Текст книги "Современная датская новелла"
Автор книги: Карен Бликсен
Соавторы: Ханс Браннер,Харальд Хердаль,Карл Шарнберг,Вильям Хайнесен,Улла Рюум,Пер Шальдемосе,Поуль Эрум,Бенни Андерсен,Франк Егер,Сесиль Бёдкер
Жанр:
Новелла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
Она берет билет в кассе-автомате. На перроне ветрено и холодно, повсюду кругом рельсы и пронзительно визжащие поезда. Начались часы пик, люди кричат, толпятся и отталкивают друг друга от дверей. Новый поезд подкатывает к перрону, ее поезд, она оказывается позади всех в толпе дерущихся, в вагон уже набилось полно народу. Вдруг она поворачивается, выбирается из давки и уходит. В просторном туалете старуха, спавшая на табурете, просыпается, говорит, что английских булавок у нее нет, и снова засыпает. Нельзя же показаться перед чужими людьми, не приведя в порядок прическу, не вымыв руки. Потом она снова выходит на перрон. Прижатая толпой к стене, оклеенной рекламными плакатами, она решает позвонить туда и извиниться, сказать, что она приедет позже. Подождать час-другой и приехать действительно намного позже, если она просто приедет следующим поездом, он рассердится на ее неаккуратность, покачает головой и закроет дверь, а сын будет торчать на подоконнике и печально высматривать ее из-за цветочных горшков. А дома он уже пришел с работы, заглядывает за занавески, но она не спряталась, потом он запрет входную дверь и начнет шарить по ее ящикам в поисках денег. Накрапывает дождик, хорошо, что она повесила белье позади дымовой трубы. Мимо катится инвалидная коляска, управляемая слабыми руками. Только бы он опять не заболел, не лежал бы с открытым ртом, уставившись в стену остекленелыми глазами, ведь теперь некому будет, приподняв его, поменять ему простыню и вымести крошки из-под кровати. В прокуренной столовке она снова встает в очередь, в зале сидят друг на друге, у раздачи толкотня, хлопотливые красные руки мелькают над прилавком, дымится кухонная посуда, повар, которого видно через окно раздачи, лоснится от жира, голова у нее болит до тошноты. Сейчас незнакомый господин в пригороде смотрит на часы, раскачивается на стуле и сердится. Но все произошло так быстро и неожиданно, у нее даже не было времени подумать, неуверенно держа поднос, она подходит к столику, где сидит мужчина и сморкается в скатерть, за столиком в углу старик кормит с ложечки собаку. Группа молодежи в спецовках громко смеется. Она чувствует себя такой потерянной посреди всего этого гама, никого она здесь не знает, а он сейчас слоняется один по квартире в своих брюках с пузырями на коленях, и некому накормить его ужином. Мужчина напротив высморкался в скатерть, и вдруг сквозь дребезжащий шум она слышит его голос: «Я живу вдвоем с матерью, и у меня болят зубы». Она роняет вилку и низко нагибается над тарелкой разваренных макарон. Женщина с тряпкой забирает ее поднос, в свалке у прилавка раздается звон – кто-то толкнул поднос с чистыми стаканами. И снова голос: «Я, можно сказать, один – когда у меня гости, мать сидит в кухне». За соседним столиком компания пожилых женщин, провозглашая тосты, пьет кофе; одни посетители поднимаются и уходят, другие подходят, держа уставленные едой подносы. «Простите», – говорит она смущенно и смотрит в потолок, где, жужжа, крутится картонная реклама. Рука мужчины медленно ползет по столу, приближаясь к ней, она вскакивает, опрокинув стул, и выбегает через стеклянную дверь, которая автоматически захлопывается за ней.
Трамвай подходит к остановке. Навес для велосипедов, две с половиной плиты, составляющие тротуар, и подъезд. Чувство усталого облегчения охватывает ее при виде старой ненавистной улицы, высоких домов, подъезда, воняющего кислой капустой, и бесконечно длинной лестницы. Сейчас она накормит его, голодного, ужином, может быть, в следующее воскресенье они немножко прогуляются по улице перед кино, хоть он и не любит появляться с ней на людях. Рано или поздно на фабрике возьмут нового уполномоченного. В темной прихожей она наступает на маленькую кучку кожуры от сала, громкие звуки музыки доносятся из квартиры наверху, где старый холостяк пенсионер непрерывно играет на пианино, чтобы не чувствовать себя одиноким. Она осторожно пробирается через темные комнаты, он сидит у кухонного окна и тихо беседует с голубями, которые до сих пор так и не привыкли к его голосу. «Черт знает что, – говорит он ворчливо. – Я думал, ты под машину попала». Шум самолета разогнал голубей за окном. «Вечно ты оставляешь открытой дверь в ванную», – кричит она и швыряет сумку на пол.
Послесловие
У датской новеллистики хорошие и богатые традиции. Практически все значительные датские писатели XIX–XX веков, поэты, драматурги, романисты внесли свой вклад в развитие жанра новеллы. Так, историю датской литературы невозможно представить без новелл основоположника национальной романтической литературы А. Г. Эленшлегера, крупных романтиков Б. С. Ингемана и К. Хаука. Их традиций были продолжены датским классиком X. К. Андерсеном и С. С. Бликером, которые положили начало развитию реалистической новеллистики. Во второй половине XIX и в начале XX века в этом жанре много и плодотворно работали такие крупные писатели, как X. Дракман, Е. П. Якобсен, X. Банг, X. Понтоппидан, И. В. Енсен. Как новеллист начал свой творческий путь великий датский пролетарский писатель М. Андерсен Нексе, который и в последующие годы неоднократно обращался к рассказу.
Датская новелла 50–60-х годов нашего века при всей новизне содержания и многообразии формальных поисков основывается на традициях реалистической и романтической литературы прежних лет. Один из наиболее талантливых и интересных художников старшего поколения, продолжавший активно писать вплоть до 60-х годов, – Мартин А. Хансен. В его новелле «Праздник жатвы» проявилось столь характерное для писателя стремление к философскому осмыслению предназначения человека в жизни, к раскрытию трагической несовместимости между идеалом и действительностью. Трагедия молодого пастора Кристиана – в резком противоречии между его представлением о своей высокой жизненной миссии и ощущением бесполезности, ненужности этой миссии тем, кому он призван служить. Тот мир благодати, к которому он хотел привести своих прихожан, совершенно чужд жестокой реальности их существования. Страшная и бессмысленная гибель мальчика-батрака заставила пастора переоценить свое отношение к окружающему и свое собственное место в нем.
Темой тупой жестокости крестьянской жизни новелла Хансена перекликается с рассказом «Враги» писателя-коммуниста X. Кирка. Сочувственно, с добродушным юмором рассказывает автор трагикомическую историю двух стариков крестьян, вся жизнь которых ушла на бессмысленную жестокую распрю, порожденную патологическим собственническим чувством. Сейчас, уже на пороге смерти, им нечего вспомнить, кроме кровавых драк и судебных тяжб, но эти общие, столь дорогие им воспоминания связали их крепче всякой дружбы.
Вопрос о предназначении человека в известной мере сближает «Праздник жатвы» с новеллой-легендой Альберта Дама «Мертвый барон». За всей символикой повествования, за аллегориями и сложными туманными рассуждениями о бытии и небытии, о том, что есть бог и что есть человек, скрыта глубокая гуманистическая идея. Она заключается в том, что человек должен служить другим людям, творить добро, и эта простая истина гораздо выше веры в бога.
В новелле X. К. Браннера «Дама с камелиями», как и во многих других его рассказах, читатель встречается с провинциальной интеллигенцией, с людьми искусства. С глубокой горечью повествует автор об актерах провинциального театра, об их мытарствах, разочарованиях, житейских тяготах. Да, все они неудачники, жалкие и, пожалуй, немного смешные. Но все же они неизмеримо выше заполнивших зал мелких буржуа. Неизмеримо достойнее тех, кто, глядя на страдания героини на сцене, сосет леденцы, мечтает успеть после окончания спектакля попасть в кондитерскую и купить горячий крендель к вечернему кофе.
Людям искусства посвящена и новелла Франка Егера «Весенний вечер с Фаустом». Ее герой очень близок персонажам Браннера – это тоже актер, которому не повезло в жизни и который странствует по захолустным местечкам, добывая свой нелегкий кусок хлеба. Автор подробно описывает, как несчастен этот человек, как неустроена и жалка его жизнь. Но, несмотря ни на что, этот человек по-своему велик, потому что он служит людям, несет им высокое искусство. Читая в трактирном зале «Фауста», он преображается. Забыты нужда и унижения, исчезли разочарования, грязные комнаты трактиров, дешевые обеды, холод, страдания. И пусть ему затем вновь придется скитаться по убогим гостиницам, пусть он снова будет всего лишь слугой тех, кто ему платит, настоящее Искусство, которое он несет в себе, остается непобедимым.
Крепкая реалистическая основа, острота в постановке социальных проблем характеризуют творчество таких писателей, как Харальд Хердаль и Вильям Хайнесен. Рассказ Хердаля «Приятный вечерок» дает представление о присущем автору углубленном внимании к жизни людей большого города, о его резко критическом отношении к сытым, благополучным буржуа, не способным постичь сложность и глубину истинно человеческих чувств. В новелле нет прямых авторских оценок, рассказ ведется от лица главного героя. Но сделано это настолько живо и убедительно, что перед читателем отчетливо встает фигура предприимчивого, расчетливого, эгоистичного дельца-издателя, которому просто нет дела до поэзии в литературе или в жизни. Ему безразличны и поэт, который мечтает издать сборник стихов, и случайно встреченная на улице женщина, доверившая ему трагическую историю своей любви.
Совершенно иной мир в рассказе Хайнесена «Девушка рожает». Это мир простых людей-тружеников, честных, здоровых, по-настоящему человечных. Все, кто находился на борту скитающегося где-то в просторах Северной Атлантики маленького парохода, захвачены одним событием – у молоденькой судовой горничной внезапно начались роды. И пассажиров и экипаж объединяет общее стремление чем-то помочь девушке, стремление, перерастающее в высокую гуманистическую солидарность. Все они чувствуют себя причастными к величайшему таинству, чуду из чудес – появлению на свет нового человека.
Современные датские авторы часто обращаются к теме второй мировой войны и нацистской оккупации, вошедшей в историю страны как «пять проклятых лет». Пер Шальдемосе, переживший это тяжкое время уже в зрелом возрасте и начавший свою творческую деятельность в 40-х годах, в рассказе «Ружье» поднимает вопрос об ответственности человека, протестует против политической апатии, равнодушного, циничного отношения к прошлому. Он выступает против амнистии трусости и предательства, против не так уж редко высказываемого в Дании мнения о том, что теперь, много лет спустя после войны, уже неважно, кто боролся с оккупантами, а кто служил им. Писатель подчеркивает тесную связь событий военных лет с современностью, ответственность каждого за судьбы всех, за судьбы мира.
Близкие мотивы звучат в рассказе Карла Шарнберга, представителя более молодого поколения (ему было всего десять лет, когда началась оккупация Дании), активного борца за мир, против американской агрессии во Вьетнаме, против угрозы ядерной войны. Его также глубоко волнует проблема человеческой ответственности. Не устранены причины, которые порождали предательство, утверждает он, дух коллаборационизма не изжит в обществе и после войны. Герой рассказа «Восемь лет спустя» убивает предателя, погубившего во время войны его брата, участника движения Сопротивления. Но это не только акт личной мести, это и выражение ненависти ко всему тому, что олицетворял собой предатель Грелль, ко всем тем, кто готов на новое предательство. Верша правосудие над одним из них, герой в то же время ощущает свою неспособность к борьбе против них всех. Трагедия героя – это трагедия одиночки, не нашедшего в себе сил для общей борьбы за лучшее будущее человечества, против зла, окружающего нас.
Об обостренном внимании писателей молодого поколения к теме войны и мира свидетельствуют рассказы Свена Хольма и Вилли Сёренсена. Рассказ Хольма «Кто наш враг?» в аллегорической форме воспроизводит страшную атмосферу «холодной войны», милитаристского угара. Умело используя сатирическую гиперболизацию, автор показывает, сколь противоестественно и губительно нагнетание военной истерии. Если его не остановить, человечеству грозит опасность чудовищного и бессмысленного самоуничтожения – таков мрачный авторский вывод.
Аллегоричен и антивоенный рассказ Вилли Сёренсена «Приключения солдата в канун рождества». Его солдат с бомбой – это идеальная машина для убийства, в которую стремится превратить человека антигуманистическая милитаристская пропаганда. Убийство – его профессия, его долг, он не задумывается, добро он творит или зло.
Очень интересна сатирическая сказка Вилли Сёренсена «История со стеклом», своеобразно использующая идею и форму знаменитой андерсеновской «Снежной королевы». Это их родство и в то же время противоположность подчеркивается именами героев – Герт и Кайя (у Андерсена – Кай и Герда). Если в сказке Андерсена осколки зеркала, изготовленного злым троллем, попадая в глаза людям, заставляли их видеть все в искаженном, уродливом виде, то у Сёренсена тем, кто смотрит через особое стекло, все дурное кажется прекрасным и они не замечают, в каких ужасных условиях живут. Это стекло становится символом массового одурманивания общества ложными идеями, за которыми легко угадать усиленно распространяемую в Дании теорию «государства всеобщего благоденствия». Писатель рисует устрашающую перспективу развития общества, находящегося во власти иллюзий и управляемого теми, кому выгодно, чтобы люди жили в плену ложных представлений.
Тема одиночества человеческой личности в условиях капиталистического строя занимает многих современных датских писателей, так же как связанная с ней тема угнетения, порабощения личности этим строем, превращения человека в маленькую деталь огромного, бездушного механизма. В рассказах этих писателей возникает образ общества, где никому нет дела до чужих радостей и горестей и индивидуум обречен на вечную отчужденность от себе подобных.
Так, в рассказе Уллы Далеруп «Один день, за ним другой день» жизнь супружеской пары изображена как бесконечная лента конвейера, по которому движутся убийственно одинаковые дни. Муж и жена – безликие существа, и показательно, что автор называет их только «он» и «она». Позади у них уже довольно долган совместная жизнь, у них взрослые дети, но ничего в их мире не изменилось за все эти годы. В любой день с точностью до минуты известно, что кто из них сделает и скажет, и они не в силах уже выбиться из того раз и навсегда установленного унылого ритма жизни, который словно бы предназначен им свыше. У этих немолодых, смертельно усталых людей нет близких, нет друзей, они чужие для окружающих, и все окружающие им чужды. Больше того, они чужие даже друг для друга, даже для своих детей. И всякая попытка что-то изменить, как-то разорвать заколдованный круг (вроде той, что предпринимает в рассказе «она») заранее обречена не неудачу.
В том же ритме живет и вагоновожатый из рассказа Карла Банга «Копенгагенская трагедия». Город для него – это ужасная, безостановочно работающая машина, которая «забирает себе нашу жизнь… подрезает крылья нашим мечтам, изматывает наши нервы». Это машина, которая грохочет, визжит и трезвонит, скрипит и глухо лязгает на поворотах. И вагоновожатый не выдерживает этого страшного ритма, он, человек, живущий среди людей, не может больше вынести, что за все десятки лет его работы никто не перекинулся с ним ни единым словом. И он оставляет свой трамвай среди пути, выражая этим единственно доступным ему образом протест маленького человека против бесчеловечной действительности.
Нотки сарказма проскальзывают в юмористическом рассказе Бенни Андерсена «Своеобразие». В нем автор, используя совершенно иные средства, также протестует против обезличивания человека, против подавления его индивидуальности. Герой рассказа страдает оттого, что у него нет своего неповторимого внешнего облика, что окружающие то и дело принимают его за кого-то другого. Это «отсутствие собственного лица» приобретает в рассказе обобщающий характер, становится символом той нивелировки мыслей, чувств, образа жизни, которой подвергается личность в обществе. Перекликается со «Своеобразием» рассказ Бенни Андерсена «Брюки», где человек становится рабом тех вещей, которые он носит.
Зависимость человека от вещей, духовная пустота обывательского существования высмеяна в рассказе Петера Себерга «Вмятина». Для его героя Локе едва заметная царапина на новенькой машине становится чуть ли не мировой катастрофой, пробуждает в нем ненависть к людям, ко всему на свете. Аллегорически-сатирический рассказ Петера Себерга «Строительные леса» по своей идее близок сказке X. К. Андерсена «Новое платье короля». Вслед за классиком датской литературы Себерг говорит о власти нелепых иллюзий над умами. Но если у Андерсена в конце концов торжествует разум и здравый смысл, то у Себерга иллюзии берут верх. Люди строят дом из ничего и живут в доме без стен, полов, крыши, в доме, которого нет.
В рассказах «Две женщины» и «Гоголь-моголь» Тове Дитлевсен внимательно анализирует сокровенные чувства и переживания своих героев – скрытую напряженность в отношениях между двумя женщинами, любящими одного и того же мужчину, и молчаливое взаимопонимание, которое связывает женщину-работницу и ее маленькую дочь. Реалистическая мотивировка поступков и мыслей действующих лиц сочетается у автора с мягким лиризмом, глубоким проникновением в их внутренний мир.
Психологической достоверностью поражает рассказ Кнуда Хольста «Промокший человек». В нем необычайно убедительно передано состояние человека, только что пережившего тяжелое психическое потрясение – гибель жены.
Полна трагизма новелла Сесиль Бёдкер «Снег». Если обычно ждут весны, связывая с ее приходом радость обновления, то для женщины, живущей с двумя детьми в избушке, затерянной среди снегов, ожидание весны неотделимо от каждодневной муки – ведь она ждет, когда растает снег, лишь для того, чтобы найти тело своего мужа, который ушел из дому в лютую метель и не вернулся. Очень неожидан и в то же время психологически оправдан финал новеллы, когда женщина, вдруг обнаружив под снегом вместо мужа труп чужого человека, в полузабытьи, лихорадочно роет себе снежную могилу.
Скорбно-лиричен рассказ Финна Гердеса «Лица». Трогает и покоряет внутренняя сила и мудрость старика крестьянина, в последние дни своей жизни пекущегося о детях, их делах и заботах. Особую значимость и весомость приобретают его слова о любви и ладе между людьми, «о том, что каждому свое, что нельзя мешаться в чужую судьбу, нельзя навязывать другому свои понятия, нельзя подминать другого под себя, потому что у каждого своя работа и каждому свое счастье».
О смерти, о подведении жизненных итогов идет речь и в рассказе Уллы Рюум «Сапог», но только совсем в иной, очень необычной манере. Необычно, что повествование ведется то от лица умершего сапожника, то от лица жены, готовящей по нему поминки. Необычен и подчеркнуто шутовской тон в рассказе о смерти, из-за чего воспоминания о жизни усопшего, обстоятельства его гибели и описание горя вдовы не могут не вызвать улыбки. Объяснение этому следует, вероятно, искать в фольклорных традициях, в озорной народной мудрости, которая утверждает, что, если человек на своем веку славно погулял да попил, смерть ему не так уж и страшна.
В рассказах Финна Сэборга («Альфред»), Якоба Палудана («Вступление и финал»), Поуля Эрума («Крыса») речь идет о детях, об их первых столкновениях с окружающим миром. Сюжет «Альфреда» достаточно банален (ребенок из порядочной семьи и бродяга), но писатель находит свои индивидуальные средства, и в результате в общем-то незамысловатый рассказ радует мягким юмором и общей гуманистической направленностью. В рассказе Эрума, наоборот, одно из первых глубоких впечатлений ребенка от окружающей его действительности, от реальной жизни окрашено в трагические тона. Грустно-меланхоличен рассказ Палудана. Это невеселые размышления взрослого человека о том, что предстоит испытать в жизни его маленькому сыну.
Прочность реалистических тенденций в современной датской новеллистике, ее социальная острота, появление новых имен, разнообразие в авторском стиле и манере повествования, тематическое богатство – все это свидетельствует о том, что традиции замечательных датских рассказчиков прошлого получают в наше время свое дальнейшее развитие.
А. Погодин