Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Мы пришли навестить мою жену, Сандру Кинг, – сказал мужчина. Сестра впустила нас, решив, что мы пришли вместе. Я с облегчением вздохнула – мне удалось пробраться. Шагая по коридору и вдыхая запах антисептика, смешанный с воском для натирания полов, я почувствовала, что мой пульс снова зашкаливает. До меня донесся детский плач. От этого звука мое сердце сжалось в комочек – не только по вполне понятным причинам, а еще и потому, что я знала: где-то здесь ребенок Майка.

Я попыталась сопоставить даты. Хоуп сказала, что он вел себя подозрительно с конца января. Если он приходил сюда дважды в неделю с тех пор, получается, что ребенок родился раньше срока. Теперь, проходя мимо двух пустых кувезов, я поняла, почему он так агрессивно вел себя на крещении Оливии. Он сидел там, чувствуя не только вину, но и страх. Я подумала о крошечном младенце, о его малюсеньких ручках и ножках, которые даже тоньше моих пальцев, о его миниатюрном тельце, опутанном проводами и трубками. Крещение ребенка – последнее событие на всем белом свете, на котором хотел бы побывать Майк.

Приближаясь к посту медсестры, я попыталась представить себе, что ему приходилось лгать на каждом шагу, дабы скрыть все от Хоуп, причем задолго до этих двух месяцев, еще во время беременности Клэр. Мне стало интересно, сколько времени они жили вместе. Год по меньшей мере, а может быть, и два, и три. Сестра улыбнулась мне, когда я подошла к столу, я же улыбнулась в ответ, молясь, чтобы ей в голову не пришло поинтересоваться, к кому я пришла. Справа от меня располагались боковые палаты, и вокруг каждой занавешенной кровати были посетители, в каких-то было видно молодых мамочек, спеленутых младенцев в прозрачных колыбелях. Тут я свернула налево и увидела перед собой еще один длинный коридор. Мимо медленно шла женщина в желтом просторном балахоне, держась за живот, – видимо, недавно родила. А справа, в самом конце, ничего не подозревая о моем присутствии, стоял Майк…

Он держал ребенка. Своего ребенка. Он был без куртки, рукава его рубашки были закатаны, а ребенок лежал у него на левом предплечье. Мне удалось разглядеть его крохотное личико, красновато-коричневое от плача. Он ласково похлопывал его по спинке, ходил из стороны в сторону, покачивал, а потом останавливался и переминался с носка на каблук. На ребенке был белый комбинезончик и белая шапочка, и он плакал так отчаянно и самозабвенно, как умеют только новорожденные.

– Уаа… Уаа… Уаа… Уаа…

Когда ребенок прерывался, чтобы набрать в легкие воздуха, Майк успокаивал его:

– Шшш… пиши… шшш… Тихо, детка. Все хорошо. Все хорошо, малютка… ты поправишься… поправишься. Не плачь, малютка… Не плачь, деточка…

– Уаа… Уаа… Уаа… Уаа…

Я отошла подальше, затем села на стул, минуты три просто наблюдая за тем, как он ходил из стороны в сторону с ребенком на руках. Я была так ошеломлена, что слышала свое дыхание. Потом я представила себе мой разговор с Хоуп…

«Да, Хоуп, я проследила за Майком, да, я видела, куда он пошел – нет, я не потеряла его, но боюсь, что новости неважные, потому что… да… есть… у него есть кто-то другой, но все намного хуже… понимаешь ли… в общем… понимаешь… есть ребенок, Хоуп… да… ребенок… да… не знаю… не знаю… не знаю, мальчик это или девочка… да… точно… это его ребенок… прости меня, Хоуп… потому что я его видела… видела, своими собственными глазами в больнице… Святого Фомы… о, умоляю, не плачь… Хоуп… прошу тебя, не плачь… боюсь, что правда… да… Да, это точно был Майк… Я видела, как он ходит из стороны в сторону с ребенком на руках. Успокаивает его, потому что малыш постоянно плакал, ведь он, видимо, родился до срока, хотя он уже не в кувезе, но ему все равно нужна медицинская помощь. И, думаю, именно это он и делал все последние два месяца – приходил в больницу, чтобы навестить своего ребенка, – и поэтому вел себя так странно. Вот и все. Только и всего. И тебе придется поговорить с ним об этом и сказать, что ты знаешь правду, что знаешь правду и что… Прости, Хоуп. Я думала, что ты могла ошибаться, но ты не ошибалась… совсем не ошибалась… Прости, Хоуп… Мне правда очень жаль…»

– Я могу вам помочь?

– М-м?

Придя в себя, я обнаружила, что у женщины, которая говорит со мной, бейдж «старшая акушерка», внизу которого надпись: «отделение выхаживания недоношенных».

– Я могу вам помочь? – повторила она. – К кому вы пришли?

– Я пришла к… – Я бросила взгляд на Майка и почувствовала, как сжимается мое горло.

– С вами все в порядке? – спросила она. – Вы кажетесь огорченной.

– Просто… у меня необычная ситуация. Я могу с вами поговорить?

Через двадцать минут я в смятении выходила из больницы. Как после этого Хоуп и Майк смогут оставаться вместе? Это просто невозможно. С ним я не разговаривала – не хотела, но я выяснила все, что было нужно, и теперь придется огорошить Хоуп. Я представляла себе, как она сидит дома и места себе не находит, ожидая моего звонка, но звонить я не собиралась, по крайней мере пока. Я включила автоответчик в мобильном и пошла по Вестминстерскому мосту в свете тусклых фонарей, пересекла Парламентскую площадь, затем остановила такси и отправилась домой. Когда мы ехали по Виктория-роуд, я подумала, что у меня, наверное, духу не хватит выложить все Хоуп по телефону. Поэтому вместо того, чтобы ехать домой, где она с легкостью могла меня найти, я решила поискать Люка – по большей части потому, что внезапно вспомнила о своем обещании удрать пораньше и прийти на его показ. Было четверть девятого – он наверняка еще в галерее.

Я попросила водителя отвезти меня на Крепшоу-роуд. Когда он высаживал меня у галереи, я видела, что там внутри смеялись и болтали человек пятнадцать с пустыми бокалами в руках. Я заплатила водителю и вошла. Толкнув дверь, я увидела Хью. То, что надо.

– Хью, – позвала я. – Какой сюрприз!

– Привет, Лора! – Он чмокнул меня в щеку как ни в чем не бывало! Как будто бы то, что я обнаруживаю его на закрытом показе с какой-то женщиной, а не с собственной женой, нормально!..

– Привет, Шанталь, – приветливо сказала я. – Как здорово видеть здесь вас обоих!

– Знаешь, я люблю принимать участие в мероприятиях местного масштаба, посвященных искусству, – сказал Хью. – Мы с Шанталь собирались выпить вместе, вот она и согласилась пойти со мной.

– Точно, – отозвалась та, покраснев.

– Но мы уже уходим, – сказал Хью.

– Передавай привет Флисс, – задорно добавила я.

– Обязательно, – беспечно ответил он. Вот это выдержка.

– Лора! – позвал Люк. Он подошел и поцеловал меня.

– Прости, что припозднилась, – извинилась я. – Задержалась вот…

– Не переживай, – сердечно произнес он. – Я так рад, что ты пришла.

– А это был мой зять, – сказала я, кивая на окно, в котором еще виднелась спина Хью. – Он женат на Фелисити.

– Я знаю. Помню, мы встречались у тебя много лет назад, он и сегодня снова представился. А что это за блондинка с ним?

– Одна из подруг Фелисити, Шанталь Вейн. По-моему, у них что-то… заваривается.

– Почему? А. Понимаю. Ты считаешь, они…

– Не знаю. Надеюсь, нет. – Хватит мне уже проблем с мужьями моих сестер. – Ну, как все прошло?

Он озарил меня улыбкой.

– Фантастически! Мы собрали сто пятьдесят человек и продали целых десять полотен. Крейг уже ушел, – добавил он, – но я могу показать тебе его картины.

Пока мы обходили галерею, я, оказываясь перед очередным полотном, неизменно восхищалась, хотя ничего в них не находила – обычные масляные краски, размазанные по полотну, – живо, но как-то бессистемно. Я пыталась вникнуть в то, что рассказывал мне Люк о нерепрезентативном абстрактном искусстве и интеллектуальных проблемах, которые оно поднимает, – и этот обзор едва не увел нас на грань философии, но было трудно сосредоточиться. Он словно говорил со мной из другого конца длинного темного туннеля. Потом он представил меня своим друзьям, Гранту и Имоген, чья девятимесячная девочка была его крестницей.

– Она просто прелесть, – сказал Люк. – Джессика в ней души не чает.

– Она у вас первая? – вежливо поинтересовалась я у Имоген.

– У меня – первая, – ответила они. – У Гранта есть два чудесных сына, двенадцати и девяти лет. Они обожают Амели, правда, дорогой? Нашу маленькую милую девочку.

Он радостно кивнул:

– Точно.

Мы обменялись еще несколькими любезностями, потом они сказали, что им пора домой; расходились последние посетители, и мы с Люком могли отправиться домой, пока его помощница Кирсти домывала бокалы.

– Было столько интересующихся, – делился он, пока мы шли к нему. – Я боялся, что после Пасхи еще не все вернулись, но пришли все приглашенные и просто яблоку было негде упасть. Ты в порядке? Какая-то… притихшая.

– Ну, у меня просто… болит голова, – не кривя душой, призналась я.

– Бедняжка. Ничего, я прогоню твою боль.

– Вряд ли тебе удастся. – Я вспомнила о Хоуп, которой оставалось только сидеть и гадать, не имея возможности дозвониться до меня. Но я не могла звонить ей сейчас, если даже бы захотела, потому что Майк уже вернулся домой. Я решила, что сама позвоню ей. Но как мне сказать такое по телефону? Я просто не могла. Это следовало бы сделать, поговорив с глазу на глаз. Внезапно меня осенило. Да. Так я и поступлю…

– Давай проведем остаток вечера в тишине, – сказал Люк, взяв меня за руку. – Можно посмотреть что-нибудь из классики ужасов – «Хаммера» или «Месть мумии». Это весело.

Мы шли по Лонсдейл-роуд, потом поравнялись с его домом, Люк открыл калитку, и тут что-то привлекло его внимание. На каменных плитах возле сада лежали джинсы.

– Что это еще? – Когда он поднял их, я почувствовала, будто меня пнули по ребрам. – А это? – Он поднял мои белые шорты и розовую футболку, которые лежали на ступеньках, ведущих к дому. – Что за черт?..

– Это мои вещи, – тихо сказала я.

– Это твое?

– Да, – сказала я, чувствуя тошноту.

– Бог ты мой… – Он открыл дверь, отключил сигнализацию, поднялся наверх. Включил свет в спальне. – Бог ты мой… – с тихим ужасом повторил он.

Первое, что мы увидели, – мое шелковое кимоно. Его было трудно узнать, учитывая, что его разрезали на двадцать кусочков разного размера и разбросали по кровати и полу. Куски ткани свисали с комода, с резного табурета, с прикроватного столика. Один даже оказался на Уилки – он накрыл морду медведя как платок, как будто тот принимал солнечные ванны.

– Бог ты мой… – снова пробормотал Люк. – Прости меня, Лора. – Он поднял клочок растерзанного голубого шелка. – Я не знаю, что сказать. Мне… так стыдно. Я куплю тебе другое, – беспомощно добавил он.

– Нет… Прошу тебя… Не стоит… – едва слышно произнесла я, слишком ошеломленная увиденным, чтобы выразить бушевавшую во мне ярость. – В самом деле…

Он сел на край кровати.

– Мне так жаль, Лора… – Он покачал головой. – Она просто… сумасшедшая.

Я пошла в ванную. Крышка унитаза была опущена, а из-под нее выглядывал рукав моего зеленого кашемирового кардигана, словно пытаясь выбраться. Но я была благодарна Магде хотя бы за то, что, когда открыла крышку, оказалось, что вода, в которой она топила кардиган, была чистой. На зеркале большими буквами она написала: «СУКА!» – использовав для этого мою помаду, а то, что от нее осталось, размазала по раковине. Мой мусс для укладки она разбрызгала по стенам. Мою косметику вывалила в биде, а сверху украсила выдавленной зубной пастой. Мой фен с отрезанным шнуром лежал в корзине для грязного белья.

Я представила себе, как Магда в бешенстве учиняла здесь этот бедлам – словно лисица в курятнике, – и ее переполняло… что? Меня осенило.

– Это за то, что я убрала ее вещи. – Я заглянула в гардероб. Как и следовало ожидать, ее футболка с принтом, бархатный пиджак, два платья и туфли были водворены на прежние места.

– Господи… – Люк по-прежнему сидел на кровати, сжимая в руке лоскуток того, что когда-то было моим кимоно, и качал головой.

– Но вопрос в том… как она сюда попала? – Он посмотрел на меня. – Как она вошла, Люк?

– Ну…

– Она не врывалась, это очевидно.

– Нет…

– У нее есть ключ? Прошу тебя, только не говори, что у нее есть ключ, Люк.

– Нету, – устало произнес он. – Но она знает, где я держу запасной. Только я не думаю, что она устроила все это, потому что ты убрала ее одежду.

– Тогда почему?

– Потому что узнала, что ты встречалась с Джесс.

– В самом деле? – Он вздохнул, затем кивнул. – Как? Она видела пасхальное яйцо, которое я подарила ей?

– Нет. Она проявила сегодня ее фотографии и на одной увидела тебя.

– Ах… – Я вспомнила, что вспышка сработала как раз тогда, когда я пыталась улизнуть из кадра.

– Она в ярости позвонила мне, но я был ужасно занят картинами, поэтому просто послал ее подальше. Я не думал, что она устроит… такое.

– Ты хочешь сказать, что она ехала сюда из Чизвика, чтобы порезать мою одежду? – Я чувствовала себя почти польщенной.

– Нет. Она сюда приезжала, потому что у Джесс детский праздник в Ноттинг-Хилле. А пока ждала, пробралась в дом, осмотрелась, поняла, что ты трогала ее вещи, и окончательно… съехала с катушек. Такое слишком даже для нее.

Я села рядом с ним, не имея сил прийти в себя. Можно было не смотреть «Месть мумии». Магда уже показала ее нам в своей интерпретации.

– Я поговорю с ней… – сказал он. – Я это улажу, каким-нибудь образом, хотя не представляю себе каким и что тут можно сделать… – Он уронил голову в ладони. – Это такой ад, Лора. Ты не можешь представить. Я живу как на вулкане.

– Магма, – тихо сказала я. – Ей бы больше подошло имя Магма.

Я завела правую руку назад и оперлась на нее. Под покрывалом я нащупала что-то твердое. Откинув его, я увидела, что на моей подушке лежат раскрытые портняжные ножницы, которыми Магда кромсала мое кимоно. Я встала.

– Думаю, мне не стоит оставаться здесь сегодня. – Я взяла свою сумку. – Прости, Люк. Просто… это слишком. У меня и без того был тяжелый день. – Я подумала о Майке и о ребенке. – Давай поговорим завтра.

Я спустилась по лестнице и вышла из дома. У меня не было сил сердиться – я все еще находилась под впечатлением от увиденного, – и, идя по Бончерч-роуд, подумала, как примечательно, что Магде одновременно удалось и причинить нам вред, и продемонстрировать самоконтроль, аккуратно закрыв окно, из которого она вышвыривала мою одежду, а потом включить сигнализацию и запереть дверь.

Я слышала, как часы пробили одиннадцать. Взглянула на мобильный. Восемь пропущенных звонков – все от Хоуп, – а когда я пришла домой, то увидела, что на автоответчике меня с нетерпением ждало пять сообщений, оставленных доведенной до отчаяния сестрой. Я написала ей сообщение, что не могу говорить с ней сегодня, но утром позвоню сама. Однако едва я успела разлепить глаза, как она позвонила.

– Почему ты мне не перезвонила? – рыдала она. Я как в тумане посмотрела на часы. Было десять минут седьмого. Я почти не спала. – Я с ума схожу! – завыла она. – Почему ты мне не перезвонила?

– Потому что: а) не могла, и б) потому что знала, что, когда смогу, Майк уже будет дома.

– Ну… – Она всхлипнула и набрала воздуху в грудь. – Что ты узнала? – Я не ответила. – Что ты узнала? – повторила она. – Куда он ходил? Что это за Клэр? Она моложе меня? Привлекательнее? Ты раздобыла ее фотографию? Скажи же, что ты видела! Прошу тебя, Лора. Я больше не могу. Я не могу! Я должна знать. Прошу, скажи мне, ну же, Лора! Скажи! Пожалуйста, пожалуйста, скажи!..

Я сделала глубокий вдох.

– Нет. Не скажу. – Она ахнула:

– Что значит «не скажу»? Ты должна. Ты затем и следила за ним. Что за игры?

– Никаких игр. Я не хочу рассказывать тебе то, что видела.

Хоуп ошеломленно замолчала.

– Почему?

– Потому что я хочу тебе это показать – вот почему. Я хочу, чтобы завтра вечером ты пошла со мной, и я покажу тебе то, что видела. А ты пока возьми себя в руки и не докучай мне, не отчитывай, не ставь под сомнение мою честность и мои мотивы, не пытайся разжалобить меня, какая ты разнесчастная, потому что вообще-то, Хоуп, у меня и своих проблем полно… – Заболело горло. – И хочешь – верь, хочешь – нет, я стараюсь для тебя.

Я слышала, как она плачет.

– Плохие новости, да? – всхлипывая, спросила она. – Ты поэтому и не хочешь мне говорить. Потому что это очень плохие новости. Самые худшие из возможных.

– Ну…

– Майк любит… Клэр, – прохрипела она. – Так?

– Да. Думаю, да.

– Моему браку конец.

– Может быть… Но я хочу, чтобы ты верила мне и ничего не говорила Майку сегодня. Прошу тебя, не устраивай ему скандал, как бы сильно тебе этого ни хотелось.

– Еще бы мне этого не хотеть! Только я не могу, потому что он уехал в Брюссель и не вернется до завтрашнего вечера – уехал на рассвете, чтобы не опоздать на поезд. И она, наверное, с ним, – мрачно добавила Хоуп.

– Это вряд ли, – сказала я. – В общем, так: встречаемся… где же? Около станции «Вестминстер» в… семь вечера, завтра.

– Но куда мы пойдем, Лора?

– Увидишь.

Глава десятая

На следующий день записывалось шоу – победительница заработала много денег, а потом, к моему стыду, как выяснилось позже, решилась на «Перемену мест». Вопрос, который она задала мне, был вполне приемлемый: «Какой эффект производила вода из реки Леты?» Но, выбитая из колеи предыдущими событиями, я не могла сконцентрироваться и сказала «заблуждение», хотя надо было «забвение», и самое смешное, что я знала правильный ответ, но забыла. В общем, аудитория злорадно посмеивалась, и это меня разозлило, а добыча участницы удвоилась и составила тридцать две тысячи – почти весь бюджет программы, а когда мы переснимали дубль, отключилось электричество. Погасли все лампы, потому что, как выяснилось позже, в этой части Западного Лондона случился сбой энергосистемы, и мы полтора часа просидели в темноте – в студии нет источников дневного света, – пока кто-то не попытался найти фонарик. Помимо того что в темноте я чувствую себя неуютно, я ее попросту ненавижу, поэтому неимоверно обрадовалась, когда дали свет и все пошли домой. Люк позвонил мне, когда я ехала в такси.

– Я только что разговаривал с Магдой, – сказал он. – Она чувствует себя хреново из-за того, что произошло…

– Произошло? – Я опустила стеклянную перегородку, чтобы шофер не слышал. – Ты имеешь в виду: из-за того, что она устроила?

– Она очень переживает, Лора, она…

– Терзается? – подколола я.

– Хуже. Она призналась, что вышла из себя.

– Нет, Люк, она не «вышла из себя». Она выпустила своего зверя!

– Но у нее в последнее время тоже не все гладко, Лора.

– Бедняжка. Ничто так не поднимает настроение в плохой день, как небольшое разрушение, правда? – Мы остановились на красный свет.

– Она так переживает, что у нее не ладится со Стивом. Она…

– Не говори – неужто опять взялась за ножницы?

– …чувствовала себя незащищенной, была уверена, что все кончено, и расстроилась, что ты трогала ее вещи.

– Это я расстроилась, когда обнаружила их там!

– Просто иногда Магду… заносит, – продолжал он, игнорируя меня. – Но сейчас она стала гораздо спокойнее. Нормальной. Почти. – Загорелся зеленый свет.

– Послушай, Люк, мне правда не хочется травмировать тебя – я понимаю, что Магда – мать твоего ребенка и поэтому ее можно оправдывать или по крайней мере не критиковать, но суть в том, что она безумна. Мы как Джейн Эйр, мистер Рочестер и Берта Мейсон. Только она не заперта на чердаке, а бродит по дому с портняжными ножницами. Откуда я знаю, что в следующий раз это будет не бензопила? Или что она не решит разрезать мою одежду прямо на мне?

– Слушай, Лора, она предлагает тебе оливковую ветвь, – и я надеюсь, что ты примешь ее. Она сказала, что хотела бы познакомиться с тобой.

Я прыснула:

– Ну нет!

– Прошу тебя, Лора.

– Не после того, что она учинила! Нет! Как ты себе это представляешь? Да и какой смысл?

Я услышала, как Люк вздохнул.

– Смысл такой, что мне приходится поддерживать с ней сносные отношения, а это значит, что и тебе тоже. Потому что мы будем вместе, Лора. Разве ты не этого хочешь?

Я посмотрела через стеклянный экран.

– Да… – сказала я. – Этого.

– Значит, Магда будет и в твоей жизни.

– Я не очень… понимаю почему. В стране миллион неполных семей, Люк, и я так понимаю, не все бывшие и будущие жены контактируют между собой. Дети дрейфуют от отца к матери, но родители сохраняют дистанцию. И если это не нравится Магде, то меня такое положение вещей, наоборот, устраивает.

– А меня нет. Лора, послушай, иногда она, конечно, ведет себя слегка… эксцентрично.

– Ты как Комический Али[55]55
  Прозвище иракского министра информации.


[Закрыть].

– Но если ты хочешь поладить с Джессикой, а я думаю, ты хочешь…

Я выглянула в окно. Мы были в Чизвике.

– Конечно, хочу, – тихо сказала я.

– Тогда придется устанавливать с Магдой дипломатические отношения, как бы ни претила тебе сама идея.

– Все бы ничего, если бы Магда была способна оценить дипломатию, но, судя по вчерашнему вечеру, это не так.

– Прошу тебя, Лора. Она ведет себя вполне… рационально… временами.

– И ты хочешь, чтобы я задабривала ее, – рассерженно сказала я. – Она ведет себя отвратительно, уничтожает мои вещи, а я должна прогнуться и пасть перед ней ниц. Как ты. Так вот, я даже не собираюсь, черт побери!

– Тебе и не надо. Просто будь деликатной. Я хочу, чтобы ты помогла создать комфортную и гармоничную обстановку для Джессики.

– Прости, но мне кажется, это невозможно.

– Возможно. Помнишь ту пару, с которой ты познакомилась вчера вечером? Гранта и Имоген? У которых ребенок?

– Да.

– Грант и Рози расстались пять лет назад, через год он встретил Имоген, а в прошлом году у них родился ребенок. Так вот, они прекрасно ладят. Рози симпатизирует Имоген, привозит мальчиков по воскресеньям, и они вместе обедают; она обожает Амели и иногда даже сидит с ней, пока Грант с Имоген уходят куда-нибудь. Временами они даже все вместе ездят к его родителям. Они дружат, Лора, а их дети счастливы и тревог не знают, и я очень хочу, чтобы так же было и у нас.

– Звучит прекрасно, – согласилась я. – И вполне цивилизованно. Просто утопия… Но дело в том, Люк, что а) это слишком фантастично, и б) в случае твоего друга жена номер один, очевидно, приятный, нормальный, вменяемый человек – в отличие от Магды. Прости, что не проявляю участия, Люк, но она превратила мое кимоно в кучу тряпок. А теперь ты просишь, чтобы я спокойно села с ней за стол и стала пить чай, как в какой-нибудь пьесе Оскара Уайльда?

– Ну… да. Наверное. Она приедет завтра вечером. И было бы неплохо, если бы ты тоже смогла прийти. Ты здорово поможешь мне, потому что я не хочу, чтобы Магда изменила свое мнение насчет моей поездки в Венецию, так что мне надо, чтобы она не беспокоилась и не расстраивалась. Я понимаю, что прошу многого, но надеюсь, ты сделаешь это ради меня.

«Ну почему люди постоянно просят меня сделать то, чего я не хочу? – раздраженно подумала я. – Почему меня постоянно вводят в заблуждение и подавляют?» Но мне вдруг страшно захотелось увидеть эту Магду, почти так же, как помочь Люку, поэтому в следующий момент я сказала:

– Ох… Ну ладно, черт подери. В котором часу?

Таблоидные писаки, рассерженные сниженными пасхальными ценами на газеты, с новыми силами восстали против меня. «ТЕЛЕ-ЛОРА ТЕРЯЕТ КВАЛИФИКАЦИЮ?» – вопрошал заголовок на первой странице утренней «Дейли ньюс». На фотографии было мое обеспокоенное лицо. На развороте редактор колонки индустрии развлечений брызгал слюной, торопясь поведать читателям, как мои «друзья» переживают из-за того, что «я напряжена на работе», из-за пропавшего без вести мужа, а заодно и о том, как «эмоциональные мучения» из-за встреч с «женатым мужчиной» стали докучать мне. Они присовокупили зернистую фотографию, где я роняю свои карточки с вопросами, с подписью: «Стресс подбирается к Лоре», – наверное, кто-то из аудитории запечатлел тот момент на мобильный телефон. Дальше шла цитата некоего «доверенного лица»; по словам этой женщины, «вина», которую я чувствовала за то, что «украла у Магды ее мужа», «снедала меня», а другое «лицо» утверждало, что я вообще ничего не ем, потому как страдаю «анорексией».

– Тебе надо рассказать свою версию, – посоветовала Нэрис, когда я пришла на работу. Она поправляла свою прическу, на этой неделе имевшую цвет логановой ягоды. – По-моему, ты просто спускаешь им все с рук. Это ужасно.

– Так и есть, Нэрис. Я просто до смерти устала.

– Тогда ты должна нанести ответный удар, – сказала она, прилаживая свои наушники. – Мое мнение. До-оброе утро. «Трайдент ти-и-ви-и»…

– Нэрис права, – сказал Том. – Ситуация затянулась. Может быть, тебе пора включаться в эту игру, которую затеяли СМИ, Лора? По крайней мере так думают на «Четвертом канале».

– Я думала, их волнует только то, что рейтинги возросли, – разве у нас теперь не четыре миллиона?

– Да, но ты беспокоишь их. Они говорят, тебе нужно ответить.

Так что когда на следующий день Нэрис приняла звонок журналиста широкоформатной газеты, я позволила ей соединить его со мной.

– Мисс Квик? – Тон у него был искренний. – Меня зовут Даррен Силлито. Я из «Санди семафор».

– Слушаю?

– Прежде всего я хотел бы сказать, что являюсь большим вашим поклонником. По-моему, ваше шоу удалось на славу.

– О, спасибо!

– Я видел статью о вас в «Дейли ньюс» сегодня утром. – Я почувствовала, что у меня краснеет лицо. – Должен сказать, таблоиды устроили вам нелегкую жизнь.

– И не говорите.

– Но и невооруженным глазом видно, что это их собственные фантазии.

– Так и есть.

– Я знаю, вы до недавнего времени отказывались говорить с прессой, но, случайно, не подумываете ли вы теперь о том, чтобы дать интервью – уважаемому изданию, разумеется?

– Что ж… пожалуй, случайно подумываю.

– О… тогда я вовремя.

– Наверное. А что вы желаете услышать от меня?

– В общем, мы бы хотели составить ваш краткий биографический очерк – в позитивном ключе, но нам нужна статья, которая заинтересовала бы широкую аудиторию, поэтому, боюсь, придется говорить о вашем муже.

У меня екнуло сердце.

– Обязательно?

– Боюсь, что да, иначе не имеет смысла делать статью вообще. Но мы будем задавать вопросы скрупулезно и обещаем точно передать то, что вы расскажете. А пока мы говорим по телефону, не могли бы вы ответить, как бы в порядке пояснения, что вас больше всего угнетает в освещении вашей жизни прессой.

– Ну… все, – ответила я. – Но в особенности предположение, что я разрушила брак Люка Норта, когда на самом деле жена оставила его десять месяцев назад, а еще что я тяжелый человек с запросами.

– Что ж… трудно вам пришлось. Однако «Санди семафор» – серьезная газета, и читатели будут знать все непосредственно с ваших слов. – Он сделал короткую паузу. – Я оставлю вам мой прямой номер, и если захотите продолжить, просто дайте мне знать.

– А мне можно будет прочитать черновик статьи до того, как она выйдет в печать?

Он помолчал.

– Обычно мы этого не делаем.

– Ну, я обычно тоже не даю интервью. Поэтому соглашусь только при условии, что увижу статью до того, как она появится в газете. – Я не верила собственным ушам: я говорила очень жестко.

– Возможно, я смогу это организовать – учитывая щекотливость вашего положения.

– А ваша газета внесет пожертвования в Национальную консультативную сеть по поиску пропавших без вести?

– Думаю, мы это устроим.

– Не менее пятисот фунтов?

Я услышала приглушенный смешок.

– А вы заняли твердую позицию.

– Если вы хотите разговор, то он состоится только на таких условиях.

– Конечно, мы хотим разговор – эксклюзивный, разумеется.

– Разумеется. Однако мне надо подумать.

После всей лжи, которую печатали обо мне, меня подмывало согласиться, но я не собиралась решать все разом. Слишком много мыслей крутилось в моей голове – и прежде всего о предстоящей встрече с Хоуп. Я страшно боялась встречаться с сестрой.

Я приехала на станцию «Вестминстер» на целых десять минут раньше, но Хоуп уже ждала меня. Она стояла рядом с картой района с бледным, как папирус, лицом. И несмотря на то что ей оставалось только гадать, куда я поведу ее, она тем не менее сохраняла спокойствие. Однако когда мы пошли по мосту, атмосфера накалилась, и, чтобы отвлечь, я решила узнать ее мнение по поводу просьбы из «Семафора».

– Ну, раз это нормальное издание, то не в пример таблоидам они не станут печатать откровенное вранье, – сказала она, когда мы шли к мосту.

– Еще они обещали, что позволят прочесть статью до выхода в печать.

– Они дадут тебе контрольный экземпляр?

– Неофициально, естественно.

– Тогда и думать нечего – давай.

– Ну, посмотрим. Но мне слишком о многом приходится думать в одно и то же время, И об этом тоже… не в последнюю очередь.

– Ну… так куда же мы идем, Лора? Прошу тебя, скажи. Я схожу с ума. Куда мы идем? – повторила она, когда мы переходили Темзу по мосту и ветер развевал наши волосы.

– Увидишь.

Она напряженно вздохнула.

– А сколько еще идти, где это?

– Недалеко. – Я посмотрела налево. За нами был «Лондонский глаз», дальше – Оксо Тауэр[56]56
  Архитектурная достопримечательность Лондона.


[Закрыть] и элегантные белые мачты Хангенфордского моста. Крачки пикировали и ныряли под воду. Под нами проплыл прогулочный катер, оставив за собой шлейф воды.

– А Майк там будет? – спросила она. – Я увижу его?

– Да.

– Не могу поверить, что делаю это, – сказала она. – Вот так запросто позволяю тебе тащить меня неизвестно куда без намека, что это и где.

– Ты делаешь это потому, что попросила меня проследить за Майком, и теперь я собираюсь показать тебе то, что обнаружила. – Мы продолжили путь в молчании.

– Еще далеко? – спросила она, когда мы перешли на противоположную сторону моста.

– Нет. Уже нет. – Я остановилась на территории больницы. – Вообще-то мы пришли.

– Куда? Это больница.

– Правильно.

– Мы идем в больницу?

– Да. Пошли. – По указателям мы пришли к главному входу.

– А зачем? – спросила Хоуп. Я не ответила. – Зачем? – повторила она, когда мы вошли в раздвигающиеся двери.

– Потому что там мы найдем Майка. – Мы прошли цветочный ларек и газетные стойки, через приемную направились к лифтовой площадке, на которой ждали человек десять – двенадцать. – Сюда он и приходил.

– Я не понимаю, – прошептала она. – Он не болен? Только не говори мне, что он болен, Лора.

– Нет.

– Тогда что мы здесь делаем, ради всего святого? – Двери лифта раскрылись, и мы вошли. – Он кого-то навещает? – пробормотала она. Я нажала кнопку седьмого этажа.

– Да. Навещает. – Лифт остановился на третьем этаже, и другие пассажиры вышли; больше никто не входил. Мы остались одни.

– Клэр? – спросила Хоуп. – Он навещает Клэр?

– Именно.

– О! О Боже! Она больна?.. – Я не ответила. – И все? Он навещает ее, потому что она больна? Бедная женщина… но что с ней такое? Наверное, дело серьезное, если он приходит сюда уже два месяца. Ну почему ты не расскажешь мне все, Лора? Почему ты ничего не говоришь?

– Потому что хочу, чтобы ты увидела все своими глазами.

– Но я не понимаю, – взмолилась она. – Зачем эти тайны? И кроме того, если она болеет, то вряд ли обрадуется, увидев жену своего приятеля около кровати!