Текст книги "Рассказы. Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

Соавторы: Генри Лоусон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 58 страниц)

– Все считают, что Моррис и Кон могли свернуть на Мерчисон, когда обнаружили, что по дороге на Дарлот так плохо с водой. Ведь Кон пришел в Кулгарди из Мерчисона, и, по мнению Олфа, его, верно, потянуло назад. Салли, дорогая, почему бы тебе не пожить с нами, пока не вернется твой муж? Свободной комнаты у нас, правда, нет, но мы можем устроить тебя на веранде. Я была бы так рада, если бы ты погостила у нас.

Да, Лора всегда была отзывчивой и радушной. Но миссис Гауг – «невозможная гордячка», как называл ее Динни Квин, – не умела принимать от людей одолжений; она предпочитала нести свои тяготы одна и знать, что ни от кого не зависит. Она была очень благодарна Лоре и Олфу за приглашение, но и думать не хотела о том, чтобы вселиться вместе с ребенком в их маленький домик, который Олф построил для своей семьи. Нет, нет, это их стеснит.

По воскресеньям Салли приходила иногда выпить чашку чаю с Лорой, но всегда при этом чувствовала себя неуютно. Все в этом доме было такое новенькое и чистенькое, что Салли вечно боялась посадить пятно на скатерть или запачкать ситцевую обивку кресла, в которое ее усаживали. Лора держала свой дом в образцовом порядке.

Олф уговорил миссис Моллой присылать к ним свою старшую дочку, чтобы та помогала Лоре убирать комнаты, стирать белье. Чего-чего только не делал Олф Брайрли, чтобы жизнь его жены и ребенка была легкой и приятной. Он смастерил Лоре буфет, шкаф и туалетный столик, насадил вокруг веранды вьющиеся растения, вскопал твердую, как камень, землю позади дома и принялся разводить сад. Каждое утро, прежде чем пойти на работу, возился в своем саду часа два.

Салли никогда еще не видала, чтобы муж с женой были так счастливы, так поглощены друг другом, как Олф и Лора в те дни. Лора смеялась и пела, хлопоча по хозяйству, а Олф был так доволен всем – и своей женой, и дочкой, и домом, – что не мог говорить ни о чем другом, даже о золоте, хотя и проводил большую часть дня, а иногда и ночи, на руднике и очень гордился тем, что начал там новую проходку и увеличил добычу золота.

ГЛАВА XLII

Когда Салли увидела двух мужчин, которые, спотыкаясь, брели по дороге, ведущей от поселка к ее палатке, ей показалось сначала, что они пьяны. Один из них шел более твердо и поддерживал другого. Они были смутно видны ей в сгущавшихся сумерках, и, мельком взглянув в их сторону, она подумала, как бы не пришлось кормить их обедом. Все старатели уже давно пообедали и ушли, и Салли убирала со стола под навесом, а Калгурла мыла посуду.

Если они захотят получить обед, промелькнуло у Салли в голове, придется открыть банку мясных консервов, вскипятить чай. Один из мужчин повалился на землю, не дойдя до навеса, а другой направился к Салли. И тут она увидела, что это Динни Квин.

– Динни! – воскликнула Салли и мгновенно подумала о Моррисе. Динни, должно быть, только что из Дарлота, он, верно, знает…

– У меня для вас плохие вести, мэм, – сказал Динни.

– Моррис! – едва выговорила Салли. – Он…

– Нет, нет, Моррис жив, – сказал Динни поспешно. – Хотя еле уцелел. А Кон куда-то исчез; говорят, он совсем свихнулся. Как Морри выжил, – просто не знаю. Еще бы немного, и ему крышка. Мы нашли его около пересохшего бочага, где он пытался докопаться до воды. Но он здоров… будет здоров… Он немного не в себе. Совсем ничего не помнит. Да это пройдет… Вы только не тормошите его. Дайте ему очнуться помаленьку.

– Где он? – прошептала Салли чуть слышно.

Динни кивнул в сторону человека, сидевшего на земле. Салли бросилась к нему.

– Моррис! – крикнула она, упав подле него на колени. Моррис поднял голову и посмотрел на Салли мутными, налитыми кровью глазами. Но он узнал ее. При звуке ее голоса по лицу у него пробежала дрожь.

Салли обняла мужа, положила его голову к себе на грудь.

– Дорогой мой, дорогой! – шептала она, целуя его. – Наконец-то ты вернулся… Теперь все будет хорошо.

Динни следил за ними и с удовлетворением отметил, что Моррис узнал Салли и понял, где он находится. Конечно, Моррис не мог сразу сбросить с себя это страшное оцепенение. Но оно пройдет. Динни вспомнил, что было однажды с ним самим после того, как он чуть не погиб от жажды по дороге на прииск «Сибирь».

– Мы бы не отказались закусить, мэм, если это не доставит вам слишком много хлопот, – сказал Динни. – По дороге-то у нас еды было хоть отбавляй. Ну, а здесь я уж решил лучше привести Морри прямо домой – не хотелось тащить его в трактир. Да вы не беспокойтесь, он живо поправится. Ему только нужен покой и чтобы он привык к тому, что он уже дома, а не где-то там на дороге, у Блэк-Рэйнджа. Это самые страшные места на свете, будь они прокляты! И ни пылинки золота не досталось людям за все их мучения! Морри там такого натерпелся – просто диву даешься, как только он еще выжил… Ну, да теперь поправится помаленьку, нужно только потерпеть.

Пока Динни умывался сам и помогал Моррису умыться, Салли торопливо собирала ужин.

Первое время Моррис не произносил ни слова. Салли должна была говорить ему: «вставай», «одевайся», «умывайся», «ешь» – и помогать во всем. Он двигался с трудом, словно дряхлый старик; нередко стоял, бессмысленно уставившись в одну точку, или сидел в кресле, безучастный ко всему окружающему. У Салли сердце обливалось кровью, когда она смотрела на него, но она старалась делать вид, что ничего не произошло, и разговаривала с ним так, словно он все понимает. Старатели тоже пытались расшевелить его. Направляясь в столовую, они всегда останавливались возле него, чтобы сказать ему два-три слова:

– Хэлло, Морри, ну как дела?

– Черт возьми, приятно видеть тебя дома, дружище!

А иной раз даже рассказывали ему какие-нибудь новости:

– Хэннан-то как процветает, а? Что ты скажешь, Морри? Четыре тысячи рудокопов работают на прииске!

Моррис не отвечал. Но порой он издавал какие-то странные сдавленные звуки, словно пытался заговорить, и Салли благодарила мужчин улыбкой и взглядом, полным горячей признательности.

– Моррису лучше с каждым днем, – говорила она. – Скоро он совсем поправится.

Она показала ему Дика. Рассказала, как заботилась о ней миссис Моллой. Но Моррис даже не взглянул на сына, и Салли, как ни крепилась, не могла не почувствовать разочарования.

Потом понемногу стали появляться первые признаки пробуждающегося сознания; Салли заметила, что Моррис провожает злобным взглядом старателей, которые приходят обедать, и следит за каждым ее движением, когда она раскладывает по тарелкам кушанья или рассчитывается с посетителями.

Однажды Салли и Калгурла, как всегда в великой спешке, обслуживали посетителей, а Дик лежал в колыбельке и орал благим матом. Потом он вдруг затих. Салли оглянулась и увидела, что Моррис ходит взад и вперед с ребенком на руках.

– Погляди, погляди, Калгурла! – воскликнула Салли. – Хозяин взял маленького! – Калгурла закивала, бормоча что-то себе под нос, радуясь, что Моррис признал наконец своего сына.

Стояла засуха. Но однажды вечером, когда солнце село за узкой полосой темных облаков и странный зловещий отблеск упал на горы и на низину, Калгурла вдруг сказала:

– Идти большой дождь!

Калгурла редко ошибалась в своих предсказаниях погоды. Когда прозвучали первые глухие раскаты грома и далекая молния сверкнула на горизонте, Салли принялась убирать провизию в банки из-под консервов. Потом сложила платье и белье в сундук и в ящики и с тревогой поглядела на палатку.

Палатка была ветхая, полуистлевшая от солнца. Салли не раз уже латала ее брезентом и подшивала то тут, то там мешковину, но тем не менее верх палатки протекал так сильно, что во время последних дождей Салли промокла у себя в постели до нитки. Теперь ее первая мысль была о ребенке. Она давно припасла кусок парусины и всегда держала его под рукой, чтобы завернуть Дика, если разразится ливень.

Салли уже легла, и Моррис тоже спал, когда гроза обрушилась на прииск с яростью циклона. Палатка затрещала, и ее сорвало с кольев. Ураган гнал сломанные ветви деревьев и листы гофрированного железа, и они с грохотом падали в заросли, ломая кусты. Затем хлынул ливень.

Салли стояла в темноте под открытым небом, там, где только что была ее палатка, а дождь стегал ее по лицу и слепил глаза.

При первом порыве бури она успела натянуть на себя пальто, сунуть ноги в туфли. Она боролась с ураганом, рвавшим у нее из рук парусину, в которую она тщетно пыталась завернуть Дика. Моррис молча взял у нее парусину, завернул ребенка и поднял его на руки. На Моррисе были только молескиновые штаны и тонкая рубашка, которая вздулась на спине, как парус, но он казался спокойным и уверенным в себе.

Сквозь шум дождя и рев ветра Салли услышала его голос:

– Нельзя оставаться здесь на ночь. Нужно укрыться в забое.

Моррис двинулся вперед в темноте, и Салли пошла за ним следом, объятая страхом, едва отдавая себе отчет в том, что Моррис заговорил – впервые после своего возвращения. Вода бурливым потоком уже заливала землю, и Салли, шлепая за Моррисом по лужам, старалась понять, куда они идут, – она не расслышала, что он ей сказал. Когда Моррис повернул к горе Маритана, Салли крикнула:

– Нет, нет, Моррис, не туда!

Земля между лагерем и горой была изрыта вдоль и поперек; там было столько шахт и котлованов и такие едва приметные тропинки между ними, что Салли перепугалась насмерть: Моррис мог сбиться с пути в темноте, оступиться и упасть в одну из этих страшных ловушек вместе со своей драгоценной ношей. Салли брела за ним, задыхаясь от ветра и дождя, бивших ей в лицо, и беспомощно всхлипывала. Вдруг она услышала за собой шаги Калгурлы.

– Пусть лучше Калгурла пойдет вперед, – молила Салли, из последних сил пытаясь догнать Морриса. Она больше надеялась на инстинкт Калгурлы, чем на память Морриса, давно не ходившего по этим тропкам.

– Я лучше знаю дорогу, чем Калгурла, – прокричал Моррис сквозь рев бури.

Это правда, ему ли не знать, успокаивала себя Салли, вспоминая, как Моррис и Фриско изо дня в день ходили этой дорогой на свой участок у подножия Маританы.

И в самом деле, Моррис помнил здесь, как видно, каждый изгиб тропинки. Время от времени, когда тропинка сужалась, он останавливался и окликал Салли, и в конце концов они благополучно добрались до горы и увидели огни, мерцавшие навстречу им из мрака.

В открытой выработке на склоне горы горели костры: там собралась уже целая толпа. Мужчины в промокшей насквозь одежде сидели вокруг костров или старались уснуть, лежа на земле. Эти первые выработки, где золото брали прямо на поверхности киркой и лопатой, были, казалось, единственным сухим местом на затопленном водой прииске. Но никто не роптал на ливень, на яростный ураган, разрушивший их хрупкие жилища. Старик старатель, еще раньше обосновавшийся здесь, усадил миссис Гауг на ящик, служивший ему столом, и вскипятил в котелке чай.

– Вам нужно хорошенько прогреть нутро, мэм, – добродушно сказал он, протягивая Салли большую железную кружку с черным, обжигающим варевом.

С наслаждением напившись чаю, Салли сидела, укачивая на руках Дика, смотрела на сплошную серую пелену дождя, висевшую по ту сторону костра за красным земляным сводом выработки, и вместе со всеми благословляла грозу, ибо она вернула Морриса к жизни.

Моррис присел на земле возле Салли и слушал шутки и беззлобную брань, раздававшиеся по адресу капризной стихии: «Ведь вот поди ж ты! Просишь, просишь дождичка – нет! Ну ни капли. Все дохнут без воды в этой проклятой пустыне – и люди и животные. И вдруг – на тебе! Столько воды, что не знаешь, куда от нее укрыться!» К урагану, разметавшему палатки и лачуги, словно карточные домики, развеявшему их последнее достояние, все относились, как к забавной выходке природы. Дождь сулил воду и пищу на ближайшие месяцы – хороший сезон для разведок в глубь страны. Заговорили о разливающихся ручьях, о караванах, увязавших на размытых дорогах, и о том, что после такого ливня – в самый раз искать россыпь.

Моррис мало-помалу тоже втянулся в разговор. Все сразу поняли, что произошло, и Салли поймала не один дружелюбный кивок в его сторону и одобрительное подмигивание. К рассвету все прикорнули на земле и задремали. Калгурла свернулась клубочком у самого огня, и Моррис тоже уснул, положив голову к Салли на колени. Многие уже мирно похрапывали; под конец и Салли ненадолго забылась сном.

Как только рассвело, все зашевелились. Дождь все еще шел, но кое-кто из мужчин решил все же сходить в поселок, посмотреть, как и что, раздобыть еды. С ними пошел и Моррис. Салли сказала ему, что нужно разыскать козу или, на худой конец, взять для Дика молока у миссис Моллой. Моррис вернулся, ведя за собой козу.

В низине у подножия горы не осталось ни одной палатки, рассказывал Моррис. Между Хэннаном и боулдерскими рудниками тоже почти все палатки и хижины снесло ураганом. Устояло лишь несколько домишек – из тех, что покрепче, – да и то почти все без крыш. Листы гофрированного железа унесло ветром за полмили. Все уцелевшие дома и гостиницы забиты мужчинами, женщинами, детьми, оставшимися в эту ночь без крова.

Салли думала было переждать дождь у миссис Моллой, но Моррис сказал, что она уже приютила у себя две семьи: их домик – один из немногих, с которого не снесло крыши. Дом Олфа Брайрли тоже уцелел. Моррис хотел отвести Салли туда, но она воспротивилась. В разгар спора пришел Динни Квин и сказал, что миссис Брайрли просила его привести к ней мистера и миссис Гауг.

Как мыши, выгнанные наводнением из своих нор, поплелись они по дороге к новенькому белому домику, который Олф Брайрли построил на холме, неподалеку от рудника Мидас. Моррис и Динни шагали впереди с жестяным сундучком, в который Салли успела уложить кое-какие вещи, до того как разразился ураган. Калгурла замыкала шествие.

Лора встретила их радушно, хотя появление Калгурлы было ей, видимо, не слишком приятно. Олф уже позавтракал и ушел на работу, сказала она. Он просил передать мистеру и миссис Гауг, что нет худа без добра и он надеется, что они окажут ему честь погостить у него недельку-другую. Потом она стала готовить завтрак, разыскала во что переодеться гостям, все время сокрушаясь по поводу ущерба, который понесла Салли, и радуясь, что сама избежала такой участи.

– Как хорошо, что Олф выстроил этот дом, – радостно щебетала она. – Конечно, это стоило ему кучу денег, не знаю даже, как мы расплатимся с долгами. Но, по крайней мере, мы живем с некоторым комфортом. Олф затянет заднюю веранду парусиной и мы очень мило устроим вас там, Салли, душечка! А Калгурла будет спать в прачечной. Не так, конечно, хотелось бы мне принимать гостей, но что поделаешь, когда такая теснота.

– Нам будет чудесно, Лора, – сказала Салли устало, – и ты очень, очень добра, что приютила нас.

В последовавшие за этим дни Лора приложила все старания, чтобы как можно удобнее разместить две семьи в своем маленьком, хорошо налаженном доме. Но при наличии одной спальни, одной столовой и одной кухни это оказалось не таким уж легким делом. В особенности когда оба младенца принимались орать в один голос или же один будил своим криком другого и расстраивал обеих мамаш. Хорошо еще, что Олфа не было дома по целым дням, а Моррис тоже уходил с утра, решив, что ему пора подыскивать себе работу.

Живя у Брайрли, Моррис постарался быть таким гостем, какой должен был, по его мнению, прийтись хозяевам по вкусу. Подстриг волосы, сбрил бороду, прилагал героические усилия к тому, чтобы его костюм выглядел более сносно, и был со всеми очень любезен. Казалось, Моррис вспомнил вдруг, что он как-никак его высокородие Моррис Фитц-Моррис Гауг, а не просто старатель, которому не повезло.

– Боже мой, Салли, – воскликнула как-то Лора, – сказать по правде, я никак не думала, что мистер Гауг может быть так очарователен!

– Он очень давно не имел практики, – улыбнулась Салли. – А сейчас, по-видимому, считает своим долгом показать хозяевам, что умеет вести себя в приличном обществе.

Салли тревожило, что Моррис никак не может подыскать себе работу – какую ни на есть, лишь бы им перебиться как-нибудь. Ведь положение было поистине отчаянное. Палатку разорвало ураганом в клочья, а погода стояла ветреная и холодная. Ночью и по утрам над равниной дул пронизывающий ветер, и рудокопы, возвращаясь с ночной смены, ежились в своих старых куртках. В это время года, говорили они, самое разлюбезное дело – работать под землей: восемьдесят градусов, стоишь голый по пояс, а пот льет с тебя ручьем.

Если бы даже Салли удалось раздобыть новую палатку, она не рискнула бы жить в ней с малышом в такую погоду. Между тем, прогостив у Брайрли около двух недель, Салли поняла, что больше злоупотреблять их гостеприимством невозможно. И она ломала голову, не зная, что предпринять, где найти пристанище.

Лора, вероятно, искренне хотела проявить гостеприимство, но в ее уютном домике была теперь такая теснота и вечно толпилось столько людей, а в столовой перед камином всегда сушилась такая куча пеленок, что это начинало ее раздражать. Салли стирала распашонки Эми и старалась, чем могла, помочь Лоре, но Лора предпочитала все делать сама. Она неустанно что-нибудь стряпала, мыла, убирала, стала очень суетливой и далеко не столь приветливой, как вначале.

Калгурла ушла в заросли к своему племени на другое утро после грозы. Наступала хорошая пора для охоты, и кто его знает, когда теперь вернется Калгурла.

– С этими туземками всегда так, – заявила Лора. – Нельзя полагаться ни на одну из них. – Но Салли думала, что она лучше понимает причину исчезновения Калгурлы.

Калгурла видела, что в доме Брайрли ей не рады. Лора не могла преодолеть своей неприязни к туземцам. Она неохотно пускала Калгурлу в дом и не разрешала ей прикасаться к Эми, хотя Салли и заверяла ее, что Калгурла на редкость хорошая нянька.

После обеда, когда Лора отдыхала, Салли обычно вывозила малышей на прогулку, уложив обоих в маленькую деревянную тележку Дика; иногда она отправлялась с ними навестить миссис Моллой. Младшее поколение семейства Моллой, когда им случалось быть дома, тесным кольцом окружало тележку, чтобы полюбоваться на маленькую Эми. Им никогда еще не доводилось видеть такой хорошенькой девочки. Круглощекая и румяная, как куколка, всегда чистенькая и веселая, лежала она в облаке белых кружев. Но Тереза Моллой жалостно вздыхала, глядя на прелестную малютку.

– Слишком уж она нежна для здешних мест, – озабоченно говорила Тереза. – Намучаются они с ней летом. Вот этот сорванец, – улыбаясь, кивала она на загорелого Дика, – это наш, приисковый. Этому ничего не сделается.

Когда Салли сказала Олфу, что в конце недели она собирается покинуть его дом, он и слышать об этом не хотел.

– Подождите хоть немного, пока Морри устроится на работу, – уговаривал он Салли. – Такая досада, что я ничего не могу для него сделать. Но у нас нет вакансии, а наше правление, чтобы его черт побрал, снова и снова требует сокращения издержек.

– Вы очень добры, Олф, – сказала Салли, – но, право же, мы не можем больше вас стеснять.

– Чепуха! Напротив, мы очень рады, что вы у нас живете, правда ведь, детка?

– Да, разумеется, – ответила Лора без особого энтузиазма.

– К тому же, – продолжал Олф, словно оправдываясь перед женой, – это такие пустяки по сравнению с тем, как вы меня выручали когда-то, миссис Гауг.

Динни, который зашел проведать их в тот вечер, услышал слова Олфа.

– И меня, – засмеялся он. – Помнишь, Олф, как я гонял, высунув язык, по всему Южному Кресту и старался выклянчить у кого-нибудь пять фунтов в тот день, когда Арт Бейли прискакал с первым золотом из Кулгарди? И вдруг миссис Гауг говорит мне: «Я могу одолжить вам пять фунтов, мистер Квин. И вам тоже, мистер Брайрли».

– Правильно! – рассмеялся Олф. – И какие же это были золотые слова!

– Кстати, ты вернул миссис Гауг эти пять фунтов, Олф?

– Ух, черт возьми! Как будто нет…

– И я нет, – усмехнулся Динни. – Какие же мы оба подлецы, миссис Гауг. Я даже ни разу не вспомнил об этом долге!

– Да и я забыла, – весело сказала Салли.

А на следующий день Динни явился к ней, чтобы обсудить «одно деловое предложение», как он выразился.

Он привез немного денег из Дарлота, сказал Динни, и желает вложить их в какое-нибудь солидное предприятие. Короче, он думает выстроить дом. Не такой роскошный, как у Олфа, но зато побольше, чтобы в нем можно было открыть пансион. На прииске большой спрос на комнаты со столом, и если толковая женщина возьмет это дело в свои руки, оно может принести немалый доход. Кроме того, Динни хочет иметь свой угол, чтобы было куда возвращаться из разведок; участок под дом у него есть: он купил на днях клочок земли у одного старателя, которому срочно понадобились деньги.

Салли догадывалась, что целью этого «делового предложения» было дать ей пристанище, но решила принять его, с тем чтобы помочь Динни извлечь из пансиона доход. Она пошла с ним посмотреть его клочок земли, расположенный на полпути между Хэннаном и Боулдером. Они обсудили план дома, выбрали для него удобное местечко – немного отступя от дороги, так, чтобы перед домом можно было разбить цветник, а позади – огород и фруктовый садик.

Присев на корточки, Динни начертил на песке нечто вроде длинной узкой коробки; потом пририсовал к ней веранду и изобразил шпалеры, вокруг которых должны были виться ползучие растения или даже виноград. В одном конце коробки предполагалось расположить столовую, кухню и спальню мистера и миссис Гауг. Четыре небольшие комнаты для постояльцев должны были выходить на веранду. Еще одну комнату в другом конце коробки Динни решил оставить за собой.

Сияя от радости, он с самым невинным видом уверял Салли:

– Это же мечта моей жизни, мэм, – иметь наконец свой угол! Буду знать, что мне есть где приклонить голову, если только вы согласитесь взять заботу о доме на себя. А когда Моррис устроится на работу и вы захотите иметь свой собственный домик, как у Брайрли, или вздумаете уехать в Англию – ну что ж, тогда вы продадите мне вашу фирму вместе со всеми клиентами.

– Динни, вы просто бессовестный плут! – не удержалась Салли. – Это такое счастье – иметь наконец крышу над головой. Если бы вы только знали, как я боялась, что нам с Диком снова придется жить в палатке в такую ужасную погоду. Я так все устрою, что от жильцов отбоя не будет. И аренду вам выплачу – вот увидите!

Динни решил, что они с Моррисом могут, не откладывая, приступить к постройке дома. Ни строительных материалов, ни плотников у них не было. Но Динни сейчас же принялся скупать гофрированное железо – старое и новое, какое только мог раздобыть; собирал всюду доски и бревна для стоек и стропил и даже отправился на верблюдах в Кулгарди, рассчитывая купить там по случаю какое-нибудь старье: в Кулгарди было много опустелых хижин и брошенных лавок.

– Это мой дом, – заявил Динни. – Морри вовсе не обязан его строить. – И он положил Моррису жалованье, как самому заправскому плотнику.

Чего-чего только не приходилось делать Динни на своем веку. Не одна хибарка на приисках была построена его руками, говорил он. Через неделю стены из гофрированного железа были уже с одного конца подведены под крышу, и Салли переселилась в новый дом. Шаг за шагом наблюдала она за его постройкой – с той самой минуты, когда Динни и Моррис вырыли котлован для фундамента и покрыли сваи оцинкованным железом, чтобы предохранить их от вредоносных термитов. Лоре она сказала, что должна скорей перебраться в дом, чтобы помогать Динни и Моррису.

Лора никак не хотела отпускать Салли, пока дом не закончен, но Салли не терпелось свить свое гнездо и освободить Лору от хлопот.

Салли решила расчистить каменистую площадку перед домом и вскопать ее под цветник, пока земля была еще рыхлой от дождей. Ей уже грезилось узкое длинное строение из побеленного железа с верандой, увитой виноградом, пестрые, пышные весной цветочные клумбы перед фасадом и плодовые деревья позади дома.

Олф Брайрли уже сумел доказать, что плодородная красная земля, скрытая под верхним каменистым слоем, способна взрастить любые плоды, во всяком случае, зимой и весной, а если беречь каждую каплю воды, остающуюся от стирки и от мытья посуды, то некоторые растения переживут и лето. Хуже всего термиты, говорил Олф. Они подтачивают корни апельсиновых и персиковых деревьев; счастье еще, что они не так опасны для фиговых пальм, винограда и лимонных деревьев.

– Ты сущий ангел, Лора, я просто поражаюсь, как ты могла терпеть нас так долго, – благодарно сказала Салли. – Но пора уже семейству Гауг переселиться в свой новый дом.