Текст книги "Рассказы. Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

Соавторы: Генри Лоусон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 58 страниц)

ГЛАВА LIX

В воскресенье утром уже пять тысяч старателей собралось на боулдерском отводе для охраны пятнадцати подвод. Подводы выстроились одна за другой и повезли руду на Айвенго, где у старателей был чан для промывки. В толпе все чаще подымался ропот. Многие уже изверились в том, что от пассивного сопротивления будет какой-нибудь толк и что конфликт может быть разрушен судебным порядком. Но союз твердо проводил свою линию, призывая своих членов и сторонников не отчаиваться и не облегчать дело врагу актами самоуправства и насилия.

– Союз спаял нашу организацию, воспитал в этой армии бесстрашных и разгневанных людей железную дисциплину и верность долгу, приводившие в изумление и друзей и врагов, – говорил Динни. – Ведь это были горячие головы, крепкие, закаленные парни, они могли постоять за себя.

И каждый житель приисков понимал, что правительство с его политикой притеснений и несправедливости сидит на пороховой бочке и в любую минуту может взлететь на воздух. Наглость и тупость министров поражали всех.

Даже некоторые владельцы рудников и агенты иностранных компаний на приисках дивились выдержке старателей и их сплоченности. Уж они-то знали, какие силы действуют за кулисами, оказывая нажим на правительство, знали, что сэра Джона подстрекают принять крутые меры. И они опасались создавшегося положения, понимая, что долго так продолжаться не может. А что, как начнутся беспорядки? Ведь численный перевес – на стороне старателей. Иностранцы были за то, чтобы усилить полицейские части и даже создать местную охрану на боулдерских рудниках. Но те, кто знал старателей, понимали, что такие меры приведут к открытому столкновению, в котором не один старатель может сложить голову. И капиталисты чуяли, что тогда игра станет опасной. Нельзя победить людей, готовых на любые жертвы и объединившихся в беззаветной борьбе за свои демократические права.

Выступая на вечеринке, Уоллес Браунлоу спел популярную песенку, присочинив к ней новый куплет. Старатели подхватили песню, ее распевали повсюду – и на митингах и в трактирах:

 
В бой за свободу, горняки!
И будет побежден
Закон, лишивший нас земли,—
Бесправия закон.
Тесней ряды! Ни шагу вспять!
И, мощь сердец собрав,
Заставим даже горы встать
В защиту наших прав!
 

С этой песней старатели возили руду на промывку: они ругали на чем свет стоит навозную муху Хейра и пустоголовых законников в Перте. В трактире, сдвинув кружки с пивом, они клялись защищать свое дело и стоять друг за друга, пока каждый, у кого есть старательское свидетельство, не получит право добывать россыпное золото, как в прежние времена.

– Они запрятали наших товарищей в тюрьму, – гневно говорили старатели, – но нас тридцать тысяч! Пусть-ка сэр Джон попробует с нами управиться!

Всякий, кому повезло на золоте, жертвовал самородки в фонд союза. Не было человека, который не опустил бы в кружку хоть несколько шиллингов в пользу заключенных в тюрьму товарищей, их жен и детей. Люди побогаче вносили крупные суммы на гонорар адвокатам, другие давали по фунту стерлингов в неделю, чтобы старатели не нуждались в пище и табаке.

С каждым днем становилось все ясней, что столкновение между полицией и старателями неминуемо. Видные горожане стали подумывать, как бы предотвратить беспорядки. Спешно было созвано совещание, на котором священник О’Горман, мэр города, приисковый инспектор Джон Кирван и представители союза наметили план мирного разрешения конфликта. А на то время, пока правительство будет рассматривать предложенное соглашение, было объявлено перемирие.

Но ответ правительства не принес ничего утешительного: делегация, посетившая премьера, не могла ничего от него добиться.

Иск о конфискации отвода Айвенго, поданный Миком Мэньоном, еще больше накалил атмосферу.

Мик утверждал, что отвод был внесен в список владений, подлежащих конфискации за неуплату аренды, и что компания не соблюдает надлежащих условий эксплуатации отвода. В доказательство этого Мик привел следующие факты: в течение трех дней никакой работы на отводе не производилось, лестница в шахте разрушена, а владелец опреснительной установки не является служащим компании.

Чарли Моран заявил в ответ, что министр горной промышленности вычеркнул этот отвод из списка подлежащих конфискации за неуплату аренды, а намерение правительства компенсировать компанию само по себе является ее юридическим признанием. Мик, конечно, дело проиграл. Приисковый инспектор вынес решение, что отвод нельзя было эксплуатировать, потому что на его территории находились старатели, а следовательно, лишить синдикат «Айвенго» права на отвод было бы несправедливо.

Старатели встретили это решение насмешками. Еще одно доказательство, говорили они, как закон используется у нас против старателей, в интересах компаний.

Политика союза, признающего только легальные формы борьбы и пассивное сопротивление, вызывала все большее недовольство старателей.

Но руководители союза по-прежнему настаивали на том, что нельзя давать правительству повода обращаться со старателями, как с буйной, неорганизованной массой.

– Мы боремся за правое дело, – заявил Пат Мак-Грат. – Мы не какие-нибудь плуты и мошенники, нам нечего стыдиться, мы действуем открыто. Потому-то мы и не побоялись сообщить полиции свои фамилии. Мы готовы отстаивать свои права перед беспристрастным трибуналом и будем добиваться таких законов, которые шли бы на благо народа, а не кучки продажных политиков.

Пусть так, говорили старатели. Но ребята волнуются, недовольство растет. Полицейские разгуливают, вооруженные до зубов. Если они пустят в ход оружие, убьют или ранят кого-нибудь из старателей, ребята не стерпят. Мало ли что может случиться под горячую руку! Каждый имеет право защищать себя. Кто же может равнодушно смотреть, как убивают его товарищей, и не схватиться за оружие? Но, конечно, первым в драку никто не полезет. Каждый понимает, что может этим погубить дело, и все поклялись не подавать виду, что у них есть чем защитить себя, и не применять оружия, пока полиция не откроет огонь.

– Мы демонстрируем свой боевой дух, когда провозим подводы с рудой мимо полиции, – говорил Майкл Бэрк. – И мы будем это делать до тех пор, пока новый закон, изданный в угоду монополистам и богачам и не дающий честным труженикам зарабатывать себе на хлеб, не исчезнет из свода законов.

ГЛАВА LX

Столкновения ожидали в воскресенье утром. Все старатели были в сборе, готовые защищать товарищей, грузивших руду, и охранять подводы. Под громкое «ура» восемнадцать подвод не спеша тронулись в путь, растянувшись цепочкой по красной земле под ярко-синим небом. Одной из них правил Динни, следом за ним ехал Крис Кроу.

Пусть только полиция попробует остановить их! Сегодня здесь собралось восемь тысяч человек, готовых на все. Решено было ни на какие вопросы полицейских не отвечать и не называть имен. Говорили, что кое у кого из руководителей есть револьверы, а неподалеку от места, где ожидалась стычка, припрятаны ружья. Если только полиция сунется, на этот раз не обойдется без кровопролития.

Конные полицейские стояли в некотором отдалении от толпы и следили за работой старателей. Они были начеку, но ничего не предпринимали.

До начала работы и в обеденный перерыв Мак-Грат и другие ораторы выступали перед старателями. Они призывали их брать только свою руду, соблюдать порядок и дисциплину и не задирать полицейских, но если те станут вмешиваться, продолжать работу, как было решено. И пусть каждый будет готов к тому, что сегодняшний день может ему дорого обойтись. Нельзя поручиться, что кого-нибудь не засадят в тюрьму на несколько лет.

– Ничего, нас не запугаешь! – кричали в толпе.

– Помните, ребята, что наша борьба – это великая борьба за правое дело, – крикнул Пат Мак-Грат. – Мы хотели добиться справедливости мирным путем; теперь нам остается только одно – показать, что мы своего не уступим!

Старатели работали до самого вечера без всяких помех. А на следующий день были назначены муниципальные выборы и большинство старателей ушло в город голосовать.

Вот тут-то, после полудня, когда на каждом участке оставалось не больше двух-трех человек, двадцать восемь конных полицейских во главе с сержантом Смитом, инспектором Коннолли и в сопровождении нескольких агентов в штатском расположились на Айвенго, за конюшней, возле дома управляющего. Агенты в штатском, на которых никто не обратил внимания, подошли к старателям и арестовали их. Сопротивляться было бесполезно. Арестованных погрузили на подводу и под конвоем двенадцати конных полицейских отправили в калгурлийскую тюрьму.

Подвода, которой правил туземец-охотник под надзором полицейского, вернулась на Айвенго. При помощи той же уловки полиция арестовала еще нескольких старателей, в том числе Майкла Бэрка, Дэна Ши и Пата Мак-Грата.

Когда старатели узнали о том, что произошло, все кинулись к полицейскому управлению. Тысячная толпа кричала, свистела, улюлюкала, выражая свою ненависть и презрение к правительству и полиции, и шумно приветствовала арестованных. На крышу управления полетели камни. Билл Король и еще несколько человек из Кэноуны грозились разнести в щепы шаткое строение и освободить товарищей. Но Мэллоки О’Дуайр удержал их, напомнив, что они поклялись свято выполнять решения союза.

К полицейским казармам и тюрьме согнали всю городскую полицию. Полицейские, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, выстроились перед толпой. Трудно было найти более верный способ окончательно разъярить старателей и заставить их потерять голову. Толпа бурлила. Что одержит верх – взрыв возмущения, вызванный этой наглой провокацией, или сила убеждения вожаков?

Мэллоки удалось удержать толпу; он увлек за собой старателей в город, на митинг. На перекрестке двух улиц, вскочив на подводу, он произнес речь, полную огня и юмора. Мэллоки О’Дуайр был прекрасный оратор и красавец собой. Исполин шести футов росту, с гривой золотистых волос и пышной бородой, он походил на героя ирландских саг. Никто лучше его не умел увлечь людей за собой.

В тот вечер он убеждал старателей не давать врагу в руки оружие против себя – не громить тюрьму, не вступать в драку с полицией. Правительство только и ждет случая обвинить старателей в бунте. Он напомнил им, что они стоят за правду и справедливость, и все честные люди, умеющие отличить правду от лжи, на их стороне. До сих пор старатели сумели, не поддавшись ни на какие провокации сохранять дисциплину и быть верными принятым решениям. Действуя опрометчиво, сгоряча, они погубят организацию и лишат себя возможности продолжать борьбу. А теперь, когда засадили за решетку чуть ли не всех руководителей, бороться нужно еще решительнее, еще упорней. Бороться до конца, пока самонадеянные олухи из Перта не получат по шее и старатели не вернут себе права на россыпное золото.

На Мэллоки О’Дуайра смотрели теперь как на вожака. Куда бы он ни пошел в тот вечер, охрана из двух-трех сотен старателей следовала за ним по пятам. Узнав, что у тюрьмы опять собралась толпа, он отправился туда, опасаясь, как бы кто-нибудь, подвыпив, не натворил беды. Кое-кто из ребят, пропустив стаканчик, стал не в меру шумлив и буен. Цепь полицейских по-прежнему стояла, направив штыки на толпу. Когда начальник полиции Коннолли вышел отдать распоряжение, старатели зашумели, стали напирать на него и не дали ему говорить. Тут Коннолли приказал полицейским очистить улицу, и они врезались в толпу.

– Никогда я этого не забуду, – рассказывал Динни. – Впереди – цепь полицейских со штыками наперевес; позади – конная полиция с саблями наголо. Они гнали народ с улиц его родного города, словно какой-то бездомный сброд. Сволочи проклятые! Ух, и чесались же у нас руки с ними сцепиться! Но мы были безоружны. А будь у нас те ружья, что мы припрятали, мы бы живо с ними разделались, перебили бы всех до единого. Ребята наседали на Мэллоки, чтобы он дал сигнал. Но Мик Мэньон и Джон Ризайд его удержали. Мэллоки повел бы нас в бой, если бы это было организовано заранее, а так вот, очертя голову, бросаться в драку он не хотел.

Выпустить арестованных под залог власти отказались, хотя за них от имени союза хлопотал отец О’Горман и некоторые другие видные горожане.

А наутро, раным-рано, после наспех созванного заседания суда приискового инспектора, арестованных впихнули в поезд и отправили во Фримантл. Весь расчет был на то, чтобы дело слушалось не в местном суде. Адвоката обвиняемых даже не известили, и он ничем не мог им помочь.

Такой вопиющий произвол вызвал новую бурю негодования.

На митинге старателей и горожан в Боулдере была принята резолюция, в которой говорилось, что «содержание на территории приисков полувоенных полицейских отрядов – мера чрезвычайно опасная и несовместимая с принципами самоуправления». Ни в одном другом австралийском штате полицию не держат под ружьем для устрашения граждан, говорили старатели.

Динни Квин взошел на трибуну. Он выразил в своем выступлении гневные чувства всех собравшихся.

– У старателей отняли их исконные права, а теперь правительство угрожает народу штыками, чтобы заставить его подчиниться грабителям. В основу горного законодательства Западной Австралии было положено законодательство Квинсленда, по которому разрешение на разработку руды дается через два года после заявки, и если россыпное золото и за это время не успеют выбрать, то срок еще увеличивается. Но спекулянты не желают ждать два года, им не терпится выпустить в Лондоне акции под свои участки – вот они и снюхались с правительством Форреста. Сначала они соглашались оставить старателям россыпи. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Стоило предпринимателям получить золотоносную руду, как их потянуло на рассыпное золото. И в недобрый час правительство нарушило слово, данное народу. Даже согнав на прииски всех полицейских из Перта, оно не заставит нас подчиниться такому беззаконию.

Эта попытка «править, опираясь на силу штыков», взбудоражила все прииски; об этом только и разговору было. Горожане и старатели вспоминали слова Джона Форреста, обращенные всего несколько месяцев назад к представителям союза: «Если я приставлю вам штык к груди и скажу „сдавайтесь“, вам это вряд ли понравится».

Город бурлил, все ругали приискового инспектора, полицию и правительство. Грандиозный митинг протеста состоялся в калгурлийском загородном парке.

Мужчины, женщины и дети высыпали на улицу приветствовать демонстрацию. Старатели с Аделины прошли через весь город со знаменами и плакатами под звуки трех оркестров, а впереди на сером жеребце ехал мировой судья Патрик Уилэн. Толпа читала надписи на плакатах и кричала хором:

– Старательское золото и старательские права – старателям!

– Справедливость и правосудие для всех!

Десять тысяч горожан присоединились к демонстрации и в парке, стоя на солнцепеке, слушали ораторов, выступавших на двух трибунах. Мэр, Фимистер, Франк Воспер, Джон Кирван, отец О’Горман и Джон Ризайд выступали один за другим, обращаясь к народу. Их речи прерывались то рукоплесканиями, то гневными возгласами – народ выражал свое сочувствие старателям и осуждал правительство.

Мировой судья Уильям Бертон произнес взволновавшую всех речь:

– Я пришел сюда не для того, чтобы призывать народ к восстанию. Но у нас есть все основания возмущаться. Кто, видя зло, которое терпит народ на приисках, может остаться равнодушным? И мы заявляем: если этому не положат конец, мы будем действовать, и действовать решительно.

Все знали, что открытие золотых приисков спасло Западную Австралию, когда она стояла на краю банкротства. И тем не менее, хотя здесь было сосредоточено более половины всего населения штата, прииски, по существу, не были представлены в органах самоуправления. Платя огромные налоги, приисковые города по-прежнему страдали от недостатка воды и отсутствия электричества, нуждались в больницах и школах, не имели самых элементарных удобств и санитарных условий и то и дело становились жертвой пожаров и эпидемий. Прииски были основным источником дохода для государственной казны, и вместе с тем должны были довольствоваться самым незначительным представительством в законодательном собрании.

– «Калгурли – курочка, которая несет золотые яйца», – говорят люди. И что же? С нами считаются меньше, чем с какими-нибудь лондонскими биржевыми акулами и земельными спекулянтами. Десяток семейств на юге воображают, что им позволят хозяйничать в стране. Забрали себе большинство мест в парламенте и хотят издавать законы, которые им по вкусу, и командовать приисками с помощью вооруженной силы!

Речь Уильяма Бертона свидетельствовала о серьезности положения. Если даже этот тихий, набожный старичок заговорил таким языком, не мудрено, что старатели еле сдерживались. Бертон только выразил то, что думал народ. Приходилось удивляться, как это старатели до сих пор не восстали. Только их вера в организацию и дисциплина, которой руководство союза неукоснительно требовало от своих членов, – вот что предотвратило кровавое столкновение с полицией.

Теперь что бы ни случилось, какие бы ни произошли беспорядки, вплоть до кровопролития, – в глазах общественного мнения ответственность за это легла бы на тупое и продажное правительство Форреста. Старатели долго терпели и показали свою выдержку. Ведь их были тысячи – тысячи здоровых, крепких парней, у которых кровь кипела в жилах и руки сами сжимались в кулаки.

После недавних арестов и отправки старателей без суда и следствия во Фримантл – их напихали в вагон, как сельди в бочку, и целых тридцать шесть часов проморили без сна и пищи – никто не стал бы винить старателей за то, что они сопротивляются дальнейшим арестам и защищают своих товарищей. А после того как жители города испытали на собственной шкуре, каково иметь дело с полицией, после того как их, словно скот, сгоняли с улиц, угрожая штыками, они поняли, что такая грубая расправа может ожесточить любого и заставить очертя голову броситься в драку.

Ведь штык в руках полицейского означал: «Сторонись, не то убью!»

Население приисков не могло простить этого правительству. Оно не могло простить ему, что конная полиция с саблями наголо бросалась на народ – на старателей, не повинных ни в каких преступлениях, на женщин и детей, находившихся в толпе. И это в их родном городе, в их Калгурли, который они своими руками построили в безводной пустыне, где стояла только кучка грязных палаток! В их городе, которым они по-хозяйски гордились!

Народ видел в этом поругание всех демократических принципов. Многие из тех, кто раньше только сочувствовал движению старателей, теперь присоединились к их борьбе, ибо им стало ясно, что эта борьба касается всех, она ведется за лучшие условия жизни для всего населения приисков.

Таково было настроение многотысячной толпы, собравшейся на митинг в загородном парке Калгурли.

Когда на трибуне появился Воспер, его встретили бурей оваций. Народ видел в этом высоком, одетом во все черное человеке, с длинными развевающимися волосами и тонким бледным лицом, защитника прав и свобод рабочего класса. Спокойным звучным голосом он обратился к разгневанной толпе, стараясь разумом и логикой победить безрассудство некоторых горячих голов. Он призывал организованно и сплоченно, как и прежде, давать отпор притеснителям, но не прибегать к насилию.

Есть еще пути добиться справедливости для населения приисков, сказал он. Общественное мнение во всех штатах Австралии на стороне старателей. Отовсюду поступают средства в фонд помощи. Есть надежда отвоевать больше мест в законодательном собрании. И хотя последнее решение судьи Хенсмана, вынесенное на основе нового закона о добыче золота, было против старателей и в пользу издольщиков и компаний, средства легальной борьбы далеко еще не исчерпаны.

Сами судьи признают, что и теперь еще подлежит большому сомнению, можно ли отрицать юридическое и моральное право старателей на россыпное золото. Верховный судья Онслоу указал на то, что в законе нигде прямо не сказано, что золото это является собственностью владельцев отводов. Судья Стоун высказался в том же духе и даже еще решительнее. Кто же в таком случае может винить старателей, если они отказываются признавать судебные решения и подчиниться закону, изданному для того, чтобы уничтожить плоды их победы?

Когда недавно правительство проиграло дело в суде присяжных, оно подало апелляцию в Тайный совет за счет народных средств. А старатели лишены этой возможности, потому что им такие расходы не по карману. Как же можно от них требовать, чтобы они мирились с такой несправедливостью?

В толпе послышались крики:

– Нет уж, хватит, довольно мы потерпели!

– Старательское золото – старателям!

– Долой правительство Форреста!

– Самоуправление приискам!

Воспер предложил резолюцию: «Перед лицом нынешнего кризиса, вызванного неопределенностью законов и плохим управлением, собрание требует, чтобы правительство приняло срочные меры для восстановления справедливости по отношению к старателям». Резолюцию поддержали, но многих, жаждавших более решительных действий, она не удовлетворила.

Отец О’Горман, молодой священник-ирландец, более точно выразил настроение собравшихся:

– Есть лишь один способ успокоить разгневанные сердца, – сказал он. – Это – вернуть старателям дарованное им богом право на россыпи, а компаниям пусть остается рудное золото.

Рассказывали, что в пылу гнева и возмущения, вызванного арестом Майкла Бэрка, Дэна Ши, Тэсси Ригана и других, отец О’Горман крикнул Мэллоки О’Дуайру:

– Что же ты теперь намерен делать?

– Не знаю, – ответил Мэллоки.

– Не знаешь? – накинулся на него священник. – Думаешь только о своей поганой шкуре? В Ирландии небось знал бы, а тут, в Австралии, где еще сильнее прижимают, не знаешь?

О’Дуайру, как говорят, пришлось долго доказывать отцу О’Горману, что все обязаны следовать решениям союза и что, громя тюрьмы и вырывая отдельных арестованных из лап полиции, немногого достигнешь. Вот когда у рабочих есть своя мощная организация, то, опираясь на нее, они могут добиться гораздо большего. Отец О’Горман, как видно, в конце концов с ним согласился, так как стал очень энергично добиваться, чтобы арестованных выпустили на поруки, и всячески старался заручиться поддержкой населения.

Динни, посмеиваясь, рассказал, что от епископа пришло письмо, в котором тот требовал, чтобы отец О’Горман воздержался от политической деятельности. При этом епископ намекал, что участие отца О’Гормана в борьбе старателей за россыпное золото вызывает недовольство премьера, сэра Джона Форреста.

– А кто он такой, Джон Форрест? – спросил отец О’Горман. – Я с ним не знаком. И письмо это – не плод мысли его преосвященства, оно продиктовано этим человеком – как его… Джоном Форрестом. Я бросил эту бумажку в мусорную корзину.

Говорили, что отец О’Горман принадлежит к ордену, который может позволить себе не слишком считаться с местными церковниками. Так или иначе, но отец О’Горман продолжал бороться за дело старателей. Более популярного священника еще никогда не было на приисках.

Когда на митинге кто-то сообщил, что выдан ордер на арест Мэллоки О’Дуайра, толпа заволновалась, зашумела. Впрочем, все знали, что Мэллоки умеет ловко водить полицию за нос, и потешались, вспоминая его проделки.

– Слыхали, как он вчера от конной полиции улизнул? – рассказывал кто-то в толпе. – Сидит в баре у Мак-Суини, совещается с ребятами и вдруг через застекленную крышу видит чью-то рожу. Шпик! Мэллоки обождал, пока тот не уполз, а потом благополучно смылся. Конная полиция окружила дом, а его и след простыл.

– Они думали накрыть его в «Бирже». Он зашел туда пропустить стаканчик. Так целый эскадрон полиции нагрянул. Мы выпивали за стойкой, оглянулись, а Мэллоки нет, будто и не бывало. Полицейские рыщут повсюду, все вверх дном подняли, ругаются, что их обдурили… А ребята еще подзадоривают их, хохочут; тем впору хоть сквозь землю провалиться!

Все с удовлетворением прислушивались к этим рассказам, и каждый подвиг Мэллоки встречался раскатами веселого смеха и восторженными возгласами. Шутки и поговорки, стихи и песни, которые Мэллоки сочинял для старателей, передавались из уст в уста, вселяя бодрость и уверенность в своих силах и вдохновляя на достижение тех целей, во имя которых и был созван этот большой митинг на открытом воздухе.

В окончательной резолюции, принятой митингом, которую Динни так свято хранил и с такой гордостью всем показывал, говорилось следующее:

«Если правительство откажется поступать со старателями по справедливости и исправить все причиненное им зло, собравшиеся на этом митинге клянутся немедленно перейти к действию и покончить раз и навсегда с невыносимой тиранией пертского парламента, которую терпят жители приисков».

Тысячи людей, одобрившие эту резолюцию единым могучим «ура» и восторженными кликами, разошлись по домам, окрыленные надеждой, что отныне для них начнется новая, лучшая жизнь.

Теперь политиканам Юга уже нельзя будет ссылаться на то, что «кучка бездомных прощелыг и лодырей» мутит и разжигает недовольство, или сэру Джону Форресту утверждать, что «зловредная и бесчестная» пресса якобы намеренно раздувает сообщения о растущей тяге к самоуправлению на приисках.

На этом многотысячном митинге в Калгурли высказались все слои населения. Народ, живущий на приисках, поднял свой голос. Громко и ясно он заявил, что дело старателей – это дело народа и что создание самостоятельного приискового штата – вовсе не бредовая идея горстки недовольных. Эту цель поставили себе все жители приисков, добиваясь справедливого демократического представительства и желая войти как самостоятельная единица в федерацию австралийских штатов.

Таковы были требования. Это была крепкая палица, занесенная над головой правительства Форреста.