Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабел Уолф

Глава четырнадцатая

Через двадцать минут я была в офисе. Шагая по Мьюз, я увидела, как распахнулась входная дверь и на пороге возник Том с озабоченным видом, в белой футболке и джинсах, с дежурной сигаретой во рту и пузатым мусорным мешком в каждой руке.

– Спасибо, что пришла, – сказал он, закидывая их в желтый контейнер, который стоял на месте парковки. – Парни приедут завтра с утра пораньше, чтобы успеть покрасить стены в два слоя; днем они снимут старый ковер и положат новый – значит, сегодня надо прибраться. Работы гораздо больше, чем я предполагал, и я надеялся на Дилана, но он попал в аварию.

– Справимся, – сказала я. Мой гнев на Люка наполнял меня невиданной энергией, и идея физического труда казалась мне заманчивой, а убираться куда полезнее, чем бить тарелки.

– У тебя все нормально, Лора? – спросил Том, пристально глядя на меня. Он затянулся и затушил сигарету об стену. – А то какая-то ты…

– Я в порядке, – выпалила я. Мне не хотелось говорить – и думать – о Люке. Я взяла одно из резиновых колечек Тома и собрала волосы. – Начнем.

Мы отсоединили компьютеры и принтеры. Потом пару часов передвигали мебель, переносили столы и стулья в крошечный внутренний дворик за зданием и накрывали их полиэтиленом. Затем принялись вычищать ящики и быстро наполнили несколько мусорных пакетов старыми видеокассетами, тизерами клиентов, архивными коробками с ненужными рекламными материалами и давно законченной перепиской.

– Надо было давно разобраться со всем этим мусором, – сказал Том, когда мы выбрасывали старые журналы «Бродкастс». – Нэрис то и дело капала мне на мозги по этому поводу, но у меня все никак руки не доходили.

Мы проработали пару часов – контейнер методично наполнялся, а футболка Тома стала пахнуть и посерела, – потом он взглянул на часы.

– Уже половина третьего. Надо что-нибудь поесть – я сбегаю и принесу сандвичи.

Он вернулся через десять минут с двумя маленькими бумажными контейнерами.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он, вручая один мне. Он перевернул пустой ящик и сел на него.

– Этому. – Я подняла это вверх. – Нашла его, пока тебя не было. – На фото мы с ним стояли, окруженные коробками. Это был наш первый день на Олл-сэнтс-мьюз. – Помнишь? Сентябрь девяносто девятого.

– Да. – Он взглянул на фотографию. – Мы тогда здорово утомились, поздняя жара затянулась – было под тридцать пять, а я именно тогда решил взяться за дело. А еще пришлось занять кучу денег. Честно говоря, не думал, что у меня что-то получится. – Он вернул фотографию мне.

– Но я же говорила, что получится, и у тебя получилось. Причем замечательно.

– У нас получилось, – поправил он. – А что это у тебя там за другое фото?

– А. – Я не хотела показывать. А когда все же передала, увидела, как он слегка покраснел.

Мы сидели за нашим столиком на «Бафта-ауордс»[63]63
  Британская награда в области кинематографии.


[Закрыть] весной 2001-го и улыбались в камеру. Нас номинировали за документальный фильм о Елене Троянской, и рядом с нами сидели наши супруги. Вот Том, а слева Эми на шестом месяце беременности. Она выглядела изумительно в своем бледно-голубом платье, с розой в волосах, однако я заметила, что она была чем-то встревожена. Теперь мне уже понятно почему – наверное, она подозревала, что Том увлекся Тарой, которая сидела с другой стороны от него, привлекательная до умопомрачения, и прижималась слишком близко. А на переднем плане была я; Ник сидел справа, заведя руку за спинку моего стула, большой и красивый в своем джинсовом костюме «Диджей». Спустя несколько месяцев после того, как эта фотография была сделана, все наши отношения распались. От нее веяло ностальгией и тревогой.

Том вернул ее мне и развернул свой рулет с сыром.

– Как молоды мы были! – сказала я, чтобы нарушить молчание.

Он пожал плечами:

– Сколько лет прошло.

– Оставим ее? – спросила я, хотя заранее знала ответ.

– Не хочу. А вот эту я бы оставил. – Он взял большой снимок, где Том, я, Сара и Нэрис праздновали запуск «Что бы вы думали?!». Мы размахивали бутылкой «Круга»[64]64
  Элитная марка игристого вина.


[Закрыть], а Том обнимал меня. Он улыбался так широко, что его глаз почти не было видно.

– Это был счастливый момент. И все благодаря тебе, Лора.

– Нет – ведь с форматом определился ты.

– Но ты подала идею. Когда рассказала о том, что сочиняешь вопросы. Помнишь?

– Да. Но если бы Ник не пропал, я бы не стала этого делать, так что, как это ни странно, мы обязаны ему, хотя он и не подозревает об этом.

Том с сочувствием кивнул мне.

– Завтра наша десятая годовщина. – Я потянула кольцо банки с колой и открыла ее. – Ничего особенного не произойдет. – Было как-то странно даже упоминать об этом, я почувствовала легкую досаду, словно собиралась праздновать день рождения человека, который уже умер. Открывая пакет чипсов, я подумала, вспомнит ли об этой дате Ник, где бы он ни был. Таблоидные наемники уже свесили языки на плечо.

Мы с Томом продолжили сортировать и выбрасывать – уже было пять часов, – а затем стали снимать все с полок. Справочники мы убрали в ящики – толстые компендиумы, и «Оксфорд компэньон», и огромные кембриджские справочники. Я подняла с полки «Энциклопедию "Британника"» и вдруг обнаружила свой старый латинский словарь, а рядом с ним – своего Горация. Так вот где он был. Когда я вытащила книгу, она раскрылась на замусоленной странице.

 
Смотри: глубоким снегом засыпанный,
Соракт белеет, и отягченные
Леса с трудом стоят, а реки
Скованы прочно морозом лютым.
 
 
Чтоб нам не зябнуть, нового топлива
В очаг подбрось и полною чашею
Черпни из амфоры сабинской,
О Талиарх, нам вина постарше!
 
 
Богам оставь на волю все прочее:
Лишь захотят – и ветер бушующий
В морях спадет, и не качнутся
Ни кипарисы, ни старый ясень,
 
 
О том, что ждет нас, брось размышления,
Прими как прибыль день, нам дарованный
Судьбой, и не чуждайся, друг мой,
Ни хороводов, ни ласк любовных.
 
 
Пока далеко старость угрюмая,
И ты цветешь. Пусть ныне влекут тебя
И состязанья, и в урочный
Вечера час нежный лепет страсти[65]65
  Пер. А.П. Семенова-Тян-Шанского.


[Закрыть]…
 

– Что это? – завороженно спросил Том. Я дала ему книгу. – Божественно, – сказал он. – И вот еще – на предыдущей странице: «…Оставь, знать не дано, рано ли, поздно ли смерть нам боги пошлют… – читал он, – и в вавилонские числа ты не вникай! Лучше терпеть, что бы там ни было: много ль Зевс положил зим нам прожить, или последнюю, – ту, что ныне дробят с помощью скал волны тирренские. Будь разумна: цеди влагу вина, светлой минутою нить надежд обрывай. Средь болтовни время ревнивое быстро мчится; лови день этот…»[66]66
  Пер. А.П. Семенова-Тян-Шанского.


[Закрыть]. Лови день этот… – повторил он.

– А не вчерашний, – пробормотала я. Том вопросительно посмотрел на меня.

Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я машинально открыла его, даже не взглянув на экран.

– Лора! – Это был Люк. – Мне очень нужно поговорить с тобой, Лора, объяснить все лично – ты понимаешь, я не лгал тебе, потому что я не сказал, что она собиралась ехать…

Я захлопнула телефон. Через мгновение он снова зазвонил, но я проигнорировала. Он затрезвонил в третий раз, и я сперва подумала, а потом набрала код блокировки номера.

– У тебя все в порядке? – спросил Том.

Я знала, что он с интересом смотрит на меня.

– Да, – тихо сказала я. – Все в порядке.

Мы оттащили ящики, потом Том стал откручивать ветхие полки и кидать их в контейнер, а после этого принялись снимать со стен фотографии и постеры. К тому времени как мы закончили, было уже восемь вечера. Спина болела, а колени вспотели.

– Ну… вроде все? – спросила я, оглядываясь вокруг. День почти угас.

– Да, только осталось еще кое-что, – ответил Том. – Но ты не обязана оставаться.

– Нет, я останусь – что там?

– Эрни сказал, что надо намочить стены, чтобы за ночь они просохли. Говорит, краска тогда будет смотреться лучше. Наверное, это займет около часа, но я сказал, ты не обязана оставаться – ты и так уже столько всего сделала, и я очень благодарен тебе за то, что ты пришла и помогла мне. Куда ты, Лора?

– Налить воды.

Мы взяли по большой губке – мне так понравилось погружать ее в теплую воду, а затем стирать пыль, энергично водя рукой, словно махая кому-то вдалеке. У меня разболелись плечи, но я не обращала внимания. Работа совершенно удовлетворяла и прекрасно отвлекала меня. А это как раз то, что мне было нужно.

– С вами «Радио-4». Пришло время для программы «Сарафанное радио» с Майклом Роузеном.

Том отыскал свой старый приемник, и мы за работой слушали дискуссию о том, что слово «актриса» живет и здравствует, а слова «авторесса» и «священнослужительница» уже давно отжили свое. Потом автор провел интересный обзор иностранных слов, осевших в английском языке – «zeitgeist», «fiasco», «karma», «bonsai».

– Самые лучшие – французские, – сказал Том. – Esprit de corps, crème de la crème, joie de vivre[67]67
  Корпоративный дух, сливки общества, радость жизни (фр.).


[Закрыть]. A это просто прелесть: embarrass de richesses[68]68
  Глаза разбегаются… (фр.).


[Закрыть]…

– Cause célébré, crime passionel…[69]69
  Громкое дело, страстное убийство (преступление, совершенное на сексуальной почве) (фр.).


[Закрыть] – протянула я. – Только французы могут романтизировать убийство.

– Femme fatale[70]70
  Роковая женщина (фр.).


[Закрыть], – сказал Том. – И конечно, coup de foudre…[71]71
  Любовь с первого взгляда… (фр.).


[Закрыть] – задумчиво произнес он.

– М… Coup de foudre – быть ослепленным любовью.

Стало темно, и к тому времени, когда мы добрались до верхнего этажа, уже была ночь, и пришлось работать при свете электрических ламп.

– Ну вот, почти все, – сказал Том, когда мы заканчивали работу в переговорной. Я чувствовала, как у меня по спине течет струйка пота. – Эй! – вдруг воскликнул он.

Мы погрузились во тьму.

Я услышала, как Том вздохнул, подошел к выключателю и стал дергать его вверх-вниз.

– Наверное, лампочка перегорела, – пробормотал он. – В кухне есть запасная. Сейчас принесу.

– Это не лампочка, – сказала я, выглянув в открытую дверь. – Внизу свет тоже не горит.

– Значит, предохранитель, – отозвался он. – Придется починить. Электрощит в приемной.

– Не оставляй меня одну, Том. – Я почувствовала приближение паники. – Я не люблю темноту.

– Тогда пойдем со мной. Только осторожно.

Когда мы робко ступили на лестничную площадку, шаря в темноте в поисках перил, то заметили, что свет не горит во всем здании.

Я выглянула в окно.

– Нигде вокруг не видно света.

Весь Мьюз был во мраке, а желтый свет уличных фонарей угас. Слышались звуки открывающихся дверей – люди выходили узнать, что случилось; некоторые просто распахивали окна. Вдали раздавались завывания полицейских сирен, гудели машины.

– Наверное, что-то произошло в районе, – предположила я.

– Нет, – сказал Том. – Прекратилась подача энергии. Не работают светофоры. – Я вспомнила, как не так давно электричество отключилось в студии.

Я вытянула руки вперед.

– Где ты? – проговорила я с бешено бьющимся сердцем. – Я тебя не вижу. Я вообще ничего не вижу. – Тут я заметила флуоресцирующие кнопки на часах Тома, которые направлялись ко мне, а затем почувствовала его левую руку на своем запястье. Послышался щелчок зажигалки, и комната заполнилась ореолом света. Теперь мы видели друг друга; огонек зажигалки искажал черты, а тени плясали на голых стенах.

– Мы прерываем программу для экстренных новостей, – сказали по радио. – Обширные участки Лондона и в особенности его юго-восточная часть остались без электричества. Причина неизвестна, однако представитель энергокомпании «Транско» заявил, что терроризм исключен…

– Наверное, через несколько минут восстановят, – предположил Том, поднимая зажигалку повыше. В окне мы видели отражение пламени, его отблеск на наших лицах, словно сошедших с картин Рембрандта. – Давай посидим и подождем. – Мы вернулись в переговорную, где сели в большие коричневые кресла, которые оказались слишком тяжелыми для переноски.

– Рекомендуется не выходить из дома до полного восстановления подачи электроэнергии. Мы будем периодически выходить в эфир, а на «Радио-5» вы сможете быть в курсе всех событий. Пока же в эфире «Радио-4»…

Продолжая держать зажигалку, Том переключил ручку приемника.

– …рекомендуется не выходить из дома, избегать, по возможности, открытого огня, а если вы собирались отправиться куда-нибудь, лучше отложить свои планы до восстановления электричества. А к нам в студии «Радио-5» присоединился…

– Если хочешь, я провожу тебя домой, – предложил Том, пока какой-то эксперт по энергетике что-то говорил на заднем фоне. – Ночь облачная, так что снаружи очень темно…

– У нас нет фонарика?

– Нет. Но можно просто медленно идти. – Я подумала, что могу натолкнуться на фонарный столб и снова сломать нос, или свалиться с тротуара и повредить лодыжку, или попасться в руки вору; ведь такое могло произойти, правильно? Но хуже всего то, что я окажусь одна в темной квартире.

– Я лучше подожду, Том. Уверена, скоро все исправят.

– Поберегу зажигалку. Осталось уже немного. – Он убрал палец с колесцового замка, и мы снова погрузились в чернильную темноту. – Ты в порядке? – спросил он. Я слышала, как заскрипела кожа, когда он поудобнее устраивался на кресле.

Я подогнула под себя ноги.

– В порядке.

– По крайней мере сегодня воскресенье, и эта неприятность затронула куда меньше народу, чем в будний день, – сказал радиоведущий. – Помнишь, как в августе 2003-го? – Начался оживленный разговор на эту тему. Потом какая-то приглашенная гостья сказала, что многие уехали, потому что сегодня нерабочий день, так что это тоже хорошо. Я с горечью подумала о Люке. Началась дискуссия о масштабном энергетическом коллапсе в 2003-м в Северной Америке, когда миллионы домов погрузились во тьму, из строя вышла двадцать одна электростанция. Дальше радиорепортеры стали передавать, что происходило в Лондоне:

– Сотни застрявших в метро…

– Больницы, конечно, работают на дополнительных генераторах…

– Толпы людей покидают кинотеатры…

– Таинственная атмосфера…

– Транспорт в пробке…

Высказывались предположения, что это произошло из-за вспышки на солнце, но какой-то астроном отмел эту идею. Обсуждали версию промышленной диверсии антикапиталистов в преддверии майских демонстраций.

– Ни за что не поверю в это, – сказал Том. – Просто какое-нибудь недоразумение.

На улице слышались разговоры и даже смех. Кто-то играл на гитаре. Когда в программе перешли к обсуждению других вопросов, Том выключил радио.

– Десять пятнадцать, – сообщил он. – Свет включат, наверное, через полчаса, может, раньше.

Двадцать минут спустя электричества по-прежнему не было. Делать было нечего, и мы просто сидели рядом в бархатной темноте и разговаривали, или, скорее, перешептывались, потому что тьма лишила нас уверенности. Было слышно, как мы дышим.

– Мы как будто в кинотеатре, только фильма нет, – сказал Том. – Постой-ка… – Я услышала, как он шарит в кармане, а потом загорелась его зажигалка. – Подержишь? Ага… повыше… вот так… – Он сел впереди меня, сложил руки вместе, а потом поднял их к стене пальцами вниз, подняв большие пальцы вверх. Тень от рук сначала была нечеткой, но потом очертания прояснились. – На что похоже? – спросил он.

Я стала всматриваться.

– Ну… может… на собаку.

– Это не собака. Вот подсказка… – Тень «запрыгала» по стене.

– Кролик?

– Нет. У кроликов нет таких стоячих ушей.

– Может, лошадь? Лошадь умеет прыгать.

– Нет.

– Лама? – отчаявшись, сказала я.

– Ламы не прыгают.

– Зато у них стоячие уши. Прыгает… Кенгуру! Это кенгуру, да?

– Нет. Но близко – это валлаби.

– А…

– Это видно по форме носа. У валлаби нос короче, чем у кенгуру.

– Точно…

– Хотя плохо видно из-за того, что пламя дрожит, – тут нужен фонарик. К тому же не хватает практики. Мы так делали, когда были детьми и ходили в cabin на озере Мамфремагог.

– А это где?

– В юго-восточной части Квебека, недалеко от Монреаля. Там красивые места. Мы плавали на каноэ, ловили рыбу… и устраивали театр теней.

– Ты, наверное, относился к этому занятию всерьез.

– По вечерам делать было нечего. Мама умела делать правдоподобного слона.

– Африканского или индийского?

– Смотри-ка, зажигалка почти пустая. Лучше ее поберечь. Приготовились. – Пламя погасло, и вокруг потемнело, словно кто-то заштриховал все углем.

– Боишься темноты, да? – спросил Том.

– Да. Но все не так плохо, когда кто-то рядом, а вот одна я места себе не нахожу. Ты только не смейся… но я до сих пор сплю с включенным ночником.

– Да? И с мишкой?

– Нет. Его я подарила Люку еще много лет назад – и он до сих пор у него. Но я не собираюсь просить Люка сохранить его, – добавила я. – И даже заходить не буду, чтобы посмотреть на него.

Том пододвинулся поближе ко мне.

– Не очень хорошо звучит.

– Да. Даже очень плохо.

– А где он сейчас?

– В Венеции.

– Угу.

– С Магдой.

– Ого… – Я все рассказала.

– Господи… – ахнул он. – Какая ошибка! Значит… все кончено?

Я издала тяжкий вздох:

– Да. Наверное… Но это не потому, что он взял ее с собой, и даже не потому, что ходит за ней, как козел на поводке, какими бы безумными ни были ее требования, а из-за того, что он был неверен.

– Он тебе лгал?

– О нет. Люк никогда не лжет. Он просто умалчивает. О важных вещах. Как, например, о том, что отправляется в Венецию со своей бывшей. Он, наверно, за неделю до этого все узнал, но ни разу и словом не упомянул подробности своей поездки в наших разговорах, чтобы защитить себя.

– И оставлял тебя одну, – сказал Том.

– Да.

– Жаль. Я заметил, что ты была расстроена, когда пришла.

– Ну… теперь мне лучше. И главным образом потому, что сегодня я поняла, – не без помощи Нэрис – я снова почувствовала приступ чувства вины, – что я была с Люком не по той причине.

– А именно? Пыталась закончить незавершенное?

– Нет. Страх. Страх неизвестности. Страх нового. Он был со мной по той же причине, я думаю. Он испытывал эмоциональные страдания, а я напоминала ему о счастливых днях. Люк тоже хватался за вчерашний день. Но сегодня благодаря Нэрис я задала себе вопрос: почему я с ним? И поняла, каков ответ. И его нельзя было назвать основательной причиной для того, чтобы заводить отношения.

– Тогда лучше их закончить, – сказал Том. Я слышала его спокойное ритмичное дыхание и едва-едва могла различить его очертания в темноте. – А я сказал Джине, что наши отношения ни во что не выльются.

Значит, Нэрис снова оказалась права…

– Я встретился с ней вчера и спросил, можем ли мы остаться… друзьями. Я по-прежнему хочу видеться с ними и играть с Сэмом, но не хочу никакой эмоциональной связи с ней из-за…

– Из-за неудобств, которые причиняет ее муж?

– Нет. Все гораздо проще. Потому что когда я уезжал, то понял, что скучаю вовсе не по Джине, а по Сэму. Я совсем не думал о ней, а мальчик не выходил у меня из головы. Я так и видел, как он качается на качелях, или едет на трехколесном велосипеде, или сидит на своем маленьком креслице и смотрит детские программы по Би-би-си.

– Ты очень любишь его.

– Да… – Его голос оборвался. – Люблю. – Я увидела, как подсвеченный экран его часов поднялся к его лицу, а потом снова опустился. – Но я знаю, что не люблю ее. Если бы она не дала тогда мне свою визитку, ничего бы не было. Она развивала наши отношения. В том числе и с Сэмом. – Я вспомнила о валентинке, которую «послал» мальчик. Это было мило, но все же тут проглядывало желание манипулировать. – Она искала кого-нибудь на роль Заменителя папочки.

– А разве тебе не хотелось?

Я услышала, как он вздохнул.

– С одной стороны, хотелось. Если бы у меня были к ней сильные чувства, то, наверное, я хотел бы занимать это место в жизни Сэма, я бы даже справился с ее бывшим, олухом. Но я никогда не любил ее и, думаю, она не любила меня. Мы тоже были вместе по другим причинам. Она искала замену отцу, а я…

Искал замену сыну…

– А ты чего искал, Том? – Я едва различила, как блестят его глаза, когда он на миг повернулся ко мне, а потом отвернулся опять.

Наступила тишина.

– Наверное… я искал… своего сына. Мне не хватает его, – пробормотал Том.

– Я догадалась. Но ты никогда не говорил о нем, поэтому я тоже молчала. Но я могу представить, как тебе трудно.

До меня донесся его короткий вздох.

– Это как рана в сердце. Когда его забрали у меня, я думал, что умру.

– Значит… ты с ним не видишься?

– Нет. Но всегда ищу его. Когда вижу мальчика его возраста, у меня сердце замирает.

– Ты совсем не общаешься с ним?

– Нет.

– Даже несмотря на то, что вы с Эми были женаты? Это жестоко. Но ей, наверное, тоже пришлось нелегко.

– Она так говорила. Что ее сердце разбито.

– Значит, она, наверное, просто не может видеть тебя – в этом все дело?

– Да. Она сказала, что не выдержит, если ей придется снова смотреть мне в глаза… осознавая… – Я услышала, как он сглотнул.

– Что ты ее… бросил. Что ушел. – Я поняла, что лезу в душу, но ничего не могла с собой поделать. Я хотела, чтобы он поговорил со мной об этом, хотела расставить все точки над i.

– Я ушел, – горестно сознался он. – Это правда. Но она причинила мне столько… горя, Лора.

– Но вряд ли ты можешь винить ее, Том? То есть ты не принимай мои слова близко к сердцу, но… то, что ты сделал, я никогда не могла понять. Я хочу сказать… прости – я не собираюсь читать тебе мораль и знаю, что порой человеку приходится вести двойную жизнь, – но, понимаешь, при всем моем добром расположении и уважении к тебе я все равно не могу уяснить…

– Лора, о чем ты?

– Я говорю о том… Ладно, я говорю о том, что не понимаю, как ты мог такое сделать. Как ты мог бросить Эми, да еще в такой период?!

– Потому что я был должен, – ответил он категорично.

– Но можно было и остаться. Прости, Том, я знаю, что это не мое дело, но не понимаю, ведь ты же такой замечательный человек, и поэтому я не могу никак понять… – Горло перехватила болезненная судорога. – Я не могу понять, как кто-то, к кому я питаю симпатию и кем восхищаюсь так сильно, мог бросить свою жену через месяц после рождения ребенка и… уйти к другой женщине.

Повисла напряженная тишина. Я оскорбила его. Влезла своим носом туда, откуда его стоило держать подальше.

– Но… я этого не делал, – удивленно сказал он.

– Чего?

– Я не уходил к другой женщине.

– Ты ушел. Ты влюбился в Тару и бросил Эми, несмотря на то что не прошло и нескольких недель с тех пор, как она родила. Почему ты это отрицаешь?

– Почему я это отрицаю? – переспросил он. Я различила блеск его глаз в темноте, когда он смотрел на меня. – Я это отрицаю, потому что это неправда. Откуда ты взяла этот бред?

– Ну… – Я ошеломленно хлопала глазами. – Я так поняла… и твоя сестра сказала мне.

– Кристина? Когда?

– Когда мы обедали. Ты не помнишь? Ты ушел позвонить, а пока тебя не было, она объяснила, что произошло, – вдруг заговорила со мной об этом, как будто хотела облегчить душу.

– Но она не могла тебе такого сказать.

– Но она сказала, Том. А иначе зачем ей было говорить мне все это?

Я услышала, как поскрипывает диван, когда он сел на него.

– Расскажи, что она тебе поведала.

Я напрягла память.

– Она сказала, что ты бросил Эми, что это «coup de foudre», – вот так она сказала; у меня хорошая память, как ты знаешь. Она, видимо, имела в виду, что ты до умопомрачения влюбился в Тару и просто не смог… ничего с собой поделать. – Я чувствовала напряженный взгляд Тома, когда мы ничего не видящими глазами смотрели друг на друга.

– Лора, она не это имела в виду и сказала совсем другое. Потому что этого не было.

– Нет?

– Нет. По той простой причине, что «coup de foudre» случилась не со мной.

– Как это?

– Это произошло с Эми. – Снова наступила тишина. – Вот что Кристина пыталась сказать, я думаю.

– С Эми?

– Это у нее была «coup de foudre». Она завела роман, пустилась во все тяжкие. Я думал, ты знаешь.

– Нет, – тихо сказала я. – Не знала.

– А я думал, все знают. Когда это произошло, я решил, что ты, наверное, тоже обсуждала это, но не стал бы тебя винить.

– Нет. Никто никогда не обсуждает твою личную жизнь, Том, поэтому я и понятия не имела, что там думали другие, а вот я считала…

– Что? Что меня бес ткнул в ребро, стоило ей родить, потому что я влюбился в Тару Маклауд? Это ты считала?

– Да, – сипло произнесла я. – Именно. Так я и считала.

– И ты серьезно думаешь, что я мог так поступить? Бросить жену сразу после рождения ребенка? Я уж не говорю о ребенке!

– Ну нет… – У меня оборвался голос. – Я так не думаю, потому и не могла понять. Просто меня в то время это поразило, потому что я помню, как счастливы вы с Эми были, когда она забеременела, и с каким нетерпением ты ждал, когда станешь отцом, как был на седьмом небе от счастья, когда родился Габриэль. Мы всем миром откупоривали игристое вместе с тобой, а ты привязал голубые шарики к своему креслу. Никогда не забуду, как счастлив ты был.

– Я в самом деле был счастлив, – проговорил он прерывающимся голосом. – День рождения Габриэля стал для меня самым счастливым. «И никогда не случится ничего лучше», – подумал я тогда.

– Прости, Том, – сказала я. Мои глаза наполнились слезами. – Я все неправильно поняла. И все это время думала так, но, понимаешь, я решила – хотя и ошибочно, – что это была… Эми. – Эта самая «coup de foudre». – Кристина говорила об Эми. Но…

– Значит, ты ничего не знаешь, Лора?

– Не знаю чего? – И тут я все поняла.

– Габриэль не мой ребенок.

– Не… – Я напряглась.

– Не мой, – сипло повторил он.

– О! – тихо произнесла я. Вот так да…

– Прошло уже четыре года, и теперь я могу говорить об этом. И наверное, единственная причина, по которой я все это говорю тебе, в том, что тут тьма кромешная и я не вижу твоего лица и поэтому чувствую себя смелее, чем обычно, но в то же время, как ни странно, и более спокойно. А еще потому, что хочу, чтобы ты знала, Лора, ведь я думал, что ты все знаешь. Эми встречалась с другим. Я и понятия не имел…

– А… как же ты узнал?

– Ну… после родов она как-то странно себя вела. Она была привязана к Габриэлю, но почти все время плакала, а если я брал его на руки, то расстраивалась. Я думал, что это послеродовая депрессия, к тому же у него развилась желтуха, и она переживала. И я стал еще нежнее с ней, но от этого, казалось, ей становилось только хуже. А потом… когда Габриэлю было почти три недели, ему стало хуже и его положили в больницу Святой Марии…

– Да, я помню…

– Врачи назначили заменное переливание крови, когда у человека заменяют кровь. Но они сказали, что кровь донора придется брать из банка редкой крови, потому что у Габриэля очень редкая группа – четвертая положительная с RzRz-антигенами. А я сказал, что такого не может быть, потому что у меня самая обычная кровь – первая положительная, а у Эми вторая отрицательная, поэтому невозможно, чтобы у Габриэля была такая редкая кровь, и они, наверное, ошиблись. И добавил, что знаю это, потому что у меня есть друг из Канады – у него тоже эти RzRz, которые он унаследовал от своего прадеда, коренного североамериканского индейца. Но врач настаивал, что ошибки нет, а Эми все время беспокоилась, но я думал, что это из-за того, что Габриэлю плохо. До сих пор не могу понять… Потом врач вышел из палаты – я не знал, почему она это сделала, хотя потом понял, – Эми разрыдалась и все говорила, что ей стыдно, повторяла и повторяла, что не хотела поступать так со мной. Я спросил: «Как поступать? Как не так ты поступила?» Я думал, что это из-за того, что Габриэль заболел. Что она винит себя и прочее… – Он замолчал. – А потом она все рассказала. Что Габриэль не от меня. Помню, у меня было такое ощущение, будто я ухнул в прорубь… И я сказал: «Что значит – Габриэль не от меня?» Мой мозг просто отказывался понимать, что она говорит. А потом я понял. Ей даже не пришлось говорить мне, кто это. Я просто почувствовал. Вот здесь. – Я услышала глухой стук – он ударил себя в грудь. – Как будто внутри все оборвалось.

– Это был какой-то близкий друг?

– Да. Мы работали у Макгила. Он перешел на Си-би-си, и его перевели в Лондон. Он прежде никогда не виделся с Эми… не успел на нашу свадьбу. Я пригласил его вскоре после перевода в Лондон, мы пообедали, и они… влюбились. Потом она сказала мне, что это была «coup de foudre», – пыталась таким образом объяснить все мне и себе. Их роман продолжался на протяжении всей нашей совместной жизни. Я даже помню, как удивился, что она не особенно радовалась, когда поняла, что беременна. А на самом деле она была просто в ужасном состоянии.

Я вспомнила ту нашу общую фотографию на вручении призов Британской академии. Теперь мне стало понятно выражение лица Эми – она была потрясена.

– И что ты сделал, когда узнал?

– Я не знал, что делать. И брать ли вообще Габриэля на руки. С одной стороны, мне хотелось, но в то же время я чувствовал, что не должен – не имею права. Эми сказала, что любит меня, но хочет быть с Энди, и мне стало ясно, что надо делать. Но даже теперь, спустя четыре года, я все еще думаю о Габриэле как о своем сыне. О своем маленьком сынишке. Хотя это и не так. В общем, так все и было, – закончил Том. Он сложил руки с деланной веселостью, и эхо отдалось по всему помещению. – У каждого из нас есть своя грустная история – и у меня тоже.

– Печально. – В одно мгновение он потерял жену и ребенка, а еще свое отцовское мироощущение и статус семьянина. Люк говорил о тех же самых вещах, но у него получалось куда хуже. Его гарпия спикировала на него и унесла его радости. – Так вот почему ты так привязался к Сэму.

– Да. Он того же возраста.

– А ты когда-нибудь виделся с Габриэлем?

– Нет. Потому что он мой сын не больше, чем Сэм. В его жизни нет места для меня – теперь я просто бывший муж его матери. Мы с Эми ужасно расстались, она вернулась в Канаду с Энди, и со временем я научился думать о Габриэле по-другому. Но всякий раз, как я возвращаюсь в Монреаль, мне трудно, потому что я прохожу в миле от их дома.

– Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что поездка была «напряжной».

– Да. Но мне приходится ездить, у меня там друзья. Вот так все и было, Лора. А Кристина рассказала все тебе именно так потому, что думала, ты все знаешь, и не хотела, чтобы ты плохо думала об Эми, которой она всегда симпатизировала. Но ты перевернула все с ног на голову и возненавидела меня.

– Мне ужасно стыдно. Но… вся эта ерунда в газетах тоже сбила меня с толку. В паре статей говорилось, что у вас с Тарой завязались романтические отношения и что Эми обезумела от горя.

– Лора, неужели ты до сих пор так плохо разбираешься в том, что пишут таблоиды и широкоформатные газеты?

Я вздохнула:

– Ну нет… Но это все было так убедительно, а кроме того, ты этого никогда не отрицал. Не было такого, чтобы ты вошел в офис и сказал: «Значит, так: тут обо мне понаписали в газетах, но я хочу сказать, что это все неправда».

– А. Ну, тут ты права, – сказал он. – Агент Тары долго донимал меня и скормил прессе историю о том, что у нас якобы с ней роман, – видимо, решил, что немного прений не повредит ее карьере. Мне это не понравилось, но когда об этом растрезвонили, не стал ничего опровергать, потому что уж лучше пусть люди думают, что я скотина, чем… – Его голос оборвался. – Так что да, я вижу, что тебе было чем подкрепить неверные представления обо мне. Только факт в том, что мы с Тарой друзья – и не более. Я не то что не мог смотреть на другую женщину, я был просто… полностью сокрушен.