Текст книги "Похищение столицы"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Пухлые щечки майорши слегка подернулись младенческим румянцем. С минуту она сидела молча, не зная, как приступить к деловому разговору. Суданец ей не нравился, как не нравились все восточные мужчины, особенно кавказцы, которых она считала примитивными и вороватыми. Исключений не знала и потому не любила всех, даже и тех, кого никогда не видела. В семье она росла интернационалисткой, и в школе, и в институте ей говорили о равенстве людей, о всеобщей любви и братстве, но, проработав два года в милиции, к тому же в отделе, который занимался организованной преступностью, она убедилась, что преступность имеет национальное лицо, что восемьдесят процентов всех краж, хищений, изнасилований и убийств совершают в Москве и Московской области заезжие «гости», главным образом кавказцы и азиаты. Включая телевизор, видела одних и тех же. В министерствах, в Кремле – тоже нерусские: гайдары, бурбулисы, лившицы... Зорко всматривалась в каждого, кто окружал Ельцина. Батюшки! Ни одного славянского лица!

Рушилось прежнее мировоззрение, понимала суть общественных явлений и процессов. Никаких партий, никаких классов, никаких идей, кроме... национальных! Будучи от природы впечатлительной, страшно страдала от этих открытий, мучилась, терзалась, и все больше закрывалась от других, втайне хранила бурю, совершавшуюся в душе. Она становилась националисткой. Русской, славянской, и такой ярой, что боялась кому-либо открыться, в глубь души загоняла свои тайные мысли. Она чувствовала себя только русской и любила только русских. Ко всем другим относилась с настороженностью; как бы спрашивала: а чего ты хочешь? Зачем пожаловал к нам в Москву?..

Но суданец был ей нужен.

– Вы, говорят, биолог? Кандидат наук?

– Да, кандидат. Только работы для меня нет – ни здесь, в России, ни там, в Судане.

– Ясно. Я вот тоже институт и музыкальное училище кончила, а работы для меня нет. Потому, как русская народная песня и романс русский вышли из моды. Попсу требуют, а я ее петь не желаю. Вот и работаю здесь... А скажите: на что же вы живете? Есть ли у вас семья?

– Да, конечно. У меня есть мама, папа, дедушка. На что живем?.. А мы не живем, а выживаем. Человек такая скотина, что может... и святым духом пробавляться. Кажется, я уж начинаю привыкать. Вот тут у вас мне дали за три дня три куска хлеба, и – ничего. Жив, как видите.

– Ну, хорошо. Я хочу показать вас своему начальнику. Постарайтесь ему понравиться, и тогда вы можете получить работу. Ну а пока...

Она кивнула капитанше и сказала:

– Отведите его в комнату отдыха, пусть отоспится, приведет себя в порядок, а завтра мы представим его полковнику.

Капитанша тронула Артура за руку, и они вышли из кабинета. Прошли в комнату, похожую на гостиничный номер. Здесь были туалет, ванная, кровать и даже письменный столик. Капитанша сказала:

– Вот шкаф, холодильник – тут вы найдете еду. Завтра чтоб были как огурчик. Вас поведут к Сталину.

– Сталину? Какому Сталину?

– А-а, так мы называем своего главного начальника, полковника. Он руководит отделом по борьбе с организованной преступностью. Полковник наш грузин и очень похож на Сталина. Он в роли Сталина в кино снимался; лучше всех сыграл вождя народов. Ему эта роль так понравилась, что он с тех пор из нее не выходит. Его за это наш генерал и в милицию пригласил, важную должность дал. Вот завтра вы с ним познакомитесь.

– А зачем он меня вызывает?

– О-о-о! Скажу вам по секрету, только обещайте меня не выдавать. Если вы ему понравитесь, у вас будет хорошая работа. Очень хорошая!

Артур выстирал рубашку, отгладил брюки и, приняв ванну, лег спать. Поднялся рано. Тщательно побрился, уложил волосы. В девять часов за ним пришла майорша. Села в кресло и устремила на Артура взгляд, полный то ли профессионального интереса, то ли чисто женского любопытства. Предложила сесть и тихо заговорила:

– Вы, наверное, заметили при входе в наше помещение вывеску со словами «Отряд Эдельвейс»?

– Да, я обратил внимание.

– Эдельвейс – так называлась немецкая дивизия, направленная Гитлером для действий в горах Кавказа.

– И это я знаю. Г де-то читал.

– Читали, это хорошо. Нам нужны грамотные люди. Вы кандидат наук, да еще начитанный – это уж совсем хорошо. Я о вас докладывала полковнику, и он вами заинтересовался. А вы притворяться можете?

– Ну, нет – притворяться не люблю.

– Я не спрашиваю вас, любите вы или не любите притворяться. Важно другое: умение играть роли. Вот как наш полковник – гениально сыграл роль Сталина.

– Г оворите яснее: что вам от меня надо?

Майорша задумалась, отвела взор в сторону. И потом заговорила серьезнее:

– Артур, давайте знакомиться: меня зовут Катерина. Есть, конечно, и фамилия, да она пока вам не нужна. Мы тут любим секреты. Работа такая. Ну, так вот – Катерина. И возраст у нас примерно одинаковый. Можем стать друзьями. Но может у нас с вами выйти и другой вариант: вам дадут двенадцать лет строгого режима, и вы уедете далеко. Азик-то ваш того... в лучший мир полетел. Так что вы сейчас в руках Сталина,– ну, полковника, значит, нашего начальника. Ему, видите ли, нужен человек с внешностью араба и знанием арабского языка. Но не просто нужен араб, а еще и артист,– чтобы, значит, роли всякие умел играть. Они, эти роли, не ахти уж какие, однако же, требуют кое-каких способностей. Ну, как – сумеете?

– Не знаю. Если, скажем, ревизора или Чичикова, то я, пожалуй, не сумею, а если попроще – может, и получится. Мое положение обязывает. Тут любого гопака спляшешь.

– И ладно! А теперь – с Богом. Пойдемте.

Поднялись на четвертый этаж. Тут было пустынно, хранилась торжественная тишина. Двое часовых с улыбкой встретили Екатерину, вытянулись по стойке смирно. Две створки в стене бесшумно скользнули, и Артур увидел Сталина. Это был действительно Сталин; он стоял на ковре посреди комнаты, раскуривал трубку и не взглянул на вошедших. Екатерина подошла к нему:

– Мне остаться или...

– Останьтесь,– сказал полковник тем самым глуховатым и неторопливым голосом, которым во всех кинофильмах говорил мудрейший из людей своей эпохи. И величественным жестом руки, в которой была зажата дымящаяся трубка, показал Екатерине на кресло у стены под портретом Суворова. Артур таращил удивленные глаза: он был поражен и обескуражен. Не мог понять, зачем тут такой маскарад? Ему казалось кощунством изображать великого человека на службе, да еще в милиции. Впрочем, мелькнула и другая мысль: это такой человек! Он не играет никакой роли и не виноват, что похож на Сталина. Г рузины, как и многие кавказцы, имеют много общего, и не только во внешности, но и в манерах, особенно же в произношении русских слов.

Трубка потухала, и полковник ее раскуривал. Раскуривая, он кидал быстрые взгляды на стоявшего у двери Артура и, казалось, пытался вспомнить, где они встречались.

Проговорил тихо:

– Ви араб?

– У меня отец суданец.

– Суданец? Что это за народ такой – большой, маленький?

– Не очень большой, но... нас много. В Африке наша страна в среднем течении Нила.

– Нила? Это река такая?.. У нас Кура, а еще Волга есть, а еще Днепр, а у вас – Нил? Хорошо. Это очень хорошо. А ви суданский язык знаете?

– Да, господин полковник. Знаю.

Полковник прошелся возле стола, кинул взгляд на Екатерину и затем спросил:

– Молчать умеете?

– Молчать?

– Да, молчать.

– Если надо – буду молчать.

– А если надо делать важный вид. И делать страшные глаза. Так, чтобы вас боялись – ви так можете?

– Не знаю, но если попытаться...

– Не пытаться надо, а делать, делать... Смотреть и пугать. Пусть думают, что ви шах, шейх или какой-нибудь багатый Махмуд. Ви так умеете?

– Пожалуй, сумею,– вдруг осмелел Артур.

Полковник точно таракан пошевелил правым усом. И повернулся к парню.

– Ого! Смелый ответ. Люблю решительных людей. Попробуем вам повэрить. Ми вас одэнем. Дадим погоны лейтенанта. Бил кандидат наук, стал офицер милиции. И дадим хороший зарплата. Семь тысяч рублей в месяц!

Полковник повернулся к Екатерине:

– Что ви скажете: дадим ему семь тысячи рублей в месяц?

Потом он повернулся к Артуру:

– Ви хотите служить в милиции?

– Да, господин полковник. Был бы рад носить милицейские погоны.

– Хороший ответ! У нас в Грузии человека судят по словам. И нэ важно, что человек говорит, важно как человек говорит. Одно дэло – дэло дэлать, другое – слова говорить. Ну, хорошо. Ви поступаете в распоряжение... вот ее, майора Кати. Фамилии у нее нэт. Она просто Катя. Другие зовут ее Кэт. У вас тоже нэ будет фамилии. Ви – налоговый инспектор. Так всем говорите. А теперь идите. Все документы подготовит... Кэт, Катуша.

Полковник подозвал к себе майора и что-то сказал ей на ухо. И пошел к своему месту за столом. А Катя, кивнув Артуру, увела его из комнаты начальника.

В тот же день были оформлены необходимые документы и полковник подписал приказ о назначении Артура Ашар оперативным сотрудником отдела милиции по борьбе с организованной преступностью. В главное здание милиции пошла бумага с просьбой о присвоении молодому сотруднику звания лейтенанта.

Майор не торопилась посвящать Артура в подробности предстоящей им операции, но по всему было видно, что к важному делу тут готовятся давно. Катя лишь в общих чертах знакомила Артура с характером работы, которой занимался их отдел. Весь день они сидели в ее кабинете, к ним никто не заходил, и уже скоро Артур мог убедиться, что его юная начальница,– ей на вид не было и двадцати пяти лет,– занималась делами, в которых не числилось много людей, и даже, казалось, работала она одна в глубокой тайне от других. Никто ей не звонил, никто не заходил, и лишь дважды приходила официантка, приносила еду, чай, фрукты.

– Зовите меня Екатериной Михайловной,– предложила майор.

– Я, как вам уже известно, Артур.

– А теперь, Артур, постарайтесь меня понять: я должна знать о вас как можно больше. Вы уже сказали, что не женаты, нигде не работаете, но где-то же добывали себе на пропитание?

– Да, конечно, я покажу вам эти места.

– Показывать не надо. Никто из ваших прежних знакомых не должен знать, чем вы теперь промышляете и где обретаетесь. На вас спустят псов, но вы их направите по ложному следу. У вас красивая шевелюра,– завтра будет парик лысого господина. Вы привыкли входить в дверь, будете лазить через окно; раньше хоть и не часто, но вы ездили в удобном салоне легкового автомобиля, теперь поедете в просторном пикапе с нарисованным на боку Петрушкой и огромным словом «Игрушки». В другой раз угромоздитесь между ящиками с майонезом. И навсегда запомните: вы – налоговый инспектор. Нас будут искать и могут выслеживать ваших родных. Вот это, пожалуй, самое скверное в нашем положении. Мы должны исчезнуть, пропасть, сделаться невидимками. Будем с вами работать вдвоем, налетать внезапно и так же внезапно исчезать. Цель наша – вернуть народу украденные у него деньги, иногда большие; может случиться, и целый миллиард. А он, миллиард, таит в себе страшную силу: к нему прикоснешься, а он шарахнет, точно электрический скат. Мы с вами будем залезать в берлоги, где живут магнаты, олигархи, банкиры, а они страсть как не любят чужого глаза и чуть что – палят из пистолета. Психи они и всего боятся. Вот такие нас ждут дела. Так, может, и не стоит вам рисковать своей драгоценной жизнью? Еще не поздно сыграть отступного.

– Ну, нет, отступать я не собираюсь. Мне бы только родных обезопасить. Их-то подставлять я бы, конечно, не хотел.

– Примем меры. Надежные. А для этого я с ними должна познакомиться. А пока... Покажу ваш кабинет.

Он оказался рядом с кабинетом майора. И тоже состоял из двух комнат: одна рабочая, другая – секретная. Открывая ее, Катерина сказала:

– Ну, а эту комнату вы никому не показывайте, даже самым важным лицам, которые к вам могут заходить. Кстати, о важных. Они, конечно, тут есть, но нам не начальники и не вздумайте перед ними ломать шапку. Начальник у нас один – ну, этот... грузин, который в Тбилиси играл роль Сталина, а здесь в России потрошит богачей. И еще есть один...– тот походит на колобка в золотых погонах и сидит в большом министерском кабинете. Его фамилия Старрок; запомнить трудно, но вы постарайтесь. Вот эти двое имеют касательство к нашим делам. А вообще-то система у нас в милиции простая, как и по всей России: кто на кого больше добудет компромата, тот и в дамках. Из всего этого делайте один-единственный вывод: подчиняться будете мне и слушаться только меня. Все остальные для вас – игроки на сцене; одни удачно играют свои роли, другие валепюки и статисты. А будут и такие...– на них и смотреть не стоит.

Майор серьезно, строго, и даже будто бы с каким-то неудовольствием смотрела Артуру в глаза. Парень мрачнел от мысли, что в нем она не видит удачного партнера, но если, все-таки, берет на работу, то это лишь по одной-единственной причине, что другого у нее под руками не было. Старался смотреть ей в глаза, но выдерживать ее взгляд подолгу не мог, и то и дело воротил лицо то в одну сторону, то в другую. И при этом терялся все больше.

Показала встроенный в стену платяной шкаф. В нем куртки с погонами, форменные милицейские костюмы, фуражки, рубашки. На полке лежали парики разных цветов и фасонов: волосы, усы, бакенбарды, бороды.

– Вы, как хамелеон, будете менять цвет и кожу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В своем новом заточении Артур прожил три дня. Екатерина Михайловна каждый день к нему заходила по два-три раза, извинялась за то, что не может отпустить его даже погулять,– на это есть строгий запрет начальника отряда «Эдельвейс» Автандила. Утром четвертого дня принесла ему документы лейтенанта милиции и форму. Попросила переодеться. Артур ушел в свою вторую комнату и вышел оттуда совершенно другим человеком. Форма хорошо на нем сидела, но самое главное: лицо его преобразилось. Он как бы удивился своему новому положению; глаза широко раскрылись и не знали, на чем остановиться. Он то оглядывал свою одежду, то переводил взгляд на майора: она все время улыбалась и будто бы покачивала головой, словно хотела сказать: «Ну и ну! Не ожидала, что наша форма вам так подойдет». И хотя обидной насмешливости он не замечал, но спросил:

– Чему же вы смеетесь?

– Я смеюсь? С чего вы взяли? Я улыбаюсь, потому что мне весело смотреть на еще одного человека, залезшего в нашу шкуру.

Сделалась серьезной, а потом добавила:

– Вы думаете, мне приятно носить милицейский мундир? Я ведь закончила Институт текстильного машиностроения. Под Москвой есть фабрика, где шьют одежду по моему бесшовному методу. Этот метод я придумала, когда писала диплом.

Артур хотел спросить: «А почему же вы там не работаете?», но он с юношеских лет усвоил привычку или манеру не задавать лишних вопросов, и если советовать, то соблюдать при этом большую осторожность и деликатность. От кого-то слышал пословицу или чью-то мудрость: «Надо многое знать, чтобы иметь право осторожно советовать». И, может быть, потому что он больше слушал, чем говорил, его любили товарищи. Майор тоже заметила в нем эти качества и с каждым днем проникалась к нему все большим уважением. Сегодня же, осмотрев Артура в новом костюме, предложила ему сесть с ней на диван и повела такую речь:

– Завтра мы выходим на первое боевое задание.

Артур не стал расспрашивать, что это за задание, справится ли с ним – ждал дальнейших разъяснений, но и майор ничего больше не говорила. Пригласила к себе в кабинет. Здесь села за свой просторный стол, а ему предложила кресло. Смотрела в глаза – доверчиво, проникновенно.

– Во время войны,– заговорила негромко,– летчики-истребители ходили парой: один ведущим, другой ведомым. Мы с вами тоже истребители и будем ходить парой. Пока я буду ведущей. А там дальше посмотрим. И вот еще что, забыла у вас спросить: вы некоторое время жили в Судане, а там, как я понимаю, говорят не только на суданском, но и на английском и французском. Не знаете ли еще и эти языки?

– Не в совершенстве, но изъясняться с французами и англичанами могу.

– Батюшки! – всплеснула она руками,– так это же здорово! А я уж хотела подключать в нашу группу людей и с этими языками. Выходит, сами будем обходиться. Ах, как это хорошо! Вы даже не представляете.

После минутной паузы добавила:

– У нас, видите ли, очень важно... работать без лишних свидетелей. Такие уж мы... конспираторы.

Поднявшись из-за стола, властным голосом проговорила:

– Ну, ладно. До завтра. А завтра с утра к вам придет парикмахер, будет вас гримировать.

Парикмахер натянул на Артура парик, означавший гладкую как женская коленка голову и ловко приклеил рыжую бороду. И как раз в момент, когда парикмахер заканчивал свое волшебство, к Артуру зашла Екатерина Михайловна. В первую минуту она была серьезной и внимательно Артура оглядела. Но потом вдруг громко рассмеялась. И сквозь душивший ее смех проговорила:

– Вы роман «Угрюм-река» читали? Помните, там есть парикмахер-кавказец. У него была такая вывеска: «Стрыжом и брэим, Ибрагим-оглы». Помните?..

Она засмеялась еще пуще и коснулась пальчиками парика. И затем, подсаживаясь к нему, стала говорить о цели предстоящей операции и о том, что впереди у них и другие подобные вылазки,– они должны менять тактику и свой внешний вид.

– В Москве налажена торговля русскими девушками,– есть несколько очагов этой страшной преступной деятельности; в одном из них мы должны сегодня вечером пошуровать.

И рассказала, как они будут шуровать, какие их ждут неожиданности,– словом, провела боевой инструктаж. Артур слушал ее, затаив дыхание, дивился, как это такая молоденькая, хрупкая женщина выполняет такую опасную мужскую работу. И, может быть, потому, что она была и моложе его, и казалась такой беззащитной, он делал вид, что ничему не удивляется и ничего не боится.

Они обедали вместе, а после обеда Екатерина Михайловна посоветовала Артуру прилечь на диван и два-три часа отдохнуть. Сама же пошла к себе, а в седьмом часу зашла за ним. На ней был зеленый плащ и кокетливая шапочка,– впрочем, не очень броская, и даже чем-то напоминавшая убор старинных провинциальных барышень.

Спустились на лифте в коридор, где не было людей, и затем вышли во двор,– и тут было безлюдно,– и сразу же сели в большой и новенький автомобиль иностранной марки с затемненными стеклами. В салоне кроме шофера было еще два парня в штатской одежде. Молча поздоровались и так же молча ехали до Тверского бульвара. Здесь майор и Артур вышли; Екатерина Михайловна сбросила плащ и кинула его водителю. И тут Артур увидел настоящую Екатерину Михайловну, а не ту, которая была в милицейской форме. Красота ее головки и личика, и совершенство форм были поразительны. Блестящая хромовая юбочка смотрелась колоколом и выше всяких пределов обнажала ноги, о которых, видимо, и сказал Пушкин: такие ножки едва ли сыщешь во всей России две или три пары. Пушкин, конечно, мудрец, и гений, а гении не ошибаются, но в данном случае он против правды сильно погрешил. Я объездил два десятка стран и могу свидетельствовать: нигде нет такого обилия красивых женщин, как в России, и даже ослепительно красивых,– вот как Екатерина Михайловна, а что до женских ножек, тут я с ним готов поспорить. Русская женщина, если она сильно не постарела или не пополнела, едва ли не каждая отличается статью и красотой ножек, но стать эта у каждой особенная. Тут кроется механизм, благодаря которому каждая девушка обязательно встретит своего суженого. У мужчины где-то в тайниках его существа встроен механизм его собственной эстетики. И этот-то механизм помогает ему отыскать именно ту красоту, которая для него и создана. А Пушкин благодаря своей молодости и аристократическому снобизму, видимо, не подозревал о существовании такого механизма. Словом, наша Катерина так поразила парня, что он, приоткрыв рот, долго стоял в изумлении. А она, как и условились, пошла на свой пятачок. И к ней тот же час подошли два кавказца. Один, пожилой, с тонким и несколько свалившимся на левый бок носом, подобострастно наклонился к ней и сказал:

– Есть вариант. Пойдемте вот сюда под дерево, поговорим.

– Какой вариант? – удивилась Катя, но за кавказцем пошла.

– Ай, дэвушка. Нэ надо играть спектакль. Я нэ вижу, зачем ходишь тут? Да? Я все вижу. Вариант такой... Лючше нэ бывает.

– Ну, хорошо. Г оворите свой вариант.

Кавказец схватил Катю за руку, но она отстранилась.

– Держать меня не надо. Я не убегу.

– Хорошо, хорошо. Ест работа за границей, ты будэшь модель и загребать дэньги мешком. Очень большие дэньги! И сегодня же ты получишь аванс – две тысячи долларов. А?.. Ты понимаешь, что такое две тысячи долларов?

– Две тысячи? Давайте. Мне нужны деньги.

Грузин тут же отсчитал ей две тысячи. Катя не спеша их пересчитывала: раз пересчитала, другой. Артур знал, что все это запланировано по сценарию, что все ее действия снимаются на кинопленку и разговор записывается. И Катя искусно играла свою роль. Артур знал так же, что поблизости от них расположилось несколько машин с милиционерами и они сейчас занимают выгодные позиции для возможной схватки с действующей тут бандой. Японский автомобиль с кузовом разворачивался у входа в театр и становился таким образом, чтобы дверцы кузова были у дерева, возле которого совершался торг.

– Хорошо, хорошо. Я вас поняла. Но вы не сказали: в какую страну я должна поехать? И будет ли со мной заключен контракт,– ну, такой, как заключают с футболистами. Я бы хотела, чтобы все было по закону. Могу поехать, но не на все время. Поработаю с год и вернусь в Россию.

И в этот момент к ним подошел Артур с парнем, ехавшим с ними в машине. Обращаясь к старшему грузину, парень сказал:

– Я переводчик этого господина.– Он кивнул на Артура.

– Мы случайно слышали ваш разговор и хотели девушке предложить свои условия. Вот этот господин приглашает ее в Судан.

– Дэвушка уже взяла дэньги. Она наша.

Артур приблизился к грузину, залопотал на суданском. Парень перевел:

– Он возвращает вам ваш залог и дает ей много денег – сто тысяч долларов!

Грузин вытянул шею.

– Сто тысяч?

– Да, сто тысяч.

Грузин в растерянности переглянулся с молодым товарищем. Тот тоже был растерян. И тогда грузин с гнутым носом подступился к уху переводчика, зашипел:

– Передайте этой обезьяне, что здесь без моего ведома ничего нэ делается. Г оворить можно только со мной.

Парень перевел. А грузин, подтянув парня за руку, вновь зашипел:

– Пайдемте все вместе в рэсторан «Русская кухня» – он здэсь нэ далеко. Там в кабинете дэректора составим бумаги.

Парень перевел, и Артур на это сказал:

– Я никуда не пойду. Пусть официальное лицо придет сюда и мы оформим контракт. Если же он не придет, я заберу девушку к себе в посольство, и мы там все оформим.

Катя вступила в разговор:

– Я тоже никуда не пойду. Хочу в Судан... с этим господином,– кивнула на лысого и бородатого. И даже сделала шаг в его сторону. Грузин всплеснул руками:

– Ай, нэ хорошо менять решения. Уже взял дэньги, а теперь назад. Ну, хорошо. Я дам тэбэ много дэнег. Пайдем в кабинет к дэрэктору рэсторана!

– Никуда я не пойду. Я вас боюсь. Я поеду вот с ним – в Судан.

И сделала еще один шаг к Артуру. Это уж и совсем взбесило грузина, он стал махать рукой и через маленький забор перепрыгнули еще три кавказца, стали страшно вращать глазами, окружили Артура, участников торга. Грузин все шипел в ухо переводчика:

– Слушай, парень! Скажи ты лысому черту: пусть он отсчитает свои баксы нам; иначе будэм рэзать,– и так, что он не найдет дорогу в свой Судан. А, кстати, этот Судан далеко от нас? Он дальше Турции или нэт? За сто тысяч мы эту дэвушку не отдадим. Пусть дает миллион – дэвятьсот тысяч нам, а сто тысяч ей. И тогда мы дадим контракт. И десять тысяч отстегнем тэбе. Если не даст, мы будем рэзать и давать в машину гранату.

Пока он произносил свой страшный монолог, через заборчик перепрыгнул седой и толстый кавказец,– перед ним расступились, и он некоторое время пристально разглядывал Катерину. Все кавказцы замолчали и почтительно ждали распоряжений. Толстый спросил Катю:

– Сколько тэбэ лэт?

– Двадцать один.

– Ты была здэсь раньше?

– Нет, не была.

Грузин снова оглядел ее с ног до головы и уже тише проговорил:

– Мужчин знаешь?

– Как это?

– Ну так... мужиков? Что – нэ понимаешь?

Екатерина потупилась и будто бы покраснела. Сказала тихо:

– Не знаю. Никого я не знала.

– Скажи, девка – ты верно говоришь? Мне важно знать.

– Не вру я.

Толстый обратился к носатому:

– В чем дело?

– А вот! – ткнул рукой в Артура.– Какой-то суданец, видно, богатей – дает ей сто тысяч. И она хочет ехать с ним.

Толстый – к Екатерине:

– Милая! Ты уже получила дэньги, продалась – назад ходу нэт. Мы этого нэ любим.

– Я не из тех, которые продаются. А деньги ваши – вот они. Возьмите.

Толстый схватил ее руку с пачкой денег, заговорил:

– Нэт уж, хорошая. Дэньги твои. И вот еще от меня пять тысяч. Бери. Но только будэшь делать то, что мы прикажем.

Екатерина взяла и эти деньги. И долго их считала – и так, чтобы все видели. «Суданец» нервничал, порывался заговорить с переводчиком. И что-то сказал ему, а тот громко перевел:

– Г осподин дает триста тысяч!

Тогда толстый залопотал по-своему: быстро, испуганно. А уже в следующую минуту три грузина схватили Артура, а три других – Екатерину. Потащили к заборчику, возле которого стоял их «Мерседес». Но как раз в этот момент, словно из-под земли, вылетела стая дюжих парней в штатском, похватала кавказцев, повалила их на землю, надела наручники. Обыскали и как дрова побросали в кузов японского пикапа. Екатерину и Артура проводили в их машину и разъехались. Вся операция заняла минут пять. Артур, сидя в углу салона у затененного окна, видел, как у входа в театр имени Пушкина стояла стайка нарядно одетых людей и ошалело смотрела на то место, где только что была так блестяще разыграна сцена из нашей новой жизни.

Но самые необыкновенные вещи для Артура стали происходить после этой первой и, кажется, успешной боевой операции. По лицу Катерины,– так он мысленно ее называл,– и по всему ее поведению понимал, что она довольна и его ждут какие-то ее откровенные с ним объяснения. И эти объяснения произошли в тот же вечер, когда они вернулись с задания, переоделись, и заказали ужин в кабинет майора. Сидели за круглым столиком, кидали друг на друга возбужденные взоры, улыбались. Большие и круглые серо-зеленые глаза Катерины были влажны от переполнявшего ее удовлетворения и даже как будто бы счастья, от всего только что пережитого. Он также кидал на нее счастливые взгляды и едва сдерживал ликование. Так, наверное, чувствует себя артист, блестяще сыгравший роль или исполнивший номер и сорвавший бурю аплодисментов.

– А вы молодец,– заговорила Катя,– вы прирожденный актер, вам бы в кино роли играть. Я на вас смотрела,– как вы лопотали на своем суданском,– и чуть было не расхохоталась. Этих бедных грузин вы так дурачили...

– Вы тоже...

– Я?.. Что я! Мое дело несложное, сверкай коленками, да считай деньги, чтобы те, кто нас снимал, представили бы начальству хорошие доказательства их преступной торговли.

– Но, во-первых, такие коленки надо иметь...

Майор покраснела и склонила над тарелкой голову, но еще пуще покраснел Артур, тут же пожалевший о таком глупом комплименте. Майор его выручила:

– Я вынуждена демонстрировать себя... почти как натурщица перед художником. Однако, что же делать? Служба такая.

Неожиданно перешла на шепот – едва слышный:

– Больше ни слова. Мы с вами должны уметь молчать.

После ужина майор сказала:

– Завтра я даю вам выходной. Но об одном прошу: молчать как рыба. Самое большее, что можете сказать близким людям – работаете в милиции. А сейчас я вас могу подвезти до метро. Пойдемте.

И они хотели выйти, но зазвонил телефон: майора вызывали к начальнику.

Автандил ходил по кабинету и на манер Сталина курил трубку. Она все время тухла, и он ее раскуривал. Очевидно, и это было воспринято от великого вождя.

Екатерина громко по всей форме доложила и оставалась стоять в положении смирно.

Полковник заговорил:

– Я уже смотрел пленку, мне понравился ваш цирк. Лысый артист хорошо играл роль.

Полковник замолчал. Молчала и майор. Ей нечего было добавить к тому, что увидел на

экране ее начальник. А кроме того, Автандил любил паузы. Это добавляло к его словам величия.

Стоя у окна и не поворачиваясь к собеседнице, полковник тихо спросил:

– Сколько вы получили дэнег?

– Семь тысяч.

– Ого! Это хорошая сумма. Но пачему-то я их нэ вижу. Ви нэ думаете их сдавать государству?

– Нет, не думаю. Вы знаете, я купила швейную фабрику и мне нечем платить людям зарплату. Вот эти деньги я и передам своим рабочим. Они и есть государство.

Автандил ничего не говорил. Стоял у окна и будто бы тяжело дышал. Заговорил в своей манере:

– Вам нэ кажется, что вы много себэ позволяете?

– Нет, не кажется. Деньги мне нужны, и я их пущу на дело. Я получила их за свою опасную работу. А вам если нужны деньги, вы возьмете их у того толстого грузина, которого мы привезли в наручниках. И можете взять у него не семь тысяч, а семь миллионов. Он уже в этом году продал за рубеж не одну сотню русских девушек. Между прочим, грузинских девушек он не продает. Чеченских – тоже.

Ответ был дерзкий, но Екатерина знала, с кем говорила и на что рассчитывала. Она была уверена, что полковник был не грузином, а обыкновенным чеченцем, что в его обязанности не входила борьба с торговцами живым товаром; он лишь отнимал у них львиную часть выручки. Свои поборы он делил на несколько частей: одну отправлял в Чечню, другую,– и это была доля основательная,– раздавал вышестоящим начальникам, а те уже несли деньги в мэрию, в министерство и, может быть, даже кому-то из кремлевской администрации. В этой сложной и хорошо налаженной игре Екатерина была козырной картой. На нее, как бабочки на костер, летели особо богатые люди; от них нередко в сейф Автандила валились многие сотни тысяч, а несколько раз сюда в кабинет наличными принесли по миллиону. Артур, с его знанием нескольких языков и восточным видом, был настоящей находкой для Автандила, и Катя, понимая это, в разговоре с шефом могла прибавить металла.

– Ну, хорошо,– смилостивился Автандил и пальцем поманил к себе Екатерину.– Дэньги – это бумага. Нэ будем о них говорить. Поговорим о делах сердечных.

Он хотел обнять Екатерину, но она ударила его по руке и отстранилась. Ничего не сказала и вышла из кабинета.

К себе вошла покрасневшая и взволнованная. Артур спросил:

– Что с вами? Он вас обидел?

– Это чудовище домогается моей любви. Подумать только! Он бы посмотрел на себя в зеркало.

Села в кресло, встряхнула головой. Глаза ее горели, короткая прическа пришла в беспорядок, который, впрочем, делал ее привлекательней и моложе. Артур подумал: «А ей, пожалуй, и двадцати нет. Это она прибавляет себе возраст».