Текст книги "Похищение столицы"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Дорога петляла между каменистыми скалами; они, как древние великаны, стояли тут повсюду и напоминали солдат, изготовившихся для атаки. Скалы были желтокоричневыми, как и вся земля, не покрытая посевами. Катя знала о начинавшейся где-то за этими полями гигантской пустыне, но теперь о ней не думала, а думала о том, как не похоже все, что она тут видит, на родное, российское. Тут и деревья походили на каких-то древних старичков – разлапистые, корявые. И листва у них тянулась книзу, точно хотела пощипать травку.

Ферма вывернулась сразу – из-за высоких камней; квадратное поле, покрытое свежей зеленью, а на краю поля дом и несколько хозяйственных построек.

Г остей никто не встречал; дверь главного подъезда была настежь открытой, а коридор и большую комнату разделяла рама с бесцветной металлической сеткой. Начиналась жара, в воздухе носились едва видимые стаи крылатых вездесущих насекомых.

В комнате нижнего этажа,– она была большой, похожей на театральный вестибюль,– был накрыт стол, и с верхнего этажа, по лестнице из красного дерева, величаво спускалась хозяйка. Это была женщина лет сорока, в меру полная, с виду здоровая, краснощекая, с шапкой волнистых каштановых волос и синими веселыми глазами. Она улыбалась. Без церемоний подошла к Катерине, протянула руку:

– Я Оксана, очень рада вас видеть.

И поклонилась Олегу. А Мухе протянула обе руки:

– Сколько лет, сколько зим, а вы, слава Богу, не меняетесь.

Было видно, что они знакомы давно.

Оксана говорила по-русски, но и в ее речи был заметен налет чужого языка.

– Вы хорошо говорите по-русски,– сказала ей Катя, на что Оксана, махнув рукой, ответила:

– Говорим-то мы хорошо, да все русское от нас далеко – так далеко, что душа измаялась в думах по родному.

И широким жестом пригласила гостей к столу. Разливая вино и соки, продолжала:

– У нас с Михалычем трое сыновей – все взрослые, поженились и живут в городе. И будто бы неплохо устроены, а только от них и слышишь: Россия, Россия,– хотим домой.

– А они что ж, в России родились?

– Тут они, на ферме на свет появились; Россию-то и глазком одним не видели. А я им все больше про свое украинское сельцо на Донетчине рассказывала, но они мою Вкраину милую и ни разочки не вспомнють, а им все подавай Россию. Вот ведь как она тянет человека русского – Россия!..

Оксана встрепенулась над столом, точно курица на гнезде, запричитала:

– Да что же это я все болтаю, болтаю, лучше вы нам расскажите, как там Россиюшка наша поживает. Тут-то газеты пишут, будто тайные вороги у нее объявились, да изнутри Кремль каким-то порошком белым взорвали. Вроде бы голод и мор по русской земле пошел. А?.. Неужто вправду говорят?

– Оксана! – густо пробасил Михалыч.– Ты как мельница, разговоришься – не остановишь. Пусть люди расскажут: как они до нас добирались, какие у них планы, чем мы им помочь можем?

– Планы у нас нехитрые, пожить в Австралии хотим. А если понравится, так и насовсем останемся.

– Ой-ей! – воскликнула Оксана.– Не приведи вам Боже!..

– Оксана! – еще громче рявкнул Михалыч.– Дай людям сказать слово.

– Ну-ну, молчу я, только ты не шибко ори на мене. Не спужалась.

Она виновато взглянула на гостей, словно прося у них прощения за грубость мужа. Катерина тоже была смущена; воспитанная в семье, где вежливость и даже ласковый тон были неписанным правилом жизни, и даже в милиции в офицерской среде неизменно соблюдалась высокая культура отношений, она дивилась такой перепалке, но, конечно же, делала вид, что ничего не замечает. Впрочем, скоро поняла, что отношения между Михалычем и его женой очень сердечные, а резкий тон речи хозяина всего лишь черта характера, которая как раз и обнаруживает его искренность и простоту.

Генерал продолжал:

– Попутешествуем, а там видно будет: может, и на жительство останемся.

Оксана снова всполошилась:

– Но кто же будет спасать землю нашу от супостата?.. Нынче они Россию подомнут, а завтра и до нас дотянутся. Руки-то у них длинные. Михалыч-то газет не читает, ему некогда, а я каждый день в них глаза таращу: они все чаще сионистов поминают, да масонов каких-то. Говорят, что и у нас их в Мельбурне богато расплодилось. Тут-то на фермах мы их не видим, а в столице возле генерал-губернатора и министров разных комарьем вьются.

Михалыч на этот раз жене не возражал; видимо, она выговаривала и его тревоги. Свесил над столом большую голову, молчал. Потом открыл бутылку коньяка, стал разливать. Было видно, что оба они, и муж и жена, принимают близко к сердцу все, что происходит в эти дни на Родине. И когда Олег сказал им, что недавно в России сменился президент, Михалыч, откинув назад голову, отрезал:

– А что ваш новый президент – русский или снова из чужаков?

Муха ответил:

– С виду будто русский, а там кто ж его знает. Время покажет.

После завтрака пошли осматривать ферму, ее окрестности, хозяйственные постройки. В небольшом помещении, которое Михалыч назвал мельницей, они увидели японца, он был весь покрыт мельчайшей седой пылью и встретил их радостными поклонами и приветствовал на своем родном языке. Михалыч повернул рычаг на щитке барабана, из которого по двум брезентовым рукавам наружу вылетала мельчайшая крошка и пыль от размолотой шелухи орехов. Японец обрабатывал прошлогодний урожай, готовил его на продажу.

Потом Михалыч вывел гостей на рыжий каменистый холм, торчавший недалеко от фермы, и отсюда гости увидели море.

С балкона второго этажа их позвала Оксана:

– Я вам приготовила жилье. Пойдемте – покажу.

Две комнаты были смежными – их предложили генералу и Олегу. Комната Катерины отдельная и с балконом.

– Вам будет хорошо,– объясняла хозяйка.– Вы можете растворить балкон, а дверь прикрыть сеткой. Иначе тут мухи злые, как собаки.

К счастью Олега, в его комнате был отличный, современный компьютер. И как только Олег остался один, он сел за него и передал письмо Малютину. Олег писал:

«Дорогой Сергей! Я на время улетел из России, и вы меня не ищите. Прошу тебя снять с твоего счета три миллиона долларов и переслать в Австралию в банк Мельбурн-сити на имя Иванова Василия Ивановича. И еще три миллиона на имя Ивановой Марии Николаевны. И еще три миллиона на имя Иванова Ивана Ивановича. Сделай это срочно, сейчас же, Олег».

После этого он лег на диван и стал читать газеты на английском языке, которые ему дала Оксана.

Олег не хотел творить свои операции из дома Михалыча, он намеревался снять номер в дарвинской гостинице, установить компьютер и оттуда посылать приветы банкирам от Васи из Кергелена. Но такой план просуществовал недолго. Через три часа модем «проворчал» письмо из Москвы. Малютин писал:

«Имеем секретную информацию о том, что лондонский Сити– банк раскрыл твою формулу защиты и ждет от тебя атаки, чтобы схватить за руку. Боюсь, что твой адрес он уже дал другим крупным банкам, и они все вместе устроили на тебя засаду. Будь осторожен. Деньги переслал по твоим адресам час назад. Привет тебе от банкира Романа. Он ждет новых вливаний. Могу тебя порадовать: твой ученик Ваня по восемь-десять часов работает в твоей лаборатории. Успехи демонстрирует удивительные. Ждет от тебя заданий. Твой Сергей».

Письмо неприятно поразило Олега; его система защиты имела «три пояса», надежно упрятана от любых вторжений, но Олег знал и силу лондонского Сити-банка. Там была создана специальная лаборатория и возглавлял ее талантливейший создатель компьютерных программ, от него можно было ожидать всего. Информация Малютина хотя и была неприятной, однако не вышибла из колеи Олега; он, как гимнастка Светлана Хоркина, которая, потерпев недавно здесь, в Сиднее, на олимпиаде неудачу, сжала в маленький почти детский кулачок свою огромную волю, пошла в новую атаку и стала олимпийской чемпионкой. Вот это и есть русский характер. «Но и я ведь тоже не эфиоп!

– думал Олег.– Я тоже соберусь с силами и построю новую систему маскировки. Я еще покажу им кузькину мать!»

Пошел к Катерине:

– Мне надо лететь в Мельбурн.

– Я полечу с вами,– сказала она решительно.– И вообще, давайте условимся. Вы будете говорить: нам надо лететь, а не мне, потому что я ни на шаг от вас не отстану. К тому же в этой дыре мне не нравится. Мне одной тут нечего делать.

К ним вошел генерал и тоже сказал:

– Мы будем всегда вместе. Мне нужно будет пользоваться компьютерной почтой, а я, к сожалению, не знаю, как с этим чертом справляться. И потом: давайте посчитаем деньги. У меня их совсем немного, а между тем, цены тут оглашенные.

Олег их обрадовал: каждый из них скоро получит по три миллиона.

Больше суток им понадобилось на то, чтобы с крайнего севера континента перелететь на крайний юг в столицу Австралии. Здесь они получили деньги, и Олег категорически потребовал от своих спутников поселиться от него отдельно в пятизвездочном отеле. Сам же выбрал гостиницу среднего достоинства. Катерина его поняла и покорилась. Однако для себя решила: номер-то снимет в пятизвездочном, но большую часть времени будет находиться с Олегом.

Каратаев заменил всю систему своих кодов и приступил к операциям. Действовал он широко, смело, бесцеремонно вторгался в хранилища банков и выхватывал оттуда крупные суммы. Перебрасывал в Россию на адреса, которых у него было много, около сотни. Банкирам же делал приписки: «Будьте благоразумны. Не дергайтесь, иначе оставлю без штанов. Вася с Кергелена».

И так он работал день, два и три, и ждал какой-нибудь реакции, но реакции не последовало, и однажды вечером Олег не заказал себе в номер ужин, а спустился в вестибюль, чтобы отсюда пройти в ресторан. И здесь увидел Катю. И обрадовался, как дитя.

– Ты думал, я тебя оставлю одного. Не дождешься. Я буду сидеть у твоего номера, как верная собака.

И Олег ей сказал:

– А тут на краю света есть православная церковь. А?.. Что ты мне скажешь?

– А ты лучше скажи, что ты мне скажешь?

– А я скажу: мы можем пойти в нее, и батюшка нас повенчает.

Катя смутилась. Она давно ждала этого окончательного аккорда в симфонии их любви, и теперь, когда этот аккорд прозвучал, она почти его не услышала: так он был тих и нежен. И только сказала:

– Ну, если ты так решил...

Утром они обвенчались. И в тот же день Олег заказал билеты на самолет, отлетающий на остров Тасманию. Он теперь был человеком семейным и решил проявлять в своих делах осторожность. Перемена мест была для него маневром, при помощи которого он «сбрасывал с хвоста» возможных преследователей.

Тасмания встретила их ледяным ветром и внезапно налетающими и тут же пропадающими зарядами снега.

Уже в самолете знали о дьявольском холоде на острове и потому оделись как можно теплее.

И вот гостиница. Швейцар, едва удерживая залепленную снегом дверь, пропускает наших путников. Катя смеется, она в восторге от дикого ветра и холода и от бешено крутящегося снега. Забыв, что она у черта на куличках, обращается к швейцару на русском языке:

– У вас всегда так холодно?

Швейцар пожимает плечами; он ее не понимает. И тогда Олег переводит ее вопрос на английский. Тот качает головой: да, да. Это же Тасмания. Отсюда рукой подать до Антарктиды.

«Рукой подать» – это сильно сказано, Антарктида отсюда далеко, но уж такой характер у Южного полюса: он свою жертву достает задолго до приближения к нему и, если вы приблизитесь на пять-шесть тысяч километров, он уже и здесь опахнет вас жгучим дыханием холода. Его ледяной панцирь за лето сузится на три тысячи километров, но и эти три тысячи, отвоеванные солнцем на короткий срок, скоро снова спаяются в сплошные торосы и преградят путь мореходам. И лишь гигантские айсберги, оторвавшиеся от гор ледяного материка, обретут свободу и поплывут туда, где ходят корабли, летают чайки и где поджидают их коварные и смертельные для них лучи солнца.

Номер они снимают самый дорогой, пятикомнатный. Их обслуживают две официантки, и Катюша пытается говорить с ними, но они знают лишь английский и французский, и она на помощь вновь призывает Олега.

В номере и тут есть компьютер. Заметим кстати, Австралия, не в пример России, вся «сидит» на компьютерах, они здесь в частных домах, как у нас телефоны, и в школах, и в гостиницах, и в магазинах, и уж, конечно, во всех конторах.

Олег и здесь три дня тряс мошну банкиров, и атаки его были еще смелее, иногда дерзкие до безрассудства. Из банков, где хранили деньги главные российские воры, а таких в его картотеке числилось двадцать человек, он вытряхивал сотни миллионов. Пополнил счета своего радиозавода, Вялову и Малютину написал: «Помогайте другим заводам, особенно оборонным». Большие суммы денег послал в военные округа, в научные центры. Банкирам же делал озорные приписки: «Негоже это хранить ворованные деньги». Другого утешит: «Рука дающего не оскудеет». И уж непременно поставит подпись: «Вася с Кергелена». А с иным так и пошутит: «Заезжай, приятель, в гости. Тут, правда, холодновато, да уж тебе, поди, надоело греть толстые телеса на Канарах. Ну, будь здоров. Твой Вася».

Каких только шуточек не вытворял Олег. В канадский банк, где паслись четыре российских богатея, послал шаловливую юмореску:

«Дядя банкир, здравствуй! У нас, русских, есть песенка: ”Ай, Вась! А, Вась. Не пришел вчарась...“ Я к тебе не приходил и вчерась, и позавчерась, но вот нынче заглянул. И выдернул из твоих подвалов полмиллиарда. Не журись, старина! Это денежки наши, русские. Их украли у детей и стариков, но я их возвращаю в Россию. Будь молодцом и сохраняй спокойствие, тогда я к тебе долго не загляну, ну, а если будешь нервничать, да еще, не дай Бог, в полицию побежишь, сделаю тебя бомжом. Поклон от наших. Вася с Кергелена».

Много дней и ночей свирепствовал в финансовом мире наш герой, а когда устал, лег спать. И спал долго. И, наверное, еще бы спал, если бы к нему не пришли Катерина с генералом. Муха прочитал ему информацию в местной газете: «Океанский корабль ’’Святой Себастьян“ набирает команду для отплытия на остров Кергелен. На корабле есть места и для туристов. Звонить по телефону...»

Олег не сразу сообразил, какое отношение к ним имеет эта информация. С минуту он смотрел на Катерину, которая счастливо улыбалась и порывалась что-то ему сказать. Но сейчас и она задумалась. Оказалось, что они с Олегом думали об одном: «А не совершить ли им свадебное путешествие?..» И Олег, не сводя с нее еще не совсем проснувшихся глаз, не то в шутку, не то всерьез проговорил:

– А?.. Вы помните, как сказал в момент отлета Г агарин? «Поехали!..»

Катерина воскликнула:

– Я с радостью!

А генерал неопределенно пожал плечами, что означало: «Я человек серьезный, но если уж вы решите...»

И они решили: ехать!

Олег позвонил. Ему ответил бодрый и несколько развязный голос:

– Кто звонит в такой ранний час?

– Я звоню, Василий Иванович. Не остались ли еще у вас места для туристов?

– Остались. Но что вы за птица и сколько вам нужно мест?

– Нас трое. А птица?.. Хорошая птица. И мои друзья хорошие птицы. Нам нужны места для веселой и просторной жизни.

– Понимаю, приятель. Такие места есть, но они не всякому по карману. Люди нормальные их не потянут. По всему видно, и у вас ветерок не свистит в кармане, однако места такие слишком дороги.

– Вы, я вижу, веселый человек, и вам нужны деньги. А нам нужны хорошие каюты и хорошее к нам отношение со стороны капитана и команды.

– Тогда приглашаю вас к себе в гостиницу.

Оказалось, что человек, с которым говорил Олег, жил в той же гостинице, что и они. Жил скромно, в номере небольшом и обставленном бедно. Он ожидал одного человека, а заявились трое. Однако хозяин не смутился, позвонил в ресторан и заказал вина и закуски. Для дамы просил принести шампанское и шоколад.

Цены на Тасмании были бешеными, а обслуживание в гостинице уж и совсем дорогое. Г ости оценили щедрость не очень складного, небрежно одетого, заросшего рыжей ветвистой бородой человека. Олег представил ему на английском языке своих друзей. Хозяин назвал себя:

– Дик. Мое полное имя громоздкое, и я не хочу, чтобы вы ломали свой язык. Зовите меня просто Дик! На море каждый поросенок кричит мне «Дик!» Вы тоже будете орать «Дик». А для меня все плывущие со мной на корабле – ребята! Эй, ребята! Эй, парень! ты что оглох, ослеп? Да?.. Так я говорю со всеми, и вам придется к этому привыкнуть. Но, конечно, если вы поплывете с нами на этот чертов зуб. Там, конечно, есть и другие острова по прозвищу Кергелен, но остров, на котором можно удержаться и в первую же минуту не слететь в океан – один. Остальные от него далеко, на сотни миль. И торчат, как голые шишки среди льдов. Там не за что уцепиться, и нечего о них говорить. Мы плывем на остров Кергелен, где живут несколько десятков парней и ловят рыбу. Других занятий там нет. А вы, извините, чего забыли на этих промозглых скалах? Какая нечистая сила вас несет туда?..

Олег кивнул на Катерину:

– Мы вот с ней поженились и хотим совершить свадебное путешествие.

Дик кивал головой и не смотрел на говорившего. Он лишь кидал короткие взгляды на Катерину – видимо, оценил ее красоту, но не хотел показывать своего к ней интереса. Сказал:

– Свадебное путешествие? На остров Кергелен?.. Х-м. Да. Но черт с вами! Это ваши проблемы. Сколько вы готовы отсыпать в кассу нашего корабля?..

– Называйте реальную цену. И так, чтобы туда и обратно. Удобная и просторная жизнь. И чтобы на полном вашем коште.

– Кошт? Что за зверь такой?

– Еда, обслуга.

– А-а, да-да, конечно.

– И еще вы нам скажите: сколько вы пробудете на Кергелене? Есть ли там гостиница?

– Там есть жилые пещеры в скалах, но для тех, у кого ночуют в карманах деньги, найдется дыра, получше вот этой.

И он обвел взором свой номер.

Олег обратился к друзьям:

– Ну, как?

– Я согласна! – воскликнула Катерина, заходясь восторгом от предвкушения рискованного путешествия. И вообще, была без ума от счастья. Она поплывет по волнам самых бурных и холодных морей, увидит айсберги, почувствует грозное дыхание Антарктиды. Нравилась ей и дерзкая простота и развязность морского волка.

Олег спросил:

– Итак, ваша цена?

– За все про все – тридцать тысяч долларов.

– Вы получите эту сумму, и сверх того, если экспедиция пройдет успешно и вы доставите нас целехонькими на Тасманию, будет вам десять тысяч премиальных.

– Отлично! Вы нарисуйте все это на бумаге, и я для верности дела положу ее в карман.

Сделка была закреплена подписью Олега, и Дик, пряча бумагу, просил держать их

договоренность в секрете. Вызвался помочь им закупить нужную одежду.

До отплытия оставалась неделя.

В порт приехали утром и прямо к трапу, возле которого их ждал рыжий Дик. Погода была невиданная и неслыханная для наших российских мест,– на что уж Россия славится во всем мире, как страна снега и холодов, край, забытый Богом и неласковый для любого иностранца. Тут же природа вздыбила шерсть и с яростью кинулась на человека: с неба валил снег, и не легкий и ласковый, а мокрый и тяжелый,– он гулко шлепал по лицу и одежде, точно хотел вас наказать или загнать обратно в помещение. Однако сильного ветра не было и кораблю такая погода не мешала.

Рыжий Дик подгреб их длинными ручищами и со словами «Три араба тысяча чертей!» увлек за собой. Почему к ругательству на английском он приплетал три араба, Олег не знал, взял руку Катюши, покорно шел за Диком. Тот открыл одну дверь – втолкнул туда генерала, а с Олегом и Катей вошел в каюту, где посредине намертво принайтовленный круглый стол, возле него четыре стула, а в углах удобно расставлены три кресла. Из этой каюты маленькая дверь вела в другую, и здесь, в продолговатой, как пенал, комнатке, на широких ремнях висели две постели.

Жилище Олегу не понравилось, но он смог его оценить только тогда, когда зашел в каюту генерала. Тут возле койки стояли стул и тумбочка.

Было холодно, и они не раздевались; собрались в большой каюте, сидели в креслах. Смотрели друг на друга, загадочно улыбались. Катюша сидела у круглого окошка-иллюминатора, но оно было залеплено снегом и увидеть из него ничего не удавалось. Г енерал спросил:

– А сколько будем плыть до острова?

Ответил Олег:

– При попутном ветре недели две, а при встречном, да при других дурных обстоятельствах и весь месяц уйдет на дорогу.

Каюты не нравились, не знали они, что корабль у них более грузовой, чем пассажирский; под палубами были огромные танки-отсеки для мороженой рыбы; целая система электродвигателей и морозильных установок подавала туда холод, а кроме того, десять месяцев в году холод шел тут от самого моря. Судно было очень большим, водоизмещением сорок тысяч тонн, и строилось оно по заказу рыжего Дика, который вот уже двадцать лет качает с острова Кергелен ценнейшие породы рыб и продает их в больших городах Австралии.

Дик очень богат, но жаден и считает каждый цент своих прибылей. Его ненавидит команда и все рыбаки острова, но он их единственный кормилец и его терпят. Впрочем, об этом наши путники пока ничего не знали. Не ведал Олег и о том, что с других туристов за предоставление таких же трех кают он брал гораздо меньше и был доволен. Но Олегу до этого не было дела; чужих денег он не считал и хотел одного: чтобы их хорошо кормили.

Свыклась с новым жильем и Катюша; стала больше улыбаться, веселее говорить,– в конце концов, не год и не два им предстояло жить в таких условиях. А для свадебного путешествия уж хорошо и то, что будет много экзотики.

Часа через два хода к ним вошел рыжий Дик и, не спросив, нравятся ли им каюты, пригласил к себе. За дверью их ждали четверо матросов, они предложили всем взяться за руки, образовали тесный клубок и так вышли на боковую палубу, где по-прежнему валил мокрый снег и порывами налетал ветер. К счастью, качки большой не было, потому что корабль еще не миновал узкую бухту, на одном берегу которой тянулись бесконечные ряды домов, а с другой в просветах между зарядами снега едва угадывались невысокие холмы.

Зашли в помещение, над которым возвышалась капитанская рубка. Здесь был маленький коридорчик и вешалка для одежды. Наши путники стали раздеваться, но Дик им сказал:

– Плащи оставляйте здесь, а меховые куртки не снимайте, у нас холодно, корабль еще не разогрелся.

Вошли в комнату, по обычным меркам небольшую, но для морского быта достаточно просторную и уютную, украшенную картинами из морской жизни, портретами адмиралов, капитанов. Во главе узкого, продолговатого стола на стене висел большой портрет – Катя сразу в нем узнала их хозяина. Потом вслед за ними вошел невысокий, но крепкий и могучий мужчина с невеселым и даже суровым выражением лица. На нем были длинные кожаные сапоги, такие же кожаные штаны и легкая, подбитая белым мехом куртка со множеством карманов. Он слегка поклонился. Дик его представил:

– Мой капитан Даниэль. Он говорить умеет, но не любит, так что вы от него длинных речей не ждите.

Олег и генерал улыбнулись, Катя подумала: «Видно, Дик сказал что-нибудь веселое». И пожалела, что она в школе, а затем в институте плохо учила английский язык. Некоторые слова она понимала, но связать их между собой не удавалось, и речь Дика до нее не доходила.

Миловидная официантка принесла поднос с вином и фруктами, другая – закуски. Скоро стали подавать обед. Он был почти ресторанный.

– Едим мы тут два раза в день,– сказал Дик,– первый раз в одиннадцать, а второй – в шесть пополудни. Но вы можете приглашать официантку, и она вам принесет еду в каюту.

Потом он сказал:

– В ненастные дни советую не выходить из кают. Порывом ветра может унести в море.

Тряхнул бородой, как-то не по-людски осклабился и добавил:

– Дни тут всегда ненастные, так что море наблюдайте в иллюминатор. Так безопасней.

И за этими словами последовали улыбки Олега и генерала, и Катюша снова пожалела,

что не знает английского языка. Эти последние фразы Олег ей перевел, и она тоже улыбнулась.

Даниэль ничему не улыбался. Казалось, он и вообще считал всякие слова напрасными и недоумевал, зачем они говорят, когда можно поесть молча и скорее разойтись.

Расправившись со вторым и запив обед вином, он поднялся и, не сказав ни слова, лишь чуть заметно поклонился и вышел из каюты. Дик, словно за него извиняясь, заметил:

– Этот англичанин прост, как русский, и глуп, как немец, но лучшего капитана не сыскать. Он может не спать двадцать пять часов в сутки, мне с ним спокойно. Он каждый камень видит на тысячу миль впереди. А больше тут ничего не надо. Со встречной посудиной не столкнешься – тут ни одна собака не ходит, и лишь изредка забредают подводные лодки: чаще всего американские, но случаются и английские, и даже русские. Это скверно, и я бы не хотел встречаться с ребятами, которые живут под водой. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Года три назад в Тасмановом море из глубины точно дьявол с рогами поднялась этакая посудина величиной с город. На нашу палубу взобралась шайка ребят, похватали наших девочек и суток трое с ними забавлялись. Это был американский корабль. Девочек одарили деньгами, но работать они уж не могли. Неделю отлеживались, приходили в себя.

Дик помолчал, а затем заключил:

– С американцами лучше не встречаться. Они хуже пиратов. Одно слово: разбойники! Недавно потопили русскую подводную лодку «Курск».

– Американцы? – удивился генерал.– Но откуда вы знаете, что подводную лодку «Курск» потопили американцы?

– Ах, Боже мой! Русские – идиоты, это давно известно. А что же, по-вашему, эта лодка сама себе сунула под нос торпеду? И на случайную мину она не могла наткнуться. У них многократная система защиты, и при случае любая из них непременно сработает. А вы как дети: вам еврей с телевизора что скажет, вы и верите. Да то, что лодку утопили американцы, весь мир знает. Даже на Тасмании, в этом мусорном ящике, всем известно, а вы все гадаете, как это ваша лодка утонула?..

Страшного рассказа о девочках Катерина не слышала; она в это время помогала официанткам управляться с посудой. Но она услышала фразу о простоте русского человека. Подошла к Дику.

– Вот вы говорите, что русский человек прост, а вы встречали русских?

– Встречал, конечно, но так, на расстоянии, а по-серьезному – нет, не приходилось.

– А почему же вы говорите, что мы просты?

– Так вы об этом сами говорите! У вас есть сказка «Иванушка дурачок». А в переводе на английский вас пощадили; вместо слово «дурачок» поставили «простачок». Так нам говорила школьная учительница. А теперь скажите мне: ну разве есть такой народ, который сам себя называл бы дураком?.. А еще я немножко знаю историю. Вы всегда кого-нибудь спасаете, кого-нибудь кормите, кого-нибудь зовете в дом и говорите: я нарожал детей, намолотил хлеба, но не могу управляться с моим домом – ты, пожалуйста, приходи ко мне и будь моим хозяином. Так во всем мире говорят про русских. Но мне нравится, что они смирные и не лезут в драку. По нашим южным морям много ходит пиратских кораблей, но русских среди них нет, и за это я их уважаю.

Потом к ним зашел капитан Даниэль. Сообщил:

– Система наладилась, скоро будет тепло.

Присел к столу, налил себе кофе и еще сказал:

– Небо открылось. Ночью мы будем идти хорошим ходом.

Последняя фраза, очевидно, предназначалась больше для хозяина. А гости поняли, что в непогоду они идут малым ходом.

К себе они возвращались в сопровождении Дика. Тучи, залеплявшие корабль и море снегом, свалились за горизонт, ветер стих, и на небе засветился круторогий месяц. Он еще очень молод, и света от него было мало, но быстро летел по небу, отбрасывая на море веселые стайки серебряных пятен. Звезды сияли так же, как и в наших российских широтах – далеко и таинственно.

Олег прошелся по борту корабля, вышел на переднюю палубу, послушал шум волн за бортом и вернулся к себе. Спали они в эту ночь каким-то особенным мертвецким сном. И к общей радости, никакой качки не заметили.

Плыли они долго, почти месяц. Капитан Даниэль был осторожен, скорость держал небольшую – боялся «поцеловать» затаившуюся под водой верхушку айсберга или ледяной глыбы, которые встречались в этих морях в любое время года; и чем ближе они подходили к Южному полюсу, тем более вероятной становилась встреча с посланцами коварной Антарктиды. Этим, кстати, и объяснялся тот факт, что охотников посещать остров Кергелен было немного, зато уж рыжий Дик и загребал весь улов кергеленской рыбы.

Сегодня во время завтрака рыжий Дик им сказал:

– Еще два-три часа, и мы будем на земле.

Путешествие хотя и продолжалось долго, но героям нашим не показалось утомительным. Им не было скучно. Поначалу боялись болтанки и морской болезни, но капитан Даниэль был опытным морским волком, хорошо знал нравы приполярных южных морей; он как ножом резал волну острым носом своей гигантской посудины и тем удерживал корабль в относительно спокойном состоянии.

Команда была небольшая; каждый матрос занят своим делом, и туристы, которых тоже было немного, с ними почти не общались.

На корабле был кинозал, столовая, два буфета, но наши герои, как мы уже сказали, питались в кают-компании вместе с хозяином судна и капитаном.

К острову подходили днем, подбирались к нему со скоростью черепахи, и за многие десятки миль до берега бросили якоря и стали ждать «сносную» погоду. Как на Тасмании весь мир от них закрывал мокрый тяжелый снег, так и здесь они в десяти метрах от себя не видели ничего из-за дождя. Дождь был необычайный, непохожий на дожди, которые бывают в России, Европе, в Америке. Он не состоял из отдельных капель, нельзя было понять, косой он или прямой, налетает порывами или стоит стеной. Дождь лил так, как будто на голову вам опрокинули тысячу ведер воды. И было как-то жутковато сознавать, что водопад этот никогда не перестанет и никуда от себя не отпустит; он вас зальет с головой и вместе с кораблем опустит в преисподнюю.

Олег завернулся в дождевик, купленный в Тасмании на такой случай, вышел из каюты и попытался пройти несколько шагов, но сплошная стена тяжело валящейся с неба воды швыряла его из стороны в сторону, и он нашел в себе силы только вернуться в каюту. Здесь он сбросил плащ, обнял Катерину, и так, прижавшись друг к другу, они долго стояли и громко хохотали, проклиная тот день и час, когда пустились в это путешествие.

– А мне все-таки нравится! – воскликнула Катерина.– По крайней мере, будет что вспоминать.

И потом повторила:

– Нравится! Мне очень нравится.

Вошел генерал, и Катерина стала разливать по чашкам холодный кофе. Они ели-пили, болтали и много смеялись. Сошлись на том, что все-таки это очень здорово, что они пустились в такую авантюру.

Г енерал сказал:

– В конце концов, не будет же этот потоп длиться вечность.

Дождь оборвался внезапно. Могло показаться, что какая-то небесная сила рассвирепела и смахнула его рукой. Было только видно, что стена дождя не исчезла совсем, а вместе с черной, как разлившаяся нефть, тучей валилась в сторону, противоположную от полюса, к которому шел корабль. Наши путники вышли на палубу и увидели остров. Он был еще далеко, темно-синяя полоса его берега слабо очерчивалась в морской пучине.