Текст книги "Невиданное (ЛП)"

Автор книги: Келли Мур

Соавторы: Такер Рид,Ларкин Рид
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Вообще-то, лично я не так уж компетентна в вопросах будущего, – ответила я. – Сэмми настоял, чтобы я это взяла. И компас тоже.

– Хм, – произнес Джексон. – Он необычный маленький парень, не так ли? И я это говорю в самом лучшем смысле этого слова.

Я улыбнулась и согласилась.

– Он и правда необычный маленький парень. Но, насколько я знаю, он – не гадалка.

– Просто кое-кто, кто считает, что лучше всегда быть готовым?

– Наверное, – согласилась я.

Мы занялись работой, чтобы устроиться поудобнее. Я нашла и зажгла фонарь. Джексон задернул занавески на единственном окне.

– Чтобы хоть немного удержать тепло.

Комната была примерно десять на десять метров, в ней был стол, четыре стула, печка Франклина, несколько навесных полок, на которых стояли консервы и лежали сложенные одеяла, сумка со старыми газетами и куча дров. Дверь в дальней стене вела к пристройке, с полностью функционирующими туалетом и раковиной.

– Все удобства дома, – сказала я.

Джексон ухмыльнулся.

– Если ты живешь в холодильнике.

Это была правда, я могла видеть свое дыхание. В Пенсильвании намного холоднее, чем в Мэриленде, воздух снаружи проникал через все щели. Мы начали работать над тем, чтобы разжечь костер.

Когда печка разгорелась, в комнате стало немного теплее, но до полного комфорта было еще далеко. Джексон развернул два одеяла и накинул одно из них на меня. Затем он потратил несколько минут, забивая газетами самые большие дыры в стенах. После этого он порылся на полках.

– Здесь есть несколько консервов с едой. И, наверное, где-то должна быть открывалка, но я ее не вижу.

Я снова засунула руку в сумочку Мэгги. С видом триумфатора я вытащила из нее простую открывалку.

– Снова Сэм? – спросил он.

– Очень странно, правда? Но если об этом задуматься, – ответила я, нахмурившись, – я не думаю, что это был он. Кажется, он что-то говорил о «ней».

– О «ней»?

– Да. Она казала, что я должна взять с собой все эти вещи.

– Мэгги? – предположил он. Я покачала головой. – Тогда, может быть Нанга?

– Может быть.

Мы подтащили два стула поближе к огню, сели так, чтобы нас разделял лишь угол стола, и набросились на консервы.

Я не ела с тех пор… не помню даже с каких. Несколько ложек овсянки.

Джексон передал мне открытую банку с насечками по всему ободку, вместе с его многофункциональным ножом, открытым на вилке с двумя зубцами.

– Дамы вперед, – сказал он.

Заглянув в зазубренное отверстие, я увидела половинки персиков в густом сиропе. Я засунула одну в рот. Сахар растаял у меня на языке – холодный, влажный и невыносимо прекрасный.

Процесс еды дал мне возможность понять, насколько я голодна. Я могла бы съесть всю банку. Но я заставила себя остановиться и передала ее Джексону вместе с вилкой.

– Твоя очередь.

Он покачал головой.

– У меня есть своя, – ответил он, показывая точно такую же банку.

Я взяла в рот еще три куска, один за другим, едва задумываясь о том, что их нужно жевать.

– Оставь место для нормальной еды, – сказал он. И вытащил из кармана своего рюкзака сэндвич. – Мясной рулет. По бабушкиному рецепту. Приготовлен твоим покорным слугой. Пробыл весь день в природном холодильнике.

– Я ненавижу красть твою еду, – сказала я.

– Мы вместе в этом деле, Сара.

Я взяла половину сэндвича и откусила большой кусок. Он был невероятно хорош. Необходимая комбинация мяса и хлеба.

– Ты сам его сделал? – спросила я с набитым ртом.

– Да, мэм, – ответил он. – Не будь такой недоверчивой. Готовка это всего лишь химические формулы того, что можно потом есть.

– Ну да, – сказала я. – Зубрила.

– Да, мэм, – повторил он.

Я съела последний кусочек. И начала чувствовать себя намного лучше. Теплее. Не такой пустой.

– Тогда, наверное, все эти экстрасенсорные штуки, должны приводить тебя в замешательство, – сказала я.

– А тебе они не кажутся странными?

Я улыбнулась.

– Кажутся, Джей, но я не из тех, кто ожидает, что мир будет полон логики.

Он покачал головой.

– Я считаю, что здесь должна быть научная база. Мы просто пока не изучили ее. Может быть, энергетические структуры некоторых людей более восприимчивы. Или время как функция восприятия не является составной частью реальности. Что-то типа этого, – сказал он.

– Хм, – ответила я.

– Что?

– Все эти годы, что я тебя знаю, Джей, – поддразнивая его сказала я, – я никогда не представляла тебя среди заучек.

Он пожал плечами.

– Все эти годы, что я тебя знаю, Сара, я никогда не считал тебя такой уж проницательной.

Я громко засмеялась. Это было хорошее чувство. Мы застряли посреди неизвестности, в хибаре, продуваемой арктическим ветром, на полпути между копами-нацистами и попыткой ограбления музея Метрополитен, было хорошо, что я еще способна смеяться.

Мы, должно быть, выжили из ума, оба одновременно.

– Ты кажешься таким… спокойным… насчет всего этого. Все время я жутко напугана, настолько, что мне едва удается оставаться самой собой.

– Я тоже напуган, – сказал он.

– Внешне ты таким не выглядишь.

Он снова пожал плечами.

– Я боюсь за твою безопасность, боюсь за себя, я боюсь из-за того, что будет, если у нас не получится. Я боюсь из-за того, что будет, если получится.

– Если получится?

– Мы просто должны продолжать. Делать то, что имеет смысл в данный момент. Выполнить работу. Довести все до конца. – Он произнес это тихо, даже мрачно. По мне прошел холодок. Он посмотрел мне в глаза. – Я верю в тебя, Сара.

Я внезапно ощутила желание расплакаться. Я отвела глаза и моргнула.

– Эй, успокойся, – сказал он. – Хватит об этом. Мне кажется, я видел… – Он встал и выудил что-то из глубин полок, затем победно развернул. – Это. – Он держал в руках дешевое портативное радио, как будто это был трофей. – Как думаешь, оно работает?

Я выдавила подобие улыбки.

– Ты всегда был оптимистом, Джей.

Он начал вертеть ручки. Сначала раздалось покашливание, что служило доказательством того, что в нем еще есть работающие батарейки. Затем раздались нечеткие позывные местных новостей, какая-то классическая музыка, ретро и на одном из каналов четко заиграл джаз.

– Вот о чем я говорил, – произнес он, беря меня за руку и поднимая на ноги.

– Слишком холодно для танцев. И, кроме того, я ужасно танцую. – Но я послушно протянула руки, одну, чтобы положить ему на плечо, другую – чтобы взять его за руку.

Он посмотрел на меня и грустно покачал головой.

– Ты должно быть шутишь.

– Что?

Он взял мои руки и опустил вниз до уровня талии, затем начал делать движения взад и вперед в такт музыке.

– Теперь, согни колени, – приказал он, показывая мне, что я должна делать, – и двигай бедрами.

Я выпрямилась и чуть отодвинулась.

– Я не знаю как, – сказала я.

Он притянул меня назад.

– Пригни колени. Двигай бедрами. Почувствуй движение. – Он продемонстрировал, что нужно делать. – Давай, Сара. Покажи твист. – Он озорно улыбнулся. – Покажи, на что способна белая девушка.

Я засмеялась. Высунула кончик языка. Отклонилась назад, повторив его движение. Приподняла одно колено, повторяя за ним. Он был хорошим танцором. Намного лучшим, чем я. Но это не имело значения. К тому моменту, как закончилась эта песня и началась следующая, я уже танцевала твист.

Стало теплее, скорее всего оттого, что кровь побежала быстрее. В печке уже нагорело значительное угля, так что я подбросила туда самые большие поленья, какие только смогла найти, понадеявшись, что они будут гореть медленнее и стабильнее. Мы убрали за собой мусор и навели порядок.

– На полу будет холоднее, – сказал Джексон, – но мне очень нужно прилечь хоть на минуту. Я чувствую себя разбитым. Все болит.

Я знаю, что он чувствует.

Мы положили на пол столько газет, сколько смогли. Затем положили слой одежды и наверх одеяло.

Он неловко запнулся.

– Слушай, я не знаю, как лучше выразиться, но чтобы сохранить тепло, пока мы будем спать…

– …мы должны лечь, прижавшись друг к другу, – закончила я за него.

– Именно об этом я и думал, – сказал он.

Он открыл печку и добавил еще дров, потом сложил еще несколько таким образом, чтобы ночью их можно было легко взять.

Он погасил лампу и сел возле меня. Я свернулась, положив руку себе под голову. Он расположился позади меня, укрыв нас двумя последними одеялами, положив себе за спину рюкзак для чуть большей изоляции.

Я была благодарна ему за тепло. Я чувствовала себя… в безопасности. Не чувствовала одиночества. Он был со мной во всем этом. Да самого конца.

– Ты все еще в деле, Сара? Ты сможешь пройти через все?

– Да, я все еще в деле. Этот бардак из-за меня.

– Это все не из-за тебя, – сказал он. – Это не твоя вина.

– Я все еще в деле, Джей, повторила я. – Спасибо за то, что остаешься рядом со мной.

– У меня есть свои собственные причины, основательные, чтобы хотеть, чтобы это все сработало, Сара, хотеть, чтобы время изменилось. Где-то существует лучшее будущее, и я хочу, чтобы у другого парня, Другого Джексона, оно было. Но даже если бы у меня не было других причин, я все равно должен продолжить, ведь так? В смысле, в этом другом времени, другом будущем, нацисты проиграли. Рабство закончилось в восемнадцатом веке. Жизнь будет намного лучше для многих людей. У нас нет права останавливаться.

Я поняла, что я не думала в этом ключе. Я всегда фокусировалась на своей маленькой роли. Я устроила беспорядок, который нужно убрать. И лучшее, что я могу сделать, это сделать все правильно.

Раздавался треск огня, заполнивший возникшую тишину. На улице, зимний ветер охотился, ища пути внутрь. Но я чувствовала себя в безопасности, когда Джексон находился за моей спиной.

– Какая я, – спросила я, – в том другом будущем, которое ты видел?

– Я не знаю, как это объяснить, правда. Ты… – он попытался найти слова. – В основном, ты точно такая же. Язвительная, мужественная, добрая, наблюдательная, упрямая.

Я смаковала слова.

– Но в тебе есть еще другая черта. Что-то, более взрослое, может быть. Как будто ты знаешь, что такое печаль, горе. Ты смотришь на мир с большим состраданием.

Я слышала восхищение в его голосе. Кем-то, кем я не являлась.

– Что ты имел в виду, – спросила я, – когда ты говорил «другой Джексон»?

– Ну, это же не буду я, ведь так? Это будет какой-то другой Джексон, который живет другой жизнью. Он даже не будет обо мне помнить. Я просто исчезну.

Я снова почувствовала, как подступают слезы. Это то, во что он верит? И он все равно хочет дойти до конца? Я не могла говорить, но я хотела бы сказать ему, что не было никакого другого Джексона. Он не изменился. Он был постоянным. И я буду о нем помнить.

– Все будет хорошо, – мягко проговорил он в мои волосы. – Все будет хорошо. В конце концов, все закончится хорошо.

Я засыпала под эти слова, проигрывая их в голове снова и снова. Слова, в которые я хотела верить. И они пробили путь к другой мне, к Саре, которая слышала их раньше. Стоя на причале, с разбитым сердцем, пока этот парень, этот самый парень, говорил мне, что он знал меня еще до того, как меня встретил, знал обо мне из видений будущего, которое мы проведем вместе.

Вместе.

Я видела сны и просыпалась, засыпала и снова сидела сны. Знакомое видение, как я бегу в золотом платье. Пробегаю по каменным ступенькам. Бегу к причалу на реке и нахожу кого-то, стоящего там, силуэт на фоне оранжевой луны. Когда он поворачивается, я вижу, что это Джексон

– Я должен тебе сказать кое-что, – быстро проговорил он. – Мои видения…

– Мои видения…

Мы закончили предложение вместе – «они все о тебе».

Мы танцевали, словно плыли по полу из звезд, и я плакала на плече у парня, который видел будущее, которое никогда не будет существовать. Будущее, в котором он любил меня. И я любила его.

Снова.

Глава 29

Я проснулась перед рассветом. В какой-то момент ночью Джексон перевернулся на спину. Во сне он издавал какие-то звуки. Я тихо повернулась так, чтобы можно было смотреть на него.

Он слегка качал головой, отрицая что-то, на лице появились морщинки. Несмотря на холод, я увидела пот у него на лбу. Звуки стали походить на стоны. Они становились все громче, пока он, вздрогнув, не проснулся.

– Эй, – сказала я. – Тебе снился кошмар.

Он посмотрел на меня, лицо все еще было напряжено. Медленно, его черты расслабились и он улыбнулся. Грустная улыбка.

– Разве? Я не помню. – Он встал. – Нам нужно пройти милю или две. Нам лучше выдвигаться.

Я встала, разгладила свою одежду, постаралась причесаться. Я не забыла свой сон. Из-за него я чувствовала себя не в своей тарелке, невозможно было спрятаться.

В том, другом времени, я любила Джексона, а он любил меня. И правда была в том, что я все еще люблю Джексона. Просто он меня больше не любит. Он нашел кого-то, кто ему подходит больше – Хелен. Она была более серьезной, целеустремленной. Нежный и порядочный человек, в точности, как и она. Единственное, чему меня научил весть этот бардак, это то, что меня нельзя назвать сложным, ответственным и сострадательным человеком. Я слишком быстро высказывала свое мнение, была слишком эгоистична, слишком мягкая. В отличие от него.

Это должно быть видно, подумала я. Он должен увидеть это во мне, такое огромное, что я едва могла дышать. Я бы хотела рассказать ему, что я вспомнила в своем сне. Но было бы несправедливо вываливать на него все это. У этого Джексона была Хелен.

Джексон открыл еще одну банку с персиками, чтобы мы могли наполнить свои желудки.

– Дорога до Нью-Йорка займет как минимум часа два.

Я дергала расческой свои волосы и мечтала о зубной щетке. И почему Сэмми не подумал о ней? Затем я вспомнила о пачке жевательной резинки. Мятной. Умный дьяволенок.

Мы убрали все вещи туда, где их взяли. Джексон оставил двадцатидолларовую купюру на полочке, придавив ее жестянкой. Потом мы вышли на холодное, морозное утро последнего дня в году.

Пока мир становился серым, мы шли по двойной колее заросшей грунтовой дороги к местному шоссе. Мы не разговаривали. Где-то через милю мы добрались до окраины города. Мы пошли налево – севернее, в сторону трассы, с которой мы ушли раньше, и скоро нашли вокзал.

– Ты идешь первой, покупаешь билет до Нью-Йорка. Через десять минут я иду следом и покупаю билет куда-нибудь поблизости. Не смотри на меня. Притворись, что мы незнакомы.

– Ты думаешь, это необходимо? Здесь, в глуши?

– Слушай, Сара. Кто-то пытается меня остановить, остановить нас, вернуть в Северну. Сейчас мы сбежали от копов. Я просто думаю, что лучше, если нас не будут видеть вместе.

Мы ждали в разных концах станции. Встали в отдельные очереди и сели в поезд, даже не обменявшись взглядами. Мы сидели в разных вагонах, но где-то минут через десять я встала и села рядом с Джексоном.

– Эй, – сказал он, – я думал, мы договорились.

Он легонько улыбнулся. Лишь краешками губ, как делал всегда. Мне нужно было что-то легкое и воздушное, чтобы набросить на него, скрыться.

– Не думаю, что я на что-то соглашалась. Но если у тебя есть что-то, что я подписывала… – Я начала вставать с сидения.

Он с удивлением склонил голову.

– Кажется, это называют «якшаться с преступниками».

Я снова села.

– Ну, если ты ставишь вопрос так, то все становится непреодолимым.

– Если они придут за мной, я не хочу, чтобы тебя тоже посадили.

– Дело в том, Джей… – я снова запнулась, прикусив язык. Я заставила себя продолжать. – Если они остановят тебя, то нам просто придется найти другой способ. Выбрать другое время. Потому что я не смогу это сделать без тебя. Так что я думаю, что мы в этом завязли вместе.

Он окинул меня взглядом. Я чувствовала, что меня оценивают. Как он видит меня насквозь. Он кивнул.

– Тогда мы завязли.

Мы болтали ни о чем, о вещах, которые мы делали, когда были детьми, неприятностях, в которые попадали, ворошили прошлое, притворившись на короткое время, что будущее не несется на нас со скоростью поезда. Еще мы придумали историю, которую я расскажу своим родителям.

Все это время я наблюдала за ним краем глаза и видела в нем незнакомца. Заметила, как он поздоровался с билетером и поблагодарил его. Заметила, сидел прямо во время разговора, а потом, в какой-то момент, когда рассказ его захватил, он начал размахивать руками. Снова обратила внимание, как сильно его руки похожи на руки моего отца. Руки хирурга. Интересно, замечает ли Хелен все эти вещи.

Я хотела… очень хотела… решиться сказать ему что-то значимое. Что-то о том, что я чувствую. Но я робела. А что если Джексон просто не сможет чувствовать ко мне то же самое? Что если Джексон настолько привык видеть во мне лишь друга и не сможет смотреть на меня по-другому?

На вокзале Пенсильвании он показал мне на платный телефон.

– Позвони своим родителям. Расскажи им нашу историю. Приготовься к сегодняшней ночи.

– Куда ты идешь?

– Я хочу проверить музей, убедиться, что я все правильно видел. Затем найду какое-нибудь место, чтобы передохнуть и помыться. Не волнуйся. Все будет хорошо.

Я улыбнулась. Похоже, эта фраза стала его мантрой.

***

Мужчина за конторкой в Парк Отеле с подозрением посматривал на меня, когда я шла через лобби между родителями. Может быть, у меня в волосах застряли листья?

Мама не переставала забрасывать меня вопросами.

– Какой город в Пенсильвании? Где ты остановилась? Почему не позвонила? Как ты оплатила за все?

Я придерживалась истории, которую мы придумали вместе с Джексоном. Я села не на тот поезд, который отвез меня западнее, в сторону Питсбурга. Я вернулась в Харрисбург, но не успела на последний поезд до Нью-Йорка. Так что я провела ночь на вокзале и села на первый же утренний поезд. Я не позвонила, потому что не могла вспомнить название их гостиницы. Кажется, это удовлетворило моих родителей, хотя я и видела нотки сомнения в глазах отца.

Мама все еще переживала, пока мы ждали лифт.

– Мы все ждали и ждали твоего звонка. Мы думали, что тебя убили или еще что-нибудь в этом роде.

Из кабины лифта вышла большая группа людей, но один человек в особенности привлек мое внимание, когда он проходил мимо. Но нем была шляпа, он отворачивал лицо, скрывая черты. Но все же я узнала светлые волосы, подстриженные как раз на уровне воротничка. Рейхсляйер.

Мои родители, толпа, ожидающая лифт, потянули меня внутрь, и он исчез.

***

Я приняла душ и переоделась в чистую одежду из вещей, которые мои родители увезли с собой для меня. Потом легла поспать. Моя мама разбудила меня где-то через час. У меня была назначена встреча в салоне внизу.

– Но сперва я хочу, чтобы ты перешла улицу и посмотрела, как мы все устроили.

Она схватила свое пальто и пошла к столику у двери.

– Том? Ты забирал ключ от выставки?

Папа вышел из спальни слева, в нашем номере.

– Нет, дорогая. В последний раз, когда я его видел, он был здесь.

Она порылась в своем кошельке, затем посмотрела на меня.

– Ты случайно не брала его? – Я покачала головой. – Ладно, я думаю, что в данный момент это неважно. Сейчас середина дня. Музей открыт, нам просто нужно найти охранника и попросить его провести нас к выставке Дома Эмбер.

Ключ, мелькнуло у меня в голове. Не тот ли это ключ, о котором говорил Джексон?

Музей стоял на холме в парке через улицу. Когда мы поднимались по главной лестнице, я поняла, что я была в музее Метрополитен раньше, но он выглядел по-другому. Это было абсолютно другое здание, хотя и называлось точно также. Я решила, что это потому, что ньюйоркцы и в этом, и в другом времени были озабочены тем, чтобы их город считался метрополисом.

Мы нашли услужливого охранника, который провел нас мимо других экспозиций: Древний Египет, Импрессионисты, Модернисты, Старые Мастера. Последнее название привлекло мое внимание. Я вспомнила, что видела его в пропитанных кровью записях Джексона. Я повернулась, чтобы взглянуть. Джексон был там, сидел и ждал меня. Наша маленькая группа прошла мимо, но я смогла едва заметно кивнуть ему.

Охранник провел нас к запертой выставке и использовал пластиковую карту со встроенной металлической лентой.

Мы спустились по каменным ступенькам в центральный атриум музея. Высокие арочные окна выходили в сад. Пространство было высоким и пустынным, в нем слышалось эхо. Оно напомнило мне об оранжерее у нас дома.

Мама превзошла саму себя с выставкой – насыщенные древесные тона мебели сочетались с покрывалами и рукоделием, картинами и фотографиями. Триста пятьдесят лет артефактов. Триста пятьдесят лет семейного барахла. Все это разместили в виде лабиринта, чтобы дать возможность людям бродить в нем. Тут и там, сквозь стены проглядывали деревья, растущие в саду, напоминая мне о сне, который я видела в первую ночь после переезда в Дом Эмбер.

Я хотела побродить, восхититься маминой работой и найти пистолет, который Клер Хэтэуэй одолжила для выставки, но мне нужно было сделать небольшой крюк.

– Это восхитительно, мам, – я наклонилась к ней поближе, – но мне очень нужно в «дамскую комнату».

– Конечно, детка. Но возвращайся быстрее. Я хочу устроить тебе частную экскурсию перед сегодняшним вечером. – Она повернулась, чтобы поболтать с музейным работником об одном из экспонатов.

Джексон все еще ждал меня у зала Старых Мастеров. Мы сели напротив одной картин, типичной для голландских живописцев. Я сказала ему.

– Я знаю, какой ключ нам нужен, но не знаю, как нам его добыть. Мамин потерялся.

– Ты найдешь другой, – сказал он.

– Где?

– Не знаю. Он появится.

Это едва ли можно было назвать удовлетворительным ответом, но я решила оставить все как есть. Я верила Джексону.

– А как я найду тебя?

– Я буду на вечере.

– Тебе нужно специальное приглашение.

Он покачала головой.

– Мне просто нужен белый пиджак. – Я с недоумением посмотрела на него. – Не беспокойся. Я буду там. Я найду тебя.

– Мне нужно возвращаться к маме. Сейчас у тебя все в порядке?

Он кивнул.

– Это прекрасное место. – Затем огляделся. – Музей. Город. Здесь познакомились мои родители. Я рад, что увидел его.

При этом выглядел он не очень жизнерадостно.

– Мы сделаем это, Джей.

Он опять кивнул.

– Да. Сделаем. Потому что мы должны.

Когда я вернулась, мама быстро провела для меня экскурсию. Мы прошли все довольно быстро, но я подходила к каждой витрине и шкафу, проверяя их на наличие пистолета Клер. Но я нигде его не нашла.

– А что насчет вклада миссис Хэтэуэй? – спросила я у мамы.

– Его еще здесь нет, но мы оставили для него место.

– Где?

– У задней стены, на восточной стороне, – ее ответ никак мне не помог.

Какую сторону, подумала я, считать восточной?

На пути к выходу я заметила фотографию Фионы, сделанную, когда ей было лет двадцать. Ее волосы были уложены в пучок, а несколько прядей волнами спадали на плечи. Она была с той застывшей позе, которая так характерна для старых фотографий – но мне нравилось, что уголки ее губ чуть приподняты, а рука грациозно лежит на спинке стула рядом с ней.

Я подошла ближе. Мама увидела это и дала мне указания.

– Не могла бы ты поправить эти две рамочки, пожалуйста? По какой-то причине, они всегда стоят неровно.

Я протянула руку, чтобы поправить две косо стоящие рамки. В них были стихотворения. «Другое когда» и «То, чего никогда не было». Фрагменты, которые побудили меня начать это путешествие. Лихорадочные видения Фионы о пути к лучшему миру. Указания для кого-то, кто придет после нее. Для меня. Но когда я посмотрела на эти слова еще раз, то подумала, не только для меня. Она написала: «Двое танцуют в лабиринте». Может она каким-то образом увидела, как я танцую с Джексоном в золотом платье в том, другом времени? «Рука, которая тянет нас вперед». – Фиона наверное знала, что нас будет двое.

Я поставила стихотворения параллельно друг другу и перпендикулярно к полу. Я поняла еще кое-что, что я должна была увидеть раньше. «Фиона» принесла «Другое когда» с собой, из другого времени. Каким-то образом оно попало сюда. Она проникла в видение и забрала его.

Доказательство для Джексона, что те, кем мы являемся, путешествуем из времени во время. Разные, но в тоже время одинаковые.

***

Вход в парикмахерскую был в лобби отеля, но находился ниже уровня улицы. Когда-то это был бар для джентльменов – внутри все было из красного дерева, покрыто бархатом и украшено латунью. Я подумала, что здесь Фиона чувствовала бы себя как дома, в окружении поклонников и сигаретного тумана.

Кабинки переделали в индивидуальные места, где стилисты трудились над волосами, ногтями и тем, что еще вам было нужно. За двойными дверями, которые раньше вели в кухню, теперь находилось спа. Нас с мамой посадили в смежные кабинки, представили дамам, которые будут следить за нашим преобразованием и поинтересовались результатом, который мы хотим получить. Для меня: потерять половину волос, пожалуйста, красные губы, но в основном нейтральный макияж, скрыть мешки под глазами и не заморачиваться с маникюром и воском. Стилист – Изабель – предложила подровнять брови, но если все пойдет согласно плану, то в любом случае, завтра об этом мне не нужно будет волноваться.

– Я их отращиваю, – безразлично ответила я.

Изабель работала быстро, аккуратно и со знанием дела. Я оценила конечный результат, посмотрев в мягко освещенное зеркало напротив меня. Вы едва ли смогли бы сказать, что я почти не спала два дня. Волосы были аккуратно завиты и скреплены булавками. Она закрепила в волосах сверкающую белую камелию, которую определенно заказала для своей клиентки – «южной красавицы». У меня не хватило смелости сказать ей, что на самом деле я не была рождена на Юге.

Мама выглядела бесподобно, как всегда. Ее волосы были собраны в свободный узел с выбивающимися прядками, которые естественно спускались с ее шиньона, чтобы подчеркнуть высокие скулы. Раскосые глаза были оттенены тенями цвета меди, а карие глаза просто сияли. Иногда она была настолько прелестной, что мне хотелось встать на цыпочки и поцеловать ее в лоб.

– Ты выглядишь красиво, мам. Очень красиво.

Она покраснела.

– Это так мило. Спасибо тебе.

– Я люблю тебя, мам.

Это был один из тех трепетных моментов, которые навсегда останутся со мной. Я надеюсь.

Глава 30

Мы воспользовались лифтом, чтобы подняться наверх и переодеться. Мама надела платье из зеленого шелка с изумрудами Дома Эмбер, на папе был черный смокинг с белой бабочкой.

– Ты похож на шпиона, пап, – сказала я. Он хмыкнул, но выглядел довольным.

Мое платье от Марсден лежало на кровати вместе с новенькой парой подходящих туфель. Еще там было ожерелье в форме снежинки, которое мне подарил Ричард. Я даже не подумала о том, чтобы взять с собой какие-нибудь украшения; видимо мама подумала об этом вместо меня.

Когда мы снова спустились вниз, Большой банкетный зал в гостинице сверкал в огнях. В углу играл пианист, а люди бродили по залу. Между ними сновали официанты с подносами с закусками и бокалами шампанского.

Мы встали в очередь вместе с остальными людьми чтобы сдать нашу верхнюю одежду. Я даже представить себе не могла, какое безумие будет твориться, когда вся толпа одновременно будет забирать одежду, чтобы идти на открытие выставки.

Очередь двигалась вперед. И тут впереди, между плечами тех, кто стоял передо мной, я увидела бальную залу.

Это было одно из тех мест, о существовании которых вы знаете или по крайней мере о том, что они должны существовать, но при этом сомневаетесь, что сами туда попадете. Место для других людей, с потолками настолько высокими, что вы чувствуете себя Алисой сделавшей глоток из бутылочки с надписью «Выпей меня». Все было отполированным, сверкающим и зеркальным, в довершение все завесили дополнительным признаком праздника: гирляндами в виде обрызганных серебром долек лимона, наложенных друг на друга как рыбья чешуя, и подчеркнули сверкающими гранатами, спрятанными в ветках.

Комнату заполняло бурлящее море людей, одетых в эксклюзивные одежды – сверкающие волны золота и серебра, темно-красные и зеленые цвета оттенялись черными смокингами. И официанты в белых пиджаках, снующие повсюду с серебряными подносами. Я услышала слабые звуки и догадалась, что где-то еще должен быть оркестр – струнные, духовые, – смешавшиеся с бормотанием сотен голосов.

Все эти люди собрались потому, что Роберт Хэтэуэй верил, что мир идет к войне и что он может ее остановить. Я подумала, так или иначе, но я была здесь по той же причине. Диссонанс между веселым вечером и серьезностью события делал все происходящее слегка нереальным.

– Ваше пальто, мисс? – сказала симпатичная молодая женщина, протягивая руку. Внезапность вопроса поразила меня своей значимостью – должна ли я оставить его здесь или взять с собой? На улице холодно – будет ли у меня время за ним вернуться?

Делай то, что имеет смысл в определенный момент, почти услышала я слова Джексона.

Я протянула пальто и поблагодарила. Но после длительной паузы.

– С тобой все в порядке, милая? – Мама странно посмотрела на меня.

– Все хорошо.

– Ты выглядишь какой-то нервной. – Она сжала мою руку. – Не волнуйся. Постарайся насладиться вечером. Ты просто красавица.

Папа прикоснулся к моей щеке, улыбаясь одной из тех радостно-грустных отеческих улыбок, которые иногда присущи родителям.

– Я уверен, Ричард скажет тебе то же самое.

Я улыбнулась в ответ, хотя я была готова расплакаться. Мой папа. Хороший человек с серьезными целями, одаренный целитель, добрый, скромный. Вечеринки не его сильная сторона. Свежевыглаженный смокинг уже был слегка помятым, так как он не привык их носить. Мама подошла к нему, быстро поправила узел галстука и чмокнула.

Они были неразлучны – в том, как они переживали жизненные испытания, даже мысленно я всегда представляла их, как одно целое, как пару. Но в другом времени они были так жестоки друг с другом. Я вспомнила своего отца в другом смокинге, а маму в другом платье и недостижимое расстояние между ними. Сломанное поддается лечению.

Будут ли они такими, как сейчас, после этой ночи?

Мне в голову внезапно пришла мысль. Я снова повернулась к девушке, которая забирала у меня пальто.

– Вы не могли бы дать персональный номерок для моего пальто, пожалуйста? На случай, если мне нужно будет выйти.

– Разумеется, мисс.

– Это ведь имеет смысл, правильно? Я положила карточку в маленькую сумочку Мэгги.

Папа взял меня за руку с одной стороны, другой рукой он взял маму. Мы вместе подошли к лестнице.

Дома в Астории, мы с друзьями занимались рафтингом на бурных водах. Суть заключалась в том, что нужно было спускаться по реке, до тех пор, пока канал не сужался и не обрывался вниз, вертя сплавляющихся в бурном, бушующем потоке. Всегда наступал момент, как раз перед самым обрывом, когда я чувствовала, как течение подхватывает плот и засасывает его все глубже и глубже. Момент, когда понимаешь, что у тебя нет никаких других вариантов, кроме как двигаться вперед и вниз. Стоя здесь, на первой ступеньке лестницы, я ощутила, как меня охватывает похожее чувство.

Сейчас все начнется. Начнется вечеринка, шаги будут предприняты, а нам с Джексоном остается только молиться, чтобы мы сделали все правильно и в нужный момент.