Текст книги "Я – Ворона (СИ)"
Автор книги: Карина Вран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Annotation
Мой псевдоним Бай Я, что значит Белая Ворона. Правда, им временно пользуется моя мама. Почему? Потому что мне только-только два года исполнилось.
Не знали? Так давайте знакомиться. Меня зовут Ли Мэйли, а еще, в прошлом, Кира Воронова. Я – Ворона.
О себе? Допустим.
Я в годовалом возрасте победила в неравном бою жуткого босса первого уровня – гада под козырьком. Теперь мне уже два годика. На моей стороне удача и само Мироздание. Что может пойти не так?
Вторая книга цикла Made in China.
Автор обложки – Александр Гарин.
Я – Ворона
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Я – Ворона
Глава 1
Эта история является вымышленной от начала и до конца. Все совпадения случайны. Все расхождения обусловлены либо авторским замыслом (он же иногда произвол), либо тем, что мир, где происходят основные события – другой.
«Миров множество» © Мироздание.
Июнь 2000, Ляншань-Ийский автономный район, КНР.
Край света, так называют это место. Вообще, в Поднебесной есть и другой «Край света», ландшафтный парк в провинции Хайнань. Там – крайняя южная точка Китая.
Здесь, скорее, край земли. Потому как за краем – небо, облака, обрыв. Бездна. Если сорваться с этого края, косточек не соберешь.
– Госпожа Ли, мы готовы, – голова младшего Ся впихивается в походную матерчатую гримерную.
Режиссер Ян решил начать съемки с наиболее сложного в реализации. С выезда на натуру. Цивилизации поблизости нет, надо ехать больше часа на машине до ближайшей деревушки. Зато вид – закачаешься.
Облака чуть выше уровня земли. Они застилают бездну, льнут к скалам. Стоит им отступить, там прозрачный воздух и невообразимая глубина.
Еще тут очень тихо. Только крик хищной птицы порой разорвет тишину. Было тихо: до прибытия съемочной группы. Теперь здесь много шумных и деловитых китайцев.
Это ошеломительное – дух замирает от одного взгляда! – место взято для старта съемок не из прихоти. Кадры отсюда будут использованы для тизеров. Коротеньких роликов, задача которых – привлечь зрителей к просмотру до старта самого сериала.
– Удачи! – сжимает кулачки младшая Чу.
Эту моль бледную к нам с мамой прикрепили намертво. Быть на нашей стороне – в ее интересах, так как она из команды режиссера Ян. С ним тоже не так все просто.
До выезда на объект нас нашла ассистент Фан (та, которая фантик).
– Вы должны знать, – обращается к маме, но внимаем мы обе. – Отстаивая свое видение и Мэйли в роли фарфоровой куклы, Режиссер Ян поставил на кон свою карьеру. Если рейтинги сериала будут низкими, он не только откажется от гонорара. Он покинет киностудию.
– Разве так можно? – искренне поражается моя добрая мать. – Это слишком…
– Конечно, это устная договоренность, – холодно сообщает ассистентка. – Но режиссер Ян – человек слова. Мы не можем его подвести.
Фан явно не согласна с выбором – с риском? – шефа. Но ее мнения никто не спрашивал, как не осведомляются у канцелярского набора, что он – набор – думает о качестве писчей бумаги. Недовольство свое она старается скрывать, но удается плохо.
Впрочем, мне ее эмоции тоже не слишком интересны. Так как я не намерена срывать съемки и как-либо вредить ее кумиру. Мы с режиссером на одной стороне. На стороне высококачественного и зрелищного кино. Остальное несущественно.
– А-Ли, ты точно готова? – тревога в голосе матушки.
После того случая с попыткой похищения Чжан Джиана она вся – комок нервов. Мать винит себя в том, что ее драгоценность пострадала. А ее не было рядом… Мысль о съемке бесценного сокровища на самом краю чудовищно глубокого обрыва не способствует успокоению.
– Разумеется, мамочка, – улыбаться я не могу, грим.
Я и говорю-то, едва размыкая губы. Покой и умиротворение «транслирую» интонацией. На самом деле, я в восторге. Профессиональная работа на природе, в таком невероятном месте.
Месте, где небо сходится с землей, а облака захлестывают зеленые травы. Что может быть более захватывающим для начала карьеры?
Я в годовалом возрасте победила в неравном бою жуткого босса первого уровня – гада под козырьком. Теперь мне уже два годика. На моей стороне удача и само Мироздание. Что может пойти не так?
Да что угодно! Например…
– Несите ее аккуратно, – явление продюсера Пэй. – Эта одежда стоит дороже ее жизни.
Что тебе не сиделось в городе, пузан? Наличие режиссера, операторов и прочих полезных людей на выездной съемке обоснованы. Продюсер нам тут, на краю света, на кой сдался?
Вообще-то мать моя премудрая разговорила ассистента Фан(тик), чтобы та слила побольше информации о том, что происходило в студии после того злополучного кастинга. О, пора, наверное, раз я с этой шарашкиной конторкой работаю, сказать вам, как она называется?
Там длинное название, давайте для уменьшения мозголомности я его сокращу до краткого и понятного слова: Лотос. На логотипе у них цветок лотоса, а на анимированной его версии (в заставках к их фильмам и сериалам) он лепестки раскрывает. Выглядит хорошо.
Лотос (хэ[1]) – символ чистоты и совершенства. А еще мира, согласия и возрождения. Он вырастает из грязи, его корни глубоко уходят в темный ил. Но сам цветок, поднимаясь к свету, безупречно чист. И всегда обращен к солнцу.
Можно выразиться несколько претенциозно и сказать, что лотос – это душа Поднебесной.
А еще его едят. Все части, от корня до лепестков и семян. Корень пускают в суп или жарят. Листья применяют в салатах. А цветы и семена идут в десерты. Китайцы – очень поэтичны и очень практичны одновременно.
Однако, речь не о лотосе, как о цветке, а о Лотосе, как о студии. Где создают красивое, возвышенное искусство… и вовсю идет подковерная борьба. Под водой, во тьме и грязи.
Когда сценарист Ма предложил столкнуть нас со звездочкой нос к носу в рамках кастинга, я была уверена, что Ма ее и выдвинул. Оказывается, нет. Протеже сценариста была другая малявка, в попугайском наряде. Но, когда она вылетела, Ма повел носом в сторону, где ему почуялся запах успеха. Финансового в первую очередь.
Прослушивали (и просматривали) нас четверо, и только кастинг-директор на начало совместного представления еще колебалась. Ма примкнул к продюсеру и его рекомендации.
Как так вышло, что и Цзя (да реально же козя эта Цзя!) перешла на сторону, где звездочка, печеньки и шуршащие юани, наша «разведчица» Фан не знала. Но знала, что изначально режиссер Ян был уверен в нейтральной позиции кастинг-директора. И в том, что моя игра сумеет убедить эту разборчивую женщину.
Но… Что-то пошло не так.
Это не весь список «не того». Но так как меня донесли до обрыва, надо в роль входить. А не этим важным и влиятельным желать бобра с крепкими зубами. В область, куда обычно портмоне кладут, этим зубам желательно вцепиться. И не отпускать: бобра я им желаю побольше, побольше.
– Сегодня будете снимать сцену с падением? – вертится возле рабочего места режиссера пи… пингвин Пэй.
– Нет, – Ян холоден, как снег на вершинах гор.
И так же безразличен.
– А когда? – пузан не унимается. – В студии, в безопасности? А как же ваше особое видение и стремление к живой, естественной подаче?
Ян – это тоже данные от Фан – не признает дублеров, если речь не о чем-то невероятно сложном в исполнении. У этого щеголеватого господина актеры скачут на живых лошадях, а не едут на лестницах, которые волокут младшие работники студии. Они сами водят авто, и даже трюки выполняют в основном самостоятельно. Только там, где имеется риск для жизни (не здоровья, заметьте, только жизни), режиссер Ян соглашается на использование дублеров.
Помощник Ся с утра (когда я говорю утро, речь о половине четвертого, чтобы вы понимали) разносил всем, кто сегодня снимается, листы со сценарием.
В моем действительно была сцена с падением с обрыва. Спиной вперед, с раскинутыми руками и широко открытыми глазами. Подразумевалась работа со страховкой, но без дублера.
– Мы не станем снимать сцену с падением, – голос режиссера сух.
– Но-о…
– Тишина на съемочной площадке.
Этому неспортивному (и по виду, и по поведению) ничего не остается, как заткнуться и усесться на складной стул. Мебель услужливо приволок и разложил помощник Ся. Тот вечно помятый, что «помогал» на кастинге. Жест со стулом я запомнила. Выслуживается, юрко-скользкий типчик, не зря он мне с первого взгляда не понравился.
Ту часть листа, где я должна рухнуть в бездну, перечеркнули. У мамы это вызвало настоящий стон облегчения. Ян убрал часть эпизода своим единоличным решением.
Теперь мы снимаем, как рослый мужчина в черном ханьфу несет меня-куклу к краю мира. Шагает он медленно, размеренно. Снимают нас с ним на несколько камер. Общий план и крупный план (мой). Затем проход повторяется, только теперь крупный план фокусит лицо мужчины, а не фарфоровую красоту на его руках.
Откуда ханьфу, спросите вы, ведь был же детектив? О, это еще одна изумительная новость. Из разряда: «Что же может пойти не так?» Эти творческие лизоблюды… зачеркнуть! Личинки… вымарать! Хм, личности творческие подумали и решили перенести время и место действия. Из современной столицы в древнюю и слегка… вымышленную.
То есть, декорации и костюмерка будут соответствовать какой-то из эпох древнего Китая, но, чтобы не искать реальные исторические зацепки, страна назовется как-нибудь по-другому. Заодно и демоны лучше впишутся. И можно добавить тайное общество убийц. И заговор против правящей семьи.
И задвинуть фарфоровую куклу, ее значимость для сюжета, немно-о-ожечко назад. Но это мы еще поглядим. Лотос со своими грязевыми шалостями уже отложил начало съемки. Так что вариант: снять всё, а затем выпускать постепенно, по согласованию с каналом, не выйдет. Придется работать по быстрому варианту, где снимают только три-четыре, реже пять эпизодов. Плюс один-два тизера, плюс студийные фото актеров, плюс стиллы – это кадры непосредственно из снятых эпизодов.
И с этим выйдут в эфир. В таком формате обратная связь от зрителей играет куда большую роль. Довольные (или недовольные) зрители – это не только рейтинги, но и три-четыре тонны… нет, не диетического мяса. Тонны – это про комментарии. Отзывы могут повлиять на сериал весьма существенно. Порой зрительские суждения способны буквально втоптать в грязь росток начинающегося сериала.
Нет, серьезно, это ж как припекло заезженную лошадь Ма (ма в фамилии – как лошадь, и мне плевать, что он скорее конь), что он почти весь сценарий перекроил.
К слову, наши с мамой правки лошадушко не тронул. Они подходят под новый формат сериала, ничего менять не нужно. Морковку ему за это подарю.
Так, всё: меня ставят на землю. Мужчина делает шаг назад. Мы глядим друг на друга. Затем он удаляется, а я остаюсь.
Обрыв края света выбран не только за зрелищность. В этой сцене место символизирует свободу. При обработке зеленую траву под ногами куклы перекрасят. От точки соприкосновения маленьких игрушечных ножек сочная зеленая трава в капельках утренней росы будет жухнуть и умирать. Таково влияние демонической силы, оставшейся отметиной на лбу куклы.
С этой силой и ее последствиями осколок души девочки не хочет больше сосуществовать. Смерть, увядание, угасание. Она устала и хочет покоя. Тот, кто принес ее сюда, помогает ей этот покой обрести.
Кукла маленькими шажочками приближается к краю бездны. Там бурлит и свирепствует облачное море, блестят на солнышке скалы. И манит синева небес… Небо – это свобода. Это медленно поднятые, распахнутые руки-крылья в широких рукавах ханьфу, это золотой луч, отраженный в зрачках.
– Стоп, снято!
Скользит на мокром от росы камне ножка в расшитой матерчатой туфельке. Я ищу опору руками, только кроме воздуха хвататься не за что.
– А-Ли! – истошный крик мамочки.
Рука вверх – знак, что всё хорошо.
Я справилась с равновесием. Не осуществила мечту одного пузана, в которой я лечу в пустоту, да еще и без троса за спиной. Будем честны, до края обрыва больше метра, рисковать и ставить меня впритык никто бы не стал. Без страховки, по крайней мере. Не настолько Ян маньяк. А немножко сместить фокус, чтобы положение куклы казалось ближе, чем есть – это часть особой киношной магии.
Что тоже важно, дорогущий прикид при падении не изгваздала. Вот бы кое-кто позлорадствовал.
Ко мне спешит Ян. Даже на предельном отдалении от цивилизации этот господин одет с иголочки. Хотя работа режиссера располагает, скорее, к более свободному стилю. И к теплым пуховикам. Лето-то лето, но мы на высоте в две с половиной тысячи метров над уровнем моря. Так что спешат ко мне еще и младшие с тепловыми пушками, ручными грелками и кислородным баллоном.
– Мэйли, – присаживается передо мной на корточки режиссер. – Ты молодец.
Скрипят дорогие туфли.
Легонько киваю: мне реально проблематично говорить. За щеками я, что заправский хомяк, держу орехи. Ладно, не орехи, но там специальные вкладки. Нижняя часть лица должна выглядеть шире. Быть кругленькой, кукольной. В глазах расширители и линзы. Слой грима на лице толще, как мне кажется, чем слой кожи. Там натурально как фарфоровая маска.
И мне в этом гриме, если режиссер не даст отмашку: свободна, надо проходить до конца съемочного дня. Это где-то ближе к полуночи, но меня должны отпустить раньше. Затем его снимут и заново наложат к следующей съемке. В четыре часа утра, ага. Красота – страшная сила.
– Знаю, что этого не было в сценарии, – Ян говорит со мной серьезно, как со взрослой – и это располагает. – Но я хотел бы снять еще одну сцену. Хочу, чтобы ты уронила слезу. Вот с таким же светлым лицом. Одна крохотная слезинка. Счастье и освобождение. Но не из того глаза, где грим, из другого. Ты справишься?
Я хлопаю не вполне своими ресницами. С ними тоже поработала девушка-гример. Вот это у него задачки! С такими вводными, что гонорар за роль и почасовая оплата за съемочные часы уже не кажутся легкими денежками…
У меня, я уже устала говорить, безумно сложный грим. И детализированный: так, на лбу красная метка демона. А в уголке глаза – запекшаяся кровавая слеза. Вроде как с этой кровью перешла, впиталась в фарфор душа девочки. И капелька осталась.
– Мне бы не хотелось прибегать к уловкам, – косится на гримершу (та тоже в кучку помогаек затесалась) Ян. – Давай сначала попробуем несколько дублей без них. Если не получится… Я в тебя верю, Мэйли.
Ну как тут отказаться? Это ж вызов, да еще какой!
Зареветь, чтобы в три ручья лило, я могу без проблем. Более-менее красиво заплакать тоже. Но чтобы ровно одна слеза счастья из четко заданного глаза? Блин, а как бы он со звездочкой это снимал? Со «щипалкой», я про луковый карандаш, не иначе.
Пока меня греют и что-то там поправляют, судорожно перебираю воспоминания себя-прошлой. Такие, чтобы проняло – и не только меня, но и людей по ту сторону экрана.
– Мэйли, чуть левее, – через рупор поправляет мою позу режиссер.
Надо ему тоже сравнение найти, а то всем от меня досталось по тотемному животному, некоторым даже несколько. И только Ян ни с кем не соотнесен. О! Он тот еще щеголь, значит, будет – щегол.
Отвлекаться на ерунду в такой ответственный момент? Ничего, уже можно. Я ведь знаю, что буду воспроизводить в памяти.
Первый поцелуй с тогда еще будущим мужем. Кто роняет слезы во время поцелуев? О, вы многого обо мне не знаете.
Как бы объяснить… Наш путь друг к другу не был легким. Годы, преграды, потери. Я и не верила, что хотя бы увижусь с ним еще раз, не говоря о большем. В миг касания губ и сердец вдребезги разлетелись все барьеры и страхи. Это и была свобода, то и было – незамутненное счастье.
Удача ли сработала, или оно само, но крохотная хрустальная слезинка возникла там, где ждал ее режиссер Ян. Солнце подсветило капельку, глаза и фарфоровую кожу. Налетевший ветерок звякнул золотыми подвесками заколок.
Волшебство длилось, пока мои веки не начали гореть изнутри. Им так-то, в отличие от кукольных, положено моргать.
– Снято! – триумф в голосе режиссера. – Перерыв. Мэйли, в павильон. Да отнесите ее, не ногами же она пойдет.
Отмирают помогайки, а то стояли, будто не я – искусственная, а все они.
Павильон – это очень громко сказано. Там каркас из трубок затянут тканью. Внутри осветительные приборы, а также выставлено несколько декораций. Собрали, выверяя все до мелочей, пока режиссера и оператора не устроила картинка.
Щегол, похоже, решил и фото для пиар-кампании сразу нащелкать. Я так думаю, из соображений: пока все на подъеме, не успели устать, предвкушение, огонь в глазах и всё такое. Может, я заблуждаюсь. И он просто экономит бюджет.
Но фотографировать меня в виде куклы Ян решает самолично. Вида он не показывает, лицо держит, еще и солнцезащитные напялил. Но и по голосу слышно, и по пружинистой походке читается: доволен. Горд.
Отрабатываю фотосессию. На сегодня с меня больше ничего не требуется. Остаток дня расписан на другие сцены, без меня. Снимки мне обещают показать сразу по готовности. В горах их не распечатают, надо вернуться в цивилизацию сначала.
Уф. Начало выдалось напряженное. Времени ушло всего ничего, а эмоций – море. И это только начало.
За белым матерчатым пологом (как бы дверью) я сталкиваюсь нос к носу с еще одним проявлением: «Что же может пойти не так?»
– Ай, п-фе, – фыркают из-под высокой укладки с драгоценными украшениями (хотя это может и бутафория быть, я ж не разбираюсь). – С дороги. Думаешь, главная?
Давно не виделись, звезда моя. Лин Сюли, собственной персоной. Ради того, чтобы звездочка не осталась обделенной, сценарист Ма вписал в измененный сценарий нового персонажа. Принцессу, на меньшее ведь прелестное создание вряд ли согласилась бы.
Ага: куколка будет прелестная, но устрашающая, а принцесса – прелестная без всяких «но». И все как бы довольны. Ян выбил для меня роль куклы, Пэй не оставил за бортом звездочку, Ма через добавочную роль подмазался к малышке (и деньгам ее семьи) по полной программе. Что получила Цзя, я без понятия, да и демоны с нею. Лотос получил спонсора для масштабных высокобюджетных съемок. Для небольшой студии – великая удача.
Нет. Не все довольны. Принцесса глядит волком, а ей милоту на камеру демонстрировать.
Что до меня, то мне не до нее особо. Да, количество серий увеличили, сценарий раздули, и на фоне этого моя роль сбавила в значимости. Вроде как. Мы еще поглядим, кого запомнят зрители.
Принцессу или куклу. Восторг или тревогу.
Ворона умеет выживать в неблагоприятных условиях. И бороться за место под солнцем. Даже если солнце – свет софитов.
[1]荷花 (кит). [héhuā] – лотос.
Глава 2
Самое смешное в этом столкновении пары деловых малипусек – это то, что мы обе на ручках. Меня придерживает младшая Чу, мой личный раб… работник киностудии Лотос-Фильм.
Мне нельзя ходить самой, у меня на ноженьках белые тапочки. Тьфу, туфельки. Матерчатые, с вышивкой. Их таких на меня две пары изготовили, одни с белой подошвой, а у вторых и по стопе вышивка идет. Это для кадров, где кукла сидит на попе (ровно).
Если запачкаю вышитые, девочка-костюмер будет недовольна. А если порву, она меня утопит. В слезах. Ей же где-то посреди нигде волшебным образом придется добывать такие же.
Сюли транспортируют в переноске, как хомячка, которого везут к ветеринару. Ладно, это меня снова заносит. На самом деле она перемещается в деревянной конструкции вроде паланкина, только мельче. Я так понимаю, детская версия, и в этой штуке принцесса появится и в кадре, и на фото, которые на постеры пойдут. Это не точно, так, мои предположения.
Надо будет поговорить с мамой, пусть на правах помощника сценариста разузнает про сцены с этой наипрелестнейшей мелюзгой.
Но первым делом – переодеться и избавиться от грима. Я в этой застывшей маске реально не чувствую себя человеком. В нормальной одежде (штанишки, носочки, рубашечка, кофта, ботинки) и без лишнего на коже растекаюсь довольной амебой по стулу в походной гримерной.
И, пока маленькую амебку не гонят прочь, можно краешком глаза подглядеть, краешком уха подслушать. Любопытно же, что происходит, что обсуждают.
– Я ведь еле успела закончить грим второй малышке, – наклоняется одна низенькая китаянка к другой, бормочет вполголоса. – Мне говорили, что до обеда по графику снимать будут первую. И накладок не будет. А закончили до завтрака.
Ну да, Ян начал съемку в шесть ноль-ноль. По его мнению, самый лучший и подходящий для создания мистической атмосферы свет – утренний. Сумерки и ночь тоже сгодятся, но для иных сцен.
Завтрак у актеров и съемочной команды в девять.
– Не повезло тебе, – сочувствует вторая коротышка (натуральная полторашка, причем с учетом пучка на макушке). – Даже обидно: столько работы, и почти сразу очищать.
– Старшие! – вытекаю из удобного положения, крепко встаю на свои две. – Спасибо.
– А? – замирают болтушки. – О.
И где их многословие, куда делось? Они забыли про меня, что ли, как закончили со снятием грима? Я, если что, не в обиде. Девы сделали свое дело, преобразили меня до неузнаваемости, затем вернули к нормальной жизни. Благодарю за дело, а не за перемывание косточек маленькой вороны.
От стены отлипает тень – Чу бдит, Чу на страже.
– На съемочную площадку, – оповещаю труженицу об изменении в маршруте. – Ножками. Сама.
Это в белых тапках меня можно вперед ногами носить. Но раз переобули – баста. Перед гримеркой встречает мамочка, ее с какими-то организационными вопросами отвлекали до этого. Вышагиваем к обрыву втроем.
Хотя режиссера нет, возле края света роится кучка черноголовых насеко… сотрудников студии. При нашем с мамой и Чу приближении многие оборачиваются, удивленно глазеют и перешептываются.
– Старшие! – поднимаю ручку с раскрытой ладошкой. – Благодарю за вашу заботу обо мне!
Доброе слово – оно и кошке приятно. Все об этом знают, но многие почему-то забывают. Мне не сложно помахать ладошкой всем этим незнакомым людям. И от «спасибок» язык не отвалится.
Хм. Я несколько иной реакции ожидала. К более улыбчивой аудитории, скажем так, готовилась. Привыкла уже, что нравлюсь людям. А эти как будто смущены?
– Ну что вы, – натужная улыбка и поклон от помощника оператора.
Так, а что это у него в руке? Осмотр ставит все на свои места. Команда дружно пьет одинаковые напитки. Что-то бутилированное, вряд ли алкоголь. Водичка или лимонад какой-то? Не суть.
Кое-кто успел подсуетиться. Одинаковые бутылочки всему стаффу на съемочной могли принести специально обученные сотрудники этого стаффа. Но тогда вот та младшая не прятала бы свою бутылку. И глазки бы не бегали. Занятно, занятно.
Мэйли достаточно продвинутый ребенок, чтобы уметь складывать один плюс один. Напитки (с почти сто процентной вероятностью) разнесли подчиненные Лин Сюли. Стафф их принял. И теперь принять мою устную благодарность им… слегка неловко.
Любопытно даже: принцесса сама догадалась осчастливить подданных, или ей кто из взрослых подсказал? Эх, вряд ли узнаю ответ.
Что же. Мы – вороны бедные, но гордые. Навязываться не станем. Но и менять линию поведения – тоже.
– Пожалуйста, оставьте для нас с мамой стульчик, – улыбаюсь я. – После завтрака мы обязательно придем. Очень хочется посмотреть на игру уважаемых взрослых. Это такой важный и ценный урок для меня.
– Конечно-конечно-конечно, – рассыпаются в заверениях сотрудники Лотоса.
Мы удаляемся. Ненадолго. Я обязательно вернусь, чтобы поглазеть на игру Лин Сюли. И старших тоже гляну. Действительно, надо же заценить их вживую. Как вживаются в роль, сколько снимают дублей. Как их Ян гоняет в хвост и в гриву. О, у меня большие ожидания от методов нашего принципиального и прогрессивного режиссера.
– Этому ребенку правда два года? – улавливают мои чуткие ушки. – Она не по возрасту сознательная.
– И очень вежливая.
– Она меня пугает.
Неторопливые шажки короткими ножками – это способ подслушать взрослых, оставшись в рамках приличий. Еще одну любопытную фразу приносит мне легкий ветерок (и отличный слух): «И цзы цянь цзинь». Очень знакомые птичьи трели… то есть, китайская идиома. Меня продолжает учить им мамочка, за что честь ей и хвала. Эта фраза означает: «За один иероглиф – тысяча золотых[1]».
В период Бьющихся Царств могущественный чиновник Лю Бувэй выпустил книгу. Он счел данный труд поистине совершенным. Чиновник прикрепил к городским воротам свитки сего творения и добавил объявление. В нем было сказано: кто сможет добавить или отнять хоть один иероглиф, получит тысячу золотых монет. Спорить с премьер-министром царства Цинь почему-то не нашлось желающих.
Неопознанный мужской голос, донесший до меня сей исторический щебет, дополнил. «За один дубль – тысяча юаней».
Это звучало уже не так красиво. Слова длиннее, ритм не тот. Зато суть ничего такая: я как бы по контракту за один (каждый) съемочный день, в котором меня задействуют, получаю тысячу юаней. Это, к слову, не самая большая оплата труда, скорее, по минимальной планке отделался Лотос-Фильм.
Плюс с момента, как мне начинают наносить макияж, включается таймер. За каждый час до завершения съемок (исключая время на приемы пищи, там таймер ставят на паузу) мне еще по сто юаней платят. Это тоже скромненько.
Сцены с участием детей по контракту снимают раньше всего, чтобы пораньше же и освободить малышей. Но денежки мне капают за весь съемочный день, даже если всего одну сцену со мной всего и снимут. Ночные съемки дороже, по сто пятьдесят юаней в час. Работа в ночь обговаривается заранее, согласуется с мамой.
Что мы из этих скучных цифр получаем? Точнее, что хотел сказать тот китаец (жаль, на спине нет глаз, не знаю, кто там такой умный)? Что я легко заработала свой суточный гонорар? Или что моя игра была так шикарна, что каждый дубль стоит тысячи юаней? Лучше бы второе, но это не точно. Не продешевить бы. А так, если вдуматься, я сняла все свои сцены с одного дубля.
Кто крут? Ворона крута. И пусть кто только усомнится: клюну в лоб.
Съесть что-то из коробки с готовой едой, поданной как завтрак, мама мне не позволила. Моя заботливая мамулечка самолично приготовила на переносной жаровне кашу, овощи и немного мягкого куриного мяса (без соли и специй) для своего сокровища.
Эти занятные ребята принесли на меня набор, как на взрослую. Рис и тофу – ок, к ним нет вопросов. Грибы – с перцем. Дайкон – с перцем. Жареное яйцо соленое и перченое. Мама это пробовала и комментировала, не я. Есть она это не стала, и бледной моли не позволила.
На себя и помощницу умница моя тоже быстренько соорудила вкусняшек. Мне, опять же, ничего из этого не дали, но Чу теперь глядит влюбленными глазами на госпожу Ли. Уверена, страсть эта не имеет ни единого намека на пошлость, всё дело в прекрасной маминой готовке.
С этого раза и на все выездные съемки свои наборы мы оставляли нетронутыми на общем столе для раздачи. Чу стала нашей не только по соглашению с киностудией, но и по велению сердца (желудка).
После завтрака я реализовала угрозу: притопала обратно на съемочную площадку. Врага надо знать в лицо. И бесить своим присутствием тоже полезно.
Паланкин с принцессой Ян останавливал трижды. Один раз его не так понесли. Во второй раз одна из служанок споткнулась. В третий принцесса вместо трепетного взгляда выдала откровенно злой.
Моя душенька была довольна. Банальная арифметика, доступная и двухлеткам: два больше, чем один. Не берем в расчет те дубли, где другие косячили.
Сюли тоже умела считать. По завершению съемки ее аккуратная ножка случайно (верим) наступила на туфлю «проштрафившейся» служанки.
– Ай, – сказала принцесса.
Вздернула носик и протянула ручки: несите мое высочество на снятие грима.
Может я, конечно, придираюсь, но по этому дню роль прелестницы выглядит легче в исполнении, чем моя. Может, дальше закрутят? Интересненько.
Затем аж до обеда (это час дня) режиссер гонял двух актеров-мужчин. Бой на краю обрыва, суровые китайские мечники, впечатляющие общие планы… Картинка в моем воображении складывалась яркая, будоражащая.
– Стоп. Заново. Стоп.
Так звучала реальность. К полудню потеплело, я сняла кофточку. Взмыленные воины в черном, наверно, проклинали солнце. И Яна вместе со светилом.
– Медленно. Неверная стойка. Бей, а не гладь! Плохо. Заново. Плохо.
Довольно-таки вялая боевка на моих глазах вершилась. Самоуправством Яна мой стульчик (подготовили, не забыли) установили недалеко от режиссерского. И могу заглядывать в «телевизор» – режиссерский монитор. Там с нескольких камер картинка, глазки разбегаются.
Но пока актеры не разогрелись или просто боятся друг друга проткнуть, смотреть скучновато. Не удивлюсь, если им не затупленное оружие выдали. Этот оригинал (я про Яна) может.
Если отпустить на волю фантазию, можно представить на месте воинов моих приятелей по песочнице. Конечно, после взросления. Один актер крупнее, скуластее, мышцы в наличии. Причем он такой один тут такой, вся мужская часть команды скорее гладкая, чем рельефная.
Их фото для постеров делали еще до выезда, к слову. Только их и исполнительницу одной из женских второстепенных отсняли до старта. Та лишь в некоторых сценах будет появляться, в основном – в стенах древнего дома удовольствий. И на выездной съемке ей делать нечего. Видимо, для опытных актеров свои условия. Их постеры я видела: интересные, фактурные.
Второй мечник стройный, «сухой» по комплекции. Ему там что-то в костюме меняли, изображали бинты под одеждой, так что на рельеф без намека на жир я глянуть успела.
Хотя они с «крупным» одного года рождения, стройняшка выглядит моложе. Но оба типажа, как по мне, довольно хороши. Смотреть приятно.
Так что я как бы наблюдаю за игрой-потасовкой моих изрядно вытянувших и повзрослевших приятелей, только не с пластиковыми игрушками, а с мечами. Право слово, мои смогли бы не хуже.
О них: пацаны в столице, в порядке. Бегемота по моей скромной протекции взяли на эпизодическую роль в кино, которое снимает Син. Ченчен как стал вытягиваться, не такой уж и колобок. И рожицу взял таки не плоско-круглую, аки оладушек, от матери. Мать – та в восторгах вся, уже мнит себя матерью кинозвезды.
С жирафиком сложнее. Ребенок испытал жуткий страх, попытку похищения. Конечно, перепугался до чертиков. Да любой бы стрессанул на его месте, что там говорить о двухлетке?
Праздник отменился сам собой. Лапшу долголетия мать его выкинула: Джиан отказывался есть два дня. Торт он уничтожил, когда отошел от стресса. Вскинул руку, как для подлого удара исподнизу, прокричал на весь дом: «Ни Бухай!» – расхохотался.
Мать за сердце схватилась, а сын помчал на кухню, увидел там батю с тортом в руках (тот с горя думал и кулинарный шедевр выкинуть), затребовал: «Дай!» – а после заработал ложкой. Как доел, сообщил гордо: «Мы победили», – а после уснул за столом.
