355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Капитолина Кокшенева » Порядок в культуре (СИ) » Текст книги (страница 9)
Порядок в культуре (СИ)
  • Текст добавлен: 8 апреля 2017, 12:30

Текст книги "Порядок в культуре (СИ)"


Автор книги: Капитолина Кокшенева


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Роли, заметные на сцене
Портрет актрисы Малого Театра Наталии Швец

Впервые на сцену прославленного русского театра она вышла студенткой. Это был спектакль «Пропасть» по пьесе венгерского драматурга Иожефа Дарвежа.

В ту пору Наталия Швец была студенткой первого курса Театрального училища им М.С.Щепкина при Малом театре. Ее мастер, профессор Иванович Вениамин Цыганков, был сдержан в любви к своим студентам, но всегда всем своим питомцам был готов помогать. Именно он рекомендовал венгерскому режиссеру юную Наталию на одну из главных ролей в «Пропасти», – спектакль энергично готовился к участию в Фестивале «Дни Венгрии в России» и, собственно, окрывался им.

Героиню Наталии Щвец звали Эржике. Ей роль пришлась по душе, а сама Наталия понравилась иноземному режиссеру, видимо, своей наивностью и искренностью. Она зарделась и смутилась, когда ее представили Дарвежу, и он увидел, что нашел то, что хотел: на роль чистой и наивной венгерской девчонки подходила эта симпатичная большеглазая и стеснительная русская студентка.

Дебют ее был ошеломляющим… На первом курсе и большая роль! На первом курсе и уже на сцене прославленного Малого! А рядом – великие и великолепные партнеры – Виктор Иванович Коршунов, Юрий Иванович Каюров, Нелли Ивановна Корниенко, Муза Ивановна Седова.

И вот, премьера. Играют гимны Венгрии и СССР, в ложах – правительственные лица и дипломаты с двух сторон… Медленно поплыл знаменитый красный, тяжелого бархата, с золотыми кистями занавес… Погас свет … и спектакль начался. Артисты играли великолепно, а уж наша молодая героиня была счастлива как никогда – правда, она волновалась страшно и только старалась помнить слова наставника быть смелой и «работать по школе». В общем, все шло отменно, и внутренний голос подсказывал, что это успех. В финале артисты выходят на поклоны и с любопытством смотрят в пятый ряд партера, где сидел режиссер спектакля…И увидели они сцену необычную – режиссер Дарвеж, старательно вжимался в кресло и вся мизансцена демонстрировала его полнейшее недоумение…

Да, именно так – он не узнавал своего спектакля. Дело в том, что поставив спектакль и сыграв его на публике в филиале, довольный режиссер отбыл на родину. И вот ту-то в дело вмешался главный режиссер Малого театра Борис Иванович Равенских: буквально за несколько дней ловко переделал весь спектакль так, как посчитал нужным… Он заменил некоторых артистов, убрал «лишнюю» на его взгляд мебель и реквизит, отяжеляющие и приземляющие спектакль; чуть-чуть поработал над текстом, отчего пьеса заметно сократилась, что, впрочем, было вполне оправдано (венгр поставил спектакль на три с половиной часа); естественно, поменял и мизансцены. Режиссер Б.И. Равенских любил скульптурность, четкость сценических рисунков, избегал бытовых нагрузок в сценическом оформлении. Вот и подправил спектакль… Правда кончилась эта история достаточно грустно… Венгерского режиссера почти силой взметнули на сцену, а он упирался и не хотел раскланиваться за успех как ему казалось не его спектакля. Что ж резон тут был, но и успех был… Однако недолгий – спектакль скоро сняли с репертуара. Через один сезон..

У юной Наталии Швец не закружилась голова от успеха… Она, воспитанная почти спартански («должна», «обязана» – самые важные повелительные глаголы, какие она всегда помнила), не знавшая слова «не могу», бурное начало своей профессиональной судьбы принимала и понимала как подарки чьей-то высокой любви. В этот же год, параллельно с репетициями роли Эржики, она снималась в фильме «Ты и я» Ларисы Шепитько. Когда Наталия попала впервые на «Мосфильм», она была, естественно, потрясена. Ее привели к Ларисе Шепитько украдкой, тайно (она боялась сказать в училище о съемках). Красивая, стройная, с чудными руками (с длинными изящными пальцами), с глубоким пронзительным взглядом, Шепитько посмотрела внимательно на Наташу. Потом попросила принести платочек… На Наталью платочек одели и Лариса сказала только два слова: «Да, это она…». Так Наталья получила эпизодическую роль девушки. Веселой, жизнерадостной молоденькой Наталие нужно было играть тяжело больную девочку, которая в конце-концов умирает… Первый киноопыт был огромным – доброжелательная Лариса сняла все страхи, нежно разъясняла неопытной актрисе что и как ей делать, и результатом оказалась довольна. Вскоре фильм был показан на фестивале в Венеции и получил приз «Серебрянный лев». На фестиваль студентка не ездила, но на всех афишах, расклеенных по Венеции, красовалась симпатичная русская актриса Наташа Швец. И опять-таки, так важно, что рядом с ней были Алла Демидова и Юрий Визборн.

В этот же первый начальный период Наталия была занята в новой постановке Бориса Ровенских «Птицы нашей молодости» – роль ее была невелика, играла подружку невесты.

Было много движения, танцев, но слов у нее не было… Так она научилась быть активной и много работать всегда – будь то большая, будь то малая роль.

В кино молодая актриса будет сниматься не раз. В фильме молодого режиссера по рассказам Василия Шукшина «Сапожки» она видела как работают Юматов и Соколова. В знаменитом фильме «Мачеха», где блистала Татьяна Доронина, ей досталась хорошая эпизодическая роль учительницы. Пусть не велика, но характер нужно было играть в развитии. Были еще большие роли в телевизионных многосерийных фильмах «Мартин Идэн», «Оруженосец Кашка», «Ваши права», «Спрут» (озвучание) и других.

В 1975 году Наталия была зачислена в труппу Малого театра. И вот уже тридцать пять лет она выходит на бесконечно дорогую ей сцену, сохраняя в себе все эти годы тот прежний, воспитанный в ней старыми артистами, кодекс чести. В Малом театре нужно жить внутри традиции: а это трудно. Жить внутри традиции – это не позволять себе опуститься и ослабнуть ни при каких обстоятельствах вплоть до мелочей – ей еще В.И. Цыганков сказал, что когда начинается сезон, нельзя есть и пить холодного, нужно быть здоровым и активным, ежедневно заниматься речью по определенным методикам… И все это нужно не потому, что ты любительница гламура, а потому, что ты можешь кого-то подвести. В этот начальный период Наталия играла по 28 спектаклей в месяц, участвовала во всех шефских концертах и спектаклях. Но при этом обязательно три рада в неделю – станок, два раза – вокал… Нынешнее поколение молодых артистов, увы, этим не занимается…

Счастливо ли сложилась ее судьба? Я думаю, что вполне счастливо. Что-то очень устойчивое, верное, стабильное есть в ней – верность служения, способность переживать неизбежные обиды, и неизбежные же обстоятельства – конечно, она могла бы больше играть. И роли крупные ой как ей впору… Она явная, прирожденная актриса театра Островского – с ее резкой характерностью, многоцветием в оттенках, богатой личной творческой фантазией.

«Взрослая» актерская судьба началась с роли княжны Мстиславской в спектакле «Царь Фёдор Иоаннович» в постановке Б.И. Равенского и специально написанной для спектакля гениальной музыки Г. В. Свиридова. Это был грандиозный спектакль – на главную роль был специально приглашен Иннокентий Смоктуновский. Всё выстраивалось вокруг этого центра – и смысл, и нерв, и идея спектакля… Наталия первый раз оказалась в такой работе и столкнулась с такой глыбой режиссерской воли. Равенских был тиран – им выстраивались очень жесткие рамки мизансцен, буквально всё по сантиметрам рассчитывалось, и в этих рамках чудовищно трудно было существовать. Никакой вольности, но всякий раз полное погружение в мир спектакля… Сначала она вообще не понимала: как жить и что делать в этой узкой клетке? Она чувствовала, что на репетициях превращается в камень и рыдала бесконечно от этого непонимания… Но помощь пришла от Евгения Павловича Велихова и… конечно же от Вениамина Ивановича Цыганкова. Последнему молодая актриса пересказывала, что говорил ей Равенских, а Цыганков учил, как сделать то, что хочет режиссер, не имевший времени и возможности разъяснять-разжевывать новичкам свои замыслы. В результате роль получилась. Княжна Наташа получилась юной и прелестной, естественной и чистой… Пластика роли была выстроена режиссером строго – а актриса нашла нежную, мягкую походку, плавные движения (выплывала как лебедь), была изысканна и красива.

Пусть и небольшие роли ей приходилось играть, но бесконечно разнообразные. В мольеровском спектакле «Плутни Скапена» (постановка Евгения Яковлевича Вестника) это была цыганка Зербенета – страстная, очень яркая. Актриса показывала фокусы, танцевала, читала роскошный монолог, научилась красиво смеяться. Да, да красиво смеяться до этой роли она не умела… И снова партнеры помогали, о чем Наталья всегда старается сказать, подчеркивая, насколько в любом спектакле партнеры очень важны…

Мозаика ее ролей впечатляет: княжна Наташа – лирическая героиня; Зербенета – острохарактерная и яркая; в роли Эржики актриса осваивает психологию деревенской девчонки; в «Холопах» Гнедича она придумала своей героине Матрешке горб, изменивший весь рисунок актерской игры; а в арбузовском «Вечернем свете» это был характер советский, – целеустремленная молодая секретарь редакции, трогательная в своей чрезмерной ответственности.

Естественно, что Александра Николаевича Островского она любит бесконечно, и страшно дорожит любой работой.

Сегодня в Малом театре идет «Трудовой хлеб» (постановка Александра Коршунова) – роль Маланьи, ведущей в доме и хозяйство и заменяющей двум девушкам (сиротам на попечении) мать, актриса Швец играет с упоением… Её Маланья и с юмором, и в то же время – обидчивая. То она важничает, а то всех без разбору жалеет, но чаще – лучше других всё понимает. Но главное в этой роли актрисы – это любовь к этим девушкам, теплая родственность, искреннее переживание за судьбу семейства….

«На всякого мудреца довольно простоты» – тут у Наталии роль небольшая, но получилась отменной, заметной. Это роль Приживалки – в этой роли нет симпатичности Маланьи, но есть хитрость человека, умеющего выживать, есть ловкость и льстивость перед благодетельницей (роль Турусиной играет Э.А. Быстрицкая)… Любит она свою роль и в спектакле «Свои люди сочтемся». Фоминишна у Наталии Швец – симпатичная, ловкая, затейница, балагурка, в общем, умеет жить со вкусом и весело.

Играет Наталия с удовольствием и в спектаклях для детей – в пушкинской «Сказке о царе Салтане» (повариху) и в «Снежной королеве» (ворону Клару). Она любит эти роли, и говорит, что дают ей детские спектакли совершенно особую творческую радость.

В общем, она умеет все и всем дорожит: и большими, и малыми ролями, и озвучиванием мультфильмов, и работой в кино… Но вся ее главная актерская жизнь связана с одной сценой – нашим Малым театром, который как огромный океанский крейсер, обладающий мощью и устойчивостью, рассекает времена и эпохи, преодолевая всё мелочное и никчемное в культуре. Образцовый театр русской классики с актерами, знающими что такое актерская школа – да, он единственный, и он наше национальное сокровище. И Наталия Швец в себе крепко держит эту актерскую стать Малого и человеческое достоинство.

Я, конечно, расспрашивала Наталию о ее личной актерской «кухне» – потому как видела, что роли ее необычайно продуманы, выстроены, а все придуманное глубоко оправдано. Она призналась, что любит сочинять каждому герою биографию, и нагружать роль действием… В спектакле «Бешеные деньги» у нее была махонькая роль без слов – но она попросила режиссера (и он согласился на ее выдуманную биографию) дать ей «сопровождение». Так появились сначала муж, потом – ребенок, а когда мальчик (сын коллеги) вырос, то появился племянник. В традициях русской актерской школы, которым Наталия просто не может не следовать, было принято так работать: если даже ты стоишь у плетня на третьем плане, то все равно у тебя должна быть биография – ты все равно играешь конкретного человека, а не «человечка вообще». Этому ее учили легендарные старые актеры Малого. Они входили в жизнь молодых как бы невзначай, и всегда великие старики умели помочь другим. Наталью не раз поддерживали их добрые отзывы о ее работе: хорошо отзывались о ее актерских работах на Худсоветах Игорь Ильинский, Евгений Вестник. Она навсегда запомнила слова Бориса Бабочкина: «Хорошая девочка, хорошо играешь»… Наталия Швец уже тогда знала цену этой похвалы – старые артисты из лести не хвалили. Актриса хранит в сердце своем и добрые слова Татьяны Александровны Еремеевой, которой будет нынешней осенью девяносто восемь лет, как и более моложавой – девяносточетырехлетней Татьяны Петровны Панковой.

За кулисами Малого театра они, – вспоминает Н.Швец, – когда были молодыми, ходили по струнке и благоговейно: ведь рядом с ними работали Е. Н. Гоголева, М.И. Жаров, Н. П. Рыжов, Н.А.Анненков, Р.Д.Нифонтова, Е.М. Шатрова, Е.В.Самойлов… Все старики всегда приходили в театр загодя (и на спектакли, и на репетиции) – за полтора, два часа, чтобы настроить себя на роль. А им, молодым, говорили, что как вышли вы из дома, так и решительно отсекайте уже мир обыденный, а начинайте творческий процесс: постарайтесь, например, идти походкой того героя, которого вы будете играть… Атмосфера закулисья Малого театра была совершенно особой – все были очень доброжелательны, вежливы, душевны, несмотря на регалии и награды или отсутствие оных. Всегда держали слово, и слово это выполнялось, а если не могли что-то выполнить, то умели извиниться. Ко всему прочему у актеров была высокая личная культура – не было высокопарности и высокомерности. Великие старики были просты и великодушны….

Она все это рассказывала мне, а я смотрела на нее и понимала, что и она сама несет в себе этот дух Малого театра.

Наверное, она могла бы сыграть больше. Но нет более зависимой от людей и обстоятельств профессии, чем профессия актера. Наталья показала мне тетрадку несыгранных ролей – это горькая тетрадка. Она уже назначалась на роли, но сыграть ей их не удалось… И все же она настоящая актриса именно Малого театра – она не позволит себе никогда ни жаловаться, ни быть недовольной… Она умеет держать себя в руках, и по – прежнему много любить… Любить роли, любить коллег и свой театр…

А потому любой её выход на cцену всегда заметен, – всегда праздник для ценителей драматического искусства, уникальность которого в сопряжении многих и разных талантов.

О Достоевском и «новых технологиях»1

Сериал «Достоевский», показанный недавно по телевидению, вызвал всеобщее неодобрение. Режиссеру Владимиру Хотиненко было «поставлено на вид» критиками самых разных эстетических пристрастий, что его Достоевский недостоин ни великой русской литературы, ни самого себя. Федор Михайлович в исполнении Е.Миронова сомневается в Боге и в себе, ведет изредка споры с рукоприкладством (сцена с Тургеневым); изредка что-то изрекает о народе и «почве». Центральные коллизии фильма и биографии писателя занимают женщины и отношения с ними: Достовеский весьма страстен и сладострастен. Такой уровень внимания к биографии великих людей назывался еще недавно «без глянца»: мол, это вам голая правда о Достоевском, без приукрашивания и стерильной возвышенной чистоты: он, мол, такой же как все. И стрстями жил, и в рулетку играл до потери себя, да и регулярные сцены «падучей» напоминают о его «больном гении». Видимо, всякое время вычитывает в писатели то, что характеризует это время. В общем, получился, по словам о. Александра Шумского, «скверный анекдот о Достоевском».

Отец Александр Шумский, размышляя о культуре, всегда занимает позицию Церкви воинствующей: «Да-да. Нет-нет» («Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого»). И это понятно – перед нами позиция священника, от которого в наше время всяческих диффузий и «взаимных проникновений» ждут все же определенного понимания и точной оценки. И нет никакого сомнения в том, что оценки фильму «Достоевский», данные священником, справедливы по существу.

И все же… я полагаю несправедливым так демонизировать Владимира Хотиненко, причисляя его к русофобам и врагам христиан.

Смею считать себя профессионалом в вопросах культуры (театральное образование и двадцатилетняя филологическая выучка дают мне некоторое право рассуждать). Именно Владимир Хотиненко снял фильм «Поп» и у нас нет никаких оснований считать, что и тогда он был сугубо неискренен, как и автор сценария Александр Сегень (один из номинантов на недавнюю Патриаршую премию по культуре). Фильм Хотиненко, на мой взгляд, имел безусловные достоинства. И, в любом случае, тонкое и точное христианское понимание труднейших нравственных проблем в конкретных жесточайших исторических условиях, живое христианское чувство гораздо глубже было представлено именно в «Попе», чем в умозрительном символизме режиссуры и девиантном психизме актеров фильма «Остров». Очарование православных людей фильмом Лунгина я тогда рассматривала как некую сформировавшуюся в определенной среде систему ожиданий, которую слишком щедро и нераздумчиво подарили режиссеру, немало удивленному такой повально-обрушившейся на него любовью православного народа.

Не будет казнить Владимира Хотиненко, а постараемся увидеть нечто важное в опыте его категорического провала.

Во-первых, дорогие братья и сестры, не будем забывать, что в современное кино уже давно никакой частный бизнес лично денег не вкладывает, и у режиссера нет иного пути, кроме как брать деньги телеканалов или бюджета. Поэтому упрекать Хотиненко (а работать-то хочется! ну как не работать творческому человеку!?) в том, что он берет деньги у заказчика и ставит хорошее или плохое кино (как в случае с «Достоевским») можно бесконечно, но все это страшно не плодотворно. Тут важно другое, что даже Хотиненко, входящий в обойму известных мастеров (так сказать, «людей с рейтингом») не смог справиться с той машиной, которую мы назовем гуманитарной технологией декультурации и дезориентации наших сограждан. Но мы ведь не знаем – может быть, Владимир Хотиненко был так самоуверен, что мечтал эту «машину» обмануть?

…Не было никакого сомнения в том, что Достоевского мы увидим именно таким: гламурно-сладострастным. Сразу тут скажу, что зря о. Александр ждал от актера Е. Миронова успеха. Актеры – народ не принципиальный, и нет такого актера, кто отказался бы от заглавной роли в кино, даже если бы сомневался, что сыграет толково. Нет у них способности к такой самооценке. Во-вторых, играть героя Достоевского или самого Достоевского – принципиально разные задачи. Для Достоевского у Миронова сильно не достает той подлинной мужской силы и мужественности, что позволила пройти сквозь каторгу и соблазн революцией самому писателю.

Владимир Хотиненко (волей или неволей?) пошел вслед за теми, кто уже давно и упорно занимается «реабилитацией человеческого тела» в современной культуре. И эта самая «реабилитация человеческого тела» протекает почти по тем же законам, что нынешняя «десталинизация» нашего сознания. И та, и другая приводят к оголению человека: к исчезновению его памяти о победе, а значит – к его беспомощности исторической и бессилию в проектировании будущего; к уничтожению совести и стыда, а значит – к его нравственному бесплодию, к потере культурной воли. И та, и другая «программы» культивируют сиюминутное, то есть культ чувственных удовольствий и исторической необременённости. А это значит, что мы не можем (и не сможем!) мобилизоваться для решения долгосрочных проектов и стратегических интересов, ведь у нас всеми силами «подкапывается корень» – подрываются ценностные основания жертвенности и ответственности. Мы «проедаем время», а не проживаем его. Эмансипирование чувственности, преобладание в культуре «чувственного реванша» – это серьезнейшая и большая ставка в мировой глобальной игре (как и «десталинизация»). Увы, хотел этого Хотиненко или нет (а я все же думаю, что специально-то не хотел), но и он стал соучастником этого процесса, и очень было бы желательно, чтобы он все-таки осознал, на чью мельницу воду лил. Я заведую кафедрой и преподаю в ВУЗе, и могу ответственно сказать: увы, 89 % студентов уже только такого, хотиненковского, Достоевского и могут нынче понять.

Недостаточность понимания и нежелание делать таковые усилия – наша общая беда. Мы так долго защищали «русскую душу», что забыли про «русский ум», а некоторые наши патриотические писатели так и просто-напросто говорили публично (и не раз приходилось это слышать) нечто в стиле Лютера: «Разум – первая потаскуха дьявола». Горько. Революции сознания так и начинаются: разум компрометируется, «уничтожается» с помощью брутальной чувственности; чувственность же «освобождается» и радикализируется (отсюда и асоциальное поведение наркоманов, и сексуальные отклонения как некое свободное «диссидентство чувственности»), а в результате вся эта высвободившаяся «энергия эроса» отлично ставится «на службу» анти-мобилизации новыми управленцами жизни.

Все мы знаем: никакого отвращения к человеческому телу нет в христианской традиции (это манихейство, полагать, что тело наше есть «ловушка для высоких и высших начал», а душа – «пленница тела»; и это трусливый фрейдизм, полагать, что нами движет страх перед «греховными безднами подсознания», сформированного телесно-сексуальным низом). Во Христе спасается «целое наше тело» (то есть вся личность духовная, в которой запечатлевается и жизнь тела). Но… «реабилитация человеческого тела» в современной культуре произошла как антихристианская: телесность и чувственность реабилитированы не потому, что являются носителями (платформой) более высоких начал, но вопреки им, высоким началам. Иначе говоря, не личность выступает в качестве «интерпретатора» своего тела, а тело «интерпретирует» личность: не Достоевский преодолевал в себе и героях соблазны страстей и болезни, а болезни тела диктовали Достоевскому, что и как делать, что и о чем писать, кем быть.

Именно фильм Владимира Хотиненко, обращенный к личности того человека – Достоевского, – который всех нас еще связывает воедино, который еще всех нас делает культурными родственниками (современная литература не выполняет этой миссии) и показал со всей очевидностью все результаты реальной культурной ситуации и её отравляющих плодов, которыми питается наш народ. Именно классик и классика стали лакмусовой бумагой для болезней современности, – той степени их очевидности, которую не дал бы никакой современный материал. Так пусть же наша культурная потеря в виде фильма Владимира Хотиненко станет нашим приобретением – приобретением творческого опыта понимания и распознавания, которого тоже очень недостает христианам, да и нашим священникам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю