Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава третья

В некоторых телевикторинах игроки заранее получают фору из той формы, в какой задается вопрос. К примеру, во «Властелине разума» Джон Хэмфриз спросит: «Классическая музыка: что означает термин «легато»?» вместо простого: «Что означает «легато»?». Или скажет: «История: когда был издан Вормсский эдикт?» вместо: «Когда был издан Вормсский эдикт?» Таким образом, участник получает долю секунды, за которую может настроиться на следующую тему и подготовиться к ответу. Но в «Что бы вы думали?!» такой возможности нет: вопросы сыплются как из рога изобилия – бум, бум, бум. «Богиней чего была греческая Геката?» (Подземного мира.) «К какому подсемейству относятся антилопы гну?» (Бубалы.) «Какая параллель отделяет Северную Корею от Южной?» (Тридцать восьмая.) «Какая река пересекает Пик-Дистрикт?» (Доув.) Мы делаем так, потому что так сложнее, к тому же это добавляет напряжения и динамики. Когда я шла по Лэдброук-гроув в пятницу на встречу с Люком, в моей голове вдруг возникла своеобразная экспресс-викторина: «Ты изменил мне больше чем один раз за два года, которые мы прожили вместе? Сколько подружек у тебя было после этого? Красива ли твоя жена? Насколько она умна? Насколько она успешна? Почему вы расстались?»

– Какая ты серьезная, Лора! – Вот и он, на углу Кенсингтон-парк-роуд, около «Е&О»[31]31
  Ресторан в Портобелло.


[Закрыть]. Он чмокнул меня в щеку, задержал свое лицо рядом с моим, и я ощутила уже знакомый трепет. Когда-то я очень любила его. Когда мы входили в ресторан, я чувствовала его руку у себя на спине. И мое настроение поднялось.

– Я поначалу не так поняла тебя, – сказала я, когда нас повели к тихому столику в углу. – Я решила, что ты пригласил меня в «ИНО» послушать оперу.

– Туда мы пойдем в следующий раз. – Я почувствовала, как при упоминании следующего раза у меня потеплело лицо. – Хорошо?

Я едва сдержала улыбку.

– Посмотрим. – Я оглядела черно-белый интерьер с белым напольным покрытием и черными деревянными экранами на окнах. – Здорово.

– Ты никогда не бывала здесь с мужем? – Он говорил тихо и с почтением – как обычно делали все, говоря о Нике.

– Нет. Мы нечасто обедали вне дома. Было туго с деньгами.

– Он работал в благотворительной организации?

– Был директором «Суданиз» – маленького агентства поддержки предпринимательства.

– Это нелегкое дело. Он, наверное, был хорошим человеком.

– Был. – Я ненавижу разговаривать о Нике в прошедшем времени; это меня огорчает. – Он был хорошим человеком во многих отношениях.

– Я хотел написать тебе, – сказал Люк, разворачивая свою салфетку. – Я даже начал письмо, но ощущение было какое-то… не такое. Я просто не знал, что сказать.

– Не переживай, – сказала я, нервно улыбнувшись. – У многих людей та же проблема.

Выражение лица Люка говорило о том, что хотя ему и было интересно узнать о Нике, он боялся показаться навязчивым – и вместо этого решил спросить меня о родных. Потягивая шампанское, я рассказывала ему, что мои родители вышли на пенсию, переехали в Пекинские горы и открыли гостиницу, о том, как Хоуп добилась успеха и что она не хочет детей и счастлива, что у нее их нет, как и ее муж Майк. Потом я рассказала ему про Флисс.

– Я видел ее, – сказал он. – С коляской на Вестбурн-гроув.

– Они живут неподалеку.

– Я тоже – на Лонсдейл-роуд. Это такое людное место – не представляю, почему не встречал ее раньше. Думал даже поговорить с ней – ужасно хотелось узнать про тебя.

– Что же тебя остановило?

Он пожал плечами:

– Почувствовал, что делаю… не то. Я решил, что в твоей семье я персона нон грата.

– О, это не так… – солгала я.

– Правда?

– В общем-то… нет. Ты прав. Но все из-за того, что через неделю я должна была быть подружкой невесты на свадьбе у Фелисити…

– Я помню.

– А я была совершенно разбита.

– Боже мой!

– Рыдала на протяжении всей службы. – Я замолчала, пока официант раскладывал наш дим-сам по тарелкам. – Матери пришлось рассказывать всем, что я просто слишком растрогалась по случаю.

– Понятно.

– А когда Флисс бросила мне букет, я швырнула ей его обратно.

– Вот так да.

– Мне было очень плохо.

– Похоже на то. Смотри-ка. – Он расстегнул пиджак. – Видишь? – Он указал на рубашку. – Это чистый конский волос.

Я закатила глаза, потом улыбнулась:

– Чистое конское дерьмо, ты хотел сказать!

– И я еще ношу специальный кнут, для самобичевания. Если хочешь, можешь и ты попробовать. Но серьезно, Лора… – Он заговорил шепотом. – Может, забудем об этом – чтобы провести вечер приятно? Можно я просто скажу, что очень сожалею о своем поступке? Я понимаю, что это было сто лет назад и я тогда был молодым и глупым, но на тот случай, если ты до сих пор с трудом меня переносишь – а, как я вижу, так и есть, – я бы хотел попросить прощения от всего сердца. Я поступил как последний подонок тогда, в девяносто третьем. Ты не заслужила этого. Прости меня. Ну как – пойдет? – Всю мою затянувшуюся холодность как рукой сняло.

Я улыбнулась:

– Да. Спасибо. Пойдет. Еще как. – Я открыла свои палочки для еды.

– К твоему сведению, я заплатил большую цену. Ты просто собрала вещи и ушла. Игнорировала мои звонки. Вернула мне все мои письма. Твоя решимость вычеркнуть меня из своей жизни… впечатляла.

– Я ничего не могла с собой поделать. Не могла видеть тебя – рядом с ней. Вот так. – Перед глазами возник образ Люка, лежащего по грудь в пене в ванне в нашем доме, и Дженнифер Кларк, которая стояла – обнаженная – около раковины. Никогда не забуду выражение ужаса на ее лице, когда она увидела меня в зеркале…

Накануне я ездила домой на примерку платья для свадьбы сестры. Я должна была вернуться вечером, но пришла раньше – мы повздорили с Люком, и я хотела помириться и сделать ему сюрприз. А вышло, что «сюрприз» преподнесли мне. Дженнифер, которая, честно говоря, отлично выглядела – у нее были длинные прямые волосы, о которых я всегда мечтала.

– Я правда очень сожалею, – повторил Люк. – И вообще это был первый и единственный раз, когда я совершил такое. Это была просто ужасная ошибка – и как бы я хотел, чтобы она никогда не повторилась!

– А как ты думаешь, почему ты так поступил? Раз уж мы затронули эту тему.

Он прищурился и обдумал мой вопрос.

– Наверное, потому, что я был молодой, незрелый, мы едва сдали экзамены, и я почувствовал свободу, а еще потому, что был напуган тем, что теперь придется искать свою дорогу в огромном мире. А еще мы постоянно спорили, если ты помнишь, а потом ты уехала, а Дженнифер была… не против. К тому же я был верен тебе два года и, наверное, хотел сорваться с поводка. Но это не значит, что я не любил тебя, – любил.

– Ничего, Люк. – Теперь я слишком хорошо знала, что именно тот, кто любит тебя, может сделать очень больно. – Только не думаю, что Дженнифер Кларк можно было бы назвать подходящим вариантом.

Люк скорчил гримасу:

– О да! Не бог весть что. Не хочется показаться неделикатным, – он наклонился поближе, приготовившись быть бестактным, – но она даже не знала, что Гавана – столица Кубы.

– А «Сладкую жизнь» снял Феллини. Помнишь?

– И что Эрмитаж находится в Санкт-Петербурге. Она думала, он в Париже.

– Плачевно. Не представляю, как она оказалась в команде. Наверное, ее привели туда безумные мечты о тебе.

Он закусил нижнюю губу.

– Наверное, ее знания были нулевыми. Именно из-за нее мы чуть не проиграли. Помнишь, мы висели на волоске?

– Еще бы. Она даже не знала, что самый большой орган в теле – печень.

– Или что бестселлер всех времен и народов называется «Долина кукол».

– Разве? А я и забыла.

– Продано тридцать миллионов книг.

– Правда? Спасибо – используем это в «Что бы вы думали?!».

Он коснулся моей руки!

– Ты прощаешь меня, Лора?

– Да. – Я улыбнулась. – Конечно, я тебя прощаю – теперь, но тогда я тебя простить не смогла. Ты очень сильно обидел меня, Люк, – боль была почти физическая. Здесь, вот здесь, – я постучала по груди, – словно кто-то вырвал кусочек сердца. Я была счастлива с тобой, Люк. Счастливее, чем когда-либо. Может, мы больше не увидимся, но я не против, чтобы ты это знал. – Я почувствовала вину перед Ником, но отогнала это чувство. То, что со мной сделал он, было куда хуже.

– Мы были счастливы, – сказал Люк. – Мы были молоды, но наше чувство имело значение.

– Да. – Я помню, какую радость доставлял мне Люк. Его энтузиазм и жизненная энергия вдохновляли меня, тихого книжного червя. Вселял в меня уверенность, когда я чувствовала, что хочу закрыться в своей раковине. Заставлял меня чувствовать себя красавицей, когда я считала себя серой мышкой. Он был… да… моим самым любимым человеком на свете. Если бы я знала об этом тогда, то простила бы его, о чем он и умолял. Но я бросила его, не сказав ни слова, даже ни разу не взглянув на него, и пошла совсем по другому пути.

К этому моменту между нами все настолько прояснилось, что воздух вокруг воцарился просто альпийский.

– Ну, – продолжила я, – а что произошло с тобой после этого? Ты стал работать в «Кристис»?

– Да. Лет восемь. Начинал носильщиком, а закончил директором департамента современного английского искусства. На личном фронте была пара коротких неудачных романов. А потом, летом девяносто шестого, я встретил Магду.

– Любовь с первого взгляда?

Он ответил не сразу.

– Нет. Просто я к ней… прикипел. – Я почувствовала приступ ревности. – Она показалась мне интересной и очень впечатлительной. Огромные голубые глаза, длинные светлые волосы, которые она собирала в пучок, винтажная одежда. Она из Венгрии – к тому моменту здесь прожила уже лет двенадцать, – и у нее такой притягательный тонкий художественный вкус.

– Где вы познакомились?

– На… уроках рисования с натуры.

– Она, значит, тоже художник.

Он отпил вина.

– Мы виделись друг с другом несколько месяцев, и мне было не по себе рядом с ней, потому что она на пять лет старше меня и безумно хотела остепениться; я стал задумываться, что это не для меня.

– Почему?

– Ну, несмотря на то что она очаровательна, у нее бывали… срывы. Я собирался разорвать с ней отношения, когда она сказала, что ждет ребенка. – Он пожал плечами. – Я был взволнован, ведь к тому моменту мы встречались только четыре месяца и даже не обсуждали возможность совместной жизни, не говоря уж о детях. Но меня пленила идея стать отцом, поэтому я почувствовал, что должен сделать то, что должен.

– Расскажи мне о Джессике.

Он улыбнулся, а потом покачал головой, будто сам не верил в то, что собирался сказать.

– О Джессике? Что сказать? Я… души в ней не чаю. Только ради нее я одеваюсь утром. Только ради нее я отправляюсь на работу. Она самый дорогой человек в моей жизни – она все для меня, Лора, честное слово. Она самое лучше… самое… правда… самое лучшее… – Я с удивлением увидела, что его губы задрожали, глаза заблестели от неожиданных слез.

– Люк, – прошептала я, касаясь его руки. От смущения он отвернулся, потом опустил голову.

– Прости, – срывающимся голосом произнес он. – Я с ума схожу, потому что больше не живу с Джесс и мне ее не хватает. Мне не хватает ее присутствия. Мне не хватает ее болтовни, песен и танцев. Не могу видеть ее комнату пустой. Иногда я просто сижу на ее кровати и плачу.

– Но ты видишься с ней?

Он кивнул:

– Каждую субботу. И часто забираю ее из школы.

– Значит, не все так плохо.

Он пожал плечами.

– Могло быть хуже – но я хочу жить вместе со своим ребенком. Мы с Магдой не были счастливы, но я бы не оставил ее – ради Джессики.

– А как же тогда вы расстались?

Он тяжело вздохнул:

– Потому что если поначалу она вела себя несколько чудно, то позже это приобрело тяжелую форму…

– Это как?

– Она постоянно затевала ссоры. Прятала мои вещи, даже уничтожала их. Однажды я взял машину, когда ее хотела взять она, и как только я завел двигатель, она выкинула из окна два хрустальных графина, которые принадлежали еще моей бабушке. – Он содрогнулся. – До сих пор помню, с каким грохотом они разбились о дорожку. Она смыла в унитаз свое обручальное кольцо. – Он поморщился. – Могла вильнуть хвостом и уйти посреди званого ужина, если ей не понравилось что-нибудь сказанное.

– Какой позор!

– Да уж. Однажды она так поступила, когда мы обедали у моего босса, – я так боялся, что это повлияет на мою карьеру. Закатывала жуткие… сцены. Как-то на ее день рождения мы ездили в Коннахт[32]32
  Провинция в Ирландии.


[Закрыть], и она попросила заказать что-нибудь ей, пока она сходит в туалет. Я Заказал семгу, которую, я знал, она любит, но когда она вернулась, то стала плакать, причем так громко, что на нас все смотрели. Я шепотом спросил: «Что случилось, Магда?» – а она прокричала: «Я хотела форель!»

– Ого! Гхм… а почему она так делала, как ты думаешь?

– Она обожала театральные эффекты – и, конечно, внимание. Она находила, что нормальная жизнь в браке утомляет, поэтому изобретала такие разборки, чтобы потом чудно помириться. Но меня это очень изматывало.

– А ты не хотел еще детей?

– Я хотел, а вот она нет – наверное, потому, что сама единственный ребенок в семье, – по к тому моменту все уже зашло слишком далеко. Я чувствовал, что она ведет к разрыву, чего я не хотел из-за Джесс, поэтому делал все возможное, чтобы не сорваться. Но потом – и это действительно развело нас – она завела коз.

– Коз?! – Он кивнул. «Нда…»

– Карликовых коз. Наверное, ее бабушка держала их в Карпатах и они навевали ей приятные воспоминания. В общем, однажды я вернулся домой, а в саду гуляет маленькая козочка и с довольным видом жует мои георгины. «Познакомься, это Хайди», – сказала Магда с выражением триумфа на лице. Тогда я подумал, что могу потерпеть одну миниатюрную козу, если она к тому же будет успокаивающе воздействовать на Магду. Но потом, не говоря мне ни слова, она свела Хайди с самцом, и у той родились близнецы – Свити и Офелия. А потом, еще через несколько месяцев, у Хайди появились еще двое козлят – Фиби и Йоги. А когда я заметил, что, по-моему, это уже чересчур, она в ответ засмеялась и сказала, что я хотел больше детей, вот они. Так мы и жили в фешенебельном Ноттинг-Хилле со скотом на заднем дворе. Стали посмешищем для всей округи.

– Так ты поэтому смеялся, когда я спросила про каприновую кислоту?

Он кивнул.

– Я не много знаю о них. Вообще-то они милые создания. Мне было интересно с ними.

– А от них нет запаха?

– От самок и кастрированных самцов – нет. Но они, конечно, шустрые, и мне приходилось следить за ними, иначе они могли зайти в дом и я бы обнаружил их уже где-нибудь на шкафу; еще им было нужно особое сено с люцерной и всякие минеральные соли, и это тоже было моей заботой. В общем, по выходным Магда ездила с ними на сельскохозяйственные шоу – у нее был такой маленький трейлер. А на кухне я находил записку, что она уехала на деревенский слет на весь уик-энд, а я могу присмотреть за Джесс. Мы ужасно ссорились из-за этого. А однажды она просто собрала свои вещи.

Я пытался остановить ее, ради Джесс – я обезумел. Даже подумывал о подаче прошения об определении места жительства ребенка, учитывая странное поведение Магды, но судебное разбирательство обошлось бы нам слишком дорого – во всех смыслах, к тому же такой поворот расстроил бы Джесс.

– И вы не стали затевать процесс?

– Пока нет – нет необходимости, да и Джесс расстроится. Самое ужасное, что она во всем винит себя! У нее появилась идея фикс, что если бы она была «лучше», то ее мама с папой жили бы вместе.

– Бедняжка.

– Да. Я постоянно твержу ей, что это не так, что она хорошая маленькая девочка и что такие вещи случаются сами по себе. – Он покачал головой: – Но она не может этого понять. Временами, когда она у меня, Джессика молится. А в конце всегда просит, чтобы ее родители снова жили вместе. – Он отвернулся. – У меня сердце кровью обливается.

– А… где они живут с твоей бывшей?

– В Крисвике, в доме, который Магда купила еще до встречи со мной, – она его сдавала. Сад там больше моего, поэтому козы довольны, да и от меня недалеко. Я плачу ее ипотеку, оплачиваю все счета и школу…

– А Магда не работает?..

– Нет. Раньше она была переводчиком и неплохо зарабатывала, но теперь не работает.

– Трудно тебе приходится.

– И не говори. К счастью, в галерее дела идут хорошо. Недавно удалось взять ссуду и остаться на Лонсдейл-роуд, но денег едва хватает. Приходится крутиться.

Я обмакнула креветку в тесте в соевый соус.

– Поэтому ты и отправился на викторину?

– Отчасти потому, что, как я уже говорил, раздобыл местечко в Слейде. Ну а кроме того, потому… что хотел увидеть тебя, Лора. Я никогда о тебе не забывал. – Он похлопал меня по руке. – Я часто думал о тебе, особенно после того как услышал, что с тобой произошло, и мне хочется верить, что и ты обо мне думала.

– Я себе этого не позволяла, – еле слышно сказала я. – Я отталкивала тебя. Но ты приходил в моих снах.

Он улыбнулся:

– Я знал, что ты не откажешься пообедать со мной.

– В самом деле? Почему же?

Он кивком указал на мои руки, поддерживавшие подбородок:

– Потому что увидел, что ты носишь мои часы.

Я взглянула на левое запястье. На нем были миниатюрные золотые часики, подаренные Люком, когда мне исполнился двадцать один год. Они стоили ему стипендии за целый семестр.

– Ну… – Я пожала плечами. – Они… мне… нравятся… было бы… глупо… им пылиться без дела, правда?

Вдруг зазвонил его мобильный. Он взглянул на экран и простонал:

– Извини, Лора. Я сейчас.

Он вышел, и сквозь большое зеркальное окно я видела, как он стоит на влажном тротуаре под фонарем, периодически прохаживаясь туда-сюда. Раз или два он провел рукой по волосам с напряжением и волнением на лице. В следующий момент он сложил телефон.

– Насчет ребенка, – объяснил он, вернувшись за столик и сжав губы. – Магда хотела, чтобы ее проклятый дружок завез Джессику завтра. Специально предложила – чтобы позлить меня, тупая корова. Я сказал, что свою дочь заберу сам.

– А что у нее за дружок?

– Зовут Стив, лет сорок с чем-то, бухгалтер, разведен, трое детей-подростков. Что он думает по поводу коз, я не знаю, но Магда не упускает возможности рассказать мне, какой он безукоризненный, какой успешный, приятный и каким «незаменимым отчимом» станет, – с горечью добавил он.

– А ты встречаешься с кем-нибудь?

– Нет. Я не в духе – живу как отшельник; к тому же мне хватило того, что я пережил с Магдой, поэтому рисковать с кем-то другим не хочется. – Он посмотрел на меня: – А как у тебя, Лора? Как сложился твой брак?

У меня екнуло сердце. Я ненавидела говорить о Нике, но хотела, чтобы о том, что случилось, Люк услышал из первых уст.

– Как вы познакомились? – спросил он.

– На «Радио-4». – Я сделала большой глоток воды. – Я готовилась, чтобы взять у него интервью о Судане, а пока мы ждали эфира, разговорились, а потом, к моему удивлению, он пригласил меня на свидание.

– Когда это было?

– Одиннадцать лет назад. Весной девяносто четвертого.

– Почти сразу после нашего расставания.

Я промокнула остатки соуса кусочком темпуры.

– Точно.

– И ты любила его?

– Нескромный вопрос.

– Извини. Но я хочу знать. Так любила?

– Наверное. То есть – да. Конечно, любила. – Я устремила взгляд на мерцающую свечу в стеклянном подсвечнике.

– Говоришь, как принц Чарлз.

– Слушай, Люк, Ник был благородный и добрый человек, он делал большое дело. К тому же он влюбился в меня, поэтому… да, это на меня повлияло. Признаю, он не был таким волнующим, как ты. Но с ним было интересно, и он был хорошим человеком. И я совсем не ожидала, что он причинит мне боль. – Я мрачно улыбнулась: – Теперь все это кажется мне смешным.

– А ты не хотела детей? – Я заерзала на стуле. – Я понимаю, это тоже не слишком скромный вопрос, но не чувствую никаких преград между нами, Лора, мы как будто просто сидим и болтаем снова. – Он обеими руками нежно взял мою левую руку и погладил кончики пальцев. Я едва не растаяла от нахлынувшего желания. – Ну так что?.. – Он терпеливо смотрел на меня. – Тебе не хотелось иметь семью? Я всегда представлял тебя с детишками.

– Мы никогда… не думали об этом. – Я отняла свою руку и принялась мять салфетку. – Мы оба в первую очередь занимались своей карьерой. А потом, ну… ты знаешь, что произошло. Вот и все, – с горечью добавила я.

– Извини, – снова сказал он. – А когда это произошло?

– Первого января две тысячи второго года.

– Он сделал это на Новый год? Чтобы тебе было еще горше, наверное.

– Ты прав – подобрать время лучше было бы трудно. С тех пор Новый год для меня не праздник. Он выбрал отличный способ увековечить себя.

– По-моему, – он опустил палочки для еды, – поступить со своим партнером хуже, чем он, просто невозможно. – Я кивнула. – И причинить столько боли. И оставить столько вопросов без ответов…

– О да!

– Но ты смогла пережить это?

Я подумала о вещах Ника, спрятанных в коробку.

– Я похоронила память о нем.

Воцарилась тишина. Я выглянула из окна. На улице куда-то спешили люди с зонтиками в руках. И поднятыми воротниками. До меня доносились звуки мокрых колес, шуршавших по дороге.

– А как ты думаешь, есть хоть малейший шанс, что он… вернется?

Я медленно вдохнула.

– Это… очень маловероятно.

– Но такое иногда случается. – Я посмотрела на него. – Я читал где-то.

Я покачала головой:

– Кто знает. Прошло слишком много времени. Если бы Ник хотел вернуться, он бы давно это сделал – наверное, в первые три месяца. Так утверждают эксперты. Они говорят, что чем дольше отсутствует человек, тем труднее ему вернуться. Видимо, эти люди считают, что, вернувшись, попадут в неприятности, потому что знают, сколько горя причинили.

– Так, значит, он просто… исчез? Не пойми с чего?

– Скорее не пойми куда. Его машину нашли на побережье.

– И как это случилось? Если, конечно, ты хочешь об этом говорить.

– Да. Я бы даже очень хотела тебе рассказать. – Я снова глотнула воды. – Мы были на «Лондонском глазу»[33]33
  Колесо обозрения.


[Закрыть]. Я подумала, что пойти туда первого января – это отличная идея. У нас были… сложности, и я решила, что так мы сможем взглянуть на вещи с другой точки зрения. А потом, помню, когда я это сказала, он улыбнулся мне какой-то странной грустной улыбкой.

– А на следующий день исчез?

Я кивнула:

– Было примерно шесть вечера – я знаю, потому что слушала новости по радио, стряпая на кухне, а потом услышала, как он предупредил, что идет за молоком. Я сказала «хорошо», но спустя полтора часа он не вернулся. Прошел еще час, а он все не шел. К тому моменту у меня возникло не очень хорошее подозрение, к тому же, открыв холодильник, я обнаружила, что молоко у нас и так есть. Тогда я побежала в ближайший супермаркет и спросила у женщины на кассе, не видела ли она его, и она сказала, что нет. Я стала искать машину – ее не было. Тогда я позвонила к нему в офис на тот случай, если он пошел туда, но никто не брал трубку и мобильный тоже молчал. Подождав еще два часа, я поняла, что произошло. К десяти часам вечера я была в невменяемом состоянии. Позвонила родителям, они сказали звонить в полицию. В полиции сказали, что об исчезновении можно заявлять только спустя двадцать четыре часа. Можешь представить себе, что это были за двадцать четыре часа.

– Мучение.

Я кивнула.

– Приехала Флисс и осталась у меня на ночь. Каждый раз, когда звонил телефон, я будто получала удар электрического тока; я чувствовала, будто мои нервные окончания подсоединены к телефонным проводам. Я уцепилась за мысль, что случившемуся должно быть разумное объяснение, и ждала, что в конце концов услышу, как он вставляет свой ключ в замочную скважину. Но так и не дождалась. Ни тем вечером, ни на следующий день – никогда.

Люк покачал головой.

– А он забрал с собой что-нибудь?

– Только машину. Три дня спустя ее нашли на побережье Норфолка, неподалеку от Блэкни, куда он еще мальчишкой ездил на праздники. Там лежали его телефон, ключи от дома и бумажник – все кредитные карточки были на месте. А следующим утром обнаружили его шарф. Его прибило к берегу волной. – Вспомнив это, я содрогнулась. – Тогда развернули масштабные поиски в море – с вертолетами и водолазами, но тело обнаружить так и не удалось. Мне сказали, что если он совершил самоубийство – а я отказывалась верить в это, потому что знала его слишком хорошо и была уверена, что он никогда не пошел бы на такое, – то тело могло отнести дальше по течению и его обнаружат недели через три. Но прошел месяц, а найти никого не удалось.

– Нет ничего хуже ожидания, – сказал Люк. У меня внутри все переворачивалось от одной мысли об этом. – И для его родных тоже.

– У него нет родных братьев и сестер, а родители умерли. Мать – много лет назад, когда он еще учился, а отец – за три месяца до того, как Ник исчез. Мне очень помогла Национальная консультативная сеть по поиску пропавших без вести. Они развесили постеры с фотографией Ника по всему городу. Еще посоветовали мне поговорить с бездомными на набережной, на тот случай если Ник решил просто уйти из дому. Я целый месяц бродила по пабам и кафе, показывала людям его фото, спрашивала, не видели ли они его. При этом приходилось учитывать, что если он стал бродяжничать, то за это время его внешность могла измениться. Он мог зарасти, даже отпустить бороду. Похудеть наконец – он был крупный, хорошо сложенный мужчина. У него могла измениться походка и стать менее уверенной. Эти четыре недели я ходила на Лейчестер-сквер, сидела там весь день на скамейке, наблюдая, как люди проходят мимо, и надеялась, что вдруг нечаянно замечу его. И, помню, однажды я побежала за человеком, который показался мне очень похожим на Ника, – я даже звала его по имени, но он не слышал меня, тогда я схватила его за руку сзади. Он обернулся, и у него на лице был написан такой шок… Он точно решил, что я сумасшедшая. – Я смяла свою салфетку. – Наверное, я и вправду лишилась разума на какое-то время.

– А как было с работой?

– Пришлось вернуться. Хотя это решение далось мне с трудом. Однако ничего другого не оставалось: кроме того, что теперь я должна была сама себя содержать, да и работа отвлекала от грустных мыслей. Но я хотела оставаться в нашей квартире, на случай если Ник вдруг позвонит или появится. Я боялась, что если он придет, а меня нет, то уйдет снова. Поэтому мой босс Том позволил мне работать дома. Он проявил такое понимание. – Я снова вспомнила, каким отзывчивым он был, несмотря на то что сам в тот момент переживал кризис личной жизни. Он привозил мне необходимые книги. Заваливал комедиями, чтобы подбодрить, – помню, он дал мне целую коробку комедий из Илинга[34]34
  Фильмы 50-х гг., ставшие классикой кинематографа в Великобритании.


[Закрыть] и пять серий «Фрейзера»[35]35
  Популярный комедийный сериал.


[Закрыть]. Хотел, чтобы у меня было достаточно запасов.

– И ты ни разу не выходила из дому?

Я покачала головой:

– Очень редко, и то недалеко. Я провела еще одну телефонную линию, чтобы основная оставалась свободной, если позвонит Ник. Когда надо было уйти, у двери я оставляла записку для него. Все его вещи я оставила нетронутыми. Наша квартира была похожа на «Марию Целесту»[36]36
  Корабль, по невыясненным причинам покинутый экипажем в 70-х гг. XIX в.


[Закрыть].

– И сколько это продолжалось?

– Два месяца. К тому времени я, конечно, совершенно расклеилась. Изо дня в день жила в своем… вакууме. Довела себя до того, что едва могла есть. С трудом мылась. Но вот в марте это случилось. Два подозрительных безмолвных звонка. Один днем, а второй следующим утром. Я слышала едва уловимое дыхание в трубке и знала, что это звонит он, поэтому сказала: «Ник, умоляю, не вешай трубку. Пожалуйста, пожалуйста, поговори со мной». Оба раза я слышала вздох, а может быть, он пытался прошептать мое имя. Но потом все прерывалось – и больше никаких контактов. До…

– До?..

– Середины апреля. Создатели «Мира сегодня» делали программу о пропавших людях и брали интервью у меня.

– Я смотрел. Так все и узнал.

– А на следующий день мой куратор из Национальной консультативной сети по поиску пропавших без вести позвонила мне и сказала, что есть отличные новости – звонил Ник. Я была так счастлива… – Мой голос дрогнул. – Я была… вне себя. Все повторяла, как это здорово, благодарила их за помощь, снова и снова… – Горло перехватил спазм. – Я спросила, когда я могу его увидеть, но они не ответили. Я спросила снова: «Когда же я могу увидеться с ним?» Молчание. А потом мне сказали, что он звонил на их круглосуточный телефон доверия, сказал, что жив-здоров… – Глаза мне застелила пелена, слезы капали с ресниц. – И что не хочет никаких контактов.

– Никаких контактов?

Я закрыла лицо руками.

– Я испытала облегчение… Но облегчение оттого, что с ним все в порядке, перемежалось с осознанием, что он не желает видеть меня. Так обойтись со мной – после всего, что я пережила. – Я почувствовала, как горячая слеза течет по моей щеке. – Извини, – пробормотала я. – Не могу спокойно говорить об этом.

– Не за что извиняться, – проговорил Люк в ответ. Со сдержанным видом он передал мне платок. – По крайней мере он не погиб, слава Богу.

Я сглотнула.

– Да. Я тоже так утешала себя. «Он хотя бы не умер». Хотя в каком-то смысле умер. Ведь с тех пор это было скорее именно так. Все это время я пребывала в каком-то чистилище и чувствовала себя вдовой: получала письма с соболезнованиями – при живом-то муже. Поэтому я не могла ни с кем встречаться – ведь практически я была в браке, хотя фактически его уже не было. Даже если бы он вернулся – что спустя столько времени так и не произошло, – мы бы не стали снова «нормальной» парой. Можешь представить себе мое негодование? К тому же после такого я больше никогда не смогла бы доверять ему. – В тот момент я подумала, какая ирония судьбы, что Ник, который помог мне пережить сердечную рану, причиненную Люком, так обошелся со мной.

– А почему ты не можешь развестись?

– Потому что без присутствия другой стороны развестись можно только через пять лет. Кроме того, я не смела даже думать о свиданиях, ведь пришлось бы говорить, что я еще замужем и что мой муж пропал без вести – что он где-то там, только я не знаю где, потому что он не хочет, чтобы я знала. Я чувствовала себя так, словно Ник заклеймил меня своим поступком – словно я такой ужасный человек, что он не хочет ни слышать меня, ни говорить со мной, ни даже отказаться от меня честно и открыто. Эта ситуация полностью сломила меня морально.

Люк снова протянул свою руку к моей, но на сей раз я не стала протягивать ему свою.

– Ты замечательная, Лора. Проблема в нем. У него, видимо, какие-то ужасные проблемы с головой и нервами, которые не имеют к тебе никакого отношения.

Я чувствовала, как мое лицо теплеет от нежного прикосновения пальцев Люка к моей коже.

– Наверное… Да… Может быть… Я… не знаю.

– И он больше никогда не выходил на связь?

– Со мной нет. Каждые несколько месяцев он присылает в Национальную консультативную сеть по поиску пропавших без вести электронное письмо, в котором сообщается, что с ним все в порядке, но не говорится о том, где он находится. Последнее пришло перед Рождеством.

– А их нельзя отследить?