Текст книги "История черного лебедя (ЛП)"

Автор книги: К. Л. Крейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Мавс, – это все, что ей нужно произнести. Мое имя этим самым тоном.

Я выключаю печку и делаю глубокий вдох, прежде чем сказать:

– Было приятно.

– Приятно? – ее голос буквально сочится недоверием.

– Да. Приятно.

– Секс с самым потрясным парнем на планете просто… приятный?

Понятно, почему она так себя ведет. Кэл Шепард обалденный. Высокий. Худощавый, но с крепким телосложением. Томные глаза цвета выдержанного шотландского виски, густые ресницы, резкие скулы. Упругая задница. Огромные руки, и пальцы, от которых я без ума. Однако его великолепная внешность не меняет того факта, что он все еще мой лучший друг, к тому же мой сексуальный аппетит направлен в другое русло. А точнее на его брата.

Я пожимаю плечами.

– Знаешь, это было немного странно, – подруга моргает, поэтому я уточняю. – Наверное, именно так мне представлялся секс с лучшим другом. Было приятно, но…

«Он не Киллиан», говорю я про себя.

Ее вздох говорит сам за себя. Она разочарована во мне. Ну, что ж, гребаный клуб, принимай новых членов.

Один – ужасно одинокое число.

– Значит, говоришь, секс был приятным, да? – произносит девушка с сарказмом.

– Я стараюсь, Мэри-Лу, – тихо отвечаю я. – Просто не знаю, как исправить то, что натворила, – мои глаза щиплет. Пытаюсь сморгнуть слезу, потому что если пущу хотя бы одну, то хлынет целый водопад. Который может не прекратиться.

– А может, и не надо исправлять, Маверик, – так же тихо отвечает она. – Может, стоит просто попробовать.

Если бы все было так просто.

Я не отвечаю, и мы обе замолкаем, готовясь к предстоящему дню. Однако не могу выбросить ее слова из головы.

Не может быть, чтобы все было так просто… Или все-таки может?

Глава 3

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Маленькие городки. Говорят, в них случается кровосмешение. Жизни переплетены, прошлое связано, судьбы уже определены.

В некотором роде это правда. Конечно, мы говорим не об инцесте, однако анонимности здесь не существует, даже если очень этого хочется. Все друг друга знают. Посторонние люди суют нос в чужие дела. Сплетничают. Судят. Выражают свое мнение о том, кем, по их мнению, вы являетесь, только из-за того, что в день вашего рождения они решили послать вам цветы, а затем услышали слухи о том, как вы потеряли девственность в парке Харбор (что, кстати, неправда).

Нельзя проехать и мили по дороге, не помахав рукой дюжине знакомых. Невозможно быстро сбегать за молоком или яйцами, не наткнувшись на дальнего родственника или кого-то из выпускного класса средней школы, кто никогда вам не нравился, но который будет болтать с вами в течение получаса о ерунде, что заботит вас меньше всего. «У твоей тети Мардж геморрой? Как мило. Нет, показывать фото не обязательно, но спасибо, что поделился».

Вы узнаёте секреты и постыдные подробности о своих друзьях и соседях, которые никогда не хотели знать.

А они узнают ваши.

Первый день в месте, обычно наполняющим меня радостью и гордостью, сегодня становится каким угодно, но только не приятным. Я чувствую себя жуком, которого изучают под микроскопом. Раздвигают конечности. Прижимают к стеклу. Уверена, что обо мне сплетничают на каждом углу, и уж точно в «закусочной Большого Стэна», в двух кварталах отсюда.

Но чем больше я повторяю свою ложь, тем легче мне становится. С каждой историей о романтических ужинах при луне, о лучшем коктейле с ромом, который я когда-либо пробовала, или даже об укусах пауков, от которых проснулась однажды утром, во мне крепла вера в то, что это был идеальный медовый месяц. С мужчиной моей мечты.

Пока не появилась Саманта Хамфрис.

Сэм, или Хрюшка, как ее называют в определенных кругах из-за формы носа, всегда была влюблена в Кэла. Это чувство не взаимное, однако оно не мешает Хрюшке жить в своем маленьком иллюзорном мире.

Я знаю ее, как и остальных пятьдесят девять одноклассников католической школы, еще с детского сада. Однако друзьями мы не были. Ее зависть к богатству моей семьи всегда была больной темой. Гранты, финансируемые такими людьми, как мой отец, оплачивали приходское образование девушки. Ее семья изо всех сил старалась свести концы с концами, в то время как моя каждое лето отправлялась на каникулы в экзотическую страну. Сэм делала покупки в «Красотке Никель», местном комиссионном магазине; у меня же была дизайнерская одежда (которую, для ясности, я редко носила). На самом деле, девушка была настолько бедна, что здешние люди переименовали пенни в «хамфрис», и когда проезжали мимо ее дома, то бросали мелочь во двор. Однажды я тоже так сделала. И не смогла уснуть той ночью, настолько мне было стыдно.

Но все это не идет ни в какое сравнению с тем, что мне досталась ее мечта.

Любовь и внимание Кэла Шепарда.

Сэм никогда не забывает о своих чувствах к нему, и тот факт, что теперь я стала его женой, вероятно, пожирает ее так же, как меня сжигает осознание того, что Киллиан женат на моей сестре. Не считая того факта, что он влюблен в меня. Поэтому, когда девушка видит ослепительное кольцо, украшающее мою левую руку, то не просто выпускает когти, а приходит в бешенство. Как только взгляд Саманты падает на мою руку, он становится жестким, и я понимаю, что сейчас услышу нечто отвратительное.

– Я, конечно, слышала об этом, но сказала маме, что это всего лишь местные слухи. Маверик ДеСото, которую я знаю, ни за что бы не вышла замуж за такого хорошего, честного человека, как Кэл Шепард, потому что все еще любит мужа своей сестры. Но похоже, я ошибалась.

Слышу, как позади меня кто-то ахает, и болтовня в пекарне тут же стихает. Мгновенно, как игла, которую резко убрали с пластинки.

– Убирайся отсюда, – сердито рычит Мэри-Лу. Не очень вежливо проводив Хрюшку до двери, моя подруга кричит ей вслед. – Свиньям здесь не рады, если, конечно, не хочешь оказаться в меню, – а затем бормочет себе под нос. – Жирная задница со свиным рылом.

Из-за чего по маленькому бистро пробегает смешок.

– Да она просто ревнивая корова, – объявляет восьмидесятилетняя Эльда Хансен. Остальные согласно кивают. Эльда дарит мне сочувственную улыбку, когда я поворачиваюсь к ней и слабо улыбаюсь в ответ, пытаясь держать голову прямо в то время, как стыд грозит поглотить меня.

Мэри-Лу настояла на том, чтобы встать у прилавка, а я осталась на кухне, пока мы не закрылись в два часа пополудни. Она более работоспособна на кухне, а мне привычнее общаться с клиентами, но после той стычки я настолько потрясена, что не могу больше фальшиво улыбаться.

Следующие несколько часов мои мысли заняты лишь тем, что Эльда оказалась права. Сэм ревнует. Но, к сожалению, Хрюшка тоже не ошибается. Я вышла замуж за хорошего, честного человека, испытывая любовь к другому. И у нее хватило наглости сказать мне это в лицо. Как бы сильно Саманта мне не нравилась, сейчас я испытываю к ней уважение. Ну, что ж, теперь хотя бы ясно, что на самом деле обо мне думает половина населения.

После того, как мы закрываемся, Мэри-Лу вытаскивает свой запас «Джим Бима», практически заставляя меня сделать пару глотков этого пойла. Джим, Джек или Джонни, может, и не решают мировых проблем, однако отлично справляются с тем, что на время хоронят неприглядную правду.

Затем спустя два часа и бутылку вина мы сидим за кухонным столом в моем доме, а Мэри-Лу произносит самые резкие, но искренние слова, которые когда-либо говорила. Ее прямота – качество, которое я обожаю и ненавижу одновременно.

– Теперь ты замужняя женщина, Мавс. И сама согласилась стать женой Кэла Шепарда.

– Я в курсе.

– Он без ума от тебя. Именно Кэл всегда находился рядом с тобой, а не Киллиан. Потому что Киллиан – бесхребетный ублюдок.

– Повторяю, я в курсе, – отвечаю я, а в моем тоне слышится желчь. Возможно ли чувствовать себя еще хуже после ее слов?

Подруга смотрит на меня несколько секунд.

– Если ты не думала, что сможешь влюбиться в Кэла, то не должна была выходить за него замуж. Если считаешь, что неспособна на это, то должна поступить правильно и покончить со всем прежде, чем причинишь еще больше вреда.

– Хватит! – очевидно, все так, как она говорит.

– Правда ранит, как нож, верно?

Я киваю в знак согласия, потому что в горле стоит комок из эмоций. Зубами впиваюсь в щеку так сильно, что, наверняка, останется ранка.

Мэри-Лу перегибается через стол и берет меня за руку. Трудно разглядеть ее сквозь влагу, застывшую перед моими глазами.

– Не так уж и плохо влюбиться в своего мужа, Маверик.

– И как же это сделать, когда любишь другого? – шепчу я, отчаянно желая, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь ответил на этот вопрос. Если бы мне объяснили, каким образом разлюбить человека, от которого одни страдания, я бы воспользовалась этим советом. В то же мгновение. А затем сбросила бы этого ублюдка в реку, чтобы не поддаться искушению и вернуть все обратно.

– Это легко. Ты должна отпустить его первой.

– Все не так просто. Если бы было, я бы уже давно так поступила, – такую наивность можно услышать только от женщины, не испытывающей тоску по мужчине, который никогда не будет принадлежать ей.

– Все очень просто, Маверик. Знаешь, что я думаю?

– Нет. Но этот факт ведь не помешает тебе рассказать мне?

Мой ехидный комментарий нисколько ее не останавливает.

– Думаю, что пока ты шла по проходу церкви, то все еще надеялась на чудо.

Отвожу взгляд, смущенная тем фактом, что все написано на моем лице.

– Но, похоже, ты не видишь, что чудо все-таки есть. И оно прямо у тебя перед носом. Однако, если не соберешься с мыслями и не поймешь, какой дар Бог вручил тебе в лице Кэла Шепарда, ты потеряешь и его.

Я не отвечаю. И снова она права. Кэл – удивительный мужчина. Он хочет меня. Он женился на мне. Он любит меня. Он. Какими бы ни были оправдания у Киллиана, чтобы отказаться от нас, их недостаточно. Он потерян для меня навсегда. Правда в том, что он был потерян для меня в течение многих лет. Пришло время начать скорбеть и смириться с этим. Но боль от этой мысли настолько на меня давит, что появляется ощущение нехватки воздуха в легких.

– Не думаю, что в моем сердце есть место для кого-то еще, Мэри-Лу, – честно отвечаю я.

– Все потому, что ты даже не пыталась освободить место для кого-то еще. Тебе бы сделать это. Киллиан занимает место, которое ему больше не принадлежит. А теперь пошли. Давай попробуем испечь те religieuse (прим. Французское печенье), о котором ты говорила.

– Ладно.

Два часа выпечки наряду с алкоголем пролетают незаметно. Ну, пьянство, конечно, занимает большую часть времени. К тому моменту, как Мэри-Лу уходит, нам удается прикончить почти целую бутылку вина. За ней приезжает Ларри, а следом паркуется его брат – на моей машине, которую забрал со стоянки пекарни. Одно из преимуществ жизни в маленьком городке. Здешние люди ничего не ждут взамен, делая маленькие одолжения другим.

Потерявшись в виски, вине и разговорах, я уже достаточно навеселе, так что тяжелый день кажется далеким воспоминанием. Но конечно же, это не так. Завтра у меня появится еще одно сожаление в добавление растущей груде проблем: жуткое похмелье.

Я как раз вытаскиваю свежую порцию супа из духовки, когда открывается дверь гаража, ясно давая понять, что Кэл дома.

Дома.

Кэл возвращается домой.

В наш дом: скромный двухэтажный домик в викторианском стиле, который когда-то принадлежал мне, и в котором теперь мы живём вместе. Как муж и жена, а не пара соседей.

Ух ты. Потребуется время, чтобы привыкнуть к этому.

Взрослея, мы с Кэлом проводили настолько много времени вместе, что практически жили друг с другом. Никакой разницы, Мавс. И это так. Только теперь он спит голым в моей постели, а не валяется на полу в куче одеял и подушек, смотря сериалы по телевизору, пока не заснет.

Когда слышу его шаги, стараюсь сосредоточиться на двойной порции крема, который начала взбивать, и одновременно кричу через плечо:

– Привет, как прошел первый рабочий день?

Чувствую тепло его тела прямо перед тем, как Кэл прижимается к моей спине. Тяжелые руки опускаются на мои бедра, в то время, как его губы касаются моей шеи.

– Он был ужасно длинным. Я скучал по тебе.

– Я тоже скучала, – тихо отвечаю я, понимая, что должна ответить именно так.

– Что делаешь? – дышит мне в ухо мой муж. – У меня уже слюнки текут.

Пытаюсь забыть, насколько он похож на Киллиана, отвечая:

– Religieuse. Подумываю включить его в меню, но сначала нужно усовершенствовать crème pâtissière.

Я на третьей порции заварного крема. Первый свернулся. Второй был не совсем правильно приготовлен, но на этот раз похоже, что я, наконец-то, сделала как надо. Жаль, только наполовину.

– Обожаю, когда ты говоришь со мной по-французски, Мавс.

Из меня вырывается смех, но он больше похож на раздражение, когда Кэл снова целует меня в шею. Внутри проносится легкий трепет, когда его зубы касаются моей кожи. Затем он проводит языком по моей шее к уху, и я не могу подавить легкий стон.

– Ты невероятно пахнешь. Как сахар и мускатный орех. И, возможно, немного вина.

– Мэри-Лу заходила.

– Ммм. Это все объясняет.

– Хочешь стаканчик? – мой голос звучит хрипло и требовательно. Очевидно, это все, что нужно Кэлу.

– Нет. Мне хочется совсем другого.

Мужчина протягивает руку и окунает палец в заварной крем. Вязкая субстанция исчезает из поля зрения, и мне кажется, что он собирается попробовать ее, но затем я подпрыгиваю, когда Кэл проводит прохладным кремом вдоль моего плеча.

Сегодня жарко. И ужасно влажно. Август в Айове может быть невыносимым. Сейчас температура около тридцати семи градусов жары. Но всего час назад тепловой индекс составлял почти сорок четыре. Так жарко, что кондиционер работает круглосуточно, но все равно не справляется.

Мои кудрявые волосы собраны в беспорядочный пучок на макушке, а сама я стою в коротком сарафане без бретелек, изо всех сил пытаясь сохранять хладнокровие, однако, в данный момент, моя температура резко подскакивает вверх, сразу на десять делений. Мало того, что Кэл покусывает мою ключицу, а еще своей правой рукой он поднимает мое платье и проникает в трусики.

– На вкус просто рай, – жадно бормочет мой муж. Не уверена, говорит ли он о креме или о пальце, который толкает на север.

– Кэл, что ты делаешь? – извиваюсь я, отвечая на его прикосновение. Мой разум четко понимает, что я сплю со своим лучшим другом, но мое тело… ни в малейшей степени не смущено. Я пьяна. Возбуждена. И желаю разрушительного удовольствия – того самого, что предлагает мой муж. Пусть это звучит и странно, но мне легко признать, что Кэл очень искусный любовник.

– Я прекрасно знаю тебя, Маверик, – горячее дыхание обдувает мою щеку и спускается к шее, продолжая вызывать мурашки, покрывающие меня. – И мне известно, что ты не можешь сидеть спокойно больше пяти минут. Грызешь ногти, когда тебе скучно. Ты – сорванец, который странным образом полюбил блеск для губ и носит в своей огромной сумочке, наверное, штук тридцать всяких разных.

– О, черт, – выдыхаю я, когда он добавляет второй палец, из-за чего выделяется еще больше влаги.

– Но насколько бы хорошо я тебя не знал, – хрипит он, – понятия не имею, что заставляет тебя истекать желанием. Не понимаю, по какой причине ты воспламеняешься в моих руках.

Пока Кэл говорит, его пальцы неторопливо двигаются туда-сюда. Как будто мой муж пытается изучить каждую клетку внутри меня. Или свести с ума. Когда большим пальцем он начинает слегка касаться клитора, я откидываю голову на его плечо.

Возбуждает. Определенно возбуждает.

Нужно это прекратить. Остановить его. Я не должна хотеть секса… не должна ведь?

– Стоит раскрыть этот секрет, Маверик. И твое тело расскажет мне все.

Его ласка легка, как шепот, когда Кэл проводит линию по верху моего платья, касаясь округлости груди. Неторопливое томное движение, от которого покалывает кожу. Я задерживаю дыхание, когда он слегка наклоняется, чтобы подразнить сморщенную ареолу, прежде чем потянуть лиф вниз с одной стороны, освобождая грудь, которая внезапно становится чувствительной.

Мужчина нежно обводит пальцем вокруг соска, заставляя мою спину выгибаться, и у меня перехватывает дыхание.

О, Господи! Мне хочется большего.

– Ммм, даже легкое прикосновение заставляет тебя дрожать. Посмотрим, что еще можно сделать.

Останови его. Скажи ему прекратить.

Но, Боже, я не могу. Не хочу отказывать ему, как в последние три раза, когда Кэл пытался ко мне подкатить. И давайте посмотрим правде в глаза: то, как я извиваюсь, благодаря его рукам, явно говорит, что мне хочется продолжения.

Рука между моих ног все еще творит свою магию. Молча наблюдаю, как мой муж наклоняется вперед, чтобы окунуть палец другой руки в ганаш, которым я планировала покрыть печенье. Кэл поднимает покрытый шоколадом палец и обводит им мой заостренный бутон. Я громко ахаю, когда он щиплет сосок и дергает.

Возбуждающие грязные словечки просачиваются в мой разум.

– Ого. Ты вся сжимаешься там, Лебедь.

Можно даже не отрицать. Я, как и он, чувствую, что мои мышцы сжимают его пальцы изнутри.

– Нравится смешивать боль удовольствием?

Да, нравится. Очень нравится. Когда я не отвечаю, Кэл снова дергает за сосок, и я выдыхаю

– Да!

– Это потрясающе – знать, что ты в таком состоянии благодаря мне, – стонет он. – Бл*дь. Я хочу нагнуть тебя прямо над этим столом, Маверик. Сорвать с тебя мокрые трусики, задрать платье поверх голой задницы и украсить твои ягодицы своими отпечатками. Хочу сжать пальцами эти великолепные волосы и откинуть назад твою голову, чтобы увидеть твои глаза, когда скользну в тебя, чтобы пометить. Не забывай об этом.

Я сглатываю.

О, Боже!

У меня голова идет кругом, а тело словно расплавилось.

Кто-то только что подбросил в мой дом двойника Кэла? Что случилось сегодня на работе? За все месяцы, что мы были официальной «парой», он никогда не разговаривал со мной подобным образом. Обычно Кэл обращается со мной как со стеклянной вазой… или как с невестой, которая может сбежать в любую секунду. Даже в наш медовый месяц он был нежным и ласковым.

– Лебедь, я столько всего хочу с тобой сделать.

Боже, кто же знал, что прозвище, которым Кэл называл меня в детстве, может быть таким сексуальным, особенно когда он мурлычет мне его на ухо?

Мой муж умело возносит меня на самую вершину. Я горю. И жажду освобождения, но Кэл требует ответа.

– Скажи, что ты этого хочешь, Мавс.

Я киваю.

Чем больше разврата, тем лучше.

Хочу сказать ему о этом, но не успеваю. Сильной рукой он притягивает мое лицо к себе, чтобы оставить на губах страстный поцелуй. Это явный признак собственника, но в то же время прикосновение настолько чувственное, что у меня сводит пальцы на ногах. Ощущаю липкое шоколадное пятно на лице, но я слишком погружена в сексуальный дурман с примесью алкоголя, чтобы обращать на это внимание.

Хочу достичь оргазма.

Он нужен мне.

И получишь… Просто перестань думать.

Мое дыхание учащается, как и спазмы, когда мужчина набирает темп, переключаясь на высокую скорость. Время игр заканчивается. Кэл не шутит.

– Да, Мавс, – выдыхает он, подбадривая меня.

Да, Мавс. Такая тесная и мягкая. Хочу почувствовать, как ты кончишь, Мелкая. Ощутить, как сильно ты сжимаешь мои пальцы.

Черт, Маверик. Прекрати.

Оставайся с Кэлом.

Его член дергается, прижимаясь ко мне сзади. Давление на клитор, теперь зажатый между двумя пальцами, заставляет мои колени дрожать. Я умоляю о большем.

– Да, вот так, детка, – тихо мурлычет он.

Боже, как же хорошо, Маверик, – он настолько сильно сжимает мое бедро, что на коже остаются синяки. И мне нужны эти следы.

Нет. Пожалуйста. Нет.

Я жмурюсь, совершенно сбитая с толку. Мое тело движется в такт с пальцами, входящими и выходящими, туда-сюда. Пальцами, которые требуют от меня закончить начатое, в то время как прошлое и настоящее жестоко играют в перетягивание каната.

– Хочу, чтобы ты кончила.

Хочу, чтобы ты кончила.

– Ты уже близко. Давай же. Подари мне его.

Подари мне его. Твой оргазм принадлежит только мне.

Кэл ускоряет движение, умоляет, и я уже чувствую, как на меня практически накатывает экстаз. Мое платье стянуто с другой стороны, сосок перекатывается между ловкими пальцами. Я дрейфую в этом пространстве между настоящим и прошлым. Невидимая. Смущенная. Желающая разрядки.

– Осталось совсем чуть-чуть.

Черт, да. Еще чуть-чуть.

Да, почти.

– Почти, – отвечаю, прерывисто вздыхая. Боже, я сейчас кончу. Мои руки взлетают к его предплечьям, и пальцы впиваются в его плоть.

Я сейчас кончу, Киллиан. О Боже… я… – говорю ему, позволяя себе воспарить, преодолевая мощную волну экстаза, которая обрушивается на мое тело подобно цунами.

Падаю, кувыркаюсь и начинаю спускаться в кроличью нору блаженства и мрака, когда Кэл напрягается и выпускает меня из рук, словно обжигающий уголек. Я зависаю, отчаянно пытаясь достичь удовольствия, которое уже начинает ускользать.

А затем получаю шлепок. Поднимаю глаза, быстро моргаю и встречаюсь с холодным взглядом и напряженной челюстью.

О, нет. Вот черт. Неужели я произнесла имя Киллиана?

Кэл натягивает мое платье обратно, даже не потрудившись сначала вытереть меня. Сахарная субстанция, как паста, прилипает к внутренней стороне тонкой ткани, напоминая целлофан, прижимающийся к моим все еще жестким вершинам.

– В чем дело? – спрашиваю я, задыхаясь. Мне страшно.

Вот же бл*дь. Ой нет, нет, нет. Пожалуйста, скажите мне, что я не…

– Компания.

А?

– Компания?

– У нас компания, – повторяет мой муж, явно раздраженный.

О, Боже милосердный. Благодарю Тебя, Господи. Спасибо. Спасибо.

– Кто там?

– А ты как думаешь? – произносит Кэл сквозь зубы.

Как я думаю? Как я думаю? Трудно думать о чем-то ещё, кроме того факта, что я была на грани потрясающего оргазма, которого желала по-настоящему. Мне нужен оргазм. И плевать, кто там; я готова схватить Кэла за руку и засунуть ее обратно в свои трусики, чтобы он закончил начатое.

Тем временем мой муж хватает кухонное полотенце, висящее на ручке духовки, и энергично вытирает пятно с моего лица. Он груб. Мне больно. Когда Кэл закончит, на коже точно останется красная полоса.

Все его поведение изменилось с сексуального и игривого на откровенно злое. Мой мозг все еще пытается понять, что происходит, когда меня осеняет. Только один человек мог заставить его так реагировать.

Киллиан.

О, черт.

Киллиан.

Затаив дыхание, я слышу стук в дверь. Мы с Кэлом переглядываемся, вероятно, думая об одном и том же.

Добро пожаловать в реальный гребаный мир.

Глава 4

Девятнадцать лет назад

Кэл

Наблюдаю за ней с другого конца детской площадки, гадая, не нужна ли ей моя помощь. Маверик одна из самых склочных девчонок, которых я знаю, поэтому не думаю, что она обрадуется, если я приду к ей на помощь, но даже мне заметно, что с каждой минутой девочка злится все сильнее. Я не понаслышке знаю, на что она способна, когда кто-то ее раздражает. И с моей стороны – это не восхищение.

Томми Джонс вместе с Марком Флинном загнали Мавс в угол рядом с гигантской кучей снега в задней части площадки. Они стоят ко мне спиной, но я узнаю эту позу где угодно. Ноги расставлены, руки лежат на груди крест-накрест, плечи расправлены, а головы подняты. Режим «Задира» активирован.

В общем, мудаки. Отец бы вымыл мне рот с мылом, если бы услышал от меня такое. Мне запрещено ругаться, но он все время так делает, так что, какого черта. Отец все равно не узнает об этом.

Проходит еще тридцать секунд. Прокручиваю их в голове, одну за другой, молясь, чтобы парни заскучали и ушли. Пусть Мавс и пытается игнорировать их, но уже ясно, что они от нее не отстанут. Хулиганы из третьего класса обычно выбирают тех, кто младше и слабее их. Таких, как детсадовцы, которые плачут по мамочкам во время перерыва. Сегодня, однако, детский сад и первый класс находятся на экскурсии в Центре искусств в Де-Мойне, поэтому их добыча ограничена, и они обратили свое внимание на Мавс.

Я знаю, что она может о себе позаботиться, но мне все равно это не нравится. Ничуть. Мои защитные инстинкты восстают против несправедливости. В десять лет мне не понять, откуда берутся эти чувства, когда дело доходит до Маверик ДеСото, но я всегда ощущал их по отношению к ней, с самого ее рождения. И похоже, от них никуда не деться. На самом деле мои чувства к Мавс с каждым годом становятся все сильнее.

Убеждая себя в том, что поступаю так скорее для того, чтобы защитить их, чем ее, я решаю побродить рядом, даже если это означает, что вплоть до конца недели мне придется слушать ее нытье по дороге от школы до дома. Мавс еще не знает, но она моя, и я защищаю то, что принадлежит мне. Так мой отец учил нас с братом.

Когда подхожу чуть ближе, у меня закипает кровь от слов, которые я слышу. И мне приходится крепко сжать кулаки.

– Телка, телка. Твое имя означает телка, – фальшиво поет Томми Джонс.

Они называют ее коровой?

О, черт.

– Заткнись, – говорит Мавс ровным голосом, как будто то, что говорят эти придурки, ее не волнует. Но я-то вижу, что все наоборот, потому что зеленые глаза моей мечты превратились в узкие щелочки, а пухлые щечки стали темно-розовыми.

Если бы в этот момент кто-нибудь обратил внимание на Маверик, то подумал бы, что она просто замерзла. Но это не так. Когда ей холодно, розовый цвет на щеках становится ярче, напоминая засахаренные яблоки. Когда она смущена, это скорее легкий румянец, который начинается от линии волос девочки и исчезает под воротником ее рубашки. Ближе к оттенку ее балетных туфелек. Но когда Мавс собирается ударить кого-то в лицо, как она и поступила со мной раньше, цвет ее лица больше похож на использованную жвачку, перед тем, как весь сахар исчезнет. Самые кончики ее ушей становятся чуть темнее, напоминая малиновый соус.

И сейчас этот цвет говорит мне, что двум придуркам лучше следить за своими словами, потому что Мавс уже конкретно на взводе.

– Телка, ты хоть знаешь, что такое «телка»? – насмехается Марк Флинн, следуя примеру Дыры.

Так мы зовем Томми Джонса за его спиной, потому что тот упал в заброшенный колодец, когда ему было пять лет. Тупица думал, что сможет спуститься туда, обвязав веревкой ствол дерева. Вот только ему было всего пять. Он не мог завязать узел достаточно крепко, чтобы суметь удержаться. И пробыл в этой темной, сырой темнице почти два дня. Мальчишка чуть не умер.

Я не злой человек, и надеюсь, что Бог не поразит меня за такие мысли, но не думаю, что мир стал бы хуже, если бы в нем не было Дыры.

– Не-а… Она слишком тупая, чтобы знать, что такое телка, – издевается Дыра.

Как в замедленной съемке Маверик поднимает взгляд от ямки в снегу, которую копала. Стоя и не сводя горящих глаз с лица Томми, она неторопливо стряхивает прилипший к рукавицам снег. Я смотрю, как крошечные комочки замерзшей воды плывут по земле, понимая, что Дыра вот-вот присоединится к ним. Вероятно, лицом к лицу.

И это значит, что Мавс отправят в кабинет директора. Снова. А затем она будет наказана. Снова. Может быть, ее даже выгонят из школы, к чему девчушка уже была близка ранее. Вероятно, Маверик отстранят от учебы, потому что малой кровью это не закончится. Второклассница-семилетка сама по себе является проблемой. И в этом слове все буквы гигантские, а не только начальная «П».

– Дыра, а почему бы тебе не забиться в угол и не слизать телячий навоз со своих вонючих ботинок? – произносит Мавс, делая шаг вперед.

Говнюки.

Девчонка точно намерена драться с ними.

И не имеет значения, что она права. Дыра живет на ферме в пяти милях от города. И его ботинки ужасно воняют. Я постоянно замечаю в столовой их отвратительный запах. И обычно задерживаю дыхание, когда нахожусь рядом с Томми.

Теперь у меня есть примерно две с половиной секунды, чтобы принять решение: позволить этой сцене разыграться по определенному сценарию или же взять дело в свои руки, спасая Мавс от нее же самой. А спасать ее нужно постоянно. Но, по крайней мере, у нее есть я. Маверик нуждается во мне гораздо больше, чем догадывается на самом деле.

Поэтому я делаю единственное, что могу – то же самое, что делаю всю свою жизнь ради этой безрассудной раздражающей девчонки. Моей девчонки.

Протягиваю руку, хватаюсь за зимнюю куртку Дыры и наношу первый удар.

Глава 5

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Когда мне было одиннадцать, я чуть не умерла.

Это случилось в канун Нового года.

На Рождество мы с Джилли получили по паре идеально белоснежных коньков. В своей типично высокомерной манере моя сестра сунула нос в подарок, а затем забросила коньки в шкаф.

– Боже мой, Джилли, тебе, что, не нравятся коньки? Это же потрясающий подарок! – визжу я.

– Нравятся? Ненавижу холод. Моя кожа становится сухой, – отвечает она своим сопливым голосом.

Джиллиан никогда не вынимала коньки из коробки. Ну, может, лишь разок.

Я же, с другой стороны, обожала свои. Как обычно, каждая из нас получала огромное количество подарков, в которых мы не нуждались, и большинство из них, вероятно, так ни разу и не использовали. Коньки являлись наименее дорогими из моих подарков в тот год, но я дорожила ими, словно они были покрыты золотом.

Я помню то время, словно это было вчера.

И Киллиан, и Кэл очень от меня отдалились. В сентябре Киллиану исполнилось шестнадцать, и он получил водительские права. Его никогда не было рядом. Парень выпал из нашей заурядной рок-группы, которую мы (как нам тогда казалось) ловко назвали «ДеШепсом» – комбинацией наших фамилий. Но, так как он являлся барабанщиком, а кроме него никто не умел на них играть, «ДеШепс» быстро зашипел и сник.

В том году Кэл пошел в девятый класс средней школы и начал меняться. Он занимался футболом, который отнимал у него много времени. А после футбола, парень сразу же шел на баскетбол. Кэл регулярно возвращался из школы не раньше семи, а затем делал уроки. Мне везло, если мы виделись хотя бы раз в неделю.

Я ужасно скучала не только по мальчику, в которого влюбилась, но и по своему лучшему другу. Особенно запомнилось ощущение того, что я словно осталась для них маленьким ребенком, в то время как они резко выросли. Моя сестра же, напротив, неизменно вела себя, как капризная стерва, и никогда не уделяла мне времени.

Мне было одиноко. Думаю, что именно чувство одиночества подвигло меня выйти в тот день, пусть и я знала, что не должна. Я обладала достаточной сообразительностью, чтобы понимать все это.

В начале сезона было холодно и снежно, и пруды с ручьями замерзли раньше обычного. Но за две недели до Рождества резко потеплело. За несколько дней температура взлетела до пяти градусов выше нуля. А при такой погоде лед быстро тает.

Я умирала от желания опробовать свои новые коньки, каждый день умоляя об этом родителей. Но они отказали мне.

– Это небезопасно, Сердечко, – сказал тогда отец.