Текст книги "Люби, Рапунцель (СИ)"
Автор книги: Катти Карпо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Очень приятно. – «Мерзкий дядька» стиснул девичьи пальцы.
– А этот похожий на творожок дяденька – Роман Тимурович Потцев. – Яков театрально махнул рукой.
«Творожок»? – У Дани тут же на месте едва ноги и не подкосились. – Что он творит?! А-а!»
Однако местной прелести Якову Левицкому сегодня все сходило с рук.
Роман расхохотался, за ним рассмеялись и остальные.
– А я? Я? – нетерпеливо спросил толстячок. Видимо, очень хотел узнать, как же представят его.
– Анатолий Федорович Лубякин. Ни с кем не перепутаешь. Он как рыбка-ежик.
– О да, я хоть и милый пухлик, но колюч. – Лубякин, по всей видимости, сравнением остался доволен.
А Яков, не теряя настроя, переключился на следующего.
– Геннадий Вадимович Гружин. Лучший попугайчик корелла в округе.
– Ой, не могу, ну точно ж, – залился смехом Лубякин. – Когда у тебя еще не прилизан вихор, также волосы вверх удирают. Охо-хо…
Потцев-творожок, прижав к губам кулак, пофыркал в него.
– Может, сойдемся на волнистом попугайчике? – с достоинством предложил блондинистый Геннадий.
Под новый взрыв хохота Даня тихонько ущипнула себя за бедро.
«Подмял под себя… жюри», – ошарашено подумала она.
– Любопытно, как же вы тогда обозначите меня, юный Яков Янович? – К компании присоединился Владимир.
Воодушевление Якова с появлением Владимира никуда не делось. Вот только выражение лица превратилось в застывшую маску.
– Ой, ой, а можно мне попробовать? – загорелся Лубякин. – Тэк-с, ну Владимир у нас само благородство, поэтому нужно что-то благородное… сыр?
– Что-то вроде благородного сыра пармезана? – включился в размышления Потцев.
Это уже выходило за все рамки. Даня, отлично зная Владимира, уловила нервное дерганье левой брови, свидетельствующее о потери терпения мужчины.
– А может, коршун? – мило улыбаясь, вмешалась она. – Думаю, подходит. И благородство у этой птицы точно не отнять.
– Вот так всегда, – посетовал Гружин. – Владимир, значит, у нас коршун, а я всего лишь волнистый попугайчик.
– Ты корелла, – фыркая от смеха, поправил его Лубякин. – А как тебе представление, Владимир? Мы тут втроем гадали, что за красавицу себе отхватил Яша, а это оказывается его прекрасный менеджер.
– Занятное исполнение, – предельно сдержанно отозвался Владимир.
– Мы старались. – Яков пристально смотрел на него.
– Что ж, Яша, ты пообещал нам ярких впечатлений, и ты слово сдержал. – Лубякин от души пожал ему руку.
В груди защемило. Даня шумно вобрала ртом воздух.
Получается, все это и правда было представлением. Яков действительно поступил так только, чтобы произвести впечатление на жюри.
Он пообещал им красочную картинку.
Решил выпендриться…
«Эй, эй, Шацкая, ты что, расстроена?»
– Полагаю, самое время познакомиться с непосредственным участником конкурса. С дизайнером, который и избрал для себя Якова в качестве модели. – Предлагая это, Владимир внимательно наблюдал за Даней.
Помня о его проницательности, девушка быстро отвернулась.
– Я позову Фаниля. – Она шагнула в сторону, намереваясь уйти.
В запястье вцепились настойчивые пальцы. Яков придержал ее.
– Что такое, Яша? – со смешком спросил Потцев. – Она сейчас вернется. Или ты уже заранее скучаешь по своему менеджеру?
– Яков? – без особого выражения обратился к нему Владимир. – Позволишь Даниэле уйти?
– Я вернусь. – Даня легонько тряхнула рукой. – Приведу Фаниля.
– Да… хорошо. – Яков отпустил ее.
Расстояние до места гнездования Фаниля и Петро Даня преодолела едва ли не бегом. Так сильно ей хотелось оказаться подальше от той компании.
Здесь же девушку, как и ожидалось, встретили с распростертыми объятиями.
– Ух, Яшенька-то наш разошелся, – донесся до нее возбужденный щебеток Фаниля. Он наваливался на Петро и продолжал мучить его шевелюру.
– Это было хорошо отыгранное представление специально для развлечения спонсоров, – пробормотала Даня.
– М-м… – Фаниль заговорщически подмигнул ей. – Целовались?
– Нет. – Она была само спокойствие. – Это была видимость. Часть представления.
– М-м… А вот ладошку, – мужчина показал ей собственную ладонь, – он тебе очень натурально облобызал.
– Агась, натурально, – согласился Петро, тоже демонстрируя девушке ладонь.
– Это тоже часть представления, – терпеливо пояснила Даня, неосознанно пряча ту самую руку за спину.
– Хм-м, завидую. – Фаниль вздохнул. А в следующее мгновение ткнул в нос Петро своей бледной ладонью. – Тоже хочу поцеловашки. Чмокни меня, дружок.
– С дубени рухнул? – Петро отмахнулся. – Могу плюнуть. Устроит?
– Вре-е-е-едина.
– Ох, Фаниль, тебя ждут спонсоры, – опомнилась Даня. – Хотят познакомиться. Яков уже тщательно обработал их. Так что, думаю, у вас все шансы.
– Так, так, привилегированные мужчинки ждут моего появления. – Фаниль поправил пенный хохолок и скинул с плеч невидимые пылинки. – Уже бегу, родные!
– Как ребенок. – Петро закатил глаза. – Как мало для счастья нужно. Чуть-чуть внимания, и уже прыгает до небес, агась.
– Точно. – Даня повесила на плечо сумочку, возвращенную Петро. – Жаль, что мне для счастья не хватает малого.
Глава 6. СМИРЕННОЕ ОТКРОВЕНИЕ
Разнообразие закусок впечатляло. И каждый кусочек был уложен в живописную горку. Вот только взгляд по-прежнему упирался не в один из шедевров кулинарного искусства, а застыл в точке пустого пространства стола где-то между блюдами.
Перед носом Дани появилась тарелка.
– Что-то присмотрели? – Глеб Левин показал на конструкцию, сложенную из нарезанных фруктов. – Положить вам что-нибудь?
– О, нет, спасибо. Я вдруг поняла, что не особо голодна. – Даня покосилась через плечо. Так и есть, стоило ей впасть в глубокие размышления, и составлявший ей компанию Петро ускользнул к дальнему столу, ломившемуся от шоколадных закусок. На него как раз совершала очередной налет Шушу, а, судя по их милым гулянкам, ассистент Фаниля и визажист Якова неплохо спелись на фоне общей любви к сластям и приторным коктейлям.
«Как же не вовремя!»
Бегать от гендиректора Левина в данной ситуации было, по меньшей мере, неразумно. Но как же Дане не хотелось с ним сейчас разговаривать!
– Решили не возвращаться? – Глеб кивнул в сторону спонсоров, которые с живым интересом прислушивались к бодрому щебетанию Фаниля. Судя по довольной физиономии, дизайнер от такого щедрого внимания просто-напросто млел.
Яков тоже активно участвовал в беседе. Правда – нет-нет, а посматривал по сторонам, будто ища кого-то.
– Они захотели познакомиться с Фанилем. К тому же их отлично развлекает Яков. – Даня пожала плечами. – Уверена, мое присутствие будет лишним. Хотя я в некотором роде подавлена. Знаете, привыкла к деловым переговорам и полагала, что мне, как менеджеру, постоянно придется чесать языком. А тут… подопечный без меня прекрасно со всем справляется. И зачем только я нужна? – Она выдала несмелый смешок.
Глеб ее вялый смех не поддержал. Он, не отрываясь, смотрел на племянника.
– Танцуете?
От безобидного вопроса Даню моментально бросило в ледяной пот.
– Не то чтобы…
Композиции проигрывались одна за другой. Большинство гостей, последовав примеру первой пары этого вечера, начало танцевать.
– Можно пригласить вас на танец? – Глеб приблизился к девушке. Простора для маневра как-то сразу стало меньше.
– Не слишком разумная идея. – Даня вжалась в край стола и постаралась издать как можно более горестный вздох. – Если, конечно, не мечтаете провести остаток вечера с отдавленными ногами. С ритмом у меня беда. А с моей фирменной неуклюжестью справится разве что Яков… – Она осеклась.
Неловкая пауза.
К столу подошли две девушки. Их попытка завести разговор с Левиным ни к чему не привела, он ограничился нейтральными ответами. А Даня из-за волнения даже не прислушалась к содержанию фраз. Оставив разочарованных красоток одних, Глеб повел Даню к креслам у стены.
Обреченно шагая за гендиректором, девушка морально готовилась к серьезному разговору. В общем, именно этого она и ожидала. Теперь, видимо, все зависело от разумности ее объяснений.
– Может, вам все-таки что-нибудь принести? Сок?
– Нет, спасибо. – Даня, позабыв об изяществе, грузно плюхнулась в кресло. Только ощутив под собой мягкое сиденье, она поняла, насколько сильно утомилась. Даже ноги слегка побаливали. А ведь даже не танцевала по-настоящему. Основную нагрузку взял на себя Яков.
«Ух, прекращай уже об этом думать!»
В соседнее кресло опустился Глеб. Даня ожидала, что он сразу же начнет задавать вопросы, однако мужчина молчал.
«Возможно, ждет отчет? Рапорт? – Девушка сложила руки на коленях и растерянно помяла пальцы. – Покаяние? И что сказать? Я еще сама ни в чем не уверена».
– У него…
Она затаила дыхание. Только бы не завести привычку в дальнейшем так реагировать на голос Левина.
– … был приступ?
Даня смешалась. Отправной точкой беседы была выбрана совершено иная деталь. Внимательность Глеба поражала.
– Да, он почувствовал себя плохо.
– Ясно. – Напряжение исчезло из позы Глеба, он откинулся на спинку кресла.
Молчание.
«Сгонять за соком, что ли? Ха-ха. Трусиха Шацкая. Прекрати надеяться на такие банальные предлоги».
– Его выносливость повысилась. – Глеб сидел неподвижно. Если бы не говорил, могло показаться, что в кресле уместили красивую статую. – Возможно, сейчас сумел бы полностью откатать короткую программу. И без падений.
«Мне молчать? Откликаться? Тихонечко подышать за компанию?» – нервничала Даня. Диалог, который она построила у себя в голове, продолжал разниться с реальностью.
– Значит, тренировки с Горской дают результаты, – заключил он.
Даня задумалась. При их беседе за обедом Левин сказал, что полноценно заниматься фигурным катанием Яков уже не сможет. Но раз сейчас заикнулся о программах для одиночников, то, вероятно, решил, что обстоятельства изменились. И для Левицкого еще есть надежда вернуться в спорт.
– Ему все равно еще рано приступать к полноценным тренировкам. – Посидеть молча так и не получилось. Ей требовалось поделиться своим мнением – хотя бы для того, чтобы Глеб владел объективной информацией. – И думать о возвращении в спорт. Слишком рано. Тело пока не выдерживает.
– Вернуться в спорт? – Наконец-то Глеб посмотрел прямо на нее. – Возвращаться некуда. Яков никогда не занимался фигурным катанием профессионально.
– Но я думала, что травма получена на соревновании. Или тренировке. – Даня окончательно запуталась.
– Его тренировали. Мой брат, Ян Левин, готовил его к большому будущему в фигурном катании. – Глеб снова уставился в никуда. Взгляд стал отрешенным. – Пытался сделать из него того, кем не смог стать сам. В молодости Ян был фигуристом. И хотя изначально у него получалось все, за что бы он ни брался, выдающимся фигуристом он стать так и не сумел. Все же существовала вершина, которая ему так и не покорилась. А Яков был другим. Талант – слишком простоватая категория для определения его способностей. Гений – вот это ближе. И мальчик, к несчастью, очень любил фигурное катание. Однако постепенно тренировки, которые разрабатывал для него Ян, стали сущим мучением. Для брата всегда всего было мало. Мало упражнений, мало выносливости, мало стараний. Уверен, он дико боялся, что Яков не добьется успеха, как не сумел добиться и он, поэтому и выматывал сына. Ни нормального общения, ни игр, ни собственных желаний. С таким подходом со временем можно и возненавидеть то, что когда-то так отчаянно любил. Вот почему мне всегда казалось занятным, что даже после пережитого Яков не утратил любви к фигурному катанию – Он цыкнул. – Что бы я ни делал, мальчишка все равно ускользал и бежал на каток.
– Но как Яков травмировался? – Даня подалась вперед, чувствуя, что вот-вот услышит нечто важное. – Переусердствовал на тренировках?
– Нет. – Глеб поднял руку и посмотрел на свою ладонь. А потом сжал в кулак. – Якову было семь, когда он впервые решил пойти наперекор Яну. Возможно, дай брат ему шанс, и мальчишка смог бы рассказать, насколько ненавистно ему такое отношение. К сожалению, мнение сына Яна не интересовало. Яков был всего лишь методом достижения чужой мечты.
«Методом…Как знакомо».
– И что потом?.. – Даня промочила слюной пересохшее горло. Нетерпение отгоняло прочь последнюю деликатность.
– За отказ продолжать играть роль «метода» мой брат столкнул сына с обрыва.
Все это было сказано настолько обыденным голосом, что Даня сначала даже не вникла в смысл.
– Что?
– Мой брат толкнул Якова, и тот упал с обрыва. – Глеб повернулся к девушке и внимательно посмотрел ей в глаза. – Понимаете?..
Что именно ей требовалось понять, Левин так и не пояснил. Он прерывисто вздохнул, на мгновение потеряв маску безразличной холодности.
– Понимаю, – сухо отозвалась Даня.
– Мне, взрослому мужчине, до сих пор страшно от одной мысли, что родитель мог поднять руку на собственное дитя. – Глеб потер лоб. – Душа в пятки уходит. Просто… не понимаю. А вы на удивление спокойны.
– Бессмысленно бояться факта, который был собственноручно установлен. Люди, причиняющие боль без единого сожаления, существуют. Родители, наносящие вред своим детям, существуют. Мир поломанных детей существует. – Говоря это, Даня усердно оглаживала ткань своего платья, словно намереваясь протереть его до дыр.
Ее собственная мать не остановилась на одном взмахе ножа. И никогда не сожалела о содеянном.
Родители, ломающие детей, существуют. Кто-то ломает сильнее, кто-то слабее.
– Это как-то связано со шрамом на вашем бедре?
Даня резко вскинула голову.
«Как он узнал? Яков не рассказал бы. Не стал бы…»
– В нашу первую встречу вы поднялись с кучи листьев после падения, и край вашего платья задрался. На том месте порвались колготки. И я заметил.
Смех сдержать было невыносимо трудно. Надо же, а она-то думала, что шрам тогда увидел только Яков. Но, оказывается, заблуждалась.
«Конечно. Если бы Яков растрепал Левину все то, что я ему рассказала в порыве эмоций, то Левину было бы известно и об остальных шрамах».
Почему-то стало легче. Неужели от осознания того, что Яков Левицкий умеет хранить тайны?
– Вам так важно это узнать? – Даня поправила подол, словно боясь, что еще чуть-чуть и ненавистные шрамы покажутся из-под одежды. Проклюнутся наружу, как черви сквозь влажную землю.
– Хочу понять, насколько правильно истолковываю собственное восприятие в отношении вас.
– Хех, не знаю, что вы имеете в виду. Но откровенность за откровенность. – Даня положила локоть на подлокотник и наклонилась вперед. – Мне было тринадцать, когда меня порезала мать.
Волна прошла по телу Глеба.
Дрожь. Страх. Осознание.
«Вот оно, наше с ним отличие. Он еще способен бояться. Я – нет. Я – «метод», и страх прошел через мое тело и растворился. Наверное, Яков тоже больше не боится…»
– Мне жаль, – прошептал Глеб.
У чересчур хороших людей имеется отвратительная привычка: извиняться за проступки других людей.
– Веселенький у нас сегодня вечер. – Даня пошаркала подошвой по натертому полу.
– Вы сильные.
Она вопросительно уставилась на Левина.
– Сильные, – повторил он и, протянув руку, накрыл ладонью ее пальцы. – Оба. И теперь я точно знаю, что рядом с Яковом должны быть именно вы.
«Это что, благословение?» – Даня впала в замешательство.
– Когда я наблюдал за тем, как вы на катке бежали к Якову прямо по льду, как падали и с каким отчаянным упорством поднимались, чтобы вновь броситься вперед, я вспомнил себя. Ян столкнул Якова у меня на глазах, а я не успел его остановить.
– И вы спустились за ним?
– Да.
– И после этого забрали к себе?
– Да. После трех месяцев, проведенных в больнице.
Глеб говорил свободно. Похоже, сдержанная реакция Дани принесла ему облегчение. Она не задавала вопросов, требующих развернутые ответы, не вдавалась в детали и не ужасалась. В этом молчаливом понимании было странноватое успокоение.
– Я восхищаюсь вами.
На сей раз изумляться пришлось Глебу.
– Мной?
– Именно. – Даня подтянула к себе сумочку свободной рукой и потеребила краешек. – Забрали ребенка к себе. Хотя в тот период сами еще из детского возраста не вышли. И, наверное, не задумались ни на секунду. А мне не хватило смелости сразу забрать братьев к себе. Потребовались годы…
– А вы, судя по всему, любите себя ругать.
– Просто обожаю.
– Отвратительно быть взрослым. – Глеб криво улыбнулся и сильнее сжал ее руку.
– Да и ребенком не лучше. – Даня улыбнулась в ответ.
– Помните нашу первую встречу?
– В метро? – Смена темы смутила ее.
– Не совсем. Переформулирую, нашу первую беседу? Вы так сильно жаждали избавиться от моей визитки, что специально высматривали урны.
– А… – Насторожившись, Даня гадала, что же Глеб собирается сказать дальше? Пристыдить хочет? Фамильярными манерами, которые она себе тогда позволила?
– И еще назвали меня «чувак», – задумчиво сообщил мужчина.
«Отлично. Можно рвать на себе волосы?»
– Полагаю, извинения слегка запоздалые, но все же прошу прощения, – выдавила она из себя.
– Вообще-то я не в обиде.
– Да ну?
– Просто хотел, чтобы вы знали: в первую нашу встречу мне действительно было весело. И, пожалуй, впервые за долгое время.
– Ладно… Я рада.
– И, если вы чувствуете вину за то, что так легко отбрили меня в первый раз, то могу ли я попросить об одолжении?
– А если вину не чувствую? – обреченно спросила Даня.
– Об одолжении я все равно попрошу.
– Хитро. Хорошо, попробуйте.
– По имени. В который раз уже прошу вас называть меня по имени. А еще перейти на «ты».
– Разве это уже не два одолжения?
– Я жадный.
После их маленького рандеву откровений отказывать в подобных просьбах было, скорее всего, нетактично. Так решила Даня.
– Хорошо, я попробую.
– Спасибо тебе.
Даня поежилась. В отличие от нее, Левину перейти на неформальное общение труда не составило.
– И раз уж мы так славно побеседовали, хочу задать еще один вопрос. Помнишь, я просил тебя думать о Якове как о младшем брате?
Вечер переставал быть томным. Похоже, самое время было сгонять за соком.
– Помню. Только и вы… ты должен помнить, что ему эта идея не очень понравилась. Наверное, не жаждет воспринимать меня в качестве родственницы. – Еще один ненатуральный смешок. Даня едва им же и не подавилась.
– Пожалуй. – Глеб все еще удерживал руку на руке девушки. – Скажи, ты знала о сегодняшнем танце? Знала, что собирается сделать Яков?
– Нет, нет, нет. – Даня помотала головой. Сережки забились о шею. – Но, уверяю, он все это ради показухи затеял. Пообещал спонсорам цирк, вот и устроил. Заодно и меня втянул.
«Звучит так, будто я его защищаю. Сдать бы с потрохами, и чтобы его отделали по первое число».
– Понятно. Снова все сделал по-своему. Яков страшен своей импровизацией.
Даня пошевелила пальцами, но хватка Глеба не ослабла. Он будто и не заметил ее дискомфорта.
– Когда мы только начали жить вместе, я пытался быть с ним ласков и позволял все. Но он не реагировал, и я решил, что проще пойти по пути Яна и поддерживающей его Амалии, нашей матери. Перейти на приказной тон. Ненадолго, пока не придумаю другой способ взаимодействия. Вот только проблема была в том, что от меня никогда ничего не ждали. Поэтому я привык к свободному себе. Как жить с ребенком, как его растить, как строить отношения, – ничего из этого я не знал. И просто потакал его, казалось бы, безобидным желаниям. Он не хотел разговаривать со специалистами. Не хотел общаться с кем-то, помимо меня и Регины Горской. Он стал упиваться предоставленной возможностью решать свою судьбу самостоятельно. А когда опомнился и захотел большего, это было уже невыгодно мне. Получается, изначально Яков манипулировал мной, а затем я – им.
– Вы…ты сегодня как-то слишком откровенен. – Даня потянула руку, стараясь высвободиться. Ладонь уже вспотела.
Глеб отпустил ее. И расслаблено устроился в кресле.
– Точно. Просто вдруг осознал интересную истину. Или даже несколько любопытных истин, которые не на шутку взбудоражили меня.
– Какие истины? – Даня, опасливо щурясь, отодвинулась к другому краю кресла и вжалась в подлокотник.
– Ты отличаешься абсолютно от всех девушек, которых я встречал.
«Ну, уж простите, что я такая проблемная, переломанная и неуравновешенная». – Даня поджала губы.
– Истина номер раз. Что дальше?
– Яков уже не маленький мальчик.
– Это вроде очевидно, – осторожно заметила Даня. – Но хорошо, пусть будет осознанной истиной.
– Есть еще одна.
– И какая?
Глеб посмотрел на Даню. Та нахмурилась.
– Он хочет ту единственную, которую жажду я.
Глава 7. ОЖИДАЯ ШТОРМ
Это не очень походило на благословение.
Глеб Левин только что признался ей в любви. Или, если уж переходить на упрощенный манер понимания, сказал, что хочет ее.
Обычно на этой самой ноте Даниэла Шацкая стартовала прочь, оставляя ухажера, возжелавшего серьезных отношений, в облаке пыли со всеми его чувствами и желаниями, а затем удаляла его контакт из телефонной книги, тем самым благополучно завершая стирание его пребывания в своей жизни. Любое упоминание о привязанностях и любви, и ее как ветром сдувало.
Однако нынешняя ситуация выбилась из общей системы. Левин – ее босс. Не так-то просто улепетнуть от задокументированных обязательств.
Некоторое время они провели в тягостном молчании, а затем Глеб внезапно поднял руку и взъерошил собственные волосы, напрочь уничтожив аккуратную укладку.
– Мне безумно хочется сфотографировать тебя. Это выражение лица бесподобно. Хочется запечатлеть и оставить на память, – тихо смеясь, сказал он. – Но, думаю, сейчас не слишком-то уместно так поступать.
«Ему-то смешно». – Даня села прямо и выждала пару секунд, чтобы мысли успели собраться в презентабельную кучку.
– Я не завожу служебных романов, – нейтральным тоном пояснила она.
– Уверена, что речь о тебе?
С трудом собранные мысли с визгом бросились врассыпную. Даня уставилась прямо на Глеба.
– И снова отличное выражение. Может, на телефон щелкнуть? – Во взгляде Левина сквозила хитринка – полускрытое приглашение сыграть в игру. – Нет, нет. Я пошутил.
«Пошутил?»
– Насчет признания?
– Нет. Что речь идет не о тебе. – Он повозился в кресле, устраиваясь поудобнее. – Как раз о тебе.
«Что это с ним?»
Даня никогда раньше не замечала в Левине проявление этой стороны характера. Он вдруг стал таким открытым. Будто отбросил рамки формальности. Слой напыщенности и отстраненности был на время убран, и вместо него показалось нечто светлое и притягательное. Холод сменился теплом.
– Я не сторонница служебных романов, – повторила девушка.
– Деловитость после такой откровенности? Интересно.
Брови уже подустали складываться в тупоугольные фигуры, Даня постаралась расслабить лицо.
– И вы заблу… ты заблуждаешься по поводу Якова. У него нет подобного интереса ко мне.
– К сожалению, заблуждаешься здесь только ты. Но пока не знаю, намеренно или случайно. Он рос рядом со мной. И некоторые вещи для меня слишком уж очевидны. А еще, – Глеб поднял руки и сцепил пальцы перед своим лицом, – Яков, судя по всему, еще не объяснялся с тобой. Ничего удивительного. Его преимущество не во владении обыденной речью. Он способен показать глубину чувств, которую невозможно выразить словами. Лично меня радует одно. Яков пока еще слишком юн и неопытен и пользуется тем, чем наделила его природа, слишком поверхностно и импульсивно. Хотя с учетом его способностей к обучению и наблюдению – три-четыре года, и он может превратиться в опаснейшее существо, легко манипулирующее людьми. Очарование – пугающая способность в какой-то мере.
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Просто делюсь радостью осознания. Ведь в данное время я способен противостоять этой маленькой неопытной силе. Пока способен. Но мне и этого будет вполне достаточно.
«Зря мы на «ты» перешли, – озабоченно подумала Даня. – При формальном общении между нами были четкие границы. А сейчас кажется, что он ко мне вплотную подобрался и чуть ли не на ухо нашептывает. И манера общения его слегка изменилась. Будто свободу ощутил. Для высказывания всяких жутко напрягающих меня мыслей».
– Якову я тоже собираюсь сказать, что у меня к нему никакого интереса, кроме рабочего, нет, – сдерживая сердитость, сообщила Даня.
– Так все-таки ты поняла, на что он надеется? – Глеб улыбнулся.
– Что?
– Ни в чем ты не заблуждалась, ты все прекрасно понимала. Всегда.
– Стоп. – Даня даже подскочила в кресле, четко ощутив, что ее надули. – Но ты сказал, что…
– Да. Немного смухлевал. Хотел услышать от тебя, что ты осознаешь ситуацию, а не пытаешься закрыться.
– Я… Хорошо. – Даня, не скрываясь, устало выдохнула. – Я никогда не делала того, что может помешать работе. И не собираюсь,босс.
– Как и я. – Глеб, несмотря на щекотливую ситуацию, был спокоен и собран. Дане даже завидно стало. – Моя личностная проблема в том, что на мне нешуточная ответственность. А еще мне дорог Яков. И, к несчастью, ты – единственный человек, которому я могу, как менеджеру, доверить своего племянника. Я ему не отец. Он – не мой ребенок. Но он, несомненно,мой.
«Как же голова раскалывается».
Мысленное сетование не помогло. Однако прогнав про себя последнюю часть монолога Левина, Даня встрепенулась от внезапно пришедшей на ум мысли.
–Босс, – она тщательно выделила обращение интонациями, – давайте пройдемся по фактам. Неужели вы запали на девушку только потому, что она слишком уж ответственно подошла к заботе о вашем племяннике и по совместительству главной звезде вашего шоу? – Даня критично осмотрела себя и развела руками, словно предлагая Левину полюбоваться собой – непримечательной девчонкой со своими пунктиками. – Втюрились в девицу всего лишь потому, что она готова разбить башку за вашего ребенка? Ха-хе, – она фыркнула. – Не путайте благодарность с влюбленностью. Будьте солиднее, босс, разумнее, ну.
«Дерзко, блин. Но мы же типа временно на короткой ноге?»
Глеб пару раз моргнул, а потом зашелся хохотом.
«И смеется он сегодня в десять раз чаще, чем обычно», – с беспокойством подметила Даня.
– Поразительно, – отсмеявшись, Глеб подвинулся на край кресла и повернулся в сторону Дани. Так их колени стали чуточку ближе. – Ты поразительна. Получив мое признание, ты первым делом начала анализировать мои чувства…
– Это попытка воззвать к здравомыслию. – Даня постучала пальцем по собственной голове.
Мужчина хмыкнул.
«Ой!» – Даня отшатнулась, потому что рука Глеба вдруг резко опустилась на подлокотник ее кресла.
– Значит, не принимаешь?
– Э?
– Мои чувства.
– Да-а, – опасливо протянула Даня. – Не принимаю. – Осторожная пауза. – Приказ об увольнении ждать?
– Что за глупости? – Глеб поднялся на ноги. Девушка видела теперь только его спину. – Сказал же, ты нужна мне. И ты нужна мне рядом с Яковом. Однако я принимаю.
– Что принимаешь? – растерянно уточнила Даня.
– Отказ на признание.
– Правда?
«И все? Так просто? Быстро объяснились и разбежались? Супер. И работа, кажется, не пострадает».
– Да, правда. – Глеб посмотрел на нее через плечо. – Принимаю отказ наэтопризнание. В следующий раз подготовлюсь лучше.
– Следующий раз? – вяло повторила за ним Даня.
– Что ж, пообщаюсь с организаторами. – Он пригладил встопорщенные волосы и оправил пиджак. – Узнаю, какое впечатление на них произвели наши конкурсанты.
Напоследок Глеб одарил ее обворожительной улыбкой.
«Они меня угробят».
* * *
Отражение светильника на водной поверхности чуть подрагивало, делясь на светящиеся сегменты. Даня отрешенно рассматривала дрожащие блики, продолжая удерживать воду в сложенных «ковшиком» руках. Ей до смерти хотелось умыться, тем самым избавив себя от тяжести мыслей. Но тогда пришлось бы распрощаться с макияжем.
– А-а-абзац. – Даня раздвинула руки и проследила за тем, как стекшая между пальцами вода разбивается в раковине на капли, а те, вновь соединившись в тонкий ручеек, утекают в слив. – Вот примерно так я себя и чувствую. Разбили, растворили и расплавили. А потом смыли.
Хорошо, что до туалета пришлось топать вниз на два этажа. Сражение с платьем, ступенями и заплетающимися ногами помогло прочистить мозги.
«Хочу уйти. – Девушка оперлась руками на край раковины и вгляделась в свое отражение в зеркале. – Нет, Шацкая. Паникуй, женщина. Попаникуй еще самую малость. Осталось чуть-чуть потерпеть. Не дай обстоятельствам выбить тебя из колеи».
Глубоко вздохнув, Даня опустила голову и зажмурилась. Отодвинулась подальше от раковины, одновременно выгибаясь в спине. В получивших нагрузку мышцах появилось приятное покалывание. Озябшее в холоде кондиционеров тело получило долю тепла.
«Разминка – это круто».
Возвращаться не хотелось. И так еле ноги оттуда унесла.
«Но не прятаться же остаток вечера в сортире».
Даня присела на пуфик перед зеркалом и на минутку избавилась от туфель.
«Свободу. Волю дайте».
Быстрый зырк в зеркало.
«А ты, значит, популярна, Шацкая. Типа хорошенькая? Смотри, как они все подпрыгивают…»
Взгляд остановился на прикрытых тканью платья коленях. Пальцы аккуратно подцепили оттопыренный кусочек. Даня потянула вверх, постепенно полностью обнажив левую ногу.
Конечно. Уродливые шрамы никуда не делись. То же самое было и на второй ноге, временно укрытой иллюзорной защитой платья.
«Ничего не чувствую, глядя на такую себя. Жила себе и продолжаю жить. Мне давно уже не страшно. Мне – нет. Но…»
«Мой брат толкнул Якова, и тот упал с обрыва…»
«Мне, взрослому мужчине, до сих пор страшно от одной мысли, что родитель мог поднять руку на собственное дитя...»
Острые когти заскоблили по разуму, разом отрывая целые куски.
«А вы на удивление спокойны…»
Даня медленно сползла на холодный пол.
«Что это за гримаса была, когда ты закончил свои… танцы?»
Руки потянулись к вискам.
«Какая еще гримаса?..»
«Гримаса боли. О, вот опять!..»
С силой сжав голову, Даня согнулась и уткнулась лбом в колени. Рот раскрылся в беззвучном крике. Но и он не сумел перебить грохочущие в сознании мысли. Ее голос. И голос Якова.
«Ты же его отец… Как ты мог?.. На своего ребенка!.. Тварь! Мразь!»
Она кричала так долго, что пересохло горло. Без единого звука.
Вдалеке послышались приближающиеся шаги. Мерное постукивание каблуков.
– Ой, простите. – Женщина посторонилась, пропуская Даню. Та проскочила в зазор.
Несколько локонов выбились из прически и при каждом шаге оглаживали шею. Она прошла в первый пустующий зал.
– Ты долго.
Даня застыла. И медленно обернулась.
Яков сидел прямо на полу в углу. Если не оглянуться, а сразу устремиться к основному залу, то и не заметишь его присутствия. По расслабленной позе – колени подтянуты к груди и на них небрежно наброшены выпрямленные руки – можно было понять, что он находится там уже давненько. И даже успел заскучать. Из его рта торчала палочка чупа-чупса.
В этой непринужденной позе Яков походил на прогуливающего уроки школьника, греющегося на солнышке где-то за пристроями с инвентарем.
– Ну и? – Яков поднялся. Приближаясь к Дане, он передвигал палочку из одного уголка рта к другому. От этих манипуляций раздувалась то левая щека, то правая. Когда между ними оставалось не больше метра, он склонил голову в сторону, а потом чувствительно тюкнул девушку пальцем в лоб – прямо между бровями. – Заставляешь меня ждать. Я, между прочим, никого не жду.








