Текст книги "Я – Ворона (СИ)"
Автор книги: Карина Вран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Пара мгновений ступора, затем дева срывается на бег. Дальше серия динамичных сцен с преследованием, бегом (в исполнении убийцы, не девы) по крышам, с маневрами испуганной, но смелой девицы… Мы снова переезжаем на «рынок», там же бодрее бегать, опрокидывая лотки и рассыпая товары.
И тем эффектнее будет появление спасителя. Этот тоже скрывает лицо, но вступает в бой с убийцей. Успех очевиден, как и то, что спаситель технично свалит дальше по своим делам. А дева останется. Осознавать, что с ней стряслось. И думать: как ей быть теперь?
Нет, у этой нации точно особое мышление. Зацените: всю ее семью убили, чуть не добавили и ее саму в список жертв, ей некуда идти – убийцы ж там, а она… Роняет одну слезинку, затем вспоминает, что на поясе ее спасителя висела роскошная нефритовая подвеска (рожу шелком завесил, а нефрит убрать не догадался, угу). Значит, дева сможет опознать своего героя, однажды с ним встретившись.
И вот, на фоне всего этого, она… улыбается.
Только тут я понимаю, что уже видела эту актрису, но тогда на ней было куда больше макияжа. И цветы другие, и наряд. М-да. Я вспомнила, куда по сценарию протухлой конины заведет эту девушку поиск героя. В бордель.
– Здесь закончили. Все молодцы, – Ян иногда даже хвалит своих подчиненных, надо же. – Мэйли, мы перемещаемся. Ты с нами?
– На другую улицу? – встряхиваюсь, а то мысли какие-то тяжелые фоном пошли.
– Нет, в закрытый павильон, – отвечает щегол. – Из новых. Пожалуй, один из самых интересных.
Он тут же отвлекается, накидывает подчиненным ряд заданий, по перемещению техники и прочим важным моментам. Понятно, что мужик в деле, но мне-то как теперь дотерпеть до этого «самого интересного»? Так всегда: заинтригуют и прервутся на самом интересном месте!
Безобразие!
[1] 春秋(кит). [chūnqiū] – вёсны и осени.
Глава 6
Поначалу обещанный павильон не впечатляет. Даже разочаровывает слегка. Ну да, он имитирует подземный грот. Служит местом встреч для собраний некоего тайного общества. Длинный тоннель-коридор, подвесные фонари, множество низких свечей, неровные стены, ломаные тени играют похлеще актеров массовки.
– Режиссер Ян изначально хотел снять эту часть в пещере Шихуа, – тихонечко просвещала меня Чу, пока сам режиссер раздавал указания младшим сотрудникам. – Это совсем недалеко от столицы, пятьдесят километров. Но организовать там съемки не удалось.
– Дорого? – задала я, возможно, излишне серьезный вопрос для своего возраста.
– Не могу знать, – ответила У-у-у. – Все, что я знаю: режиссер Ян был страшно недоволен. К счастью, освободился этот новый комплекс. Гнев режиссера удалось унять.
Я поставила мысленно галочку: раскрутить родителей на осмотр той пещеры. А то предпочтения щегла уже как-то сами собой ассоциируются с чем-то хорошим. Ян Хоу, несомненно, обладает вкусом.
В тоннеле снимают шествие безликих фигур в черном. Общий сбор тайного общества убийц, как я понимаю. Следующая часть уже любопытнее. Тоннель ведет в пещеру с высоким сводом. Если не знать, что это все ненастоящее, можно и поверить.
Прям похоже выглядит: ярусы, выдолбленные в породе, лестницы в камне, хлипкие поручни из длинных бамбуковых стволов, кое-как связанных между собой веревками.
В этой пещере главгад – злодей в маске, принимает отчеты от исполнителей и раздает задания. Не прям сам между бегает от одного к другому. У гада есть помощники, убивашки на побегушках. Тоже в масочках.
Тут я долго не выдерживаю, потому как во имя загадочности в пещере запускают генераторы тумана. Мне начинает щипать глазки. Чу спешит увести меня в третье помещение, там вроде как личная комнатка главгада.
В ней он, ясное дело, не живет: тут никаких удобств для постоянного проживания. Скорей, сюда он ходит привести мысли в порядок. Подумать о высоком: статусе и горе из золотых слитков, например. Или, с учетом глубинного расположения, о самых мерзких низостях, на какие только способен человек ради достижения своих целей.
Думам должны способствовать высоченные красно-коричневые колонны и деревянная резьба перил. Дерево изящной «рамкой» обрамляет вид из «окна». Здесь кончается одна гора и высится другая. Узкое пространство не пустует: деревья и кустарники тянутся к свету.
– Они живые? – спрашиваю на бегу к густому мелколиственному растению.
– Кажется, да, – без уверенности отвечает Чу. – Хоть я и не понимаю, как это возможно. Локация отстроена четыре месяца назад. До нас здесь сняли только одну дораму. Как бы успели вырасти взрослые деревья?
Похоже, что наедине со мной наша бледная моль раскрепощается. Потому как на меня вываливают (без спроса) информацию, что Ян Хоу ненавидит декорации с искусственными растениями. Для съемок под его руководством обычно арендуют множество живых растений в кадках и горшках.
Проволочные ветки, пластиковые цветы – это, по мнению режиссера, дешево, убого и безвкусно. Я обратила внимание, что даже красный гибискус в волосах актрисы ранее (та, которая «дева в беде») был живой. Вроде бы зафиксированный лаком, но это не точно: я так близко не подходила, чтобы точно сказать.
Тут же, как показал следственный эксперимент (следствие ведут малыши), растения стояли в углублениях, в больших замаскированных кадках с автополивом. Нарочито грубые камни, колонны и перила отлично прикрывали горшки-переростки. Особенно, если смотреть от входа прямо в «рамку» из дерева. А вид достойный, взгляд притягивает только так.
И только я подумала, что поняла, о чем говорил Ян Хоу, зазывая меня в интересное место, как от входа (мы-то в изысканиях ушли в сторону) раздалось:
– Включайте воду.
Повеление Яна Хоу преобразило зал. Так, я поняла, зачем перед «рамкой» дыра в полу. Туда стекает вода, причем прямо из-под камней. Слишком ровно, чтобы казаться естественным, но очень эффектно.
А между колонн на фоне горы и зелени журчит… водопад.
Я раззявила рот, лицезрев сию картину. Да-а, это стоило увидеть. Причем не с экрана телевизора, а вот так, вживую.
– Работает, – крикнул щегол кому-то невидимому из-за булыжника. – Тао, как тебе? Стоило пропустить дрянной обед, чтобы прийти сюда раньше других?
– Впечатляет, – по голосу я опознала оператора. – Но с тебя все равно ужин. Вид хорош, не хуже Шихуа. Жаль, мы тут не первые.
Чу дернулась было, чтобы пойти поприветствовать режиссера, но что-то дернуло меня, а я – её. Меня, наверно, интуиция, её – мои пять пальцев за штанину. Мы за камнем (плевать, что бутафорским) и деревом. Не видно нас, а если не шуметь, то и не слышно.
А я хочу понять (для себя), что за человек Ян Хоу. Люди нередко раскрываются в общении с приятелями отчетливее, чем в казенных разговорах с сотрудниками. Значит, что? Прикидываемся кустиком и не шуршим веточками.
– Играть со временем я пока не научился, – веселье отчетливо слышно в голосе режиссера. – Придется тебе снять так, чтобы любой сказал: они не первые, они единственные.
– Ох-хо, – подавился смехом-кашлем Бу. – Твои запросы не становятся скромнее.
– Что поделать. Стандарты индустрии повысились. Надо соответствовать, а еще лучше – превосходить. Но теперь у меня есть муза.
– Я не ослышался?
– Нет. Всю жизнь считал, что коллеги сильно приукрашивают роль их так называемых муз. Якобы те их вдохновляют, дают направление творчеству. Думал, речь о горизонтальном направлении. Зря смеялся.
– Ты это серьезно, Хоу?
– Никогда не был серьезнее. Правда, моей музе два года. И любой, кто пошутит про направления, получит от меня штативом.
– Ай-ё… Тебя поздравить или выразить сочувствие?
– Не знаю. Но сам посуди: у нас всё получается.
– Кроме пещеры Шихуа.
– Забудь про Шихуа. Сделаем лучше. Тао, мой взгляд никогда не был таким ясным. Всё буквально искрит. Что говорить: даже господин Лянь проникся. А его слово в нашем деле дороже нефрита.
– Тогда у меня есть для тебя отличная новость, друг. Время цветения красавицы коротко, а твоей музе увядание не грозит еще долгие годы.
– А ведь ты прав. Но есть еще кое-что. Меня тревожит ее мать.
– С ней-то что не так? Такая милая и вежливая женщина.
– Еще скажи: простушка. Нет, Тао, в госпоже Лин есть какое-то несоответствие. Загадка. Или я совсем ослеп.
– Любишь дом, люби и ворон на его крыше.
– Ха! Псевдоним Бай Я придумала маме Мэйли.
На этом моменте приятелей прерывают. Шум шагов, голоса, какой-то металлический звук. Пока здесь не соберется толпа, лучше не выползать из-за кустика. Чу так на меня таращится, что понятно: ей не надо объяснять всю преждевременность выхода из укрытия. Сидим в «засаде», и я вспоминаю, говорила ли мама при мне о воронах, крыше и любви.
Скорее всего, нет, я бы запомнила. Про ворон-то! Вряд ли про дом тут – буквально. По логике, если собрать крупицы моих знаний местного языка и понимания завихрений хода мыслей аборигенов, выходит что-то вроде нашего: «Любишь меня – люби и мою собаку». То есть, симпатию к конкретному человеку стоит распространить на всё его окружение. Хех, если я права, наш оператор еще и философ.
Новость про музу – это, конечно, нечто. Нежданчик в полном смысле того слова. Отжег наш благородный тополь по полной. Муза… С чем вообще едят ваших муз, уважаемые жители Поднебесной? У вас же всё не как у всех. Не знаешь, чего теперь ждать бедной маленькой вороне.
Одно радует: о неверных направлениях режиссер не думает. Гора с плеч. Как минимум – бутафорская каменюка, что нас заслоняла. Кстати говоря: там народ подтянулся, можно уже на фоне рабочего беспорядка тихонечко за спинами проскочить.
Что мы и делаем. Реализуем успешно, даром, что стелс мне, как умение, не выдали. Поворачиваюсь к Чу лицом, прижимаю ладошку к губам. И пальцами затем вдоль губ провожу, как бы застегивая молнию. Хризантема судорожно кивает и кусает губы.
Вот и проверим, болтушка ты или нет, скромная наша помощница. Я ставлю на «нет», но чем местные демоны не шутят? А если и «да». Кто ей поверит?
– Мэйли? – встрепенулся Ян при виде меня. – Думал, ты вернулась в отель.
Мотнула головой.
– Гуляла, – нарисовала пальчиком в воздухе круг. – Дым резал глазки.
Спиной чувствую, как бьет крупная дрожь тело младшей помощницы Чу. Так боится попасться на подслушивании разговоров старших?
– Молодец, что сказала, – кивнул щегол. – Буду иметь ввиду при дальнейшей работе.
Улыбнулась в ответ. «Во всех дальнейших работах», – послышалось мне. Так-то я не против побыть чьим-то вдохновением. И методы работы Яна Хоу меня вполне устраивают.
Съемки в рукотворной пещере идут бодро и четко. Бу что-то бурчит между сценами (я уловила краем уха про задачи из разряда неосуществимых). Но это, как мне кажется, он прибедняется: кадры просто шикарные получаются.
А я, сидя в непосредственной близости от монитора, кажется, начинаю улавливать то, что щегол назвает: «искрит». Искры между актерами, искры в каплях воды, искрят даже капли на опрысканных младшими сотрудниками листьях.
А когда пара убийц в масках устраивают тренировочный поединок перед водопадом, искры сыплются почти что фейерверком. Эти два душегуба практически весь сериал будут в масках, та что режиссер сразу и поставил каскадеров с навыками короткоклинкового фехтования на роли. Ребятам не лицом играть, а телом и умениями. И как они это делают!
Я с открытым ртом отслеживаю их схватку, порой забывая дышать. Эти двое используют всё: камни, верхушки деревьев (страшненько, что навернутся, но обходится), перила, колонны, ступени…
Главгад наблюдает со стороны. Маска закрывает лицо полностью, но глаза посверкивают на особо ярких моментах. Эти вспышки чутко ловит одна из камер.
Напряжение в воздухе, такое, будто бой в самом деле идет насмерть. Он и завершается эффектно: победитель толкает побежденного, швыряет в каменную чашу с водой.
Скупые хлопки от главы тайного общества. Ленивое замечание, диссонирующее с огнем в глазах.
– Долго.
Выбирается из бассейна проигравший. Прихрамывает, оставляя за собой мокрые следы. Струятся на камень вода и кровь (таки бутафорская, так шепчет мне Чу в паузе между дублями). Будь тут мамуля, мне бы уже наверняка закрыли глазки. Хризантема до такого не додумывается, и не портит мне весь эффект. А за справку – спасибо. Я б сказала: возьми с полки пирожок, но тут нормальных (в моем понимании) пирожков не сыскать. Ну, или я не в тех местах ищу.
– Еще разок, – сообщает «убийцам» Ян. – Больше движений в воде. Ты, – это он к «победителю». – Качнись, покажи, что ты тоже ранен, но намерен скрывать любые проявления слабости. Кто-нибудь, приготовьте ему кровь. Сплюнешь потом за колонной.
Каскадер кланяется, затем робко указывает на маску.
– Приподнимешь, – отмахивается щегол. – Больше загадочности, когда хоть что-то приоткрыто.
Спустя двадцать дублей и еще пяток режиссерских идей, как бы еще улучшить эпизод, у нас заканчивается кровь. Ян Хоу – тот еще кровопийца, оказывается, всю кровушку из бедных помогаек вытянул.
– Перерыв, – рявкнул этот тиран. – Что за бесполезные оправдания? «Мы не думали»… Конечно, вы не думали. Вы к этому попросту не способны. Живо, раздобудьте еще. И чтобы состав был тот же!
– А он бывает разный? – шепотом спросила я у Чу.
В театральной студии мы обходились без крови: замучаешься ведь с деревянной сцены смывать ее. Для ран – да, но там всегда было что-то на основе пищевого красителя, желатина и еще чего-то, забыла уже.
– Конечно, – закивала моль моя бледная. – Она ведь разная и льется из разных ран. А еще режиссер Ян предпочитает более светлые оттенки. Они ярче и выгоднее смотрятся в кадре.
Ну да: на фоне темных красно-коричневых колонн темная кровь смотрелась бы хуже. Сливалась бы с фоном. Сколько тонкостей! А еще та красненькая подделка, что для рта, непременно должна быть съедобная.
И что при съемках одной из прошлых работ господина Яна вместо крови применяли шоколадный сироп. Это щегол какой-то западный опыт перенял, но использовал его не в черно-белом кино, а в цветном. С этой стилизацией спорили многие кинокритики, но никто не остался равнодушным.
В общем, Ян Хоу у нас эстет не только относительно подбора локаций. Но и в таких, казалось бы, мелочах, как оттенки и состав заменителя крови.
А бедным-несчастным работничкам бегать и после каждого дубля смывать все разводы. Благо, тут можно прямо из шланга полить. Алого не так много льют, чтобы в каменной чаше вода заалела.
Пока длится перерыв, встаю, чтобы размяться. Сидеть на одном месте долго и тихо – то еще испытание. Топаю к водичке. Остальное-то я уже глянула вблизи. И, раз на то пошло, мне еще в той жизни нравилось гулять у воды. Даже просто сидеть, слушать плеск волн о гранит набережной, было в радость.
Воронам, как и прочим крылатым, ближе воздух. Но и без воды им не прожить. Мы с Чу постояли на узком открытом уступе, всласть налюбовались водопадом. Затем спустились по ступенькам к той воде, куда швыряли побежденного убийцу.
– Господин Ян! Как хорошо, что я сумела вас отыскать.
Незнакомый голос – это любопытно, он заставил меня обернуться. Там обнаружилась дамочка, которая сопровождала на кастинге звезду нашу яркую, Лин Сюли. Я еще гадала тогда, кто она. На мать не похожа, слишком просто «экипирована». Тогда это был черный костюм с белой блузкой, нынче брюки и рубашка, опять же, черные. Никаких украшений, макияж отсутствует.
Это как воткнуть в куст акации цветущую орхидею. Сказать: сей цветок произошел от этого куста. Вот примерно такая же «родственность» у звездочки и женщины-тени прослеживается.
– Чу, подвинься, – прошу вполголоса.
И прям ручонками тяну ее за штанину, чтобы встала, как надо. Как надо – это между мной и любительницей черного. Ниндзюцу японское отчего-то приходит на ум при виде этой нарочитой неброскости. Кстати, если нашим феям пуховок и кисточек дать помагичить над этим лицом, получится весьма выразительно. И краше, чем перевоплощение Чу, с такими-то исходными данными. Но тень предпочитает оставаться тенью.
Определенно, я должна узнать, зачем она искала щегла.
– Внимательно слушаю вас, госпожа…
– Ян, – низко кланяется женщина, я вижу небрежный пучок пониже затылка. – Простите мое невежество. Мы не были должным образом представлены. Ян – как баран.
Овца, тут же перевожу для себя я. Черная.
– Ближе к делу, госпожа Ян, – невежливо кивает Ян, который тополь.
Бесы-демоны, как же тяжко с этими созвучиями! Кажется, я никогда к ним не привыкну.
– Простите, что отвлекаю, – она гнет спину, но мне мерещится не раболепство в этом действии, а чуть ли не угроза, сдержанная, замаскированная. – Я здесь по поручению молодой госпожи Лин.
– И что же теперь понадобилось от меня… – крепко сжимает веки щегол (додумываю: век бы не видеть). – Молодой госпоже Лин?
– Речь о сцене в пруду, – отвечает тень. – Той, где принцесса должна потерять равновесие и упасть в воду.
Оп-па! Неужто тень черной овцы и есть великий скрытый мастер, виртуозно проворачивающий всякие делишки в пользу Лин Сюли? Удачно мы зашли, присели у водички.
Впрочем, не спешу с выводами. Сначала стоит дослушать, что еще местная скрытница выскажет.
– Наши люди проверили пруд, – Ян морщится. – Глубина в выбранном месте не доходит до локтя. Это полностью безопасно. Также на съемочной площадке будет присутствовать врач. Сохранность здоровья вашей госпожи – наш приоритет.
– Эта недостойная выразилась недостаточно точно, – шея тени, мне кажется, сейчас треснет. – Молодая госпожа Лин предлагает увеличить глубину. Сцена с полным погружением даст возможность зрителю лучше прочувствовать эпизод.
Лин Сюли два года и девять месяцев. Вы хотите сказать, уважаемая, что она сама до такого додумалась? Серьезно? С такой кирпичной рожей вы это говорите?
На этот выпад щегол отвечает не сразу.
– Прошу, подумайте над предложением госпожи Лин, – еще один поклон под девяносто градусов. – Эта недостойная уйдет первой.
Разворот.
– Стойте, – приказывает Ян Хоу. – Первое: я не стану подвергать риску доверенную мне несовершеннолетнюю актрису. Второе: ближайшая студия, оборудованная для полноценной подводной съемки, находится в Шанхае. Другая в столице. Третье: при всем уважении к рвению госпожи Лин, это все еще моя картина.
«И хватит уже лезть в нее своими загребущими лапами», – заканчиваю мысленно.
Тень кланяется снова, и опять я не вижу в поклоне и грана почтительности. Молча удаляется.
Я тяну У-у-у ко всем. Хочу погреть ушки. По-любому ведь будут шептаться об этом визите женщины-тени работнички. И верно: кто-то тихонечко выступает за отказ режиссера. Кто-то спрашивает, а умеет ли плавать такая малышка? Другие восхищаются смелостью и самоотверженностью звездочки.
Лично я обалдеваю от запредельной наглости Сюли и ее команды. В прошлый раз я думала, что дерзостью звезда наша яркая пробила потолок и крышу. Теперь вот вижу, что она всего лишь нижний этаж многоярусной пагоды продырявила. А сколько их там всего, этих этажей… Только самой Лин Сюли (и, как выяснилось, ее тени) известно.
– А вы умеете плавать, госпожа Ли? – спрашивает одна из гримерш.
Задумалась и пропустила подоплеку вопроса. Хм. И как ответить? Честно, что я ворона водоплавающая, в той еще жизни наученная? Спешу и падаю.
Мэйли еще не учили плавать. В бассейн для малышни я так и не надумала на платной основе сходить. Решила, что в рамках посещения детского сада успею набультыхаться.
Так что вместо ответа я пожала плечами. Мол: не знаю, о чем это вы вообще? В самом деле, я не знаю, как это тело себя поведет в воде (не считая тазика для мытья). Надо опытным путем проверять.
От меня сразу же отстали. Там уже и Ян раскомандовался: надумал расширить боевку. Загнать мужиков почти в сам водопад, а то не дело: кустики примяли, бассейн оприходовали, по всем деревяхам попрыгали, а там целый водопад без дела журчит. И разоружиться их заставил. В бою, естественно, чтобы они друг друга оставили без колюще-режущего.
Эта сцена, если я все верно поняла, несет мало важного для сюжета. Экшн ради экшена, эстетика ради эстетики. Я-то не против, дерутся умело и зрелищно.
Но сосредоточиться полностью на схватке уже не выходит. Черная овца, слишком умная для овечьего стада особь, никак не идет у меня из головы. Схватка белой вороны и черной овцы с участием звездочки? Что-то мне подсказывает, эта необъявленная бескровная война станет не менее драматичной, чем битва на мечах и кинжалах.
Хотелось бы ошибиться.
Глава 7
На третий день в Хэндяне мы приступаем, наконец, к работе над первой серией. Ага, а всё, что было до этого – будет разобрано на кусочки и по частям напихано то туда, то сюда. Ну и в тизеры, конечно. И еще тут любят под титры и мелодичный саундтрек нарезку клевых (впечатляющих) кадров делать. Красиво чтобы и зрелищно, но без прямо уж откровенных спойлеров. Причем после запуска в эфир эта финальная подложка может поменяться. Там могут оказаться уже показанные и особо полюбившиеся зрителям сцены.
Ведь всё это ради чего? Ради рейтингов, зрительской реакции и прибыли. Чем выше рейтинг сериала, тем более выгодные рекламные контракты предлагают каналу за включение их роликов перед трансляцией. А еще после и – самое бесячее, как по мне – в процессе, в паузе. Если кино не окупается – оно тут нафиг никому не упало.
Сегодня по дороге из отеля на съемочную площадку мы наблюдали интересное, хоть и странное (для меня, как это зрелище китаянкам, я не уточняла). Перед воротами в комплекс стояли и сидели люди. Прям толпа человек в пятьдесят (на глазок). Местные притащили складные стулья, чтобы ждать было комфортнее.
Чего ждать? Накануне Лотос вывесил объявление, что на этот день нам понадобится массовка. Оплата сто юаней за целый рабочий день. Всё.
Кроме нас, еще несколько съемочных групп сейчас работает на территории. Вчера перед уходом я как-то неожиданно для себя прибилась к кучке туристов, что восторженно охали и ахали про реконструкцию дворца династии Цинь.
Я и глянула одним глазком на территорию. Там готовили массовое шествие, и внутрь не пускали. Небось, короновать кого-то будут. Так что, если к нам не влезут все желающие, то подле дворца Цинь им найдется работка. Или еще где, кинокомплекс-то громадный.
Хэндянь живет от киноиндустрии. Он весь в настоящем времени существует за счет и во благо китайской фабрики грез. Не удивительно, что местные выстраиваются в очередь, чтобы подзаработать.
Им все равно, кем их сделают. Опиумным наркоманом из убогого притона? Солдатом любой из эпох, чья задача – лежать в кадре после «гибели» и терпеть, пока твою спину топчут ногами твои «собратья по оружию»? Нищим в обносках, слугой, живой подставкой для ног деспотичного чиновника? Эти люди сделают то, что им скажут.
Если бы нужна была массовка определенного плана, скажем, европейские лица, Лотос (в лице кастинг-директора Цзя) обратился бы к агентам. Выставил бы предложение (обычно вполне себе «вкусное» по деньгам, не за сотню весь день вкалывать), причем солидную (порой и большую) часть агент оставил бы себе.
Это еще один повод порадоваться, что мой агент – это моя мама. Да, агент на одном артисте много не заработает, но для нас (пока что) нет цели загрести как можно больше юаней. Агентский договор оформили еще до отъезда из Бэйцзина. С юридической консультацией помог режиссер Ян. Так что в этом плане я себя ощущаю защищенной.
Да, раз уж я упомянула опиумные войны. Как нам с мамой сообщила Чу, строительство этого огромного комплекса началось как раз со съемок кинофильма «Опиумная война». Режиссер Се желал видеть город Гуанчжоу таким, как он был в девятнадцатом веке. Реальность одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года не соответствовала пожеланиям режиссера. Прогресс слишком сильно изменил лик города.
Тогда и началась самая первая масштабная стройка «в чистом поле». С участием более ста строительных бригад с окрестных деревень. Лаоваи, со слов Чу, еще с той поры называют студию Хэндянь – «Чайнавуд».
Я спросила маму, можно ли мне посмотреть фильм (не сериал) с бюджетом в пятнадцать миллионов долларов? Кроме размеров бюджета меня, конечно, интересовали культурные и исторические моменты, ведь история основана на реальных событиях Первой опиумной войны. Режиссер Се еще и премию «Золотой петух» за лучший фильм получил. Чу, если разговорить, весьма полезный источник данных.
Мать моя китайская женщина ответила: «Сначала подрасти немного, А-Ли». Мол, там и батальные сцены, и жестокость, и насилие. Весь гарнизон форта Хумэнь погибает в попытке отразить атаку британской армии. Пушки с военных кораблей британцев мощнее, чем пушки в нашем (китайском) форте. Храбрые и преданные своей стране солдаты армии Цин гибнут, все до единого. Виной тому не недостаток боевого духа, а технологические проблемы.
И еще в фильме опиум, что вообще – фу (тут согласна на все сто).
«Хорошо, мамочка», – ответила послушная дочь. И отправилась на съемку сцен, где кровь будет литься из глаз, рта и ушей. Где будут выгибаться конечности, как бы ломаясь по воле демонической сущности. И где люди будут орать так, будто с них заживо сдирают кожу. И все эти эпизоды будут связаны со мной (с куклой, которую я воплощаю).
Мне рано смотреть сцены насилия. Но можно в них сниматься. Неплохо, неплохо.
Да, пока я не забыла. Если вы не азиат и решите приехать в Поднебесную, готовьтесь часто слышать два выражения. Вайгурен и лаовай. И там, и там есть часть: вай. Вай[1] означает внешний. Гу[2] в «вайгурен» – это государство.
Рен[3] (или рэн, так – Чу смягчает звук при произношении, а мама нет, а девушка на ресепшн в отеле и вовсе говорит, как «жэн») – значит человек. Этот иероглиф 人 один из основных ключей, и я его умею красиво писать. Он как перевернутая «галочка» или шалаш, но раньше выглядел иначе, как стоящий в профиль человек.
Раннее написание мне показывала мама, и да, там реально угадывались руки и ноги. Со временем они как-то сравнялись. Видимо, груз неурядиц и непосильных задач так оттягивал руки китайцев, что они начали доставать до земли. Или просто шалаш выписывать легче, чем человечка в профиль.
О, любопытный момент: если рядом с одним иероглифом рен написать второй такой же, получится слово – следовать. Человек идет за человеком, логично же? А если к этим двум сверху добавить третьего человечка, значение получим – толпа. Или народ.
Вайгурен – человек другого (внешнего) государства. Тут все ясно и прозрачно.
Теперь к нашим лавашам… лаоваям. Лао[4] тоже относится к ключевым иерглифам. Лао означает – старый. Что у нас выходит? Старый внешний? Чушь какая-то. А если речь про подростка? Тут просто надо немного расширить рамки и переводить не буквально. Старость в Поднебесной уважают, так что старый – это почти синоним уважаемого. Итого мы получаем уважаемого внешнего (чужака, я бы так сказала).
Но есть нюанс: с уважительной приставкой «лао» чужак в большинстве случаев будет называться с оттенком снисхождения. Так скажут о тех, кто не понимает и не говорит на китайском, не разбирается в традициях. Не проявляет ни интереса, ни уважения к стране и обычаям. Т. е. «уважаемый чужак» на деле окажется невеждой. Белый человек, и такой… недалекий. Примерно так.
Тогда как вайгурен – это нейтральное и даже более уважительное отношение. Так, если вы знаете язык на приличном уровне и не тупите в бытовых моментах, вас, скорее всего, назовут вайгурен.
Если вдруг соберетесь в Китай, подумайте, какого обращения вы можете ожидать от местных. (Тут должен быть подмигивающий смайлик, но Мэйли – хорошо воспитанная девочка, она пишет только буквы и иероглифы… пока что).
Подумать о разном у меня куча времени: дорога и марафет занимают немало времени. Грим легче не становится, к тому же, в случае куклы его необходимо в точности повторять. Иначе глазастые зрители подметят неточность и поднимут на смех. Больше, конечно, гримеров, но попутно достанется всем. Это – будьте уверены – гарантировано. Так что по завершению магии преображения я всегда изучаю полученный эффект.
Финальный штрих, и прекрасная фарфоровая кукла готова. Первые сцены снова мои. Их много, но все они коротенькие. Как видео в формате шортс, столь популярные в моем прошлом мире к финалу бытия Киры Вороновой.
В первый эпизод по замыслу войдет пребывание куклы в доме заказчика. Почему этот период растянулся, дадут объяснение в другой сцене, с канцлером. Но это снимать будем позже, сначала мы отработаем на камеру все возможные непотребства, что делала кукла со слугами на протяжении нескольких лет. Это все потом красиво нарежут, скомпонуют и даже спрессуют.
Впрочем, пойдем по порядку. Общий план резиденции канцлера уже готов. Бу бурчал, но снимал еще до рассвета. Он и потом еще наснимает, чтобы была вариативность по свету.
Усадьба канцлера в столице построена в традиционной модели жилища – сыхэюань. Четырехсторонняя застройка с общим двором, она же – замкнутая усадьба. Я немного задержусь на этом варианте устройства жилья, так как он будет потом много раз повторяться.
Где-то усадьбы будут богаче украшены, где-то расширены за счет сада, водоема и связанных дворов. Те, в свою очередь, будут устроены так же: четыре здания, размещенные фасадами внутрь по сторонам прямоугольного двора. Они будут связаны друг с другом проходами.
Резиденция канцлера – очень богатое жилище, оно из «усложненных». Я сама вникала по схеме, благо, они включены в проспект к локации. В усадьбе попроще чаще всего будет один «прямоугольник» из строений с общим внутренним двором.
Самой большой постройкой всегда будет главный дом. Его окна обязательно выходят на юг, и он получает больше всего света. И, конечно, перед главным домом расположена самая красивая часть внутреннего двора.
Оцените: мы снимаем летом, в июне, а события происходят в начале осени. К счастью, городок «Весна-осень» рассчитан на такие временные сдвиги. Здесь поливают деревья и кустарники чем-то там специальным, чтобы листва алела, их досвечивают, опрыскивают… В общем, изгаляются по-всякому.
Усилия окупаются: алые листья и красные стены усиливают «вау» эффект. Темные крыши почти сливаются с силуэтами гор позади. С первого взгляда подспудно ожидаешь чего-то красивого, но опасного.
И опасно-красивое не заставит долго ждать. Во флигеле слева от главного зала за красной дверью никто не живет. Но комнаты регулярно приводятся в порядок, ведь пыль и запустение недопустимы в усадьбе самого канцлера великого царства.
Кроме того, никто не живет – это не значит, что флигель пуст. Здесь стоят: мебель, ширмы, вазы и светильники. Растений нет: они мгновенно чахнут, оказавшись тут. Флигель – место, где канцлер держит фарфоровую куклу.
Самая нежеланная работа для слуг резиденции – это уборка флигеля. Туда направляют тех, кто провинился. Был пойман на воровстве, не слишком тщательно подмел листву во дворе, рассыпал любимый чай хозяина усадьбы… Любая провинность могла привести слугу ко мне. К кукле с печатью демона на лбу.
