Текст книги "Запутанное течение (ЛП)"
Автор книги: Карен Аманда Хуппер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Почти час назад, – пробормотала она.
Это не имело значения. Ее симптомы должны были проявиться в более мягкой форме, если она испытывала жажду всего час. Я подумал, что ее реакция могла быть слабее, потому что она не пила прямо от Селки, но ее симптомы, напротив, прогрессировали быстрее обычного.
Вокруг не было никаких признаков людей, но я хотел быть в безопасности. Процесс займет какое-то время, и мы не могли рисковать, нельзя, чтобы кто-то нас видел. Я остался в образе человека, желтый хвост Яры, блестящий на поверхности воды можно было легко заметить. Я доплыл до мелководного склона под причалом, где было очень темно. Вдавив ноги в песок, чтобы зацепиться, я сел и притянул Яру к себе на колени, пытаясь оставить все, кроме головы, в воде.
Она, часто моргая, открыла глаза. Ее голос был слаб.
– Ты тоже его знал?
– Кого?
– Моего отца.
– Да, я знал его.
Ее веки снова закрылись.
– Это закончилось?
– Что кончилось?
– Жажда.
– Не думаю. Обычно есть период времени, когда кажется, будто по твоим венам пробивается электрический ток.
– Я уже чувствовала это, – она подняла руку из воды и положила мне на грудь.
– Уже? – она тихонько кивнула. – Сколько это продолжалось?
– Секунду.
Я положил ее голову себе на грудь, чтобы она не могла видеть беспокойство на моем лице. В идеальном мире она бы никогда не почувствовала жжения электрического тока, а в справедливом – секунда боли была бы единственным, что ей пришлось бы пережить. Но мы не жили ни в идеальном, ни в справедливом мирах.
Она должна была услышать часть своей истории, прежде чем начнется настоящая волна ударов электричества. Главным образом потому, что она заслужила знать это, но еще и из-за того, что думала, что я покинул ее. Мне нужно было восстановить ее доверие, но сейчас не было времени объяснять, почему мне пришлось держаться от нее подальше.
– Тебе нравится слушать истории о своих родителях?
Ее подбородок плавно двигался по моей груди, когда девушка кивала.
– Твой отец, Вирон, был глубокоуважаемым Селки. За пять лет до твоего рождения, он влюбился в твою маму. Есть еще один факт, который люди скрывали от тебя, – я взглянул на макушку ее головы и глубоко вздохнул. – Твоя мать была сиреной.
Она медленного отодвинулась и посмотрела на меня трепещущим взглядом.
– Четыре года они жили под знаком запретной пары. Твой отец хотел, чтобы она было его парой, он хотел детей, но сирены не могут размножаться. Лишь одно морское чудовище за всю историю успешно стало человеком, но это было доказательством, что такое возможно. Твоя мать отправилась к Стено и Эвриаль, настоящим сестрам горгонам, и умоляла их превратить ее и твоего отца в людей, чтобы они смогли иметь ребенка.
– И они согласились, – пробормотала Яра.
– Они заключили сделку. Первый ребенок Вирона и Клео – то есть ты – должен быть отдан сестрам горгонам. Тогда твои родители были вольны иметь столько детей, сколько пожелают.
– Но… Зачем я нужна им? Я не понимаю.
Я ласково погладил ее лицо, ненавидя себя за то, что должен был рассказать все это.
– Медуза была единственной смертной сестрой. Когда ее убили, сестры потеряли огромную часть своей силы, потому что в их троице больше не было третьей. Стено и Эвриаль хотели, чтобы сила вернулась, но замена Медузы должна иметь кровь человека и монстра, как и сама Медуза. Ты идеально подходишь, и была бы слишком молодой, чтобы бороться.
– Они хотели, чтобы я стала горгоной?
– Да, частью их проклятой троицы. Иными словами, ты бы заняла место Медузы и никогда не смогла бы покинуть темный грот.
Она вздрогнула.
– Вот почему, мы ушли.
Белоснежная цапля приземлилась на воду почти рядом с Ярой. Я отгонял ее. Птица с изогнутой шеей, потянулась ко мне. Она пронзительно крикнула на меня, прежде чем перелететь на причал.
– Твои родители любили тебя, Яра. Морской монстр, превращенный в человека, о котором я тебе рассказывал, помог твоему отцу наложить на тебя связывающее заклятье. Ни одно морское создание не могло обратить тебя, пока тебе не исполнилось бы восемнадцать. Твой отец полагал, что к этому возрасту, ты сможешь сама решить, хочешь ли ты такой жизни или силы и сможешь ли сражаться, или же не пожелаешь подобного темного существования. Они забрали тебя отсюда, на случай, если сестры найдут способ снять заклятье.
– Мне восемнадцать. Они придут за мной? – ее дрожь становилась сильнее. Я должен был рассказать ей все, прежде чем она совсем ослабнет, или наступит нестерпимая боль, из-за которой она не сможет все понять.
– Нет. Когда твои родители уплыли, горгоны были в ярости и заперли ворота. В день Троицы Восемнадцатилетних – твой настоящий день рожденья, который в мире морских созданий значит восемнадцать лет и восемнадцать дней, у нас будет лишь один шанс, чтобы предложить сестрам замену Медузы. Если к концу восемнадцатого часа – заката – никто не предложит себя, ворота закроются навечно.
Ее глаза стали огромными, похожими на два черных солнца.
– Я причина того, что ворота закрыты?
– Не ты, твои родители.
Ее тело вздрогнуло, и она застонала.
– Удары тока возвращаются, – слезы, похожие на бриллианты, скатились по ее щекам. – Вот почему ты не подходил ко мне. Ты знал, что скоро я стану горгоной.
– Не поэтому, – ее волосы были растрепаны. Я начал вынимать шпильки, которыми Панго закрепил их, позволяя ее длинным локонам упасть в воду.
Она закричала громче, сильно дрожа.
– Я сделаю это. Все смогут попасть домой.
– Нет. Твоя мама договорилась, чтобы тебя превратили в русалку, чтобы защитить. Теперь ты создание солнца. Твоя душа не выживет в их холодной, темной пещере.
Она крепче сжала мою руку, когда ее пронзил очередной удар.
– Больно!
Ее кожу стянуло от напряженных мышц. Скоро боль будет приходить волнами, она будет сильная и невыносимая. Она продолжала плакать, пытаясь выдохнуть.
– Почему ты превратил меня?
– Я поклялся твоей маме, что сделаю это.
– Но я могла открыть ворота.
– Они найдут другой способ, – я окунул ее голову в воду и провел пальцами по влажным волосам. – Кто-то другой будет заменой. Он добровольно займет твое место.
Цапля снова приземлилась рядом с нами. Лицо Яры исказилось от боли. Ее зубы стучали так сильно, что мне казалось, будто они сломаются. Она начала бормотать невнятные слова о своей маме.
– Скоро жажда станет еще мучительнее, – сказал я. – Мы на какое-то время исчезнем. Не знаю, как долго смогу продержаться, но мы возродим некоторые из моих воспоминаний. Сознанием ты будешь в моей душе, поэтому не почувствуешь физической боли.
– Это с-с-сработает?
Боже, я так на это надеялся.
– Узнаем. Не думай ни о чем. Я собираюсь попытаться удержать нас в другом времени, пока жажда не прекратится.
Она испустила истошный крик, когда ее кожу пронзила боль. Я надеялся, поблизости не было людей, способных ее услышать. Я положил руку ей на щеку.
– Открой глаза, Яра. Дай забрать тебя в безопасное место.
Ее заплаканный взгляд встретился с моим. Я заставил себя контролировать свои эмоции, когда мы переносились в другое время и место. Я тихо молился, чтобы я смог продержать нас там достаточно долго… а лучше бы, конечно, навсегда.
ДЕНЬ 6
Трейган был прав. Боль и жажда прекратились в ту же секунду, когда сине-зеленые и серебряные облака пронеслись в его глазах.
Мы проследили за слишком большим количеством воспоминаний. Я оставалась в его сознании несколько часов, пока мягкий толчок не заставил меня выйти из души Трейгана в светлую дымку.
Я вернулась в свои тело и разум.
Первое, что я увидела, было залитое солнцем лицо Трейгана. Его синие глаза были уставшими, а иссиня-черные волосы сухими и торчали во все стороны. Вчера я думала, что он слишком коротко их остриг, но выглядел он потрясающе. Солнце светило высоко над морем. Должно быть, был почти полдень.
– Привет, – сказала я, глядя в его уставшие глаза.
– Добро пожаловать обратно.
Он бережно держал меня рядом с собой, но, когда я начала двигаться, русал отпустил меня и отодвинулся назад. Я спустилась в воду, теряя с ним контакт. Я ненавидела эти ощущения.
– Сработало, – я провела пальцами по песчаному дну подо мной. Я чувствовала себя сильной и здоровой. Ни дрожи, ни тошноты, ни невыносимой жажды крови, ни ударов током. – Я не помню ничего после того, как ты начал делиться воспоминаниями… только то, что чувствовал ты, счастливые воспоминания в основном.
– Хорошо, – он оттер ноги от песка и проплыл мимо меня поглубже.
– Ты, должно быть, держал меня несколько часов.
– Я хотел быть уверенным, что жажда полностью оставила тебя.
Прежде чем Трейган забрал меня, каждая минута немощи казалась вечностью. Боль была хуже всего, что я когда-либо испытывала в жизни. Я продолжала видеть и слышать маму. Я была уверена, что умирала.
Съежившись при мысли о том, какой ужасной была прошлая ночь, я поплыла за Трейганом. От скольких страданий он уберег меня, решив впустить меня в свою душу на такой долгий период времени? Было ли ему от этого больно?
– Ты что-то тихий. Все хорошо?
– Я в порядке. Нам надо вернуться в Солис. Все беспокоятся за нас.
– Подожди, – я схватила его руку. – Я хочу знать больше о своих родителях. Ты сказал, что моя мама была сиреной, то есть в какой-то степени была как Никси и ее сестры? – он кивнул. – Они знали ее? Ты знал ее?
– Да, и они, и я.
– Она могла летать? И жила в твоем мире?
– Сирены предпочитают этот мир. Они успешно живут, забирая человеческие песни. Как и ее сестры, она очень много времени проводила здесь, с людьми. А потом и с твоим отцом.
– Стой, то есть сирены – это сестры моей мамы? Или, скорее, были ими?
– Мариза и Отабия были. Никси заняла место твоей мамы в этом трио, после того, как твоя мама стала человеком. Их всегда должно быть три.
– Что значит «забирали человеческие песни»?
– Одна из исконных целей сирены была доставка человеческих воспоминаний сестрам горгоны. Лишь так они могут узнать жизнь за пределами грота, при помощи сирен. Сиренам приходится полностью забирать воспоминания из души человека, иначе не состоятся две передачи: человек – сирене, сирена – горгоне.
– Бедные люди. У них просто украли воспоминания?
– Да, но они не помнят, что их забрали. Они не знают, что эти воспоминания у них были, поэтому не скучают по ним.
– А что если кто-то посетит какое-нибудь мероприятие или заведет разговор, который у них уже был, а человек этого не помнит? Разве тогда они это не поймут?
– У людей ужасная память. Они не используют часть мыслительной способности, данной им. Они стараются избегать этого и используют мыслительную деятельность напрямую, когда стареют, или сваливают все на забывчивость.
– Моя мама крала у людей воспоминания, – повторяла я. – Как это ужасно.
– Ей приходилось. Это естественная черта, о которой, я говорил тебе. Мы не можем противиться законам природы. Это сравнимо с приказом человеку никогда ничего не есть или не пить. Без еды они не прожили бы и недели.
– Прекрати, я была бы в ужасе, если бы кто-нибудь забрал у меня воспоминания.
Его бровь вопросительно изогнулась. Он не смотрел ни на что, кроме моего лица. Вода плескалась вокруг его плеч и шеи. Такой умиротворяющий звук, но я чувствовала некую недосказанность между нами.
– Трейган, ты что-то мне не договариваешь?
– Что ты на днях говорила? Это не мое дело?
– Ахах. Это мои слова. Ты от меня что-то скрываешь. Говори уже.
Он сдавил переносицу.
– Ты помнишь, как Никси забрала тебя с праздника?
– Нет, но она сказала, что я была пьяна.
– Ммгмм. Я бы мог в это поверить, если бы не одна свежая отметка на твоих губах.
Я пробежалась пальцами по появившемуся наросту.
– Поэтому они болят?
– Видишь, ты не помнишь, как у тебя украли воспоминания.
– Совсем не помню.
– Эти воспоминания ушли, но может это и к лучшему, – он подплыл ближе. – Не злись, но у тебя забрали много воспоминаний. Их передача, будь то от монстра к человеку или наоборот, требует временной откачки жизненных сил из души, поэтому процесс происходит при помощи того «инструмента», каким существо располагает. Для нас – это наши воспоминания, для Селки – их кровь. Сиренам нужно и то, и другое. Никто никогда не истощает то, что он или она есть изначально. Это было бы смертельно.
– Но Дельмар делал это со мной, и у меня по-прежнему есть человеческие воспоминания.
– Прямо сейчас у тебя очень мало воспоминаний. Как я и сказал, если бы Дельмар забрал их все, ты бы умерла. Со временем самые яркие воспоминания вернутся. Только сирены способны полностью забирать их из твоей души.
Я долго соображала. У меня были воспоминания о дяде Ллойде. Всего несколько о матери, но она умерла, когда мне было восемь. Сколько же я могла тогда помнить?
– Нет, я многое помню.
– Ты подумай. Сколько событий или бесед ты помнишь из человеческой жизни? Учитывая, что ты прожила восемнадцать лет, много ли их будет? Кажется, что много, потому что ты не помнишь те, которые пропустила или знаешь, что она существовали.
– Нет. Я все помню. Я показала тебе воспоминание о том, как впервые встретила дядю. Я помню, как ты появился у меня дома в шторм, и ночь, когда спас меня от утопления.
– Дельмар оставил твои самые яркие, самые ранние и недавние воспоминания. Он не мог коснуться последних нескольких недель твоей жизни. Иначе ты бы проснулась, не помня никого, и почему заботишься о них, где живешь, кто ты. Основные воспоминания. Некоторые из них твоя душа оставила. Эти он и оставил.
– Как он понимает, какие надо оставить?
– Он говорит, что они по-другому окрашены. Он видит их словно сквозь сепию, поэтому проходит мимо них.
– С ума сойти. Я знаю, что помню все. Возможно, Дельмар не много стер.
– Я бы хотел, чтобы это было правдой, но если бы было так, то ты не пережила бы трансформацию. Изменение в человека в чудовище сказывается на душе и теле. Хотя мы можем проверить твою теорию. Три года назад рядом с Эденс Хаммок прошел ураган. Помнишь это?
– Как его звали?
– Отабия назвала его Дриада. Сирены называют штормы в честь созданий из легенд и сказок, но люди дают им имена, на которые мы не обращаем внимания.
– Я не запомню шторм, если только он не был серьезным.
– Серьезным? – фыркнул он. – Это как сказать. Ты помогала Ллойду заколачивать окна и соскользнула с края крыши. Ты сломала левую руку, а на локоть наложили двенадцать швов, – он поднял из воды мою руку и повернул так, чтобы я заметила бледные шрамы на предплечье. – Ты и твой дядя остались в больнице Мёрси в Майями на две ночи, пока штор не кончился. Помнишь хоть что-нибудь из этого?
– Нет, но…, – я не могла поверить в это. Как это я не знала о шрамах на локте? Как могла забыть о том, что лежала в больнице? – Откуда ты об этом знаешь?
– Я твой телохранитель, Яра. Это моя работа, сохранить тебя в целости и сохранности. Хотя были моменты, как, например, со сломанной рукой, когда я довольно плохо справлялся со своей работой, – он отвернулся, но я коснулась его, желая заверить в обратном. Он поднял голову и наши взгляды встретились. – Я был твоим телохранителем целых четырнадцать лет.
– Ты… что? Четырнадцать лет! Ты следил за мной с тех пор, как мне исполнилось четыре? И я никогда не видела тебя?
– Ты видела несколько раз. Чаще я использовал докладчиков. Я уверен, что это звучит немного тревожно, но в течение следующих нескольких часов, большинство твоих воспоминаний должно вернуться.
– Лет? Мне нужно присесть, – переварить все это, находясь в воде, было сложно, поэтому я поплыла к пляжу. Трейган последовал за мной безо всяких возражений.
Мы нашли мелкий песочный скат, и Трейган встал. Желтовато-коричневые шорты свисали с его бедер. Я взглянула на свое платье и хвост. Каждый раз, когда я выходила из воды, я поднималась по лестнице, подтягивалась на скалы или землю, где у моих ног было время, чтобы появиться, прежде чем я могла встать. Сейчас я была в тупике.
Трейган взглянул на меня.
– Тебе понадобятся ноги.
– Спасибо, Капитан Очевидность, но меня не научили изменяться, пока я в воде.
– Точно. Прости. Сосредоточься на том, как ты чувствуешь себя с ногами, представь пространство между ними, кости, сгибание пальцев. И они изменятся.
Из его уст все звучало так просто. Я натянула юбку и уставилась на хвост, лежащий в воде рядом со мной, пытаясь представить человеческое обличье. Все что я почувствовала, это песок и платье, касающееся чешуек при отливе и наплыве волн.
– Не получается, – простонала я.
Он сел рядом со мной.
– Ты не сосредотачиваешься на том, что чувствуешь.
– Я так и делаю, но не получается. Может эта способность еще не сформировалась?
– Сформировалась. Но ты не должна так отчаянно желать.
– Я все делаю. Я стараюсь!
– Во-первых, сядь по-человечески. Твои ноги не должны быть перед тобой, а не рядом, – как только я поправила свой хвост, Трейган протянул руку в воду и дотронулся до того места, где должны быть мои колени. – Все нормально?
– Думаю, да.
Он сощурился из-за яркого света позади меня. Потом наклонился вперед, то ли чтобы быть ближе ко мне, то ли чтобы использовать меня, как тень. Я не была точно уверена, почему. Он подтянул мое платье и поднял руку так, что она была в дюйме от моего бедра и верхней части хвоста.
– Кожа более чувствительная. Через пять секунд я опущу руки вниз. Хочешь чувствовать мои пальцы на своей чешуе или на коже бедер?
Я не могла ответить. От сочетания хрипоты в его голосе с мыслью о его руке на моем бедре, я не могла говорить. Он долго держал на мне свой взгляд, ожидая ответа, но в следующую секунду мой хвост превратился ноги, и слова уже были не нужны. Его теплые пальцы прижимались к моей коже.
Я так сильно хотела его поцеловать, что думала разорвусь от желания. Мои ноги выгнулись, когда он сжал мое бедро. Его рука твердо двигалась вниз к моей коленке и снова вверх. Я вдохнула теплый воздух, царивший между нами, и обвила рукой его шею, желая притянуть к себе. Вместо этого, он встоял прямо передо мной. Он провел рукой выше по бедру к моей талии, а другой зацепил мою руку, вставая со мной из воды. От этого моя юбка упала вниз.
– Теперь видишь, как все было просто? – произнес он хрипло.
Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Почему, ну почему, я влюбилась в парня, который может превратить меня в камень? Я наклонилась вперед и прижалась губами к его шее. Она была соленой на вкус. На секунду он хотел оттолкнуть меня, но затем крепко прижал к себе, и я поцеловала снова. Он тяжело выдохнул и прижался ко мне.
– Мгм, да, так просто, – прошептала я, спускаясь поцелуями ниже к груди.
Я провела пальцами по его волосам, но он схватил меня за руки. Он отстранился, отталкивая меня.
– Хватит, – сказал он. – Мы не можем этого сделать. Как это ни странно, но это неправильно и несправедливо по отношению к тебе.
– Почему несправедливо? Я хочу быть с тобой, Трейган. Мы можем обойтись и без поцелуев.
– Дело не в этом. У нас не будет и двух недель. День Троицы Восемнадцатилетия уже скоро. Мы не можем начать что-то, понимая, что скоро этому придет конец.
– Конец? Ты сказал, что мне не придется жить с горгонами. Ты сказал, что кто-то добровольно займет мое место.
Он прижал мою руку к своей груди. Выпрямился и встал так, что его плечи казались вдвое шире. В его глазах я могла видеть свое отражение.
– Да. И этот кто-то – я.
– Ты? – посмотрела она с изумлением. – Нет. Прошлой ночью ты сказал мне, что я не выживу в пещере, потому что русалка. Но ведь и ты тоже русал.
– Русал с генами и кровью горгоны, – объяснил я, садясь на песок.
Яра пнула песок, когда села напротив меня.
– Ты сказал, что меня выбрали, потому что я родилась человеком. Твоя мать была русалкой, а отец – горгоной. В тебе нет ничего от человека. Ты ведь не подходишь в качестве замены.
– Мой отец был горгоной, превращенной в человека. Я говорил тебе об этом. Горгона и русалка не могут быть вместе – никогда. Его физическая страсть превратила бы ее в камень. Но он любил ее, поэтому нашел способ быть с ней. Отец превратился в человека, и у них появился я, отчасти человек.
– Несмотря на то, твой отец превратился в человека, ты все же унаследовал кое-что от горгоны. Как это возможно?
– Я рассказывал тебе. Когда обращается душа, часть того, кем ты был изначально, остается с тобой. Дети наследуют эту линию крови, – даже я слышал долю стыда в своем голосе. Скрывать было нечего, я был гадким отродьем. – Не важно, как сплетено и неестественно это может быть.
Яра села рядом со мной и обвила меня руками.
– Ты был создан именно так по какой-то причине. Ничто в этом мире не происходит случайно. Как говорится в стихотворении Коралин? Красота сокрыта под завесой драмы?
– Красота? Яра, я не могу поцеловать тебя. У меня никогда не будет жены или детей, потому что, если мои эмоции будут слишком сильными, я превращу человека в камень. Я знал свою судьбу всю свою жизнь. Я убил собственную мать через две секунды, после того, как она подарила мне жизнь. Она дала ее мне, а я отнял ее жизнь. Мой отец потерял свою половинку из-за меня. Как это вообще может быть прекрасным?
Яра отвернулась.
Когда ты растешь среди морских существ, легенды становятся частью тебя. Наш вид знал мою историю. Они знали о моем отце. Многие оплакивали кончину моей матери-Фиалки. Все родители-русалки предупреждали своих детей не подходить близко ко мне. Ни одна русалка никогда не рассматривала меня в качестве своей второй половины. Но все это было для Яры новым. Если вид Кимбер не спугнул ее, то подобное откровение точно сделает это.
– Ты был ребенком, – сказала Яра мягко. – Ты не контролировал то, что чувствовал или делал. Ты должен простить себе свое прошлое. Что твой отец говорит об этом?
– Мы не общаемся с ним.
– Почему?
– Я убил его жену. Каждое мое появление напоминает ему о его потере.
– Она была твоей матерью, Трейган. Вы оба страдали от этого утраты. Вы должны жить друг для друга.
Я смотрел через океан за горизонт. Казалось, будто каменная стена, которую я пытался построить вокруг своего сердца, вот вот треснет.
– Он бы потерял меня через несколько дней. Хорошо, что мы не близки.
Яра молчала. Она проводила пальцами вверх и вниз по моей руке, от чего по моей коже бежали мурашки. Это было слишком хорошее ощущение.
– Почему ты делаешь это? – спросил я.
– Делаю что?
– Сидишь тут, так близко ко мне. Ты знаешь, кто я, и на что я способен. Ты должна была бежать прочь.
– Ты спас мне жизнь, когда мне было восемь лет. Ты добровольно вызвался занять мое место с горгонами. Я видела и чувствовала ту любовь, которую ты испытываешь по отношению к Дельмару, Кимбер, Панго и остальным людям из твоей памяти. Именно это говорит о том, кто ты на самом деле, и на что способен, – она прижалась, положив голову мне на плечо.
Я хотел обвить ее руками, но пойдя на поводу наших чувств, мы бы усложнили себе задачу. Чувствовать запах ее волос было неизбежно.
– Ты всегда пахнешь яблочным цветом.
Она подняла на меня глаза и улыбнулась.
– Ни разу не приходилось вдыхать запах яблочного цвета. Он вкусно пахнет?
– Если бы у нас было больше времени, мы бы забрались на яблоню, и ты бы смогла узнать, как пахнешь.
Она поцеловала мое плечо.
– А ты на вкус, как соленая конфета. Но пахнешь… Даже не знаю чем. Я представляю, что так пахнет рай.
Я через силу засмеялся.
– Боже, это и есть те самые ванильные штучки, которые парочки говорят друг другу?
Яра тоже засмеялась.
– Думаю, да. А разве мы пара?
Еще больше трещин пронзили стену вокруг моего сердца. Мои мысли безудержно заполняли голову.
– Все, чего я хотел, это защитить тебя, удержать тебя и показать, как сильно я забочусь о тебе. Те мысли и слова кажутся мне странными, но они всегда со мной. Я постоянно борюсь с желанием сказать их тебе. Хочу дать тебе вечное обещание, но не могу. На восходе дня Троицы Восемнадцатилетия я уйду жить в грот. Навсегда.
Яра повернулась и села на колени между моих ног напротив.
– Пришло время тебе рассказать мне все. Что случится в день Троицы Восемнадцатилетия? Все детали.
Я сделал глубокий вдох.
– Я должен буду полностью принести себя в жертву горгонам. Все следы моего существования, как русала, будут стерты из моей души. Мне нужно будет подготовиться и пожелать стать полностью горгоной.
Она стучала пальцами по моим коленям, пока пыталась понять, что все это значит.
– Мы делим души через наши воспоминания, то есть это будет похоже на то, что сделал со мной Дельмар? Кто-то заберет у тебя твои воспоминания?
– Да.
Выражение ее лица изменилось, и она выглядела так, словно не желала принимать сказанное.
– И Дельмар согласился на это?
– Дельмар не может этого сделать. Это немного отличается от того, что он проделал с тобой.
– Чем отличается?
– Это должно быть полным пожертвованием. Мои воспоминания и моя душа должны быть поглощены полностью.
Она поежилась.
– Как это делают сирены?
– В какой-то мере. За исключением того, что у меня заберут каждую частичку русалочьей и человеческой жизненной силы. Это должен быть кто-то с кровью русалки, человека, а также сирены, чтобы он или она смогли навсегда забрать мои песни, – я сглотнул горечь, образовавшуюся у меня во рту. – Из-за твоего уникального сочетания генов, ты единственная, кто сможет это сделать.
Она отклонила голову назад.
– Я? Они хотят, чтобы я забрала у тебя твои воспоминания?
– К восходу дня Троицы Восемнадцатилетия тебе придется забрать мои песни. Все.
– Я никогда этого не сделаю!
– Яра, Фиалки потратили годы, чтобы расшифровать заклинание. Единственный способ открыть ворота – это полное пожертвование души. Я добровольно отдам свою, и ворота откроются.
– Но я даже не знаю, как. Ты разделишь свои воспоминания со мной. Но я понятия не имею, как забрать их у тебя.
– В тебе течет кровь твоей матери сирены. Фиалки считают, что, когда это начнется, то все произойдет естественным путем. Ты начнешь забирать их, привыкнешь и продолжишь принимать их дальше. Мы готовились к этому годами. Мы натренируем и тебя.
– Нет. Ищите кого-то другого.
– Другого не существует. ты и есть та смешанная кровь, упоминаемая в стихе. Ты была душой, изначально обещанной, и единственной, кому они позволят пройти через ворота. Единственное, почему я могу подойти им на место Медузы, потому что во мне течет кровь горгоны – кровь человека и чудовища. Ты единственная, кто может пройти через ворота и забрать мои воспоминания. Тебе придется.
– Без воспоминаний ты будешь… пуст. Если я заберу их всех, у тебя не останется души. Ты не…
– Умру? В каком-то смысле, да. До тех пор пока горгоны не оживят меня снова. Мою душу превратят в то, что нужно им.
– Нет! У тебя десятки воспоминаний. Другой мир, твои люди, свадьбы, твои родители, друзья, я, мы.
– Думаешь, я не хочу этого помнить? Я займу место Медузы в их троице. Я больше никогда не покину ту пещеру. Никогда больше не увижу солнца, пока сирены не доставят второсортные жизненные силы. Не смогу поговорить с тобой. Я даже не смогу увидеть тебя, если только не воспользуюсь их зеркалом, чтобы наблюдать за тобой, словно шпион. Ты хоть понимаешь, как это будет тяжело? Скучать по тебе, страдать, от того, что ты вроде бы рядом, и не способным что-то сделать с этим? Я хочу забыть, кто я, и то, какой прекрасной была моя жизнь. Ты поможешь мне, забрав все до капли. Я не смог бы этого сделать другим способом.
Она схватилась руками за лицо.
– Мне это не нравится. Ненавистна мысль о том, что кому-то придется жить в той пещере. Почему из всех должен быть именно ты? Как я должна жить, зная, что ты находишься в каком-то ужасном, холодном и темном месте? Что ты ушел туда из-за меня. Что я должна было быть там, а не ты.
– Пока ты будешь забирать мои воспоминания, я не буду страдать. Я не буду помнить, что был русалкой или жил такой жизнью.
– Но я буду страдать! – на ее глазах навернулись слезы, сверкая всеми цветами радуги. – Я проживу всю жизнь, любя тебя и скучая по тебе, зная, что ты и понятия не имеешь о моем существовании.
У меня ком встал в горле. Я посмотрел на ее хрупкие руки, отчаянно желая взять их.
– Я знаю. И ненавижу себя за то, что причиняю тебе боль таким образом, но у меня нет выбора.
– Был! Ты не должен был обращать меня. Я могла жить с горгонами.
– Я обещал твоей маме. Она все продумала, Яра. Горгоны забрали бы тебя, чтобы обратить в одну из них. Кто знает, какой болезненной была бы это трансформация? К тому же, ты ушла бы в пещеру со всеми своими человеческими воспоминаниями и чувствами. Ты бы всегда знала, на какое ужасное существование ты обречена. Я обещал ей, что не допущу этого.
Я не мог больше бороться с этим. Мои руки переплелись с ее руками.
– Я могу защитить тебя и открыть ворота. Это было моим смыслом в течение четырнадцати лет. Я хотел сделать это, и сделал правильный выбор. Чего я не знал, так это того, что мы полюбим друг друга. Если бы я предвидел это, я сделал бы все по-другому, но я не могу изменить прошлое. Это единственный способ. Только так все может пройти.
Она резко встала на ноги, вновь расхаживая.
– Мы можем убежать. Мир огромен, они никогда нас не найдут.
– Ты думаешь только о себе и обо мне. Но все это намного больше нас. Так много морских жителей страдало последние восемнадцать лет, цепляясь за надежду и веря, что ты и я – это ключ к возвращению в мир, который они любят.
– Но…
– Нет никаких «но», – я встал и схватил ее за плечи. – Ты видела, как красив наш мир. Наши люди любили кого-то на другой стороне. Некоторые из детей, рожденных тут, никогда не видели Рате. Ты хочешь, чтобы столько людей никогда не увидели снова свой дом, только чтобы сохранить мои воспоминания?
– Д-д-да…, – она изо всех сил пыталась что-то ответить.
– Нет, Яра. Ответ – нет. В глубине души ты знаешь это.
Тогда мы услышали вдалеке крик. Сквозь волны пробиралась Кая.
– Мисс Яра, мистер Трейган, – кричала она. – Мы уже несколько часов разыскиваем вас.
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю, но на ваши поиски были отправлены все посланники. Мистер Каспиан приказал немедленно вернуть вас в Солис.
Мое сердце бешено забилось. Яра, должно быть, заметила беспокойство в моих глазах.
– Как ты думаешь, что это? – спросила она.
– Не уверен, но, видимо, случилось что-то ужасное, раз Каспиан отдал такой приказ.
– Коралин, – вздохнула она и побежала в воду.
Я побежал за ней, но если мне правильно подсказывал мой инстинкт, то с Коралин все в порядке. Дело было в моем паршивом братце и его скользких Селки.
Я никогда раньше не видел замок Парагон над водой и был рад находиться в человечьем обличии, общаясь обычным путем. Джек и Каспиан долго разговаривали, и, если бы мы были под водой, я мог упустить какую-то часть их разговора.
Андреа все утро смотрела на меня через весь стол. Взгляд ее лиловых глаз не пугал меня. Я никогда не проводил так много времени среди Фиалок. С русалками других цветов я мог справиться, но Каспиан и Андреа испускали неприятные телепатические вибрации. Никто никогда не упоминал, что морские жители могли читать мысли не под водой, но, возможно, это был один из их секретов в целях защиты.