Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– А кем вы стали потом?

– О, ну, годам к тридцати моя карьера… ну вы знаете… как бывает у актеров… – Ей не хотелось распространяться, а я не горела желанием лезть ей в душу. – Послушайте, а вы точно не хотите, чтобы я устроила сеанс? – не унималась она. – Мне бы очень хотелось, потому что у вас интересная аура. Представляете, я могу ее видеть. Довольно отчетливо. – Она откинулась и стала пристально смотреть на меня. – Она желто-зеленая с оттенком фиолетового. Позвольте же мне, прошу вас.

– Нет. Но спасибо. Честно говоря, Синтия, я думаю, все это просто надувательство.

– В таком случае не вижу здесь проблемы, – с триумфом заявила она. – Потому что если это «надувательство» – какой вред оно может вам причинить?

Озадаченная ее логикой, я уступила.

Она зажала мое левое запястье в своей правой руке и закрыла глаза. Потом снова неожиданно раскрыла их и стала смотреть в никуда, а ее большие серые глаза щурились, словно она старалась сфокусироваться на чем-то, что маячило на горизонте.

– Вы движетесь в новом направлении, – провозгласила она. «Как проницательно!» – цинично подумала я. – Вы были несчастны. – Ну да. А кто не был? – Но ваше настроение улучшается. – Сумасшедшие предсказательные способности, сказала я себе. – В воздухе веет романтикой. – Ее догадки становились теплее. Я с радостью подумала о Люке. Она закрыла глаза, с шумом набрала воздуха, потом открыла их снова. – Вы обретаете контроль над собственной жизнью, – заявила она. Как и большинство работающих женщин моего возраста. Все это чепуха. Довольно потешаться. Но тут Синтия закрыла глаза в очередной раз, словно впала в глубокий-глубокий сон. В полной тишине я смотрела на ее веки, чуть обвисшие от времени и покрытые серебристыми тенями. Я слышала, как тикают дорожные часы – свадебный подарок родителей – на каминной полке. И мне было очень интересно, сколько еще Синтия просидит вот так и когда можно будет вежливо разбудить ее, как вдруг она внезапно широко открыла глаза и уставилась на меня так пристально, что мне стало не по себе.

– Вы скучаете по кому-то, – сказала она не хриплым и театральным, а чистым и проникновенным голосом. – Правильно? Кого-то не хватает в вашей жизни. Кого-то, кто был вам очень важен. Но произошла… трагедия и теперь его нет. – Я поняла, что чувствую какое-то непонятное тепло от кончиков пальцев ног и до грудины, как будто меня погрузили в разогретый воск. – Вы будто были обездолены, Лора. – Она опять закрыла глаза, делая глубокие вдохи. – Осиротели. – Снова воцарилась тишина, которая словно звенела и пульсировала. Затем она открыла глаза. – Это так, Лора? – Я просто смотрела на нее. – Так? – Я слышала свое дыхание.

– Да. Так, – словно откуда-то издалека донеслись до меня мои собственные слова.

– Так я и знала! – радостно воскликнула она, больше упиваясь правильностью своего анализа, чем сочувствием ко мне. – Я почувствовала это сразу же, как только посмотрела на вас. Я буквально почувствовала… – Она оглядела комнату, потом слегка вздрогнула. – Здесь очень высокая вибрация. Ну ладно, – сказала она. – Продолжим.

– Не стоит, – запротестовала я. Но она все еще держала мою руку. – Правда, Синтия, – попыталась я высвободиться. – Она снова уставилась в пустоту, на сей раз учащенно мигая. Потом прижала свою левую руку к груди.

– Я его вижу.

– Что?

– Я его вижу. Довольно четко. – Теперь я чувствовала и тепло, и холод. – Он стоит посреди поля… поля, усыпанного… – Она сделала глубокий вдох, и ее глаза раскрылись еще больше, словно от удивления. – Цветами. Прекрасными цветами. Они повсюду вокруг него. Какое великолепное зрелище! Но даже среди этих прелестных цветов он кажется печальным и грустным.

– Давайте прекратим. – Я резким рывком выдернула руку. Я все еще чувствовала давление ее пальцев на своем запястье. – Вовсе он не на поле. Это абсурд.

– Нет. Не абсурд. Так и есть. Но это еще не все. Есть еще кое-что. – Мне стало нехорошо. – Не так ли? – Я уставилась на нее.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что есть еще один человек, который пропал из вашей жизни, – их двое. – Я почувствовала, как волоски у меня на теле встают дыбом. Она на мгновение закрыла глаза, затем снова открыла. – Я не вижу этого второго человека, но я чувствую их… присутствие. Я чувствую его. – Я поднялась на ноги. – Вы долго не виделись с ними… вы любили их. Вы не хотели, чтобы все закончилось… Скажите, – дружелюбно начала она, – это что-то значит для вас? – Я пристально посмотрела на нее, осознавая, что по моим рукам поползли мурашки. – Значит?

– Нет, – ответила я. – Не значит. Нет.

– У меня просто мурашки побежали, – рассказывала я Фелисити следующим вечером. Я сидела за кухонным столом на Мурхаус-роуд, а Оливия гулила, устроившись у меня на коленях, пока Флисс мыла салат в сдвоенной мойке. – Она сказала, что видит Ника на цветочном поле. Ну что скажешь?

Фелисити выглянула в окно посмотреть на сад, который совсем недавно начали окутывать сумерки.

– Звучит слишком хорошо. Похоже на рай. – Она заправила выбившуюся прядь своих светлых волос за ухо. – Он не заслужил такой благосклонности судьбы.

– Перестань, Флисс. Не будь такой жестокой. – По радионяне мы слышали, как Хью копошится наверху в спальне. Стоило ему сделать какое-то движение, как линия огоньков начинала сиять и мерцать.

– Нет, Лора, – продолжала Фелисити. – Я не боюсь об этом говорить. Ник совершил слишком гнусный поступок – и даже не удосужился никого предупредить! Я знаю, некоторые могут отнестись с большим сочувствием, но он причинил тебе слишком много горя, чтобы я могла его простить.

– Это не твоя забота – прощать его или нет, – негромко заметила я. – А моя. В любом случае вопрос его прощения в данных обстоятельствах остается теоретическим.

– Да, ведь он в вечном отпуске. – Сестра ехидно хохотнула.

– Какой кошмар, Флисс!

– Извини, – виновато улыбнулась она. – Что еще сказала эта мадам Аркати[24]24
  Персонаж пьесы «Неугомонный дух», который выдает себя за медиума.


[Закрыть]? – Я вспомнила, что Синтия сказала в самом конце, но не стала посвящать Фелисити. Несмотря на то что она частенько откровенничает со мной о своей жизни, есть то, что она никогда не узнает о моей. – Почему она не могла вступить с Ником в контакт? – продолжала она. – Чтобы узнать у него, зачем он так поступил? Причинил так много горя всем нам?

Я заерзала.

– Она не медиум, а я не хотела ее заставлять. А что касается того, зачем он так поступил… этого мы, наверное, не узнаем никогда. Но пожалуйста, не рассказывай никому о том, что случилось с ним, Флисс. Я очень не хочу, чтобы это просочилось в прессу.

Она положила салат в миску.

– Хорошо.

– Афаклатаоллаллагазззагойягоягоя, – сказала Оливия.

Фелисити обернулась и одарила ее такой широкой улыбкой, что я испугалась, как бы у нее не лопнуло лицо.

– Так говорят на планете, откуда ты прилетела, моя сладкая?

Пока я держала пухленькую Оливию на своих коленях, ее пушистые светлые волосы щекотали мой подбородок. Я хлопала ее по пухленьким ручкам с маленькими подушечками жира, локоткам с ямочками, сжимала ее толстенькие коленочки. Я люблю Оливию, но это горькая любовь.

– Какая же ты… милая, Оливия, – с любовью произнесла я. – Очень-очень. – Я чмокнула ее в темечко.

Она крутанулась, чтобы взглянуть на меня: ее огромные васильковые глаза решительно и ласково, с интересом смотрели на меня. Потом она подняла свою правую ручку с растопыренными пальчиками, похожими на морскую звезду, и коснулась моей щеки.

– Ияклалефафффооохутанагагоягоягоягоягоя.

– И тебе гоягоягоягоя, – сказала Флисс, подходя к нам и смачно целуя ее. Оливия звонко засмеялась, и сестра снова поцеловала ее, а потом вернулась к мойке. – Я стою рядом с ее кроваткой, – тихо призналась она. – Ночью. Когда она спит. Я нагибаюсь к ней, чувствую ее приятное дыхание на своей щеке, будто дует слабенький западный ветер, и не могу поверить, что она моя. Я так люблю ее, – сказала она, нарезая помидор. – Я бы все время только и любовалась на нее, целовала ее маленькое личико. С каждым днем я люблю ее больше и больше. Я… – ее голос дрогнул, – я никогда не думала, что можно так любить.

– Я знаю, – пробормотала я. Фелисити даже на мгновение прекратила резать. – То есть я… догадываюсь.

– И это совсем не то же самое, что любить мужчину. Честно говоря, Лора, отношения с Оливией меня полностью удовлетворяют. Я почти завидую одиноким матерям, – виновато поведала она. – Наверное, это так здорово – только ты и малышка, и больше никого. – При этих словах мы услышали, как наверху бродит Хью, сопя и покашливая, открывая комод и сервант. – Он через минуту придет ужинать. – Она сняла крышку с детской бутылочки и вручила ее мне. – Ты не дашь Оливии молока? Вечером она ест смесь, потому что к вечеру у меня уже болит грудь.

Пока я усаживала Оливию на руку, Флисс открыла холодильник и достала стейки, горшок сметаны и тюбик масла.

– Ты сидишь на диете Аткинса, Флисс? – Она бы ей, безусловно, не помешала. Обычная прибавка веса за время беременности составляет примерно двадцать восемь фунтов[25]25
  ≈ 12 кг.


[Закрыть], но и без того пышнотелая Фелисити умудрилась набрать четыре с половиной стоуна[26]26
  ≈ 28 кг.


[Закрыть].

– Аткинса? Ты шутишь. – Она открыла морозилку и достала пакет картофельных чипсов. – Я слишком люблю мои углеводики. Кроме того, я до сих пор кормлю грудью, поэтому мне нельзя сидеть на диете. Вот какое у меня оправдание.

– Да, но молоко поступает непосредственно из жировых запасов матери, так что если ты сбросишь несколько фунтов, то ничего страшного не случится, Флисс. – В течение многих недель!

– Да знаю, знаю. – Она оттянула и щелкнула эластичным поясом своего старого бандажа для беременных. – Во мне целых два лишних стоуна. – Если не больше! – Но я думала, – тут она нахмурилась, – что если продолжать грудное вскармливание, вес уйдет сам собой.

– Это миф. Поначалу какое-то количество лишнего веса действительно уходит, но потом он стабилизируется и… откладывается.

Фелисити как-то странно на меня посмотрела:

– Откуда ты знаешь?

Я в ответ с удивлением посмотрела на нее:

– Читала.

– В общем, – продолжала она, – я сейчас слишком счастлива, чтобы переживать о весе, а Хью слишком занят продвижением своих изобретений. А когда надо выглядеть стройнее, я надеваю свои обтягивающие панталоны, чтобы скрыть лишнее сало.

– Не пренебрегай уходом за собой, Флисс. Об этом говорят во всех книгах.

– Сойдет он в конце концов, – беззаботно сказала она. – Да и Хью тоже не миниатюрный. – Мне так не казалось, но я надеялась, что она не совершает ошибку. – Послушай, не прессуй меня, ладно? Мне и без того нелегко – у меня целых две худеньких сестры.

Заметив на барном стуле роскошного вида пакет, я сменила тему:

– А что ты купила?

Она взяла полотенце и вытерла руки.

– Нечто первоклассное. – Она открыла пакет и извлекла оттуда бледно-желтый сверток, в котором лежал малюсенький, невероятно белый кардиган, к которому хотелось прикоснуться. – Разве не прелесть?

Я почувствовала, как мое горло сковала судорога.

– В самом деле. – Оливия вцепилась в него, попытавшись засунуть рукав себе в рот. – Это кашемир, – добавила я, погладив его.

Фелисити скорчила гримасу:

– Ну да. Стоит девять фунтов, а носить его она будет месяца три, но он такой красивый, что я не устояла. И потом, почему у моей девочки не должно быть все самое лучшее?

У Оливии и так было все самое лучшее. Ей покупают одежду от «Ойлили», «Беби-Диор» и «Пти-Бато»[27]27
  Дизайнерская детская одежда.


[Закрыть]. Она спит на льняных простынях. Гуляет в коляске «Бугабу», которая стоит пятьсот фунтов, и в слинге от Билла Эмберга, отделанном овечьей кожей. Ее сияющее личико украшает сумку от Ани Хиндмарч, а отпечаток ее ножки сразу после рождения увековечили в бронзе. На крещение Фелисити готовит ей шелковое крестильное платьице за двести двадцать фунтов.

– И тебе это по карману? – поинтересовалась я, пока Оливия удовлетворенно сосала из бутылочки.

– Конечно, нет, – ответила она. – Но мне плевать, потому что я на седьмом небе, Лора, и не собираюсь себя ограничивать, потому что такое больше не повторится. – Это любимая тема Фелисити. Что она никогда не вернет это особенное время своей жизни, поэтому все должно быть идеально. Потом она завела разговор о крещении, и о том, как ей нравится викарий, и какая замечательная эта высокая церковь – совсем не то, что «страшная низкая с притопами и прихлопами», – и о прекрасной музыке, которая будет там, и о самых лучших поставщиках продуктов, которых она наняла, и обо всех, кого она пригласила, и о новом костюме, который она наденет.

– А когда ты выходишь на работу? – спросила я, поднимая бутылочку Оливии повыше. – У тебя ведь скоро заканчивается декретный отпуск.

Фелисити задержала дыхание.

– Нет.

– Что?

– Я решила, Лора. – Она открыла холодильник. – Я не вернусь. По крайней мере года три, – поправилась она, роясь в недрах морозилки. – Только не говори об этом Хью. Я ему сказала утром, и он не слишком хорошо к этому отнесся.

– Неудивительно. – Я знала, что им надо выплачивать огромные проценты по ипотеке, да и лечение бесплодия обошлось недешево. – Ему будет трудно, Флисс.

Она пожала плечами:

– Это его ошибка – у него ведь была хорошая работа. Я знаю, ты сочтешь меня бессердечной, – продолжала она, доставая бутылку с французской приправой. – Но семнадцать лет я присматривала за маленькими сокровищами других людей и теперь хочу посвятить себя своему собственному. Я всего-то и хочу, чтобы он обеспечил меня, вот и все. Если для этого ему придется снова искать работу – оно и к лучшему, потому что его забавы с проклятым изобретательством ни к чему не приведут.

– Не знаю – он может изобрести что-нибудь такое… нужное.

– До сих пор ничего гениального он не изобрел, не так ли? Вот эта штука, которая похожа на клеящий карандаш, наполнена маслом вместо клея – «чтобы ничего не надо было мыть», – а эти два малюсеньких зонтика, которые крепятся к носу туфель…

– Ах да. Чтобы они не промокали.

Она закатила глаза:

– Вот именно. Зонтик со световым фонарем, чтобы можно было проверить, кончился ли дождь, и не промокнуть при этом.

– Угу… А съедобные ножи и вилки для пикника…

– Да. Мусор, – заключила Фелисити с горькой усмешкой. – Что еще? Надувная доска для дартса? – Я услышала, как скрипнули ступени на лестнице. Затем Оливия с удовлетворенным вздохом допила остатки своего молока.

– Она допила, Флисс. – Я вытерла уголок рта девочки.

– Быстро. Ну давай, дорогая… – Она подняла Оливию, дважды поцеловала ее и приложила к своему левому плечу. – Даже я могу придумать что-нибудь полезное, что мог бы изобрести Хью.

– Ну-ка ну-ка? – слегка натянуто спросил Хью, входя в комнату. Он очень высокий – шесть футов три дюйма – и немного неуклюжий на вид в своих старых вельветовых брюках и джемпере «Гернси», но очень привлекательный и ребячливый. – Привет, Лора. – Он приветливо улыбнулся мне, а потом по-братски чмокнул в щеку. – Какие полезные вещи я должен изобрести, Флисс?

– Нужные, – съязвила она. – Например, лак для ногтей, который сохнет за одну минуту, или колготки, которые никогда не рвутся, или микроволновку с кнопкой «Назад» для таких случаев, когда переваришь что-нибудь, или систему голосовой почты, которая позволяет прокручивать сообщения до того момента, как они были оставлены, и стирать самые идиотские, или – дай-ка подумать… Боже, она срыгнула! – С левого плеча сестры и по спине побежала маленькая белая струйка. – Где муслин? – Взглядом она сканировала комнату. – Никогда, ну никогда его нет под рукой, этого муслина!

– И ты похожа на ходячего Джексона Поллока[28]28
  Американский художник, представитель абстрактного экспрессионизма.


[Закрыть], – сказал Хью.

– Ты не принесешь мне бумажное полотенце? – Он оторвал кусочек и вытер спину ее мешковатой черной футболки. – Черт, опять надо стирать. Ну ладно, – вздохнула она. – Случается, но по крайней мере она не все срыгнула на меня. – Теперь светлая головка Оливии уткнулась в грудь Фелисити. – Она так устала, моя малышка. Отнеси ее, пожалуйста, в кроватку, Хью, а я займусь столом.

– Я хотел налить себе выпить. У меня был трудный день.

– Нальешь после, – сказала она, вручая ему ребенка, – а вот она должна отправиться спать немедленно.

Хью взял девочку и деланно отдал честь жене.

– Вас понял! Спокойной ночи, тетушка Лора, – пискнул он, поднося мне ребенка для поцелуя. – Твоя викторина, кстати, удалась.

– Спасибо.

– Ее смотрят все наши знакомые, так что аудитория у тебя набирается приличная.

– Наверное. Вчерашний рейтинг был просто потрясающим для первых шагов шоу – почти три миллиона. «Отвоевали сегмент», как говорят в торговле.

– А ты видела заметку в «Стандард»?

– Да. Похоже, им понравилось.

– Еще как, – сказала Флисс. – И нам тоже.

– Quadrimum, – пробормотал Хью. – Мне это понравилось. Ну ладно, миссис Малышка, отправляемся наверх.

– Я все пытаюсь решить проблему со сном, – сказала Фелисити, когда я доставала из буфета вилки и ножи. – Она просыпается за ночь два раза. Это изматывает.

– А Хью не реагирует?

– Нет, до сих пор спит в свободной комнате.

– В самом деле? – Я подняла маленький носочек, украшенный вышивкой в виде гирлянды роз. – Он не возражает?

– Не думаю. Он не жалуется. Хотя это весьма странно, учитывая, что у нас не было, – она понизила голос, – ну, ты понимаешь, уже лет сто.

– В самом деле? – вежливо спросила я. Как я уже говорила, Флисс любит делиться со мной подробностями своей интимной жизни. Я всегда находила это трогательным, даже несмотря на то что сама такой откровенной не была, – просто у Флисс есть необходимость поговорить. Секреты так и льются из нее, как масло из танкера. Она полная противоположность Хоуп, которая всегда собранна и не дает волю чувствам.

– Ни одного перепихона, – уточнила она. – Ни разу после родов. – Она достала три тарелки. – Меня как-то не тянуло.

– Как-то это… рискованно, Флисс. Я бы им не пренебрегала…

– «О, детка, моя детка…»

По радионяне мы услышали, как Хью мурлычет песню Оливии, меняя подгузник.

– «Ты нужна мне, о как ты нужна мне…» – Мы слышали, как она заливается и булькает.

– Подумай, ведь он очень привлекателен, Флисс.

– «Но ты меня не замечаешь…»

Она засмеялась:

– Он слишком правильный.

– «Ты разбила сердце мне…»

– Да и кто захочет такого? – добавила она, зажигая камин. – Он даже не зарабатывает. Сидит целыми днями в гараже.

– «Ду-би-ду, би-ду-би-ду, ведь детка, моя детка…»

– Во всех книгах для родителей пишут, что надо обязательно опекать своего мужа.

– «Как скучаю по твоим поцелуям…»

Фелисити с укоризной взглянула на меня:

– Откуда ты знаешь, что написано в книгах для родителей?

– Ну… я… – Я кивнула в сторону книжной полки. – Я читала эту твою «Книжную няню» – обожаю справочники, – и там написано, что новоиспеченные мамочки не должны игнорировать… эту сторону своей жизни.

– «Ду-би-ду-би-ду-ду-би-ду-би-ду-ду-да-да-ду-би-ду-ду-би-ду-би-ду…»

– Не знаю, Лора, – вздохнула она. – Я прекрасно обхожусь без секса и совсем не страдаю без него.

– А я страдаю, – угрюмо призналась я, садясь за стол. – За три года меня только один раз обняли.

Фелисити достала три бокала.

– А это, прости, дурь! Я тебе говорила, что надо найти кого-нибудь.

– Ну как ты себе это представляешь? Я была слишком подавлена, добавь сюда полное отсутствие уверенности в себе – кому нужна такая? Да еще и с «багажом»? – холодно заключила я.

– Да, надо признать, в ситуацию ты, конечно, попала… неприятную. Послушай. А что ты думаешь о своем боссе? – спросила она, наливая заправку в миску с салатом. – Каждый раз, как он снимает трубку, когда звоню тебе на работу, я думаю: «Какой же приятный голос!» – а может, он просто меня загипнотизировал.

– Нет, Том – хороший человек. И у него действительно красивый голос, это правда. Я привыкла слышать его и не думаю о нем.

– Откуда он родом?

– Из Монреаля. Из англоговорящей части, хотя прожил там десять лет.

– Ну так что насчет его? – Я покачала головой. – Он тебе не нравится?

– Не в этом смысле.

Она начала перемешивать салат.

– То есть ты не находишь его привлекательным?

– Нет. Дело не в этом, он привлекательный. Даже очень привлекательный.

Она подлила еще заправки.

– А как он выглядит?

– Ну… в нем есть очарование эдакого простого парня. Каштановые, слегка редеющие волосы, большие голубые глаза, он среднего роста и сложения. Чем-то напоминает Тоби Магуайра.

– А ты ему нравишься, как думаешь?

– Боже, ну… не знаю. Вряд ли он думал когда-нибудь обо мне в таком ключе. Он… мне симпатизирует, и все.

– Он и ситуацию с Ником воспринял спокойно, да? – спросила она, закрывая бутылочку с французской приправой.

– Да. Оставался невозмутимым… как скала. Да и работаем мы вместе уже шесть лет – с самого начала, поэтому у нас гармоничные профессиональные отношения.

– Почему тогда не добавить сюда еще и личные?

– Ну, потому что: а) он мой босс, и это было бы по меньшей мере неудобно, и б) и не смей никому это рассказывать…

– Обещаю, – с серьезным видом сказала она.

– …он совершил кое-что ужасное, несколько лет назад. Я никогда тебе не говорила из соображений преданности ему, но, несмотря на его прочие достоинства, я считаю это… отталкивающим.

Глаза у Фелисити стали словно блюдца.

– Да что же он сделал?

– Бросил жену…

– Ох! – Она принялась снова перемешивать салат. – И что? Такое часто происходит. Вряд ли этот поступок так уж отрицательно его характеризует, Лора. Тебе надо быть более осторожной в суждениях.

– …через месяц после того, как у них родился ребенок. – Салатные лопатки зависли в воздухе.

– Ого. Понимаю. Это ужасно. – Она насупилась. – Бедная женщина.

– Именно.

– Может, у него был кризис отцовства?

– Нет. Он банально бросил ее ради другой.

– Боже…

– Об этом писали в колонке сплетен.

– Да? Почему?

– Потому что он ушел к Таре Маклауд.

– К актрисе?

– К ней. Она играла в документальной драме о Елене Троянской, которую мы снимали, – так они и познакомились. Их роман не был долгим, но его брак развалился. А из-за того, что она тогда была популярна, ею интересовалась пресса, и появилась пара статей о том, как жилось Эми, брошенной жене Тома.

– Но чего только не печатают в газетах. Как же ты узнала, что это правда?

– Потому что: а) я несколько раз видела их вместе с Тарой, и б) мне сказала его сестра. Вскоре после этих событий она приехала в Лондон – работает неисполнительным директором компании – и мы обедали вместе, все втроем, а когда Том отлучился, она мне все рассказала, словно хотела объяснить.

– Наверное, она чувствовала себя неловко.

– Думаю, да. Она спросила, знаю ли я, что он ушел от Эми, я сказала, что знаю, а потом она пожала плечами и сказала, что это «coup de foudre»[29]29
  Любовь с первого взгляда (фр.).


[Закрыть]. Наверное, он испытывал роковое влечение, которое исказило его восприятие мира.

Фелисити достала бутылку вина.

– Бросить жену после того, как она родила, – куда уж искаженнее. – Я подумала (и такие мысли посещали меня не раз), как это несообразно, что славные люди, вроде Тома, совершают такие отвратительные поступки. Однако – и я знаю это лучше кого бы то ни было (спасибо Нику) – «милейшие» люди совершают такое, что диву даешься. – А он общается с ребенком? – спросила Фелисити.

– Вряд ли. Его жена развелась с ним и вернулась в Канаду, а видится ли он с ребенком, когда ездит домой, я не знаю. Он никогда ничего не говорит, а в офисе нет никаких фотографий, так что, думаю, нет. Однако… эта история повлияла на мое отношение к нему.

– Что ж, я не виню тебя за то, что ты не хочешь сближаться с ним. Пусть все остается как есть, но придерживайся строго деловых отношений.

– Я так и делаю. В любом случае я прилагаю усилия, чтобы думать о Томе или о ком-нибудь другом с работы в каком-то другом ключе, кроме профессионального.

Теперь, когда Фелисити рылась в ящиках в поисках штопора, я подумала: как это странно, что я провожу столько времени с моими коллегами и при этом почти ничего не знаю об их жизни! Мне известно, что у Дилана есть подружка, которая работает продюсером в «Ричард и Джуди»; наш ассистент продюсера Джилл обручена. Я знаю, что приятель Сары – учитель, а Нэрис живет в Паддингтоне в обществе двух канареек. А еще я знаю, что Том бросил жену спустя месяц после появления ребенка.

– А есть еще кто-нибудь, на кого можно было бы положить глаз? – услышала я голос Флисс. Она вручила мне бутылку, и я принялась отковыривать плотную фольгу. – А то я позвала на крещение одного весьма подходящего человека.

Я с ужасом посмотрела на нее:

– Прошу тебя, Флисс, не надо.

– Я несколько лет назад учила его дочь.

– Я не хочу.

– А тут недавно столкнулись с ним в Портобелло, и он мне сказал, что развелся.

– Уж во всяком случае, не на семейном празднике.

– Его зовут Норманн, и он биржевой брокер.

– Так нельзя. О, эта проклятая фольга никак не отрывается!

– Извини, я его уже пригласила.

– Зачем?

– Во-первых, потому что я и так пригласила кучу народу, так что – одним меньше, одним больше… а во-вторых – и это самое важное, – потому что я хочу, чтобы ты кого-нибудь встретила. – Она посмотрела на меня. – Лора, в июне тебе будет тридцать пять. Я хочу, чтобы ты обрела шанс иметь семью. Я хочу, чтобы ты узнала, какое счастье быть беременной. – Я заерзала на стуле. – Я хочу, чтобы ты узнала, что такое, когда внутри тебя растет ребенок – твой ребенок, – добавила она с жаром проповедника, пока я сражалась с фольгой. – Я хочу, чтобы ты испытала непередаваемое счастье впервые взять на руки своего ребенка…

– Да прекрати же ты, Флисс! Черт! – Из моего указательного пальца вдруг появилась кровь. – Ну вот – порезалась! – взревела я. – Хватит читать лекцию – лучше принеси пластырь! – Я утерла горькую слезу.

– Извини, что я так прямолинейна, Лора, – тихо сказала Фелисити. – Но я вижу, что тронула больное место.

– Ничего ты не тронула! Это просто шок! Я ненавижу кровь!

Она обмотала вокруг моего пострадавшего пальца мокрую салфетку, и ткань тут же стала алой. Мне стало плохо.

– Прости, что расстроила тебя, Лора. – Фелисити обняла меня одной рукой, и я почувствовала, что гнев отступает. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – нежно сказала она. – Только вспомни, чего мне стоила беременность; кто знает, вдруг тебя ждет то же самое? – Желудок свело от уныния. – Я не хочу, чтобы эта прекрасная пора жизни прошла мимо тебя, а это значит, что тебе нужно срочно кого-то найти. Разве нет? – не унималась она. – Я всего лишь пытаюсь тебе помочь.

Я посмотрела на нее:

– Ну… может, мне не нужна твоя помощь. – Я взглянула на порез. Он уже почти перестал кровить.

– Почему? – Фелисити оторвала полоску пластыря. – В каком смысле?

– Может, я уже нашла кое-кого. Понимаешь, вчера произошло нечто удивительное… – И теперь, когда Фелисити приклеивала пластырь к моему пальцу, я рассказывала ей о встрече с Люком.

– Люк? – воскликнула она с улыбкой. – Ой, он мне так нравился – в смысле, нам всем, правда? То есть с ним было так здорово. – Она достала из бутылки пробку и налила вина в два больших бокала. – У него в голове постоянно была целая куча ненужной информации обо всем на свете – я даже кое-что помню. Как там? А, да: что у гиппопотама молоко розовое – никогда такое не забуду – и еще что Вирджиния Вульф написала все свои книги стоя. Да… – Она удовлетворенно кивнула. – С Люком было здорово. Как хорошо, что вы снова встретились! Очень жаль, что в прошлый раз все получилось так… печально.

– Ты права. Обнаружить его с другой в постели – а точнее, в ванной, – вот уж печаль так печаль.

– Правда. Но, Лора, он тогда был молод. Вы оба. – Она сделала глоток. – Интрижка была всего на одну ночь, так?

– Это он сказал. А я чувствовала себя так, словно ступила на мину – все кругом было разрушено, – и не могла ничего с собой поделать.

– Но теперь уже можешь. Угол зрения человека со временем меняется.

– Наверное, так и есть. А после того, что сделал Ник, вещей, с которыми бы я не смогла справиться, стало еще меньше. Но это случилось тогда – а не сейчас.

– А живем мы сейчас… – Она многозначительно посмотрела на меня. – Это твой второй шанс, Лора. Второй шанс зажечь прежнее пламя – так что цепляйся за него обеими руками. Ты и так долго ждала. Ты как будто эмоционально… заморозилась, и наконец настало время вылезать из своей раковины, и… не теряй ни дня! – Забавно, Том сказал то же самое. – Carpe diem[30]30
  Лови момент (лат.).


[Закрыть]! – весело добавила Флисс. – Расскажи мне – искорки уже были?

– В общем, да. Мне всегда было интересно, а что будет, если мы с Люком встретимся снова, – а теперь вот я точно знаю. Ощущения те же самые. Только теперь он разведен и у него есть шестилетняя дочь, а я… – Я сглотнула. Мне всегда трудно говорить о своей беде.

– А ты увидишь его снова, правильно? – закончила за меня Флисс. Повисла пауза. – Пожалуйста, скажи, что да, Лора. Перестань юлить. Я тебя знаю.

Мое сердце словно описало «мертвую петлю».

– Завтра вечером мы обедаем вместе.