Текст книги "История черного лебедя (ЛП)"
Автор книги: К. Л. Крейг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Количество глав: пролог + 32 глав + эпилог
Перевод: BellA (пр-10гл), Настя О (11гл), Виктория Горкушенко (12гл-эп)
Редактура: BellA (пр-10гл), Алена Короткова (11гл-эп)
Обложка: Ленчик Кулажко
Вычитка: Ольга Зайцева
Оформление: Ленчик Кулажко
Вступление
Теория Черного лебедя – это метафора, описывающая событие, которое является неожиданным, приводит к серьезному воздействию на окружающую среду или нашу личную жизнь, и после наступления, в ретроспективе, имеет рационалистическое объяснение, как если бы данное событие было ожидаемым.
Поскольку все мы – люди, то пытаемся придумать объяснение происходящему, которого иногда попросту может и не быть, но которое имеет смысл для нашего мышления. На основе анализа произошедшего события и найденного объяснения мы пытаемся предсказать подобные явления в будущем. Изучить. Возможно, чтобы лучше понимать, или сделать так, чтобы они никогда не повторились.
В шестнадцатом веке, когда была придумана эта фраза, Черный лебедь считался невозможным, несуществующим. Поэтому «теория Черного лебедя» сама по себе не имеет никакой ценности.
Однако невозможное возможно. Я – живое доказательство «теории Черного лебедя» и того, что иногда событиям нет никакого объяснения. Никакого в целом. Некоторые явления просто случаются. И, в конце концов, знание, почему это произошло, ничего не меняет. Ущерб уже нанесен.
Маверик ДеСото Шепард, 2016
Пролог
Настоящее
Маверик
Мое платье демонстрирует ложные истины. Макияж скрывает ложь. Фальшивые улыбки и нежные слова отвлекают и обманывают. Три карата на левой руке ослепляют всех, кроме меня.
Потому что мне известна правда.
Оглядываю себя с головы до ног, от идеально причесанных волос до наманикюренных пальцев, выглядывающих из открытого носка туфель. Я смотрю на себя в зеркало в полный рост, не узнавая женщину, которая взирает на меня оттуда.
Уголок ее рта опущен. Осуждение застилает необычные зеленые глаза. Печаль играет в тонких морщинках на ее лице и в слегка опущенных обнаженных плечах.
Она осуждает меня.
Она и должна.
Я – ужасный, омерзительный человек.
Меньше чем через десять минут я позволю отцу провести себя по проходу, украшенному свежими цветами и шелковыми бантами, прикрепленными по углам каждой скамьи.
Затем дойду до конца, позволив папе поцеловать меня в щеку со слезами, затуманившими его взор, и отдать меня другому мужчине.
Я возьму руку моего жениха в свою, посмотрю в его щенячьи глаза, переполненные радостью, и обручусь на всю жизнь с этим благородным верным и добрым парнем.
Пообещаю любить, уважать и лелеять его каждый день своей жизни.
Я обменяюсь клятвами в болезни и здравии перед Богом, нашей семьей и друзьями с прекрасным мужчиной из-за злобы и мести. Уловки. Гигантского «иди нах*й» человеку, которого действительно люблю, но не могу быть рядом.
Я выйду замуж за мужчину, которого искренне люблю и уважаю… но только как своего лучшего друга.
Кто так поступает?
Мерзкая, эгоистичная сука. Вот кто.
Позволяю своему взгляду скользнуть вниз по всему телу – по кружевному свадебному платью с бисером, пришитым вручную, что облегает все мои изгибы. То же самое платье, над которым рыдала моя лучшая подруга, когда я вышла из примерочной, заявив мне: «это оно».
Я выбирала не розовое или слоновую кость, не кремовое или что-то необычное, вроде серого.
Нет. Мой выбор пал на белое.
Символ чистоты.
Горький смех срывается с моих алых губ.
Я совсем не невинна. Моя душа потеряна. Сердце скованно льдом. Я – волк в овечьей шкуре, поймавший в ловушку мужчину, который мог бы заполучить любую женщину, но по какой-то причине хочет быть лишь со мной.
Зачем мне это?
Наверное, по той причине, что я мазохистка. Нужно бежать отсюда как можно дальше, но я не могу ничего сделать, кроме как идти в направлении единственного человека, которого люблю всю свою жизнь: его брата.
Единственного мужчины, с которым хочу быть на самом деле, несмотря на то, что он предал меня самым ужасным образом.
Еще есть время, Маверик. Поступи правильно.
Я должна все отменить. Сказать Кэлу, что это огромная ошибка. Признаться, что не люблю его так, как должна любить жена. Сказать ему, что все время, пока буду произносить свои клятвы, перед моими глазами будет стоять его брат. Позволить Кэлу найти настоящую любовь, потому что для меня он никогда не будет таковым.
Проклятье.
С таким же успехом я могла бы подписать свой собственный пропуск в ад. Если пройду через это, то именно там и буду гореть вечно. Уже чувствую, как пламя обмана лижет мои ноги.
Хоть раз в жизни поступи правильно, Мавс.
Снова нахожу свои глаза в зеркале. Я уже знаю, что не буду слушать тот голос в своей голове, умоляющий поступить честно. Не могу. По большей части я «заражена» возмездием, гневом и необходимостью причинить Киллиану хоть немного боли. Единственный способ все отменить – это если…
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
Пора.
Проклятье. Уже пора.
Делаю вдох, пытаясь успокоиться. Медленно выдыхаю. Отвернувшись от своих лживых глаз, я иду к двери и открываю ее после недолгого колебания, ожидая увидеть по ту сторону отца.
Но вместо седеющих волос и глубоких морщин от смеха, окружающих мягкую улыбку, меня встречает взгляд цвета темного шоколада и тонкие сердитые губы.
Он здесь.
Мое «если» прибыло.
– Киллиан? – вздыхаю я. Надежда поднимается во мне, как приливная волна. Щипаю себя украдкой за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Нет. Оглядываю обе стороны коридора и понимаю, что мы одни. – Что ты здесь делаешь?
Мужчина заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Затем он оказывается прямо передо мной, обхватив мое лицо своими огромными руками. Моя душа стонет, и я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на прикосновении, без которого, казалось, была парализована.
Это происходит.
Это действительно происходит.
Наконец-то он пришел за мной. Чуть не опоздал, но это не имеет значения.
Он здесь.
«Поцелуй меня, поцелуй меня, поцелуй меня», – беззвучно кричу я.
Не чувствуя поцелуя на своих губах, я открываю глаза. Киллиан смотрит на меня с беспокойством на лице. Мое сердце замирает. Он стоит здесь, прикасается ко мне, но нас все еще разделяет пропасть.
– Я люблю тебя, – меня тошнит от этой фразы.
Те же слова я произнесла в день его собственной свадьбы два года назад. Когда он женился на моей сестре.
Я умоляла его выбрать меня. Любить меня. Жениться на мне.
Но вместо этого он растерзал меня, взяв в жены ее.
– Не делай этого, Мелкая, – просит он напряженным голосом. – Умоляю тебя, не выходи за него.
Раньше мне нравилось это прозвище… теперь же я его ненавижу. Каждый раз, когда Киллиан произносит его, это слово напоминает мне о том, как мужчина относится ко мне.
– Брось ее, – требую я. – Скажи, что оставишь ее, и я не выйду за него.
Лицо мужчины искажается. Он закрывает глаза и тяжело опускает голову. И всегда отвечает мне тем же.
Он здесь не ради тебя, Маверик. И никогда не будет.
Вырываюсь из хватки Киллиана, отталкивая его. Сэндвич, который я съела час назад, грозит вырваться наружу.
– Убирайся, – задыхаюсь я, тыча пальцем в сторону двери.
Мужчина расправляет широкие плечи и выпрямляется во весь рост.
– Ведешь себя безрассудно и по-детски. Ты его даже не любишь.
– Пошел нах*й. Ты ни хрена не знаешь, – Киллиан ненавидит, когда я ругаюсь. Говорит, что это «не по-женски». Ну и черт с ним – с ним и его гребаным белым конем, на котором тот прискакал. «Нах*й» теперь мое любимое слово.
– Маверик…
– Не стоит, – шепчу я, готовая сорваться, хотя поклялась себе, что никогда больше не сделаю этого в его присутствии. – Если ты здесь не за тем, чтобы, наконец, признать, что женился не на той сестре, тогда проваливай.
– Подожди. Это все, о чем я прошу.
– Подождать? Чего, Киллиан? Пока ты отрастишь яйца, которые Джилли отрезала и засунула под подушку? Подождать, когда ты решишься сказать ей, что знаешь, какова я там на вкус, или что не можешь забыть о том, что кончил как никогда в жизни, когда я трахала тебя? Подождать, когда ты решишь признаться, что все, о чем можешь думать, это секс со мной, и что ты не можешь вынести даже ее вида в своей постели? Подождать, пока ее не собьет машина, чтобы ты мог быть со мной? Скажи мне… чего именно я должна ждать?
– Ты груба и раздражительна.
Мои глаза следят за его скрещенными руками. Ненавижу себя за то, что чувствую жар внизу, зная, как ощущается каждый мускул под этим смокингом. Каково его тело на вкус.
– Что ж… Видимо, критические дни виноваты в моих бешенстве и злобе.
Его чисто выбритая челюсть сжимается, а взгляд становится жестким. Он умоляет меня не выходить замуж за его брата, но это все, чего я достойна. Извинения, пустые обещания и никаких обязательств. Ничего. Как всегда.
Волна невероятной, почти изнуряющей горечи захлестывает меня, угрожая утопить в вечной печали от перспективы прожить жизнь без этого мужчины.
Я не понимаю. Не понимаю, как мы оказались здесь… в этом самом моменте. Не знаю, где «отвалились колеса» у судьбы, изменив наш курс, или почему он просто не признает, что совершил ошибку, женившись на ком-то, кто обращается с ним как с ничтожеством.
Киллиан Шепард любит меня. Всегда любил, и это не навязчивое желание сумасшедшей женщины, подпитываемое своим же собственным психическим заболеванием. Это правда. Всегда было правдой. Из-за чего его фарс, называемый браком с моей сестрой, смотрится еще более нелепо. У нее, должно быть, золотая вагина и способность изменять сознание. Наверняка. Я не встречала ведьмы сильнее, чем моя сестра Джиллиан.
– Тебе нужно уйти, – прежде чем я упаду на колени и выставлю себя еще большей дурой, чем сейчас.
Киллиан открывает рот, чтобы, несомненно, попробовать новую тактику, лишь бы заставить меня передумать, но голос моего отца звучит у него за спиной.
– Шеп, вот ты где. Тебе пора вернуться к парням.
Никто из нас не двигается. Я чувствую себя замерзшей, мертвой. Пустой.
– Готова, Сердечко?
Внутренне содрогаюсь, вспоминая, как звал меня отец в детстве. Ирония в том, что он назвал меня мальчишеским именем, при этом постоянно пытаясь превратить меня в леди. Безнадежное дело. Мне хочется, чтобы мой отец просто от меня отстал.
– Да, папа, – спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Киллиана.
«Не дай этому случиться», – умоляют они.
«Не заставляй меня выбирать», – читается в его взгляде.
«Пошел ты», – говорю я беззвучно. – «Пошел ты со своей неуместной честью».
Обращаю внимание на папину голову, выглядывающую из-за широкого тела Киллиана.
– Давай, милая, церемония скоро начнется, – как удачно. Я не смогла бы поставить более грустный спектакль, не будь он написан по моему сценарию. Ловлю радостные глаза отца, испещренные глубокими морщинами и обожанием, и улыбаюсь так ярко, как только могу, позволяя себе скорбеть внутри.
Затем обхожу Киллиана Шепарда, беру отца за руку и оставляю любимого мужчину позади, гадая, как можно разлюбить одного и полюбить другого. Я пыталась сделать это годами, но так до сих пор и не смогла.
Глава 1
Настоящее
Маверик
Я не могу дышать.
Буквально.
Здесь нет воздуха.
Пытаюсь дышать глубже, но это бесполезно. Все, что слышу – жалкое сопение и звук моего будущего, разбивающегося на куски.
Взгляд застилает тёмная пелена. Словно меня затягивает в черную дыру.
Я склоняю голову между раздвинутых ног в попытке приблизиться к полу, и молюсь, чтобы благословенная тьма наконец-то забрала меня. Это мое желание. Если он умрет, я тоже не хочу жить.
Боже.
Этого не может быть. Почему так происходит? Почему врачи не выходят? Прошло уже шесть часов.
Это ведь плохо, да?
Слабое жужжание наполняет мою голову, с каждой секундой становясь все громче.
«Ты это заслужила, Мавс», – сладко шепчет мне кто-то на ухо.
Карма – злобная сука. Ее приторный тенор прорезает непрерывный звон.
«Все из-за тебя. Ты это заслужила».
Заслужила?
Не знаю. Может быть. Вероятно, это единственный способ искупить прошлые грехи. Потерять единственного человека, который мне дорог. Начинаю безудержно рыдать, моя поза приглушает стенания.
– Маверик, успокойся, – сурово говорит мужчина рядом со мной. Он тянется к моей руке, но его прикосновение обжигает. Я отскакиваю с шипением, как раненное животное, готовое напасть.
– Эй, – говорит мужчина мягче. Ласковый, успокаивающий голос, который я слышала всю свою жизнь, громко отражается от четырех белых стен, что сдерживают хаос, страдания и разрушенные жизни. Звучит так, будто мне в уши вбивают гвозди. – Все будет в порядке. С ним все будет хорошо.
Хорошо?
Хорошо, бл*дь?
В него стреляли! Какой-то псих выстрелил в него на работе, а он говорит мне своим жутким спокойным голосом, что все будет хорошо. Как будто мне десять лет, и моя песчанка (прим. грызун) только что умерла.
Ненавижу его. Ненавижу, что он здесь, говорит, дышит, живет, а человек, которого я люблю больше всего на свете, борется, чтобы вернуться ко мне.
– Просто дыши. Медленно. А то ты сейчас упадешь в обморок.
Его рука опускается мне на плечо в успокаивающем жесте и нежно сжимает.
Я выхожу из себя.
Вскакиваю и теряю контроль.
– Не хочу, чтобы ты был здесь, – мой голос звучит спокойно, но полон яда. – Это твоя вина.
Я веду себя иррационально, но как еще реагировать, когда любовь всей моей жизни борется за жизнь по его вине? Мне нужно каким-то образом пережить сокрушающую агонию и ослабляющий страх, которые угрожают настигнуть меня. Я задыхаюсь. Медленно тону в душераздирающих мучениях, сожалениях и неправильных решениях.
У нас было очень мало времени. Недостаточно.
Его рот открывается и тут же закрывается. Не говоря ни слова, мужчина встает, хватает меня за плечи и заставляет опуститься обратно на жесткий пластиковый стул, который служит мне опорой уже много часов. Я больше ничего не чувствую. Мое тело оцепенело, как и душа. Опустившись передо мной на колени, он берет меня за руки, крепко сжимает и просто дышит вместе со мной.
Мои плечи трясутся от безмолвного ужаса и мрачных мыслей. Страдание жалит лицо крошечными укусами. Они ранят. Мне больно. Все болит. Беру свои слова обратно. Это не оцепенение. Я – огромный перекошенный клубок боли.
Прошлое обрушивается на меня, когда я пытаюсь освежить в памяти каждое прикосновение, каждое слово, каждое воспоминание. Их так много. Так много.
Наши жизни навечно переплетены. Совместное будущее уже определено. Так было со дня моего рождения.
Он не может умереть.
Мы только начали жить вместе. Так и должно было быть.
Я не могу жить без своей родственной души.
Впиваюсь глазами, полными слез, в стоящего передо мной мужчину, который любит меня очень сильно, и выплевываю ядовитые ненавистные слова. Фразы, которые не имею в виду, но не могу вернуть назад, теперь, когда они прозвучали вслух.
– Хотела бы я, чтобы на его месте оказался ты, – говорю я бессердечно.
Игнорирую боль в его глазах. Боль, вызванную моими словами. Он и так уже опустошен из-за того, как все закончилось между нами несколько недель назад, а я… добавляю ко всему этому безжалостную вспышку раздражения и истерики.
Как бы хотелось, чтобы мне было не все равно.
Я уничтожена. И не переживу, если его у меня заберут.
– Если бы это избавило тебя от боли, Маверик, то я тоже хотел бы оказаться на его месте, – тихо и искренне отвечает он.
Мужчина не двигается. Не ослабляет свою хватку, даже самую малость. Держит меня здесь, привязывая к месту, частью которого я не хочу быть.
Он не двигается, и я тоже.
Мы сидим вот так, прислонившись друг к другу, и молимся, как никогда раньше.
Глава 2
Одиннадцать с половиной месяцев назад
Маверик
Паркуюсь на пустынной тусклой стоянке, поворачиваю ключ в положение «выкл» и сижу несколько минут, собираясь с мыслями. В свете уличного фонаря я замечаю блеск обручального кольца. Вытягиваю руку и изучаю его, игнорируя французский маникюр, который пора обновить.
Оно выглядит потрясающе. Почти безупречная огранка бриллианта в три карата в форме квадрата, который окружен россыпью таких же камней, заключенных в платину. Обручальное кольцо может похвастаться еще двумя каратами округлых бриллиантов, расположенных по всей окружности.
Оно было куплено с любовью. Подарено с доверием. Но ни того, ни другого я не заслуживаю.
Смотрю на дорогую вещицу и все еще не верю, что сделала это.
Я вышла замуж.
Замуж.
За Кэла Шепарда.
Своего лучшего друга с тех пор, как научилась ходить.
И брата мужчины, с которым я действительно хочу быть.
Теперь я миссис Шепард. Какая ирония. Фамилия, которую мне всегда хотелось носить. Вот только не совсем так, как я себе представляла.
Не могу вспомнить ни одной секунды своей свадьбы после того, как я ушла от Киллиана. Не помню, как отец подвел меня к алтарю и передал жениху. Не могу вспомнить ни клятв, которые я произнесла, ни приветственных криков толпы, когда мы с Кэлом вышли из церкви. Вкус нашего свадебного торта ускользает от меня даже сейчас – две недели спустя. Аккорды нашей свадебной песни – просто белый шум. Ощущение, как мой муж двигался внутри меня в нашу первую брачную ночь, было больше похоже на то, словно это происходило с кем-то другим, пока я отстраненно наблюдала сверху.
Ситуация настолько запуталась, что я едва могу справиться с ней. Во мне происходит саморазрушение. И непонятно, как это прекратить.
Я катаюсь на эмоциональных «американских горках» уже больше двух лет. С того дня, как Киллиан Шепард женился на моей старшей сестре. В одну секунду я все еще нахожусь в шоке, а в следующую уже хочу умереть. Внешне мне приходится изображать идеальную счастливую молодую жену, но внутри меня лишь блокада, не имеющая выхода. Наверное, так называется отчаяние.
А еще я злюсь. Ужасно злюсь.
Все время.
На Киллиана. На Джилли.
На Кэла, который женился на мне, отказываясь видеть то, что находилось прямо перед его носом.
На этот богом забытый городок и жизнь, к которой я теперь прикована.
Но больше всего злюсь на себя. Почему не могу отпустить мужчину, который изливал свою любовь загадочными словами, а в итоге показал истинное лицо реальными действиями. Почему я не могу ответить на любовь парня, который ценит меня больше, чем воздух или жизнь, или свой драгоценный отреставрированный Camaro 1969 года? Если бы могла, я бы вернулась назад во времени и изменила ход вещей.
Во-первых, никогда бы не позволила себе безнадежно влюбиться в Киллиана Шепарда. В этого лжеца. Предателя.
А как же чувство вины? Боже… чувство вины. Из-за него весь этот презренный сценарий завернут в аккуратный маленький и насквозь фальшивый пакет, туго завязанный блестящим бантом позора.
Тосковать по чьему-то мужу – это одно. Но тосковать по чьему-то мужу, когда находишься замужем за его братом… В этом случае безнравственность поднимается уже на совершенно новый уровень. Однако речь идет обо мне. А я всегда находила способы обойти границы приемлемого социального поведения.
Печаль и сожаление окутывают меня со всех сторон.
Мое обручальное кольцо символизирует предательство. Двуличность. Собственное саморазрушение. Оно должно принадлежать кому-то другому. Кому угодно, только не мне.
Я люблю Кэла. Люблю. И не могу представить себе ни дня своей жизни без него. Последнее, чего мне хочется, это причинить ему боль, но не знаю, смогу ли когда-нибудь полюбить другого мужчину так же, как люблю Киллиана. Совершенная мною ошибка не принесет ничего, кроме боли любимым людям. На этот раз я зашла слишком далеко и теперь не знаю, как это исправить.
Глубоко вздыхаю, зная, что ответов не найти. Во всяком случае ни одного, с которым я хотела бы столкнуться лицом к лицу.
Перевожу взгляд на часы. Половина пятого утра. Черт, пора зайти внутрь. Иногда мне трудно притворяться, и после двух предыдущих недель сегодняшний день станет для меня настоящим испытанием и покажет, насколько хорошо я усовершенствовала свои актерские навыки, раз вернулась обратно в эту чертову дыру в штате Айова.
Дасти Фаллс.
Население – пять тысяч триста тридцать девять человек по данным последней переписи. Конечно не совсем, как Уэт Чир (прим. Деревенька в штате Айова, с населением менее семисот человек), но уже близко. Каждый знает твое имя. В особенности мое, учитывая, кем является мой отец.
Глядя в зеркало заднего вида, я приклеиваю фальшивую улыбку и проверяю ее.
– Хорошо провела время? – шучу я, наблюдая за собственной реакцией.
– Супер! – отвечаю сама себе же.
Ай. Это было ужасно. Мой голос звучит, как расстроенное пианино.
Ещё разок.
– Хорошо провела время? – повторяю снова.
– Боже мой, это было потрясающе! – говорю я своему отражению, впрыскивая в себя фальшивый энтузиазм.
«Эй, убери-ка этот акцент гламурной девицы, и пройдешь тест. С грехом пополам».
Выйдя из машины, я иду по тротуару к заливу, освещенному единственным фонарем. Тем самым, что принадлежит мне. Позволяю себе немного побродить в тишине. Вдохнув запах сладостей, я практически сразу ощущаю аромат выпечки. Чувствую гордость за то, что хоть раз жизни сделала что-то правильно. Смотрю на еще не включенную неоновую вывеску, которую спроектировала я, и улыбаюсь.
Cygne Noir Patisserie.
Пекарня «Черный Лебедь». Мое детище. Единственное утешение, в которое я могу полностью погрузиться.
– Я скучала по тебе, – шепчу я, крепко сжимая ключ в кулаке.
Открытие французской пекарни в маленьком городке, который населен людьми со скромным достатком, было огромной авантюрой, но все прошло хорошо. Гораздо лучше, чем ожидалось. Хотя Кэл, конечно, так не думал. Он всегда считал, что пекарня – именно то, что нужно в этом душном городишке.
И оказался прав.
Вижу движение внутри и качаю головой. Визгливый голос Мэри-Лу раздражает – то есть приветствует – меня в ту же секунду, как я вхожу в стеклянную дверь.
– Как все прошло?
Я бы сказала, что меня выдал щелчок замка или звон колокольчиков, бьющихся о стальную раму, но это было бы ложью. Бьюсь об заклад, Мэри-Лу пришла сюда еще до четырех утра. Пантера, ждущая в кустах своего шанса наброситься.
Больше всего я боялась именно этого. Двадцати вопросов и испытующий, понимающий ястребиный взгляд. Она будет следить за каждым движением моих пальцев, слушать каждую интонацию в моем тоне, или следить за моей рукой, когда я буду заправлять непослушную прядь волос за ухо. Она найдет все необходимые ответы лишь в моих движениях.
Девушка слишком проницательна, но, ведь… она знает правду. Всегда знала. Мэри-Лу была моей лучшей подругой с первого класса, когда я спасла ей жизнь.
По крайней мере… она так считала. Я всего лишь спасла ее длинные, до пояса, волосы от стрижки, когда Пити Маршалл сунул в них не один, не два, а целых три гигантских комка жвачки. Прямо в корни. Девочка стояла в туалете, пытаясь вырвать их вместе с пучками своих светло-рыжих волос, когда я взяла ее за руку и отвела в столовую, попросив у буфетчицы немного арахисового масла. Через полчаса, и на несколько сотен прядей светлее, Мэри-Лу была избавлена от жвачки. От нее несколько дней несло арахисом, сколько бы она ни мыла голову, но, по крайней мере, девушка сохранила свои прекрасные локоны. Те, что у нее есть и по сей день. Точно такие же, как и в первом классе. Мэри-Лу определенно пора сменить образ.
– Ого, девушка даже не может выпить чашечку кофе до начала допроса? – отвечаю ей, с размаху бросая ключи на стойку. Наверное, я еще не совсем готова нацепить на себя фальшивую улыбку.
– Вот, – Мэри-Лу предлагает мне дымящуюся черную чашу «жизни и хороших манер».
– Лижешь задницу босса? – смотрю на нее поверх кружки и делаю большой глоток горячего сладкого напитка. На вкус как чашка сахара с ароматом кофе. Именно так, как мне нравится. Боже, как же я скучала по этому месту.
Она фыркает.
– Не люблю вкус чьего-то зада во рту.
Я смеюсь. Последние две недели мне не хватало болтовни с Мэри-Лу Джеймс. Потому-то мы и друзья.
– Ну..? Так как оно?
– Что именно ты подразумеваешь под словом «оно»? – спрашиваю я, пытаясь выиграть время. Два дня назад мы с Кэлом вернулись из нашего двухнедельного путешествия по живописному острову Каливигни, недалеко от побережья Гренады. Райский уголок. Мне бы стоило побольше наслаждаться нашим роскошным и полностью укомплектованным персоналом домом, прекрасным песчаным пляжем и непревзойденными закатами. Но этого не произошло.
В груди все сжимается. Именно такой медовый месяц я представляла себе с Киллианом.
– Ну, я не имею ввиду вид с твоего балкона.
– А почему бы и нет? Он был впечатляющим, – делаю еще глоток и жду, когда подруга заглотнет наживку.
– В этот вид входила голая задница твоего мужа? – спрашивает она, поигрывая своими округлыми бровями.
– Возможно, – поддразниваю я.
– А фотки есть? – ее голос поднимается на октаву выше. Я смеюсь еще громче.
– Возможно, – точно есть.
– Вот черт, – Мэри-Лу обмахивается обеими руками, и меня начинает трясти от смеха. У нее с девятого класса было какое-то нездоровое увлечение пятой точкой Кэла. С тех пор, как в один пятничный вечер мимо нас проехала машина с тремя парнями, один из которых засветил свой голый зад в окне авто. Я все время повторяла ей, что это был не Кэл, а Дэвид Брандт. Кэл в тот момент сидел за рулем, но что бы я ни говорила, Мэри-Лу не слушает.
– Кажется, у меня только что был мини-оргазм. Серьезно.
– Я в шоке! – восклицаю я, а затем комкаю бумажную салфетку и бросаю в нее. – Вообще-то, это мой муж!
– Эй, что поделать, если ты вышла замуж за охрененного мужика. И вообще я впервые слышу от тебя собственнические нотки по отношению к Кэлу. Наверняка, секс с ним был более чем просто хорош, а?
– Индус Матрос, сучка, – я могу использовать слово «бл*дь» как знак препинания, но, если произношу имя божье всуе, вкус лавы волшебным образом появляется у меня во рту. Клянусь. Видимо, это побочный эффект моего детства.
– Бесит, когда ты так говоришь. Вроде уже взрослая женщина…
– Ну… а меня бесит твое лицо.
Мэри-Лу широко улыбается, демонстрируя два слегка кривоватых передних зуба.
– Отстой, Мавс. Ты могла бы ответить и лучше.
Плюхаюсь на деревянный табурет за стойкой.
– Да знаю я. Просто устала. Я не вставала так рано уже две недели.
– Точно, ты ведь находилась в сексуальной коме целых четырнадцать дней.
Это не совсем так, но я не поправляю ее. И так уже чувствую себя виноватой. Верите или нет, пока мы с Кэлом «играли» в любовь, то не спали вместе до того, как поженились. Дело не в том, что я старомодна или тянула до последнего, пытаясь спасти свою честь, потому что определенно не была девственницей. Просто мне не хотелось пересекать с ним эту черту, чтобы не причинять тем самым еще больше боли, если вдруг откажусь идти к алтарю. И это было так… странно – заниматься сексом со своим лучшим другом. Парнем, который тайком проносил жаб через открытое окно моей спальни ночью, лишь бы напугать меня. Но, к счастью, Кэл, как и всегда, оказался понимающим. Он заверил меня, что у нас будет целая жизнь, чтобы узнать друг друга подобным образом.
В добавок ко всему, наш брак держался на честном слове, ведь мы поженились всего через шесть недель после помолвки. Я не хотела ничего особенного и уж точно не хотела долгой, затянувшейся помолвки. Хотя, если бы я это сделала, то, возможно, пришла бы в себя, пока не стало слишком поздно.
– Это все, о чем ты думаешь? Секс? – спрашиваю я.
– Говорит мне женщина, которую, вероятно, трахали день и ночь с тех пор, как она уехала. Будь я на твоем месте, то не позволила бы этому пирожочку встать с постели, даже чтобы поесть. Ну… кроме тех случаев, когда он захотел бы попробовать мою…
– Так, ладно, – останавливаю подругу, пока ее не занесло еще больше. Затем меняю тему, не желая погружаться в свой, притянутый за уши, медовый месяц, во всяком случае, в сексуальном плане. – А как прошла ваша ночь в стиле «Пятьдесят оттенков»? – спрашиваю я, искренне интересуясь, действительно ли она позволила своему мужу, Ларри, выпороть себя плеткой, которую заказала онлайн в секс-шопе.
И судя по румянцу, который вижу на лице Мэри-Лу даже при тусклом освещении, я бы сказала, что она не только позволила себя выпороть, но ей еще и понравилось.
– Ну ты и шлюха.
– Эй, не говори, пока не попробуешь, – смеется она, швыряя в меня салфеткой, от которой я успешно уворачиваюсь.
– И чем же вы еще занимались?
Плечи Мэри-Лу быстро поднимаются и опускаются. Слишком быстро.
– Ну давай же, – хнычу я. – Не заставляй меня сидеть и выдумывать, – когда девушка прикусывает губу и отводит взгляд, я не могу устоять. – Зажимы для сосков? Или, может, анальные шарики? – ее глаза вспыхивают, когда упоминаю второе. – Серьёзно? Анальные шарики? – я практически кричу в неверии.
Мэри-Лу Джеймс всегда была приличной девушкой, и до тех пор, пока я не напоила ее, вынудив посмотреть со мной «Пятьдесят оттенков серого» в прошлом месяце, она никогда не подвергалась чему-либо, кроме ванильного секса.
– За две недели ты перешла от миссионерской позы и ванильной ерунды к флоггерам и анальным шарикам? Какого хрена, Мэри-Лу? Скажи еще, что заказала секс-качели, – ее взгляд начинает бегать. Движение быстрое, но все же я его замечаю. – О, черт. Просто перестань. Не хочу ничего знать.
Возможно, я забыла упомянуть, но Ларри является моим кузеном, и он мне как брат. Размышляя об этом, понимаю, что не стоило задавать такие вопросы.
Так что поднимаюсь и направляюсь через вращающиеся двери на кухню. У меня есть все, что нужно, чтобы начать шоколадные круассаны, которые у нас продаются лучше всего. Мэри-Лу уже приготовила две партии бриошей, и я чувствую запах багетов, которые мы будем использовать для панини на обед.
– С Наполеонами и яблочными пирогами покончено. Абрикосы не поступали, поэтому я договорилась с органической фермой в Гринвуде, и они продали мне двенадцать ведер крыжовника.
– Неужели? Последние три месяца мы пытались договориться с ними о приемлемых ценах. Но они уперлись рогом.
– Ну, оказалось, что сестра босса Ларри, Пэтти О'Ши, замужем за сыном подружки хозяина, Бертом Лиландом. Она не взяла его фамилию, поэтому мы никогда не предполагали эту связь.
Я хихикаю. Вот она – сельская Айова.
– Что ж. Рада, что у нас все получилось. Конечно мне хотелось бы покупать ингредиенты в основном здесь, если это возможно. Ну и как ягода на вкус?
Мэри-Лу перестает наполнять кофейный фильтр нашим ароматом дня, который пахнет как шоколадка Сникерс, и смотрит на меня.
– Скажу, если ты расскажешь, как прошел твой медовый месяц. И на этот раз никакого вранья. Не думай, что я не знаю, чем ты там занималась, используя свою тактику отвлечения.
Уголок моего рта изгибается в улыбке.
– Знаешь, я ведь могу попробовать сама. Так что просто ответь на мой вопрос.
