Текст книги "Невиданное (ЛП)"

Автор книги: Келли Мур

Соавторы: Такер Рид,Ларкин Рид
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Мы с Джексоном облюбовали это место давным-давно. Мы играли здесь во все возможные игры, от пряток до воображаемых приключений. Мы даже придумали друга, который бы с нами играл, маленькую девочку, которую мы звали Эмбер. Иногда я пыталась вспомнить, сколько же мне было лет, когда мы, наконец, перестали воображать ее.

Я нашла Джексона возле бассейна с карпами, стоящего возле охраняющей его статуи: слепой Пандоры, беззвучно капающие слезы, которой стекали по ее платью.

Я подошла и присела на каменный край бассейна, Джексон присоединился ко мне.

– Видел тебя во время протеста, – сказал он. – Хотел убедиться, что вы с Сэмом в порядке. О чем ты, черт возьми, думала, Сара, когда потащила его туда?

Он ругает меня. Снова. Он в последнее время часто ругал меня, но он никогда не был таким раньше, до смерти бабушки.

– Я не тащила его туда, – ответила я. – Мы собирались в аптеку. Он просто ускользнул от меня.

– «Просто ускользнул» говоришь? И твое собственное любопытство не имеет с этим ничего общего? – с улыбкой сказал он, но это задело меня, поскольку было правдой. Я не могла обманывать его – он знал меня слишком хорошо. Родителей, возможно, но Джексона – никогда.

– Это не Астория. – Он покачал головой. – Сэм мог серьезно пострадать. И ты тоже. Вам нужно было…

– Сэм в порядке, – коротко сказала я. Я скрестила руки и ноги. – Слушай, ты прав. Я должна была увести Сэма домой, как только поняла, что происходит, но… – было такое чувство, что я разговариваю с отцом. Мне не нравилось, когда он читал мне нотации и действовал так, как будто он был старше меня. Мы практически ровесники. – Сэм в порядке. Я тоже. У меня болело горло, но я в порядке.

– Я забыл. – Как волшебник, Джексон полез в карман и вытащил именно то, что мне было нужно – фиолетовый леденец, завернутый в фольгу. Я закатила глаза и слабо улыбнулась – он всегда так делал. Я взяла ее, развернула и забросила в рот.

– Я знаю, что тебе не нравится, когда кто-то пытается остановить тебя или отговорить тебя от задуманного, Сара, даже я. И, в общем, это хорошее качество. Люди должны бросать вызов авторитетам. Но подобное отношение здесь может привести к серьезным проблемам. Тебе нужно быть осторожной. Ты должна быть ответственной. Люди рассчитывают на тебя.

– Поняла, – ответила я. И тут я заметила, что кожа Джексона приобрела голубоватый оттенок. Он выглядел так, как будто наполовину сделан изо льда. – Где, черт возьми, твое пальто?

– Одна из дам промокла насквозь. Я подумал, что ей оно нужно больше, чем мне.

Я обошла скамейку по другую сторону от зеленой изгороди и вернулась с одеялом. Я развернула его и накинула на Джексона. – Я не могла поверить, что они используют пожарный шланг, – вспомнив, сказала я. – Как будто они какие-нибудь нацисты.

– Пожарный шланг – это обычное дело. Больно и унизительно. Мы этого ожидали.

– Мы? Кто?

– А, – сказал он, покачав головой. – Люди, которые там были. Которые решили проявить себя.

Это была еще одна вещь, которую он начал проворачивать с тех пор, как умерла бабушка – не отвечать на вопросы. Быть таинственным. Он не был таким раньше. Мне стало интересно, что это был за желтый платок, на демонстрации. Я решила, что это должно быть как-то связано с «мы». Но Джексон не захотел давать объяснения, я знала, что лучше не расспрашивать его.

– Слушай, – сказал он, – ты не могла бы оказать мне услугу и не упоминать при бабушке о том, что ты видела меня на демонстрации?

– Конечно, Джей, – сказала я. Я слегка разозлилась на него за то, что он просил меня сохранить секрет, частью которого я не была. Но, разумеется, я это сделаю. Я всегда хранила секреты Джексона, как он всегда хранил мои.

Я не слишком много помнила с тех времен, когда я была маленькой, но я помнила, как встретилась с Джексоном. Двенадцать лет назад он приехал в Дом Эмбер со своей бабушкой, Розой Валуа, домоправительницей моей бабушки. Он прятался за ее спиной, пока она представляла его нам – тихий мальчик, покрытый повязками. Его родители погибли во время аварии, в которой сгорела левая сторона его тела и после которой у него начались судороги. Но тогда я не знала всего этого. Я просто знала, что он был грустным. Так что маленькая я взяла его за руку так, как это сделал бы Сэмми, и мы пошли играть во двор.

С тех пор он был для меня кем-то вроде старшего брата, показывал мне на какие деревья удобнее забираться, куда ходить за крабами, водил меня по всем особенным местам, которые он находил в бабушкиных владениях. Проводить время с ним было одним из лучших занятий во время визитов к бабушке. До ее похорон.

Когда я, наконец, поняла, что Джексон не совсем старший брат.

То был странный день. Я бродила по залу после службы, с чувством, что мне не хватает воздуха, чтобы дышать. Как будто пространство между этим и другим мирами каким-то образом истончалось, а кислород исчезал. У меня также было стойкое чувство дежавю. И потом я натолкнулась на Джексона и…

Как будто впервые я увидела, что он не просто приятный парень старше меня, на которого я всегда могла положиться. Он был… почти мужчиной. Все эти длинные, острые углы его телосложения – долговязость, через которую проходят все парни его возраста, но для Джексона она оказалась еще хуже, потому что он вырос таким высоким – округлились и превратились в мускулы. Его лицо тоже изменилось; каким-то образом черты стали сильнее. Жестче. Он был… привлекательным. Красивым. И это слегка выбивало меня из колеи.

Когда я нашла его в тот день, пока я разговаривала с ним, он прикоснулся к слезинке на моей щеке. И на миг я подумала, с этим неуютным ощущением в груди, на что будет похоже, если его рука скользнет по моей щеке, притянет мою голову, он шагнет ближе…

Как я и говорила. Я была выбита из колеи.

Я поняла, что он рассматривает мое лицо, пока мы сидим возле бассейна, как будто каким-то образом он знал, о чем я вспомнила. Так что я постаралась избавиться от этой мысли точно так же, как я поступала со странностями. Я невинно раскрыла глаза: не думай о том, что здесь творится.

– Тебе не слишком нравится Дом Эмбер, – сказал он. Звучит как утверждение, а не вопрос. Еще одна вещь, которую он делал в обязательном порядке.

– Определенно это место нравилось мне больше, когда я была лишь гостем. Но я никогда не жила здесь так долго. Вероятно, я вернусь в Сиэтл в колледж.

Он тряхнул головой и опустил глаза, как будто я только что снова его расстроила. Честно, раздраженно подумала я, он всего лишь на четырнадцать месяцев старше. Он не должен обращаться со мной как с ребенком. Я тоже выросла.

– У тебя нет чувства, что ты что-то должна этому месту? – спросил он. – Не так много людей владело такими домами, как Дом Эмбер.

– Это не мой дом, – ответила я, подстраиваясь под его тон. – Я из Астории, помнишь?

Он слегка пожал плечами. Я почувствовала, что меня осуждают. Снова. Это было неприятно. И почему я не могу вести себя с ним как раньше?

– Правда в том, что я тоже не хочу здесь оставаться, – сказал он. – Я не подхожу к этому месту. У меня нет чувства принадлежности. Но я не знаю, как мне добраться до того места, к которому я принадлежу.

Он произнес те слова, которые я сама использовала, когда мысленно описывала свое положение. Странно. Импульсивно я потянулась к нему.

– Если я могу как-нибудь помочь….

Но это было неправильное движение. Я прикоснулась к его руке со шрамами. Он рванул ее и засунул в карман. Потом он понял, что сделал и встретился со мной взглядом, улыбнулся грустной улыбкой.

– Я не думаю, что есть возможность выбраться отсюда.

Голос в моей голове сказал: это возможно. Может быть, я слышала это в кино. Или это что-то из сна.

– Я должен идти, – сказал Джексон. – Нужно приготовить что-нибудь на ужин для бабушки, когда она вернется домой.

Я покраснела и была рада, что он не может видеть в темноте оранжереи. Его бабушка придет домой, когда закончит со своей работой – приготовлением ужина для моей семьи, ужина, частью которого она не будет. Он начал снимать маленькое одеяло со своих плеч. Я строго покачала головой.

– Лучше не снимайте его до дома и верните завтра, мистер, – сказала я.

Он улыбнулся и плотнее укутался.

– Спасибо, Сара. – И эти слова прозвучали почти как раньше, когда мы были друзьями.

– Увидимся, Джей, – сказала я.

***

Нижний этаж западного крыла пролегал между мной и моей семьей, туннель в ночи. Я нащупала выключатель. Я не собиралась бродить в темноте. И так плохо то, что мне придется пройти через все зияющие дыры неосвещенных дверей.

В конце коридор сворачивал вправо и соединялся с галереей, которая вела в главную часть дома. Задняя дверь в библиотеку выходила в галерею, также как и проход, который вел мимо вращающейся двери в кухню и к выходу. Я прошла прямо на кухню, мягко освещенную, с теплым камином. Роза расставляла тарелки.

Я ощутила очередной укол смущения. Меня никогда не заботило то, что Роза работала на бабушку – она наняла Розу как повара и домоправительницу после смерти дедушки Джексона, и у меня все время были подозрения, что за этим скрывается какая-то история, которую они никогда не рассказывали. Но когда бабушки не стало, мама предложила Розе работу на полный день – мы просто относимся к таким людям, которые не способны позаботиться о собственном доме. Роза отказалась. Она сказала, что не занимается благотворительностью.

– Могу я внести что-нибудь, миссис Валуа? – спросила я.

Я почти увидела, как она мысленно качает головой. Ей не нравилось наше асторийское принудительное желание помочь. Но, тем не менее, она согласилась.

– Конечно, Сара. Просто дай мне минутку. – Она взяла ложку и начала раскладывать зеленую фасоль по тарелкам. – Ты ходила в город сегодня?

– Да, – ответила я, мгновенно озаботившись тем, чтобы избегать разговора о том, о чем Джексон просил меня не говорить. Что оказалось ошибкой. Роза обладала обычным для всех бабушек чувством ощущать озабоченность.

– Ты случайно не проходила мимо кинотеатра?

– Не-е-ет, – ответила я, случайно добавив лишнее «е» к слову. – Мы с Сэмом зашли в магазин хозтоваров.

– Ты видела Джексона?

– Нет. – Это было слишком резко. – В смысле, я не видела его в городе, но я виделась с ним недавно, когда он заглянул в оранжерею, чтобы поздороваться.

На ее лице просто таки явно читалось сомнение. Но она решила оставить тему.

– Ты не могла б забрать эти две тарелки?

– Конечно, – ответила я, радуясь, что могу убраться отсюда.

Она взяла еще три.

– Спасибо, ты хорошая девочка. – Она повернулась к другой вращающейся двери, которая вела в столовую. – Иногда со странным отношением к истине, но хорошая девочка.

Она прошла через дверь, и я заставила себя последовать за ней.

Мама обходила стол с кувшином и наполняла бокалы водой. Она улыбнулась мне, когда я вошла. Мне нравилась мамина улыбка. Она была частью ее грациозности – то, как она двигалась, тон ее голоса, манера произносить слова, всегда присутствующий намек на улыбку. Я почти улыбнулась в отчет. Но потом я вспомнила, как зла я на то, что торчу в этом доме в этой части страны.

Пятый стул во главе стола был пустым. Сэмми сказал:

– Она будет здесь очень скоро.

Под «она» он подразумевал Мэгги.

– Я думала, что она уже здесь, – сказала я.

– Неа, – ответил Сэмми.

Я подумала, а кто же тогда напевал в комнате подо мной. Наверное, Роза или мама, или даже Сэмми.

Я уселась за стол и начала ковыряться в своей тарелке. Мама села напротив Сэмми.

– Мне так нравятся фотографии Маеве, – сказала она, обращаясь ко мне. – Она действительно смогла ухватить то, на что была похожа жизнь в поздние 1800-е. Ты должна помочь мне. Это невероятно.

Маеве МакКаллистер была прабабушкой моей бабушки, которая обрела посмертную славу благодаря тысячам ферротипий на которых были запечатлены моменты повседневной жизни – женщины, дети, слуги и рабы. То, что большинство любителей фотографии тех времен не считало достойным, чтобы запечатлеть на дорогих металлических пластинах. Мама рылась в работах Маеве чтобы отобрать лучшие экспонаты для выставки в музее Метрополитен.

– Меня не слишком интересует запутанная история предков, мам. – сказала я с натянутой улыбкой. – Я из Астории.

Она моргнула, слегка удивленная моим нервным тоном. Более проницательный папа спросил:

– Сегодня что-нибудь случилось, Сара?

– На главной улице Северны собралась большая толпа. Сэм ускользнул, чтобы рассмотреть что происходит, и к тому времени, как я до него добралась, полиция уже использовала слезоточивый газ и поливала протестующих перед зданием кинотеатра.

– Боже мой, – вырвалось у мамы, ее лицо побледнело.

– Мы убрались оттуда так быстро, как только смогла, – быстро добавила я. – И Сэм не пострадал.

– Мальчик, который любит магазины хозтоваров поднял меня над газом, – жизнерадостно вставил Сэмми.

– Кто? – переспросил папа.

– Ричард Хэтэуэй, – пояснила я.

– Спасибо Господу за Ричарда, – сказал он. – Ты не должна была там находиться.

– Нет, – согласилась я, – мы не должны были быть там.

Я не понимала, каким образом папе удавалось терпеть жизнь в АКШ. Мама хотя бы здесь выросла. Но папа был из Новой Англии, а родился в Новой Шотландии. Он познакомился с мамой, когда был в Джоне Хопкинсе, а она училась в колледже для девочек Нотр Дам в Балтиморе. Но мама отказалась ехать на север, потому что не хотела жить в стране, которая до сих пор поддерживает королевскую власть. Тогда оба решили переехать на запад, жить среди нации, построенной на костях торговых пунктов Джона Джейкоба Астора. В страну свободных мыслителей, которые иммигрировали со всего Тихоокеанского бассейна и Северной Америки. Мой настоящий дом. Астория.

Мама начала было отвечать, но тут, наконец, появилась Мэгги, улыбаясь и снимая свое пальто и перчатки. Мама подпрыгнула, ее лицо осветилось настоящим счастьем. Она так сильно обняла ее, что та ойкнула.

– Болтушка, – произнесла мама, – Я так рада, что ты здесь.

Мэгги обошла стол и с энтузиазмом обняла Сэмми, поцеловала папу в щеку, затем подошла и обняла меня.

– Сара тоже, – сказала она.

После похорон бабушки Мэгги поехала на северо-запад Луизианы, в район чуть ниже Ново-Английской провинции Огайо, чтобы проследить за использованием ресурсов семейного фонда для помощи в борьбе со вспышкой менингита. Мы вздохнули с облегчением и радостью, когда она вернулась.

В Мэгги было что-то хрупкое, что-то, что заставляло вас хотеть оберегать ее. Она была очень похожа на Сэмми: милая, щедрая и нежная. Она тоже страдала от аутизма, только в более глубокой форме, чем он. Она была красивой с тонкими чертами, как мама, но там где мама была полна энергии и желания достичь совершенства, у Мэгги появлялся намек на нестабильность, который был почти как страдание. Она почти умерла, когда была маленькая, – упала с домика на старом дубе, который рос на передней лужайке, и пролежала в коме несколько недель. Может быть, из-за этого она стала слегка мечтательной и отстраненной.

Ужин проходил более гладко после того, как мое участие в разговоре стало менее очевидным. Пока мама разрезала огромный шоколадный торт, который Роза оставила на буфете, Сэм подошел к календарю событий, который он старательно открывал каждый день.

– Смотри, Мэгги, – сказал он, – особенный день уже близко. Он милостиво позволил ей сломать пломбу на окошке нужного дня, открыв при этом крошечный компас. – Отлично! – с энтузиазмом сказал он. – Мне это было нужно.

Мэгги посмотрела мне в глаза над его макушкой и улыбнулась. Было сложно продолжать злиться, когда рядом находились они с Сэмми, но я продолжала работать над этим. После того, как я съела свой торт, я помыла тарелку и отправилась наверх. Я решила, что нужно заставить себя открыть одну из маминых старых книжек.

К девяти часам в доме почти все затихло. Я могла слышать тиканье часов в холле и далекий звук голосов – в солярии все еще работал телевизор. Сейчас было только шесть часов по моему времени – по Тихоокеанскому – но я уже натянула свою пижаму. Я хотела положить конец моим сегодняшним дневным страданиям.

И я определенно очень устала. Мои глаза играли со мной в игры – создавали тени в углах, давали мне двойное зрение, пока я шла по коридору в ванную. У меня было странное чувство, что девочка в зеркале, чистящая свои зубы, двигалась на долю секунды медленнее, чем я сама.

Вероятно, мне нужны очки.

Вернувшись в комнату, я скользнула под свое одеяло в виде Древа жизни, которое лежало на моей кровати, и выключила маленькую настольную лампу. Снаружи, пойманные в лунный свет снежинки все еще падали, оставляя мне чувство тепла и уюта. Хотелось бы мне полюбить это место. Но я просто не чувствовала, что это правильно.

***

Эмбер бежала впереди меня, по зеленым коридорам оранжереи. Я видела, как ее белое платье мелькало между деревьями. Она замедлилась, позволив мне догнать ее.

– Давай поиграем в игру – предложила она.

– Прятки? – спросила я.

– Нет, – ответила она, снова устремляясь вперед. – Давай охотиться за сокровищами.

Она исчезла в зеленой изгороди, где было много дверей. Так продолжалось бесконечно, я подобрала свою золотую юбку и побежала быстрее. Я знала, что мне нужно выбирать. Но какая дверь была правильной?

Я остановилась и открыла дверь слева от меня. Эмбер ждала меня внутри. Это была библиотека, в которой не было потолка, построенная вокруг одинокого дерева, одна сторона которого была иссохшей после давнишней катастрофы.

Она протянула мне руку, и я взяла то, что она мне давала – позолоченный грецкий орех. Мне не хотелось разбивать такую красивую вещь, но некоторые вещи должны быть разбитыми. Я положила его на пол и наступила на него, он разломился на две части. Внутри оказался свернутый кусочек бумаги.

Там было написано семь слов, но я не могла прочитать их. Мне нужно сконцентрироваться. Я должна была сделать так, чтобы они попали в поле моего зрения. И затем я прочла:

Ищи точку, где встречаются прошлое и будущее.

Глава 4

В семь утра на следующий день, еще до рассвета, мама просунула голову в мою дверь, чтобы разбудить меня.

– Проснись и пой, детка. – Она открыла двери чуть шире и пропустила чуть больше света из коридора. Я накрыла голову подушкой. – Ну же. Давай живее. Сначала в церковь, а потом у нас куча работы перед завтрашней вечеринкой на день солнцестояния. После бабушкиного ухода… – ее голос сорвался. Она набрала воздуха и выдохнула. – Рождественские украшения далеко спрятаны. Ты должна мне помочь.

Я высунула лицо, протирая кулаками глаза. И с удивлением уставилась на мамину одежду. Она стояла в проеме, держась рукой за дверь, свет падал на нее со спины, на ней был плотный темно-серый костюм с юбкой выше колена в Асторианском стиле.

– Где ты это взяла? – спросила я.

– Оно было упаковано, – ответила мама и, слегка смущаясь, одернула край пиджака. – С остальной моей одеждой. Ты же не собираешься снова уснуть? Открывай глаза – я включаю свет. – И она нажала на выключатель.

Я временно ослепла, пока мои глаза привыкали к внезапному яркому свету. Когда зрение вернулось, я увидела, что на маме была ее обычный бледно-розовый, прямоугольный консервативный костюм. Не ошеломляющий черный. Трансформировался в мгновение ока. Как в кино, где парень, убедившись, что все идет правильно, в момент между двумя выстрелами совершает роковую ошибку. Или, может быть, мой разгоряченный мозг просто выдавал желаемое за действительное. Я снова протерла глаза.

– Хм… не обращай внимания, – сказала я. – Просто игра света.

– Пошевеливайся, – повторила она. И повернулась, чтобы уйти.

– Ммм, мам? – я спустила ноги с кровати, чтобы их все поддерживал меня в вертикальном положении. – У тебя когда-нибудь был черный костюм?

– Черный? – она слегка наморщила свой идеальный нос. – Так мрачно. Ты же знаешь, я люблю более веселые тона. Кроме того, черный мне не идет.

Я не была уверена, что я согласна с ней.

Двадцать минут спустя я была почти готова к выходу, разве что без украшения, которое я собиралась надеть. Вместо ожерелья, которое я искала, я нашла бумажку с каракулями возле лампы на столике. Я подумала, что я, должно быть, написала это ночью, в полусне. Слова были едва различимы, и я озадаченно подумала, что бы они могли означать.

– Ищи точку, где встречаются прошлое и будущее.

Я пялилась на листок бумаги у себя в руках, читая и перечитывая слова. Где встречаются прошлое и будущее? Что-то вроде экзистенциального совета на тему «живи сегодняшним днем»?

Импульсивно я оторвала полоску от целого листа бумаги, сократив ее до размеров китайских предсказаний судьбы. Я открыла кукольный домик и спрятала записку в его крошечной библиотеке. Я не могла объяснить, почему я чувствовала, что она должна там находиться.

– Сара? – позвала мама с лестницы. – Мы все ждем тебя, детка.

– Иду, – прокричала я, находя нужное ожерелье и одевая свое шерстяное пальто. Я скатилась по лестнице, на ходу просовывая руки в рукава. Папа, мама, Мэгги и Сэм были уже одеты. Мама с тетей выглядели опрятно и идеально в своих костюмах и приколотых шляпках-таблетках. Сэм с несчастным видом дергал свой воротник, пытаясь ослабить хватку его полосатого галстука. Он ненавидел, когда что-нибудь сжимало его шею.

– А что ты оденешь на голову? – Мама вытащила мои волосы из-под воротника.

Я вытащила из кармана нечто кружевное. Оно было слегка помятым, но мне придется его накинуть. Я ненавидела шапки так же сильно, как Сэмми ненавидел галстуки. Хотя в основном я ненавидела требование того, что только женщины должны находиться в церкви с покрытой головой во время мессы. Небольшой кусочек кружева было максимумом того, что я соглашалась одевать.

***

Аннаполис располагался в устье реки Северн, недалеко от Чесапикского залива. Портовый город, высоко ценимый Короной до отделения Конфедерации в 1830-х, нес в себе смесь северных и южных традиций – множество ажурных линий Пуританского Севера, с некоторыми вкраплениями загнивающего Юга. Самые ранние дома были построены в середине 1600-х, а большинство официальных учреждений относилось к колониальному периоду. Конфедерация была домом для многих прекрасно сохранившихся общин, полных благополучия зданий с мраморными фасадами публичных строений, но Аннаполис был своего рода жемчужиной. Мне приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не отвлечься прекрасными зданиями от проблем, которые скрывались за его безупречными фасадами.

Мы шли по дороге в сторону старой бухты, где на холме стояла церковь святой Марии. Хэтэуэи прибыли раньше нас и придержали скамью для нашей семьи, это было удачей, потому что мы опоздали, а в последнее воскресенье рождественского поста церковь святой Марии была переполнена. Мы поспешили по проходу к передней скамье, которую выбрал сенатор Хэтэуэй. Миссис Хэтэуэй – Клэр – незаметно махнула мне, чтобы я садилась рядом с Ричардом. Она была высокая, светловолосая, элегантная женщина, одетая в костюм, в точности напоминавший тот, который я представила на моей маме, прямой, замысловатый, в очень не консервативном стиле. Она определенно не считала, что выглядит мрачно в черном цвете. Я была с ней согласна. Я не могла не восхищаться чувством стиля у Клэр, но в ее манерах было что-то такое…что-то чему я не могла дать название…из-за чего я всегда чувствовала себя неуютно. Хотя может быть, я просто чувствовала себя неряхой рядом с ней.

Мне показалось, что Ричард определенно рад меня видеть. Он наклонился ближе и прошептал мне на ухо:

– Мне нравится твоя салфеточка, Парсонс. – Я наградила его хмурым взглядом, он ухмыльнулся.

Мне было неуютно сидеть прижатой к нему. Я слишком сильно замечала, когда он прикасался ко мне – ощущала что-то вроде покалывания. Я сжалась, как только смогла, и изо всех сил старалась не думать о Ричарде.

Я постаралась сфокусироваться на церкви, сооружение, в котором каждая деталь была сделана с расчетом привлекать взгляд. Алтарь с пятью витиеватыми шпилями; бесконечное повторение стрельчатых арок; и наверху, над всем этим, потолок, усеянный звездами, имитирующий небесный свод. Я размышляла над тем, сколько же лесов понадобилось, чтобы разрисовать его, когда Ричард наклонился, чтобы прошептать очередную веселую фразочку:

– Ты сводишь с ума отца Флагерти.

Я сосредоточилась над тем, как отец Флагетри двигался к заключению своей проповеди:

– …учит нас, что пост – это время новых начинаний, надежды и обещаний. Мы – все мы – получаем возможность принять новые изменения и помочь новому президенту принести жизненно важные перемены для нашей нации и всего континента. – Затем священник многозначительно кивнул сенатору Хэтэуэю, который сидел на расстоянии нескольких человек от меня. Когда все глаза повернулись к нашей скамейке, я была рада – очень рада – что я в это время не пялилась в потолок.

После мессы большинство собравшихся сразу же устремилось в отель Карвел Холл на бранч. Ричард догнал меня по пути к дверям.

– Не хочешь прогуляться?

– С тобой? – глупо спросила я.

Он усмехнулся и кивнул.

– Ага. Со мной. – Он улыбнулся мне одной из своих фирменных улыбок. Затем слегка склонил голову, как будто не был полностью уверен, потом поднял глаза, встретившись с моими и притягивая к себе внимание с помощью густой бахромы золотых ресниц. Я задумалась, догадывается ли он о том, насколько потрясающим он выглядит. Скорее всего, да.

– Конечно, – сказала я. Я была на каблуках и со слишком открытыми ногами, так что прогулка обещает быть длинной и неудобной. Но я приготовилась терпеть лишения.

***

Мы прошли мимо витрин магазинов на Главной Улице. Мужчина в фартуке, прислонившейся к двери табачной лавки – разумеется, курящий – кивнул Ричарду.

– Когда твой отец сделает объявление?

– Как только он скажет мне, я проверю, чтобы вы узнали. – Ричард улыбнулся.

– Я поспорил с Джимми Нили на бутылку, что он сделает это на открытии выставки. – Мужчина ухмыльнулся. – Хороший политический ход. Дом Эмбер: Женщины и меньшинства Юга… Привлечет голоса либералов. Смягчит союзников.

Я не слишком понимала, о чем он говорит – я впервые слышала о том, что Роберт Хэтэуэй может получить какую-нибудь политическую выгоду от выставки моих родителей. Даже если и так, мне не понравился циничный тон, с которым это было сказано, как будто бы мои родители были частью хитрого пропагандистского хода.

Ричарду это тоже не понравилось. Он слегка нахмурился.

– Это Сара Парсонс, – представил он меня. – Дочь владельцев Дома Эмбер.

Мужчина смущенно посмотрел на меня.

– Я хотел сказать… – исправился он, – какой умный ход, привлечь к сенатору Хэтэуэю внимание международного сообщества. Мы все вам очень благодарны.

– Я передам им. – Я улыбнулась ему слабой, кривоватой улыбкой.

Он притворился, что не заметил холодности. Просияв, он сказал:

– Могу я одолжить этого джентльмена на минутку? – Не дожидаясь ответа, он сделал Ричарду знак следовать за ним внутрь. – У меня есть кое-что для твоего отца – новые кубанские сигары. – Сможешь их передать?

Ричард вежливо посмотрел на меня, ожидая разрешения; я кивнула, что могу подождать. Потому что, разумеется, шестнадцатилетняя молодая леди не должна находиться в табачной лавке. Некоторые места все еще считались исключительно мужской территорией.

– Буду через минуту, – пообещал он и одними губами прошептал: – Извини.

Я осталась стоять на холоде, переступая с ноги на ногу, чтобы по ним продолжала циркулировать теплая кровь. На улице было много людей, совершавших праздничные покупки – мамы и папы, держащие за руки чересчур активных от предвкушения Рождества детей. Точно то же самое я могла бы увидеть и дома, в Сиэтле, разве что в толпе могли бы еще присутствовать представители различных национальностей, испанцы, азиаты, кавказские народы. Здесь все были исключительно белыми.

Улица заканчивалась у серых вод гавани, где были пришвартованы лодки всевозможных форм и размеров. Но мои глаза остановились на бледно-голубом здании у самого края воды, служившем местным яхт-клубом.

На меня нахлынуло столь сильное ощущение дежавю, что закружилась голова. Мое зрение затуманилось.

Я знала, как должен выглядеть внутри закрытый клуб – синий ковер на золотистом паркете. Мысленным зрением я видела красивое двухмачтовое судно, помещенное под стекло в прихожей. Могла представить старика в капитанской шляпе, который всем заправлял. Но я никогда не была внутри здания. Вообще. Это было похоже на воспоминание о действиях, которые я точно знала, что никогда не совершала.

Я остановилась, нагнулась и закрыла глаза руками.

– С тобой все в порядке? – раздался возле меня голос Ричарда.

– Да, – выпрямляясь, ответила я. – Ты когда-нибудь был внутри? – спросила я, указывая на клуб.

– Разумеется, – ответил он.

– Какого цвета там ковер?

– Там нет никакого ковра. Деревянные полы. Морская тематика. – Хм. – С тобой точно все в порядке?

– Просто… Наверное, мне нужно поесть, мне так кажется. Пошли в Карвел, пока там еще не съели все картофельные оладьи.

– Девушка с аппетитом. – Он ухмыльнулся. – Плюс пара очков, Парсонс.

Очки? Я задумалась. Он что, ведет подсчет?

– Я не должен был заставлять тебя ждать, мне очень жаль. Это заняло больше времени, чем я думал. И мне никогда не нравился этот тип – он из тех людей, которые считают что все такие же извращенцы, как и он сам. Это часть моих обязанностей – быть на побегушках у отца.

– Все в порядке, – сказала я. – О чем он говорил? Твой отец и правда собирается сделать объявление на выставке?

– Эй, – ответил он, – не спрашивай меня, – я просто мальчик на побегушках. Мне никто ни о чем не докладывает.

– Ну же, Хэтэуэй. – Я бросила на него притворно-недовольный взгляд. – Ты оставил меня торчать на холоде. Ты мне должен. Колись.

– Ну ладно, ладно, – согласился он. – Но ты должна держать все в секрете. Папа годами работал, выстраивая отношения с политическими тяжеловесами со всей страны, многие из которых будут на вечере. Так что да, – он наклонился ближе, чтобы прошептать, – вероятнее всего он собирается сделать там объявление. Выставка будет идеальным поводом, с идеальной темой. Это была гениальная идея. Папа был так благодарен, что твои предки занялись ею. Это поможет укрепить имидж моего отца как человека, который хочет протолкнуть Конфедерацию в двадцать первый век.

Вау, подумала я. Представление Хэтэуэя на выставке моих родителей. Это…впечатляло. Я начала понимать, почему мама была так одержима ей.

***

Никаких картофельных оладий, как оказалось. Когда мы с Ричардом вошли в банкетный зал, мама перехватила меня.

– Почему ты так долго? Я беспокоилась. – Она передала мне пакет с едой. – Я заказала для тебя яйца на вынос, детка, – сказала она. – Мы должны торопиться. – Определенно эта фраза была сегодняшним девизом дня.