Текст книги "Похищение столицы"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Загремели цепи якорей, и корабль, развернувшись в сторону острова, быстрым ходом направился к берегу. Капитан Даниэль стоял в своей рубке, то и дело наклонялся и, видимо, подавал команды. Скоро проступили отдельные детали берега: бухты, скалы, поляны. Цвет пока был общий – серый. Однако унылый вид сохранялся и позже, когда судно устремилось в узкую горловину, которая, очевидно, и была здесь бухтой.

К причалу корабль подталкивали волны, машин и винтов было почти не слышно. Человек двадцать или тридцать стояли на берегу и махали руками.

«Святой Себастьян» коснулся бортом причала.

Гостиничный домик задней стеной прилепился к обрывистому склону холма, за которым открывалась небольшая поляна, а дальше, за поляной, громоздились невысокие горы, на склонах которых не было ни деревьев, ни кустов,– казалось, тут и трава не росла, а лишь мокрые мхи лежали в лощинах, да лысины гранитных скал белели на берегу. Впрочем, тут и там виднелись пятачки пляжей, но и они были каменные, не живые. Ничто тут не обнаруживало привета и приюта для человека.

В гостинице наших путников встретил матрос, неожиданно заговоривший по-русски:

– Рыжий Дик сказал, что вы русские, это нам очень приятно, милости прошу к нашему шалашу.

Катя удивилась:

– Здесь тоже есть русские?

– А где их нет. Вы к нам плывете из Австралии – там очень много русских, а и здесь их хватает. Каждый десятый рыбак на острове – русский. В России мы потеряли работу, но мы ее нашли здесь, на Кергелене.

Матрос поклонился:

– Меня зовут Г ригорий, я покажу вам комнаты.

Г енералу предложил номер маленький, почти как корабельная каюта, Олегу и Катерине номер побольше; тут были две кровати, две тумбочки и посредине квадратный стол, достаточный, чтобы за ним расположились четыре человека.

– Питаться будете в буфете, он на втором этаже.

В номерах было тепло, и это гостям понравилось. В подвале находилась котельная,– топилась мазутом, и горячая вода подавалась в гостиницу и в три домика, стоявшие тут же поблизости. Там жили рыбаки.

Два-три часа наши гости отдыхали, принимали душ, обедали, а потом вышли на улицу. И тут их ожидал новый сюрприз: с юга, со стороны полюса дул свирепый и холодный ветер, бил в лицо колючим снегом и, как живое существо, выл и свистел на разные голоса.

Олег потянул Катерину за руку, и они укрылись в номере. Генерал тоже, как ошпаренный, забежал к ним.

Катя сказала:

– Нет, нет, Бога гневить не станем. Ведь это он нас надоумил посетить самый гиблый уголок земли; я вот сейчас надену защитные очки, завернусь в свой дождевик и пойду гулять. Ведь это и есть неповторимые мгновения моей жизни.

К ним вошел Григорий. Он был в резиновых сапогах, плаще с капюшоном и в теплом и наглухо прикрывавшем почти все лицо рыбацком шлеме. На шее, как у капитана, висел массивный морской бинокль.

Подсел к столу, снял шлем, но сказать ничего не успел. В окно увидел, как рыбаки, точно горох, выбегали из соседнего домика. Григорий, а вслед за ним и наши путники, вышли на улицу. И тут увидели, как из воды, точно исполинское чудовище, поднималось нечто такое, чему наши путники не знали названия. Это была рубка большого подводного корабля. Над рубкой, поблескивая стеклами, шевелились две железных руки; подводники разглядывали рыбаков, как ученые разглядывают в микроскоп насекомых. Потом из воды стал подниматься и весь корпус. Это была громадина длиной с железнодорожный состав. Ну, а потом из чрева выскочил катер и, взбурунив волну, направился к причалу. На берег вышли трое. Ни морской формы, ни знаков отличия на них не было. Здоровались на английском языке. Олег, в совершенстве знавший английский, сразу понял: это не американцы и не англичане. Выступил вперед:

– Ребята, не морочьте голову: вы – русские!

Ему ответил старший по возрасту:

– Возможно, вы и правы: мы не американцы, и не англичане, но, может быть, мы – французы?

Олег смелел еще более:

– Французы не имеют таких посудин. А ваша шаланда из той самой серии, к которой принадлежал атомный крейсер «Курск», потопленный американцами.

Моряки окружили Олега, и старший сказал ему:

– Ну, хорошо, вы, я вижу, много знаете: мы бы хотели с вами говорить.

– Пойдемте в наш замок; он здесь рядом.

И пропустил вперед себя моряков.

И вот они сидят за столом и пока молча разглядывают друг друга. Олег снова взял на себя инициативу:

– Мои друзья не знают английского, но если бы они и знали, то разобрать вашу тарабарщину не смогли бы.

Откинулся на спинку стула, засмеялся. Моряки смутились. Они действительно едва-едва подбирали английские слова. Старший моряк, оглядев Муху и Катю, спросил:

– А они... из каких краев?

– Мы – русские! – отвечал за всех Олег.– Дернула нас нелегкая притащиться на этот чертов зуб! Вы нам скажите, откуда будете, и тогда мы все вам расскажем.

Старший продолжал по-английски:

– Покажите документы.

И тогда в беседу вступил Муха. Достал удостоверение личности, подал моряку. Тот прочитал два-три раза весь текст, потом долго сверял фотографию и физиономию. А когда генерал представил ему Олега и Катю, моряк попросил и у них документы. Повернулся к Олегу и продолжал на своем ужасном английском:

– Так значит, это ваше свадебное путешествие?

– Да, это так.

– Ну, хорошо. Я доложу о вас командиру корабля. А пока нам надо пополнить запасы рыбы. Мы пойдем искать рыбацкого начальника.

Г енерал и Олег повели моряков к Дику и были свидетелями, как они договаривались о покупке двух центнеров рыбы.

– Два центнера! – вскричал Дик.– Так этого количества вашему экипажу и на один зуб не хватит.

И приказал кладовщику:

– Отсыпьте им центнеров десять, а деньги возьмите за два. Мне не надо вкручивать мозги, я вижу по физиономиям – они русские, а там, в России, в правительство залезли ребята, которые перестали кормить армию. Сыпьте десять центнеров, а деньги возьмете из моего кошелька.

– Мы не русские,– пытался выйти из неловкого положения старший моряк.

– Вы не русские? – заорал Дик.– Да я русскую физиономию разгляжу за десять миль. Глаза синие, рожи улыбчивые. А к тому же – посудина! Да кто же, кроме вас, может иметь такого морского дьявола! Тут недалеко все время пасется американская кастрюля – тоже подводная. Так она вашей и в подметки не годится. Уж не за ней ли вы приехали? Ее-то, конечно, надо бы подстрелить в отместку за ваш «Курск». Пусть в другой раз им будет неповадно. Американцы такой народ: если им спустишь, они лезут на шею.

Отвел старшего в сторонку, шепнул на ухо:

– Хватит вам дурака валять! Русские вы – чего уж тут.

Подводник тихо спросил,– и опять же на английском:

– Много тут русских?

– Из моих работников трое, а эти,– кивнул на туристов,– кажется, тоже русские.

Старший говорил:

– У нас продуктов много, и вино хорошее есть, а вот рыбки свеженькой нету.

Олег всплеснул руками:

– Экая проблема – рыбка! А вы десяток тонн взять можете?

Подводники заулыбались. Плавать им еще с полгода придется, а в холодильниках крейсера и гора рыбы поместится. Но где деньги такие взять?

Олег обратился к Дику:

– Сколько вы можете продать рыбы?

– Да хоть тысячу тонн! Мне-то удобнее: сбыть ее здесь же.

– А если я выпишу вам чек на Сиднейский банк – вас устроит?

– Еще бы! Удобно и надежно! Не надо таскать доллары с собой в чемодане и дрожать при виде каждого пиратского корыта.

Старший подводник сказал Олегу:

– Мы не в праве решать такие дела, вернемся на корабль и доложим командиру.

Попрыгали в катер и направились к подводной лодке. Прислонились к борту и исчезли,

как в пасти кита. На берегу ждали час-два командира, а потом разошлись по домам. Пришли к себе и наши туристы. Им принесли ужин, и они, разомлевшие в тепле, уж забыли о подводниках, как вдруг в дверь постучали и к ним вошел мужчина лет сорока, темноволосый, кареглазый и с таким выражением лица, которое и строгим не назовешь, и к веселой беседе не располагает. Г енерал поднялся ему навстречу и представился:

– Г енерал Муха.

Гость ответил:

– Мохамед Оглы.

Олег, подставляя ему стул, сказал:

– Ну, на Оглы вы не очень похожи, но черт с вами, с конспираторами. Мне одно важно знать: русские вы или нет? И если русские – готов завалить ваши холодильники редчайшей рыбой – тасманским окунем. Если не русские – так и быть: тоже подарю вам окунька. Надоело небось вашим парням жрать тухлые консервы.

«Мохамед» расплылся в улыбке, за которой растворились последние черты его грозной важности, смущавшие Катерину. Теперь же и она, поддаваясь его почти младенческому восторгу, видела и в глазах его, и во всем лице человека родного, готового обнять каждого русского и восторженно плакать от нечаянной встречи в этом Богом забытом краю. Однако тайна – эта жестокая служебная необходимость, железным обручем сковавшая подводника, точно веником смахнула с него улыбку, и он снова нагнал на себя приличествующую строгость и важность. А Олег все понял и не стал больше пытать сурового моряка. Окончательно признал в нем соотечественника, сказал:

– А нет ли на вашем катере компьютера? Мне надо связаться с Россией, поговорить с друзьями.

Моряк решительно встал.

– Прошу всех... ко мне на катер.

Генерал Муха и подводник шли впереди.

Моряк вдруг заговорил по-русски:

– Поймите меня, пожалуйста, мы вынуждены разыгрывать шутовскую роль, потому что не имеем права сноситься с посторонними, но вам доложу: мы вот уже два месяца, как находимся в автономном плавании. Мы еще сохраняем традицию советского флота: ни один участок мирового океана не оставлять без присмотра. Демократы, пришедшие к власти, всячески теснят армию и флот, сокращают, режут по живому, а тех, кто остается, держат на голодном пайке. Нам по пять-шесть месяцев не выдают зарплату,– мы вынуждены обращаться к рыбакам и пополнять свои запасы. Экипаж вывернул карманные деньги, и вот – хотели купить свежей рыбы хотя бы на несколько праздничных обедов.

Разговор их тут закончился, потому что неожиданно, за поворотом у большого камня, им открылся сияющий огнями белый, как лебедь, катер. Два молодых человека в гражданском стояли у трапа, но по тому, как они, принимая стойку смирно, молодецки подобрались и стукнули каблуками, можно было без труда догадаться, что это моряки военные.

Вошли в каюту – продолговатую комнату с низким потолком и большими круглыми иллюминаторами, за которыми злобно кипел студеный океан. Волны, казалось, вышибут стекла и ворвутся вовнутрь помещения, где было светло, тепло и все сияло такой красотой, которую можно встретить лишь в дворцовых жилищах. Стола посредине не было, а на стенах в раззолоченных рамах висели портреты русских флотоводцев:

Нахимова, Ушакова, Макарова, Кузнецова. У дальней стены – кресло, похожее на трон средневековых королей, а над креслом во всю стену портрет создателя российского флота Петра Великого.

– Располагайтесь, я сейчас приду,– сказал «Мохамед».

А Катерина, как ребенок, поспешила занять место в кресле за круглым столиком у иллюминатора. И устремила взгляд на волны, бессильно рвавшиеся к ним в каюту. Они набрасывались и тут же рассыпались, вздымая над катером тучи брызг. Свет, лившийся через стекло, расцвечивал золотом гребни волн, воспламенял летящие вверх брызги, и это создавало картину, которую могла явить лишь разгневанная природа.

Вошел «Мохамед» – ослепительно яркий, как луч солнца, и свежий, как только что народившийся месяц. Он был в парадной форме русского адмирала, оглядывал каждого из гостей, дружески улыбался:

– Вы уж простите, разыграл вас немного, но такова служба. А теперь разрешите представиться: Дмитрий Иванович Челноков, контр-адмирал Русского флота.

Гости назвали себя – полностью: и звание, должность, и фамилию, имя, отчество. Муха сказал:

– Находимся в бегах – от своего родного правительства.

– В чем же вы провинились?

Ответил Олег:

– Не мы провинились, а правительство провинилось перед нами; заставляет нас служить олигархам.

– И что же? Вы решили укрыться на Кергелене? Ваш выбор не нахожу удачным.

Адмирал все чаще украдкой кидал взгляды на Екатерину; то ли его привлекала красота

молодой женщины, то ли он сомневался в ее служебном положении. Она заметила смущение на лице адмирала, вступила в разговор:

– Хочу быть до конца с вами откровенной: я только недавно, уже в Австралии, стала женой Олега Гавриловича, а до того была назначена начальником его охраны. Наш Олег Гаврилович – чрезвычайно важная личность, он создатель технической системы, которая кардинальным образом может изменить расстановку сил в мире в пользу России. Но с недавнего времени им решили завладеть отечественные олигархи – вот мы тайком и убежали из нашей милой России.

Адмирал пристально оглядел Олега; с трудом верилось, что этот большеголовый малый с детски наивными глазами, с огромными кулачищами, лежащими на коленях, мог создать какую-то систему, способную повлиять на расстановку сил, в том числе и военных. Потом перевел взгляд на Муху, вспомнил, что он генерал, да еще и служит в тайных органах. Почувствовал себя неуютно, представил, как этот Муха приедет в Москву и станет докладывать высшему начальству о подробностях встречи с подводниками у южного края земли; распишет и командирский катер, и его самого, и атомный крейсер, черные бока которого маячат за стеклами иллюминатора, особенно же будет изгаляться над их неуклюжей английской речью...

Затем фантазия понесла его в кремлевские коридоры; и там генерал с анекдотической негенеральской фамилией будет шнырять по кабинетам и рассказывать кергеленские впечатления, а там потащится и в главный штаб Военно-Морского флота, зайдет к адмиралу Куроедову,– тоже ведь фамилия! – и этот не отмеченный доблестями флотоводец, и по обличью своему вовсе не русский, будет жадно ловить каждое слово, выискивать промахи и просчеты подводников, чтобы затем «отоспаться» на них в своем приказе по флоту.

Из грустных размышлений его вывел Олег. С простодушием ребенка он спросил:

– Как же вы... «Курск» прохлопали?

– Мы? – не понял адмирал.

– Да, вы. Не я же. И не она вот,– кивнул на Катерину.– У нас свое дело, у вас свое.

Адмирал помедлил с минуту, а затем с печалью в голосе заговорил:

– Мы, конечно, во всем теперь виноваты, военные. И в том, что в Кремль заползли серые кусачие зверьки. И что управлять собой допустили перевертышей с золотыми погонами. Недавно у нас всеми сухопутными силами чечен командовал, а воздушнодесантными и сейчас командует Шпак какой-то. На министра же смотреть совестно: ни мужик, ни баба, и голос козлиный. Да его только за один внешний вид гнать из армии надо. Ну, вот: а вы говорите, прохлопали. Чего же ждать от таких генералов?..

Адмирал на этих словах вдруг осекся, замолчал. И смотрел на собеседников с любопытством, как бы спрашивал: «Ну, как? Здорово я прошелся по своим начальникам? А теперь идите и докладывайте на меня».

Но собеседники не удивились его откровенности и не выказывали желания бежать и кому-то докладывать. Наоборот, они вдруг превратились с адмиралом в одно целое и сделались ему до боли родными и близкими.

– Хочу действовать! – вдруг сказал Олег.– Вы подбросили в мою душу хворост, и там запылал костер. Покажите мне компьютер и позвольте час-другой поработать.

Адмирал нажал кнопку под ручкой кресла и в каюту вошел капитан-лейтенант.

– Принесите сюда компьютер,– приказал адмирал.

Через две-три минуты офицер принес компьютер и поставил его на круглый столик перед Олегом. Каратаев с удивлением оглядывал аппарат, покачивал головой.

– Давно у вас такой?

– За месяц до отплытия нам такие аппараты установили. Но вам, наверное, надо объяснить программу?

– Не надо объяснять. Попробую разобраться сам. Кажется, это та самая машинка, выпуск которой недавно наладили в Москве. Она на порядок выше последней американской модели.

Олег оглядел лампы, горевшие на потолке в светильниках, определил силу тока и напряжение и подступился к компьютеру.

Адмирал сказал:

– Вы тут располагайтесь, а я до вечера вас оставлю.

У борта его катера болтался на волнах другой катер, поменьше; на нем адмирал уехал в сторону подводного корабля.

Первое, что сделал Олег,– послал письмо директору завода Вялову. И через час получил ответ. И еще не зная содержания электронного письма, позвал Катю и Муху и вслух, торжественным голосом, стал читать:

«Олег! Ты всех нас поставил на уши. Тебя и твоих друзей ищет тут вся Москва. Передай генералу Мухе: указом президента он назначен первым заместителем

председателя комитета и на него возложена задача охранять твою персону и как можно скорее доставить в Москву. Президент звонил мне и сказал, что намерен предложить тебе должность своего главного технического советника. Он также подписал Указ о присвоении звания Г ероя России Екатерине Михайловне. В отношениях с государствами, и прежде всего с Америкой, происходят большие перемены. Твои эксперименты приобретают сверхважное стратегическое значение, и мне поручено превратить завод в техническую базу твоих опытов. Ваню я взял в свою семью и постоянно за ним наблюдаю. Талант его поражает. Уверен: он будет тебе главным помощником. Пиши мне письма. Будь осторожен, не делай рискованных шагов. Помни: ты принадлежишь России. Русский народ тебя не знает, но сердцем слышит, что где-то в глубине России, в глухой деревушке, на печи зашевелился Илья Муромец, и берет он в руки булаву дубовую, и выходит в чисто поле, где копошится черная рать ворогов, издает клич богатырский и зачинает крушить басурман.

Олег свет Гаврилович, измаялись мы с другом твоим Малютиным, и банкир твой Роман телефоны наши обрывает, просит сказать, что ждет тебя и верит, что ты ему не изменишь. Уж больно ему хочется быть главным банкиром мира. А еще мы с Малютиным рады тебе доложить, что приезжал сюда целитель из Белоруссии, две недели жил в квартире Екатерины Михайловны и поставил на ноги ее братца. Ходит теперь по квартире ее брат и вот-вот бросит костыли и станет выходить на улицу. Вот пока и все новости. Одно только непонятно: как ты появился на самом секретном пятачке. Работаешь ты на компьютере нашего производства. Нам удалось сделать модель, которая на порядок превосходит все последние компьютерные системы. А наш Ваня каким– то фантастическим образом открыл механизм определения марки компьютера, пославшего нам письмо. И даже называет номер штучного экземпляра, а мы знаем, где этот экземпляр установлен.

В тайну своего открытия Ваня нас не посвящает; говорит, что это его подарок Олегу Гавриловичу. Вот ведь мерзавец! От горшка два вершка, а уже характер какой имеет. Ну, да ладно: передай сердечный привет хозяину компьютера и скажи, что мы никогда его не подведем и, если нужно будет сохранить тайну вашей с ним встречи, мы сохраним. Одно только мы понять не можем: как это ты залез в такую преисподнюю и сидишь рядом с человеком, владеющим силой, способной смахнуть с лица земли полконтинента.

Ждем писем. Не ленись – пиши.

Твои друзья Вялов и Малютин».

Олег тут же отправил письмо Вялову и Малютину. Писал, что совершает свадебное путешествие, находится между небом и землей, а в какой точке – тайна. Будет со своими друзьями в Москве через полтора-два месяца.

Потом матрос принес им флотский плов, и они с удовольствием пообедали. По московскому времени еще не наступили сумерки, а здесь о времени суток трудно было судить. Над южным краем горизонта пылала такая яркая багровая заря, что, казалось, это солнце расплавилось над Южным полюсом и затопило океан огненной массой своего вещества. Катер сильно раскачивало, и высокие волны, точно удары молота, били по его бокам. Гребни водяных валов вздымали серебряный дождь, а в провалах между волнами устало ворочался кромешный мрак. Катя видела, как мимо ее иллюминатора, точно водяной жук, проскользнул черный катерок и прилип к дощатому причалу. Потом открылась дверь и в черном форменном плаще в каюту вошел адмирал. Поприветствовав честную кампанию, он разделся и сел на свое кресло под портретом Петра Первого.

– Вы без меня не скучали?

– Скучали,– призналась Катя.– У меня к вам дело, а вас все нет и нет.

– Но для начала,– заговорил Олег,– вот письмо, которое мы получили из Москвы. Познакомьтесь, пожалуйста.

Адмирал взял письмо и склонился над ним. Читал он медленно – и так, чтобы все понять и запомнить. А когда прочел, вернул письмо Олегу. И, качнув головой, сказал:

– Как вы убедились, компьютер у нас хороший. А товарищ Вялов, снабдивший нас этой техникой, знаком и нам.

– Мы с ним закадычные друзья. Под меня они создали конструкторское бюро, но я, как видите, такой несерьезный человек, что со мной лучше не связываться. Вот и вы теперь... Наверное, думаете: добром не кончится наше знакомство. Но я бы вас хотел заверить: мы – народ хотя и пестрый: генерал наш из органов, Катя из милиции, а я технический авантюрист, сбежавший из Америки... Но нас-то как раз и не стоит опасаться. Что мы тут увидели – с нами и умрет; что вы нам скажете – упадет как в колодец. У нас один только недостаток: мы все трое русские. А русским сейчас в России – труба. В Приморье их вымораживают, в Грузии самолет с детишками разбивают о скалы, подводный атомный крейсер «Курск» взрывают, башню Останкинскую поджигают, а вчера мы слышали, что в Астрахани раскрыта банда чеченцев из пятнадцати человек – так они русских людей похищали и отправляли в рабство. Такое теперь время для нас, русских, настало.

Адмирал согласно покачивал головой; по глазам его, изливавшим свет тепла и доверия, было видно, что он хотя и не привык к подобным откровениям, но не стал бы оспаривать ни одного слова, сказанного этим большелобым и, видимо, знающим себе цену человеком. «Такие-то вот люди,– думал адмирал,– непричесанные и будто бы даже наивные, как дети, и способны совершать удивительные открытия. А этот?..– вспоминал он строки из электронного письма,– и вообще сотворил что-то невероятное».

Чем больше думал адмирал о своем собеседнике, тем больше ему хотелось смотреть на Катерину, его избранницу, ставшую вдруг Героиней России, но смотреть на нее было неудобно. Она, как луч солнца, слепила, грела, но и обжигала.

Но Катерина сама подошла к адмиралу, села с ним рядом и, глядя ему в глаза, заговорила:

– Не знаю, сколько у нас с вами времени для бесед и общения, но я бы хотела решить вопросы деловые. Я, видите ли, в некотором роде олигархиня, и у меня есть кое-какие материальные возможности. А мое женское сердце все время думает о судьбе ребят, которые у вас там, на корабле, о том, как они живут, питаются, и как живут у них домашние. Хотелось бы помочь им, и тут же, немедленно. Ну, во-первых: сколько рыбы вы можете заложить в свои холодильники?

– Рыбы?.. Ну... холодильники у нас большие: в них много может поместиться. Плаваем-то мы иногда и по несколько месяцев. Россия никому не хочет уступать пространство океанов, она присутствует и под вечными льдами Арктики и среди айсбергов Антарктиды.

– Ну, если так – примите от нас рыбку, тасманского окуня – столько, сколько уместится на вашем корабле.

– Пожалуй, я не откажусь.

– Отлично! – воскликнула Катя.– А теперь скажите: что бы вы хотели иметь для себя, и своих моряков, и для друзей по флоту... В первую очередь? А?..

Адмирал откинулся на спинку кресла. Широко улыбнулся.

– Вы, как добрая фея, хотите всем нам вручить по хрустальной туфельке.

– Да, хочу. Я же не Гусинский и не Березовский. Это они, заимев деньги, прячут их в заграничных банках и дрожат от страха, как бы их не отняли. Я тоже богата, но я русская и деньги свои употребляю на общую пользу моих соотечественников. Особенно хотела бы одарить военных, наших защитников. И моряков в первую очередь. А?.. Вот я на ваш счет переведу сто миллионов долларов. Вы не возражаете?

– О-о!.. Это очень большие деньги. Я бы на них построил отличные дома для офицеров и жилища для матросов на всех базах Северного флота. И каждому офицеру, и матросу дал бы деньги для поддержания их семей. Ну... и многие другие бы добрые дела сделал.

– Хорошо! – согласилась Катя.– Вот вам адрес банка в Москве; завтра там на ваш счет будет переведено сто миллионов.

И повернулась к Олегу:

– Переведи, пожалуйста, с моего счета.

– Переведу сегодня же, сейчас же. И от себя добавлю столько же.

Сел за компьютер и в течение пятнадцати минут произвел эту операцию. А когда закончил, повернулся к адмиралу:

– Поздравляю вас! Двести миллионов на вашем счету. Когда вздумаете брать наличными, зайдите к банкиру Роману и скажите, что вы – мой лучший друг.

Подошел к адмиралу и пожал ему руку.

Адмирал, оглушенный такой новостью, не вполне верил в нее, но все-таки и сомневаться в порядочности новых приятелей у него оснований не было. Поднялся со своего царского кресла, спросил:

– Чем еще я могу быть вам полезен?

Ответил генерал Муха:

– Мы пойдем в гостиницу и будем наслаждаться красотами здешней природы. Нам остается ждать, когда Себастьян повезет нас обратно в Тасманию.

Они дружески простились и разошлись.

В гостинице узнали, что назавтра назначена погрузка рыбы в холодильники крейсера. А когда погрузка была закончена, к ним пришел адмирал, тепло простился с новыми друзьями и сказал:

– Мы должны ложиться на свой курс. Мировой океан – это тоже Россия.

Пришел Григорий в новой зимней одежде. Катерина тронула за воротник плаща, капризно проговорила:

– Я тоже хочу такой. И сапоги на меху из шкуры белого медведя,– вот как у вас, а? На острове можно приобрести все это?

– Да, конечно. Если вы желаете, я доставлю вам в номер.

Олег усадил Григория за стол и сказал:

– Такая экипировка нам нужна всем троим. Вы скажите: сколько это будет стоить?

– Советую вам еще приобрести кожаные брюки на гагачьем меху и такие же куртки. Вы прибыли к нам надолго, вам придется у нас пожить. Нынче погода еще приличная, но близится осень. В такие дни Антарктида сатанеет и шлет на нас ледяные бури. Однако полная экипировка недешево стоит.

– Мы народ не жадный, за ценой не постоим.

Григорий назвал цену.

– Да-а,– качал головой Олег.– Дороговато. Но у нас в России говорят: жадность фраера сгубила. Мы бы не хотели, чтобы наша дама превратилась тут в сосульку.

И он пальцем тронул кончик носа Катерины. Из чемоданчика достал деньги и подал Григорию. Тот прочитал цифры на упаковке, пожал плечами:

– Но зачем же вы даете мне так много?

– А затем, что вы – русский, и мы хотим отблагодарить вас за хороший прием, и за то, что вы нам, как я надеюсь, будете тут помогать.

Г ригорий рассовал деньги по карманам.

– Нас тут русских трое. Мы все из Австралии и по контракту приехали на Кергелен добывать рыбу. Работа тут адская, но заработки приличные: пять-шесть тысяч долларов в месяц. Четыре тысячи отправляем на континент, а остальные тут проедаем. На жизнь таких денег хватает, но чтобы купить на континенте квартиру, учить детей в институте – такой роскоши даже и здесь не добудешь.

Григорий пристально посмотрел на Катерину, которая слушала его с грустным и участливым выражением лица. И словно бы отвечая на ее тайные думы, заключил:

– Однако, ничего. Где наша не пропадала! В России теперь много нищих и безработных, мы тоже потеряли работу – здесь же хоть и тяжело, хоть и жмет нас, давит холодом проклятая Антарктида, зато рыбка ловится,– и такая, что нигде в мире будто бы такой вкусной нет. Ну, а если уж вы так меня одарили, я пошлю деньги родным, и пусть мой тесть поедет на юг Австралии и купит там ферму. За такие-то деньги... можно купить.

Григорий пошел на склад и через час принес им одежду; она оказалась удобной и просторной, способной укрыть от самого жестокого ветра и холода, которые почти беспрерывно лютуют на этом пятачке земли. Катя первая с детской радостью облачилась в рыбацкую одежду и вместе с Григорием вышла из домика. Дождя теперь не было, но ветер, точно сорвавшись со всех якорей, бешено выл и свистел, устрашая все живое, налетал на домик, на Катю и Григория, стоявших у двери, валил Катерину с ног, точно изливал на нее недовольство за то, что она незваной гостьей вторглась в его пределы. А Катя вначале крутила головой, отворачивая от ветра лицо, но потом попривыкла и встречала его порывы спокойно.

Повернулась к Григорию:

– Вы эту погоду называете приличной?

– Неприличная – это когда холод дьявольский и ветер раза в два сильнее этого. А над островом такая снежная крутоверть поднимется, хоть святых выноси. Тогда не знаешь, что и думать: то ли природа с ума сошла, то ли твой разум помрачился. А если чуть прояснится и с неба звезды, как малые дети, синими глазками на нас уставятся, мы вылезаем из своих домиков и глазам не верим: к нам в гости айсберг, точно живое существо, приплыл. Нижней своей частью за дно зацепится и всю зиму стоит возле нас, а летом подтает, «похудеет» на сто-двести тысяч тонн и дальше поплывет к Австралии. А там солнца-то побольше – он и совсем растает. Такие вот у нас картинки.

В эту минуту из домика вышли Олег с генералом, и Григорий предложил им прогуляться в окрестностях поселка.

– Прогуляться? – удивился генерал.– Да нас ветром унесет в океан!

– Не унесет,– пообещал Григорий.– Ветер-то по здешним местам не так уж и силен. А чтобы не сбил нас с ног внезапным порывом, мы возьмемся за руки.

Они подхватили друг друга и пошли на холм. Дорожки тут или тропинки не было, и они карабкались по голым и мокрым от недавнего дождя камням. Из расщелины двух глыб вдруг показалось низкорослое кривое деревцо; подошли ближе. Береза! Матерь Божья! Так это ж наша родная береза здесь поселилась! Листочков на ней нет, цвета не поймешь какого: треплет окаянный ветрище ее голые веточки, гнется туда-сюда тоненький ствол, а не сдается, родная, стоит под ударами морозов, дождей и ураганов,– стоит наперекор всему, и выстоит, выживет, как выживает во все времена земля, ее породившая – Россия! Поднимется она выше над голыми скалами, а весной зацветет, зазеленеет под холодным солнцем, и если случится здесь русский, то остановится он в счастливом изумлении, как остановились сейчас вот эти три случайно залетевших сюда русских человека, и обнимет он ветки этого одинокого маленького деревца, и вспомнит о силе духа своих соотечественников, среди которых так пышно и на тысячи верст вокруг растет и торжествует березовый лес, ставший символом нашей милой Родины.

Сняла теплые перчатки Катерина, бережно взяла в руки холодную, дрожащую на ветру веточку, прижалась к ней щекой. И не слышит, не чувствует, как бегут по ее горячим щекам слезы. Жалко ей березоньку, и хочется обнять, и увезти с собой, и посадить под окном своей московской квартиры...

– Ну, ладно, ладно, Катюш, пойдем туда, на вершину холма.

Катя едва слышно говорит:

– Она ведь живая. Жалко мне ее.