Текст книги "Запутанное течение (ЛП)"

Автор книги: Карен Аманда Хуппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– О, Боже мой! – выпалила я, поняв, наконец, смысл слов на бумаге. – Это документ на мамин дом. Тут мое имя.

– Теперь это твой дом по праву.

Это была одна из миллиона других причин, почему дядя Ллойд был моим супергероем.

– Это… Это слишком. Я не могу принять…

– Яра, мы оба знаем, что дни мои сочтены. Мне совсем не нравится то, что ты вынуждена взрослеть так быстро, но мне нужно убедиться, что о тебе позаботятся, когда меня не станет.

– Вы обещали не говорить подобных вещей. Иначе они быстро сбудутся.

– Хорошо, – он сложил перед собой руки. – Как на счет очевидных вещей? Ты заслужила право на собственность этого дома уже давно. У тебя не было нормального детства, малыш.

Он был прав. Моя мама никогда не готовила, не делала уборку и не стирала. По сути, она никогда не делала и большинства из этого. Несколько дней она не вставала с постели, потому что была слишком уставшей. У нее было слабое сердце. Я думала, это моя вина, пока дядя Ллойд не рассказал правду. Я бы каждую ночь приходила к ее комнате, чтобы пожелать спокойной ночи, а она бы говорила мне, что ее сердце болит из-за меня и моего папы. Я почти не помнила своего отца. Он умер, когда мне было три, но в те времена он и я были воображаемой командой. Вместе мы причиняли боль маме.

После ее смерти мой дядя объяснил, что ее слабое сердце было таким по состоянию здоровья. При этом она была подавлена – что отличается от больного сердца – из-за смерти папы и от того, что не могла дать мне лучшую жизнь. Я все спрашивала, правда ли это.

B течение первых нескольких лет после переезда к дяде Ллойду, я каждый день ходила в свой старый дом, надеясь, что мама волшебным образом появится снова. Когда мне исполнилось тринадцать, мой дядя разрешал мне проводить выходные в одиночестве, когда я того хотела. В шестнадцать он позволил жить там одной постоянно, при условии, что я буду навещать его каждый день. Это был наш секрет, и если бы кто-нибудь спросил, то мне пришлось бы сказать, что я живу с ним. Но никто никогда не спрашивал.

Сейчас мне восемнадцать, и это уже никакой не секрет. Его место заняла новая тайна, которую мы не могли разделить. Мне приходилось скрывать правду от человека, который никогда ничего не скрывал от меня. Я бы вернулась через несколько дней и притворилась бы, что ничего не изменилось. Дядя Ллойд никогда бы не узнал об этой русалочьей ерунде, и мы бы могли вернуться к нашей обычной жизни.

– Спасибо, – сказала я. – Это много для меня значит.

Я помнила угрозу Трейгана прийти и забрать меня, если я задержусь, и мой пульс тут же участился. Я не хотела, чтобы он появлялся, не хотела объяснять дяде Ллойду, кто он такой. Мои руки тряслись, пока я торопливо разворачивала следующий подарок.

Это был кулон, сделанный из сероватого камня. Через его отполированную поверхность пробивались темно-красные жилки.

– Спасибо, он мне нравится, – сказала я в спешке, презирая Трейгана за то, что приходится второпях праздновать свой день рожденья.

Дядя Ллойд раздался своим глубоким, раздутым смехом.

– Ты не увидела самую приятную часть. Открой его. Это медальон.

Внутри надтреснутого камня я нашла фотографию своих мамы и папы. Они выглядели молодыми и счастливыми. Я поближе изучила бы отца, потому что для меня он был неким незнакомцем.

– Ох, – это все, что я могла сказать.

– Он тебе не понравился?

– Я бы предпочла, чтобы их фото было у меня.

– Яра, они твои родители. Они дали тебе жизнь. Всегда храни память о них.

Я закрыла медальон, потирая большим пальцем по гладкой поверхности.

– Что это за камень?

– Это старый морской камень. Защищает тех, кто xранит его у своего сердца.

Я не хотела оставлять его. Что если ему станет хуже, пока меня нет? Или что если… Я не могла даже думать о том, что потеряю его. Это была бы жизнь без солнца. Я протянула украшение дяде.

– Вы поможете мне надеть его?

Дядя Ллойд закреплял застежку, пока я держала волосы. Камень низко висел на моей груди, и я чувствовала кожей его холод. Когда я повернулась, чтобы поблагодарить его, у меня сильно закружилась голова и качнулась вперед.

– Осторожно, – он держал меня за плечи. – Ты в порядке?

Я несколько раз зажмурила глаза, пытаясь отогнать головокружение.

– Да, прости… просто слабое головокружение.

Хотя на самом деле оно было не слабое. Оттенки синего и красного вспыхивали в моем взоре, a мои конечности напоминали липких червей. Трейган говорил, что нам может стать плохо, если проводим слишком много времени не в воде. Если это то, что он имел ввиду, и вылечить это мог дым от водорослей на фестивале.

– Наверно тебе лучше присесть, – сказал дядя Ллойд.

– Я в порядке. Просто я не ела с тех пор, как… Черт, я не ела весь вчерашний и сегодняшний день.

Как я могла забыть о еде? Мой живот даже ни разу не урчал. Никакой боли от голода или других признаков. Если морские жители не ели, то я бы просто взбесилась. Я любила вкус еды и не хотела с ним расставаться просто потому, что я частично превратилась в рыбу.

– Должно быть, упал уровень сахара в крови. Как насчет торта?

Я заставила себя улыбнуться.

– Именинный торт?

– Лучший в своем роде, – он отрезал два кусочка и положил их на тарелки.

– Что? Без именинной песни? – передразнивала я, до сих пор чувствуя головокружение.

– Ты у нас певец, не я. Я бы не хотел мучить тебя в твой особенный день.

Он был прав. Пение не входило в число его талантов. Садоводство, резьба по дереву, починка лодок – это то, что он делал лучше всех.

Я воткнула свою вилку в первый кусочек торта, надеясь, что смогу его распробовать. Если я не чувствовала больше голода, не потеряла ли я чувство вкуса? Сыроватый кусочек из темного шоколада c застывшим сливочным кремом скользнул на мой язык. Упав, он разлился сладким, более глубоким, чем когда-либо, вкусом по всему рту.

– Ммм, – протянула я с удовольствием. – Это самый вкусный торт, который я когда-либо пробовала.

Определенно, я не потеряла свои вкусовые ощущения. Во всяком случае, они усилились… или же торт был слишком замечательный. Я не была уверена.

– Рад, что тебе нравится. Я заказал его в семейной пекарне в Кисе. Местные жители восхищаются тем, какая замечательная у них выпечка.

– Они не врут. Чертовски верно.

– Приятно слышать такие похвалы, – он ухмыльнулся, пока я заталкивала в рот кусочек, на котором было больше шоколада.

Я не могла поверить, как быстро я закончила. Я боролась с желанием облизать свою тарелку.

– Можно мне еще кусочек?

Он толкнул коробку через весь стол.

– Угощайся. Не хочешь отдохнуть? Ты выглядишь так, словно готова выбежать за дверь сию же минуту.

Чувство вины – странная штука. Мой живот заполнила тревога, окончательно отбив у меня аппетит. Hа оставшемся торте можно было прочитать «Счастливого Рождения, Яра», выведенное розовой глазурью. Слово «День» мы уж съели. Совпадение, потому что несколько коротких минут были всем, что я оставила своему дяде.

– Дядя Ллойд, мне нужно уехать кое-куда на несколько дней.

Морщины вокруг его глаз стали глубже, количество их увеличилось, как только он вынул вилку изо рта. Немного глазури пристало к его нижней губе.

– Именинный отпуск?

– Что-то в этом роде.

– Ну что ж, веселись, но будь осторожна.

Что это было? Никаких больше вопросов?

– Не хотите знать деталей?

– Я знаю, что ты более ответственна, чем большинство взрослых. Я доверяю тебе.

– Ого. Спасибо, – все эти волнения были напрасными. Отведенные мне двадцать минут почти истекли. – Я ненавижу, есть и тут же куда-то бежать, но мне пора идти.

– Я понимаю, – он отодвинул свой стул, ножки скрипнули по кафельному полу. Дядя, кажется, совсем не волновался. – Обе лодки хорошо пережили ураган. Можешь взять любую.

Лодки. Хорошо. Он бы точно начал спрашивать, куда я поехала, если бы я не взяла лодку. Входило ли это в забавный план Трейгана?

– Наверно, я возьму свою. Газовое топливо лучше, – добавила я нервно.

Он поцеловал меня в макушку и поставил наши тарелки в раковину.

– Ты уже выросла из Эденc Хаммок. За его пределами большой, потрясающий мир, детка. Вперед, изучай его.

Я не хотела изучать. Я хотела остаться здесь и заботиться o нем, но он, казалось, хотел, чтобы я уехала. Давно ли у него это чувство? Что если со мной что-нибудь случится? Что если я никогда не вернусь из мира русалок? Будет ли он скучать по мне? Мысль о том, что я никогда не увижу дядю Ллойда или Эденс Хаммок снова обожгла меня изнутри, пока я боролась со слезами.

– Вы ведь будете беречь себя, пока меня не будет? – он кивнул. – Пообещайте.

– Обещаю, – его обещания стоили дороже золота.

Мое горло сжалось, а украшение на шее будто душило. Я потянулась к нему, чтобы поправить, но камень был такой теплый, что я сжала его в руке, вдавливая тепло в свою ладонь.

Неожиданно на меня нахлынуло другое чувство. Комфорт и безопасность, а затем вспышка забытого детского воспоминания: голубые глаза Трейгана смотрели на меня, пока я откашливалась от воды из моих горящих легких. Это воспоминание было таким ясным.

Как я могла забыть?

Он сжимал меня в своих руках, пока я смотрела в темное звездное небо. Он выглядел молодым, бесстрашным, заботливым. Его теплые пальцы смахивали слезы, бегущие по моим щекам. Потом он плыл так быстро, провозя меня по холодной воде. Он продолжал обещать, что все будет хорошо, что мне ничего не грозит. Он был такой… другой.

Я вскочила, быстро обняла дядю Ллойда.

– Мне нужно идти! Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – крикнул он, как только входная дверь захлопнулась за мной.

Я побежала прямо к своему дому. Я не могла так быстро вернуться к Трейгану.

Днем Хаммок повидал свою долю смерти и безысходности. В нем больше тайн, чем в гробе Горгоны. Жуткая энергия в доме Яры, хоть и годы спустя, заставляла идти кругом, люблю голову, поэтому я отошел к крыльцу, чтобы подышать свежим воздухом.

Мы практически столкнулись друг с другом.

– Яра, что случилось?

Пытаясь отдышаться, она смогла выпалить:

– Это был ты, – она наклонилась вперед, обхватив руками колени. – Почему ты не сказал мне?

– О чем ты говоришь?

– Той ночью…, – тяжелее дыша и качая головой. – Ты… спас мне жизнь.

Я ничего не ответил. Морской народ не может лгать, но у нас всегда есть право хранить молчание. Она не могла иметь ввиду ту ночь. Она не могла помнить. Я позаботился об этом.

Когда ее дыхание восстановилось, она выпрямилась.

– Почему?

– Что почему?

– Миллион почему! Почему ты ничего не говорил? Почему ты позволяешь мне называть тебя всеми теми именами и быть такой значимой для тебя? И почему я до сих пор не помнила, что ты спас меня? – она подошла ближе, и я затаил дыхание. – Той ночью, когда умерла моя мама, ты спас меня, иначе я бы утонула. Это ведь был ты?

Я не мог утверждать, что не знаю, о чем она говорит. Не прошло ни одного дня, чтобы я не думал о той ночи. Как она могла это вспомнить? Я заморозил те памятные минуты сразу после того, как все случилось.

– Ответь мне, – просила она.

Она казалась такой же беззащитной девочкой, какую я спас десять лет назад, за одним исключением, сейчас она выглядела даже слабее, чем тогда. Что случилось с той непослушной всезнайкой, которая убежала из дома? Она вернулась, словно ангел, вымаливая ответы, которые я никогда бы не подумал дать.

– Трейган? – наши глаза встретились. Я не мог от нее отвернуться, как бы сильно того не хотел. Ни у кого никогда не было такой эмоциональной внутренней борьбы, как у меня. Я еще никогда не был более благодарен тому, что был не в море. Если бы она могла слышать те мысли, которые проносились у меня в голове, о нашем прошлом, о ее истории, это бы усложнило и без того уже трудную ситуацию.

Мой голос опустился до хрипа:

– Нам нужно возвращаться.

Она схватила мои запястья.

– Пожалуйста, скажи мне правду. Это был ты, правда?

В ее глазах заблестели слезы. Мысль о том, что она плачет, заставила с болью сжаться мою грудь. Боже мой, это сердечный приступ?

Ее руки сжались.

– Пожалуйста, скажи мне, что я не сумасшедшая. Той ночью, когда умерла моя мама, я помню, как ее положили, а лодку, прыжки в воду, и как я поплыла за чем-то вечным, а потом все стало серым. Я никак не могла вспомнить, что случилось потом. Но несколько минут назад ко мне все вернулось. Я вспомнила. Ты был моим спасителем. Правда?

Мое сердце билось так сильно, что даже пол под нами должен был трястись.

– Ты сказала это вслух. Это значит правда.

Она отпрянула от меня, но не ушла.

– Почему ты ничего не говорил?

Мои запястья гудели в тех местах, где были ее пальцы. Я потер их, пытаясь отогнать боль и вернуть чувствительность.

– Это не казалось чем-то важным.

– Не казалось важным? Я почти что умерла! Ты спас меня и отвез обратно на берег, – ее глаза лезли из орбит, словно эта сцена из ее памяти играла прямо перед ней. – Ты принес меня сюда, привел домой, закутал меня в одеяла. Вошел дядя Ллойд и… подожди, ты знаешь моего дядю?

Моя голова снова раскалывалась. Я отвернулся и развязал повязку, отчаянно желая курить.

Яра стояла так близко, что я мог чувствовать тепло ее тела за спиной.

– Я помню, как вы двое разговаривали, – произнесла она полушепотом. – Ты сказал ему, что мне не следует хранить память о тебе.

Я не мог повернуться. Я не мог смотреть ей в лицо. Я знал, каким назойливым себя чувствуешь по отношению к тому, кто украл хоть частичку тебя. Заморозка была сопоставима с разрушением души. На тот момент это казалось единственным правильным решением, но если бы она помнила, что я сделал, она бы смотрела бы на меня, как на самого ужасного вора.

Пальцы Яры потянули за нижнюю часть моей рубашки.

– Ты держал мое лицо в своих руках, твои глаза стали серебристого цвета и…

Каким-то образом я нашел в себе мужество, чтобы повернуться. Она побледнела. Ее ноги дрожали, поэтому я держал ее.

– Яра, ты слабеешь. Нам нужно вернуться под воду.

– Ты был внутри моей головы. Мои вены будто наполнялись льдом, а потом ты… о, Боже мой.

Она едва произнесла последние слова перед тем, как упала в обморок прямо у меня на руках.

– Прости меня, – прошептал я сквозь ее волосы, неся ее ослабевшее тело вниз по ступенькам в воду – в ее новый дом.

Фиалки учили меня, что нужно делать, но они, ни разу не говорили мне, как поступить, если она потеряет сознание и не проснется, когда мы уже в воде. Я ждал слишком долго. Я должен был лучше знать. Почему я не настоял на том, чтобы вернуться раньше?

Неважно, как быстро я плыл в замок Парагон, все казалось вечностью. Глаза Яры были закрыты. Пульс слабый. Что если она никогда не проснется? Я бы никогда себе этого не простил. Я поклялся, что позабочусь о ней. Все, ради чего мы так усердно работали, пойдет прахом из-за моего легкомыслия.

Охрана увидела, как я приближаюсь, и отправилась мне на встречу. Мой хвост не мог везти меня достаточно быстро. Каждый поворот и подъем по коридорам зеркальной морской глади был дольше, чем когда-либо раньше. Повернув на полной скорости в зал собраний, я резко остановился прямо перед Фиалками, оставив за собой огромную волну.

Я склонил голову и отошел, чтобы они оба могли меня слышать.

– На земле она потеряла сознание. Она не была в воде на протяжении двенадцати часов. А воспоминание, которое я заморозил десять лет назад, вернулось к ней и…

– Трейган, – прервал спокойно Каспиан. Андреа улыбнулась и положила свою руку ему на макушку.

– Да, старейшины?

Каспиан подплыл ко мне, приложил руку ко лбу Яры и закрыл глаза. Когда он их открыл, я услышал слабый шепот последующих его мыслей, будучи уже отстраненным.

– Она в порядке. Все, что ей нужно, это немного отдохнуть.

Я с облегчением кивнул.

– У нас есть другой опекун, который отведет Яру к Коралин, – сказала Андреа. – Ей нужно побыть в бассейне для отдыха.

– Я могу отвести ее.

Каспиан осторожно забрал ее у меня из рук.

– У тебя есть более существенные дела, требующие твоего участия. Иди, изучай Катакомбы.

– Это днем, – спорил я.

– Тебе придется просить об исключении. Многие в отчаянии. Им нужны Катакомбские водоросли.

Я посмотрел на Яру, которая все еще в бессознательном состоянии была в руках у Каспиана, потом закрыл глаза, чтобы они не могли услышать моих мыслей. Боль в груди, покалывания в запястьях, после того, как она коснулась меня, это были предупреждающие знаки. Я не мог стать эмоционально связанным с Ярой. И что более важно, она не могла полюбить меня. Это была бы катастрофа.

Каспиан коснулся моего плеча.

– Не беспокойся за здоровье Яры.

– Прошу прощения, Каспиан, но самочувствие Яры – это моя забота.

Глаза Андреа вспыхнули лиловым цветом, как только она послала на меня успокаивающие волны. Впервые за последние дни мои мышцы расслабились.

– Ты хорошо поработал, Трейган, – сказала она. – Позвольте и всем нам делать то, что мы можем, чтобы облегчить то бремя, которое лежит на вас. Вы единственный водяной… и к тому же вы прекрасны. Делайте, как говорит Каспиан. Возвращайтесь, когда запас водорослей вновь придет в равновесие.

– Как пожелаете, Андреа. Спасибо, Каспиан.

Они оба кивнули.

Я еще раз взглянул на Яру прежде, чем уплыть из зала. Она была в руках морского народа, который проявит исключительную заботу о ней. Не важно, как сильно я хотел остаться, мне нужно было покинуть ее. Мои неожиданные чувства к ней означали, то мне нужно держаться от нее подальше, пока не настанет День Троицы Восемнадцатилетних.

В Катакомбах не существовало почти никакой жизни. Несколько растений выросли из цементных статуй. Это все, что было. Ни рыбы или морские существа не плавали по лабиринту, не цвели кораллы, ни одна улитка не ползала по морскому дну. Ничего.

Первые несколько лет жуткие могилы и отсутствие цвета наводили на меня ужас. Меня мучил один и тот же, постоянно повторяющийся кошмар, будто я в ловушке в заброшенной сине-серой пустоте. Огромные цементные глаза смотрят на меня, не моргая. Их крики и мольбы о помощи заставляют океан кипеть, пока моя кожа и чешуя на хвосте не расплавятся. Несколько раз я просыпался, громко вопя. В то время страх перед смертью, или еще хуже – страх навечно остаться одиноким, объял меня полностью.

Возможно, он был до сих пор.

Собирание водорослей с захоронений давало мне слишком много времени для раздумий. Я ненавидел их. Ненавидел эту работу, ненавидел эти Катакомбы, ненавидел то, что знал и любил большинство душ, похороненных в этих холодных скалах. Плавание между статуями умерших друзей и семьи во время сбора водорослей, должно было стать худшей работой в мире. Но это была моя работа, она не была похожа на ту работу, на которую я мог прийти и уйти. Трейган и я были единственными душами, которые могли плавать в Катакомбах, и он был уверен на сто процентов, что мой вид растений не дал бы то, что нужно.

Когда вода вокруг меня начинала колебаться, я знал, что это был он. Трейган никогда не появлялся в Катакомбах в мою смену. За все года, что мы проводили исследования, ни один из нас не нарушил нашего соглашения.

Он проплыл могилу моей матери, мышцы напряжены, плечи сгорблены, настороженный и сдержанный. Чванливый недоносок никогда не изменится. Я заплыл за статую Селки, пряча руки за каменной стеной ниспадающих волос. У меня и Трейгана не было причин для драки. Пока. Но лучше быть в безопасности, чем разорванным надвое.

Трейган, мы избегали друг друга больше десяти лет. Возможность видеть его два дня подряд вызывала у меня тошноту.

Эти его уродливые голубые глаза сузились, но он сохранял спокойствие.

– Мне нужно изучить наш урожай.

– Сейчас день. Тебе нельзя приходить сюда.

Он подплыл ближе.

– Меня попросили об исключении. Наши запасы катастрофически малы. Вчера я не мог работать, потому что дал Яре время, задержаться на земле, чтобы она могла увидеть тебя.

Он по-прежнему не двигался из осторожности. Под водой каждый покачивался или немного колебался туда-сюда, даже когда пытался усидеть на месте. Но не Трейган. Когда он чем-то поглощен, никакая его часть, за исключением волос, не качнется ни на дюйм.

– Никто не просил тебя этого делать, – сказал я.

– Она просила меня сделать это, – он повернул вбок, кружась вокруг могилы одного из своих людей и изучая растущие там растения. – Ты был первым, за кого она беспокоилась, когда проснулась. Ты проделал хорошую работу, убеждая ее, что заботишься о ней.

– Она важна мне.

– Она не важна на том пути, в который ты заставил ее поверить.

Мои плавники напряглись, желая дернуться вперед. Мои когти расширились. Одним рывком я мог содрать с него кожу и вырвать его сердце, лишь бы он никогда больше не разговаривал с Ярой. Но этот рывок никогда его не настигнет. Он был быстрее любого водяного, которого только знала история.

– Я не могу сказать, как она понимает наши отношения.

– Спектакль окончен, Ровнан. Она защищена от того, чтобы быть околдованной. Ты больше не можешь контролировать ее мысли и чувства.

– Это мое дело, не твое.

Трейган расправил плечи и крепко сжал кулаки.

– Теперь она одна из нас. Держись от нее подальше.

Я подплыл вперед, оказавшись с ним лицом к лицу.

– То, что ты обратил ее, еще не значит, что она будет с тобой. Она свободна выбирать, и мы позаботимся, чтобы она выбрала нашу сторону, сторону Селки.

В один миг его рука обвилась вокруг моего горла.

– Ты хочешь войны?

Я схватил его за предплечье, пуская когти ему в кожу. Между нами всплыло маленькое облачко крови, растворяясь в воде. Хотелось разорвать его мышцы и сухожилия, чтобы доказать, что я могу, но сдержался. Так как знал, на что Трейган способен, а на что нет.

– Морской народ не переживет войну с нами.

Он сильнее сжал мое горло.

– Все изменилось. Мы будем сражаться за нее.

– Ты забываешь, что Селки по природе темнее. Мы пойдем на крайности, на которые твой род никогда бы не пошел. Может, ты и нечестно играешь, но не твой народ.

Хвала Богам за то, что я не нуждаюсь в воздухе, чтобы дышать, потому что захват Трейгана раздробил мне трахею. Это адская боль, но я отказывался показывать ее.

– Ставки никогда не были столь высоки. Мы сделаем все необходимое.

Он выглядел таким решительным. Я почти забыл об этой стороне своего брата.

– Я скажу, что это было подло, обращать Яру раньше. Как ты узнал, что сегодня ее не настоящий день рождения?

Он отпустил меня, посмотрев в сторону перед тем, как ответить:

– Секретные источники.

– Мать или отец?

– Не твое дело, – ответил он.

Одним быстрым изгибом назад я сманеврировал прочь от него, разделяя нас толщей воды.

– Как ты сделал это? Мы все верили, что ее день рождения был сегодня. Она верила, что он сегодня. Должно быть, ты спланировал это много лет назад.

– Я не оставляю беспечно будущее моего народа. И делал то, что нужно было сделать.

Я пытался не издеваться, но не получилось:

– Ты, правда, веришь, что она посчитает твой дурацкий способ, открыть врата единственно верным? Она не слабовольная. У нее вспыльчивый характер матери… который в ту пору был у нее. Яра не будет просто делать то, что ты ей говоришь.

Трейган опередил меня.

– Мы заставим ее считать, что это то, что нужно сделать.

Мы снова плавали с глазу на глаз, оба жесткие и непоколебимые. Вытянутая каменная рука русалки, покрытая качающимися водорослями, была единственной вещью, разделяющей нас.

– Я уверяю тебя, Трейган. Когда Яра прибудет к воротам, она будет со мной, и все будет сделано правильно.

– Не делай ставки на свою жизнь, брат.

Упоминая кровь, мы разошлись, я убрал когти, но это не успокоило моего волнения

– Я ставлю на нее все наши жизни. И не называй меня братом.

– Это другое различие между нами, Ровнан. Я никогда не спорю на жизнь своего народа.

Сейчас у меня по расписанию была встреча с Джеком, и вся эта болтовня с мистером Хрень-в-Мозгах только усиливала мою невыносимую тягу выпить.

Я поплыл прочь, проведя пальцами вдоль надгробья матери, убедившись, что кувшинка в безопасности на своем месте. Хотя ее глаза были огрубевшим, безжизненным камнем, я знал, что ее дух охранял меня.

– Покойся с миром, Мама. Я обещаю победить в твою честь.

ДЕНЬ 3

Снова я проснулась под водой без единой подсказки, где я.

Когда я была ребенком, я лежала в ванной и пыталась открыть глаза под водой. Все выглядело размыто, а звуки были приглушенными. Сейчас же я с кристальной ясностью могла видеть над собой потолочные балки и слышать каждое слово из песенки «Какой Чудесный Мир», которую чуть в далеке напевал женский голос. Я села и оглядела мелководье. Мой золотой хвост, брыскаясь, шлепнулся прямо напротив меня. Крытый бассейн?

Комната была маленькая, с бамбуковыми стенами. Окна на потолке пропускали много солнечного света. Повсюду росли полевые цветы: на стенах, вокруг балок, в огромных ракушках, напоминающих клумбы. Как я здесь оказалась? И кто пел в соседней комнате?

– Привет? – позвала я.

Пение прекратилось и в открытых французских дверях раздались шаги. Из-за двери выглянуло круглое личико, обрамленное светло-зелеными хвостиками.

– Ты проснулась!

– О, кто вы, и как я здесь очутилась?

Она вышла в полный рост, и от удивления у меня отвисла челюсть. На ней была майка и джинсовая юбка, но остальная часть кожи, за исключением ее блестящего лица, была покрыта клеймом. Под таким замысловатым произведением искусства ее кожа имела атласный блеск. Я знала, что она русалка. Не по ее внешнему виду, а из-за внутренней чувственной системы, упоминаемую Трейганом.

Она до чиста облизала ложку и воткнула ее в йогурт, который держала.

– Я Коралин, и ты находишься в бассейне для отдыха в моем доме.

– Но ты русалка и не в воде, как?

Ее неприятно-белые зубы сверкнули в усмешке:

– Это тайная способность и означает, что я могу быть на земле и сохранять при этом свои русалочьи особенности. Кроме хвоста, разумеется. Тогда таскаться из комнаты в комнату было бы не так весело.

Где был Трейган? Почему он оставил меня здесь с этой незнакомкой? Ему по-прежнему нужно объясниться. Я потерла руки, словно мне холодно, хотя температура была подходящая.

– Можно мне одолжить какую-нибудь одежду, чтобы я могла выбраться отсюда?

– Конечно.

Она исчезла в дверях, а я изучала свою кожу. Узоры, напоминающие растительные мотивы, вернулись, и я выглядела так, словно я наложила слишком много блестящего автозагара. Погрузившись в воду, я пробежала пальцами по своему хвосту, который сжался и покрылся шероховатостями и чешуей.

– Ужасно.

– Что ужасно? – спросила зелено-волосая девушка, входя в комнату с полотенцем и одеждой.

Я пыталась сказать «ничего», но не могла вымолвить ни слова. Вся эта штука с неспособностью лгать была не шутка.

– Просто разговаривала сама с собой.

Она протянула полотенце, но я понятия не имела, как без ног выйти из бассейна.

– Как мне вылезти?

– Подтянись к краю и подними хвост.

Было так странно слышать, как кто-то говорит подобное, и принимать это за реальность, но я придвинулась к краю бассейна и сделала, что она сказала. Так же, как и на пристани, мой хвост мгновенно превратился в ноги, узоры покрывали ноги, когда я вынула их из воды. Я сунула ноги обратно, и они стали бледно-желтыми плавниками. Потом снова вытащила их, со всеми десятью пальцами, мерцающие и покрытые вьющимися узорами. Опускала и поднимала их настолько быстро, насколько могла, пытаясь узнать, появляются ли плавники вне воды. Но превращения случались быстрее, чем я могла двигаться.

Коралин смеялась, стоя надо мной:

– Ха-ха, ловко?

Ловко было не то слово, это было восхитительно. Я взглянула на нее и опять на свои ноги перед тем, как взять у нее полотенце и встать. Пока я оборачивала полотенце вокруг себя, я посмотрела вниз и заметила, что мой медальон пропал.

– Что случилось с моим медальоном?

– Каким медальоном?

Он был таким тяжелым, стуча по моей груди, когда я бежала обратно к Трейгану от дяди Ллойда, но я не могла вспомнить был ли он у меня на шее, когда настигла его. Я уже его потеряла? Прекрасно. Этого подарка хватило надолго.

– Не важно. Где Трейган?

– Он ушел работать.

– Ты имеешь в виду продавать водоросли?

– Продавать? Деточка, тебе нужно так много узнать о вещах, происходящих в нашем мире.

Деточка? Она серьезно?

– Я не хочу знать, как обстоят дела. Я вернусь домой как можно скорее и притворюсь, что всей этой русалочьей ерунды никогда не было.

– Но быть русалкой намного лучше, чем человеком. Некоторые люди отдали бы все, лишь бы стать одними из нас.

– Да, я не одна из них.

– Дельмар упоминал, что тебе это не интересно. Я не могла поверить, что это возможно, но ты здесь и критикуешь прекрасную жизнь, о которой ничего не знаешь.

– Прекрасную? Иметь хвост, а в следующую секунду ноги? Кожа и татуировки, которые похожи на нечто из научно-фантастических романов? Ничто из этого не является моей идеей прекрасного.

Она черпнула побольше йогурта себе в рот и похлопала ложкой по нижней губе.

– «Ведь око наше никогда не увидело бы солнца, не сделавшись само солнцеподобным; и душа не узрела бы прекрасное, не сделавшись прекрасной».

– Что?

– Платон, – ответила она. Я озадачено уставилась на нее. – Великий древний философ. Только не говори мне, что никогда не слышала о нем.

– Нет.

– Похоже, что мне придется учить тебя c самых основ. Идем, для начала я покажу тебе окрестности.

Но, прежде чем я смогла возразить, она ушла в другую комнату, не оставив мне другого выхода, кроме как следовать за ней.

Остальная часть дома выглядела обычно: гостиная, кухня, даже простая ванная. Все помещение было выполнено в пастельных тонах, в морской тематике, a каждая полка была заставлена книгами.

– Ну и что ты думаешь? – спросила она.

– Мило, но где мы?

Она направилась к входной двери.

– Прости, я почти забыла о самой лучшей части.

Она распахнула персиковую дверь, и мы ступили на небольшую веранду, сделанную из веревки и древесины.

У меня перехватило дыхание. Я никогда не видела ничего подобного. Ее дом был одним из тех многих коттеджей с соломенными крышами, разбросанных по покатистым зеленым холмам. Все эти дома выглядели так, словно были сделаны из природных материалов, поэтому xорошо вписывались в окружающую тропическую зелень. Некоторые соединялись ручейками. Бурлящиe водопады, ниспадающие водные потоки и щебетание птиц создавали невероятное звуковое дополнениe для потрясающей картины, окружающей нас.

– Добро пожаловать в наш мир, – сказала она. – Ты смотришь на скрытый остров Солиса. Дом почти для сотни водных жителей, он недоступен людям, его невозможно найти с помощью радара или спутника и невозможно увидеть невооруженным глазом.

– Как такое может быть? – удивилась я. Лазурная голубизна неба выглядела скучной по сравнению с мерцающими изумрудными горами.

– После того, как мы поняли, что застряли здесь надолго, Фиалки распространили по всему острову защитное заклинание. Если бы люди обнаружили это место, мы бы стали их следующим большим экспериментальным исследованием. Морских жителей считают мифом, ты знаешь?