Текст книги "Коварные умы (ЛП)"
Автор книги: К. Ф. Жермэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– В смысле, ты хочешь сказать что-то обидное?
Он покачал головой, его глаза были крепко зажмурены.
– Нет. Боже, ты снова передёргиваешь мои слова. – Грей наконец повернул ко мне голову, и я позволила полотенцу упасть на пол. Он пробежался глазами по моему влажному телу и протяжно вздохнул. – В общем, мы можем поесть или пойти в мою спальню. Я выбираю последнее, ну, ты знаешь.
Я подняла полотенце и шлёпнула им по его заднице.
– Ну, мне приятно знать, что я произвожу на тебя такой эффект, даже если я и не супермодель, – дразнила я его, оборачивая полотенце вокруг тела.
Когда Грей услышал мои слова, его глаза потемнели.
– Сидни Портер, ты красавица. Ты идеальна. Перестань напрашиваться на комплименты.
Драматично разинув рот, я толкнула его обратно на сиденье унитаза.
– Грей Питерс. – Передразнила его я. – Я не напрашивалась на комплименты. – Я оседлала его, и он обнял меня за талию. – Я приму конструктивную критику. То есть взгляни на себя. Мне больно это говорить, но ты словно полубог, с важным видом расхаживающий по кампусу. Конечно, я буду немного комплексовать.
Он наклонился и поцеловал кончик моего носа.
– Единственный мой тебе совет – всегда носи ту мешковатую одежду и уродливые бейсболки. – Я ударила его по руке, и он ухмыльнулся. – Тогда я буду единственным, кто знает, какая сексуальная женщина скрывается под ними. И не беспокойся. В конечном счёте, я закончу с футболом и отращу пивное пузо как у отца. Вот увидишь.
Мою голову сунули в духовку? Потому что моё лицо начало поджариваться.
Грей намекал на наше совместное будущее?
– Нет, не увижу. – Я наклонилась ближе и провела губами по его шее. – Потому что позабочусь о том, чтобы ты тренировался каждую ночь. – Он схватил меня за попу и сжал её, издав тихий стон. – Может быть, даже с удвоенной нагрузкой, дважды в день.
Грей запустил руки под моё полотенце, проводя пальцами по моей влажной опухшей коже. Самонадеянно улыбаясь мне, он произнес:
– Удвоенная нагрузка дважды в день, значит? По моим подсчётам, мы готовы ко второму раунду.
– Только если будешь называть меня Тренер Сэмюельс, – прошептала настолько соблазнительно, насколько смогла, я ему на ухо, похожее на спутниковую тарелку. Я едва успела закончить предложение, как начала хохотать.
– Си-и-и-идни-и-и-и, – зарычал он, поднимая меня со своих промокших спортивных штанов. На его лице отразилось отвращение, но оно быстро сменилось озорной ухмылкой. – Пойдём, Тренер.
– Чур, моя сторона у стены, – крикнула я, подбегая к кровати Грея. Мне нравилось ночами лежать, прислонившись к прохладной стене. Когда рванула мимо него, Грей схватил меня за талию и начал щекотать, пока я не стала визжать, чтобы он прекратил.
– Можешь занимать любую сторону, какую пожелаешь, Зловещая. – Он разделся и шлёпнулся рядом со мной, натянув на нас покрывало.
Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась под ним. В этот раз все было по-другому.
Он заставил меня почувствовать себя хрупкой, когда медленно двигался внутри меня. Грей опирался на локти, которые поставил с двух сторон от моей головы, и смотрел мне в глаза с каждым нежным толчком. Убирая влажные волосы с моего лица, он прокладывал дорожку из поцелуев вдоль моего лба и щек.
Этот раз не был поспешным. Он был медленным и нежным. Грей без устали шептал мне интимные вещи на ушко.
Он говорил, что я самое прекрасное создание, которое он видел в жизни. Говорил, что мои губы сладкие и вызывают привыкание. Сказал, что хотел меня с первого дня нашей встречи, и его желание никогда не утихало. В ответ я стонала под ним. В конце концов, он приподнял мои бёдра, толкаясь в меня как раз под нужным углом, пока я не упала через край. Вскоре после этого, Грей сделал несколько порывистых неглубоких вдохов, и с последним его тело расслабилось на моем.
На несколько секунд его голова оставалась на моей груди, его ухо было прижато к моей коже. Моё сердце так сильно колотилось, что я думала, его голова будет подпрыгивать вверх и вниз, но он обнял меня, просунув руки мне под спину, и ещё сильнее прижал ухо.
– Ты должна записать свое сердцебиение, – прошептал он так тихо, что у меня было чувство, будто я слышала его голос в своей голове. – Ты могла бы использовать его в одном из своих миксов. Звук такой ритмичный и возбуждающий. Я вообще не хочу поднимать голову.
Запустив пальцы в его запутавшиеся волосы, я не могла побороть улыбку. Этот момент был прекрасным. Я привыкла к нормальным и хорошим, но не привыкла к прекрасным.
– Я подумаю об этом, но когда-нибудь тебе всё же придётся поднять голову, потому что твоя огромная башка давит мне на лёгкие.
Он засмеялся и поцеловал мою грудь, а потом соскользнул с меня и перевернулся на живот рядом со мной. Зевнув, он сунул руки под подушку и наблюдал за мной, пока я пялилась в потолок.
– Ты придёшь на мою игру в субботу?
– Не знаю. – Раньше я бы никогда не стала над этим раздумывать, но этот чувствительный орган в моей груди колотился сильнее, чем когда-либо прежде, и всё по вине Грея. – Ходить на игры кажется очень... официальным.
– Знаю, – ответил он, спрятав в подушку свою улыбку взволнованного мальчишки. – Но я хочу, чтобы ты была там. Приведи подругу.
Повернувшись к нему, я спрятала в подушку свою улыбку взволнованной девчонки.
– Думаю, я могла бы заглянуть, но придётся идти одной. Мои друзья не особо любят футбол, кроме, может быть, Элисон.
От мыслей об Элисон у меня скрутило живот, и улыбка спала с моего лица. Ей было больно от моих необдуманных слов. Я могла лишь предполагать, что она знала, это были мои слова, Сандэй Лэйн.
Грей достал руку из-под подушки и притянул меня к своей груди.
– Что не так, Сидни?
Я уставилась на его сильную челюсть и твёрдую грудь. Он был прекрасно сложен, и в его объятиях было восхитительно, но даже это не могло унять моей вины.
– Ничего. Просто думаю об Элисон. Джек был, правда, расстроен.
Я прикрыла глаза, пытаясь разработать план, что было практически невозможно, когда моё тело окружали две сотни фунтов мышц.
– Всё будет хорошо. Я поговорю с Кэтрин, – сказал он, поднимая мою ушибленную руку, чтобы поцеловать костяшки моих пальцев. – Проясню ей ситуацию.
– Нет, – резко сказала я, по мне пробежала волна страха. – Не говори с Кэтрин. Я сама с ней поговорю. Это девичьи дела. Не беспокойся об этом.
Он нахмурил брови, услышав безотлагательность в моем голосе.
– Когда ты так хмуришься, выглядишь как старик. – Подняв руку, я разгладила его брови. – Ты знаешь, что я отлично могу сама постоять за себя, но я ценю твоё предложение.
– Знаю, Сидни. Я ничего ей не скажу. – Соскользнув с кровати, он подошёл к своему столу и включил настольную лампу. – Держи, твои любимые, – дразнил он, вытащив банку «Принглс» из ящика стола.
Сев, я завернулась в простыни и протянула руки.
– Давай, давай сюда.
Грей бросил банку, и я с хлопком открыла её.
– Это намно-о-го лучше, чем тот стейк, который ты обещал мне на ужин. – Я сунула три чипсины в рот. – Хотя, хотела бы я, чтобы у тебя были мармеладные мишки, – пробормотала я с полным ртом непрожёванных чипсов. Это было очень сексуально. Поверьте.
Грей запрыгнул в постель и выкрал банку из моих перепачканных сыром пальцев.
– Для моей девушки всё самое лучшее, но я не купаюсь в деньгах, золотоискательница. Мармеладные мишки для нашего второго свидания.
Я перестала жевать, переваривая то, что он только что сказал. Моей девушки. Грей заметил моё ошеломлённое выражение лица и сунул чипсину в мой раскрытый рот.
– Всё верно, Зловещая, моей девушки. Не парься. Я все свои завоевания называю моя девушка. А теперь жуй.
Я в шутку ударила его в живот, и, согласно указаниям, начала жевать наконец хорошенько осматриваясь в комнате Грея. Я впервые была здесь, не чувствуя адского похмелья. На стенах висели абстрактные картины, и мои мысли вернулись к первому курсу.
– Ты это нарисовал? – спросила я, указывая на стену с противоположной стороны кровати.
– Хотел бы я, – ответил он, заправляя мои волосы за ухо. – Это живопись стиля «колор филд». Ну, знаешь, абстрактный экспрессионизм. Это старые копии картин моего дедушки пятидесятых годов. Вот эта. – Он повернулся и показал на ту, которая походила на мишень с глазом быка. Она была простой, и на ней были различные завитки чёрных, белых, красных и синих колец. – Это копия Кеннета Ноланда Beginning.
– Красиво. Похожа на патриотическую виниловую пластинку, – сказала я, и он рассмеялся. – Beginning31, да?
– Эта картина одна из причин, почему я выбрал Историю искусств своей основной специальностью. Ну, на самом деле, дедуля был основной причиной. Когда он уволился, стал таким утонченным, но сам он говорил, что это были лучшие годы его жизни.
Я попыталась перебороть своё удивление, но не справилась с этой задачей.
– История искусств?
– Ага, – ответил он, словно я уже должна была об этом знать. А, может, я и должна была. Он намекал на это на первом курсе. – Я имел обыкновение проводить лето в домике дедушки и рисовать вместе с ним. У него в доме была эта копия, я часами на неё смотрел. – Он со слезами на глазах посмотрел на картину, и я ощутила, как у меня неприятно сжалось в груди.
– В любом случае, я обычно рисую масляной пастелью. Если бы ты встретила меня в кампусе, то заметила бы, что у меня все пальцы в пятнах краски, но, полагаю, наши пути никогда не пересекались. – Он несколько раз моргнул, и я притворилась, что не заметила.
– Кто бы мог подумать, что Грей Питерс оказался творческой натурой? – сказала я, старясь разрядить атмосферу.
Было очевидно, что дедушка был очень важен для него, и я знала, каково это – терять того, кого любишь.
– Ага, ну, я никогда не заработаю на этом много денег. – Он взял бутылку воды с прикроватной тумбочки и вручил её мне. – Но это то, что я люблю. Уверен, тебе знакомо это чувство, диджей, – пошутил он, и я улыбнулась, делая глоток. – И что это за жизнь, если ты не можешь делать то, что любишь или быть с теми... – Он замолчал и прочистил горло, но ему не обязательно было заканчивать предложение. Непроизнесённые им слова о чувствах стучали в моих ушах.
Беги, Сидни, он лишь разрушит тебя снова. Это было моей первой мыслью. Но когда он крепко прижал меня к своему боку, моя защитная стена начала рассыпаться на кусочки, и я удивилась, что мне совсем не захотелось схватить кирпичи с цементом и начать отчаянно восстанавливать её. Наоборот, я встретила машину для сноса зданий с распростёртыми объятиями.
Глава 3 4
Я запаниковал, когда проснулся без Сидни.
Примерно минуту я лежал в кровати, сжимая руки в кулаках, гадая, что же произошло. Вчерашний день был таким прекрасным. Что я сделал не так? Возможно, зря я не удержал язык за зубами и почти поклялся ей в вечной любви. И теперь она напугана до смерти.
Когда я вошёл в столовую, Фернандо и Ченс сидели за столом, перед ними стояли тарелки, они попивали кофе и болтали, как гости какого-то утреннего ток-шоу.
Ченс понимающе улыбнулся мне и кивнул головой в сторону раскачивающихся кухонных дверей.
– Она не слиняла, – сказал он с ухмылкой. – Она на кухне.
– Я знаю, – солгал я, двинулся мимо стола и вошёл в двери.
Сидни была у плиты, напевала под бит, играющий у неё в голове, её спутанные волосы были подняты в большой пучок, и она была одета в мою футболку и мои боксёры.
Я прислонился к стойке и стал наблюдать за ней. Она ещё не заметила меня. Слишком погруженная в свой собственный мир, она пританцовывала и бросала измельчённый рокет-дог в яичницу, которую готовила. Она была красива, и я всё думал о том, как мы дошли от смертельных угроз до того, что оказались в объятиях друг друга прошлой ночью.
Но её слова все продолжали преследовать меня. Я чётко и ясно услышал её: «больше никакой лжи». Как бы сильно я ни пытался, не мог избавиться от кома в горле. Если у нас была хоть малейшая надежда на будущее, придётся во всем признаться и умолять о прощении, ползая у неё в ногах. А я определённо хотел будущего с Сидни.
Когда она наконец обернулась, я ожидал, что она испугается и завизжит. Вместо этого она продолжила танцевать под свой бит, подскочила ко мне и прижала мои руки к своим бёдрам.
– Потанцуй со мной, – попросила она, и я покачал головой.
– Ещё слишком рано, детка.
Она скорчила жалостливую рожицу и потерлась бёдрами о мою ногу.
– Ты бы хотел, чтобы я была выше, Грей? Тогда я бы не чувствовала себя такой чихуахуа рядом с немецким догом. – Она рассмеялась и указала на свои бёдра, которые доставали мне только лишь до середины бедра.
Схватив Сидни за талию, я поднял её и посадил на стойку напротив.
– Мне нравится, что ты ростом четыре фута32, а твои руки сумасшедшей длины. Ты словно маленькая обезьянка. – Я уткнулся ей в грудь, а она дала мне подзатыльник.
Когда я, смеясь, отстранился, она положила руки на бёдра.
– Мой рост пять футов33. Это приличный рост, и у меня пропорциональные руки. – Она вытянула их вперед, внимательно рассматривая. – Видишь?
Я кивнул и запечатлел у неё на лбу целомудренный поцелуй.
– Я думаю, ты идеальна. Маленький рост – это благословение, а не проклятие. Подумай обо всех шкафах, внутри которых ты можешь спрятаться. Если ли бы это был фильм ужаса, я бы умер первым.
Она смотрела мимо меня, глубоко задумавшись.
– Нет, первым будет Фернандо. Потом ты. Но мы с Ченсом спрячемся в кладовке, пока убийца будет рыскать по дому, ища нас. И будучи двумя последними людьми на земле, мы начнём быстро размножаться, чтобы я смогла продолжить человеческий род.
Я неодобрительно зарычал.
– Потом убийца найдет Ченса, и, потому что я такая крошечная, я вылезу через люк в подвале кладовки. К несчастью, Ченс не сможет пролезть. Последнее, что я увижу, будет голова Ченса, которая катится по грунтовому полу, и последнее, что услышу, будут раздраженные крики убийцы, когда он поймет, что его победила МАЛЕНЬКАЯ ОБЕЗЬЯНКА, – крикнула она мне в лицо, рассмеявшись в конце.
Я собирался наброситься на неё, когда она взвизгнула и оттолкнула меня в сторону.
– Чёрт, забыла о еде. – Она подбежала к плите и начала быстро перемешивать нечто почти сгоревшее.
– Рокет-доги и яйца? – Она повернулась, показывая мне сковородку. – Должна убедиться, что Фернандо поест и сможет защищать тебя на поле в субботу.
Стоя позади, я приобнял её за талию.
– Ты всегда заботишься обо мне. – Я поцеловал её в макушку. – Спасибо. – Я провёл руками вверх по её футболке, когда услышал крики парней из гостиной.
– Уже готово? – орали они, когда она выключила плиту.
– Чувак, а они ворчуны, – нараспев произнесла Сидни, вручая мне сковороду.
Когда она налила себе кофе, мы направились в гостиную, где парни пускали слюни на свои тарелки. Сидни села за стол напротив меня. Мы строили друг другу глазки, обмениваясь игривыми улыбками. Вытянув ногу, я провёл ей по её ноге, но не помнил, чтоб её нога была волосатой.
– Хочешь поразвлечься со мной, Питерс? – Ченс покачал головой и потёр мою ногу в ответ. – Не уверен, что я в твоем вкусе.
Сидни прыснула со смеху, и вскоре я присоединился к ней.
Взяв яйцо с тарелки, она посмотрела на меня.
– В десять у меня Геология, но в час я освобожусь. У тебя есть занятия днем?
Подождите, неужели я только что обнаружил у Зловещей интерес к моему расписанию. Да, так и есть.
– Да, – сказал я, наконец найдя её ногу под столом. – Но ты идёшь на занятие вместе со мной.
Я легонько потёр её икру, и она нахмурилась.
– Меньше всего мне хочется торчать в кампусе, когда у меня свободный день.
– Тебе понравится этот класс, – ответил я, хитро подмигивая ей. – Или у тебя есть дела поважнее? Может быть, сжечь дотла здание Каппы Дельты? Написать баллончиком 666 на стене здания, где преподают Религиозное обучение? Обычные дела плохих девчонок.
Она улыбнулась, кровь прилила к её щекам, а затем посмотрела на Ченса и Фернандо.
– Теперь, когда ты разрушил мои планы, думаю, смогу пережить час Коррекционного английского.
Я улыбнулся и направил вилку в её сторону.
– Ты ещё ничего не знаешь, Зловещая.
В половину первого Сидни, ослепительно улыбаясь, выскочила из общаги и побежала к моей машине. Она была в обтягивающих джинсах и серой толстовке с капюшоном, её длинные волосы были убраны назад в низкий хвост, и на ней была та бейсболка, на которой спереди было изображено расчленённое животное. Даже выглядя словно мальчишка-подросток, она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел (забудьте о том, что я сказал в начале).
Заметив толпу футбольных фанаток, которые остановились у моей машины, она накинула капюшон поверх своей бейсболки, словно на неё собирались наброситься папарацци. Тогда как любая другая девчонка бы еле ползла, чтобы собрать как можно больше завистливых взглядов, Сидни бежала, словно только что ограбила банк, и я был её водителем для отступления. Она даже дважды ударила по панели автомобиля, прежде чем запрыгнуть на сидение.
– Готова? – спросил я, а её взгляд кричал мне, чтобы я уже наконец ехал. – Я всё ещё прогреваю машину, – дразнил я её, наблюдая, как группа слоняющихся поблизости девушек всё увеличивалась. – Иногда ей требуется несколько минут на холостом ходу, чтобы двигатель завёлся. Ещё мне нужно включить хорошую музыку и я всё ещё ищу радиост...
– Грей, – огрызнулась она, сурово взглянув на меня, и я усмехнулся себе под нос. – Шевелись.
Вскоре мы оставили кампус позади и поехали через город к Средней школе Макартура. Школа плохо финансировалась, и там недавно сократили программы по искусству, поэтому, когда я вызвался преподавать на добровольных началах, они тут же выделили мне парковочное место. Кроме того, мне засчитали это как практику.
– Что это за урок? – спросила она, наконец сняв свой капюшон. Вероятно, мы достаточно далеко отъехали от колледжа, и теперь она не боялась, что её могут увидеть со мной.
– Это сюрприз, Зловещая.
Когда я проезжал бедный квартал, она смотрела в окно на ветхие дома и запущенные многоквартирные комплексы.
– Ты везёшь меня на встречу со своим наркодиллером?– пошутила она, глядя вдоль неотремонтированных улиц. – Я знала, что ты на стероидах.
Когда я заметил двух детей, катающихся на скейтборде на пустыре рядом со школой, остановился и опустил окно машины.
– Идите в класс! – крикнул я, и глаза Сидни практически выскочили из орбит.
– Что за фигня, дедуля Питерс? – Она засмеялась и посмотрела на детей в зеркало дальнего вида. – Хочешь их хорошенько припугнуть? Не работаешь, а водишь машину, которая стоит дороже, чем их дома, ты, богатый придурок.
Смеясь, я повернул на парковку напротив школы. Сидни подозрительно взглянула на меня, но вышла из машины и стала ждать, пока я достану из багажника портфель с холстами и ящик для снастей.
– Мы идём на рыбалку? – пошутила она, и я взял её за руку, ведя вверх по лестнице.
Вскоре я вёл её по школьному коридору с потрескавшимся линолеумом в комнату отдыха. Она замерла в дверях, когда увидела мольберты, расставленные полукругом, и низкую деревянную сцену в центре.
– Это… похоже на ловушку. – Она развернулась, чтобы сбежать, но мои шестиклассники потоком хлынули внутрь, блокируя ей путь к отступлению.
Глава 3 5
Что он делает со мной?
Он даёт уроки рисования? Кто этот человек?
Когда толпа неумытых детей с ангельскими личиками вошла в двери, моё сердце остановилось. Они все, ослепительно улыбаясь, смотрели на Грея, и один за другим поднимали свои огромные альбомы для рисования для его одобрения.
– Привет, мистер Питерс, – завизжала пухленькая девочка, на которой был оранжевый ободок для волос и футболка с Джастином Бибером.
– Добрый день, Риа, – ответил он, неожиданно перейдя на учительский тон, и я с трудом сдержалась, чтобы не покачать головой в крайнем изумлении. – Это любимый исполнитель мисс Портер. – Он указал на её футболку, и в глазах девочки вспыхнула Бибер-лихорадка.
– Какая у тебя любимая песня? – спросила она, дернув меня за руку. Я напрягла мозги, пока Грей хохотал в дверном проёме.
– Ну, ты знаешь, та, которая о девушке, сердце и любви. – Она кивнула, словно я только что не гнала пургу, чтобы выйти из ситуации. Для дополнительного эффекта я сложила пальцы в форме сердца и двигала ими, словно оно билось у моей груди. Да, я видела клип. Не судите меня!
– Моя тоже, – сказала она, хихикая, пока шла к мольберту. – Поговорим после занятия, – заверила она меня, и я медленно кивнула ей.
Грей оставался в дверях, давая пять каждому милому, прыщавому ребенку, который входил в комнату. Два скейтбордиста ворвались внутрь, и Грей в шутку треснул им подзатыльник, а они оба захохотали, подбегая к ряду мольбертов.
Очень скоро комната была полна, и мои уши насиловали звуки мышиных писков девочек и отвратительной отрыжки мальчиков. Грей взял меня за руку и повёл к сцене, показывая жестом, чтобы я села.
– Добрый день, дети, это Сидни и...
– Она новая ученица? – спросил один из скейтеров высоким ломающимся голосом. – Наверное, её перевели из Дармера? Тебя перевели из Дармера?
Покачав головой, я опустила взгляд на свою толстовку, джинсы и конверсы. Я выглядела так, что могла бы отлично вписаться в компанию этих буйных панков.
– Нет, Джуд, Сидни сегодня будет вам позировать, – сказал Грей, сдерживая смех.
Ребята сбоку обменялись восторженными взглядами, и Грей быстро добавил:
– В своей одежде, Патрик и Луис. – Он поднёс к глазам два пальца и затем повернул их в сторону мальчишек, словно говоря «я смотрю за вами», на что те захихикали со своих мест.
– Сегодня у нас любимая тема Патрика, – начал Грей, посылая Патрику улыбку. – Чувства.
Дети засмеялись, а Патрик покраснел.
– Вы все рассматривали картину «Мона Лиза» и видели у неё на лице эту ухмылку, словно она только что пёрднула. – Дети разразились воплями и хохотом, а Грей улыбнулся мне. – Но что было важнее, чем её бледное лицо и дразнящий взгляд, то, что обсуждается на протяжении веков – о чём же она думала. Что скрывалось за той улыбкой? Была ли она недовольна? Думала ли она, «я не могу дождаться, когда закончится урок, чтобы я смогла втягивать «Пепси» носом, чтобы впечатлить девочек».
Все дети смеялись и показывали пальцами на Патрика и Луиса. Я тоже невольно рассмеялась.
– Что чувствовала Мона Лиза, часами сидя в той душной студии, пока Леонардо Ди Каприо рисовал её?
– Леонардо да Винчи, – застонал класс в унисон, и Грей возвёл руки к потолку, как гордый дирижёр.
– Так значит, вы слушали лекцию на прошлой неделе, – дразнил их Грей, в то время как над мольбертом взмыла рука. – Да, Паркер.
Маленький мальчик в очках в роговой оправе вытянул шею, чтобы увидеть меня.
– Как мы должны узнать, что она чувствует? То есть она кажется сердитой, как моя мама утром до того, как выпьет кофе. – Он потёр лоб своей жирной маленькой ручонкой. – Но она выглядит старше моей мамы. Моей маме тридцать восемь.
Патрику лучше быть настороже, когда прозвенит звонок.
– Она вам расскажет, – ответил Грей, сдерживая смех. – Сидни расскажет вам историю, а вы выплеснете на лист чувства, которые она вызовет. Используйте формы, углы и любые цвета, которые пожелаете, но цель этого задания – отразить эмоцию на бумаге. – Он повернулся ко мне и кивнул. – Вперёд, Сидни.
Я покачала головой, но он проигнорировал меня и двинулся в конец комнаты за своих студентов. Я могла чувствовать на своём лице взгляды всех детей и сгорала изнутри.
Боже, что он делает?
Мне пришла в голову мысль схватить телефон и вызвать такси, но когда я услышала, как дети прочищают свои маленькие горлышки и увидела волнение в их взглядах, потерпела неудачу.
Рассказать им историю? Типа сказку на ночь? Пугающую историю, которую рассказывают, сидя у костра? Когда смотрела вдоль их маленьких стоп, мой взгляд остановился на паре разбитых теннисных туфель. Каблуки были стёрты от долгой носки, резинка треснула по бокам. Тут же я подумала о лете. Я никогда не рассказывала о тех событиях, но если они хотели эмоций, я дам им их с избытком.
– Вы, ребята, любите лето?
Все как один кивнули. Ещё бы, кто же не любит лето.
– Ну, лето всегда было моим любимым временем года. В школе было скучно и если бы мне пришлось выслушать ещё одну лекцию о спряжении глаголов, я бы съехала на велике с ближайшей скалы.
Пара студентов засмеялась, и я украдкой взглянула на Грея, чтобы убедиться, что могу говорить подобное. Он показал мне большие пальцы и начал ходить взад-вперед, когда дети схватили масляные краски и приступили к работе.
– Раньше я могла кататься на велике весь день напролёт и делать трюки со скамеек в парке. За лето я изнашивала не меньше двух пар конверсов, потому что использовала их как самодельные тормоза, пока на каблуках не стиралась кожа. – Я вытянула ноги, чтобы продемонстрировать им свою обувь.
– Но самой моей любимой частью лета было время, когда я навещала моего папу. Мои родители разошлись, когда мне было семь, и я обычно проводила лето у папы. Он жил в крошечном городке лесорубов на побережье и возил в грузовике лесозаготовки, чтобы сводить концы с концами.
Я сняла бордовую бейсболку, чтобы они смогли рассмотреть её, и несколько детей выхватили бордовую краску из своих коробок.
– Но настоящей страстью отца была музыка. Мама всегда считала, что музыка была лишней тратой времени, поэтому, когда папа подарил мне подержанный синтезатор Casio CT-101, я подумала, что надо мной разверзлись небеса. – Сняв свою толстовку, я показала свою татуировку-пианино, чтобы им было видно. – Тогда мне было одиннадцать, и мы часами торчали за этой штукой, сочиняя песни, пока мой младший брат Джек танцевал брейк-данс позади нас.
Грей рассмеялся и склонил голову к одному из детей, показывая на что-то у него на бумаге.
– Джек был в этом не очень-то хорош, – добавила я. – У него всегда лучше получался балет.
Дети захохотали, и я засмеялась вместе с ними.
– Короче, папа обычно приходил с работы потный и вонючий от долгого нахождения в грузовике, он садился рядом со мной за стол и мы творили.
Я постучала пальцами по клавишам.
– Он сочинял стихи, а я стучала по клавишам, пока музыка не начинала подходить к словам. А потом папа брал свою гитару. А Джек брал кастрюли с кухни и бил ими друг о друга.
Я почувствовала, как глаза начало жечь от слёз, и подняла взгляд в потолок, сморгнув их обратно.
– Именно тогда я поняла, что не обязательно иметь много денег, чтобы сделать нечто волшебное.
Эти дети лучше меня знали, каково жить без денег. У мамы всегда была приличная работа, но она бы никогда не потратила ни цента на инструменты, когда можно было купить дизайнерские сумки. На самом деле она и часу не проводила со мной и Джеком, если только это не было ей тем или иным образом выгодно.
– Музыкальный инструмент можно найти в чём угодно. – Я сделала паузу для драматического эффекта, оттачивая навыки, приобретённые на уроках театра в старшей школе. Лучший французский крестьянин #18 из моей школьной постановки «Красавицы и чудовища».
– Я перелистывала страницы книг в мягком переплете, просто чтобы слушать звук шороха. Я наливала воду в стаканы на разные уровни и била по бокам стаканов ложками. Я заставляла Джека прыгать по разным половицам в древней квартире отца, пока я бренчала письменными принадлежностями по железному корешку тетради. В общем, однажды, пока папа был на работе, мы с Джеком сочинили целую песню.
Я улыбнулась, глядя на бейсболку, и думая о нашей нелепой песне.
– Я записала песню на Casio, чтобы её можно было воспроизвести. Как только я нажимала на кнопку, Джек начинал тихо хлопать в ладоши. – Я слегка хлопнула в ладоши. – Затем, когда его хлопки постепенно становились громче, я начинала дуть в полупустую пивную бутылку. Я не пила из неё, – добавила я, и дети захохотали. – Потом я начинала стучать ложкой по папиной кастрюле для пиццы.
– Ровно после двух минут хлопков Джек начинал прыгать на одной половице, которая, как мы обнаружили, пронзительно скрипела. – Я попыталась повторить этот звук вслух, но получилось похоже на спаривание дельфинов, и дети содрогнулись.
– А потом мы все ускоряли ритм и усиливали громкость, пока у меня не начинали болеть щёки и, я знала, у Джека болеть бёдра. А потом, в нужный момент, мы замолкали и давали фортепианной музыке вступить в свои права. Это было красиво и сложно, понимаете?
Несколько детей покачали головами, не улавливая хода моих мыслей.
– Сложно, потому что это было не просто. Расположить звуки идеально после проб и ошибок. Но это было красиво, потому что когда всё соединялось в песню, она была уникальной. Мы с Джеком сочиняли музыку с помощью старого синтезатора, кастрюли для пиццы, пивной бутылки, рук Джека и старой скрипучей половицы. Такое вы никогда не услышите по радио. Два маленьких ребёнка, бегающих по старой квартире с одной спальней, которые использовали обычные предметы, пока они не начинали звучать.
Я замолчала, почувствовав болезненный ком в горле, и Грей подошёл к передней части класса.
– Может, нам сделать перерыв, – сказал он, ни на секунду не отводя взгляда от моего лица. – Давайте поблагодарим Сидни за такую красочную жизненную историю, а когда вернёмся мы её проанализируем.
Несколько человек пробормотали «спасибо», а затем этот коротышка с ужасным зрением (тридцать восемь!), Паркер, спросил:
– Твоему папе понравилась песня?
Я смотрела в его улыбающиеся лицо и сияющие глаза и не могла разбить его сердце.
– Он полюбил её, – наконец ответила я, чувствуя, как открываются старые раны.
Дети кинулись врассыпную быстрее, чем распространяется лесной пожар, направившись в коридор, чтобы сходить в туалет или взять себе напиток или воды. Грей дождался, пока они ушли, а потом заключил меня в тёплые успокаивающие объятия.
– Замечательная история, Сидни. – Он опустил свои руки вниз по моей спине и повёл меня к мольбертам. – Давай посмотрим, что думают дети.
Мы шли от картины к картине. Над некоторыми я посмеялась, не потому что они были забавными, а потому что они были милыми. На одной был изображён розовый синтезатор и маленький мальчик, танцующий позади: Джек, догадалась я. Один ребёнок нарисовал, как я делаю трюки со скамьи в парке, но на рисунке моя рука словно была сломана на две части.
– Над этой нужно немного поработать, – пробормотал Грей, щекоча мой бок.
Я остановилась перед картиной Паркера, и Грей покачала головой.
– Ну, по крайней мере, он использовал много цветов.
– Это лесовоз, – сказала я, указывая на коричневые цилиндры наверху страницы. Они держались на сером прямоугольнике, который, видимо, был телом грузовика. Ниже были три вертикальные линии: розовая, серная и голубая. Все их соединяла серая пунктирная линия. – А это я, мой папа и Джек.
Прочитав выражение моего лица, Грей схватил меня за руку, словно знал, что мне требовалась поддержка.
