Текст книги "Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

*
Голос из репродуктора
© Перевод Н. Замошкиной

Те, кто в прошлую пятницу настроил свое радио на Германию, слышал голос, очень непохожий на звуки, обычно исходящие из репродуктора: это были выкрики, которыми злоупотребляют третьесортные актеры, играя, скажем, «Геца фон Берлихингена»[358]358
  «Гец фон Берлихинген» (1773) – драма И.-В. Гете.


[Закрыть], придушенное хрипенье «Verrat», патетические призывы в словах «Recht», «Aufsteig» или «Volk»[359]359
  «Предательство», «право», «подъем», «народ» (нем.)


[Закрыть], потом снова какой-то тигриный рык и ничего более. Одна простодушная женщина, не интересующаяся ходом истории, в изумлении остановилась перед репродуктором: «Ой, что это передают? Наверное, это какой-нибудь насильник!»

Так выступал канцлер германского рейха, фюрер Адольф Гитлер, обращаясь к тысячам своих единомышленников в Берлинском спортпалаце.

Если судить по тому, что он говорил, это не государственный деятель, но и не политическая бабочка-однодневка. Судя по манере говорить, он не оратор, а кликуша, – так держали речи на митингах в девяностые годы[360]360
  …на митингах в девяностые годы. – В 1897 г. в Чехии резко обострились немецко-чешские противоречия, что было использовано буржуазными националистами; прокатилась волна античешских (в пограничных областях с преобладающим немецким населением) и антинемецких погромов; на митингах произносились шовинистические речи.


[Закрыть]. Каждый раз, произнося «das deutsche Volk»[361]361
  немецкий народ (нем.)


[Закрыть], он делал ораторскую паузу, ожидая оваций. И они раздавались всякий раз. Не аплодировали ни одной идее, ни одному демагогическому лозунгу, но всякий раз оглушительно этим трем словам. «Verrat» уже не вытягивал, только «Verrat an dem deutschen Volke»[362]362
  Предательство по отношению к немецкому народу (нем.)


[Закрыть].

14. II. 1933

«Мы хотим жить»[363]363
  «Мы хотим жить» (1933) – роман чешского писателя Карела Нового (род. в 1890 г.) о судьбах молодых безработных.


[Закрыть]
© Перевод Н. Замошкиной

Сходите посмотреть выставку молодых во дворце Клам-Галласа[364]364
  Дворец Клам-Галласа – пражский дворец, построенный в стиле барокко в XVIII в. для Яна В. Галласа, имперского посла в Лондоне.


[Закрыть] – она говорит о жизни безработной молодежи; экспозицию ее сделали молодые люди из пожертвованных материалов и на подаренной бумаге, представив экспонаты и статистику, которую собрали они сами; за этими самодельными экспонатами стоит слишком жестокая и грубая действительность.

Самый страшный эффект этой страшной выставки – контраст горькой нищеты безработной молодежи с парчовыми стенами дворца Клам-Галласа. На золотых обоях, под фресками потолка висят лохмотья, снятые с современных пещерных людей из бржевновской Ландронки[365]365
  Бржевновская Ландронка. – В пражском окраинном районе Бржевнов находилась колония бездомной бедноты Ландронка, где многие ютились в пещерах.


[Закрыть]; в нише шелкового будуара выстроена модель пещерной берлоги, жалкая и страшная конура, в которой живут наши современники. Это ужасное несоответствие выставочных зал и выставленной нищеты не обозначено в каталоге, но оно – экспонат номер один.

Выставка «Мы хотим жить!» стремится сказать много, и говорит необыкновенно впечатляюще. Вы найдете там макеты, картины, фотографии, подлинные лохмотья и разбитые башмаки, статистику, диаграммы, лозунги, кричащие обвинения и реальную, выполнимую программу помощи людям, которым наше время не смогло, а скорее всего как следует не постаралось обеспечить нормальную человеческую жизнь, работу и заработок. Тот, кто не хочет закрывать глаза на тяжкие факты, пусть придет посмотреть эту выставку; по крайней мере, он сможет представить себе положение дел и то, как его пытаются исправить, – и если мы, все остальные, задумаемся о них, это само по себе будет поддержкой для молодых, которые требуют работы и нормальных человеческих условий жизни.

Возможно, вам бросится в глаза еще одна деталь, если вы внимательно посмотрите вокруг: все эти добровольцы – билетеры, декораторы, уборщики, дежурные, да и не только они, большая часть посетителей, бродящих по залам выставки и читающих диаграммы, – это как раз те молодые, что так жадно и мучительно хотят жить. Вы увидите это, посмотрев на их лица, на их платье; они пришли сюда не демонстрировать себя, потому что иначе число их было бы ужасающим, они могли бы сюда добавить еще, по крайней мере, четверть миллиона экспонатов, тогда для размещения экспозиции не хватило бы всех пражских дворцов. Не знаю, случайно это было или нет, но на выставке я встретил только молодых посетителей. Не значит ли это, что борьба за право жить является делом молодежи и не трогает… всех остальных? В таком случае это – самый страшный показатель необычайно выразительной и своевременной выставки во дворце Клам-Галласа.

Выставка нищеты молодежи – это не только обвинение, это призыв. Она взывает не столько о помощи, сколько о том, чтобы была предоставлена возможность жить.

«Мы хотим жить» – девиз, а его подлинный смысл, его суть – «мы хотим работать». Все на этой выставке вопиет о том, что необходимо искать и вырабатывать какое-то разумное решение. Молодежь сделала, что могла, другие должны позаботиться, чтобы этот призыв не затерялся среди массы нерешенных и преданных забвению проблем.

1936

Власть машин[366]366
  Ответ на анкету английской газеты «Дейли экспресс», опубликованный 7 февраля 1929 года в пражском журнале «Пршитомност».


[Закрыть]
© Перевод Н. Замошкиной

Прежде всего признаюсь, что я чувствую себя в какой-то мере ответственным за вопрос: «возможно ли, чтобы машины приобрели власть над человеком, лишив его возможности творить?» Меня это волнует не потому, что я изобрел какую-нибудь машину или выдумал эту проблему, а потому, что в минуту слабости я придумал роботов[367]367
  …в минуту слабости я придумал роботов. – Имеется в виду пьеса К. Чапека «RUR» (см. т. 4, наст. Собр. соч.).


[Закрыть]. Из-за этого кое-кто представляет, будто я, с пером наперевес, пытаюсь защитить дрожащее человечество от натиска превосходящих сил рычащих машин-людоедов. В действительности я сам использую труд нескольких машин, например, машины для стрижки газонов. До сих пор мне не приходило в голову, что она хочет стать моим господином, наоборот, когда я стригу траву, у меня возникает сильное и гордое ощущение, что я ее хозяин, равно как газона и травы. Думаю, что подобное чувство испытывает и человек, который правит автомобилем, или тычет пальцем в арифмометр, или приводит в действие динамомашину. Каждый рабочий знает, что его хозяин не машина, у которой он стоит, а фабрикант, который ему платит. То, что кочегар у топки служит машине, в известной мере оптический обман, в действительности он служит работодателю. В подавляющем большинстве случаев проблему «человек versus[368]368
  против (лат.)


[Закрыть] машины» можно точнее выразить «рабочий versus машины». И не будем спрашивать, «возможно ли, чтобы машины приобрели власть над рабочим, лишив его возможности творить». Известно, что существуют совсем иные причины, лишающие рабочего возможности творить, например, низкая заработная плата, низкий уровень жизни, недостаточное образование и тому подобное. Пока человек у машины – это рабочий у машины, – целесообразнее задать вопрос, какое влияние имеет машина на его социальное положение, нежели спрашивать о том, как она влияет на его творческие способности. Но и в этом случае машины, если бы они обладали разумом, не признали бы себя ответственными за подобное воздействие: «Обратитесь к нашим хозяевам», – сказали бы они.

Позвольте мне сформулировать ваш вопрос несколько иначе: не отвлекает ли преклонение перед машинами, то есть перед механической цивилизацией, наше внимание от подлинных творческих способностей человека? Все мы верим в прогресс человечества, но, кажется, мы склонны представлять себе этот прогресс в образе бензиновых моторов, электричества и других достижений техники. Мы полагаем, что живем в просвещенное время, потому что имеем электрическое освещение; на самом деле мы живем в бестолковое и плохо организованное доисторическое время, потому что существует, например, пауперизм. Когда перед нами какая-нибудь совершенная, сверкающая машина, мы видим в этом триумф человека, – а ну-ка, поставим рядом с этой прекрасной машиной первого попавшегося оборванного нищего, и мы убедимся в поражении человека. Безработный – это очень жалкая и несуразная машина рядом с блестяще функционирующими машинами из стали и латуни. Примером для нас служит Америка со своими достижениями в области техники и механики, но мы забываем спросить, так ли преуспела Америка в области интеллектуальной культуры. Мерилом человеческого строя мы сделали машины, а не людей, но виноваты в этом не машины, в этом виноваты мы сами. Тем самым я говорю не против машин из латуни и стали, мне даже во сне не пришло бы в голову утверждать, что нам было бы лучше без них. Машины в значительной мере повышают уровень жизни человека, облегчая его труд, рождая новые потребности, расширяя его знания о мире. Если говорить о фантазии, то Эдисон сделал для нее больше, чем многие и многие поэты. Машины не подавляют творческих способностей человека хотя бы потому, что они возникают благодаря им. Между человеком и машиной конфликта нет, если допустить, что мы обращаемся с ней правильно и что она нас не переедет. Но дело выглядит совершенно иначе, если мы зададимся вопросом, продвигается ли организация и совершенствование людей в такой же мере, как организация и совершенствование машин, иными словами, вкладываем ли мы в дела человеческие столько же воображения и остроты ума, сколько в достижения механики, я бы даже сказал, вкладываем ли мы в дела человеческие столько же заинтересованности. За сто лет мы во много раз повысили скорость и производительность человека, но вряд ли мы можем похвастаться тем, что в такой же мере повысили его образованность, или уверенность в завтрашнем дне, либо в чем-то таком, что дает цену его жизни. Нет сомнения, что машины имеют преимущества перед людьми, но только в том смысле, что о машинах мы больше заботимся и вкладываем в них больше средств. Мы создаем гениальные машины, а что касается социальных и гуманистических опытов – тут мы просто пачкуны. Если мы хотим говорить о прогрессе, то нужно хвастаться не количеством автомобилей или телефонных линий, а тем, как дорого ценится нашей цивилизацией человеческая жизнь. Меня пугает не то, что машины станут хозяевами людей, гораздо страшнее, если мы, люди, будем плохими хозяевами людей или дел человеческих. Отношение машин к людям в основе своей зависит от того, каковы отношения людей к людям, а этим мы должны были бы управлять хотя бы так, как управляем силой машин.

7. II. 1937

Лерида[369]369
  Лерида – город в испанской провинции Каталония.


[Закрыть]
© Перевод Н. Замошкиной

Есть вещи, мимо которых пройти нельзя, если не хочешь ощутить, что мы, мы все, мы, современное человечество, перестаем быть людьми. Пятьдесят два ребенка растерзано авиационной бомбой, попавшей в школу каталонского местечка Лерида. Пятьдесят два человечка сидело за партами, и вдруг от них остались окровавленные клочки мяса. Мы скорее всего не узнаем имени удачливого метателя бомб. Был ли это испанский «патриот» из армии Франко, или молодой немец, или итальянец, но с уверенностью можно сказать одно, что это не был профессиональный убийца детей, а солдат, который выполнял приказ бомбить город. Наверное, он даже получит за это благодарность в приказе по армии. Наверное, это большой военный успех убить одним ударом пятьдесят двух детей. Возможно, это называется деморализацией тыла. Но, несмотря на это, наверное, большинство европейцев не избежит страшного чувства, что совершено одно из самых больших и варварских преступлений нашего века. Не станем обвинять в этом преступлении команду самолета. Ответственность падает на вышестоящих. Тех, кто приказывает. Тех, кто руководит. Тех, кто финансирует бойни этих позорных лет. Над телами леридских детей хотелось бы спросить Вас, Вас и Вас – всех тех, кто вершит судьбами сегодняшнего мира: Ваше превосходительство, что вы скажете о леридских детях?

Но, во имя человека, избавьте нас от недоуменного пожатия плечами.

5. XI. 1937

Направление развития
© Перевод Н. Замошкиной

Слишком часто на эту тему приходится слышать сентенции слишком категорические. Развитие идет вправо. Или – развитие идет влево. Развитие кратчайшим путем идет к полной социальной революции. Развитие со всей силой устремляется к рационализму. Развитие неизбежно идет к образованию великих империалистических диктатур. Но и те, кого в меньшей степени увлекают собственные мнения, в растерянности озираются окрест, и если взгляд их упадет на какое-нибудь государство, которое как раз переживает то или иное изменение политического режима, с серьезным видом качают головами и шепчут: значит мир, все-таки поворачивает вправо!

Но если уж говорить о развитии, то нужно прежде всего уяснить себе, о каком развитии идет речь. Развитие щенка длится год, развитие человека – десятилетия, а эволюция человечества – многие тысячелетия. О развитии Европы нельзя судить по одному или по двадцати годам, для этого Европа слишком стара и слишком обширна. Если мы хотим составить себе какое-то представление о ее развитии, нужно посмотреть, что с ней произошло за несколько последних тысячелетий. Если кто-то утверждает, что развитие Европы идет вправо, он должен был бы попытаться доказать, что развитие идет в этом направлении со времен пунических войн или нашествия Атиллы. Отдельные исторические события или периоды, это еще не развитие, так же, как отдельные варианты и мутации не считаются в мире природы развитием рода или класса. Я ни в коей мере не против того, чтобы о современном положении Европы и мира рассуждали под углом зрения исторического развития, но я горячо рекомендую каждому, кто хочет определить направление развития, чтобы он сначала обратился к элементарным школьным сведеньям по истории нашего мира. Посмотрите хотя бы, как и в каком направлении менялась в течение тысячелетий карта нашего континента. Начните со старой Римской империи, посмотрите на границы империи Меровингов, на карту Священной Римской империи, на исторические границы державы Габсбургов и потом окиньте взглядом карту сегодняшней Европы. Самое главное ее отличие заключается в том, что политические границы теперь почти совпадают с границами расселения наций. Старые империи разливались, не считаясь с границами наций, рас и культур; в ходе веков карта государств все больше и целенаправленнее становилась картой наций; это явление выражено так ярко и убедительно, что мы можем считать его результатом необходимого исторического развития. Развитие человечества в последние тысячелетия было явно направлено к тому, чтобы одна нация не порабощала другую, и существует очень много признаков, что этот процесс охватит и остальные части света.

Следовательно, какой смысл в том, что сегодня снова то тут, то там бряцают оружием захватчики – империалисты, великодержавные агрессоры, алчные колонизаторы и тому подобное? Думаете, одна империя или три империи, успехи трех или тридцати лет могут изменить тысячелетнее развитие мира? С точки зрения подлинного развития все эти попытки только пережиток, анахронизм, исключения из исторического ряда, которые в свое время придется более или менее жестоко и кроваво ликвидировать; в случае наибольшего успеха они составят эпизод на несколько десятков лет. В исторических измерениях это ничтожно.

Или другой, такой незаметный и неодолимый процесс: постепенное расширение международных отношений и все более явная легализация международных связей. История явно говорит о том, что, как бы там ни было, чингисхановский произвол и насилие идут на убыль; одна или даже пять войн в целом ничего не значат против этого длительного культурного и политического развития мира. Именно поражающая бесчеловечность современных войн – невольное свидетельство того, что сами их виновники отдают себе отчет в том, что совершают дикое и преступное нарушение мирового порядка; оттого они и ведут себя как человек, который вышел убивать с топором в руке. Но никто не станет утверждать, что развитие мира направлено к тому, чтобы убивать женщин и детей, разрушать города и бросать авиабомбы на школы и больницы. Если вопрос поставить так, то никто не усомнится, что речь идет об ужасном отклонении от всего, что мы называем развитием человечества, об отклонении, которое уже теперь мы можем считать одной из самых больших исторических аномалий.

Так мы могли бы проанализировать одну современную реальность за другой, спрашивая, входят ли они органически в тысячелетнее развитие народов Европы. Например, развивалось ли в ходе столетий человеческое правосудие в сторону большей жестокости, слепой зависимости от сильных мира сего – или как раз наоборот? Развивается ли человеческий правопорядок от истоков истории в сторону большего неравноправия между кастами, состояниями и расами – или тенденция истории человечества показывает постепенное, непрерывное и все усиливающееся стремление к уравнению всех юридических и гражданских различий между людьми? Направлено ли тысячелетнее развитие к увеличению человеческих и гражданских свобод для каждого человека или наоборот, к попранию их и к рабской регламентации человеческой жизни? Есть какие-либо доказательства того, что наш мир, который от империй и феодализма перешел к эмансипации все более и более широких слоев людей, стремится развиваться в этом направлении? Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь отважился так сильно передергивать историю Европы. Или еще: развивается ли человеческий дух в течение двух, трех тысячелетий европейской культуры в сторону все большей свободы мышления, отвоевал ли он себе у светской и церковной власти право свободно мыслить, было это его постоянным и неуклонным стремлением или нет?

Что может сделать с подлинным развитием какая бы то ни было доктрина, стремящаяся поработить свободу духа? Новое, подлинно новое в мире – только то, что движет дальше это извечное и неустанное развитие; то, что противодействует ему, не является новым, это только анахронизм, отклонение и временное падение. Мы еще не знаем, получится ли вообще из этого что-либо путное, но если мы действительно зададимся вопросом, куда идет развитие, то обнаружим: сегодня более всего стремится наложить на мир и историю свое клеймо лихорадочно злободневная тенденция, наперед осужденная быть всего лишь эпизодом, который раньше или позднее провалится ко всем чертям.

Для Европы, конечно, крайне существенно, чтобы это историческое безвременье не обошлось ей слишком дорого. Но уверенность, что развитие мира и дальше пойдет в том направлении, которое указывает его тысячелетняя история, эту веру никто из нас терять не должен. Всякое другое суждение будет недальновидным.

5. I. 1938

Обращение Карела Чапека[370]370
  Обращение к согражданам, произнесенное Чапеком по пражскому радио 19 сентября 1938 года, опубликованное затем в бюллетене «Розгласова кореспонденце» (20 сентября 1938 г.) и в газете «Лидове новины» (21 сентября 1938 г.); печатается по тексту журнала «Интернациональная литература», 1938, № 10.
  19 сентября 1938 г. Франция и Англия обратились к президенту Чехословакии Эдуарду Бенешу с предложением передать Германии все районы, более чем наполовину населенные немцами. 21 сентября правительство Чехословакии, возглавляемое Годжей, приняло это требование, но под давлением протестующих народных масс на следующий же день вынуждено было подать в отставку. Новое правительство, которое возглавил генерал Сыровы, объявило всеобщую мобилизацию. Однако 30 сентября оно подчинилось соглашению, подписанному в Мюнхене Чемберленом, Даладье, Гитлером и Муссолини. Пограничные области Чехословакии были присоединены к Германии.


[Закрыть]

Карел Чапек обратился к гражданам Чехословакии со следующим воззванием по радио.

Дорогие сограждане! Разыгрывается самая жестокая драма нашей новейшей истории. Идет борьба не только за нашу землю, но и за нашу душу, за душу каждого из нас. Будьте начеку в эти страшные дни, не позволяйте себе никаких колебаний. Нравственные позиции не могут быть сданы, что бы ни случилось. Наша национальная вера, вера гуситов, вера Коменского, вера наших будителей, вера Масарика[371]371
  Масарик Томат Гарриг (1850–1937) – президент Чехословацкой республики (1918–1935), в глазах К. Чапека олицетворял принципы либеральной демократии и гуманизма.


[Закрыть] – это вера в справедливость. Не верьте злу, хотя бы оно временно и восторжествовало.

Мы доживем до того дня, когда вавилонская башня лжи и насилия рухнет. Колесо истории нельзя остановить. Безрассудство и злая воля не будут править миром. Борьба будет доведена до конца сегодня или через год, но она окончится победой разума.

Чех, словак, немецкий согражданин, не думайте в этот момент о вашей личной судьбе. Мы перенесем все испытания, если будем твердо верить в будущее нашего народа и твердо надеяться на лучший мировой порядок. Для этого мы будем работать, даже если придется держать в одной руке меч, а в другой орудие труда.

Мы построим прочный и безопасный дом для наших детей. Наши испытания не будут напрасными. Быть может, они были необходимы, дабы мир ясно видел, что ему угрожает. Быть может, мы, именно мы подготовляем в этот момент мировые события, в которых победит истина.

Бомбы над миром
© Перевод Н. Замошкиной

Читая по утрам газеты, мы теперь почти наверняка знаем, что там будет: такой-то город (где-нибудь в Испании или в Китае) подвергся бомбардировке вражеских самолетов; во время налета за несколько минут погибло восемьдесят, триста или тысяча мирных граждан.

Мы читаем об этом столь часто, что перестаем ужасаться подобным известиям. Мы приходим в ужас, когда какой-нибудь Видеманн убьет пятерых детей, но восемьдесят, триста или тысяча убитых – это уже как-то безлично, читатель не может себе этого представить, пожмет плечами и читает дальше, что там сказал кто-нибудь из сильных мира сего о том, за какие концессии он бы согласился обеспечить мирные отношения с соседями на несколько ближайших лет.

Впрочем, нам уже не нужно напрягаться, чтобы представить себе это, – в кино нам все покажут наглядно и с подробностями. Разрушенная улица, над которой еще клубятся тучи праха и дыма, растерзанные тела, горящие трупы, дети, кричащие от ужаса, – дети, китайские или наши, они так похожи друг на друга. Так что мы знаем почти из первых рук, как это выглядит. На мгновение судорога сведет горло, охватит смутное чувство, что надо что-то делать – кричать, протестовать, подняться и идти на улицы с призывом, что люди не должны этого допустить… Но боюсь, со временем мы привыкнем и к этим потрясениям, пока их демонстрируют только на экране. И кинозрители будут говорить с разочарованием: на прошлой неделе было страшнее.

И все-таки никто не верит, что теперь так и будет, что избиение женщин и детей станет главным способом решения международных проблем. До такого варварства человечество еще не докатилось. Мы должны надеяться, что со временем люди будут смотреть на ежедневные налеты авиации как на сугубое убийство, как на какой-то нравственный амок, которому поддались те или иные народы, отпавшие на время от остального человечества. Нельзя допустить, чтобы люди будущего осудили с ужасом и отвращением весь наш современный мир за то, что он с недостойной терпимостью относился к бешенству массовых убийств.

Я не строю иллюзий, не считаю, что новый протест против налетов авиации на открытые города, который хочет заявить Англия, сохранит жизнь тысячам безоружных жертв в Китае или Испании, спасет их от бомб, которые падают на их дома и на их головы. Убедить народы и правительства в том, что они допускают нечто ужасное и безнравственное, нелегко. Но даже зная, что простое осуждение, не сопровождающееся санкциями наказаний, не смягчит нравы тех, кто щедро написал кровью историю нашего времени, все же очень важно и своевременно высказать такое осуждение. Нужно все время повторять, что убийство – это убийство, что оно есть и будет осуждаться, как убийство. Ни на мгновение нельзя позволить, чтобы укоренилось чувство, будто наше время освобождает от норм нравственности, которые мы унаследовали от отцов. Надо во что бы то ни стало сохранять нравственные идеалы отцов, чтобы передать их грядущим поколениям. Конечно, словесное осуждение еще не действие – это правда, но равнодушное молчание – уже дурной поступок, уже соучастие в преступлении, бесчеловечном и подлом. Так пусть же мы – все те, кто не исключен из великого сообщества – человечества, – самым решительным образом откажемся от соучастия в преступлении.

3. II. 1938