была ближе всех и пошла приветствовать новых гостей. Но, открыв двери, сделала шаг назад.

Улыбаясь, вошла пожилая пара, сопровождаемая красивым светловолосым мужчиной в черном шерстяном пальто, с двумя маленькими фигурками на воротничке. Я в недоумении уставилась на них. Мужчина был похож на…

Клэр Хэтэуэй поспешила обнять и поцеловать воздушным поцелуем пару.

– Агата, Гарольд, так приятно видеть вас. – Она протянула руку третьему члену группы. – Рейхсляйтер, рада встрече с вами.

…нациста.

Мама присоединилась к Клэр.

– Мистер и миссис Векслер, добро пожаловать. И, – тут она неловко замолчала, ожидая, что кто-нибудь заполнит паузу.

Нацист протянул руку, с легким кивком головы.

– Карл Жежер, миссис Парсонс. Атташе Немецкой социалистической республики. Прошу простить меня за вмешательство в ваше мероприятие. Я остановился у Векслеров, и они настояли, чтобы я пришел с ними, как непрошеный гость. – Все было произнесено на великолепном английском и сопровождалось робкой улыбкой.

– Разумеется, мис… – Мамин голос был преувеличенно жизнерадостным.

– Рейхсляйтер Жеж… – Миссис Векслер прервала ее.

Но нацист успел ее опередить.

– Карл, – сказал он, снова слегка склоняя голову, – пожалуйста, так проще.

Я осознала, что мои челюсти крепко сжаты. Я негодовала… была в ярости оттого, что он находится в бабушкином доме. Семьдесят пять лет нацисты истребляли евреев, цыган, гомосексуалистов и нетрудоспособных людей по всей Европе, кроме тех, кому удалось сбежать в Америку. Они подчинили все страны на континенте за исключением небольшой части России. Всего лишь двадцать пять лет назад они разбомбили Лондон до состояния воронки в земле, в итоге, принудив сдаться остальных.

За последние два десятилетия, они много работали над тем, чтобы создать человеческое лицо «новой» Немецкой социалистической республике, но никто из тех, кого я знала, не был готов простить и забыть.

Очевидно, за исключением, Векслеров.

Мама извинилась и по сжатым линиям ее рта я видела, что она не слишком рада новым гостям своего вечера. Я подумала, почему она не попросит его уйти, – но наверное, это просто слишком грубо. Клэр продолжала болтать с гостем Векслеров, затем повела его знакомиться со своим мужем.

Я осмотрела остальных гостей. Некоторые выглядели недовольными, но большинству было все равно, некоторые даже приветственно кивали. Сенатор вел себя формально вежливо, но не проявлял к нацисту особого дружелюбия. Я предположила, что как правительственный чиновник, он должен так поступать. Я не была уверена, могла ли я быть такой же вежливой.

Пришло время присоединиться к Сэмми.

В маленьком коридоре, который проходил мимо кухни, была выставлена небольшая экспозиция паукообразных и насекомых – бабочек, мотыльков, жуков и пауков всевозможных размеров. Я видела некоторые из экспонатов в окрестностях Дома Эмбер раньше, но никогда не задумывалась, откуда они появились, или кто собирал их. Я остановилась, чтобы прочитать белую карточку, прикрепленную рядом. «Из обширной коллекции раннего энтомолога Сары-Луизы Фостер Тейт».

Сара-Луиза, подумала я, и ее брат-близнец Мэттью – их имена до странности легко мне вспомнились.

Мама развесила вдоль галереи килты, включая один с зеленой аппликацией в форме симметричного лабиринта – я решила, что это дань настоящему лабиринту позади Дома Эмбер. Сокровище в его центре, подумала я, протягивая руку, чтобы прикоснуться к нему.

– В вашем роду были талантливые женщины. – Ричард подошел ко мне со спины.

– Плохо, что в моем поколении никого не оказалось. – Я была поражена и немного довольна. Он следовал за мной.

– Уверен, что в твоих хромосомах заложен один-два их таланта. Тебе просто нужно подождать и увидеть, как они проявятся. – Он махнул рукой в сторону переднего зала. – Пошли, предполагается, что мы должны быть там.

Ой, разочарованно подумала я. Он не следовал за мной. Пришел забрать. Я пошла за ним, гадая, что же будет дальше.

В прихожей толпились люди, собравшиеся из прилегавших комнат. Ричард поймал меня за руку и потянул меня по ступенькам, чтобы мы оказались рядом с его и моими родителями. Время речи – и мы с Ричардом были частью фона сенатора Хэтэуэя.

Сенатор говорил о выставке Дома Эмбер, которая откроется в Нью-Йорке в канун Нового Года. Он перемежал свою речь некоторыми действительно смешными анекдотами. Было ужасно неуютно быть частью официальной группировки, но я приклеила улыбку на лицо и пыталась не фокусировать внимание на ком-то определенном.

Он приблизился к цели:

– Я знаю, что все вы ожидали сегодняшнего заявления о моих «планах», но мы решили сохранить эти новости до Нью-Йорка. – Толпа застонала и засвистела. Сенатор рассмеялся. – Все должны прийти и присоединиться к вечеринке – она обещает быть великолепной.

Когда сенатор закончил, протянулся лес рук – все хотели пожелать ему удачи. Я поднялась по лестнице на первую площадку, чтобы переждать все, сидя на скамейке под зеркалом. Я больше хотела сидеть с Сэмом и десертами перед телевизором, но не могла представить, как пробраться через толпу народа. Я могла б обойти вокруг и подняться по лестнице оранжереи, решила я, и мне почти удалось сбежать.

– Вы, должно быть, юная мисс Парсонс, о которой я много слышал, – услышала я идеальное английское произношение.

Я посмотрела в лицо нашему непрошеному гостю, который дружелюбно мне улыбался. Ему было где-то тридцать-пять или шесть, он был просто ходячим изображением истинно арийской внешности – сильный подбородок, длинный нос, взъерошенные светлые волосы. На нем были черные шерстяные брюки униформы СС, заправленные в блестящие сапоги, в паре с черным галстуком и белой шелковой рубашкой, натянутой на мускулистые плечи.

– А почему я должна быть «юной мисс Парсонс»? – Я понимала, что мое лицо явно выражало недовольство, но ничего не предприняла, чтобы изменить ситуацию.

Он продолжал улыбаться, как будто мое поведение было вполне уместным. Или не имело никакого значения. Он по пальцам начал объяснять свою логику. – Член группы поддержки сенатора, но не его ребенок, потому что у него единственный сын. Тогда как владельцы знаменитого Дома Эмбер имеют дочь, предположительно твоего возраста. Бинго – Мисс Парсонс.

– Знаменитого? – переспросила я.

– О да, – сказал он, доверительно наклоняясь вперед. – Скажи мне, правда ли то, что люди говорят об этом месте?

Как будто волна окатила корабль, его аромат окутал меня – смесь кожи, дыма и лавровишневой воды. Вопреки моим первоначальным намерениям, я нашла его привлекательным, что еще больше разозлило меня.

– Я не знаю, – раздраженно ответила я. – Почему бы вам не уточнить, что именно вы слышали?

– У Дома Эмбер есть определенная… – кажется, моя злость его развлекала, – репутация, – могу я так выразиться? Ты, должно быть, знаешь, что немецкую науку интересуют некоторые эзотерические области знаний. Эфирные энергии. Временные аномалии. Высказывались предположения, что этот дом расположен на слиянии силовых линий, поэтому обладает потенциалом для усиления энергетических способностей.

– Кто мог предположить такое? – Я недоверчиво улыбнулась.

Он проигнорировал мой вопрос.

– Разве ты не чувствуешь? – сказал он, протягивая руку. – Электричество в воздухе? – его жесты были грациозными и расслабленными, как у гипнотизирующего змея. Я стиснула зубы и пренебрежительно покачала головой. Он опустил руки, хлопнув ими за спиной. – Тогда могу я считать, что ты никогда не переживала никакого всплеска способностей? – Он улыбнулся, как будто сомневался в моем неверии, но внезапно его взгляд стал… голодным. Хищным.

Краем глаза я заметила, что Клэр Хэтэуэй наблюдает за моим разговором с Рейхсляйтером. Она озадаченно склонила голову набок, когда наши взгляды встретились.

– Нет, ничего подобного со мной не случалось, – ответила я ему. – Но обязательно сообщу вам, если я вдруг начну летать или двигать предметы силой мысли.

– Очень хорошо, мисс Парсонс. – Он искренне рассмеялся. – Мне понравилось беседовать с вами. – Он закончил обещанием, – Мы еще побеседуем. – Затем он извинился. Я была рада увидеть, как он уходит.

Клер подошла ко мне, когда он спустился. Она стояла возле перил площадки, восхищаясь елкой. Высокая, стройная, в свитере-платье с воротником в виде капюшона, она выглядела красивой на фоне вечнозеленого дерева, освещенного крошечными белыми огоньками, как фигура ангела, которая сбежала с одной из веток. Она посмотрела на меня через плечо и улыбнулась.

– Мне всегда нравились вечеринки твоей бабушки по случаю солнцестояния и твоя мать, безусловно, достойно продолжила традицию. Я думаю, что это так хорошо, – добавила она, смотря мне в глаза, – что наши две семьи, смогли, наконец, все объединить в одно дело, а ты что думаешь?

– Мм-хм, – пробормотала я, мысленно повторив, – наконец? хорошо?

Она собралась было уходить, но потом небрежно повернулась.

– Кстати, дорогая, о чем говорил немецкий атташе? Есть что-нибудь, о чем должен знать сенатор?

Так вот почему Клер подошла ко мне – ради ответа на этот вопрос. И не знаю почему, но у меня не было ни малейшего желание дать ей то, чего она хотела. Я сделала непроницаемое лицо.

– Нет, – ответила я, покачав головой. – Он просто выяснял, кто я такая. Все из-за того, что я стояла рядом с вами на ступеньках.

– Ах, это, – сказала Клер, еще какое-то время рассматривая меня. – Наверное, стоило представить тебя официально, чтобы ему не пришлось вынюхивать.

Так вот чем он занимался, вынюхивал, все ясно, подумала я.

– Рада вы не сделали этого. Мне не пришлось изображать улыбку и быть вежливой.

Наше внимание привлекли звуки рояля из гостиной. Кто-то определенно решил, что Рождественские колядки сейчас как раз кстати.

– Присоединимся к ним? – спросила Клер.

– Только не я, – ответила я, изобразив сожаление. – Медведь на ухо наступил. – Это было не совсем правдой, но Сэмми, телевизор и десерты все еще ждали меня.

Она выглядела слегка недоуменной, как будто оправдание в неумении петь было слишком странным для правды, но потом улыбнулась.

– Так приятно поболтать с тобой, дорогая. – Она погладила меня по голове и грациозно уплыла прочь.

Большая часть гостей переместилась в гостиную, так что я решила пройти через теперь уже пустой холл. Что оказалось ошибкой. Мама поймала меня в столовой, где она помогала Розе очищать использованный китайский фарфор и серебро. Она позвала меня зайти. Я взяла стопку тарелок и последовала за ней в кухню.

– Интересно, – сказала я, слегка повысив голос, – почему вы пустили в дом того нациста.

– Векслеры привели его, как своего гостя, – сказала она, выгружая посуду в раковину с горячей мыльной водой. – Он политический представитель ГСР, иностранный эмиссар. Ради Роберта я решила, что лучше не вышвыривать его. Или – если так будет понятнее – ради твоей безопасности или Сэмми.

– Ради нашей безопасности?

– Мы остаемся здесь, Сара. – Она повернулась и посмотрела на меня. – Я не хочу делать вас двоих мишенью любой… враждебности.

Я задумалась обо всех значениях этого выражения, все они были ужасны. В Астории наша семья открыто могла выражать свои анти-нацистские настроения, но здесь, в АКШ, наши политические взгляды должны быть… более умеренными? Иначе мы с Сэмом можем оказаться в опасности?

На заднем фоне подошло к концу нестройное хоровое исполнение «Тихой ночи» и я услышала начальные аккорды новой песни. А затем запел чей-то безупречный тенор:

– O Tannenbaum, O Tannenbaum, Wie treu sind deine Blätter!

Не веря своим ушам, я пересекла холл, чтобы протиснуться через толпу, окружавшую пианино. Рейхсляйтер стоял рядом с пианистом и исполнял немецкую версию «О, рождественская ель». Аудитория была увлечена – у мужчины был один из тех щемяще-сладких голосов. Когда он закончил, слушатели взорвались аплодисментами. Нацист, улыбаясь, отмел их восхищение и растворился в толпе, которая была теперь менее враждебно настроена к нему, чем ранее.

Он заметил, что я наблюдаю за ним и кивнул. Я повернулась и побежала назад, в пустую галерею в задней части дома. Ричард поймал меня как раз тогда, когда я собиралась свернуть за угол.

– Парсонс.

Я остановилась и обернулась, постаравшись смягчить улыбкой злость на своем лице. Он выглядел немного неуверенно, слегка смущенно. Это было… очаровательно. Улыбка растянулась сама собой.

– Я просто пришел пожелать спокойной ночи, – сказал он. – У папы назначен на завтра пятичасовой утренний звонок для интервью. Родители вероятно, уже в машине.

– Слава Богу, – не подумав, сказала я.

– Упс, – он печально усмехнулся. – Дай мне передохнуть, Парсонс. Я истекаю кровью.

– Ой, нет, – извиняясь, сказала я, – Я просто имела в виду, что если вы уезжаете, то все остальные тоже начнут расходиться. – Я подумала о Рейхсляйтере, но решила не упоминать его. В конце концов, Ричард не виноват, что нацист оказался здесь. – Я просто жутко устала.

– Ааа, – сказал он, – Я рад, что это не обо мне.

– Дело не в тебе, Хэтэуэй.

– В таком случае, сказал он, делая шаг ко мне, – позволь мне указать… – Его палец показывал на что-то над моей головой.

Я посмотрела. Мы стояли в арке, которая была украшена шаром омелы.

Он склонился для поцелуя. Улыбаясь, я прикоснулась своей щекой к его, отметив точку пальцем.

Он вздохнул, затем его губы мягко прикоснулись к моей щеке.

– Спокойной ночи, Парсонс.

***

Я запоздало поняла, что большая часть парней после моего маневра решила бы, что им дают отставку, но я не заметила, чтобы эго Ричарда слишком уж пострадало. Я была уверена, что он знает, каким безумно привлекательным он является. Он, вероятно, решил, что я просто притворяюсь скромницей. Что было не совсем так.

Я не знаю почему, но где-то посредине процесса я решила, что мой первый поцелуй, которого у меня вообще-то не было, должен быть особенным. В средней школе, свидания казались ерундой, к тому же их было легко избежать. Но когда я перешла в старшую школу, то согласилась на пару свиданий с вполне симпатичными парнями – лишь затем, чтобы в последний момент отступить, когда они соберутся поцеловать меня. В своих мыслях я ждала так долго, и мне нужно было что-то необыкновенное. Я не хотела, чтобы меня при этом лапали на переднем сидении машины и рычаг переключения скоростей впивался мне в ребра. И это не должен был быть какой-нибудь шуточный поцелуй только из-за паразитического растения с большой вероятностью того, что мои родители могут подглядывать из-за угла.

По правде говоря, я даже не была уверена, хочу ли я, чтобы мой первый поцелуй был с Ричардом Хэтэуэйем. В смысле, парень был великолепен и красив, но в нем было что-то… из-за чего я чувствовала себя неуютно. Понятия не имею почему.

Мое предсказание насчет продолжительности вечеринки оказалось точным; после отбытия Хэтэуэев, народ, включая Векслеров и их гостя, начали группами расходиться. Меня позвали, чтобы помогать отыскивать пальто и провожать гостей в дверях. Когда мне, наконец, удалось присоединиться к Сэму в солярии, он уже уснул на диване перед включенным телевизором, рядом с ним была Мэгги, которая выполнила нарушенное мною обещание.

– Я отнесу его наверх и уложу. – Она улыбнулась мне.

Огромный укол ревности.

Я проследовала за ними к переднему коридору. Все гости уже ушли. Одетые в черное официанты, нанятые для вечеринки были заняты уборкой оставшегося мусора. Родители растянулись на диване в гостиной, выглядели полными облегчения и жутко уставшими.

– Я ненавижу вечеринки, – сказал папа.

– Я ненавижу каблуки, вымученные улыбки, и необходимость присматривать за миссис О'Брайан, чтобы убедиться, то она не положит себе в карман какую-нибудь безделушку, – вторила мама.

– Серьезно? – переспросила я. – То, что ты сказала о миссис О'Брайан?

– Ну да, – ответила мама. – Твоя бабушка постоянно наносила ей неожиданные визиты, чтобы украсть вещи обратно. – Она, кряхтя, поднялась на ноги. – Я собираюсь сменить это платье на что-нибудь старое и мягкое.

– И я, – сказал папа, поднимаясь, чтобы последовать за ней.

– Спокойной ночи, – пожелала я.

– Сладких снов, детка, – ответил папа, целуя меня в макушку. – Кстати, ты сегодня выглядела очаровательно. Я заметил, что сын Роберта повсюду следовал за тобой.

– На этой вечеринке я была единственным человеком его возраста. – Я закатила глаза.

***

В связи с тем, что большую часть вечеринки я провела на лестнице, я выделила несколько минут, чтобы побродить по комнатам и посмотреть на экспонаты: насекомые, портреты, вышивки, столетия занимания особой позиции в обществе. Похоже, что я родом из неплохой семьи, подумала я, еще раз пожелав унаследовать какой-нибудь из талантов.

На столике, рядом с фотографией моей бабушки размещалась коллекция ленточек и трофеев. Она была чемпионом на скачках и среди заводчиков лошадей. Однажды, мама сказала мне, что бабушка всегда хотела участвовать в Олимпиаде, до того как игры закрыли после Второй Европейской войны.

Два длинных покрытых тканью стенда стояли перед полками в библиотеке, увешанные ферротипиями моей прапрапрабабушки Маеве МакКаллистер. Желание Маеве запечатлеть жизнь женщин, детей и черных, которые жили в этой местности, были отправной точкой для создания музейной выставки Женщины и меньшинства Юга.

Я рассматривала объекты фотографий. Замершие лица людей смотрели на меня, пойманные в неестественных выдержанных позах камерой моей далекой родственницы. На последней ферротипии была запечатлена маленькая группка, состоявшая из самой Маеве с маленькой девочкой. Подпись гласила, что это Маеве МакКаллистер и не идентифицированная девочка. Я подошла, чтобы лучше рассмотреть Маеве. И замерла, уставившись на изображение.

Маленькая девочка в белом платье, которую моя прапрапрабабушка держала на руках была точной копией кого-то, кого я видела раньше. Кого-то кого я знала. То же самое миленькое личико, тот же самый ореол мягких кудряшек.

Она выглядела в точности, как Эмбер, воображаемая подружка из моего детства.

Это выбило меня из колеи. Как будто все эти годы я играла с призраком.

Я попыталась собраться с мыслями: скорее всего я видела эту картинку, когда была маленькой. Видела Маеве с девочкой и представила ее как своего воображаемого друга. Это было рациональным объяснением. Это было единственным вариантом.

Пора мне уже отправляться в постель. И накрыться одеялами с головой.

Когда я подошла, Мэгги выходила из комнаты Сэма.

– Что-то произошло, – сказала она, скорее констатируя факт, чем задавая вопрос.

– Нет, – ответила я. – Я просто… устала.

Мне показалось, что Мэгги хотела сказать что-то еще, но передумала. Вместо этого она произнесла:

– Ты очень сильно напоминаешь мне свою маму, какой она была в твоем возрасте.

Я почистила зубы и переоделась в пижаму, но не смогла заставить себя выключить свет. Я некоторое время сидела, опираясь на спинку кровати и уставившись на закрытую дверь, пока до меня не дошло, что я жду, что она откроется. Тогда я встала, взяла зеленое узорное одеяло, которое лежало на стуле возле стола, и прошла в комнату Сэмми.

Свет в Морской комнате был, разумеется, выключен, но маленький ночник в форме звезды горел, чего в сочетании с его похрапыванием было вполне достаточно, чтобы положение слегка улучшилось. Я уселась в кресле рядом с кроватью Сэма, притянув колени к груди и подоткнув под себя одеяло. Мне казалось, что я не могу заснуть уже целую вечность. Где-то после одиннадцати, как я предположила, я услышала как мои родители и Мэгги желают друг другу спокойной ночи. Какое-то время я слышала слабый стук дверей и приглушенные голоса. Затем все стихло. Я даже перестала слышать дыхание Сэма.

Когда я была маленькой, я отказывалась спать без света. Не потому что я слишком боялась, а потому что была слишком обеспокоена тем, что темнота делала с моим восприятием вещей, как она влияла на мои чувства. Слух становился слишком острым, усиливалось восприятие – если я фокусировалась на этом, то у меня сразу же начиналось чесаться во множестве мест сразу, и я слышала глухие удары собственного сердца, колотящегося в моей груди.

Сидение в этой комнате, свернувшись калачиком, напомнило мне ночи, когда я была маленькой. Не из-за того, что мои уши и кожа внезапно перестроились – была какая-то часть меня, часть у которой не было названия. Какая-то часть, которая тихо выжидала, в темноте.

***

Она шла бесшумно, босиком, как привидение, по коридору, освещенному сине-серым предутренним светом. Было достаточно холодно, чтобы ее дыхание превращалось в облачка, но не на столько, чтобы кто-нибудь проснулся и пошевелил тлеющие угли в каминах. Она чуть плотнее натянула узорное одеяло на свои светлые локоны. Рот неслышно бормотал какие-то слова, пальцы плотно обхватили ручку.

Она вернулась в спальню со светло-лавандовыми стенами и уселась в дальнем углу кровати. Затем она начала царапать на стене, выписывая буквы, формируя слова. Во время работы она шептала: «Сожаления… Ушибы… Тайна… Прошлое и будущее… Судьба в твоих руках… Шрамы заживут…»

Она царапала все быстрее, и шептала немного громче: «Шанс… выбрать снова… затем выбрать путь… который ведет…»

Я проснулась, когда она произнесла последнее слово.

– Другое когда.

Глава 10

Я открыла глаза в том же самом сером освещении, которое наполняло мой сон. Тьма уступала место утреннему свету. Самая длинная ночь в году закончилась.

На мгновение недоумение от пробуждения в незнакомом месте преобладало в моих мыслях, пока я не вспомнила, что уснула в комнате Сэмми. Я с усилием заставила себя сесть ровно и удержать остатки своего сна. Хождение безумной женщины. Царапанье по стене. Рыжие волосы – Фиона? Я могла мысленно представить ее, и остаток сна сформировался вокруг этого образа. Написание стихотворения в лавандовой комнате.