Текст книги "Хуан Дьявол (ЛП)"
Автор книги: Каридад Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Ай, как красиво! Отсюда видно все море… а Сен-Пьер там внизу… это как сценка рождения младенца Христа, которую несут в кафедральный собор на Рождество. Ай, дон Ноэль, посмотрите на бухту! Сколько кораблей!
– Но единственный, кто должен там быть, нет… Едем… Едем… Сделай одолжение, пройди вперед и постучи в дверцу. Мы не можем терять время.
Люцифер был у берега… совсем рядом… Он приблизился к парусникам, к подножью горы Парнас. Всю ночь сомневался Хуан, что может спустить лодку на воду и добраться до пляжа. Всю ночь он терзался страстным необдуманным желанием найти Монику вопреки всему. Стояло странное застывшее спокойствие. Тишина на земле и море. Город казался погруженным в усталый сон, а мрачное небо медленно прояснялось.
– Уже почти рассвело, капитан.
– Да, Колибри. Быстро настал день и нужно уходить. Опасно находиться здесь. Возможно, ничего не случится. Несомненно, я спятил, воображая катастрофу, которая никогда не произойдет. Но почему погибло столько рыб, почему улетели птицы?
Он обернулся, и словно очнулся. Беспокойно ждали немые, неподвижные, не осмеливающиеся подойти мужчины, за чьи жизни он нес ответственность. Никто не говорил, никто не спал. На ногах были все, послушные его голосу, который Хуан заставил прозвучать твердо и сурово:
– Что вы делаете на палубе? Каждый на свое место, которое я выделил всем! Мартин, Хулиан… у паруса! Угорь… к штурвалу! Отплываем на Санта-Лусия. Это неполная сотня миль.
– Там, капитан… с той стороны! – прервал Колибри. – Корабль с пушками приближается!
– Галион! Скорее всего ищут нас, но мы уберемся, прежде чем нас настигнут. Все в трюм, кроме экипажа! Руби канаты, Хулиан! Поднять паруса! Время на нашей стороне! Дай штурвал, Угорь!
По его голосу люди двигались, как автоматы, руки Хуана схватили штурвал судна, которое, подобно коню, управляемому всадником, резко сменило курс, чтобы ветер дул в паруса. Заскрипел, вздрагивая, Люцифер, обремененный грузом своих недр. Его белый силуэт возник светлым пятном над темным морем, позолоченным первыми лучами солнца 8 мая 1902 года.
– Вон там Люцифер! Мы искали его на море, а он вернулся и спрятался на берегу! Капитан, форсируйте двигатели, чтобы выстрелить из пушки! – Ренато подбежал к артиллерии на носу сторожевого судна. Незащищенный Люцифер был совсем рядом, в пределах досягаемости. Дикая радость затопила душу, и он приказал: – Навести прицел, артиллерия! Короткий прицел, и если мы немедленно не задержим его, во второй раз ударим в мачту!
На всех парах шел Галион за беззащитным парусником, которому благосклонный ветер внезапно дал неожиданные силы. Надутые паруса, тонкий нос ножом резал воду, поспешно убегая от парового корабля, которому удавалось приблизиться.
– Капитан… капитан, они за нами! – кричал взволнованный Колибри. – Нас обстреливают пушками…
– Не важно. Они не упустят мишень.
Хуан развернул скрипевший корабль, пытаясь овладеть морским волнением.
– Теперь они приближаются, капитан. Снова приближаются!
– Не важно. Мы снова оставим их позади!
– Моника, дочь моя…
На голос Сестры Марии Консепсьон Моника очнулась, пробуждаясь от короткого и болезненного сна. Она еще находилась у окна, где прошли вечные часы долгой ночи, слушая шум ревущего вулкана, напрасно наблюдая за черными водами, светом, который бы обозначил корабль. Она каждый раз поднимала ослепленные глаза на небо, которое Мон Пеле забрасывал огненными стрелами адской пиротехники инородных выбросов. В первых лучах наступившего утра утомленные глаза смотрели с удивлением на благородное лицо, которое окружал монашеский убор.
– Куда вы смотрите? Вы провели ночь, так и не заснув? Это настоящая глупость. У вас нет права злоупотреблять жизнью и здоровьем, когда вами так обеспокоены друзья и семья. Не хотела бы расстраивать ваши нервы неожиданным сюрпризом… к вам пришли.
– Ко мне? – обеспокоилась Моника. И с неудовольствием спросила: – Кто? Случайно не Д`Отремон?
– Моника! Дорогая доченька! – позвала Каталина, врываясь в простую комнату. – Наконец… Наконец! Невероятно… я начала бояться, что и тебя больше не увижу. Ты забыла меня, дочка, забыла…
– Нет, мама. Как могла я забыть тебя? Я оставила тебя с друзьями, которые могли ухаживать за тобой лучше меня. Так сложились обстоятельства.
– Знаю, дочка, знаю. Ноэль все рассказал. Он привез меня, несмотря на трудности.
– Ноэль… мой дорогой Ноэль. Не знаю, как и благодарить вас…
– Мне стыдно принимать вашу благодарность, Моника, как стыдно прерывать этот момент проявления чувств и нежности, – извинился старый нотариус, приближаясь почти на цыпочках. – Я пришел, потому что вы нужны мне. Или скажу яснее: вы нужны кому-то, кто ждет, что вы поможете ему, хотя с этим человеком вас теперь ничего не связывает. С вечера я вышел, чтобы найти вас, поклявшись привести в назначенный час. Я не считал миллион препятствий. Чтобы выйти из города, нужно было получить разрешение губернатора, пропуск, гарантии коменданта, изложить причины десяти различным персонам, но пока я все это делал, корабль уже отплыл.
– Какой корабль?
– Конечно же, вы не знаете. Как и то, что Ренато не имеет ни малейшего представления, что вы в безопасности. Бесполезно было ему говорить; он не хотел верить. Нужно, чтобы вы сказали, поговорили с ним, чтобы немного сжалились и помогли Хуану.
– Помочь ему, чем? Что с ним случилось? Где он?
– Сбежал на корабле достаточно загруженном, чтобы уйти далеко, преследуемый вооруженной береговой охраной наших властей. Я всеми силами старался избежать этого, но Ренато Д`Отремон вышел на корабле.
– В таком случае, Ренато…
– Губернатор, как всегда, передал власть в другие руки, а Ренато получил желаемое. Взбешенный от ревности, постоянно подстегиваемый матерью, которая только подливала масла в огонь, он вышел преследовать Люцифер с наихудшими намерениями. Я сказал ему, что вы не с Хуаном, но он не хотел верить. Я просил его подождать, что приеду и докажу ему, а он подумал, что я смеюсь над ним. Как сумасшедший, я пытался попасть сюда, но добрался только сейчас.
– Нужно остановить Ренато, заставить вернуться, пусть отправят другой корабль, чтобы найти его! Я знаю, что Хуан не сдастся живым, будет сражаться за жизнь до самого конца. Ноэль, друг мой, сделайте что-нибудь!
– Только вы можете сделать что-то, Моника! И если вы готовы ехать со мной. Пусть Бог поможет нам вернуться вовремя, ведь если Галион и Люцифер столкнутся…
– А? Что это? Снова вулкан… – проговорила Моника, услышав глухой и долгий шум.
– Нет, не вулкан… Как будто ударили пушки в открытом море! – уверил Ноэль. И услышав еще выстрел, пожаловался: – Это пушки Галиона! Чего я боялся… ждал!
Они бежали по галереям. Почти рядом с горой Парнас жестокая неравная битва Люцифера на полных белых парусах, и Галиона во всеоружии.
– Ренато не отступит, пока не потопит или не захватит его! – предрекал Ноэль. – Если Хуан не сдастся…!
– Хуан никогда не сдастся! – уверила твердо убежденная Моника.
– Эта прошла совсем рядом, капитан! Нас почти схватили! – воскликнул Колибри.
Пушечное ядро слегка задело мачту, и резкий разворот штурвала в руках Хуана сбил с ног весь экипаж на палубе. Корабли сближались. Один, вооруженный, как акула, до зубов. Беззащитная шхуна Люцифер прыгала и вихляла, как дельфин, преследуемый акулой. Люцифер развернулся, теряя равновесие, и жестокий удар моря смыл палубу правого борта, который почти погрузился в воды.
– Нам снесли кливер! – кричал испуганный Колибри. – Мы тонем, капитан!
– Еще нет! Если удастся убрать с дороги эту проклятую артиллерию…! – бодрился Хуан. И криком приказал: – Все винтовки на палубу! Все винтовки сюда! Дай свою, Хенаро!
Совсем близко от мачты разорвался снаряд, в воздухе лопнули веревки, как ужасные хлысты смерти, сбив с ног двух или трех, следовавших голосу Хуана. Внезапно его рана на боку открылась. Он передал штурвал в руки Угря, и ждал с невероятным хладнокровием приближающегося врага.
– Сдавайся! Сдавайся или я разорву тебя на части! – пугал Ренато.
– Огонь! Огонь! – это был ответ Хуана. Он раньше всех выстрелил, и его сбила с ног носовая артиллерия. Галион, в нескольких метрах от шхуны выстрелил в самую середину, вырвав с корнем вторую мачту. Смертельно раненый, дрогнул Люцифер. Без мачты, парусов, с уничтоженной волнами палубой, теперь неподвижный – беззащитная добыча охраны, которая уже была готова прыгнуть на борт.
– Все наверх! Всем к оружию! – приказал Хуан. – Мы дорого продадим жизнь! Умирая, будем убивать!
– Сдавайся, Хуан Дьявол! – угрожал Ренато.
– Так поймайте меня! – бросил вызов Хуан. И крик потонул в чудовищном грохоте, за которым последовала серия сильнейших взрывов.
Вулкан взорвался. Разрывая сверху донизу махину, высотой в тысячу метров, над Мон Пеле взметнулась гигантская вспышка пламени, лучом пронесся поток огня и дыма, уничтожая землю, стирая город и море, разрушая все одним ударом, будто придавив огромным кулаком.
С поверхности, разрушенной грубым взмахом, полу-ошпаренные раскаленным воздухом, задыхаясь, приоткрыв губы и с расширенными от ужаса глазами, люди направлялись друг за другом из галерей монастыря на вершину Парнаса, который был балконом над Сен-Пьером, бежали увидеть ужасающий спектакль. Моника встала, ее порыв не могли остановить дымные испарения, раскаленные так, что обжигали кожу, слепили зрачки. Она бежала, пока не добралась до стены. Руки вцепились в край террасы, а взгляд с жадным отчаянием искал, будто желал пробраться через обволакивавшее облако, так ничего и не увидев. Никого не было. Густой слой дымящегося пепла покрыл пространство, бывшее городом, горящим саваном. Залив был пуст. Пристани, причалы, сотни кораблей и парусников исчезли, поглощенные кипящими и дымящимися водами.
– Где они? Где шхуна… охрана…? – спрашивала Моника. – Где корабль Хуана?
Густой воздух медленно прояснялся. Волочимый водоворотом, разрушенный и дымящийся, деревянный корпус шхуны вертелся, движимый яростными волнами. Вокруг него всплывали из вод бесформенные предметы: чернеющие доски, разрушенные брусья, разорванные трупы, части которых появлялись как мрачное возвращение долга моря. Моника отступила, чувствуя, как бьется сердце, и хриплый крик горя вырвался из горла:
– Хуан! Хуан! Почему ты не дал мне умереть с тобой?
17.
Голова Хуана показалась из неспокойных вод и снова в них погрузилась. Морские воды были горячими, но еще более жгучим было дуновение огненного воздуха, который спускался с горы. Рядом с ним шевелилось несколько человек, сражаясь, как и он, с двумя ужасными стихиями. Почерневшие и обожженные лица, протянутые руки в поиске помощи, неподвижные и жестикулирующие тела, живые и мертвые, раненые и невредимые – многочисленная масса, которая в безумном испуге боролась, не понимая, что произошло. Двумя взмахами рук Хуан доплыл до места, где увидел тонущую голову негритенка, схватив наконец за худую шею, встряхивая до тех пор, пока не заставил его очнуться.
– Капитан… я умираю… – пожаловался Колибри, задыхаясь. – Вода обжигает… воздух горячий…
– Ты не умрешь… цепляйся за доску… – изо всех сил Хуан плыл, волоча мальчика. Рядом была маленькая непотопляемая лодка. Он плыл на боку, это было не трудно. – Держись, Колибри!
Другая рука судорожно высунулась из воды и вцепилась в борт лодки. Искаженное лицо, обожженная и раненая голова поднялась из воды, жадно ища воздух, другой человек, соревнуясь, достиг зубчатой скорлупы, которая представляла собой последнюю надежду спастись.
– Отпусти, Ренато!
– Нет, Хуан!
Снова лицом к лицу. Снова, в самый трудный момент последнего сражения, роковая случайность столкнула и связала две пары рук, соединенных вместе в отчаянной судороге, два рта, одинаково жаждущих вдохнуть желанный воздух. Вспышка ненависти горела в глазах Ренато, который ругал Хуана:
– Ты потопил мой корабль, разорвал его на куски!
– Ты спятил? Как я мог это сделать? Это был вулкан!
– Вулкан… вулкан…? О! А Моника? Она была на Люцифере…!
– Нет, ее не было! Она в безопасности!
– Тогда это правда… О, я не могу больше!
Ярость погасла в голубых глазах. Рядом вода окрасилась кровью, пока рука Хуана поддерживала тело Колибри, теперь безжизненное, как будто в обмороке.
– Ренато… поднимайся! Садись в лодку… держись за меня! Я не дам тебе утонуть!
– Это бесполезно, Хуан! Я ранен! Спаси мальчика! Спасись сам!
– Наверх, Колибри… внутрь! Я помогу тебе… наверх! – приказал Хуан, подталкивая мальчика. – Теперь ты, быстро, Ренато, я не отпущу тебя! Поднимайся!
С трудом он забрался в маленькую лодку и перевернулся, чтобы проверить дно. Из последних сил он поднялся на ноги, охватывая пространство взглядом ужаса и страха. Десять ран кровоточили, опаленная одежда висела клочьями, из-под которой виднелась покрасневшая и обожженная кожа, но на все это он не обратил внимания. У его ног, как раненое животное, шевелился Колибри:
– Что случилось, капитан? Нас взорвали снарядами, потопили, правда? Потопили Люцифер!
– Люцифер? О, нет! Люцифер непотопляем. Вот он, обожженный, разрушенный, но плавающий. Потоплены остальные, Галион, как будто море его засосало, потоплены другие лодки, все, Колибри, почти все. Смотри!
Он заставил мальчика подняться, чтобы посмотреть на странное пустое море, трагично окутавшее свою добычу. Рядом, на разрушенном плоту, сотрясаемом яростными волнами, боролась маленькая группа людей. Словно в кошмарном видении, Хуан посмотрел на них и узнал:
– Угорь, Мартин, Хулиан, Хенаро! Хватайтесь за доски, корабельные веревки, держитесь за них, пока я не приду на помощь!
Он наклонился, подбирая с моря широкую доску, и погрузил ее в воду, чтобы грести, затем поднял голову, чтобы посмотреть на ближайший берег, и крик ужаса вырвался из горла:
– Колибри! Я спятил, ослеп? Колибри, посмотри на Сен-Пьер! Что это? Что там впереди?
– Ничего, капитан! Там ничего нет!
Как безумный, Хуан греб к берегу, энергично двигая лодку по направлению туда, где были пристани, причалы, пляжи. Глаза искали дома, которых не было, знакомую панораму, которая стерлась. Не было крыш, деревьев, стен, подножий стен. Зеленая долина, где возвышался самый богатый и многочисленный город маленьких Антильских островов, теперь был огромной голой пустыней, покрытой пеплом и лавой, которая медленно каменела.
– Моника… Моника…!
Любимое имя было единственным, что произнесли губы Хуана. Оно сверкнуло светом и огнем. С сумасшедшей жаждой он схватился за доску и продолжал грести. Нужно приблизиться, добраться. Он не верил покрасневшим глазам. Разум, обезумевший от неожиданности и ужаса, не мог еще понять ужасную правду, пока лодка не стукнулась о берег. Он бежал, не чувствуя жаркую и раскаленную землю. Руки трогали горячую поверхность, тело и душа стали нечувствительны от боли и ужаса.
– Здесь был Сен-Пьер, вот здесь! Нет, нет, невозможно, неправда, что я вижу! Это не может быть правдой! – и крича, как безумный, он отрицал: – Это неправда!
Рычание чудовища, казалось, ответило ему. Вон там Мон Пеле. Он тоже изменился. Могущественная верхушка разлетелась вдребезги, и во всю длину высоченной махины голого конуса широкая и громадная трещина давала сбежать смертоносным испарениям, пока в огромной трещине закипала лава фонтаном огненной кузницы. Хуан подошел к лодке, в глубине которой лежал Ренато Д`Отремон, а рядом темная голова Колибри, который с волнением спросил:
– Что случилось, капитан, что же случилось?
– Здесь был Сен-Пьер! Был, а теперь уже нет. Город, где я родился, не существует. А она, она… Моника… – И с бесконечным отчаянием позвал: – Моника…! Где ты?
У балконных перил, откуда виднелась последняя и ужасная решающая битва Хуана и Ренато за жизнь, Моника пребывала в полуобморочном состоянии, почти без чувств. Порывы воздуха ошпаривали кожу и волосы, но глаза, на миг ослепшие, теперь уже видели, и она воскликнула, указав рукой:
– Там! Там!
– Моника, дочка…! Ты потеряла рассудок? – опечалилась Каталина де Мольнар.
– Там… в воде, рядом с лодкой… рядом с Люцифером, есть люди! Они шевелятся! Есть живые… они плавают…!
– О, да… это правда! Кто-то остался жив! – подтвердил Педро Ноэль.
– Бежим, бежим! – торопила возбужденная Моника.
Жители горы Парнас пришли на помощь немногим оставшимся в живых после крушения в заливе: кто-то из экипажа Рораима, четверо или пятеро из всех рыбаков, которые намеревались бросить сети на рассвете, большая часть пассажиров Люцифера. Те, кто был внутри корабля, не имея оружий: женщины и дети спаслись. Еще кое-кто из экипажа Люцифера: Мартин, Угорь, Хулиан, Хенаро. Раненые, истощенные, обожженные воздухом и водой жалкие тела образовали длинный ряд носилок у пляжа. К ним добавились многочисленные жертвы, которые тоже были на Парнасе, там, где жар огня более всего смог достать. Как белая тень, Моника ходила от раненого к раненому и впервые ее благочестивые руки не исцеляли и не утешали.
– Его нет… нет…! Хуана нет среди них! Хуана нет среди тех, кто спасся! Он оторвал меня от себя, не дал умереть рядом с собой! Почему? Почему?
– Дочка, успокойся, – умоляла Каталина. – Ты теряешь рассудок…
– И не будет единственной, – заверил Ноэль. – Чудо, что мы живы, видели, можем говорить об этом, уже заставляет сходить с ума. Жить после такого… Возможно ненадолго! Чудовище еще рычит! И нужно послушать этих несчастных, особенно двух кочегаров Галиона.
– Вы говорили с ними? – с надеждой спросила Моника. – Можете спросить их…?
– Они говорят, что море поглотило Галион, как будто засосало.
– Но Хуан… люди с Люцифера, сказали что-нибудь? Вы можете спросить их?
– Двое из них уверили меня, что он нашел лодку и греб к берегу. Я не верю. Эти люди помешались, обезумели. От ужаса они видели видения. Как может Хуан, не взяв никого на лодку, грести на ней? Галион утонул, и от Люцифера не осталось ни одной целой доски… как будто Бог хотел наказать за преступное смертоносное сражение двух братьев. Потому что они были братьями. Братьями! Та же кровь, несмотря на их ошибки, жестокость и ожесточенность, то же сердце и доблесть. Не могу отрицать этого.
– Но эти люди видели Хуана…! – упорствовала Моника с отчаянной надеждой.
– Они не могли видеть его, Моника. Они обманулись. Хуана уже нет на этом свете.
– О! – огорчилась Моника, с настоящим отчаянием. – Хуан… Хуан!
– Вы плачете по нему, Моника? По нему?
– Разве вы не знаете? Хуан был всей моей жизнью! И если он умер, зачем мне жить и дышать? Но нет… нет… я не умру! Не могу умереть! Море было его другом, и не могло причинить ему вреда. Он вернется!
Она бежала как безумная к узкому пляжу, который открывался золотой раковиной в черных скалах, теперь покрытых пеплом и разоренных, бежала к морю, где видела Хуана удаляющимся, запрыгивавшим в лодку. Как тогда, она протянула руки, и в ее глазах, ослепших от слез, было минутное помешательство, воображаемая лодка, которая уносила Хуана:
– Хуан! Не оставляй меня… не уходи… Забери меня с собой… Я умру с тобой! Найди меня! Вернись ко мне, Хуан!
– Капитан! Он не умер! Он шевелится…! Из раны течет кровь, много крови…
Взгляд Хуана упал с выжженной вершины Мон Пеле на маленькую лодку с телом Ренато. Посреди жуткого смертельного спектакля, перед пеплом, служившим саваном более сорока тысячи трупам, это сердце еще слабо билось. Хуан наклонился к нему, разорвал изящную одежду, нашел источник крови, откуда каплей за каплей вытекала жизнь последнего из Д`Отремон. Обломок доски с острыми краями, вонзился в ребра, рядом с сердцем, но рука Хуана не дрогнула, когда вытащила его резким рывком.
– Сколько крови! – проговорил испуганный Колибри.
– Быстро! Нужно остановить ее! – последним куском рубашки Хуан заткнул ужасную рану, сдерживая обильное кровотечение. – Раздень его, Колибри, помоги мне! Принеси что-нибудь, чем можно перебинтовать его!
Резкими движениями, с привычностью моряка, Хуан перебинтовал обнаженный торс Ренато.
– Посмотрите, он открыл рот, капитан…
– У него жажда. Он потерял много крови. Но ни глотка воды не может дать уже эта земля для Ренато Д`Отремон.
Он снова посмотрел на окружавший его ужас и на человека, умиравшего у его ног. По всей лодке были разбросаны бумаги, которые Ренато получил прошлой ночью из Епархии, а одну плотную бумагу с печатью и сургучом в странном порыве схватили руки Хуана.
– Что это, капитан? – спросил Колибри с любопытством.
– Полагаю, право убить меня, как собаку, когда найдут. Это печати губернатора, его подпись. Еще вчера он выносил приговор кому жить, а кому умереть.
Он скомкал в бесформенную массу мокрую бумагу, бесполезный символ земной силы: печати губернатора и подпись Папы. Теперь это имело ту же цену, как то, что перед глазами: обожженная равнина, превратившийся в пепел город. Бумаги выпали из его рук. Сквозь воздух, теперь прояснявшийся, различался холм Морн Руж, серый, покрытый золой, но дома деревни были нетронутыми. Орлиный взгляд мог различить крыши и обломанные деревья, и как караван насекомых, черные точки спускались по склону к месту, где был город.
– Там, в деревне Морн Руж, есть живые. Они движутся… идут… просят помощи… идем…!
Колибри взял его за руку, увлекая отчаянным порывом. Хуан вздрогнул, и снова посмотрел на Ренато. Затем без единого слова поднял его руками Геркулеса.
– Вы понесете его, капитан?
– Не стоило вытаскивать его из моря, чтобы оставить на дороге, Колибри. Начатую работу нужно завершать. Подбери эти бумаги и иди за мной.
– Бумаги? – бормотал ошеломленный Колибри. – Бумаги с разрешением убить нас?
– И другие тоже, Колибри. Это может стоить больше жизни Ренато… В путь!
Тем же вечером прибыла бригада помощи из Фор-де-Франс, которая не обнаружила тех, кому нужно помогать. Новые извержения и разлив лавы заставили выживших переместиться из горы Парнас ко второму городу острова, а новости о катаклизме разлетелись до самых отдаленных краев. Чудовище Карибов продолжало рычать, выбрасывая смертоносные испарения. Сотрясалась и двигалась земля, стекали реки и потоки лавы. Население планеты алчно читало рассказы о катастрофе и следило с беспокойной тревогой за ужасным феноменом, разразившемся катастрофой. Фор-де-Франс пережил недели коллективного ужаса, и испуганные жители лишь страстно желали сбежать с земли, которая раньше была счастливой.
– Что происходит, Ана? – спросила Моника метиску.
– Сеньор Ноэль приказал сообщить вам. Есть три места на корабле, что отплывает этим вечером на Ямайку. Он говорит, что мы должны втроем ехать, нужно уехать, потому что на Мартинике никого не останется в живых.
– Едем, дочка, едем! Чего уже ждать? Хуан мертв. Почему ты не веришь? Почему не принимаешь этого?
– Я не могу ехать, мама! Не могу, потому что сердце кричит, поддерживает, не знаю, как и почему, но есть надежда!
Со сложенными руками в выражении боли и мольбы, на которой недели горя сохранили следы, Моника отошла на несколько шагов от руин, образующих двор полуразрушенного, грустного убежища одной из групп, чудесным образом избежавших катастрофы на Морн Руж и Парнас. От старого дома едва остались три или четыре помещения среди обломков и мусора. Ана, старая служанка Айме, испуганно сложив руки, стояла на коленях в выражении уже теперь привычного ужаса:
– Мы все умрем! Прав сеньор нотариус! И сеньора Моника не хочет, чтобы мы уехали. Ай, Боже мой… Боже мой!
– Пожалуйста, Ана, замолчи уже, – упрекнула Каталина мягким, но скучным тоном. – Ты мешаешь Монике, которая совсем устала. Почему бы тебе не отдохнуть ненадолго, дочка?
– Не стоит, мама. Я должна выйти. Чудовище еще не насытилось. Вулкан не погас. Сегодня прибыли люди из Лоррэн, Мариго, Сент-Мари, Грос Морн, Тринидад.
– Как? Новые катастрофы? – обеспокоилась Каталина.
– Да… да, сеньора. Все больше и больше катастроф, как вы сказали, – подтвердила нервная и назойливая Ана. – В городе наверху открылась большая, большая трещина, которая проглотила всех: людей, дома и животных, а потом закрылась. Остался только негр, который прибежал, чтобы рассказать. Я слышала, как он говорил на площади. А еще сеньору Ноэлю рассказали, в моем присутствии, что там опускается большое облако, точно такое же, какое показалось на Морн Руж, с каменным дождем и горячей водой и покончило со всем, вплоть до собак и кошек.
– Иисус! Ты не преувеличиваешь, Ана? – засомневалась Каталина.
– К несчастью, это правда, мама, – подтвердила Моника. – Мы организовали в Муниципалитете что-то вроде госпиталя, туда прибывают люди со всех деревень, раненые и обожженные. Я говорила со всеми, смотрела на все лица.
– С минимальным результатом, конечно же, – закончил Ноэль, приближаясь к группе. – Я сам слышал о плохом. Полагаю, Ана сообщила мое послание.
– Конечно же да, сеньор нотариус; но как будто и не рассказала. Сеньора Моника упорно хочет, чтобы мы поджарились.
– Замолчи, Ана, замолчи! – прервала Каталина. – Тебе нечего больше делать в доме?
– Я бы сделала поесть, если бы было из чего. Но варить эту маниоку в серной вонючей воде, все равно как, долго или быстро.
– В любом случае, делай, – велела Каталина. – Я пойду, приготовлю еще бинтов, Моника. Пошли, Ана, идем со мной…
– Я понимаю вас, Ноэль, – объяснила Моника, когда ушла ее мать с Аной. – Что вы просили воспользоваться тремя билетами. Они правы. Здесь мы все умрем. Спасайтесь, Ноэль, и спасите их обоих.
– Они не хотят ехать без вас, и правильно делают. Себя я рассматриваю, как человека, прожившего много лет. Меня грызет совесть двигаться, дышать, когда молодые и полные жизни люди теряют жизнь. Тем не менее, нужно принять действительность, Моника.
– Я не могу принять! Я отказываюсь от мысли, интуиция отрицает, что все закончилось. Думаю, что потеряла рассудок с тех дней. Почему Хуан сказал о любви в последнюю минуту? Почему сразил мое сердце этой отравленной стрелой?
– Он так вас любил! Все, что он сделал было из-за любви к вам, с тех пор, как вернулся с той поездки…
– Почему же вы не рассказали мне?
– А кто мог предположить, что вам интересна его бедная любовь? Вы оба согрешили гордыней, Моника. А теперь уже…
– Я буду искать его!
– Это будет бесполезно. Если бы Хуан был жив, он был бы с вами, Моника. В том море утонули два брата. Умерли вместе. Не может быть по-другому…
– А если правда, что он смог добраться на лодке до пляжа?
– Он бы искал вас, Моника, не сомневайтесь…
– А если он не мог? И если его застала врасплох другая катастрофа? Разве у нас было время на отдых, на сон больше трех ночей на одном месте? Сколько раз мы сбегали из Фор-де-Франс и снова возвращались? Сколько деревень опустело и снова наполнилось другими беглецами, еще более несчастными? Сколько их лежит изуродованных, с лицами, обернутыми в бинты, не пришедших в сознание, в любой из возможных больниц? Сколько, Ноэль? Каждый день, пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать часов, я прихожу в те места, где помогаю раненым. О скольких людях эти руки позаботились и перевязали раны! И все ради него… него!
– Не отнимайте достоинство усилий, своего исключительного труда. Ваше милосердие и самоотверженность – это не только ваш поиск, Моника…
– Нет… Конечно… Не только поиск его тела; но и поиск его души. Потому что каждый раз, когда я беру на руки больное дитя, когда подношу стакан воды к горящим лихорадкой губам, когда разделяю с беженкой свой жалкий рацион, я думаю: так бы сделал Хуан. Он всегда это делал. Самый великодушный к несчастным, самый бескорыстный, благородный, это тот, кого зовут Хуан Дьявол…
Резкий толчок прокатился по земле. Густая пыль поднялась из строительного мусора, пока одиноко звонили в покинутых башнях старые колокола. Пыльный воздух наполнился вспышками.
– Моника, примите эти билеты, – советовал Ноэль мягким тоном. – Через день-другой вы должны уехать, если мы не умрем. На острове говорили серьезно, приказав эвакуироваться. Я видел указы, которые готовятся. Почему бы не воспользоваться этим сейчас? Ситуация будет менее сурова, если вы уедете первой.
– Я последней уеду! – утверждала Моника решительно.
18.
С первое по двадцатое августа продолжали сменяться тревожные явления. Мон Пеле безжалостно испускал на разрушенный остров смертоносные испарения, потоки лавы, ужасные подземные шумы, которые переходили в сильные землетрясения. Еле уцелели дома даже в самых отдаленных местах, которые затронуло злобное чудовище: города Ламантен, Анс д`Арле, Сент-Анн превратились в груду мусора, и обжигающий пепел, развеянный ветром над морем, проходил тысячи расстояний. Два миллиона тонн смертоносного пепла собрали на островах Барбадос. Весь изгиб маленьких Антильских островов, с Шарлотта-Амалия до Порт-Испания, от Виргинских островов до Сан-Хорхе и Тобаго – все сотрясалось от слабых до сильных землетрясений, в судорогах вулкана Мартиники. А рядом с Фор-де-Франс, среди беженцев в пещерах и хижинах из пальм, у края небольшой бухты Крепости Сан-Луи, последний Д`Отремон боролся со смертью, пронзенный насквозь ужасной раной.
– Я хочу пить… пить… Воды… Воды…!
– Ты не слышал, Колибри? Подай ему чашку…
– Нет ни глотка чистой воды, капитан…
– Ну дай ему… Не видишь, что он хочет пить?
Хуан приблизил к губам, горящим от лихорадки, грубый глиняный сосуд, где остался последний глоток свежей воды. Светлая голова спутанных волос снова упала на тряпки, служившие подушкой, благородное и бледное лицо оставалось неподвижным, и что-то наподобие улыбки стерло глубокую печаль с губ Хуана:
– Теперь он будет еще спать. Ему лучше, лихорадка спала, пульс лучше, восстанавливаются силы. Если бы мы могли накормить его…
– Это было бы хорошо, капитан?
– Надеюсь, что он в любом случае поправится. Это виноградная лоза. На первый взгляд он кажется слабым и хрупким, но нет, Колибри. У Д`Отремон и Валуа еще много сил…
– Вы хотите, чтобы он выздоровел? Чтобы выздоровел и пошел в свой дворец, усадьбу, где плохо обращались с работниками, как будто они рабы?
– На Мартинике уже нет больших усадьб. Только руины и смерть, а глухо рычащее вулканическое чудовище – наш единственный хозяин.
– Мне страшно, капитан. – пожаловался мальчик, почти плача.
– Очень скоро ты сможешь сбежать из этого ада, мальчик. Когда Ренато очнется. Ему будет легко получить место в одной из лодок, что отплывают. Я попрошу его взять тебя с собой. Уверен, он не откажется спасти тебя.
– А вы, капитан?
– Я нет, Колибри. Я еще должен сделать кое-что здесь. Мне сообщили, что какие-то верующие из Монастыря Рабынь Воплощенного Слова нашли убежище в Ривьер-Сале, а другие разъехались по разным местам. На рассвете я пойду туда.
– Ай, капитан, вы убьете себя так, если будете ходить туда-сюда! Везде вам говорят, что есть одна монахиня, там… И все говорят одно: что бедная сеньора Моника…
