Текст книги "Чабан с Хан-Тенгри"

Автор книги: Касымалы Джантошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Тише, – предупредил ее Кенешбек, – не все должны знать об этом. Придется сказать, что Темирболот – на семинаре у пограничников, а Чырмаша мы будто бы пока перевели на другую работу в колхозе. Ну, вернемся к остальным. Садитесь в машину, – предложил он своим спутникам.

– Эй, дорогой Кенешбек, – сказал Эреше. – Может, мне поближе к Айкан юрту поставить?

– Правильно! – зашумели женщины.

Неподалеку от юрты Айкан сгрузили пожитки Эреше, и машина тронулась снова.

Айкан смотрела, как грузовик преодолевал небольшой подъем, и в смятении думала: «А вдруг я из-за пустяков подняла шум и навлекла на безвинных людей беду?» Но она отгоняла эти мысли.

Из оврага верхом на коне неожиданно выехал Сагындык, он весело крикнул:

– О тетушка Айкан, попросите у меня тыралга[9]9
  Тыралга – так по киргизскому обычаю просят удачливого охотника поделиться добычей.


[Закрыть].

– Тыралга, дорогой, тыралга!

– О, да будет так, тетушка, да будет! – Сагындык засмеялся, соскочил с коня и бросил на землю убитую горную козу.

– Вы по поговорке «Дареному коню в зубы не смотрят» даже не смотрите, что я вам принес на новоселье! Просил у брата аллаха, чтобы он послал чего-нибудь получше, а он едва на эту козу расщедрился. Оказался не менее скупым, чем Чынатбай, который даже попробовать никогда ничего не предложит.

– Спасибо, дорогой! Жить зам с Аксаамай долгие годы в добром согласии и народить детей!

– Да сбудутся ваши пожелания, дорогая! А что, если эту козу разделить так, чтобы шесть человек из наших трех соседствующих семей наелись досыта?

– Делай так, чтобы все были сыты, – ответила Айкан и рассказала ему, что Чырмаша отсюда перевели, а Темирболот задержится у пограничников.

– А это что за солдат у твоей отары? – полюбопытствовал Сагындык.

– Не знаю, что он там делает, – притворно удивилась Айкан. – Видно, кто-нибудь из знакомых моего Темиша.

Она забежала в юрту, наполнила небольшой бурдюк кумысом и понесла солдату.

Сагындык, увлеченный разделкой туши, ничего не заподозрил. Он положил уже часть мяса в казан, другую часть в чашу, а в большую миску складывал нутряное сало, когда Айкан вернулась.

– О дорогой! Не такую уж худую козу послал вам ваш братец аллах.

– А как же! – Сагындык, как всегда, засмеялся. – С тощей козой я мог бы быть здесь еще до обеда. А теперь успеть бы поужинать. Вы пока разожгите огонь, а я принесу воды, – Сагындык взял ведра и побежал к роднику.

– Хотите взять отару, силой берите! А юрту я не отдам и отсюда никуда не поеду!

Суксур разговаривала с Кенешбеком так нагло и надменно, как привыкла разговаривать с мужем.

– Возьмем и отару и юрту, – спокойно возразил Кенешбек. – Если бы Чырмаш не просил, чтобы мы взяли у него отару, я бы сюда не таскал отца Эреше.

– И когда же этот проклятый просил? – живо осведомилась Суксур и, побледнев, с раздутыми ноздрями, вплотную подошла к Кенешбеку.

– Когда приезжал к нам, несколько дней назад.

– Не ему распоряжаться отарой! – Суксур ударила себя кулаком в грудь. – Я – старший чабан.

Она не поддавалась на осторожные уговоры Кенешбека. Когда же стали разбирать ее юрту, разозленная женщина так толкнула жену Эреше, что та упала на землю. Люди, приехавшие с намерением увезти Суксур без особого шума, не знали, что делать. Наконец начальник милиции показал ей предписание прокурора об аресте.

– О проклятые! – в последний раз крикнула Суксур и заплакала. Она поняла, что брат разоблачен. Женщина покорилась и, громко всхлипывая, прерывисто бормотала себе под нос: – О дорогой мой брат Урбай! У нас, развеянных бурей в разные земли, мечты только начали сбываться. Ты хотел показать мне мою седовласую мать! И вот горе вновь свалилось на наши головы! О дорогой братец, почему тебя поймали? Когда? Кто им рассказал о тебе?! Тебя поймали, брат наш Момун погиб на войне, старуха мать проливает о нас слезы! Неужели пришел коней нашему роду?!

Пожитки Чырмаша погрузили в кузов, туда же посадили Суксур.

Кенешбек остался на джайлоо. Он помог установить дымоход в юрте Эреше и пошел встретить чабана, гнавшего отару к загону.

Они пересчитали овец и ягнят.

– Постарел я, – грустно жаловался Эреше. – Вот уже два года не ходил с отарой, а ты снова хочешь привязать меня к этому делу, – он произнес последние слова нарочито недовольным тоном.

– А что нам осталось, отец? Не нашли никого другого, кто лучше тебя знает дело. И это ведь временно…

– И вот пришлось нам со старухой плестись сюда, – с таким же притворным недовольством продолжал Эреше. – Нет! Нет! Посмотри! – вдруг крикнул он. – Взгляни только на этих замороженных овец. Видно, собака Чырмаш отару не пас, а только спал под кустом. И такому негодяю снова поручат отару, когда он вернется сюда?!

– Отец! Простите меня, что мне пришлось сказать вам неправду. Чырмаш скорее всего не будет больше пасти овец…

– Что такое? Почему? – Эреше пригнулся и стал пристально вглядываться в лицо Кенешбека.

– Чырмаш и Суксур арестованы за связь с врагом, перешедшим нашу границу.

– Ничего не понимаю! – сказал Эреше. – Я ведь коммунист, не скрывай и объясни толком.

– Урбай с какой-то целью перешел границу и скрывался у Чырмаша и Суксур.

– Какой Урбай? Не тот ли, которого раскулачивал Медер?

– Да, тот самый.

– Разве он жив? Откуда он явился?

– Жив. Но откуда он пришел – не знаю. Перед тем как его задержали, он успел ранить Темирболота.

– И тяжело он ранен? – испуганно спросил Эреше.

– Тише, отец! Об этом никто здесь, кроме нас двоих, не знает…

Эреше был очень огорчен известием.

– А джигит не останется калекой? – спросил он.

– Не знаю, отец. Только имей в виду – даже Айкан мы об этом не сказали…

– Что-то здесь не так, – усомнился Эреше. – Неужели Айкан не узнала о том, что Темирболот ранен, пока мы добирались сюда с низовьев?

– События развернулись так, что нам пока удалось это скрыть.

Чабан помолчал, тяжело вздыхая.

– Вот тебе, Эреше! – заговорил он печально. – Думаешь, что многое предвидишь и многое предчувствуешь. А оказывается, не знаешь больше увиденного. Если бы можно было узнать, как чувствует себя Темирболот…

– Я возьму у Айкан коня и съезжу на заставу…

– Правильно, поезжай. Разведаешь, что, как, – сказал Эреше, вытирая навернувшиеся слезы. – Но лучше бы тебе отправиться рано утром. Ночью опасно ездить в горах верхом.

– Э-э-эй, дядя Кенешбек! – вдруг издали послышался крик Сагындыка. – Поскорее идите сюда! Идите, отец Эреше! Засветло поужинаем…

– Пойдем, отец! – предложил председатель колхоза.

– Нет, дорогой Кенешбек! В таком виде я не могу показаться на глаза Айкан. Пусть моя старушка идет одна. Если спросят меня, то придумай что-нибудь сам… – с этими словами Эреше зашагал к дальнему краю отары.

«Видно, правильно говорят, – размышлял он, – что змея, разрубленная на части, все-таки сохраняет силу ящерицы. С какой стороны появился этот давно забытый враг? Почему он поднял руку на Темирболота? Решил отомстить за отца, узнав, что Темирболот сын Медера? Может, Чырмаш и Суксур показали ему молодого джигита? Скорее всего так и было…» – Эреше подогнал овец к своей юрте и побрел к отаре Айкан.

Наметанный взгляд старого чабана сразу заметил разницу между овцами Чырмаша и Айкан. В отаре Чырмаша жадные, худые ягнята то и дело бросались сосать маток. У щуплых овец не было достаточно молока, чтобы накормить маленьких. В отаре же Айкан живые, пузатые ягнята рядом с овечками мирно щипали траву. Только один из двойни бросился было к матери, но тут же отбежал – его привлекла трава.

«Молодец Айкан, и сын твой Темирболот молодец! Лишь бы остался живым и здоровым. А если будет здоровым, то станет таким чабаном, что его имя прославит величественные горы Хан-Тенгри! Что ни говори, недаром он все в книжку смотрит. Человек без знаний бродит в темноте», – невольно улыбнувшись, старик вернулся к своей отаре.

– Слушайте, Кенешбек, позовите все-таки отца Эреше. Пусть он поест вместе со всеми, пока еда не простыла, – сказала Айкан, подавая мясо гостям.

– Я его звал, но он отказывается, – ответил Кенешбек. – «Я, – говорит, – здесь пока человек новый, овцы меня не знают, и загон мы перенесли на незнакомое им место. Если на новом месте в первую ночь овцам покоя не будет, то потом они станут шарахаться от малейшего шороха». Эреше просил, чтобы его долю ему оставили – он вечером попозже поест.

Объяснение было вполне правдоподобным, усомнилась только Айымбийке.

– Мать, скажите вы, наш председатель не спугнул утку с камня, на котором ее не было? – спросила Айымбийке жену Эреше.

– В прошлом году на нашу отару напал волк, и после этого дней десять овцы по ночам то и дело в загоне шарахались. Все мы тогда измучились, – сказала Аксаамай.

– Не раз мне приходилось в нижнем белье выскакивать и помогать Аксаамай, – подтвердил Сагындык, подавая гостям мясо в большой миске.

– Полно тебе выдумывать, – возразила Аксаамай. – Когда я из винтовки стреляла, ты и то беспробудно спал.

Все дружно рассмеялись.

Гости веселились, только Айкан и Кенешбек не участвовали в общем разговоре.

Сагындык, не поверив тому, что Чырмаш временно работает в другом месте, старался понять происходящее и поэтому шутил и смеялся не так искренне, как всегда.

«Чырмаш еле-еле читает, какую это он работу выполняет, когда его прямое дело – пасти овец… Нет, все это не так, здесь какая-то дохлая собака зарыта. Ну, а если даже все это правда – почему приезжал сам начальник милиции и увез Суксур? Уж не натворили ли чего-нибудь Суксур и Чырмаш?»

Сагындыку все труднее было казаться веселым…

Гости поели и, когда стемнело, собрались расходиться по домам. Жена Эреше понесла в юрту миску с накрошенным козьим мясом и тазовой костью, которую оставили Эреше, как почетному человеку.

– Сагындык, – сказал Кенешбек, – оседлай мне коня тетушки Айкан. Съезжу к заставе…

– Нет, лучше поезжайте на моем, – возразил Сагындык, – конь Айкан захворал ночью…

Айкан, забывшись, чуть было не сказала, что конь у нее здоров… И, вспомнив свою утреннюю ложь, она покраснела. Но этого в сумерках никто не заметил.

– Может быть, он уже здоров, – несмело и тихо проговорила она.

– Если конь хворый, то зачем на нем ехать? – сказав это, Сагындык пошел седлать своего коня.

– У Чырмаша в отаре не хватило трех ягнят и двух овец, – сказал Кенешбек, – судя по тем овчинам, что висели у него в юрте, волки здесь ни при чем.

– Суксур частенько говорила, – вставил вернувшийся Сагындык, – «Не станет же мне председатель за паршивую овцу голову снимать»…

Кенешбек поморщился.

– А как в этом году, волки не шалят? – спросил он, видимо не желая говорить дальше о Суксур.

– Пока нет, – ответила Аксаамай.

– Волки стали менее храбрыми с тех пор, как чабаны ходят с ружьями, – улыбаясь, объяснил Сагындык. – Волки теперь охотятся на сурков.

– Да, председатель, чуть не забыла! – сказала Айкан весело. – Сагындыка надо премировать не меньше, чем двумя овечками.

– О! – притворно удивилась Айымбийке, – ты что, двух мышей поймал?

– Не спеши, тетушка, не спеши, – хохоча, заговорил Сагындык. – Дело было так. Мы с Темирболотом давно уже приловчились выгонять свои отары до восхода солнца. Недавно я особенно рано выгнал овец и добрался вон до того хребта. За ним местность пологая, травы по пояс, а сурков – целые косяки. Когда я появился, сурки встали на задние лапы и тревожно засвистали. Но почему-то от своих нор не отбегали. Взял я свой бинокль и вижу: из лощины ползет волк. Я сразу догадался, что подкрадывается он к суркам. Отвел я отару в сторону и, прячась за гребнем, побежал поближе к волку. На пути оказался небольшой кустик. Я за него. Вижу, в сотне метров от меня откуда ни возьмись два волка. Оба они бросились на одного сурка. Он пищал так жалобно, что мне стало его жаль. Прицелился, думал, хоть в одного хищника попаду, выстрелил. И вдруг оказались убитыми оба…

– Одной пулей? – удивилась Айымбийке.

– Да! Когда подбежал, то увидел, что пуля, прострелив самцу затылок, застряла во лбу волчицы.

– И не врешь? – смеясь, спросил Кенешбек.

– Верно, дядя! Если говорю неправду, то не видать мне ребенка, которого родит Аксаамай…

Аксаамай, недовольная словами мужа, резко вскочила с места и вышла из юрты.

– Мог бы таким образом и не клясться, – Айымбийке легонько ударила Сагындыка. – Зачем тебе было расстраивать Аксаамай?

Сагындык, растерянный, умолк.

– Хорошо, – проговорил Кенешбек, – я еще скоро буду здесь. Тогда обо всем поговорим…

Попрощавшись со всеми, Кенешбек поскакал к заставе.

А колхозники еще долго беседовали, шутили, смеялись. Никто из них не подозревал, что в эти минуты Темирболот все еще истекал кровью…

7

Кенешбек хорошо знал, что всегда лучше избрать дальний, но удобный путь, чем ближний, но опасный. Сегодня он, желая поскорее попасть к заставе, поехал по короткой, но крутой и запутанной горной тропе.

Председатель колхоза любил при случае похвалиться, что даже в самую темную ночь не заблудится в своих краях. Но на этот раз ему пришлось поплутать изрядно. Когда он уезжал с джайлоо, небо было полно звезд. Теперь же он смог убедиться, как темно бывает в горах ночью без луны, даже если светят яркие звезды.

Кенешбек сначала бойко погонял коня, но, отъехав километров шесть, стал более осмотрительным. Вокруг не было видно ни зги. Кенешбека со всех сторон обступила глухая темень. Он скоро совсем потерял дорогу – места казались незнакомыми. Принялся поглядывать на звезды, ища у них помощи. Но ориентироваться по звездам Кенешбек не умел…

Конь, измученный бестолковой ездой, то и дело оступался на скользкой дороге. Кенешбек чудом удерживался в седле. Он беспомощно оглядывался по сторонам, стараясь найти хоть бы одну знакомую примету, но в темноте по-прежнему ничего не было видно.

Вдруг конь грохнулся на землю. По счастливому случаю оставшись невредимым, Кенешбек поднялся сам, помог встать лошади и снова сел верхом. Но он почувствовал, что конь начал приволакивать ногу, ржал и беспокойно кусал удила. Свесившись с седла, Кенешбек стал ощупывать потную, вздрагивающую шкуру и внезапно задел рукой за камень. Он решил, что попал в лощину, где все завалено громадными валунами.

Кенешбек осторожно спешился, на ощупь добрался до большого плоского валуна и сел.

«Почему я не поехал по дороге, где ездят машины? – ругал он себя. – Давно уже был бы на месте. Вот до чего доводит неосмотрительность…»

Кенешбек с досадой стукнул кулаком по колену и вдруг сразу почувствовал боль в бедрах. Она возникла внезапно и была такой острой, что из глаз посыпались искры.

Как ни старался Кенешбек, он ничего не мог рассмотреть. Не было видно ни гор, ни коня, ни даже повода, который он держал в руке. Слышалось неспокойное покусывание удил и тяжелое дыхание усталой лошади.

Кенешбек прикоснулся к правой щеке – защипало. Он только сейчас понял, что щека до крови оцарапана.

Прошло много времени. Вдруг в ночную тишину ворвался далекий волчий вой. Конь заржал и сразу замер.

– Будь спокоен! Не смог найти дороги, но защитить тебя от волков силы хватит! – тихо проговорил Кенешбек, с трудом встал и ласково похлопал лошадь по шее.

Прошло еще некоторое время. На востоке зажглась Венера. Волчий вой становился ближе. Сперва выл только один волк, потом к нему присоединились другие. Конь вздрагивал и беспокойно ржал.

Кенешбек снял с плеча ружье, несколько пуль зажал между пальцами, чтобы быть готовым к нападению.

Венера понемногу поднималась все выше и выше, небо стало едва заметно светлеть.

Волков видно не было, но вой теперь звучал рядом.

Кенешбек, наконец, смог разглядеть, что сидит у края отвесной скалы. Сердце его невольно дрогнуло: если бы он в ночной темноте проехал еще несколько метров – лететь бы ему вниз вместе с конем в пропасть! И если бы шагнул в сторону от валуна, на котором сидел, не миновать бы той же участи. Теперь в полутьме он смог рассмотреть, где находился. Поняв, какой опасности он подвергался, Кенешбек так испугался, что на какое-то мгновение забыл о волках, которые были совсем близко.

Раздался громкий визг: волки, видимо, сцепились друг с другом. Этот визг напомнил Кенешбеку о новой, грозящей ему беде. Он пригнулся и, прижимаясь к валуну, осторожно обошел коня. Тот повернулся в сторону, откуда подкрадывались умолкнувшие волки, и замер, покусывая удила.

Светало. Кенешбеку теперь ясно были видны три волка и три волчицы – до них оставалось не более пятидесяти метров. Почуяв запах пороха, хищники, как по команде, сели, подняли к небу морды и дружно завыли…

Одна из волчиц, заметив движение Кенешбека – он стал прицеливаться – или просто почуяв опасность, щелкнула зубами в сторону матерого волка, вскочила, взмахнула хвостом и помчалась вверх по склону. Остальные продолжали сидеть неподвижно, уставившись на Кенешбека и его коня.

Когда раздался выстрел, хищники бросились врассыпную. Один из волков полетел кубарем вниз, но зацепился за камень.

Кенешбек выстрелил еще, но пули летели мимо волков, убегающих вверх по склону.

Кенешбек, прихрамывая и опираясь на винтовку, подобрался к лежавшему волку. Собирая силы, он дотащил его до коня и забросил на седло. Конь, ничуть не испугавшись убитого волка, стоял совершенно неподвижно.

Только теперь, когда солнце взошло, Кенешбек вспомнил предостережение отца Эреше: «Ночью опасно ездить в горах верхом…»

Кенешбек медленно двигался в сторону заставы на хромом коне – при свете дня Кенешбек знал, куда ему ехать, – и мысленно укорял себя:

«Вот ты, Кенешбек, впервые провел ночь в горах сырта. А помнишь, как ты хвалился, что найти дорогу ночью в этих местах – дело пустяковое. Порою даже бахвалился, что ты не менее храбр, чем прославленный Алмамбет[10]10
  Алмамбет – сподвижник Манаса в эпосе «Манас».


[Закрыть]. Теперь запомни покрепче, что ночь на равнине и ночь в горах – не одно и то же».

Раздумывая так, он и не заметил, как к нему подскакал Чернов с солдатом.

– Здравствуйте, Иван Петрович! – улыбаясь, сказал Кенешбек, когда оба они осадили коней совсем рядом с ним.

Чернов издали увидел и хромавшего коня и волка, перекинутого через седло. Капитан с удивлением всматривался в окровавленное лицо Кенешбека.

– Вы? – только и смог он проговорить.

– Неужели не узнаете? – улыбаясь, спросил Кенешбек.

– Что с вами случилось? – соскочив с коня, в свою очередь, задал вопрос капитан.

В двух словах Кенешбек описал свои ночные приключения, стараясь придать рассказу комический оттенок.

Чернов посмеялся от души, хлопнул камчой по голенищу сапога и, обращаясь к солдату, сказал:

– Товарищ Чумаков, перед тобой председатель, который всем должен указывать правильную дорогу!

– Товарищ Аманов убил волка, и это, кажется, оправдывает его. – Чумаков улыбнулся и задержал своего беспокойного коня, который волновался, почуяв убитого зверя.

– Это правильно, – согласился Чернов, смеясь. – А сейчас поможем ему и двинемся дальше. Надо скорее добраться до заставы – и конь и всадник изрядно пострадали.

…Всю дорогу Чернов не переставал шутить, стараясь развлечь Кенешбека.

– Слушайте, товарищ Чумаков, надо поточнее выяснить одно обстоятельство. Может быть, товарищ Аманов убил не волка, а овчарку какого-нибудь чабана? Мы обязательно поручим Сидорову установить истину. Сидоров – ветеринар, он все должен знать о четвероногих. Вдруг волк окажется не волком, а овчаркой!

Кенешбек не обижался на шутки Чернова… «Натворивший беду – хозяин беде». Ему ничего не оставалось, как отвечать улыбкой на слова капитана.

А Чернов старался отвлечь Кенешбека от мыслей о Темирболоте. Капитану не хотелось бы сейчас рассказывать, что положение Темирболота не из легких.

На заставе Кенешбеку перевязали щеку, а ветеринар занялся конем.

Председатель колхоза чувствовал себя очень усталым: позавчерашнюю ночь он тоже не спал – все время был с поливщиками на полях. С перевязанной щекой он вошел к Чернову.

– Иван Петрович! – сказал он обиженно. – Хотел пойти к Темирболоту, но ваш врач меня к нему не пускает.

Чернов, взяв под руку Кенешбека, вошел вместе с ним в комнату врача Семенова. Тот, догадавшись, о чем хочет попросить его Чернов, заговорил первый:

– Товарищ капитан! Вы сами знаете, какая тяжелая была операция у Медерова. Он ночью спал неспокойно, все время вскакивал…

– Значит, вы считаете, что никак нельзя? – для верности спросил Чернов. Ему не хотелось отказывать Кенешбеку, но и с врачом спорить он считал для себя неудобным.

– С полчаса только прошло, как он спокойно заснул… – проговорил Семенов.

– Неужели нельзя посмотреть хоть издали? – вдруг очень жалобно попросил Кенешбек.

– Эх, товарищ председатель! Как это вы, интеллигентный человек, сами не понимаете, что это лишнее, – проговорил врач с досадой, но сдался.

Он взялся за ручку двери и кивком головы пригласил назойливого посетителя за собой.

Чернов, явно обрадованный, что Кенешбек все-таки уговорил Семенова, последовал за ними.

– Но только ни малейшего шума и полное молчание, – предупредил врач.

Втроем они вышли на улицу.

Семенов на цыпочках первый приблизился к раскрытому настежь, но занавешенному окну. По его знаку Кенешбек понял, что надо следом за ним подняться на камень, лежавший у окна.

Семенов осторожно раздвинул занавеску, сначала заглянул в комнату сам, потом отстранился, чтобы в окно могли посмотреть Кенешбек и Чернов.

Аманов не поверил своим глазам. Лицо лежавшего с закрытыми глазами человека было смертельно бледным. Вместо кудрявых волос на голове торчал короткий ежик. Нельзя было понять – вылетает ли дыхание из бледных, плотно сжатых губ… Кенешбеку показалось, что он видит мертвеца. Он вздрогнул, слезы выступили на глазах. Кенешбек чуть было не крикнул: «Да жив ли Темирболот?», но сдержал себя.

Врач, заметив состояние Кенешбека, опустил занавеску и опять кивком головы предложил следовать за собой.

Когда они завернули за угол, врач спокойно произнес:

– Вот теперь хорошо. Он спит.

– Спит ли? – внезапно охрипшим голосом спросил Кенешбек.

– А вам показалось другое? Успокойтесь, вам волноваться вредно… Темирболот в пути потерял много крови. Мы были предупреждены и, как только его привезли, сделали ему операцию.

– А Темирболот… не останется калекой?

– Да нет, успокойтесь! Темирболот – счастливый. Нож не прошел в спинной мозг. Вот тогда дело осложнилось бы.

– Спасибо вам, – Кенешбек крепко пожал руку врачу, потом обнял его и поцеловал. – Спасибо и вам! – с этими словами он обнял Чернова.

– Молодец Медеров! Да еще какой молодец! – проговорил капитан. – Он, уже раненный, так ловко скрутил руку Урбаю, что я до сих пор поражаюсь. Если бы Медеров не догадался этого сделать, Урбай живым не сдался бы…

– Да, еще каким молодцом он держался у нас! – сказал врач. – Ведь ему было очень больно…

– Значит, он мужественно перенес операцию?

– Он даже не пикнул. Мне тридцать шестой год, на моем счету много операций, я видел немало людей. Но такого выдержанного человека, как Темирболот, еще не встречал… Не все терпят, когда у них просто вытаскиваешь занозу. А другие боятся даже простого укола. – Он было засмеялся, но вовремя вспомнил о Темирболоте.

– Видите, операция прошла удачно, – сказал Чернов, обращаясь к Кенешбеку, – товарищ Семенов считает, что нет необходимости перевозить Темирболота в Пржевальск.

– Да, необходимости нет. Скоро все будет в полном порядке. Пусть мать не волнуется, – Семенов легонько похлопал Кенешбека по спине.

– Но лучше, – сказал Чернов, – пока от Айкан скрыть ранение Темирболота. Можно ей сказать, что его послали в Пржевальск…

– Мне все ясно, – заметил Кенешбек, – но у меня к вам, товарищ Чернов, просьба: нельзя ли посмотреть на Урбая?

– И Урбай и Чырмаш в Пржевальске.

– Уже успели отправить их? Вот досада. А что они говорят?

– Урбай твердит одно: «Пейте мою кровь, не скажу ни слова». А то, что бормочет Чырмаш, понять трудно…

– Простите меня, Иван Петрович, – перебил капитана Кенешбек, – я, видно, задаю лишние вопросы. А мне пора возвращаться. Передайте от меня привет Темирболоту, когда это будет можно…