Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Вот она какая, Магда… Теперь я видела, что описание Люка соответствовало действительности. С фотографии смотрела миниатюрная и очень миловидная женщина. Я ощутила укол ревности. Ее длинные, завидно гладкие светлые волосы были убраны в пучок, и такая укладка вместе с платьем с набивным цветочным рисунком придавали ей очаровательно-старомодный вид. В голубой бездне ее глаз отражался какой-то вызывающий блеск, как будто она рвется в бой.

– Ты правда хочешь мороженого? – спросил Люк.

Я отвернулась от фотографии и почувствовала, как меня вновь заливает тепло.

– Нет, – прошептала я. – Не хочу. – Из-за желания у меня пропал аппетит. Я испытывала такую тягу к Люку, что у меня болело все тело. Он взял меня за руку и повел наверх. В первом пролете я остановилась. Потому что на столике красного дерева стояла большая серебряная рамка с черно-белой фотографией Люка, Джессики и Магды. Увидев еще один фрагмент их семейной жизни, я почувствовала себя не в своей тарелке – словно вторглась в эту идиллию – и по обыкновению поспешила напомнить себе, что Магда бросила Люка и живет теперь в другом месте.

– Ты не против? – тихо спросил он.

– Нет, – солгала я. В глазах Магды я приметила тот же воинственный огонек.

– Я держу ее здесь ради Джесс, – объяснил он по пути в спальню. – Как я говорил, она тяжело переживает наш разрыв, вот я и стараюсь приглушить ее боль.

– Понимаю.

Закрыв за собой дверь, он посмотрел мне в глаза. Потом приблизился и быстро поцеловал меня; затем медленно расстегнул молнию на юбке, Если бы на его месте оказался кто-то другой, я постеснялась бы выставлять напоказ свои недостатки – свое естество – впервые, но Люк знал меня, а я – его.

– Лора… – прошептал он. Его губы были совсем близко, у самого моего уха. – Моя дорогая Лора. Не могу поверить, что ты здесь. – Между нами не было стеснительности. Двенадцать лет пали так же естественно и легко, как наша одежда. Наши тела помнили друг друга, когда во тьме двигались в унисон, а потом, в сплетении рук и ног, засыпали рядом.

Я проснулась около шести; Люк обнимал меня, крепко прижимая к себе, его ладони покоились на груди, а ноги согревали мои.

– Какое счастье снова касаться тебя! – произнес он с придыханием, поглаживая мое бедро. – Я никогда, никогда не забывал тебя, Лора. – Я повернулась к нему и уткнулась в его плечо, потеряв дар речи от удовлетворения. Я чувствовала, что восстанавливаю утраченную связь не только с Люком, но и с тем временем, когда жизнь была полна позитива и обещала счастье.

Люк погладил мои волосы, заправил локон за ухо, а потом взял мое лицо обеими руками, лаская его пальцами.

– Я больше тебя никогда не отпущу, – пробормотал он. И снова поцеловал меня.

– Да… – пролепетала я, закрывая глаза. – Не отпускай… – Люк неотвратимо тянул меня к себе. Словно магнит стрелку компаса…

С улицы донесся тихий свист молочника, щебетание птиц. Сквозь шторы пробивался рассвет; комната заполнялась солнечными лучами.

– Наверное, пора вставать, – мечтательно произнес Люк. – Когда тебе надо быть на работе?

– Не раньше десяти.

– Тогда давай примем душ вместе.

– Угу.

– Как когда-то – помнишь?

– Помню.

– А потом позавтракаем в постели – пойду принесу немного флорентинов.

– Я их обожаю.

– Я это тоже помню. Я помню о тебе столько всего, – пробормотал он.

– Например?

– Что твоя бабушка – француженка и что твоего хомяка звали Перси. А еще что ты закрылась в туалете на Юстон-стейшен, когда тебе было семь, и пришлось вызывать пожарную бригаду. – Я улыбнулась. – Я помню, что ты боялась темноты…

– Я до сих пор ее боюсь.

– …и что когда тебе было девять, Фелисити нечаянно разбила тебе нос, показывая, как играют в хоккей, поэтому у него необычная, но соблазнительная форма. – Он поцеловал меня. – Ну как? Я перешел в следующий раунд?

– Еще как. К тому же набрал бонусные очки.

– А другие участники есть?

– Нет. Они отсеялись.

Я вошла в смежную со спальней ванную и включила душ. В этот момент я подумала о том, что мы с Люком можем совместить две приятные вещи – восхитительное предвкушение долгих отношений, начавшихся только что, и приятную предсказуемость прежних. К нашим услугам и неизведанное, и история, новый опыт и совместные переживания. С ним у меня было и Теперь – и Тогда. Когда я пробовала воду, раздался телефонный звонок, резкий и настойчивый, вторгающийся в наш интимный настрой.

– Да… – Люк снял трубку, и его голос скрипнул от утомленности. – Что? Нет, я не слышал твоих сообщений – вернулся поздно. Нет. Я был в кино. С другом, если тебе интересно. Так, Магда, что тебе нужно? Еще очень рано… Ты уверена, что ситуация критическая?.. Я не толстокожий – просто мне кажется, что ничего страшного нет… Ты давала ей калпол?.. Нет, я не хочу, чтобы она пропускала уроки без уважительной причины…

Пока Люк от безысходности и эмоционального напряжения на повышенных тонах говорил с Магдой, я открыла аптечку в поисках обещанной зубной щетки. Там стояли его бритвенные принадлежности и флакон «Пенхалигонс» с ноткой ветивера. Еще тюбик зубной пасты, зубная нить, калпол, маленькая расческа, коробочка с пластырем «Маленькая русалочка», а на нижней полке я разглядела флакончик крем-пудры «Ланком», туалетную воду «Герлен» с распылителем, две помады и тушь, бутылочку увлажняющего лосьона «Деклеор», какой-то очищающий лосьон № 7 и открытую упаковку «Тампакса»… Я почувствовала себя так, будто в моих жилах течет огонь.

– Хорошо, хорошо, Магда. Ехать в Чизвик в час пик не лучшая идея, и я не считаю, что в этом есть какая-то необходимость, и у меня сегодня в галерее очень много работы, но раз уж ты сама не справляешься…

Она бросила его десять месяцев назад. Почему же ее вещи до сих пор здесь? Я была так напряжена, что слышала, как дышу.

– Нет-нет, я ни в коем случае не говорю, что ты плохая мать… совсем нет, Магда… – Поняв, что разговор не будет кратким, я выключила воду. Зазвенела обрушившаяся тишина, как будто я только что ударила в огромный гонг.

– Что? – донеслось до меня восклицание Люка. – Никого. Нет. Я один. Потому что я собирался принять душ, но выключил воду. Ладно, ладно, ты победила: я приеду прямо сейчас и не пойду в душ. Довольна? Хорошо. Можно мне наконец положить трубку? – Он вздохнул, положив мобильный. – Извини, – сказал он, заходя в ванную и открывая кран с холодной водой. – Она постоянно меня достает, как ты, наверное, успела заметить.

– А почему ты сказал, что один?

Он плеснул себе в лицо холодной воды, а потом взял полотенце.

– Потому что не хочу раздражать ее. Если она поймет, что у меня женщина, то просто сойдет с ума.

Я вздрогнула, будто получила пощечину.

– Несмотря на то, что сама от тебя ушла?

– Да.

– И несмотря на то, что у нее есть приятель?

– Да. – Он взял одежду.

– А тебе не кажется, что это как-то несправедливо?

– Кажется. Но Магда в принципе несправедлива, а еще у нее неустойчивая психика, если не сказать – невменяемая. – Он сунул ноги в шорты, затем натянул джинсы. – Если я буду ей докучать, она сократит мое время с Джессикой – она постоянно мне этим угрожает. – Он надел вчерашнюю футболку. – Или приложит все усилия, чтобы настроить дочь против меня…

– Она опустится до такого?

– Если я выведу ее из себя, то да. Ее очень легко вывести из себя, поэтому я из кожи вон лезу, чтобы не раздражать ее.

– Ее вещи до сих пор лежат в ящичке в ванной, – тихо сказала я. Сердце до сих пор не могло успокоиться после того, как я их там увидела.

– Да? – Он пригладил волосы пальцами. – Честно говоря, я этого даже не заметил – голова вечно забита. – Люк надел ботинки. – Она их или забыла, или никак не соблаговолит забрать после своего ухода. В общем, я побежал. – Он поцеловал меня и на миг обнял за талию. – Прости, что сорвал завтрак. – Я испытала внезапное разочарование – есть флорентины в постели с Люком было бы просто райским наслаждением. – Угощайся всем, что найдешь на кухне, и не забудь закрыть дверь вот этим запасным ключом, а потом положи его на место. Поговорим позже. – Он снова поцеловал меня и ушел.

Находиться в доме Люка в полном одиночестве было как-то странно. Подняв с пола свою блузку, я взглянула на фото его родителей – они были точно такими, какими я их помнила, – его сестры Ким, переехавшей в Австралию, и Роки, его старой собаки. Дверь гардероба была открыта, и я подошла, чтобы закрыть ее, но не устояла и заглянула внутрь. Там висели пиджаки Люка: в основном на каждый день, но были и три элегантных – наверное, с тех времен, когда он работал в «Кристис». Рядом – рубашки в строгую полоску и тонкую клетку, а одна набивная от «Либерти». Теперь такие вошли в моду у мужчин. Я так и видела, как Люк красуется в них. На ней был такой классический рисунок в стиле ар-нуво, исполненный в красно-бирюзовых тонах. Но когда я ее вытащила, оказалось, что она совсем не мужская. Я почувствовала себя так, словно мне на грудь плеснули кислоты.

Теперь было видно, что рядом висело черное тяжелое коктейльное платье из сатина, за ним – бархатный пиджак восьмого размера и бледно-зеленое шелковое платье в стиле сороковых с ландышами. Затем я посмотрела на пол гардероба. Там стояло три пары туфель на высоких каблуках. У нее миниатюрные ножки. Я почувствовала, что ненавижу ее за это и за то, что прошел почти год с тех пор, как она оставила Люка, а ее вещи до сих пор повсюду развешаны. Я едва смогла побороть желание сорвать их с вешалок и засунуть в мусорную корзину. Зато у меня не получилось противостоять мазохистскому искушению поискать дальнейшие следы присутствия ее в квартире. Оказалось, что найти их несложно.

На камине в китайской вазе, в которой он хранил свои запонки, я нашла две пары хрустальных сережек, большую брошь со стразами и нитку жемчуга. На полке над кроватью стоял «Дневник Бриджит Джонс», венгерско-английский словарь и «Руководство по уходу за козами». В нижнем ящике комода лежали две шелковые ночные рубашки, куча колготок и, к моему ужасу, кружевные трусики. В ночной тумбочке, по всей видимости, на «ее» стороне, лежали четки, щетка для волос, лак для ногтей малинового цвета и маленькая кожаная сумочка. Куда бы я ни взглянула – она наследила везде, всюду оставила свой скользкий блестящий след слизнячка.

Я бросилась на кровать; у меня колотилось сердце, а к горлу подступила тошнота. Почему здесь до сих пор так много ее вещей – вплоть до самых личных? Может быть, они с Люком до сих пор вместе?.. Я сделала глубокий вздох, заставляя себя мыслить разумно. Потом отдернула шторы. На небе ни облачка. Нет, не может быть. Потому что если бы они «до сих пор», он не стал бы ухаживать за мной.

– Она его бросила, она переехала, она нашла другого, – твердо сказала я сама себе. Но даже так я чувствовала себя запутанной и разочарованной. Однако когда надевала юбку, то увидела нечто, удивившее и успокоившее меня. На стуле у окна сидел Уилки, мой мишка. Я взяла и обняла его, вдыхая запах ветхости. Его замшевые лапы были потерты и блестели, а зеленый свитер, который мама связала для него, когда мне было пять лет, сильно изношен, но сам он сохранился неплохо. Я подарила его Люку, когда он выздоравливал после удаления аппендицита, потому что хотела, чтобы у него было что-нибудь, что я очень любила. Он сохранил его и, судя по всему, дорожил им. Немного успокоившись, я ушла.

Моему спокойствию было не суждено продлиться.

– Привет, Том, – сказала я, когда пришла на работу пару часов спустя. Он был погружен в чтение газеты. – Доброе утро, – попыталась я еще раз. Он меня не слышал. – Ты слышишь меня, масса Том?

– О-о, Лора… грм… извини. – Он выглядел так, словно мое присутствие его смущало.

– Что-нибудь случилось?

– Ну… – Теперь я удостоверилась в том, что именно мое присутствие его и смущало. А также, как мне показалось, и Дилана, и Сару, которые все время пытались куда-нибудь улизнуть. Даже Нэрис как-то странно посмотрела на меня, когда я пришла, только я тогда решила, что, может, она заметила, как у меня блестит кожа, потому что после постели я не сходила в душ.

Том отложил газету и провел левой рукой по волосам.

– Боюсь, случилось кое-что, что тебе не понравится. – Он вручил мне газету. В колонке слухов под говорящим названием «Инкогнито» красовалось мое огромное фото, снятое, судя по всему, вчера, где я иду по Портобелло с выражением замешательства на лице.

Статья называлась «Квик показывает коготки».

– Что-о?

«Лора Квик, которая на «Четвертом канале» ведет шоу «Что бы вы думали?!», претендующее на оригинальность, наверное, хорошо постаралась, чтобы блестяще провести свой дебют на прошлой неделе, однако на вечеринке в Ноттинг-Хилле в конце недели поведение всезнайки буквально шокировало присутствующих. По словам одного из очевидцев, она вела себя как «завзятая алкоголичка и дебоширка». Есть информация, что у Квик проблемы на личном фронте – ее муж Ник Литтл, глава благотворительной организации, три года назад вышел купить молока и решил больше не возвращаться. "Но следует ли удивляться этому факту?" – задается вопросом «Инкогнито»…»

От стыда я была готова провалиться под землю.

– Это отвратительно, – прошептала я. Закрыла глаза, сделала глубокий вдох, а затем умоляюще посмотрела на Тома: – Это просто… отвратительно – они все извратили!

– Мне в голову приходила такая мысль, но что случилось на самом деле? – Я все ему рассказала. – Значит, этот Скроггинс и тот самый источник информации, и неназванный «очевидец».

– Да, Скривенс, и он полное дерьмо. – Я пролистала газету до раздела «Сити»: он был там – с кошмарной подписью под фотографией. – И написал, наверное, сам. – Теперь я подумала обо всех, кого знаю, и о том, что будет, когда они прочитают это. – Я хочу, чтобы ты подал в суд на «Дейли пост», Том, – беспомощно пробормотала я.

– Ну, «Трайдент» не имеет к этому никакого отношения, иск должен исходить от тебя лично, Лора. А то, что написанное – клевета, доказать будет сложно: ведь ты сама призналась, что перепила в тот вечер, так?

– Я всего лишь веселилась, это были крестины, и, уж конечно, вела себя не как «завзятая алкоголичка». То, что мои нелицеприятные замечания о Скривенсе услышал весь дом по чертовой радионяне, было банальное стечение обстоятельств. Я оскорбила его, не желая того, а он мне мстит! – Из моих глаз брызнули слезы. – Хоуп говорила, что он дерьмо, и оказалась права! Но, Том, это прочтут миллионы. И кто-нибудь из них обязательно поверит.

– Если это тебя успокоит, я свяжусь с юристами «Четвертого канала», – тихо ответил он. – Но я знаю, что они скажут. Это трудно, Лора, но тебе придется проглотить обиду. А еще – поступать осмотрительнее, потому что шоу вызвало большую волну интереса, поэтому то, что ты делаешь или говоришь, может оказаться в прессе. И у тебя может не быть шанса что-то замять, ведь газетчики могут заявить, что ты публичный человек.

Я положила голову на стол. Утро началось с блаженства, но с того момента как в него вторглась Магда, все пошло прахом – как будто ее звонок проклял мой день.

– Это катастрофа, – простонала я. – Каждый, кого я знаю, увидит это. Остается только… плакать.

– Все забудут, – успокаивал меня Том. – Я знаю, потому что, в общем-то, побывал на твоем месте.

– Ну да, – расплывчато сказала я, потому что не знала, что должна говорить.

– И скажем прямо, – продолжил он, – «телеведущая напивается на вечеринке» – кому это интересно?

Я с трудом поднялась.

– Да. Интересно то, что у этой ведущей есть муж, которого не могут найти три года.

– Ну… да, – печально согласился Том. – Боюсь, так и есть.

– Как ты могла?! – распекала я Фелисити пять минут спустя. Я ушла наверх, в переговорную, чтобы отчитать ее без свидетелей. – Мало того что пригласила это чучело на крестины, так ты еще рассказала ему о Нике!

– Ну прости, – заскулила она. – Я понятия не имела, что он работает в газете.

– Даже если и так, ты не имела никакого права обсуждать то, что касается только меня, с кем бы то ни было, но ты распустила свой язык. Я же предупреждала тебя, как важно быть осмотрительной. Ты рассказала ему даже то, что Ник вышел за молоком, – какая сочная подробность! А я-то надеялась избежать огласки хотя бы в течение нескольких лет, до тех пор пока сама не выкину эту историю из головы. Но куда там – благодаря родной сестре в первый же день вся история на первых полосах газет, во всех подробностях, черным по белому!

– Ну прости, – простонала она. – Я просто хотела, чтобы он посочувствовал тебе. – Я закатила глаза. На ум так и шла сцена: Фелисити выкладывает историю о том, как меня «бессердечно бросил» мой «трусливый муж», который просто «сбежал». Она никогда не смягчала удары, предназначавшиеся для Ника, а после того как, по тактичному выражению мамы, он «ушел прогуляться», Фелисити взъелась на него по-настоящему. – Прости, – повторила она. – Я только хотела помочь.

– Но наоборот, навредила.

Я положила трубку, чувствуя себя немного лучше оттого, что наконец-то дала выход своему гневу. Когда я проходила мимо офиса Тома, то заметила, что окно там открыто и ветер срывает бумаги с подоконника и повсюду разметывает их. Я вошла и закрыла его, а затем подняла разбросанные листки со сценарием и письма, лежавшие на потертом ковре. Под письмом из банка лежала и валентинка, предназначавшаяся Тому. Она была скорее милой, чем романтичной, с большим плюшевым мишкой, который держал в лапах красное сатиновое сердце. Чувствуя укор совести, я все-таки не смогла удержаться, чтобы не глянуть внутрь одним глазком.

«Тому с огромной любовью…» Почерк был какой-то детский, а дальше следовала цепочка объятий и поцелуев, после подписи, которая, как будто специально, была едва читаемой: «С…э…м». Так, значит, Сэм… Саманта. Я оставила карточку на своем месте, потому что не хотела, чтобы Том знал, что я подглядывала.

Спускаясь вниз, я поймала себя на мысли, что мне интересно, кто эта Саманта, как выглядит, чем занимается, и если она похожа на Саманту из «Секса в большом городе», то нет ли у него привычки задавать ей «очень серьезные» вопросы; а еще мне было интересно, как они познакомились, сколько уже встречаются, и весь этот караван мыслей увел меня от ужасной статьи в «Инкогнито». Но когда я пришла в студию, то увидела, что один зритель держит в руках экземпляр «Дейли пост». От одного ее вида мне стало плохо. Я была убеждена, что он прочел эту оскорбительную статью вслух всем вокруг и что все теперь посмеиваются над ней.

– Они бросали в мою сторону курьезные взгляды, – откровенничала я с Мэриан, когда она накладывала мне макияж. – Некоторые ждали в приемной, когда я пришла, и смотрели на меня с каким-то подозрением.

– Просто ты – ведущая, и им любопытно на тебя посмотреть, – твердо сказала она. – Но будь параноиком из-за какой-то глупой статейки в дешевой газетенке. Забудь о ней, делай шоу!

Не знаю как, но у меня получилось, хотя моя сосредоточенность пошла прахом. Я кипела от возмущения и стыда. Один раз уронила карточки с вопросами – они просто выпали у меня из рук. К моему счастью, победивший участник не захотел «Перемены мест» – не думаю, что я бы справилась, – а на афтерпати никто не упоминал о злосчастной статье. Мое беспокойство начало ослабевать.

– Том прав. Люди скоро забудут, – строго сказала я себе, пока ехала в такси назад в офис. – Эта газетенка – просто дешевая оберточная бумага. – Но когда я пришла, Нэрис вручила мне не меньше восьми запросов об интервью от производителей такой же дешевой оберточной бумаги.

– Им не терпится пообщаться с тобой.

– Насчет чего?

– Ну… о твоем… муже. – Я почувствовала, что меня сейчас стошнит. Не могу поверить, что эту кашу заварила какая-то колонка «Инкогнито»! Со мной произошло то, чего я так боялась. – Они хотят, чтобы ты «излила душу» и рассказала о твоем, этом… – Нэрис заглянула в свои записи. – Да, точно, – Нэрис принялась теребить свой медальон, – о «тайном несчастье».

– Вот черт. А кто «они»?

Она посмотрела на список поверх очков.

– «Дейли ньюс», «Дейли пост», «Дейли миррор», «Дейли стар», «Дейли мейл», «Дейли экспресс.»…

– «Дейли мусор» и «Дейли грязь». Не стану отвечать никому из них, – сказала я. – С какой стати? Чтобы они продали несколько лишних экземпляров своего таблоидного дерьма? – Про себя я прокляла Фелисити.

– А я бы ответила, окажись на твоем месте, – как ни в чем не бывало сказала Нэрис.

– Зачем? Я им ничего не должна.

– Нет, просто если ты этого не сделаешь, они никогда не оставят тебя в покое. – Вот кошелка – вечно лезет со своими советами.

– Спасибо за совет, Нэрис, – холодно сказала я. – Но если я не стану с ними общаться, то у них не будет истории, так? По-моему, молчание – золото.

Она пожала плечами:

– Решать, конечно, тебе. Но по-моему, ты совершаешь ошибку. – Проклятая выскочка, всюду сует свой нос, как всегда. – Доброе у-утро. «Трайдент ти-и-ви». Тома О’Брайена? Конечно… соединяю…

– Хотя бы фото симпатичное, – в утешение сказал Люк, когда в пять часов позвонил мне.

– А у меня мурашки бегут оттого, что они сняли меня исподтишка. – Я представила себе камеру, направленную на меня, словно винтовка снайпера. – А сама статья – просто мешанина из лжи и ехидства.

– Ну, о тебе уже так много хорошего написали, что одна маленькая ложечка дегтя вряд ли сможет что-то испортить. Ладно, когда я смогу тебя увидеть? – Мое настроение мгновенно улучшилось. – Может, завтра? Заезжай ко мне – я приготовлю ужин.

– Завтра было бы просто чудесно, только ты не будешь против, если мы посмотрим шоу? Это не из тщеславия – мне надо для работы.

Он сказал, что вовсе не возражает – любит викторины вне зависимости от того, я веду их или нет…

– Мне нравится иногда спускать своего внутреннего интроверта с цепи, – объяснил он, включая телевизор следующим вечером. – А когда будет тот выпуск, в котором участвовал я? Я не могу его пропустить.

– До конца марта не жди – между съемками и показом проходит не меньше шести недель. Ты рассказывал об этом Магде? – спросила я, когда он наливал мне пива.

– Нет, потому что хочу удивить Джесс. Представляю себе ее удивленное личико. Постараюсь, чтобы тот вечер она провела со мной.

Мы, довольные, сидели на диване, Люк выкрикивал ответы. Во время рекламной паузы позвонила Магда.

– Я не могу разговаривать – смотрю кое-что, – объяснил Люк. – Ну… новую викторину на «Четвертом канале»… Ты тоже смотришь?.. – У меня округлились глаза. – Да, в самом деле есть на что посмотреть… – Я подавила смешок. – Нет, я тоже не знал, что Килиманджаро самый большой вулкан в мире. Да, и ведущая просто молодец? – Я пискнула, и он мне улыбнулся. – Нет, Магда… я один. Не начинай… Хорошо, Магда… да… конечно, Магда. Поговорим завтра. Покааа. – Повесив трубку, он издал вздох облегчения. – Пока что она в хорошем настроении, – отчитался он. – Ведет себя почти как разумный человек. Шонберг! Такое ощущение, что у нее с ее новым дружком дела идут хорошо. Он, видимо, еще не понял, с кем имеет дело. Уоллес и Громит!

– А они долго встречаются?

– Полгода. Она ведет себя осторожно, но он скоро ее раскусит. Альберт Эйнштейн!

– Люк… почему ты сказал, что один?

– Потому что она спросила, есть ли у меня кто-нибудь, а я не хотел говорить.

– Но почему?

– Потому что не хочу посвящать ее в наши отношения, вот почему. Анаграмма! То есть палиндром!

– А какая ей разница?

– Шэрон Стоун!

– Она же тебя сама бросила, Люк.

– Да, но это ей все равно не понравится. Франкенштейн!

– Понятно. Значит, она не хочет, чтобы ты встречался с кем-нибудь.

– Видимо, да. Я обязательно расскажу ей о тебе, только надо основательно подготовиться, прежде чем огорошить ее. Дезоксирибонуклеиновая кислота! Ты понимаешь?

– При всех обстоятельствах – нет.

Как выяснилось позже, огорошить Магду было суждено вовсе не Люку.

После выходных в его холодильнике могла бы повеситься мышь, поэтому мы прогулялись за угол в «Кафе 202» и он рассказал мне о предстоящей ретроспективе Крейга Дэви. Примерно в пол-одиннадцатого мы, счастливые и беспечные, собирались выйти на улицу, когда перед нами вдруг «заплясал» молодой человек в кофте с капюшоном, накинутым на голову, и мешковатых джинсах. Я решила, что это уличный вор.

– Лора? – сказал он. Я посмотрела на него. Вспышка света. – Лора! – Еще одна. Черт. – Давай, Лора! – Я закрыла лицо рукой. Еще одна вспышка. – Давай же, Лора!

– Убирайтесь! – прокричала я.

– Молчи! – прошептал мне Люк, пока мы шли прочь от кафе сначала быстрым шагом, а потом уже почти бегом, с фотографом на хвосте – я слышала гулкие звуки его шагов за спиной. – Не смотри на него и ничего не говори!

– Еще разок, Лора! – услышали мы. – Вот хорошая девочка! Давай…

Я хотела обернуться и сказать, чтобы он проваливал, но Люк тащил меня за собой по улице.

– Просто беги!

Мы не могли спать, поэтому легко поднялись в шесть утра. Вместе сходили в газетный киоск и купили все одиннадцать ежедневных газет. Мы надеялись, что фотография окажется в той газете, которую не читает никто из наших знакомых, например в «Миррор». Но нет. Она была напечатана на третьей странице «Дейли ньюс».

Это была огромная фотография, где мы затравленно и трусливо озираемся, будто нас застукали на месте преступления, – с того самого момента, как мы вышли из «Кафе 202». Статья называлась «КВИК ЖЖЕТ!», а подзаголовок гласил: «ТЕЛЕ-ЛОРА: ТАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ С ЖЕНАТЫМ ГАЛЕРИСТОМ! ЭКСКЛЮЗИВ!» На следующем снимке я пыталась закрыть лицо, третий запечатлел мою агрессивную физиономию, а последний, четвертый, демонстрировал, как мы улепетываем.

– Ох… – только и сказала я, потому что была слишком шокирована, чтобы произнести нечто более глубокомысленное. Ведь, по мнению сплетников из «Дейли ньюс», я «озабоченная «ботаничка» Лора Квик»… «утаившая постигшее ее несчастье с исчезновением своего мужа Ника». В статье приводилась цитата от «пожелавшего остаться неизвестным» некоего «друга» Ника: «Ник просто больше не мог терпеть этого… Он пытался наладить с Лорой отношения… она умная, но иногда становится заносчивой и невыносимой».

– Я бы поверил, если бы мы с тобой не были знакомы, – сказал Люк.

Они напечатали фото Ника, где он выглядел очень серьезным – это было его обычное выражение лица, – и подписали: «Затравленный». На тот момент я уже едва могла дышать. А еще наше с Люком старое фото, когда мы целовались на Майский день, – один Бог знает, как им удалось его заполучить. «В данный момент у Квик интрижка с ее бывшим возлюбленным из Кембриджа – Люком Нортом, у которого есть жена и ребенок», – читала я. Как они раскопали все это так быстро? Они и сами «жгут» хоть куда.

– Это не «интрижка»! – воскликнула я. – Просто немыслимо! Мы оба свободны!

– Магда сойдет с ума, – вздохнул Люк.

Мне захотелось его пнуть – в такой момент он думал о ее чувствах, а не о моих. Впрочем, он оказался абсолютно прав. Она сошла. После семи она звонила раз десять, накрученная своей мамочкой, которая, видимо, рано встает и получает «Дейли ньюс» по подписке.

– Это все чушь собачья, – услышала я слова Люка, наливая себе крепкий кофе. – Этому репортеру бульварные романы писать.

– Ты что, отрицаежь, что между фами что-то езть? – Люк включил громкую связь, так что я слышала каждое слово, которому ему приходилось противостоять. Она говорила, как заезженная пластинка Зазы Габор.

– Нет, не отрицаю, Магда, нет. Но я отрицаю, что это предосудительно. «Тайные встречи»! – выпалил он. – Это не про нас с Лорой. – Я подбодрила его, подняв оба больших пальца вверх.

– Та, – холодно согласилась она. – Точно… Только ты брозил меня.

У Люка едва не упала челюсть.

– Н-е-т, Магда, – с расстановкой произнес он, словно говорил со строптивой пятилетней девчонкой. – Это ты меня бросила – пом-нишь?

Повисла тишина. Я почти слышала, какой пожар бушует внутри ее, когда она пыталась сопротивляться этому неудобному факту.

– Ну… хоро-жо. Только… потому что мне пришлозь. Потому что ты был ушасный. Такой, такой… ушасный. СЛЕЗЬ, ХАЙДИ! ПОШЛА ВОН ЗО СТОЛА!

– Это чушь! Я обращался с тобой хорошо. Ты бросила меня, Магда, потому что я тебе надоел, потому что я исполнил свою функцию твоего донора спермы, а еще потому, что ты мне предпочла своих проклятых коз.

– Убери звои руки от моих кос, Лук! Что бедняшки зделали тебе? – Я кивнула ему. Тут она была права. – Надеюзь, ты хотя бы не обвиняежь Фиби и Свити в нашем разрыве?

– Нет, – отступил Люк. – Не обвиняю.

– Тля них это тоже был стресс. Например, с Йоги теперь так трудно управиться. Он в последнее время проявляед много агресзии.

– Ладно, – успокоительно произнес Люк. – Беру свои слова назад.

– И они тебя очен, очен… лубили, Лук. – Слово «лубили» она произнесла с надрывом.

– Я знаю, Магда. – Теперь он казался расстроенным.

– И должна сказать, ты пыл с ними очен лубезен, Лук. – Она всхлипнула. – У меня осталис такие топлые воспоминания о том, как ты кормил их ванилными печенями, помнижь?

– Ну, – сказал он, – я знал, что они их любят.

– Ты соскабливал с них глазур так… трокательно. – Я услышала, как она сглатывает, и, к своему удивлению и отвращению, почувствовала, что мои глаза тоже на мокром месте. – У нас пыли хорошие времена, – трепетно добавила она. – Расве нет? – Елейная сентиментальность, очевидно, была альтернативой неприкрытой агрессии.

– Да, у нас бывали хорошие времена. Не плачь. Не плачь, Магда. Прошу тебя. Не могу, когда ты плачешь.

– У наз пыла семья, – выла она. – Хорошая – хэ-хэ – милая семья – хэ-хэ – расве нет?

– Да, – согласился Люк. – Была. – Он, наверное, думал о Джессике. Люк провел по волосам левой рукой.

– Я не снаю, что произошло, – выла Магда. – Почему – хэ-хэ – все пожло прахом?

В этот момент Люк будто пришел в себя.

– А я скажу тебе, почему все пошло прахом, Магда. Так случилось потому, что ты довольно долго относилась ко мне просто ужасно, а потом бросила меня и стала встречаться с другим.

– Это не… прафда – а-ха-ха-хэ. – Судя по всему, на том конце провода случился настоящий потоп. С телефона только что не капало.

– Нет, правда, Магда. И я не знаю, почему ты так расстроена из-за того, что я встречаюсь с другой женщиной. Хотя сама видишься с этим чертовым Стивом уже полгода!

– Я расстроена потому, что… – Дальше послышалось хлюпанье. – Я не снала, что эта… эта… Лора пыла твоя подрушка ис Кембриджа.

– Да, – с усталым видом произнес Люк. – Хотя бы одно предложение – правда.

– Но ты никогда не говорил мне о ней.

– Разве? – многозначительно произнес Люк.

– Ни расу са все то врэмя, что мы пыли снакомы. Это мошет сначить только то – хэ-хэ-э, – что она тля тебя мноко сначит.

– Нет, я… – Он бросил на меня виноватый взгляд. Я пожала плечами.

– И что ты пыл просто одержим ею все эти готы.

– Господи, Магда…