Текст книги "Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Римские легионы
© Перевод Н. Аросевой

Четверо ветеранов Цезаря, – которые, проделав галльский и британский походы, вернулись, покрытые славой, с величайшим из триумфов, когда-либо виданных в мире, – так вот, эти четыре героя, а именно, бывший декурион Буллио, Люций, прозванный за худобу Тощим, Сарторий по прозвищу Кишка, служивший ветеринаром во Втором легионе, и, наконец, Стробий из Гаэты[33]33
  Гаэта – город и крепость в Италии, на берегу Тирренского моря.


[Закрыть], собрались в винном погребке сицилийского грека и большого мошенника Онократа, чтоб в своей компании предаться воспоминаниям о великих и памятных военных событиях, очевидцами коих они были. Погода стояла жарковатая, и Онократ поставил им столик на улицу; и вот четыре воина, попивая вино, принялись громко разговаривать. Удивительно ли, что вскоре вокруг них столпились обитатели улицы – ремесленники, погонщики ослов, дети и женщины с младенцами на руках, – чтобы послушать героев? Знайте – прославленные деяния великого Цезаря в ту пору еще вызывали интерес у всех граждан Рима.

– Слушайте же, – начал Стробий из Гаэты, – как было дело на той реке, когда против нас стояло тридцать тысяч сенонов.

– Постой, – перебил его Буллио, – во-первых, сенонов[34]34
  Сеноны – самое многочисленное кельтское (галльское) племя.


[Закрыть] было там не тридцать, а от силы восемнадцать тысяч, а во-вторых, ты был тогда в Девятом легионе, который сроду не ходил против сенонов. Вы тогда стояли лагерем в Аквитании[35]35
  Аквитания – древнее название юго-восточной части Галлии; впоследствии – римская провинция


[Закрыть] да чинили нам башмаки, потому что весь ваш легион – сапожники. Так-то; а теперь болтай дальше.

– Ты чего-то путаешь, – возразил Стробий. – К твоему сведению, мы тогда стояли в Лютеции[36]36
  Лютеция – древний галльский город, находившийся на месте нынешнего Парижа.


[Закрыть]. А обувь мы вам чинили, когда вы разодрали ее, удирая из-под Герговии[37]37
  Герговия – главное городище арвернов; Цезарь безуспешно пытался захватить его во время всеобщего галльского восстания против Рима, поднятого в 52 г. до н. э. вождем арвернов Верцингеториксом (правильнее – Верцингеторингом) (ок. 72–46 гг. до н. э.).


[Закрыть]. Здорово вам тогда наклали, и вам, и Пятому легиону – и по заслугам!

– Нет, все было не так, – встрял Люций по прозванию Тощий. – Пятый легион никогда не был под Герговией. Пятый получил взбучку еще под Бибракте[38]38
  Бибракте – древнее городище на горе Бевре, близ которого в 58 г. до н. э. Цезарь нанес поражение кельтскому племени гельветов.


[Закрыть], и с той поры его уже никуда невозможно было выпереть, разве что в обжорный ряд. Тоже мне легион!

И Тощий далеко плюнул.

– А кто виноват, что Пятый под Бибракте попал в заваруху? – заговорил Буллио. – Шестой должен был выдвинуться и сменить Пятый на передовой, а этим лодырям шестым, видите ли, не захотелось. Они только что вернулись из Массилии[39]39
  Массилия – город на юге Галлии (нынешний Марсель).


[Закрыть] от девок…

– Брось ты, – возразил Сарторий по прозванию Кишка. – Шестого легиона и не было под Бибракте; он попал на фронт только уж на Аксоне[40]40
  Аксона – древнее название реки Эны (нынешняя северо-восточная Франция).


[Закрыть], там тогда еще Гальба[41]41
  Гальба – римский полководец; в 68 г. до н. э. после смерти Нерона был провозглашен императором; в том же году убит личной стражей.


[Закрыть] командовал.

– Чего ты понимаешь, несчастный холостильщик! – заметил Буллио. – На Аксоне были Второй, Третий и Седьмой легионы. А Шестой к тому времени давным-давно эбуроны[42]42
  Эбуроны – кельтское племя, истребленное Цезарем в 53 г. до н. э.


[Закрыть] послали к праотцам.

– Все это вранье, – заявил Люций Тощий. – А правда-то вот она: на Аксоне воевал Второй легион, в котором служил я; все остальное – выдумки.

– Уж ты бы помолчал, – откликнулся Стробий из Гаэты. – Вы там на Аксоне дрыхли в резерве, а когда продрыхлись, вся битва уже кончилась. Только и сумели, что сжечь Генабум[43]43
  Генабум – древний город в Галлии (на месте нынешнего Орлеана); был захвачен Цезарем в 52 г. до н. э.


[Закрыть], да еще – зарубить сотню-другую гражданских за то, что они повесили трех ростовщиков…

– На то был приказ Цезаря, – пожал плечами Тощий.

– Неправда! – сказал Кишка. – Не Цезаря, а Лабиения[44]44
  Лабиений Тит – легат Цезаря в Галлии в 58–50 гг. до н. э.; в 49 г. до н. э. присоединился к Помпею и в 45 г. до н. э. пал в битве близ Мунды, сражаясь против Цезаря.


[Закрыть]. Ты что! Цезарь был слишком политиком, чтоб отдавать такие приказы; а вот Лабиений был солдат.

– Гальба был солдат, потому как не трус, – вставил Буллио, – а Лабиений вечно торчал в полумиле от передовой, берегся очень. Где был твой Лабиений, когда нас взяли в кольцо нервии[45]45
  Нервии – древнегерманское племя, жившее в северо-восточной Галлии (на территории нынешней Бельгии и северо-восточной Франции).


[Закрыть], а? Тогда в бою пал наш центурион, и я, как старший декурион, принял командование на себя. «Ребята, сказал я, если кто у меня отступит хоть на шаг…»

– С нервиями-то сражаться плевое дело, – перебил Стробий. – Они в вас желудями да шишками пуляли. Вот с арвернами[46]46
  Арверны – кельтское племя, подчинившее себе во II в. до н. э. большинство других галльских племен и установившее свое господство на территории от Пиренеев до Рейна.


[Закрыть] было потяжелей…

– Иди ты в болото, – возразил Тощий, – арвернов мы и догнать-то не могли. Все равно что зайцев ловить, вот что.

– А я, – сказал Кишка, – раз в Аквитании оленя подстрелил; да такого здоровенного, рога – прямо дерево, двумя лошадьми пришлось в лагерь волочь.

– Ерунда, – отозвался Стробий, – вот в Британии были олени – это да!

– Держите меня! – воскликнул Буллио. – Уж не хочет ли этот Стробий уверить нас, что был в Британии?

– Да и тебя там не было, – парировал Тощий. – Эй, Онократ, вина! Скажу я вам, многих вралей знавал я, которые клялись, что побывали в Британии, только никому не верил.

– Я был там, – заявил Кишка. – Свиней туда возил. Там были Седьмой, Восьмой и Десятый легионы.

– Не смеши меня, парень, – сказал на это Стробий. – Десятый нигде дальше секванского[47]47
  Секванский – Секваны – кельтское племя, жившее в центральной части восточной Галлии; было покорено Цезарем в 58–52 гг. до н. э.


[Закрыть] лагеря не бывал. Видели бы вы, какими франтами явились они под Алесию[48]48
  Алесия – город в Галлии, где во время антиримского восстания в 52 г. до н. э. был окружен и взят в плен Верцингеторикс.


[Закрыть]! Ну и досталось же там этим сосункам!

– Всем нам там досталось, – возразил Буллио. – Молотили нас там, что твои снопы, и все-таки мы победили.

– И вовсе все не так, – не согласился Тощий. – И битва та была не такая уж большая. Вылезаю это я утром из палатки…

– И все не так, – перебил его Кишка. – Под Алесией дело ночью началось.

– Пошел ты, – ответил Буллио. – Там началось, только мы пообедали; а к обеду в тот день баранину давали…

– Неправда! – Кишка стукнул по столу. – Под Алесией нас кормили говядиной, потому как на коров мор напал. Никто даже жрать не хотел.

– А я говорю, баранина, – стоял на своем Буллио. – Тогда еще приходил к нам центурион Лонгин из Пятого…

– Что ты мелешь, – сказал Тощий. – Лонгин служил у нас, во Втором, и убили его задолго до Алесии. А в Пятом был Гиртий.

– Неправда, – возразил Кишка. – В Пятом был этот… как его? Ах да, Корда.

– Вот еще, – сказал Буллио. – Корда был в Массилии, а тогда это был Лонгий, и все тут. Приходит это он и говорит: проклятый дождь…

– Тпрууу! – закричал Стробий. – Все было не так. Под Алесией никакого дождя не было. Жарища стояла жуткая, я-то знаю, как свинина воняла.

– Баранина это была, и дождь был! – вскипел Буллио. – И вот приходит, значит, к нам этот Гиртий и говорит: сдается мне, ребята, хлебать нам тут не расхлебать. И оказался прав. Двадцать часов шла битва…

– Ничего подобного, – возразил Тощий. – Все кончилось за три часа.

– Сильно ошибаешься, – сказал Стробий. – Три дня дрались, только с перерывами. На второй день нас прищучили…

– Неправда, – вставил Кишка. – Прищучили-то нас в первый день, а на другой мы взяли верх.

– Чепуха, – оборвал его Буллио. – Никакого верха мы там вообще не брали и хотели уже сдаваться, только они сдались раньше.

– И все было совсем не так, – сказал на это Тощий. – Под Алесией никакой битвы и не было. Онократ, вина! А вот постойте, что я расскажу: когда мы осаждали Аварикум[49]49
  Аварикум – город в Галлии (нынешний Бурж); захвачен Цезарем в 52 г. до н. э.


[Закрыть]…

– Да не было этого, – пробормотал, засыпая, Буллио.

1928

О десяти праведниках
© Перевод Н. Аросевой

«И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма.

Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю.

И обратились мужи оттуда, и пошли в Содом; Авраам же еще стоял пред лицем Господа.

И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым, (и с праведником будет то же, что с нечестивым)?

Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь (всего) места сего ради пятидесяти праведников, (если они находятся) в нем?

Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно?

Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу (весь город и) все место сие.

Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел:

Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти; неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять.

Авраам продолжал говорить с Ним, и сказал: может быть, найдется там сорок? Он сказал: не сделаю того и ради сорока.

И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать.

Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати.

Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти.

И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место».

(Книга Бытия, гл. 18 ст. 20–33)

И, вернувшись к месту своему, позвал Авраам жену свою Сарру и сказал ей:

– Слушай, это у меня из самого достоверного источника, только никто не должен об этом знать. Господь решил истребить жителей Содома и Гоморры за их грехи. Он сам мне сказал.

И сказала Сарра:

– Ну вот, не говорила ли я давно? А когда я тебе рассказывала, что там творится, ты еще защищал их и на меня кричал – молчи, мол, не вмешивайся, тебе какое дело! А теперь, видишь, вот что, – я давно говорила, так и следовало ждать. Намедни разговаривала я с Лотовой женой, говорю ей: ох, сударыня, и чем это только кончится? Как ты думаешь, Господь и жену Лота истребит?

И, отвечая, сказал Авраам:

– О том и речь. По моему, так сказать, настоянию Господь согласился пощадить Содом и Гоморру, если найдет там пятьдесят праведников. Но я снизил цифру до десяти. Затем я тебя и позвал, чтоб выбрать для Господа десяток праведников.

И сказала Сарра:

– Это ты хорошо сделал. Лотова жена моя приятельница, а Лот – сын твоего брата Харана. Я не утверждаю, что Лот праведник, – помнишь, как он натравливал на тебя своих слуг, и не спорь, Авраам, и очень нехорошо, что он к тебе плохо относится, – но он твой племянник, хотя и Харан обходился с тобой не так, как бы следовало родному брату, но это наше семейное дело.

И далее говорила она, сказав:

– Попроси Господа пощадить Содом. Я уж такая, я никому не желаю зла. У меня ноги дрожат, как подумаю, сколько людей должны лишиться жизни. Пойди и упроси Господа сжалиться над ними.

И ответил ей Авраам:

– Господь сжалится, если найдет десять праведников. Думаю, мы сможем ему подсказать, кто праведен. Мы ведь знаем всех в Содоме и Гоморре. Отчего же не помочь Господу отыскать десять праведников?

И сказала Сарра:

– Нет ничего легче. Я ему найду и двадцать, и пятьдесят, и сотню. Господь знает, я никого не обижу. Стало быть, у нас есть жена Лота, и Лот, твой племянник, хотя он фальшив и завистлив, зато – родственник. Вот уже двое.

На это сказал Авраам:

– И две их дочери.

Сарра же отвечала:

– Не скажи, их старшая, Есха, просто бесстыжая! Ты заметил, как она при тебе вертела задом? Жена Лота сама мне говорила: Есха меня заботит, рада буду, когда замуж выйдет. Младшая, кажется, поскромнее. Но если хочешь, считай обеих.

И сказал Авраам:

– Вот у нас уже четверо праведных. Кого бы еще выбрать?

И Сарра отвечала:

– Раз ты засчитал этих двух девчонок, надо уж взять и их женихов, Иовава и Себоима.

Авраам возразил:

– Да ты что – Себоим ведь сын старого Доданима. Разве может быть праведным сын вора и лихоимца?

Сарра сказала:

– Авраам, прошу тебя, сделай это ради семьи. Почему жених Мелхи не может быть таким же порядочным, как жених этой вертихвостки Есхи? Мелха воспитанная девочка, по крайней мере, не вертит бедрами перед пожилыми родственниками, которых ей положено чтить.

И отвечал Авраам:

– Да будет так, как ты говоришь. Значит, с Иовавом и Себоимом у нас уже шестеро. Остается найти четырех.

Сарра сказала:

– Это уж пойдет легче. Постой, кто же еще праведен в Содоме?

Авраам ответил:

– Я сказал бы – старый Нахор?

Но сказала Сарра:

– Поражаюсь, как ты вообще можешь о нем говорить. Разве не спит он с девками-язычницами, хотя уже старик? Я уж скорее назвала бы праведником Сабатаха.

Тут вскипел гневом Авраам и сказал:

– Сабатах клятвопреступник и идолопоклонник! Не проси меня называть его Господу как праведника. Тут уж скорее можно подумать об Эльмодаде или Элиаве.

На это Сарра возразила:

– К твоему сведению, Элиав прелюбодействовал с женой Эльмодада. Был бы Эльмодад настоящим мужчиной, прогнал бы свою жену, эту шлюху, туда, где ей место. Но, пожалуй, ты мог бы назвать Намана, который ни за что не отвечает, потому что юродивый.

И отвечал Авраам:

– Намана я не назову, а назову я Мельхиеля.

И сказала Сарра:

– Если ты назовешь Мельхиеля, я с тобой разговаривать перестану. Не Мельхиель ли смеялся над тобой за то, что от меня ты не родил сына, а от девки Агари родил?

Авраам сказал:

– И Мельхиеля не стану называть. А как ты думаешь, не зачислить ли в праведники Эзрона или Яхелеля?

Сарра отвечала, сказав:

– Яхелель пьяница, а Эзрон ходит к ахадским блудницам.

Тогда сказал Авраам:

– Я предложу Эфраима.

Но Сарра отвечала:

– Эфраим утверждает, что долина Мамре, где пасутся наши стада, принадлежит ему.

Авраам на это сказал:

– Эфраим нечестивец. Возьму Ахирама, сына Ясиеля.

Сарра сказала:

– Ахирам друг Мельхиеля. Если уж хочешь кого взять, бери Надаба.

Ответил Авраам так:

– Надаб скупец. Я предложу Амрама.

И сказала Сарра:

– Амрам хотел спать с твоей наложницей Агарью. Не понимаю, что он такого в ней нашел. Лучше уж Асриель.

И сказал Авраам:

– Асриель хлыщ. Не могу я подсовывать Господу всякого шута! А что, если предложить Намуэля? Нет, Намуэля тоже не стоит. Не пойму, с чего это я назвал Намуэля.

Сарра же сказала:

– А что ты имеешь против Намуэля? Он хоть глуп, да набожен.

И сказал Авраам:

– Да будет. Намуэль – седьмой.

Но Сарра молвила:

– Погоди, Намуэля не надо, он предается содомскому греху. Кто там еще в Содоме? Дай вспомнить: Кахат, Салфад, Итамар…

Авраам же сказал:

– Да отойдет от тебя эта мысль. Итамар лгун, а что до Кахата с Салфадом, то разве оба не держат сторону проклятого Пелега? Но, может быть, ты знаешь какую-нибудь праведную женщину в Содоме? Пожалуйста, подумай.

И сказала Сарра:

– Нет ни одной.

Тогда опечалился Авраам и сказал:

– Неужели не найдется в Содоме и Гоморре десяти праведных, чтобы ради них пощадил Господь эти прекрасные города?

И сказала Сарра:

– Ступай, Авраам, пойди еще раз к Господу, пади на колени пред лицем его, раздери одежды свои и молви: Владыко, Владыко, я и Сарра, жена моя, с плачем просим Тебя не губить Содом и Гоморру за грехи их.

И скажи Ему: смилуйся над этим грешным людом и повремени еще. Сжалься, Господи, и оставь их в живых. От нас же, Владыко, от нас, людей, не требуй, чтоб назвали мы тебе десятерых праведников из всего народа твоего.

1931

Лже-Лот, или О любви к родине
© Перевод Ю. Молочковского

«И пришли те два Ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел, и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицем до земли.

И сказал: государи мои! зайдите в дом раба вашего, и ночуйте, и умойте ноги ваши, и встанете поутру, и пойдете в путь свой. Но они сказали: нет, мы ночуем на улице.

Он же сильно упрашивал их; и они пошли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угощение, и испек пресные хлебы, и они ели…

Сказали мужи те Лоту: кто у тебя есть еще здесь? Зять ли, сыновья ли твои, дочери ли твои, и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места.

Ибо мы истребим сие место; потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его».

Смутился Лот, услыша это, и спросил:

– Почему же должен я уйти из города?

– Господь не хочет погубить праведного, – был ответ.

Лот долго молчал, потом сказал:

– Позвольте же мне пойти к дочерям и зятьям и сказать им, чтобы собирались они в путь.

– Сделай так, – сказали ангелы.

«И вышел Лот», и побежал по улицам Содома, и взывал ко всем жителям его:

– «…встаньте, выйдите из сего места; ибо Господь истребит сей город. Но зятьям его показалось, что он шутит».

Лот вернулся домой, но не мог спать и размышлял всю ночь. «Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города».

– Не пойду! – сказал Лот. – Не гневайтесь на меня, но я не пойду. Всю ночь я думал об этом. Я не могу уйти, ибо и я из Содома.

– Но ты праведник, – возразили Ангелы, – а они грешники, и вопль об их делах разгневал Господа. Какое тебе дело до них?

– Не знаю, – отвечал Лот. – Я и сам об этом думал. Всю жизнь я осуждал своих земляков, осуждал очень строго, мне сейчас даже страшно вспомнить об этом, ибо они обречены на гибель. Когда я бывал в городе Сигор, мне казалось, что люди там лучше, чем у нас, в Содоме.

– Встань же и иди в город Сигор, – сказали Ангелы. – Этот город не постигнет кара.

– Что мне Сигор! – ответствовал Лот. – Есть там один праведник, в Сигоре. Сколько я ни говорил с ним, он всегда осуждал своих земляков, а я поносил содомлян за их грехи, но сейчас я не могу покинуть их. Прошу вас, оставьте меня здесь.

И сказал Ангел:

– Господь приказал покарать Содом.

– Да свершится воля его, – тихо ответил Лот. – Я думал об этом всю ночь. Я вспомнил многое и плакал. Вы слышали когда-нибудь, как поют у нас в Содоме? Нет, вы не слышали наших песен, иначе вы не пришли бы карать Содом. Я представлял себе, как наши девушки, покачивая бедрами, идут по улице и негромко напевают, как они смеются, наполняя кувшины у колодца. Ни в одном колодце нет такой чистой воды, как в Содоме! И ни одно наречие не звучит слаще для слуха, чем то, на котором говорят у нас. Когда лепечет ребенок, я понимаю его, словно это мое собственное дитя. Дети играют здесь в те же игры, в какие играл я мальчишкой… Когда я плакал, мать утешала меня на нашем содомском наречии… О Господи, кажется, что это было вчера.

– Содом грешен, – строго сказал другой Ангел, – и потому…

– Грешен, я знаю, – нетерпеливо прервал его Лот. – А видели вы, как умеют работать наши ремесленники? Словно играючи! Поглядишь на сделанный ими кувшин или ткань – душа радуется. Глаз не оторвешь от их работы. А когда видишь, что они совершают грехи, становится во много раз обиднее, чем если бы эти грехи творил кто-нибудь из Сигора. От этого так горько на душе, словно я сам грешу вместе с ними. Что с того, что я праведен, ведь и я содомец. Судите Содом, судите и меня. Я не хочу быть праведником. Я такой же, как они. Не уйду отсюда!

– И погибнешь вместе со всеми, – нахмурился Ангел.

– Может быть. Но прежде я попытаюсь спасти их от гибели. Не знаю, что я сделаю, но до последней минуты я буду думать о том, как помочь им. Разве могу я уйти!.. Я перечу Господу, и потому он не услышит меня. Ах, если бы Господь дал мне три года сроку, или три дня, или хоть три часа. Ну что для него три часа! Если бы он сказал мне вчера: «Уйди от них, ибо они грешники», я бы ответил: «Повремени немножко, о Боже, я еще поговорю с ними. Ведь я осуждал их, вместо того чтобы исправлять». Но как я могу уйти сейчас, когда им предстоит погибнуть? Разве не виноват и я в том, что дошло до этого? Я не хочу умирать. Но мне нужно, чтобы и они жили. Я останусь здесь.

– Ты этим не спасешь Содома.

– Я знаю, ведь я ничего не умею. Но я попытаюсь что-нибудь предпринять, хотя еще не знаю что. Знаю только, что не могу отступиться от них. Именно потому, что я всегда сурово осуждал их, именно потому, что я все видел и отвечаю за их грехи. О Господи, я не умею объяснить, как они близки мне. Я могу только показать это, оставшись с ними.

– Твои земляки, – сказал Ангел, – это те, кто безгрешен и верит в того же Бога, что и ты. А грешники, безбожники и идолопоклонники не земляки тебе!

– Разве они чужие мне, если все мы содомцы? Вы этого не понимаете, потому что вы не из плоти и крови. Что такое Содом? Вы говорите, что это город греха. Но когда содомцы смело шли в бой, в них говорили не их грехи, а то лучшее, что было в них в прошлом и еще вернется в будущем. Даже самый дурной содомец может пасть за общее дело… Если у меня есть какие-либо заслуги перед Господом Богом, пусть он считает их за моим народом, а не за мной. Э, да что говорить. Скажите Господу: «Лот, слуга твой, остается с мужами содомскими и будет защищать их от тебя, словно ты его враг!»

– Умолкни! – воскликнул Ангел. – Греховны слова твои. Но Господь не слышал их. Собери вещи и уходи из города, спаси жену свою и двух дочерей.

И заплакал Лот:

– Да, это правда, надо спасти их. Ведите же меня отсюда.

«И как он медлил, то мужи те (Ангелы), по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его»…

Когда его вели, говорил Лот, обращаясь к городу своему:

– Все, что дала мне жизнь, она дала мне твоими руками. Я плоть от плоти твоей, народ содомский… Ты вложил в мои уста слова, которыми говоришь ты. Даже когда я осуждал и бранил тебя, шло это от любящего сердца. И закрыв глаза, я вижу тебя, ибо ты живешь внутри меня, как и я жив в тебе. Мои руки движутся так, как их приучил ты, даже если я не ведаю об этом. Мои ноги и в пустыне пойдут, как если бы шли по улицам Содома.

Содом, Содом, ты прекраснейший из городов!.. Одно окно увижу я, одно окно, завешенное полосатой тканью, но тотчас узнаю его, если это окно в Содоме. Я как пес, которого уводят из дома хозяйского: он опускает морду, чтобы не видеть знакомых мест, но повсюду чует родной запах… Я верил в Господа и закон его. А в тебя, мой Содом, я не верил, но ты существуешь. Другие страны для меня подобны тени: я прохожу сквозь них, и мне не обо что опереться, нет ни стены, ни дерева, все там призрачно, как тень. А ты существуешь, и все остальное существует лишь в сравнении с тобой. Глядя на тебя, я вижу только тебя, глядя на все иное, я вижу его, лишь сопоставляя с тобой.

Я верил в Бога, ибо мне казалось, что он Бог содомский. Если же нет Содома, то нет и Бога.

Ворота, содомские ворота, куда вы меня ведете, в какие пустые места? Негде там поставить ногу, ибо нет под нею родной земли, идите же, дочери мои, и оставьте меня здесь, не могу я идти дальше.

«…и вывели его, и поставили его вне города.

Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад, и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть…

Солнце взошло над землею», когда это было сказано.

«И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба»…

Тогда оглянулся Лот, закричал и побежал обратно к городу.

– Что делаешь ты, неразумный! – кричали ему вслед Ангелы.

– Иду помогать Содому! – ответил Лот и вошел в родной город.

1923