Текст книги "Чабан с Хан-Тенгри"
Автор книги: Касымалы Джантошев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Касымалы Джантошев
ЧАБАН С ХАН-ТЕНГРИ
Роман
Часть первая
Вместо пролога
Последнее письмо от мужа Айкан получила в то время, когда с каждым днем все сильнее разгорался огонь войны, и казалось, что с запада все явственнее доносится гул далеких сражений.
«Дорогая Айкан, – писал Медер, – как ты живешь? Здорова ли? Все время думаю о тебе. Как настроение, как работа? Как живут товарищи-друзья, знакомые и родичи?
Надеюсь, дорогая, что ты здорова. Ребенок растет? Если ты напишешь, как его назвали, отец догадается, кто у него – сын или дочка. Я очень тревожусь, когда думаю о маленьком. Это, видно, оттого, что отцом никогда не был… А может, он еще и на свет не появился?
Очень хочется, чтобы был мальчик – ведь сын всю жизнь носит фамилию отца. А дочка подрастет, выйдет замуж – и станут ее называть по-другому. У дочки появится новая родня, новые интересы. Недаром люди говорят, что „нет ничего хуже соли, ибо она тает не в масле, а в воде; нет хуже дочери, ибо она душой тянется не к своим, а к чужим“.
Прости, дорогая! Пишу черт знает что! Ты будешь права, если назовешь меня феодалом. На самом деле и девочка хорошо! Сын или дочь – все равно! Лишь бы ребенок оправдал наши надежды, со временем стал бы полезен людям! Нам с тобою больше ничего и не нужно. Кончится война, мы будем снова вместе, будем растить сына или дочку. Иногда я мечтаю о том, что наш ребенок в будущем совершит что-нибудь необыкновенное, овладеет какой-нибудь неизвестной профессией, например, и тогда наша фамилия прославится не только на Земле, но и на Луне и на других планетах. Вот здорово было бы!
Прошу тебя, моя Айкан, если у нас сын, то пусть он будет Темирболот Медеров, а если дочь – назови ее Темиркен.
Воспитывай нашего ребенка честным и смелым! В жизни надо быть готовым и к доброму и к худому. Если придется мне погибнуть, то пусть наш маленький вырастет таким, чтобы он мог и отомстить за отца и охранять честь матери. Если дети не слушаются родителей – они их позорят перед людьми! Пусть таких детей совсем не будет!
Мы с тобою любим друг друга. Нас ждет прекрасное будущее, поэтому наши дети должны быть хорошими и достойными!
Акиш! Теперь расскажу о себе.
Мы преградили путь фашистским разбойникам. Сейчас нас сменила другая часть, и мы отдыхаем. Через некоторое время снова пойдем в бой. Сама знаешь, что на войне некогда прохлаждаться.
Дорогая Айкан! Я еще не получил от тебя ни одной весточки. Когда мои товарищи читают письма из дому, мне остается только тяжело вздыхать.
Не стану скрывать, нет-нет, а порою мелькает мысль: „Почему моя Айкан не пишет? Может, она разлюбила?“ Но эти дурные мысли я гоню, потому что знаю тебя и верю тебе!..
Может быть, ты мне уже не одно письмо послала. Мы ведь не стоим на месте, и твои письма где-нибудь блуждают…
Ничего, я стараюсь сохранять бодрость.
Акиш! Как получишь это письмо, сразу ответь. Пиши по возможности чаще. Нет ничего милее солдату на войне, чем весточки от родных!
Чуть не забыл, дорогая моя Айкан! Снимись вместе с маленьким и пришли мне фотографию!
До свиданья, дорогая! Будь здорова, пусть будет здоров наш сын или дочка. За тебя, за нашего ребенка, за народ буду сражаться до последнего вздоха.
Фашистов победим обязательно.
До свидания, дорогая моя! Твой любящий Медер».
Айкан, прочитав письмо, немедленно ответила Медеру, что ребенок еще не родился, но ждать теперь осталось совсем недолго, сообщила все новости об односельчанах, а в конце письма прибавила, что с нетерпением и надеждой ждет возвращения мужа; за это время отправила ему пять писем, а в одно вложила свою фотографию.
Судьба оказалась жестокой к молодым супругам.
В тот самый день, когда у Айкан начались схватки и она старалась преодолеть боль, чтобы успеть добраться до больницы, почтальон принес извещение о гибели Медера.
В этот печальный день появился на свет Темирболот Медеров. Не только малютка, не только убитая горем Айкан, даже товарищи Медера по оружию не знали, что смерть джигиту принесла рука предателя.
1
– Темирболот не ребенок, а сущее наказание. Даже самому аллаху не нужно это сокровище: к этому сорванцу ни простуда, ни проказа не пристает! Пусть высохнут твои глаза, которыми ты смотрел на моего сыночка, пусть отсохнут руки, которыми ты касался моего Белека! Отец был цветом джигитов, а Айкан – свеча среди женщин… И кто бы мог подумать, что у таких родителей сын окажется разбойником и шалопаем? Чтоб тебе пусто было! Вот проклятье! Хотя бы привязывался к одному, а то никому не дает прохода! Все от него плачут! Тебе бы самому подавиться слезами!
Не однажды скандалила сварливая Калыйкан, не раз приводила своего Белека то с разбитым носом, то с исцарапанным лицом к Айкан или к директору школы.
Айкан старалась не слушать проклятий разбушевавшейся женщины, пыталась лаской подействовать на сына. Не помогало! Темирболот продолжал проказничать. Айкан пыталась его побить. И это ни к чему не привело. Темирболот, как назло, участил свои проделки.
«Почему вы ябедничаете? Чуть вас заденешь, вы уже бежите на меня жаловаться! Что вам нужно?! Из-за вас мне от матери попадает! Вам все сходит с рук, а обо мне идет худая слава!» – приговаривая так, Темирболот снова с ожесточением набрасывался на ребят, которые жаловались на него. Особенно доставалось Белеку.
Айкан не знала, что делать с сыном. На каждом педсовете возникал горячий спор о Темирболоте. Исключать из школы оснований не было: учился он отлично. Когда мальчик отвечал уроки, любо-дорого было слушать. Педагоги удивлялись его способностям. «Если бы все так учились!» – с восхищением говорили они. Но едва возникал вопрос о поведении Темирболота, даже самые опытные разводили руками.
– Может быть, Темирболот болен, – высказал мысль директор школы Садыр Калмурзаев и направил мальчика к врачу.
Темирболот оказался совершенно здоровым.
Вмешательство комсомольской организации делу тоже не помогло. Все усилия были напрасными. Шалости его не прекратились. Все помнили, что с первого и до девятого класса Темирболот был для всех примером, а теперь стал просто невыносимым. Никто не мог понять причины такой перемены.
И учителя и сама Айкан не раз спрашивали Темирболота: «Почему ты озоруешь? Почему не слушаешься?», но он спокойно, а порой дерзко отвечал: «Это никого не касается. Делайте со мной, что хотите. А „почему“ да „отчего“ не спрашивайте!»
Но он мог быть и послушным и исполнительным. Матери помогал по дому. Помогал и старушке Сайкал. У этой старушки три сына погибли на фронте, все три невестки уехали к своим родителям – она оказалась совсем одна. Темирболот приносил Сайкал воды, тростник на топливо, поил ее корову и телку, менял в хлеве солому.
Вечером Темирболот водил коня старика Ашыма на водопой. Старики не могли нахвалиться Темирболотом. А родители ребят, которых он обижал, осыпали его проклятиями. Дурная слава быстро росла.
Многие любовались Темирболотом, когда он в серой ушанке, в черном пальтишке, в кирзовых сапогах шел по улицам аила. Был он высок и статен, сквозь смуглую кожу пробивался здоровый румянец. Люди, помнившие Медера, находили, что с виду Темирболот – вылитый отец.
И в самом деле Темирболот очень был похож на Медера. Айкан, глядя на сына, всегда вспоминала своего рано погибшего мужа.
«Как давно ты меня покинул! От тебя у меня остался единственный сын. Все силы положу, чтобы поставить его на ноги. Если смогу его хорошо воспитать, выучить, то и в аиле меня будут уважать… Я должна сделать все, чтобы сильный его не обидел, кичливый не унижал».
Айкан решила всю свою жизнь посвятить сыну и замуж больше не вышла. А скольких женихов она отвадила! Темирболот подрастал. И вдруг начал озоровать. С каждой новой выходкой Темирболота все тяжелее ей становилось. Порою женщина впадала в отчаяние. Как она надеялась, что Темирболот вырастет настоящим человеком, станет ее опорой. Мечтала об этом, жила этой мыслью.
Не раз выходила Айкан из дому, смотрела в сторону школы и думала: «Кого сегодня будет дразнить Темирболот? От кого сегодня мне слышать проклятия?»
Черный плюшевый бешмет Айкан переливается на неярком солнце. Прохладный горный ветер шаловливо треплет платье из полосатого шелка, играет выбившимися из-под пухового платка волосами. Свежо, но женщина не чувствует холода. Вся подавшись вперед, она впивается глазами в сына, возвращающегося из школы домой.
Путь Темирболота лежит мимо группы школьников. Они, показывая пальцами на Темирболота, дружно толкуют о чем-то – возможно, уговариваются вместе напасть на озорника.
Темирболот с портфелем под мышкой шагает медленно и спокойно, чуть склонив голову вперед.
Школьники, чтобы пропустить Темирболота, разделились. Он молча прошел мимо, казалось не обратив на ребят никакого внимания.
Айкан облегченно вздохнула, но радость ее длилась недолго.
Отойдя метров десять, Темирболот кинул портфель на землю и побежал обратно к ребятам. Они бросились врассыпную.
Темирболот, не обращая внимания на других, ринулся за Белеком, который помчался в сторону школы. Темирболот быстро нагнал мальчика и сильно стукнул по затылку. Белек ничком упал на заледеневший снег, ободрал нос. По снегу расплылось кровавое пятно.
Айкан слышала, как Темирболот тихо, но очень сурово сказал:
– Если ты еще раз повторишь это слово, то пощады не жди. Предупреждаю тебя в последний раз.
Темирболот поднял портфель и зашагал к дому. Ребята стояли по обочинам дороги, с опаской глядя ему вслед.
Всматриваясь в злое, побледневшее лицо сына, Айкан поняла, что Темирболот услышал от Белека что-то очень обидное.
– Почему ты побил Белека? Что он тебе сказал? – взволнованно спрашивала она, подбегая к Темирболоту.
Тот молчал.
Айкан не смогла сдержать себя, ударила сына по щеке и бросилась к Белеку.
– Отвечай, за что тебе попало? Ты обругал Темирболота? За что он тебя ударил?
Белек, заливаясь слезами, ничего не ответил. Ребята, окружившие их, стали выгораживать Белека.
– Он ничего не говорил плохого.
– Темирболот прошел мимо вас молча? – допытывалась Айкан. – Почему же он вернулся, если Белек ничем его не обидел? Не станет же он ни с того ни с сего драться!
– Вы не знаете своего сынка. Он всех сам первый задевает, – зашумели ребята. – Никому не дает прохода!
Тем временем прибежала разъяренная Калыйкан. Она схватила Белека за руки, толкнула его под ноги Айкан и завопила:
– На, Айкан! Вместе со своим выродком берите беднягу на съедение. Не даете жить, измучили!.. Нет покоя! Ой-ой, Айкан! Возьми себе Белека! Отца его убили фашисты, а ребенка свои мучают в родном аиле!
Тут Калыйкан огласила улицу такой бранью, что Айкан заткнула руками уши и поспешила домой, заливаясь слезами.
«У ненавидящего зрачки широки». Так и получилось. Раз уж пошла по аилу о Темирболоте дурная молва, все начали на него сваливать. Заварил кашу Белек, а все обернулось против Темирболота. И это было уже не первый раз. Белек сам задирал Темирболота, а тот, не говоря никому ни слова, набрасывался на сына Калыйкан. Темирболота мучило, что насмешки Белека задевают отца, погибшего на фронте, и мать, вырастившую его. Темирболот был готов драться с кем угодно, кто чернит его честь.
Темирболот вбежал в дом раньше матери. Он бросил портфель на стол, снял пальто и шапку и, не притронувшись к еде, сел в угол.
В комнату вошла, громко поскрипывая туфлями, Жанаргюл – классная руководительница Темирболота, жившая у Айкан. Она всего лишь второй месяц работала в аиле. Поселилась она у Медеровых не только потому, что у них было просторно: Жанаргюл хотелось поближе узнать Темирболота, понять причину странных свойств его характера.
Жанаргюл лет за тридцать, она модно одевалась, закручивала густую длинную косу на затылке, двигалась стремительно, разговаривала громко и уверенно.
Заметив, что Темирболот над чем-то размышляет, Жанаргюл не стала ему мешать, пошла переодеваться в кухню. Туда, заливаясь слезами, вбежала с улицы Айкан. Жанаргюл подошла к огорченной женщине, положила ей руку на плечо, ласково сказала:
– Айкан, не печалься. С Темирболотом я поговорю сама…
Войдя в комнату, она тихонько села рядом с Темирболотом, погладила его по руке.
– Акиш, иди тоже сюда, хватит плакать. Мы живем одной семьей – нас трое. Давайте потолкуем. Может быть, Темиш осознает свою вину и бросит баловаться. Тогда все станет на свое место!
Темирболот вскочил и, глядя Жанаргюл в глаза, проговорил:
– Простите меня. Но я не виноват…
Айкан подняла заплаканные глаза на сына и с досадой произнесла:
– Как это ты вдруг не виноват? Почему уже год из моих глаз не перестают литься слезы?..
Рыдания перехватили Айкан горло.
– Перестань, Акиш! – сдержанно сказала Жанаргюл. – Может быть, Темирболот и прав. Может, мы допускаем оплошность, не выяснив все как следует, и напрасно обвиняем Темирболота.
– Именно напрасно! – почти выкрикнул Темирболот.
И, как бы досадуя, что проговорился, юноша вспыхнул, покачал головой и снова сел рядом с Жанаргюл.
2
Уже десять лет Жанаргюл Бакирова работает в школе. Она считалась одной из самых опытных учительниц не только в районе, но и во всем Иссык-Куле.
Она сразу замечала, кто из учеников не слушает и думает о чем-то постороннем, безошибочно угадывала, что этот из-за домашних неприятностей не выполнил задание, а тот за шалости был наказан родителями. И также безошибочно определяла, кто не знает урока и старается скрыть это от нее.
Выступая на совещаниях, Жанаргюл часто говорила, что педагогу крайне необходимо быть психологом. А сегодня Темирболот поставил ее в тупик. Вот уже сколько дней она живет в его семье, а он все еще остается для нее загадкой. Она старалась по-всякому воздействовать на Темирболота, но не смогла расположить его к себе и узнать причину его грубости с ребятами. По ее мнению, она оказалась слабее Темирболота. Кто-то сильной рукой вышиб из ее рук оружие, и она не может наступать…
«Простите меня! Но я не виноват» – как понять эти слова?.. Ни десятилетний педагогический опыт, ни навыки психолога ей не помогали.
«У человека шесть граней, двенадцать характеров» – так говорят в народе. Среди людей встречаются природные скандалисты. Перед ней один из таких – Темирболот. Ему минуло шестнадцать – пошел семнадцатый. Это уже далеко не ребенок. Подобно тому как град выбивает из колосьев зерна, жизнь выбила из Темирболота детство. Перед Жанаргюл как бы прошла вся жизнь Темирболота, когда-то рассказанная его матерью. Мальчик рос без отца. Молодая Айкан сама выкормила сына, сама должна была его воспитать. Никто не помогал Айкан по хозяйству. Она одна хлопотала по дому, одна работала в поле.
Да, у каждого своя судьба!.. Айкан не могла быть неотступно с сыном – то надо выбежать за дровами, то подоить корову. А что делает маленький Темирболот? Лежит и пищит в бешике[1]1
Бешик – детская люлька.
[Закрыть], с невытертым носом, в мокрой пеленке.
Да… бывало и так.
Он подрос, начал ползать. А кому было за ним следить? Зола… Темирболот лез в золу… Порезал ладошки, все коленки в ссадинах…
«Сироте – семь палок» – говорят в народе. Темирболоту попадало от земли, пока он с ней не освоился. Начал делать первые шаги – падал в ямы, тонул в арыках.
В те годы в колхозе еще не было яслей. Айкан оставляла Темирболота у старушки Сайкал, уходила на работу.
Всех дел не переделаешь! Стоило старушке за что-нибудь взяться, Темирболот без пригляда сразу набедокурит. Сайкал только и оставалось причитать: «Если бы сыновья мои вернулись с войны, то и невестки мои были бы дома. Одна бы из них присмотрела за Темирболотом!» Ребенок, глядя на слезы старушки, тоже начинал плакать. Придет Айкан, застанет и старушку и мальчика в слезах, сердце сжимается.
Решила Айкан оставлять Темирболота у аксакала Ашыма. Но Сайкал не соглашалась:
– Темирболот растет без отца – сирота. Я тоже живу без семьи и детей. Одиноким вместе быть легче, они понимают друг друга. Ты, Айкан, не волнуйся так. Когда Темирболот станет старше, он соколом взовьется в небо!
Старушка Сайкал и аксакал Ашым любили Темирболота, рассказывали ему сказки, забавные случаи из жизни. Темирболот рос сдержанным, задумчивым. Пошел в школу, хорошо учился. Своими способностями он радовал не только мать, Сайкал и Ашыма, его успехами гордились многие жители аила, которые помнили Медера.
Темирболот рано начал понимать, что он у Айкан единственная опора и надежда. Пока Айкан днем работала в колхозе, он управлялся со всеми домашними делами. С десяти лет он возился в огороде – сажал овощи, полол сорняки…
Все шло хорошо. Почему же Темирболот стал таким драчуном и забиякой?
Учительница исподлобья наблюдала за юношей.
В комнате было тепло. Темирболот снял рубашку и остался в майке. Жанаргюл отметила сильные, крепкие бицепсы, широкую грудь, железную мускулатуру, перевела взгляд на крепкие руки с широкими ладонями.
«Да, да… он с малых лет знает, что такое труд. Нелегко ему приходилось. Вот он и вырос жилистый, неутомимый, сильный. Умеет держать язык за зубами… Его секреты запрятаны глубоко. Если бы не так, давно бы все стало ясно. Товарищ Бакирова, ты чего-то не поняла… Поверила на слово не очень внимательным педагогам, недостаточно критически отнеслась к жалобам ребят. Ты, преподаватель и психолог, допустила большую оплошность. Не подумала, что Темирболот испытал больше многих сверстников, что он лучше других молодых парней знает жизнь. Какой же ты педагог, если не старалась заглянуть ему в душу, не подумала об особом к нему подходе? Относясь к его выходкам, как к ребяческим, ты многое недооценивала. Но самое важное – ты не постаралась разгадать, что он затаил. Что же? И что теперь делать? Где найти ключ к его сердцу?»
– Темирболот, – обратилась она к нему после некоторого раздумья, – хочешь, я расскажу тебе про свою жизнь?
– Расскажите, очень интересно, – быстро ответил Темирболот, сел поудобней и приготовился слушать.
– Айкан, кончай плакать! Я расскажу вам о себе. Может быть, это поможет нам жить дружнее.
Айкан кончиком пухового платка вытерла слезы, подсела ближе к Жанаргюл и попросила:
– Рассказывай!
Жанаргюл сбросила с плеч шаль и заговорила:
– Отец мой тоже из Иссык-Куля. Он, закончив ученье, поехал на юг Киргизии, остался там работать и встретился с моей будущей матерью. Они поженились. В мае 1930 года я появилась на свет. Видно, я родилась несчастной. Отца и мать вскоре убили басмачи. Меня приютила соседка, выкормив грудью, – у нее родился сын почти в одно время со мною. Но, как говорят, на бедного Макара все шишки летят. Когда нам с молочным братишкой исполнилось по пяти лет, умер мой приемный отец, а следом – и мать. Соседи, посоветовавшись, отдали нас в детский дом в городе Узгене.
Очень тяжело ребятам, которые помнят ласку отца и матери, на первых порах привыкать к детскому дому. В те годы условия там были неважные. Не хватало одежды, не было постельного белья. Особенно плохо было с питанием. Я не помню, чтобы мы хоть раз наедались досыта. Старшие ребята отнимали часть той скудной пищи, которая предназначалась нам с братишкой. Сопротивляться было бесполезно. Если видели воспитатели, они вступались, а без них – ходили голодные. Мы с братишкой часто болели, были истощенные и слабенькие. Что только к нам не приставало! Ребята не хотели с нами играть. Мы становились все угрюмее и угрюмее. Порой мне хотелось поколотить обидчиков…
– Правильно! – перебил Темирболот, вскакивая с места.
– Но я этого не делала! – улыбаясь, возразила Жанаргюл.
– А зря! Впрочем, тогда вы были еще маленькая! – Темирболот тяжело вздохнул, досадуя, что Жанаргюл не удавалось в то время постоять за себя.
– Нам исполнилось по восемь лет, и мы пошли в школу, – продолжала учительница свой рассказ, – окончили десятый класс в Узгене, затем поступили во Фрунзе в пединститут. Брат после окончания института пошел в аспирантуру, а я работала, чтобы ему было легче учиться. С тех пор вот так и работаю. Муж мой тоже был учителем.
В прошлом году он умер. – Она помолчала. – Вот, Айкан! Вы с Темирболотом теперь все обо мне знаете.
Я никогда не брала чужого, не интересовалась сплетнями, старалась всем делать только хорошее. И от друзей, – Жанаргюл улыбнулась, – никогда ничего не скрывала. Я таю свои мысли и поступки только от врагов! Скрывать что-то от друзей я считаю бесчестным…
Темирболот вздрогнул и внимательно посмотрел на Жанаргюл.
Учительница заметила, что ее слова произвели на Темирболота впечатление.
– Мой молочный брат Кенеш, – после недолгой паузы снова заговорила Жанаргюл, – сейчас живет во Фрунзе, работает в Академии наук. У него два сына и дочка. Хотя мы с ним и чужие по крови, но любим друг друга, как родные. Однажды, когда мы еще учились с ним в пединституте, я заметила, что брат начал что-то от меня скрывать, я его расспрашивала, а он отмалчивался. Позднее все выяснилось. Оказалось, что один из его товарищей однажды неудачно пошутил. «Кенеш, – сказал он моему брату, – я слышал, что твой отец совсем не тот, про кого ты думаешь… Твоим отцом был грабитель, который по ночам лазил по квартирам». Кенеш вспыхнул и бросился на обидчика. Их разняли. Кенеш затаил в себе злобу против этого парня. Как-то тот снова повторил свою глупую шутку. Кенеш, недолго думая, расквасил ему нос.
– Вот здорово! Молодец! – хлопая в ладоши, крикнул довольный Темирболот.
– Совсем не молодец, а, наоборот, глупый человек! – возразила Жанаргюл. – Нос у этого парня так и остался изуродованным. Кенеша чуть было не исключили из комсомола, объявили строгий выговор за хулиганство. Мне за то, что не смогла повлиять на брата, объявили выговор. А если бы он не скрыл от меня этот случай, скандала могло бы и не быть.
– Почему? – удивленно спросил Темирболот, заглядывая в глаза Жанаргюл.
– Воспитывавший меня человек – настоящий отец Кенеша. Я рассказала бы все обидчику Кенеша, объяснила бы, что такими вещами не шутят… Задира просто извинился бы перед Кенешом за глупые шутки, и, может быть, они остались бы друзьями.
– Обязательно остались бы друзьями, и никакого скандала бы не было, – вставила Айкан, все время сидевшая молча.
– После этого случая Кенеш поклялся никогда от меня ничего не скрывать… Конечно, первому встречному не следует выбалтывать свои секреты, но у любого человека должен быть друг, с которым нужно всем делиться – и плохим и хорошим.
– А если это такая тайна, – с трудом выговорил Темирболот, – о которой рассказывать стыдно? Оттого и приходится вымещать злобу молча. – Он покраснел, нагнул голову и от волнения не смог продолжать.
– Стыдно рассказать матери? Ну, если ты ее стесняешься, хотя это для нее оскорбительно, скажи мне… Мне не можешь – поделись с кем-нибудь другим. Я наблюдаю за тобою и вижу, что у тебя есть какой-то секрет и ты его ото всех прячешь… Может быть, в этом и причина твоих безрассудных поступков…
– Простите меня, – снова прервал учительницу Темирболот, – я все расскажу, но расскажу только вам.
Взглянув на Айкан, Жанаргюл заметила, что та готова заплакать от радости.
