Текст книги "Рассказы. Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

Соавторы: Генри Лоусон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 58 страниц)

ГЛАВА LXI

Решения, принятые на митинге в Калгурли, стали немедленно проводиться в жизнь. Тотчас же была созвана конференция в Кулгарди. На ней присутствовали представители от муниципалитетов всех приисков, и шестьюдесятью голосами против одного они высказались за отделение приисков.

Был составлен проект учреждения самостоятельного штата с портом Эсперанс. Разветвленная сеть железных дорог должна была связать этот порт с приисковыми городами внутри страны, что не только облегчило бы и ускорило доставку пассажиров и грузов, но и сделало бы Кулгарди, Калгурли и другие отдаленные поселения независимыми от Перта и Фримантла. Мысль эта распространилась с быстротой лесного пожара. Повсюду созывались массовые митинги, принимались резолюции, и, наконец, в парламент была подана петиция. Но на Юге к этому отнеслись, как к шутке, – там не понимали нужд населения приисков. Правительство, разумеется, отклонило петицию.

Правительство Форреста упорно противилось созданию федерации и этим только лило воду на мельницу сторонников отделения. В конце концов сэр Джон все же решил провести референдум, но в основу опроса был положен сбивчивый и крайне искаженный текст билля о федерации. Маневр этот никого не обманул.

Некто Морганс, магнат-золотопромышленник, представлявший Кулгарди в законодательном собрании, был и против федерации и против отделения. Избиратели решили его отозвать, но господин Морганс отказался выполнить их требование и обвинил движение в «подлости и вероломстве».

Старатели и рудокопы немало поиздевались над этим заявлением. Трудно подыскать более меткое определение поступкам самого почтенного депутата парламента, говорили они.

К тому времени отец О’Горман был уже отозван. Он собирался в Лондон и обещал довести до сведения знакомых ему депутатов палаты общин о всех невзгодах и притеснениях, которые терпит народ на приисках.

Припомнили, что Джон Морли, выступая в палате общин перед самой войной с бурами, сказал министру по делам колоний господину Джозефу Чемберлену:

«Ради утверждения своего главенства вы ставите такие условия Трансваальской республике, которые никогда не посмели бы поставить ни одной вашей самоуправляющейся колонии».

На что Чемберлен ответил:

«Если самоуправляющаяся британская колония поставила бы британских подданных в такие условия, в которые поставлены британские подданные в Трансваале, я утверждаю, что мы бы вмешались и положили этому конец».

– Что ж, это сказано достаточно ясно, – говорил Динни. – Руководители движения за отделение приисков снеслись с членами палаты общин, которые берутся напомнить господину Чемберлену его слова, когда будет обсуждаться петиция населения золотых приисков.

Была заказана роскошная шкатулка, собраны тысячи подписей. Наклеенная на белый коленкор петиция от жителей приисков к ее величеству королеве Виктории вместе с подписями к ней была в добрую милю длиной и призывала британское правительство удовлетворить их просьбу о создании на приисках самостоятельного штата, отделенного от Западной Австралии, но входящего в австралийскую федерацию.

Население приисков, оказывая сопротивление правительству Форреста, могло рассчитывать на поддержку других штатов. Требование приисков об отделении их и включении в федерацию сыграло решающую роль в общей кампании за создание Австралийского союза.

Все другие штаты провели у себя референдумы и приняли предложение о федерации. Только население Западной Австралии было лишено возможности изъявить свою волю по этому вопросу.

Некоторое время никто не знал, что предпринял министр колоний. Потом стало известно, что он послал сэру Александеру Онслоу, губернатору штата и представителю английской королевы в Западной Австралии, телеграмму, в которой предлагал разъяснить правительству Форреста настоятельную необходимость для Западной Австралии включиться в федерацию австралийских колоний. При этом подчеркивалось, что приискам может быть предоставлено право отделиться, если Западная Австралия не войдет в федерацию.

Горе-политики в Перте запутались в собственных сетях. Перед сэром Джоном встала дилемма: либо распрощаться с приисками, либо вступить в федерацию. Спешным порядком через обе палаты прогнали закон, предоставляющий право голоса всем мужчинам и женщинам, прожившим в штате не менее года; это устранило ограничения в избирательном праве, существовавшее для населения приисков, и предрешило исход референдума.

Старатели гордились тем, что они дали почувствовать правительству Форреста силу и организованность демократического движения и что благодаря им на Западе был выигран бой за федерацию.

Воспер, Мик Мэньон и большинство первых организаторов союза старателей считали, что успехи эти – лучшее доказательство правильности их политики «спокойного и твердого пассивного сопротивления».

Но Динни, Пат Мак-Грат, Майкл Бэрк, Мэллоки О’Дуайр и многие старатели, участвовавшие в борьбе на протяжении всей кампании, говорили, что если этого, может быть, и было достаточно, то только для начала. Старатели получили возможность сплотиться, создать мощную дисциплинированную организацию. Однако правительство капитулировало лишь после того, как политика пассивного сопротивления потерпела крах и стало ясно, что старатели готовы перейти к боевым действиям. Общественное мнение было разбужено, и родился страх перед новой Эврикой. Конечно, то, что старатели защищали правое дело, укрепляло их позиции. Но на правительство Форреста это ведь не подействовало. Крепкая организация и активный боевой дух – вот что решило дело и заставило министерство колоний принять срочные меры для успокоения умов.

Как-то вечером у Мика Мэньона «Диннин старик Кроу», прислушиваясь к спорам, разгоревшимся вокруг этого вопроса, пробурчал, по своему обыкновению, что-то себе под нос.

– Что это ты бормочешь, Крис? – спросил Мик.

Крис вечно сыпал цитатами из поэтов, пророков и древних философов, и на него смотрели почти как на оракула.

– Клеобул [37]37
  Клеобул – правитель города Линда на острове Родос (VI в. до н. э.), один из «семи греческих мудрецов», выдающихся ученых, мыслителей и законодателей древности.


[Закрыть]говорит, – произнес Крис, – что «великим может быть лишь то государство, граждане которого более страшатся хулы, нежели кары».

В то время как политиканы в Перте суетились, точно растревоженные муравьи, арестованные старатели предстали перед судом.

Их привезли обратно в Калгурли, а дело передали на рассмотрение Апелляционного суда в Кулгарди. Было совершенно очевидно, что ни один суд на золотых приисках не признает старателей виновными и что дело лучше прекратить.

Правительство теперь хотело только одного: по возможности с меньшим позором для себя положить конец этому спору и избежать новых столкновений. При создавшемся положении Мэллоки О’Дуайру посоветовали самому явиться в полицию, чтобы его дело слушалось вместе с другими.

Наконец настал радостный день, когда прокурор объявил, что отказывается от обвинения, и старатели с триумфом возвратились домой.

ГЛАВА LXII

В то время как на приисках шли бурные собрания и митинги, происходили аресты, судебные процессы, демонстрации, Олф продолжал заниматься обыденными делами по эксплуатации своего рудника. Так, по крайней мере, он привык о нем думать – как о своем, хотя и посмеивался иногда над собой. Ни грана золота, ни винтика в машине не принадлежало ему на Мидасе. Он не имел ни акций, ни контракта, которые давали бы ему право на долю в прибылях.

И все же рудник, такой, каким он стал сейчас, был его детищем, его созданием, сложным механизмом, который он заставлял производить ценности. Штейгер и рудокопы, инженер и механики, техники и конторщики – все до единого кляли мистера Брайрли за то, что он не давал им ни отдыху ни сроку.

Примитивные методы разработки повредили руднику с первых дней его существования. Это был один из самых старых рудников на приисках. Из него хищнически выгребли все богатые руды, а потом он стоял заброшенный около двух лет. Когда его снова ввели в эксплуатацию, он первое время приносил только убытки – не менее тысячи фунтов в месяц.

Никто не отрицал, что Олф Брайрли сотворил чудо с Мидасом. Став управляющим, он добился того, что уже через месяц рудник начал давать доход, а через полгода после того, как была открыта новая залежь, вышел на одно из первых мест по добыче.

Нелегкое это было дело – ползать по темным сырым штрекам, изучая состав отработанных пластов, и нащупывать алмазным буром места для новых выработок. Он не помнил себя от радости, когда на глубине ста двадцати футов напал на богатую залежь, вскрыл ее и стал добывать руду. Эти забои до сих пор питали его рудные лари.

Олф знал рудник, как мальчишка знает свою заводную игрушку, – старую, заржавленную заводную игрушку, которую он сам почистил, смазал и пустил в ход. Он знал на память каждый изгиб и поворот путаных ходов шахты, каждый гезенк и скат, каждое нехитрое приспособление для откатки и дробления руды. Он капитально отремонтировал оборудование и машины; подновляя, усовершенствуя, изобретая, изучил каждое слабое и сильное звено в цепи производственного процесса.

Сидя у себя в конторе, где на стенах висели планы рудника, а на столе лежали синьки с чертежами машин, которые он мечтал заказать, Олф всем своим существом ощущал биение пульса кипящей вокруг работы.

Из окна он мог видеть главную шахту, наблюдать, как рабочих лебедкой спускают под землю; он мысленно следил за клетью, представлял себе, как она, ударяясь и хлюпая об ослизлые стены шахты, спускается на дно, к нижнему горизонту. Он видел перед собой рудокопов, которые, ссутулясь, с мерцающим фонарем в руках, пробираются в сырой, промозглый мрак забоя. Видел, как они, чертыхаясь, чтобы заглушить страх, приступают к работе в опасных восходящих выработках; слышал, как жужжит и ревет бур, как с грохотом рушится порода, после того как запальщик бросится прочь от зажженного шнура.

День и ночь в его ушах стоял грохот сыплющейся по скатам руды. Глухо, размеренно стучали песты ненасытной толчеи. Олф бранился, обзывая бездельниками и лодырями отвальщиков породы, когда ему казалось, что они двигаются, как сонные мухи. Он беспокоился, что начатая к югу от залежи проходка штрека на соединение со слепой шахтой идет слишком медленно. Если хочешь повысить добычу – надо спешить.

Беда с этими старыми рудниками! Американские инженеры уверяли, что они ничуть не лучше корнуэльских, на которых добывали руду сотни лет назад. Олф стыдился своего рудника, который расползся во все стороны без всякого плана и не имел даже необходимой вентиляции, – ничего, в сущности, что могло бы уменьшить опасность работы в забое. В старых выработках во многих местах свод обвалился, в некрепленых кровлях слышались подозрительные шорохи и потрескивания. Не мудрено, что рудокопы отказывались там работать. Олф установил кое-где крепления, стремясь улучшить условия работы, но они по-прежнему были ужасны, по-прежнему ежечасно грозила опасность обвалов, поломок, простоев.

Олф настаивал перед правлением на необходимости генеральной перепланировки рудника, устройства новой вентиляции и крепежной системы. Но ему отвечали, что не станут рассматривать никаких планов, которые могут потребовать больших затрат в ближайшем будущем.

Олф догадывался, в чем тут дело. Рудник собираются продать. Разговор с Пэдди Кеваном подтвердил его подозрения, хотя Олф и говорил себе, что смешно придавать значение словам мальчишки. Олф, в сущности, достиг только одного: доказал своим хозяевам, что рудник может давать доход. Вероятно, они попытаются теперь сбыть его с рук, пока добыча растет.

А тем временем на плечах Олфа лежала ответственность за управление рудником, необходимость поддерживать добычу на определенном уровне. И он взвалил на себя этот груз, который с каждым днем становился все тяжелее. Но его гордость и престиж требовали, чтобы Мидас сохранил то место, которое он ему завоевал.

Олф приобрел репутацию умного и способного управляющего «старой школы», который честно и добросовестно служит своим господам. Завоевать такую репутацию ему было нелегко. Его знания и методы основывались на собственном практическом опыте рудокопа и на отрывочных сведениях по технике, геологии и металлургии, нахватанных им у разных специалистов, с которыми он работал на всех стадиях развития горного дела. Никто лучше его не сознавал собственных недочетов, и никто так не завидовал блестящим молодым людям с университетскими дипломами, которые прибывали на рудники из Германии или из Америки по приглашению крупных компаний. С работниками такого типа, как Олф, пока еще как-то считались, потому что они знали страну, изучили свое дело непосредственно на приисках. Однако все чаще во главе рудников ставили технически образованных пришельцев.

Эти инженеры все в один голос говорили о примитивной и хищнической добыче золота на боулдерских рудниках и всюду в окрестностях Калгурли. Впрочем, заявляли они, большинство рудников погубила не столько плохая система горных работ, сколько совсем уже никуда не годные способы обработки руды. Они вводили открытые забои, тогда как австралийские управляющие предпочитали заваливать отработанные забои пустой породой, чтобы избежать дезинтеграции рудника.

Олф был уверен, что янки ошибаются, что время докажет превосходство австралийского метода. Но рудокопы все еще работали с кайлом и буром при свете фонаря со свечой; бурение шло всухую, при помощи допотопных поршневых перфораторов, и в забоях все время стояла пыль. Люди задыхались в дыму от взрывных работ. Тысячи горнорабочих погибали от чахотки. Плохие крепления, изношенные механизмы приводили к несчастным случаям. Чуть ли не во всех рудниках, где забои пролегали в слабом грунте, то и дело происходили обвалы.

Не так давно на Мидасе произошел крупный обвал. Два рудокопа погибли. Золотопромышленная компания «Мидас» добилась, конечно, решения об «отсутствии вины». А вина, разумеется, была. Олф думал об этом с содроганием: он не мог забыть эти изуродованные трупы и лица рудокопов, которые, рискуя жизнью, под нависшим над их головами тысячетонным сводом, грозившим каждую минуту рухнуть, старались извлечь своих товарищей из-под груды земли и гальки. Сколько мужества и самоотверженности проявили тогда горняки, и это казалось им самым естественным делом!

Олф мучительно переживал этот случай; ведь еще год назад он представил смету на устройство креплений и вентиляции в этом забое. Но ему ответили, что сейчас нужно думать о другом – о сокращении расходов и увеличении прибыли.

– Если забойщик не будет бояться обвала, производительность труда увеличится, – доказывал Олф. – В безопасных условиях рабочий удвоит выработку.

Но все было напрасно. Люди ведь стоили дешевле крепежного леса. Их ничего не стоило заменить!

Однако кое-что в том забое дирекции придется теперь сделать, думал Олф. Американцы только плечами пожимали, когда видели условия, в которых велись подземные работы на некоторых рудниках Боулдера.

– Куда это вы меня привели? – накинулся на Олфа огромный техасец, которому он показывал рудник. Техасец даже не пытался скрыть свой страх, когда увидел, в каком состоянии находится кровля над жильным месторождением, которое они осматривали.

– Уф, – вздохнул он с облегчением, выйдя из опасной зоны. – Ведь эта махина может в любую минуту обрушиться!

– Ничего, еще несколько месяцев постоит, – небрежно ответил Олф, которого задел пренебрежительный тон посетителя.

– Как видно, вы считаете, что если господь бог послал вам золото, то достаточно выгрести его наружу да пропустить через допотопную толчею! – язвительно заметил американец. – Не толчея, а какое-то ископаемое! Оставляет почти столько же, сколько вырабатывает. Да у вас на одних хвостах можно нажить состояние. Модест Марианский говорил мне, что у вас даже теллуристые руды идут в отвалы.

– Ну еще бы, ведь мы даже улицы золотом мостим, – отпарировал Олф. – Марианский никогда не забывает упомянуть, что нашел несколько недурных образцов в щебне.

Американец усмехнулся:

– Некоторые весьма видные люди говорят, что будущее этого города зависит от разрешения проблемы сернистых руд. Я лично делаю ставку на наши новые машины – они, безусловно, сократят потери.

Эти сложные новые машины, дробившие руду и сухим и мокрым способом на мельчайшие частицы, годные для цианирования и хлорирования, произвели на Олфа большое впечатление. Он мечтал установить их на Мидасе. Но дирекция приисков считала, что на старых толчеях обработка идет хоть и медленнее, да проще. Они предпочитали держаться старинки, пока новые американские машины не докажут своего превосходства на деле.

Мистер Брайрли по этому поводу даже слегка повздорил с дирекцией. Дирекцию беспокоило сейчас появление на определенной глубине сернистых руд и вопросы их обработки.

То, что называли «колчеданное пугало», уже давно волновало золотопромышленников. И Большой Боулдер и Объединенный находились в трудном положении именно из-за того, что там во всех проходках натыкались на сернистые руды. Хотя вся группа рудников на Боулдерском кряже пользовалась славой богатейших в мире, ходили слухи, что запас окисленных руд здесь ограничен. Только в сланцах и в коренной золотоносной породе у поверхности имелись месторождения с высоким содержанием золота, а добываемые на глубине колчеданы, содержащие теллуриды золота, представляли, казалось, меньшую ценность.

Контракт Зэба Лейна с Боулдерской компанией обогатительных заводов на обработку хвостов и сернистых руд Большого Боулдера подтвердил этот слух. Контракт предоставлял обогатительной компании исключительно выгодные условия. Потом выяснилось, в чем тут дело. Компанию обогатительных заводов финансировал «Большой Боулдер». Председатель, некоторые из членов правления и служащие рудника Большой Боулдер были одновременно пайщиками Боулдерской компании обогатительных заводов. Вокруг этой скандальной аферы поднялся большой шум, но все кончилось ничем, поскольку подобные трюки по выкачиванию денег из кармана держателей акций считались обычным, вполне законным делом. Проблема сернистых руд так и осталась неразрешенной и вызывала беспокойство у промышленников и падение акций на фондовой бирже.

Старатели опасались, что затруднения, которые испытывают золотопромышленники с сернистыми рудами, приведут к новой попытке лишить трудовой народ россыпного золота. Но Олф был уверен, что проблема обработки сернистых руд будет разрешена и даже возродит золотопромышленность края. Его очень интересовали опыты Калланана на Лейк-Вью: дробление, цианирование, обработка на фильтр-прессах и предварительный обжиг сернистых руд.

– На поверхности, может быть, руды и богаче, – говорил он, – но ведь золота не становится меньше оттого, что мы еще не научились извлекать его более совершенными способами. Сернистые руды не могут погубить Калгурли.

И Калгурли не погиб. Олф, правда, не дожил до этого дня, ему не пришлось увидеть, как высокие фабричные трубы выбрасывают желтые ядовитые клубы дыма, заволакивая звездное небо над Золотой Милей и принося миллионные доходы тем, кто по дешевке скупил акции во время колчеданного кризиса.

ГЛАВА LXIII

Олф уже давно ждал этого; и все же для него было ударом, когда правление известило его, что рудник продан французскому синдикату и что его представитель, господин Поль Малон, находящийся в настоящее время в Калгурли, намерен немедленно вступить во владение. Мистеру Брайрли выражали благодарность за ценные услуги, которые он оказал компании, и просили его содействовать передаче рудника и служебных помещений новым владельцам.

Олф, не теряя времени, отправился к господину Малону, который имел свой кабинет в конторе Фриско. Но не Малон, а Фриско встретил его по поручению Малона и его синдиката.

– Олф, здорово! – воскликнул Фриско, как всегда, сияя жизнерадостностью и благодушием. – Сигару?

Фриско протянул ему через стол коробку сигар, и, не дожидаясь, пока Олф закурит, продолжал:

– Малон просил меня повидаться с тобой. Уж до чего же он доволен, что ему удалась эта сделка с компанией «Мидас»! Непокладистый народ – уперлись на своем: давай им двадцать тысяч фунтов! По нынешним временам цена немалая. Но я посоветовал Малону ударить по рукам. У нашего синдиката денег хватит. На днях мы купили Глорию и Юго-Западный. Скоро выпустим акции.

Фриско, вероятно, еще долго продолжал бы болтать о Малоне и о Парижском золотопромышленном синдикате, о его планах и о той роли, которую играет в нем мистер де Морфэ – ее агент и местный эксперт, – если бы Олф не заподозрил, что Фриско намеренно затягивает разговор, наслаждаясь сознанием своего могущества.

– Я вот что хочу знать, – напрямик спросил Олф, – как обстоит дело со мной?

– Да, конечно, конечно! – Фриско тотчас принял озабоченный вид. – Очень жаль, дружище, но ты знаешь этих иностранцев. Хотят всюду насажать своих людей, установить новые машины и показать нам, как надо эксплуатировать рудники.

– Ну, знаешь, – не выдержал Олф. – Никто не выжал бы из этой рухляди больше, чем я!

– Это самое я и говорил Малону, – покровительственно заявил Фриско. – Но синдикат должен пристроить кое-кого из своих людей, горных инженеров с дипломом, и – только это между нами, Олф, – я слышал, что один из них уже приглашен на твое место. Я уговаривал Малона оставить тебя на руднике, ну хотя бы штейгером, но…

– Премного благодарен, – сухо прервал его Олф. – Я не собираюсь расписываться в неумелом руководстве, чтобы доставить удовольствие вашему синдикату. Будь здоров!

Он нахлобучил шляпу и вышел из конторы.

Олф понимал, что не так-то просто устроиться теперь на другой рудник. Жесточайший кризис надвигался на прииски. Даже акции Калгурли, наиболее устойчивые из всех, упорно падали уже целый месяц. Крупные партии акций были выброшены на рынок, и это чуть было не создало паники.

Сначала закрылся Объединенный, потом несколько мелких рудников. Другие, как, например, Маритана, сдавались издольщикам, которые обходили рудник с обушком, выбирая все, что можно, из старых пластов. Поговаривали, что дни процветания Большого Боулдера пришли к концу, что он никогда уже больше не удивит мир неслыханной добычей чистого золота. А будущее бедных руд, по выражению одного специалиста, «терялось в сияющей неизвестности». Теллуристые руды и разрешение проблемы «колчеданного пугала» могли, конечно, совершить чудо. Но пока что ходили слухи о слиянии Айвенго и Подковы, а также некоторых других рудников. Рабочих увольняли, держатели акций разорялись, и все учащавшиеся случаи банкротств и самоубийств отбрасывали зловещую тень на золотые прииски.

Не мудрено, что Фриско потирает руки, провернув для Малона и его французского синдиката эту продажу Мидаса, с горечью думал Олф. Не так-то много сейчас охотников покупать рудники, а Фриско небось получил неплохие комиссионные.

Олф криво усмехнулся, думая о том, сколько труда вложил он в Мидас – а для чего? Только для того, чтобы Фриско сорвал хороший куш, а его самого выставили вон. Ну что ж, счастье на войне переменчиво, утешал себя Олф, а золотая промышленность такая же жестокая штука, как война. Вроде этой бурской кампании! Да, это самая настоящая война, война крупных финансовых тузов против всех мелких держателей акций.

Владельцы рудников во всем винили старателей – их борьбу за россыпное золото. В этом они видели причину и падения курса на бирже, и отсутствия покупателей на акции западноавстралийских рудников. Но дело обстояло иначе.

С первых дней существования приисков мелкие вкладчики в Австралии и за океаном то и дело становились жертвой всевозможных афер, жульнических проектов, спекуляций. Крупные воротилы смотрели на биржевые манипуляции с акциями рудников как на свой законный бизнес, но широкая публика уже начинала требовать защиты своих интересов законодательным путем, считая, что грабить держателей акций, скрывая от них информацию, на которую они имеют не меньше прав, чем крупные вкладчики, – то же самое, что залезать человеку в карман.

Всем было известно, что большинство членов правления, получая секретную информацию от своих управляющих, использует ее для обмана мелких держателей акций и личного обогащения. Когда с рудника поступали хорошие вести, они намеренно распускали тревожные слухи, а потом скупали по дешевке все выброшенные на рынок акции, чтобы поживиться, когда придет время сообщить об открытии новой богатой жилы или о высоком содержании золота в руде.

Это делалось постоянно и стало самым обычным явлением. Настолько обычным, что не так давно члены правления одного акционерного общества в Лондоне были искренно возмущены, когда местные пайщики узнали о богатом содержании золота в партии руды одновременно с ними. Управляющего рудником предупредили, что это не должно больше повторяться. Служащих компании обвиняли в «недобросовестности» и увольняли с работы за то, что они передавали местным пайщикам внутреннюю информацию, пользоваться которой члены лондонского правления считали своей исключительной привилегией.

Олф не без злорадства вспоминал о том, как однажды в Лондоне мелкой рыбешке удалось одержать верх. Заподозрив обман и перехватив каким-то образом телеграмму управляющего рудником к своему брату, группа держателей акций созвала общее собрание акционеров и выгнала вон засевших в правлении акул.

Скандал с Объединенным и контракт «Большого Боулдера» с Боулдерской компанией обогатительных заводов открыли глаза широкой публике, показав, что в золотопромышленных кругах даже люди с именем не брезгуют обманывать рядовых акционеров, если им такой случай представляется.

Более ловкого фокуса, чтобы обмануть доверие акционеров, чем контракт между «Большим Боулдером» и обогатительной компанией, не придумаешь!

«Большой Боулдер» попал в затруднительное положение, его окисленные руды были почти исчерпаны. Тогда, как говорили, Зэб Лейн рекомендовал правлению компании заключить контракт с Боулдерской компанией обогатительных заводов на обработку хвостов и сернистых руд. Контракт обеспечивал обогатительной компании на первое время 0,15 унций золота с тонны руды и сорок процентов от всей добычи, а все остальное должно было идти компании «Большой Боулдер». В результате получалось, что руды с содержанием золота выше одной унции Большой Боулдер обрабатывал сам, а доходы от сульфидов и хвостов делил с Боулдерской компанией. На рудах с незначительным содержанием золота золотопромышленная компания получала огромный доход, тогда как Большой Боулдер не мог окупить расходов.

Тем временем акции Большого Боулдера и некоторых других рудников Боулдерского кряжа продолжали неуклонно падать. Они котировались вдвое ниже, чем полгода назад. Два акционера, почуяв что-то неладное, потребовали расследования, и обман выплыл наружу.

Компания «Большой Боулдер» нашла средства – ни больше ни меньше, как 20 000 фунтов стерлингов – на финансирование Боулдерской обогатительной компании. Зэб Лейн и еще несколько членов правления «Большого Боулдера» одновременно входили в правление Боулдерской обогатительной компании. Они держали в руках контрольный пакет акций и использовали обогатительную компанию, чтобы выколачивать деньги из акционеров «Большого Боулдера».

Наряду с этим члены правления «Большого Боулдера» в качестве доверенных лиц акционеров делили между собой кругленькую сумму в 4500 фунтов ежегодно и, как учредители, были хорошо обеспечены акциями, которые им достались почти что задаром.

– «Большой Боулдер» – старейшая золотопромышленная компания Западной Австралии, – сказал Билли Барнет, когда карты были раскрыты. – Она платила огромные дивиденды, и хотя многие считали это личной заслугой господ членов правления, я думаю, что золото все-таки создал господь бог, а правление только установило тридцатипестный толчейный стан.

Он готов признать, что «наши директора могли быть движимы самыми возвышенными и благородными чувствами, на какие только способны члены правления акционерного общества». Но тем не менее они заключили, мягко выражаясь, «непозволительную сделку» за счет своих акционеров.

– Могли с таким же успехом просто подарить рудник боулдерским обогатителям, чего там церемониться, – крикнул с места другой акционер. И вызвал язвительный смех аудитории, когда указал на статью контракта, в которой говорилось, что «Боулдерская обогатительная компания обязана принять все меры к тому, чтобы не допускать утечки золота, вследствие хищений или недобросовестности».

Крах Объединенного еще глубже вскрыл закулисные махинации золотопромышленников и цель, к которой они были направлены.

Заокеанские владельцы крупных золотопромышленных предприятий не столько были заинтересованы в добыче золота, сколько в биржевой игре. Члены правления компании, их родные и знакомые наживались на выпуске акций «липовых» золотоносных участков едва ли не больше, чем на акциях богатейших рудников. Добыча золота стала средством мошеннического ограбления людей легковерных, а сами рудники – чем-то вроде «темных лошадок», истинные достоинства которых владелец скаковой конюшни хранит в тайне.

Колебаниями на фондовой бирже заправляла могущественная кучка лондонских финансистов. Понять их игру было не так легко, но Олф достаточно на нее насмотрелся и примерно догадывался, что они играют на понижение и создают депрессию, чтобы прибрать к рукам все мало-мальски стоящие рудники на приисках. «Австралийские вкладчики сидят в печенках у английских дельцов», – сказал однажды в его присутствии приезжий магнат. Политика этих дельцов, видимо, заключалась в том, чтобы задушить мелкого независимого австралийского вкладчика и скупить его акции, а потом возродить рудники, поднять цены на акции и создать вокруг калгурлийских приисков новый бум.

Что это Зэб Лейн сказал на завтраке в управлении Южного Калгурли? – вспоминал Олф. Ах да, что «прииски сейчас попали в трудную полосу, но он уверен, что скоро для всего района наступит эра процветания». А Ричард Гамильтон, управляющий Большого Боулдера, не стал спорить насчет «трудной полосы», но добавил, что путь к оздоровлению надо искать в «дешевой обработке большого количества бедных руд».

Все это хорошо, думал Олф. Но тем временем население приисков может передохнуть с голоду. Великое счастье еще, что в борьбе за россыпное золото победили старатели – быть может, они спасли этим приисковые города от страшного бедствия. Россыпи в руках народа – это в какой-то степени материальная сила, которая сохраняет деньги в стране и создает оборот. Если бы старатели проиграли, снизилась бы и заработная плата на рудниках.

Динни говорил, что у рабочих есть особое чутье: они чувствуют, когда надвигаются бедствия. Потому-то они с таким ожесточением и боролись против всякого посягательства на свои права, против всех грабительских замыслов английских финансовых тузов. Но их борьба была в то же время направлена и против своих доморощенных капиталистов. Ставя личную наживу выше национальных интересов и демократических принципов, местные богачи готовы были продать страну заокеанским акулам, лишь бы сохранить свои вклады в иностранных акционерных компаниях. Только мужество и решимость старателей спасли Западную Австралию от этого предательства.