Текст книги "Я – Ворона (СИ)"
Автор книги: Карина Вран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Семья Чжан приходила в больницу. Поблагодарить спасительницу, апельсинов свежих занести. Еще хотели всучить моим небогатым, но гордым плату за лечение защитницы их дитятки. Надо ли уточнять, что мои отказались? Гордые, говорю же. И одобряю.
Я стрескала апельсинку и заявила, что сама «отобью» все затраты на мое пребывание в больничных стенах. А что, им можно, а мне нельзя? Я тоже гордая. И за руку меня никто не тянул башку под удар подставлять. Так было правильно по отношению к другу. И безответственно по отношению к родителям. Если бы не легким сотрясением обошелся мой героизм, как бы они это пережили? То-то же.
В итоге после моей выписки родители Джиана сняли игровую комнату для малышей на целый день. И мы там резвились, бесились и верещали в три растущих организма.
И, вспоминая тот экшн, что устраивали мои пацаны, два взрослых актера пока не дотягивали. А раз это видела я, режиссер Ян понимал и подавно. И тиранил нещадно, заставляя раз за разом отрабатывать боевые сцены.
Когда объявили перерыв эти двое не нашли в себе сил куда-то идти. Встали, пошатываясь, над бескрайним небом – то шелестело ветром и игралось облаками у их ног. Махнули: несите сюда.
И под насмешливые крики пролетающих птиц уселись в траву и камни.
– Мы не уйдем отсюда, пока вы не выполните вашу задачу, – заявил после обеда Ян. – Генератор выдержит освещение для ночной съемки.
Многообещающе улыбнулся, закинул ногу на ногу.
Удивительно, но это щедрое обещание совместной ночи на грани между земной твердью и облачной бездной подействовало, как отличный стимул. Актеры дали и яростный блеск в глазах, и напор, и отрицание смерти. Даже техника владения мечом улучшилась.
И шатание на тросе над пропастью, когда мелкие камушки летят вниз, одна нога скользит по траве, другая ступает на облако, а не на землю – воин постарше исполнил так, будто всю жизнь умел ходить по воздуху.
Я взглянула на Яна по-новому. Он какой-то супер-баф на них наложил?
В этот момент актер помоложе сделал сальто назад. Этого не было в сценарии, я уже все их движения и позы изучила к тому моменту.
Дернулся уголок губ нашего демонического (или божественного?) режиссера.
– Могут ведь, когда захотят, – сказал оператор после отмашки Яна о завершении очередного дубля. – Я действительно поверил, что мы здесь на всю ночь.
– Считаешь меня таким жестоким? – повернул голову Ян к (как мне кажется) приятелю, очень уж легко они общались, без всех этих расшаркиваний. – Разумеется, я так не поступил бы. Мэйли с водителем, помощником и мамой поехала бы вниз, в отель.
– Хоу, неплохо, – засмеялся оператор.
Как позже выяснится, Хоу – это не очередное китайское междометие, а целое имя. Ян Хоу, так зовут нашего режиссера. И я бы об этом знала, если бы соизволила хотя бы один фильм или сериал, снятый под его управлением, глянуть до выезда. Фамилия-имя главного режиссера тоже указываются в титрах. Хоу означает благородный. Ян читается как «тополь».
Одна попсовая группа с моей старой родины пела про тополиный пух в контексте: «Жара, июль». Но парни (точнее, автор текста) заблуждались. Пух с тополей обычно летит в июне. Так вот, сегодня один благородный тополь разнес актерские способности двух ведущих исполнителей мужских ролей в пух и в прах. А те вполне ощутили на себе, что такое: «Жара, июнь».
А благородный Ян потому, что женщин и детей намеревался отправить в комфорт и цивилизацию. Как же малышка из семьи Лин, спросите вы? Так принцессочка укатила со своей «группой поддержки» сразу после снятия грима. И не на студийной машине, а на глазастом мерседесе.
…В момент, когда лезвие меча первого мечника застыло в волосе от шеи противника, я захлопала. Беззвучно, не соприкасаясь ладонями. В этом кадре было шикарно всё: ходящие ходуном желваки и оскал побежденного, ликующий взгляд победителя, капли пота на лбах (вот до чего загонял актеров Ян), не прекращающая битва разумов во взглядах почти черных глаз.
– Стоп. Снято. Закончили.
А потом мы спустились с горы. Мне просто нравится эта фраза, не обращайте внимания. Но так-то машины киностудии спустили нас и оборудование в долину в предгорье. Там маленький городок с разными удобствами, в том числе отель. На нас с мамой снят двухместный номер.
Народ высыпал на вечернюю улицу (пока собрали оборудование, пока доехали, уже и вечер), загалдел, как стая чаек на рыболовным судном. Черноголовые чайки существуют, я их не выдумала.
В лобби отеля нас встречали. Вышколенные телохранители звездочки ждали, чтобы сообщить: в честь успешного завершения первого дня съемок госпожа Лин организовала вечеринку. Сама она слишком юна, чтобы присутствовать, но будет рада, если все отдохнут и повеселятся.
Чайки загалдели громче. Еще бы: запахло халявной рыбой и выпивкой, причем не о морской водице речь. Самые бойкие ринулись благодарить, причем особенно старательно гнула спину актриса из числа служанок маленькой принцессы. Та самая, которой Лин Сюли оттоптала конечность за сорванный дубль.
– Мне нужно работать, – обронил Ян Хоу и жестом приказал помощнику следовать за ним.
Тот с тоской оглянулся на охрану звездочки, объясняющих, где и когда пройдет вечеринка. Но жизнь – это боль, и вместо веселья парню выпало тащить режиссерский багаж.
– Мамочка, очень хочется спать, – прильнула я к моей замечательной. – Ты со мной?
Ей там тоже нечего делать, на этом празднике жизни.
– Чу, иди со всеми, – предложила я уже в номере, картинно зевая.
Наша помощница закончила помогать с вещами, так что пускай сходит… На разведку.
Нет, ну какая шустрая в этом царстве принцесса, а!
Утром, с первым будильником, бледная моль встречает нас с новыми листами сценария. И с папкой, где красуется уже готовая фотография. Мне распечатали тоже – для портфолио. И просто, чтобы любоваться.
Ли Мэйли в первой серьезной роли сама на себя не похожа. Мне и форму лица «вылепили» особыми ухищрениями и вставками, и само лицо закрасили. Но – шикарно. Нет слов. Костюмеру – мое уважение. И фон красивый собрали, и со светом всё хорошо. Ян еще и фотограф отличный, как выяснилось.
А как изумительна модель, это ж ни в сказке сказать, ни пером описать. Божественна, да простит мне Мироздание эту наглость.
[1] 一字千金(кит). [ yī zì zhí qiān jīn] — За один иероглиф – тысяча золотых.
От автора: друзья! В качестве реверанса за награды ко второй книге цикла Made in China я решила рассылать не чибиков. Чиби с Мэйли у нас есть, он за Белую Ворону прилетал на странички, а всяких принцесс дарить – у вороны клюв не поднимается. Так что отдариваться мы станем коллекционными карточками. За вторую книгу – фото Ли Мэйли в образе фарфоровой куклы. Сегодня же начну рассылку.
Глава 3
– Докладывай, агент Чу, – велю.
Другими словами, хотя хочется вот так в лоб и спросить. Но мое законное любопытство звучит так: «Вчера было весело, помощник Чу?»
Конечно же, обращаюсь к бледной моли, сначала всласть налюбовавшись своею неземной красой. И, в не меньшей степени, работой костюмера, гримера, фотографа, художника по свету и еще множества специально обученных людей.
Всех тех, кого старается (и, в основном, вполне успешно) купить принцесса выдуманного киношного царства. Чем мне это грозит? Скорее всего, ничем. Убрать из истории куклу не выйдет. Разве что еще сильнее раздуть побочные сюжетные «ветки», чтобы я совсем уж редко мелькала в кадре.
Так против такого может выступить Ян. Он как упрется, фиг сдвинешь. Я, кстати, не льщу себе: режиссер не прям уж ради меня пошел на конфликт с прочими руководителями Лотос-Фильм.
Ян Хоу отстаивал в первую очередь свое видение, художественное восприятие и профессиональное чутье. Понял, что я и впишусь, и отыграю. Он профессионал, а не студент-первогодка вроде Сина. Ян актеров и актрис повидал множество.
Для роли куклы мало быть красоточкой. Обычная кроха двух-трех лет от роду (а сильно старше не взять девоньку, габариты уже не кукольные будут) не придаст глубины и инфернальной силы взгляду. А Мэйли, играющая с читами, на такое способна. Именно это разглядел (или учуял) режиссер Ян.
Слава, признание, высокие рейтинги – то, что им (скорее всего, я же в голову к господину Яну не забиралась) руководит, а не некое расплывчатое обещание, данное мне и маме в уютном ресторанчике, где карпы и зимняя слива.
Не подумайте, что я такой подход осуждаю. Наоборот. Он мне понятен, как понятен здоровый эгоизм дальновидного человека. С Яном можно (и нужно) работать. Но не стоит верить, что он будет за меня – во всем.
Вывод? Улыбаемся и машем: всем этим работникам киноиндустрии, но держим ухо востро. Про ухо и другие органы: что-то Чу молчит. И нос повесила. Подозрительно!
– Что-то случилось? – и побольше наивности в голос. – Расскажи?
Сегодня мне некуда торопиться. С утра часть группы умотала снимать принцессу и ее посещение храма-над-облаками. Чем-то ей там должны помочь. С проклятием, полученным при рождении, и как-то связанным с белыми хризантемами.
По ходу, сценарист Ма, лошадь страшная, прикурил лепестков хризантемы, раз отправил целую принцессу в столь нежном возрасте в горный храм. В переноске для хомячков, блин. Или морских свинок? Так-то есть в Сюли нечто свинское, пусть и не во внешности.
На обратном пути из священного места дядя принцессы, он же важный чиновник и… тадам: заказчик фарфоровой куклы предложит проложить маршрут через один небольшой городок. Как раз тот, где наш отель: центр населенного пункта сохранился с давних времен. Он вполне подходит для проходных (по маршруту следования принцессы с сопровождающими) съемок.
На окраине города (вернее даже, на отшибе) обитает и трудится мастер-кукольник вместе с дочерью. Правда, к прибытию делегации они оба уже будут мертвы. Заказчик обнаружит лишь прекрасную меня (куклу, то бишь) в пустом доме. Точнее, два трупа в самой дальней комнате люди канцлера найдут, хозяину доложат. Тот велит не церемониться и скинуть тела с обрыва.
«Птицы кумай разберутся», – щедро решит подкормить пернатых канцлер. – «Здесь горы. Небесные похороны будут в самый раз».
Славный у принцессы дядюшка, не правда ли? Заботливый. И птичек любит.
В планах съемки меня любимой для всех этих сцен (живая девочка с папой, ритуал, перерождение и хладный труп) значатся во второй половине дня. И ночь, если потребуется (по увеличенному тарифу).
На съемки в том же доме отведен и завтрашний день. Но завтра – сцены с мастером кукольником. Известным и уважаемым в Поднебесной актером старшего поколения. Его с большим трудом уговорил на участие в сериале собственнолично режиссер Ян. Информация от ассистента Фан(тик), ей стоит доверять. То, что мне с ним вместе предстоит сыграть – большая удача для старта карьеры.
Возвращаться позднее сюда не планируется, так что снять надо всё. И снять хорошо. Зная нашего режиссера, покой нам будет сниться, причем не этой ночью. Эта ночь пройдет в трудах.
– Чу? – это молчание ягнят в исполнении помощницы уже напрягает. – Ты здорова?
Тут подходит мама с подносом и тарелочками.
– У-у… бу, – говорит наша моль.
Чу сдувает в направлении санузла.
«Кажется, вечер прошел содержательно», – думаю и понимаю, что с едой лучше подождать. – «На выпивку принцесса не скупилась».
А то приглушенные звуки не способствуют.
– Съешь это, – премудрая китайская женщина встречает по выходу бедную бледную Чу. – Остро-кислый куриный суп с имбирем и сельдереем. Станет легче.
Лин Мэйхуа не первый год замужем. Опыт работы борьбы с интоксикацией после субботних возлияний супруга в кругу коллег у нее богатый. И там, где я недоумеваю: «Чего это с нашей помощницей?» – дальновидная мать моя заказывает (или готовит) специальный суп.
– Как доешь, я сделаю тебе чай, – добавляет мама. – Чай шен пуэр из Юннани, подарок от моей подруги.
Китаянки обмениваются взглядами. Одна – воплощенное милосердие, другая – квинтэссенция страдания.
– Госпожа Ли, вы моя спасительница, – немного погодя моль пытается вспорхнуть и начать кланяться.
Спасать бедолаг у нас явно семейное. Мамочка перехватывает это дрожащее тельце, сажает обратно.
– Обо мне никто никогда так не заботился! – прорывает внезапно трубу с соленой жидкостью и жалостью к себе.
Держать лицо? Да тут бы платков хватило, чтобы все слезы удержать. Уж не знаю, вчерашняя выпивка её так расшатала, или мамино участие в деле противостояния похмелью.
…Чу Суцзу (имя означает – простая хризантема, и снова этот цветок вылез) единственный ребенок в семье. «У-у-у», – сократил мой не вполне адаптированный разум.
Правило «одна семья – один ребенок» сработало против этой девочки. Она не первая и не последняя. Вообще, оно, правило, не категорично. Для ряда национальных меньшинств действуют иные нормы (два малыша на семью). В столице и некоторых провинциях, если оба родителя единственные дети в своих семьях, можно официально получить разрешение на второго. Система штрафов и поощрений тоже существует. Но штрафы существенные, не всем по карману.
Вообще, я про это правило узнала как раз после происшествия с Джианом. Сознательная дочь нашей соседки, тетушки Яо, приходила вместе с мамой, проведать маленькую героиню (меня) и отругать родительницу. За то, что дети без присмотра гуляли – и не в первый раз. Яо Сяожу тому свидетель. И тот акт доброй воли, когда она нас (в смысле, мы её) заиграла до изнеможения – это девушка реально защищала нас от гипотетических злоумышленников.
Похищение детей – огромная беда для одних и выгодный бизнес для других. Соседка Сяожу по общежитию – дочь полицейского. Она делилась печальной статистикой: сколько мальчиков пропадают, а сколько находят. Спойлер: там всё грустно.
Как потом легализуют украденных парней, экспрессивная красотка не рассказала. Зато озвучила статистику задержаний похитителей. Она на донышке, около нулевой планки болтается.
Вывод: берегите детей! Глаз с них не спускайте. Дети – цветы жизни, и некоторые даже готовы рвать их с чужих клумб.
У семьи Чу на обход запрета денег явно не нашлось. Росла она, как сорняк. Нелюбимый, потому что девочка. Как тут говорят: «Выданная замуж дочь – всё равно, что проданное поле». То есть, ты его много лет возделывал, удобрял, силы свои вкладывал. А она раз – и отошла в чужие руки, в другую семью. И как бы вы получили выкуп за невесту (плату за поле), но затраты это вашей семье не перекрыло.
У-у-у еще и красотой не блистала. Простая хризантема, что с нее взять. С учебой не заладилось: Чу очень старалась, но всегда была лишь в середине рейтинга. По всем предметам. Баллов кое-как хватило на непрестижный вуз.
Учителя ее не замечали, друзей бледная моль не завела. Она же пыль со страниц учебников пыталась поглощать, ей не до поиска друзей было. Потом низкооплачиваемая работа на студии в должности младшего помощника. Где все постоянно что-то требуют и орут, а тебе даже голову поднять нельзя.
Даже вчера на вечеринке с ней никто не заговорил. Бедолага и напилась-то так, чтобы залить одиночество, ненужность и отвращение к себе.
И тут по утру мать моя, святая китайская женщина. С супчиком и чаем (переводим: с заботой).
– Чу, – говорю и вздыхаю. – Я маленькая. Но даже я понимаю: плохое не утопишь. Всё плохое – отлично плавает.
– Мэйли, – зареванное лицо озаряет робкая улыбка. – Ты такая хорошая.
– Да, – глупо не соглашаться с очевидным. – А теперь расскажи, кто там был? На вечеринке.
– Ай-ё, – закатывает глаза и сразу же морщится бледная моль. – Легче сказать, кого там не было.
– Вот и скажи, – улыбаюсь я широко-широко.
Раз с нашей лазутчицей никто не разговаривал, особо ценных разведданных ждать от нее не стоит. Но можно методом исключения составить список потенциальных союзников. Знаете, чтобы был.
Итак, не присутствовали: мы с мамой, режиссер и его помощник, главный оператор и костюмер. Последнее радует: хотя бы «забытых» булавок в швах одежки можно не ждать. Другие в списке вполне ожидаемы. Остальные работнички с энтузиазмом налегали на даровые алкоголь да закусочки.
– Хорошая работа, агент Чу, – хвалю.
Правда, агента в озвучке приходится менять на «помощника», но ей все равно приятно.
Эта Чу-у-у (я не хочу звать ее чучелом, хоть и созвучно, язык не поворачивается) робко улыбается. И как-то разглаживается вечно напряженный лоб. Взгляд не как всегда – исподлобья, а вполне себе прямой.
Улыбаюсь в ответ. Что-то доброе и успокаивающее шепчет мама. Поглаживает эту брошенку при живых родителях по волосам. Добрая она у меня, всех норовит утешить и прикормить.
И с каждым поглаживанием уходит эта ее внутренняя зажатость. Бедный ребенок всю жизнь держал голову опущенной, боялся поднять к свету. Ее или шпыняли, или не замечали. Лучшая почва для комплексов, расти – не хочу.
Мне охота закрепить Чу в нормальном, не забитом состоянии.
– Гримироваться! – заявляю и тычу палец в сторону двери.
– А не рано? – удивляется мама. – Нас обещали заранее известить.
Кажется, настало время для безотказного малявочного заклинания.
– Хочу.
Против этого у Мэйхуа нет аргументов.
Сегодня гримеры разделились. С утренним выездным составом отправилась одна из них. В любой момент что-то может потребовать исправления. Другая осталась в номере, который приспособили под костюмерную и гримерную, два в одном.
Владельцы отеля не то, что не против, они счастливы предоставить нам все необходимые условия. Лотос снял все здание на неделю, оплатил еду на вынос на все дни.
– Старшая! – с порога временной гримерки выпаливаю я. – Добрый день. Как ваше самочувствие?
Согласно разведданным агента Чу, команда стилистов накушалась вчера в зюзю. Эта вон стоит пошатывается. Как там другая, нормально ей в тряску по горной дороге с похмелья?
– Ай… – начинает и морщится мелкая китаянка с пуховкой. – Я…
Делаю шаг в сторону, пропускаю вперед бригаду скорой помощи: маму и помощницу. С тем же супом и чаем, что оживили нашу бледную моль.
Вообще, я не обязана обращаться к ней, как к старшей. Да, между нами пропасть в возрасте. Но мой статус в съемочной группе – выше. Такой вот казус. Можно просто поздороваться. Или вообще: кивнуть и сесть в кресло. Но мы же помним про кошку и доброе слово?
От угощения эта юница, мучимая бесом похмелья, пытается отбрыкиваться. Но недолго и не слишком убедительно. В итоге суп и чай оживляют еще одну зомби. Этого недостаточно, чтобы перетянуть на свою сторону «воскрешенную». Но для маленькой и невинной просьбы – вполне.
– Старшая, – еще улыбочку, мне не сложно. – Вы такая мастерица! Пожалуйста, сделайте нашу Чу красивой.
Этому недолюбленному ребенку важно ощутить уверенность в себе. Да, это не исправит родительские ошибки. Но, возможно, поможет полюбить себя. Симпатичное отражение в зеркале любить легче, чем бледное, замученное и замусоленное жизнью.
Миниатюрная повелительница кисточек осматривает мою помощницу с головы до ног. С сомнением качает головой.
– Не на роль? – уточняет.
Трясу головой: нет.
Теперь упирается моль, всеми лапами и крыльями. Были бы усики, как у настоящей моли, уперлась бы и ими. Но на моей стороне мама, а у той весомый довод.
– Мэйли так хочет.
Полчаса спустя из кресла поднимается другой человек. Хризантема раскрыла лепестки под умелыми руками, иначе и не скажешь. Гример не стала из бледной Чу делать женщину-вамп, даже без красной помады обошлась (тут оттенки красного – это топ продаж всех помад).
Подчеркнула брови, подрисовала их погуще. Узкие от природы и глубоко посаженные глаза выделила очень деликатно. Больше они от этого не стали, но заметнее – да. Поиграла с румянцем, завела его даже под брови и на мочки ушей. Тени заметно сузили нос и линию челюсти. Жидкая помада цвета осени, как завершающий штрих.
Ошарашенная Чу Суцзу в теплой не по сезону экипировке (она с детства сильно мерзнет, даже летом) глядит на свое отражение с недоверием.
Хлопаю в ладоши: умелица заслужила аплодисменты. Фея цветных палеток с улыбкой принимает похвалу.
– Старшая, вы же научите Чу делать… – складываю ладошками сердечко. – Похоже? Хочу видеть ее красивой. Каждый день.
Водить помощницу ежедневно на макияж – это слишком. Так что пусть, пока фея в настроении, Чу у нее поучится «колдовать».
Команда режиссера Яна вернулась в городок уже после заката. Режиссер держал себя в руках, но по тому, как он цедил сквозь зубы указания «бестолковым разгильдяям», легко определялось, насколько сильно он зол.
– Уже так поздно, – с сомнением глядит вверх мама. – Возможно, съемку перенесут на завтра?
Мы уже на «нашей» локации. Я, мой «папа» и та часть команды, кого оставили для подготовки дома мастера-кукольника. Младший оператор, который настраивал камеры. К прибытию старших все должно быть в полной боевой готовности. Пара человек занималась светом и декорациями.
Плюс гример, она осталась ради меня и кукольных дел мастера. Сложный переходный этап будет, когда мы закончим снимать «живую» девочку. Сюда же относится сцена с телами, хм, эти киношники такие затейники. Труп – это живая сцена.
Потом меня должны быстро загримировать под куклу. На минуточку: накануне мой образ отнял у повелительниц кисточек полтора часа. Это с примеркой, с пробами, ну и полное преображение.
Мы-то уже на месте и готовы. Перед домом: внутрь пускать нас отказались младшие сотрудники. У них там, мол, подготовка, перестановка. Ребенку опасно находиться внутри в это время. Ребенок делает вид, что верит. Запоминает лица и отведенные глаза.
Впрочем, допускаю, что им просто не по себе глядеть на меня в образе. Первая версия грима уже нанесена. Она меня вовсе не красит. Наоборот, все краски с лица стерты болезнью. Бледные потрескавшиеся губы, кожа белей молока. Искра жизни плещется только в глазах.
– Всю – наверняка нет, – младшая Чу качает головой. – Трудности с арендой. Владелец еле согласился сдать нам дом на два дня. Завтра по плану съемка с мастером. Не уложимся в два дня, третьего не предоставят.
Я уже прошлась по каменной дорожке перед «нашим» домом. И окрестностями полюбовалась. Прекрасно понимаю, почему Ян Хоу хочет вести съемку здесь, а не в другом месте. Оно нереально живописное и атмосферное. И само строение старинное, что немаловажно.
Не без минусов: внутри холодно, сыро и пахнет плесенью. Что выясняется только с прибытием режиссера и основной части съемочной группы. Нежилой дом, странно было б ждать от такого уюта. Три слоя одежды У-у-у становятся понятны, когда меня в эту отсырелую затхлую зябкость приводят. Сниматься предполагается в тоненьких одежках. Куртку придется оставить маме.
– Почему помещение не прогрето⁈ – рыку господина Яна иной лев бы позавидовал. – Где эти лентяи с тепловыми пушками?
– Апть-хи! – подтверждение лености работников из недр моего организма.
– Все же подумайте про перенос съемки в студию, – «подруливает» важный пузан Пэй. – Ваша актриса такая слабая, что заболела. Возможно, не стоило накануне сидеть на ветру весь день?
Этот гад земноводный заикнулся про то, как мой стульчик рядом с режиссерской позицией установили. Тогда как его, ключевого, понимаете ли, руководителя, задвинули куда-то назад и в сторону. Радует меня во всем этом лишь его приятный землисто-серый с зеленцой окрас. Укачало?
«Может, не стоило пить до самого утра?» – молчаливо спрашивают мои глаза.
И чего я обижала пингвинов сравнением с этим… бесхвостым земноводным? Он же вылитая жаба. Пупырчатая, склизкая и, согласно традициям иконографии (во что вспомнила!), является атрибутом алчности.
– Мэйли, как ты себя чувствуешь? – Ян Хоу показательно игнорирует Пэя, обращается ко мне. – Справишься?
До того, как меня притащили в этот дом, ощущала я себя превосходно. У Мэйли аллергия на пыль? Дома-то все блестит и сияет, моя умница наводит чистоту по нескольку раз в день.
– Кто, если не мы? – усмехаюсь в ответ.
И выставляю вперед ладошку: дай пять. Щеголеватый господин с предельно серьезной миной прикладывает огромную (в сравнении с моей крохотной) ладонь.
– Сделаем это. Десять минут на то, чтобы здесь все заблестело и прогрелось! Живо, вялые потомки свиньи и собаки! Не успеете, всех оштрафую.
Отрадно видеть, как носятся на ускорении наскипидаренные чайки. Ян им страшным пригрозил, лишением юаней. Всегда знала, что в рабочем процессе главное – мотивация.
Но засранцы они, конечно, работнички эти. Я-то всё думала, во что может вылиться (во многих смыслах) пьянка за счет звездочки. А так: вроде и не саботаж, так, некоторые недоработки. Свет-то установлен, декорации расставлены и выверены. Там же каждый листочек у взятых в аренду комнатных растений повернут, куда надо.
А пыль и холод: не было указаний, сами не догадались включить инициативу. Они же ценные специалисты, а не какие-то там уборщики! Швабру им в… куда-нибудь, специалистам этим.
– Пть-хи, – в кулачок.
И провернуть!
– Точно все в порядке? – есть заботливая сторона в режиссере, если хорошо поскрести.
– Лучше всех! – вздергиваю подбородок.
Не дождутся! Ни смерти моей, ни слабины. Я еще и более жизненно сейчас сыграю больное дитя. Реализм, как он есть.
…И горлышко ходит в сдерживаемом кашле. И дрожь в голосе абсолютно правдиво звучит.
– Дье! – как тогда, в студии, только еще острее, больше трепета.
«Отец» сожмет кулаки, отвернувшись от дочери. Явит на другую камеру безмолвный крик и гримасу отчаяния. Исполнитель невероятно хорош, один из лучших возрастных актеров современности. Наш недолгий тандем должен встряхнуть любой бесчувственный мешок, я в это верю.
Чу потом скажет, что плакала. И другие, кого допустили поближе, хлюпали носом.
– Идеально, – скажет Ян после стандартного: «Снято».
Впервые на памяти самых давних работников Лотоса, кто еще с первой картины работал со щеглом.
Перерыв пять минут: ритуал подготовлен, но надо поправить грим, перепроверить свет. Прошу Чу вывести меня на воздух. Мама умчалась с выделенным водителем за средством от аллергии.
В горах тоже холодновато, но это свежая и звонкая прохлада. Запах хвои, тени старых деревьев, горные шпили в полутьме. Прекрасный фон, чтобы морально подготовить себя к умиранию.
– Мэйли, всё готово.
– Иду.
Глава 4
Однажды я умирала. Однажды я умерла. Звучит, как что-то одинаковое, да? На самом деле это два совершенно разных случая. Третий, тот, что я не могу помнить, это когда «оригинальная» Ли Мэйли покинула тело. Он не в счет.
С того раза, как я умерла, началась история меня-нынешней в теле кареглазой малютки. Все случилось быстро: инсульт, нигде и Мироздание. Вы и сами всё знаете. Ни к чему лишний раз объяснять.
Другой раз, тот, где я умирала, и по прогнозам светил от медицины должна была завершить сей процесс, был раньше. Аж на десять лет.
Даже я-прошлая не любила тот период вспоминать. Поверьте, никто не хотел бы. Я и с учетом предстоящей съемки тысячу раз подумала бы, стоит ли оно того: погружаться в бездонный омут тьмы, или лучше обойтись хорошей, но игрой? Но эти засранцы из персонала взбесили меня слишком сильно.
Случилось всё в период моего увлечения театром. Не в смысле посещения (это-то почти всю мою сознательную имело место быть), а занятия в драмкружке. Они затем плавно перетекли в любительскую театральную студию. Отличные преподаватели, прекрасный коллектив. Не без косяков и недопониманий, но и без мышиной подковерной возни.
Интересный и увлекательный период той моей жизни. Мы выступали: конечно, не на сцене БДТ, но и не на школьных утренниках. Опыт ценный, но… Я-прошлая потом никогда его не использовала.
Хотя все подобные авантюры были сопряжены с историями, которые я хотела написать. Там было многое. Длительное общение с компанией работников подпольного казино, во времена оные легального, но затем… Ныряние в мир ММОРПГ, дабы вкусить те эмоции, что многим кажутся «ненатуральным продуктом». Спойлер: даже если игры – сублимат, это вкусно.
Два полных семестра (сначала весенний, затем осенний, так что за учебный год их считать затруднительно) посещений занятий по живописи. Меня запихнули в «слушатели» по знакомству, обычно такое не практикуется. Чтобы выписать на мое имя пропуск, Киру Воронову оформили, как натурщицу. Написали с нее ряд портретов.
Кулинарные курсы. Прыжки с парашютом. Тир. Список длинный, в общем. Театралочка тоже туда затесалась. И обещала стать интригующей историей, но так и не стала. Потому что одно из выступлений Кира Воронова завершала на автопилоте, а после – рухнула. Обследование, белые халаты, яркий свет над хирургическим столом. Терапия. Хоспис.
В нашей палате на шестерых стабильно навещали меня одну. Других… эпизодически. Еще могло быть так, что соседка ждет и готовится к встрече с родными, а утром ее забирают. Не родные, персонал.
Первое, что я попросила мне принести из дома – мою косметичку и зеркало. Мужчинам сложно ориентироваться в женских штуках, так что мой хороший захватил и ящичек с гримом. Не зря. Обычной «штукатурки» вскоре стало недостаточно.
Грим Кира Воронова накладывала каждый день. И улыбалась своему отражению в зеркале. Так, чтобы не болезненный оскал, а сияющая улыбка и блеск в глазах. Она готовилась к драгоценным встречам, репетируя счастливую и беззаботную улыбку.
Ей было плевать, что говорят (и о чем молчат) эти люди в белых халатах. У нее была цель: вернуться. Выкарабкаться. Ее ждали. «Держаться. Дышать. Ждут», – на повторе в самые плохие ночи.
И она справилась. А заодно научилась не только улыбаться. При наличии зеркала и запасов грима грех было не представить себя на месте героинь самых любимых книг, фильмов, спектаклей…
Я умею играть. Но стараюсь не вспоминать истоки этого умения. История про закулисье так и не увидела свет.
Вот и сегодня в сцене ритуала призыва демонов не будет актерской игры. Я всего лишь приоткрою краешек запечатанных воспоминаний. Окошечко в личную преисподнюю.
Сцена с ритуалом малоподвижная. Для меня, господин Лянь отрабатывает за нас двоих. Малышка к тому моменту слаба настолько, что руку с постели поднять не может. «Папа» шикарен, я верю каждому его жесту, каждому взгляду. Он полон решимости выполнить свой отцовский долг. Так, как он его понимает.
В исполнении (сильно) немолодого актера сцена обретает не только смысл, но и мощную атмосферу. Сила духа, неотвратимость, искренность. Лянь Дэшэн: лянь – как честный, значение имени – победа добра. Артист не играет, он живет в теле мастера-кукольника. И погружает в свои чувства всех, кто находится рядом.
На фоне этого потрясающего воплощения легко потеряться. К счастью, роль демона досталась не какому-нибудь смазливому, но слабохарактерному мальцу. Я забыла имя актера, стыдно. Но знаю (разведка – наше всё), что он вообще-то актер театра. Как его затащил в сериал режиссер Ян, я не в курсе. Но «демон» отрабатывает взаимодействие с «папой» так напористо и властно, что между двумя исполнителями искры летят. Без всяких спецэффектов.
