Текст книги "Люби, Рапунцель (СИ)"
Автор книги: Катти Карпо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Йоу, – поприветствовал он ребят, вертя на указательном пальце связку ключей. – Ты вовремя. Еще чуть-чуть, и я бы ушел в онлайн-пространство. Не дозвался бы. У меня по плану надыбать тонну лута от НПС.
– Угу, удачи. – Яков ухватился за ключи и потянул.
– Ай, палец не оторви, братан. О… а кто тут у нас? – Заинтересованный взгляд пробежался по Дане. – Очередная чика? А эта прям секси-секси.
«Очередная?» – Даня напряглась.
– Не пялься. – Яков несколько грубовато приложил ладонью по лицу парня, отодвигая его вглубь квартиры.
– Да ну, не лютуй, братан. Это ж комплимент был! – Он высунулся наружу, несмотря на недобрый взгляд Якова. – Привета, чика. Я Витюша. Для друзей просто Ёжик.
– Сгинь, Ёж. – Яков опять попытался запихать Витюшу в квартиру.
– Да дай познакомиться. Полюбуюсь хоть на 3d-шную девушку, а то 2d чики уже не вштыривают.
– Выйди на улицу и любуйся сколько влезет!
– Я Даниэла. Привет, Виктор. – Даня просунула руку под локтем Якова и пожала руку Витюши.
– Ёжик, – поправил ее парень. – Для друзей.
– Не будет она с тобой дружить, – отрезал Яков, отбирая у Вити руку Дани и сам крепко в нее вцепляясь.
– Э, ну не жмоться, братан. – Парень грустно помолчал. – Может, в игрушку все вместе?
– Нет, – пробурчал Яков, таща Даню к лифту.
– Спасибо, – оглянувшись, бросила девушка. – А к тапкам больше «Тысячелетний сокол» подошел бы. Для сохранения атмосферы.
У Витюши округлились глаза.
– Братан! – возопил он, подпрыгнув на пороге. Вместе с ним подпрыгнуло и его пузико. – Чика отличает «Звездный путь» от «Звездных войн»! Девчонка шарит!
– Не ори ты. – Нахмурившись, Яков зашел в кабину лифта и втащил за собой Даню.
– Чик, чик, чик, чика Даниэла! – надрывался Витюша. – А у вас точно серьезно? Слушай, может, на меня переключишься, а? У него лицо девчачье – пошли его! Я милее, честно! Между нами уже проскочила искра, я чувствую, полыхнуло, будь здоров!..
Створки закрылись, лифт двинулся вверх.
Яков с недовольным видом перебирал в руках ключи.
– Он славный, – осторожно заметила Даня. – Твой приятель.
– Уже нет.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– Чья это квартира?
Молчание.
«Ла-а-а-а-адно. Всему место и время». – Заводиться сильнее не было смысла. Даню и так уже нехило проплющило от одной небрежно брошенной Ёжиком фразы.
Они вышли на седьмом этаже. На площадке, судя по количеству дверей, было только две квартиры. Яков принялся отпирать замки. С грехом пополам у него это вышло, правда провозился чуть ли не целую минуту.
«Вовсе с ним не нормально. – Даня прошла в квартиру вслед за ним. – А нечего было лакать всякую дрянь».
В прихожей Яков успел уже скинуть обувку и ушлепал в темень коридора.
– Принцесса! Ку-ку, Левицкий! – Даня поспешно разулась и повесила пальто на вешалку рядом с курткой Якова. – Подожди!
– Запри дверь.
– С чего бы? Не командуй!
Однако замком она все же щелкнула.
При входе, помимо вешалки, ничего не было. Пустое пространство выглядело так, как будто его отвели как раз под большой шкаф. А на потолке висел безвкусный округлый светильник с пятнами, – похоже, стандартный и при обустройстве идущий потом под замену.
– Не заходи в комнаты, где двери закрыты, – услышала Даня. – Там только стройматериалы. Пока ничего интересного.
Она пошла на шум воды и заглянула в ванную комнату. Та была полностью отделана. На зеленых ребристых плитках красовались стебли бамбука, а огромная ванная сверкала и чуть ли не переливалась от чистоты. У такого же чистого умывальника стоял, согнувшись, Яков.
– Туалет тоже доделан, – не глядя на нее, пробормотал он.
– Тошнит? – без всяких сюсюканий спросила Даня.
– Нет. Но как-то душно… Сейчас умоюсь.
На полочке у ванной стояла всего одна пенка для умывания. В мыльнице лежало мыло в форме зайчика. В стеклянном стаканчике устроились тюбик зубной пасты и две зубные щетки. Красная и белая. Еще внимательный взгляд нашел стопку белоснежных полотенец.
Мило, но пока явно не обжито…
– В общем... – Даня быстро вымыла руки – и то, только из-за привычки, – и ринулась за мальчишкой. – Это твоя квартира, так?
– Так. – Яков остановился у двери и подождал, пока она подберется поближе.
– С чего вдруг такое рвение? Ты же в гостинице нормально обустроился. И жил себе тихонечко – не жаловался.
– Я пока там и живу. Сюда мало что перевезено. – Он положил ладонь на дверь. – И кухни нет. Что тебе больше понравится? Классика или хай-тек?
– Зачем ты у меня спрашиваешь? При чем тут мое мнение?
– Наверное, классика, – вполголоса рассудил он, толкая дверь. – А вот эта комната почти полностью готова. Иди сюда. – Яков обхватил ее за талию и пропихнул между собой и дверным косяком. – Смотри!
Глава 12. БЕЗДНЫ НАЧАЛО
Просторная комната была выполнена в нежных розоватых тонах с добавлением декоративных белых полос. У стены находился стол с настольной лампой и подсветкой, а над столешницей и вокруг расположились приставочные полки оттенка темного ореха. К столу было придвинуто компактное кресло на колесиках. На окне красовался переливающийся в искусственном свете тюль. А еще был большой диван – разложенный ровно на два спальных места и заправленный мягким на вид одеялом. И именно диван был тем элементом, который несколько портил общую атмосферу суховатого порядка. Из-за него место казалось обжитым.
Даня осмотрела пустые полки, тюль на окне, задержала взгляд на расправленном диване, на котором, судя по неровностям поверхности, уже кто-то успел полежать, и сосредоточила внимание на Якове.
– И что это?
– Нулевая отметка.
Даня вздернула левую бровь – совсем по-Кириному. Исходя из уровня воспроизводимого бреда, выпитый коктейльчик захватывал все больше территорий в не натренированном разуме Левицкого.
В это время Яков добрался до дивана и, примерившись к краешку, плюхнулся на одеяло. Попробовал стряхнуть с себя пиджак, но руки подвели. Он скрючился, покачался туда-сюда, в конце концов, замер, посидел так немного и, вздохнув, вернулся в изначальное расслабленное состояние.
– Прям до жалости пробирает, – съязвила Даня. – Где же твои пресловутые ловкие передвижения и маневры, Принцесса? Гибкость, пластичность и тому подобное?
Яков, промолчав, уставился на нее. Получился бы весьма укорительный взгляд, если бы общий вид не был бы как у щенка, потерянно выпрашивающего сахарную косточку.
– Вернемся к разговору. – Даня, все еще не решаясь войти в помещение, где даже освещение казалось каким-то подозрительно правильным и уютным, мялась на пороге. – Что ты имел в виду под «нулевой отметкой»?
Пару мгновений в комнате стояла абсолютная тишина. Умилительно вытянув нижнюю губу чуть дальше верхней, Яков отклонился назад и оперся ладонями на одеяло. Рубашка на его груди натянулась, обнажились ключицы, похожие на гладкие заснеженные холмики гор.
– Это начало… Безликая комната.
– Тебе бы проспаться…
– Безликий кабинет. – Яков неторопливо оглядел пустующие полки, довольно щурясь. – Пока он ничейный. Без индивидуальности. Без результатов вмешательства.
– Ну да, – вынуждена была согласиться Даня. – Тут бы книги поставить. Ноут подогнать. Плакат какой-нибудь прилепить.
«Хотя плакат – это уже влияние братьев, – осадила она себя. – Я всегда была склонна к консерватизму, а как Трио Шацких вернулось в мою жизнь, так сразу всякая ненужная мелочевка появилась. Всю квартиру мне завалили своим присутствием. Детские безделушки, диски… Стоп, тормозни, Шацкая. С какой радости я вообще размышляю по поводу всяких плакатов и мелочевки в чужой квартире?»
– Какие книги, например? – В интонации Якова пробрался бархат или даже шелк.
Подтянув левое колено к груди, он обнял его и положил подбородок сверху. И говорил мягко, будто поглаживая голосом. Не манером эротичного наката Глеба Левина, а невесомым касанием, приоткрывавшим запрятанную глубоко внутри уязвимость.
Как тихое мурлыканье вперемешку с несмелым урчанием боязливого, но жутко заинтересованного котенка.
Даня настороженно зашевелилась, сложила руки перед собой и осторожно ответила:
– Книги на иностранном языке. Не адаптированные версии. Что-нибудь из классики. И учебная литература. И… э! – Даня ощутила, как ее внутреннее вошедшее в раж состояние пугливо прячется во тьму сознания.
– Как бытытут все обустроила? – Снова невесомое касание голосом. Мягкое поглаживание, усыпляющее бдительность. Потеряв на время способность сносно двигаться, Яков сполна компенсировал этот недостаток милыми говорилками. – Или что-то поменяла бы?
Мур-мур-ур-ур…Мур… ур…
Завораживает до учащенного сердцебиения.
– Не беси меня, зверек! – прикрикнула на него Даня, неосознанно отступая и тут же врезаясь спиной в косяк.
– Злая ты, – пробурчал Яков.
– Именно. А теперь прими горизонтальное положение и отрубайся! – приказала она, для наглядности властно взмахнув рукой.
– Разденешь меня?
– Чего?
– Поможешь?.. – Яков вяло подергала ворот своего пиджака.
– Сам как-нибудь справишься!
Даня выскочила в коридор.
«Твою мать! Вообще не могу здраво мыслить. – Она судорожно выдохнула и пощупала собственный лоб. – Горячий. Может, это из-за выпитого? Нет, невозможно, что пойло и на меня действует. Неправильно. Я ведь не такая, не поддаюсь глупым слабостям».
– Ты что, уходишь? – донеслось из комнаты.
– Что за жалобные интонации, Левицкий? Тебе не идет! Лучше огрызайся и ворчи, как раньше, а то у меня от тебя прям мороз по коже.
– Злая… Какао. – Пауза. – Не уходи.
Даня сильнее вжалась в стену. Лицо начало гореть.
– Умолкни уже. И отрубайся. Не уйду, пока не вырубишься. Так что бегом давай – глазки в кучку и на бочок.
По последовавшему за распоряжением шуршанию было сложно определить, действительно ли мальчишка послушался ее.
«В его же интересах хорошенько проспаться. – Даня окинула взглядом пустой коридор. – Поверить не могу, что он и правда приобрел себе квартиру. Да еще в такой короткий срок. Надеюсь причина не в моих словах».
Вспомнив об обещании позвонить или написать сообщение Глебу, Даня занялась мобильным. На разговоры ее не тянуло, поэтому выбор пал на отправку короткого рапорта.
«Подопечного довезла. Уснул. Я тоже в порядке».
«И, блин, ни слова правды. – Даня закатила глаза и цыкнула с досады. – Довезла не туда, куда нужно. И, похоже, он ни фига не спит. А я ни черта не в порядке».
Однако сообщение ушло при том же первозданном содержании.
«Шацкая врушка, и с каждым днем диагноз все хуже. – Она присела на корточки и в сердцах прокатила мобильный по полу куда-то в темень. – Мозги набекрень».
Прислушавшись к тишине, наконец-то установившейся в комнате, Даня поднялась и, согнувшись, принялась искать на полу мобильный.
«Знать бы, где свет в коридоре включается. И чего распсиховалась? Фонарик бы мне, но вот прикол – фонарик в мобильном, который я и ищу. Умно, Шацкая. Хлоп-хлоп, эти аплодисменты специально для тебя».
Гаджет нашелся в углу недалеко от ванной комнаты. И еще кое-что. Рядом с мобильным Даня нащупала нечто мягкое – что-то тканевое. Отложив телефон, девушка вытащила находку на свет и расправила.
Полупрозрачная ткань. Женская сорочка. С рюшками.
«Очередная чика?»– колокольным отзвуком грохнул в памяти голос Вити.
В голове застучало с такой силой, что устроившиеся на ее плечах и поочередно въедливо атакующие ее виски дятлы и то не могли бы с точностью воспроизвести подобный уровень боли.
Вдох-выдох.
Даня медленно выпрямилась и направилась к комнате. Женская сорочка свисала из ее сжатого кулака задушенным зверьком. Уголок подобранного мобильного вжимался в ладонь другой руки.
Боль перекатывалась волнами под кожей – влажными набегами бросалась на внутреннюю сторону черепа, царапала разум метафизическими когтями и вгрызалась в податливую мягкость расслабленного сознания. От нее становилось нестерпимо жарко. Но в самой глубине господствовала пустота. Белоснежная чистота, свободная от бремени дум.
Что же отдавало команды телу? Нечто, явно лишенное здравомыслия.
Но Дане было на это попросту плевать.
Переступить порог теперь оказалось на удивление легко. Бесшумно ступая по полу, она приблизилась к дивану и уставилась на лежащего на одеяле Якова. Ему так и не удалось избавиться от пиджака. Впрочем, как и от остальной одежды.
– Не спишь? – бесцветным голосом спросила Даня.
Вопрос с подвохом. Она не могла не видеть взгляд, устремленный прямо на нее. Зеленые глаза, в которых не было и намека на сонливость, внимательно следили за ней снизу. Яков устроился калачиком на боку и обнимал свернутый в рулетик край одеяла.
– Сплю, – прошептал он и с особой сосредоточенностью уставился на обнаженную часть девичьих бедер.
Со всеми ползаниями и перетаскиваниями безвольных тел отдельные части платья сдвинулись с изначальных позиций и открыли для любования чуть больше положенного. Даня провела ладонью по коже. Гладко. Шрамы все еще были скрыты невесомой тканью. Если так, остальное – неважно.
– Спишь? – переспросила она, делая еще один шаг к дивану. Колени уперлись в диванную подушку, прикрытую простыней.
– Сплю.
– Врешь.
– Неа.
– Почему не спишь? – Даня легонько ударила коленом по диванной подушке.
– Если засну, ты уйдешь.
На этом допрос завершился. Воцарилась тишина.
– Спи. – Даня огляделась по сторонам, смутно понимая, что свет в комнате выключен – возможно, ею же самой, – но она отчего-то все равно ясно видела предметы. И Якова.
«Подсветка».
Она не помнила, чтобы подходила к столу и возилась с выключателями. Однако мягкое голубоватое свечение охватывало каждую вещь в помещении, добавляя контурам беловатое сияние льда.
– Спи. – Даня хотела подойти и отключить подсветку, но дорога до стола, видимо, была вовсе не тем путем, что ей предстояло преодолеть сегодня. И, похоже, ноги знали об этом заранее, поэтому и не спешили повиноваться.
– Отказываюсь.
– Какие слова броские знаешь. – Даня уже не чувствовала собственных интонаций. Насмехается ли она? Злится? Или успешно сохраняет безопасную нейтральность?
Дьявольские дятлы по-прежнему бились клювами об ее виски, а влажная боль затопляла сознание.
Что-то пощекотало ее бедро. Даня отвлеклась на предмет, сжатый в кулаке. Тонкая лямочка сорочки, торчащая между сжатыми пальцами, цеплялась за платье и скользила по оголенной коже всякий раз, как она дергала рукой. Ее потряхивало.
«Я дрожу? Да… Наверное, мне холодно».
– Встань. – Она призывно пошевелила пальцами. Освободившийся от ее хватки мобильный слетел на одеяло. – Встань. – Добавила щепотку приказного тона, напрочь позабыв, что всего полминуты назад призывала мальчишку погрузиться в сон.
Яков подчинился. С трудом приподнялся и сел на диване, мимоходом засветив отличную растяжку: одна согнутая нога здесь, вторая согнутая в колене нога с другой стороны… Ничего, комфортно.
– Что это?
Даня расправила сорочку и, удерживая ее кончиками пальцев за лямочки, подергала из стороны в сторону. Та заколыхалась, как флаг на ветру. Яков сфокусировался на предмете. Скоростной полет мысли, и за ним последовал непонимающий взгляд в сторону девушки. Еще один полет мысли, сопровождаемый нервным подергиванием бровей и эпическими игрищами мимикой, в ходе которых Яков смотрел то на Даню, то на полупрозрачную сорочку.
И, судя по всему, смотрел не очень правильно. Будто… примеривая.
– Нет, – вырвалось у Дани. – Короче, соберись. И скажи, что это?
– Ночнушка? – поразмыслив, предположил Яков.
– Бинго. А теперь говори, чья она? Посмеешь сказать, что твоя, и я тебя тресну с вертухи.
– С вертухи? – Почему-то последнее обещание особенно заинтересовало Якова.
– Итак, чья? – Озадаченная мина мальчишки не на шутку раздражила Даню. Как и собственное упорство в установлении истины. – Если ты сюда кого-то водишь, – быстро сказала она, чтобы обозначить правомерность вмешательства в личную жизнь Левицкого, – то я обязана знать. Я – твой менеджер. Мало ли куда ты вляпаешься. Кто она?.. Они?
Озадаченность на лице Якова можно было переносить и запечатлевать на каменном рельефе – настолько четко вырисовывалась каждая линия на застывшем лице.
– Виктор назвал меня «очередной чикой». – Сорочка снова смялась в сжавшемся кулаке. – Получается, ты эти хоромы купил, чтобы девчонок водить? Ну да… Удобнее, чем в гостиницу. Там-то, пожалуй, не разгуляешься. Все на виду.
Яков молчал. И этим безумно злил и без того еле сдерживающуюся Даню. Удивительно, как стремительно ее бросало от полюса умиротворенного спокойствия к противоположному полюсу сжигающего все вокруг гнева.
– Мне репутацию твою сохранять надо, – процедила Даня сквозь зубы. – И твое здоровье. Чтобы ты не влип… – Надсадный выдох. – Так, значит, ты… приводил сюда кого-то?
Промолчи Яков еще хотя бы полсекундочки, и Даня, наверное, укусила бы один из его холмиков-ключиц, которые вновь настырно лезли в зону видимости.
– Да.
Слишком осмысленный ответ. Настолько, что Даня даже не восприняла его всерьез.
– Ты кого-то сюда приводил? – Она сделала вид, что не услышала первый ответ.
– Да.
Голова взорвалась болью, дятлы все-таки проделали в ее черепушке пару дыр.
«Не пялься на меня!» – Как же ей хотелось прикрикнуть на него. Заставить отвернуться. Запретить смотреть на нее.
Скомканная сорочка полетела в залитый голубоватым светом угол.
– Мы поговорим завтра, – срываясь на хрип, сказала Даня. – Ты должен будешь мне рассказать. Обо всем.
На мгновение утратив силы, она оперлась ладонями на одеяло. В одну из создавшихся ямок съехал ее мобильный и уперся в карикатурно согнутые пальцы. На ногте указательного пальца на самом кончике стерся лак.
«Мутит. Только бы не отключиться. Позорище одно…»
– У тебя есть леденец? Ты же чупа-чупсы любишь? Запасся ими здесь? Поделишься?
– В ящике.
Вырисовывая взглядом линию на смявшемся одеяле и даже не пытаясь разогнуться, Даня, двигаясь бочком, добралась до тумбочки у дивана и, еле удерживая равновесие, выдвинула ящик.
«Мне же не открыть упаковку, – нервно посмеиваясь про себя, думала Даня, шаря рукой по дну ящика. Попались ручки, заколки, какой-то брелок, маленький блокнот. – Эти долбанные чупа-чупсы заворачивают так, будто смертоносный вирус изолировать хотят. Но мне нужно! Да, что-нибудь сладкое. Срочно. Отвлечься. Я должна отвлечься. Отвлекусь и сразу же уйду. Выключу свет и свалю из этой чертовой квартиры».
Пальцы наткнулись на какие-то гладкие прямоугольники. Целую ленту. Озадачившись, Даня вытянула находку на свет…
Глава 13. ВИШНЯ В ЦВЕТУ
– Нашла?
Яков достиг наивысшего уровня расслабленности и готов был вот-вот снова растянуться на одеялке.
– Типа того, – сдавленно проговорила Даня, отрешенно вглядываясь в ленту упакованных презервативов, уныло свисающую с ее ладони.
Действуя на автомате, она сунула руку с лентой в ящик и продолжила шариться по дну, порождая внутри маленький хаос. Наконец пальцы наткнулись на палочку, и мгновение спустя Даня уже рассматривала созданную конструкцию: собственный кулачок, оригинально украшенный презервативами, и торчащую между пальцами палочку с вишневым чупа-чупсом.
Летящая ткань «крыльев» на ее спине сдвинулась от легкого прикосновения. Даня застыла, сосредоточившись на новом ощущении.
– Красивая спина. – Палец Якова скользнул по ее позвоночнику под тканью. А потом прочертил несколько полукругов под лопатками.
Стиснув зубы что есть мочи, Даня принялась раскручивать упаковку чупа-чупса в районе стройной ножки-палочки. Чем ниже касался Яков, тем свирепее она дергала упаковку. Провоцирующие прямоугольники ленты тряслись в ее руке от каждого рывка.
Наконец сладость была открыта. Даня сунула чупа-чупс за щеку и резко повернулась. Рука Якова замерла в воздухе. Ленту она припрятала, прижав к бедру и припечатав сверху ладонью.
– Вкусно? – Яков, прищурившись, наблюдал за тем, как палочка от чупа-чупса перекатывается от одного уголка девичьих губ к другому.
– Ф-вкуфно. – Даня выпрямилась и, причмокнув вишневой сластью, пристально уставилась на сидящего на диване мальчишку.
«Мальчишку» ли?
– Что? – Яков лениво вытянул из волос заколки. По плечам рассыпалась светлая мягкая роскошь. – Ты злишься, Какао?
Даня вытащила изо рта чупа-чупс и прижала вишневый леденец к губам.
– Да, Принцесса.
– Почему?
– Потому что я злая.
Девичий язычок коснулся основания леденца и прошелся по округлой поверхности до самой вишневой макушки. Лицо Якова утратило абсолютно все оттенки сонливости. В глазах появился блеск.
– У тебя, по-моему, были какие-то проблемы. – Даня неторопливо указала чупа-чупсом на пиджак Якова.
– А… ну да. – Он сглотнул, настороженно оценивая холодность ее обращения. – Не получилось… снять.
– Вот как? – Даня сунула леденец в рот и смачно причмокнула, с задумчивым видом двигая пальцами палочку из стороны в сторону. – Бедняжка. Что же с тобой делать… – Она достала чупа-чупс и облизнула губы, избавляясь от выступивших капель слюны. – Думаешь, почему я вернулась?
– Почему? – послушно переспросил Яков. От его прежней расслабленности не осталось и следа.
– Чтобы все-таки помочь тебе раздеться. – Даня резко оперлась на диван коленом.
Выдвинутый край конструкции слегка просел под ее весом. Яков, утратив равновесие, качнулся в ее сторону. Ловко сграбастав его за лацкан пиджака той самой рукой, сжимающей палевную находку, Даня, не особо церемонясь, протолкнула вишневый леденец между приоткрытых губ Якова.
– Подержи-ка, – деловито распорядилась она.
«А ведь он когда-то, кажется, про здоровье мне что-то втюхивал, – рассеянно подумала Даня, наблюдая за тем, как красный леденец оглаживает губы Якова, проскальзывает глубже и, наконец, скрывается в его приоткрытом рту, а глаза округляются. – А я ему обслюнявленный леденец впихиваю… Бактериями делюсь, ага. Я ж щедрая».
Не заметив за собой и намека на раскаяние, Даня убедилась, что Яков не собирается избавляться от чупа-чупса, и переключилась на его одежду. За это время она успела стянуть пиджак с одного плеча мальчишки. Рука проскользнула в пространство между плечом и копной пушистых волос, утянув за собой и весь пиджак. Рывок был достаточно легким, но страдающий от недостатка равновесия Яков все же не удержался. Чтобы не опрокинуться окончательно, он, неуклюже качнувшись, выставил руки и оперся сзади ладонями на одеяло.
Видимо, Дане сегодня щепотка равновесия тоже не досталась, потому что от собственных действий она, завалившись вперед, уткнулась лицом в грудь Якова.
– Ой-ой. – Девушка хихикнула, а, попытавшись вернуться в исходное положение, вновь тюкнулась носом в его грудь.
На белоснежной рубашке остались живописные пятна от остатков помады, тоналки и мелкие полоски от туши рядом с блестящей пуговицей.
– А теперь ты не такой идеальный. – С губ Дани сорвался еще один смешок.
«Что это со мной? Несу какую-то чушь. Хихикаю как подросток в пубертате. – Осознание собственной неадекватности ничуть не помогло исправить ситуацию. Остановить волну смешливого фырканья никак не получалось. – Как же забавно…»
Яков смотрел на нее и молчал.
Стройный и обманчиво хрупкий.
От его вида Даню пробрало до дрожи. Мысли, меняя скорость, сталкивались и порождали красочные картинки – одна хуже другой.
Значит, Якова кто-то касался. Гладил лицо, дотрагивался до шеи, прикасался к обнаженной груди, прижимал к себе за тонкую талию, общупывал упругие бедра, проводил ладонями по тренированным ногам. Трогал… полностью.
Злость затопила разум потоком воды, хлынувшей сквозь разбитую плотину. Он всегда с такой яростью сопротивлялся, избегая прикосновений, едва разрешил до него дотронуться на снятии мерок и делал вид, что чужая близость ему неприятна, а сам оказался вовсе не таким уж хрупким васильком.
Злость нарастала.
По груди Якова съехала и меланхолично рухнула рядом с его боком на одеяло припрятанная лента. Даня швырнула ее в него. Изумление в глазах мальчишки переросло в откровенную ошарашенность, когда он рассмотрел вещь, которой в него запульнули.
– Прикольные вещички ты рядом с чупа-чупсами хранишь, – хмыкнула Даня, полностью забравшись на диван.
Тонкие светлые бровки выгнулись замысловатыми фигурками. Ясные зеленые глаза обзавелись блеском, отчего юное создание превратилось в воплощение какой-то невообразимой чистоты и невинности.
Смазливый да еще и с талантом притворяться чистеньким ангелочком. Порочная смесь. И невообразимо взбесившая Даню.
Разве кто-то когда-либо способен был так легко вывести ее из себя? Никогда и никто. Она могла испытывать ненависть и могла ощущать злость. Но чувство, абсолютно и полностью выбивающее у нее землю из-под ног, заставляющее ее пылать, дрожать, искриться от свирепости и задыхаться от собственной уязвимости, воспринимать мелочь, касающуюся жизни постороннего человека, словно часть собственного жизненного круговорота – нет, до этого момента подобное чувство ей знакомо не было.
Даня потянула палочку чупа-чупса на себя, чуть-чуть перестаравшись с силой, – леденец проехался по зубам Якова. И сунула сладкий шарик за собственную щеку.
«А сейчас его бактерии и микробы – мои». – От подобной мысли стоило бы снова глупо похихикать, но злость продолжала главенствовать над остальными эмоциями.
– Хочешь мне что-нибудь сказать? – Даня хлюпнула леденцом.
Яков мельком глянул на ленту презервативов и машинально облизнул губы.
«Наверное, они по вкусу как вишневый леденец. – Мысль, отдающая ледяной констатацией. – Его губы».
Тишина.
«Молчит… Лады, значит, ничего не жаждет мне рассказать».
О чем она его просила? В чем уверяла? На какие должностные обязанности ссылалась? Даня даже не вспомнила об этом. Все поглотила злость.
Удерживая леденец в правой руке, Даня возложила ладонь на грудь Якова. Он судорожно выдохнул. Реакция показалась ей забавной. И она с азартом, приправленным холодной злостью, принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Серебристые кругляши под ее пальцами охотно и быстро теряли контакт с петельками.
Никакого сопротивления. Только дыхание, приподнимающее его грудную клетку вместе с деятельной рукой Дани.
Одна. Вторая. И еще. Легко и непринужденно. Она поймала себя на мысли, что даже это стандартное движение приносит ей колоссальное удовольствие. Трение, порождающее касанием пальцев о шершавые края пуговицы. Шорох ткани, а за ним медленное обнажение юношеской груди.
Разве она когда-нибудь кого-то раздевалавот так?
Как выглядели ее ухажеры? В памяти всплывали лишь обрывки образов. Мускулистые и высокие. Крепкие и поджарые. Возможно, даже красивые. Даня не особо заостряла внимание на деталях. Не отталкивающая внешность – и ладно. Крепкое тело, которое может принести ей удовлетворение? То, что и нужно. Разик, два, три – снять напряжение. Временный фактор. Нечто, чем можно попользоваться и отодвинуть в сторону. Ведь отличающаяся отличнейшей памятью Даниэла Шацкая даже путала их имена и не сразу вспоминала их лица, если с кем-то вдруг «посчастливилось» встретиться на улице.
В этом плане ей всегда был важен результат, и именно тот, который можно было достичь чрезвычайно быстро. Сам процесс не вызывал у нее интереса.
Прелюдия? Ласки? Неспешное и сладкое познавание друг друга? Тел, форм, изгибов, реакций, ощущений, эмоций…
Зачем? Для чего?
Бесполезные действа, лишенные смысла.
Но прямо сейчас ее руки действовали так, словно уже давно привыкли к подобной игре. Ловко и в то же время неторопливо. Пальцы наслаждались. Тело наслаждалось. Глаза наслаждались.
И в омуте мыслей, отяжелевших от бытийного рационализма, вспыхнуло обжигающей искрой до смешного примитивное желание.
«Хочу его раздеть».
Сейчас. Ни завтра, ни через неделю, ни через год.
Прямо сейчас.
Наверное, она дрожала. Может, от нетерпения? Жемчужины на цепочках в ушах раскачивались как безумные и задевали ее шею. А тот жемчуг поверх платья? Все стало лишним и ненужным. Все мешалось.
Даня убрала руку и вытянула из ушей серьги, расстегнула цепочку на шее. Украшения скатились по одеялу куда-то вниз – к полу.
«Волосы тоже хочу распустить».
Но воплотить в жизнь и этот порыв не удалось. Даня накрепко залипла на представшем перед ней образе. Который был создан не без ее участия.
Края рубашки все еще кое-что скрывали. Собранная в застывшие волны ткань приоткрывала красоту по частичкам: здесь просвет, тут обнаженный кусочек. Не составило бы труда откинуть в стороны больше ничем не сдерживаемые белоснежные тканевые края и увидеть все и сразу.
Но ведь познавать прекрасноенеспешно– разве не в этом истинное наслаждение? Особенно, когда дальнейшее обещает еще больше удовольствия.
Кожа Якова – и так всегда бледная – в приглушенном свете комнаты приобрела оттенок нетронутого снежного покрова. Линии шеи, холмики-ключицы, обнажившийся живот – девичий взгляд метался туда-сюда, жадно захватывая то, что позволяла увидеть скомканная ткань рубашки. Тонкая талия и плоский живот, но вовсе не такой, как у девушек. От каждого вдоха кожа чуть натягивалась, обозначая мускулы живота. Однако вся эта умеренная мощь настолько эстетично вписывалась в контуры его фигуры, что казалась насквозь пропитанной изяществом.
«Изящная мускулистость. Как вам? Это ж надо так выглядеть! – Даня абсолютно беззастенчиво пялилась на впадинку пупка Якова – такую же, мать ее, изящную. – Дышать не могу…»
Яков не шевелился. Сошел бы за ледяную статую, да судорожные вдохи-выдохи выдавали. Похоже, с дыханием у него тоже возникли некоторые проблемы.
Уловив краем глаза новую деталь, Даня наклонила голову к плечу, чтобы выбрать лучший угол обзора. И ей это удалось. В тени пещерки, созданной краешком рубашки, притаился округлый бугорок – и да, такой же изящный, как все в его владельце. Именно так Даня и воображала тогда, в ванной, когда он стянул футболку, а она закрыла глаза, – представляла себе эти маленькие бледно-розовые пимпочки сосков.
В голове снова что-то щелкнуло. Что у нее там периодически перегревается и пытается взорваться? Казалось, что пламя жжет голову изнутри и пробирается наружу прямо через кожу.
«Невыносимо».
В сотню раз невыносимее было помнить, что это эстетичное великолепие уже кто-то трогал. А ведь Яков по-прежнему выглядел таким чистым, невинным и нетронутым.
И эта притягательность порождала в Дане безумные идеи.
Пожалуй, самая безобидная заключалась в изначальном желании укусить его за ключицу. А потом оставить след на шее. И груди. И на животе. Впиться губами, чуть задеть зубами и обездвижить до тех пор, пока он не осознает, что никому в этом чертовом мире нельзя его трогать.
Даня подалась вперед, уместив руки по обе стороны от его талии. Яков чуть дернулся. Наверное, уже устал сидеть в такой позе – в наклоне, опираясь сзади на одеяло. Не совсем удобно.
Но в таком положении ему не удастся дать ей отпор. Поэтому пусть продолжает.
Мысль о собственной маньячности возникла и мгновенно улетучилась, выбитая стократным напором запредельного блаженства. Как же ей нравилось… что именно?
