Текст книги "Славянский котел"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Борис пояснял:

– Браслет непростой; он изготовлен из специальных материалов и призван выполнять важную служебную роль. Он защитит вас от оружия массового поражения. Главная же часть оружия – вот она. А само оружие – вот оно.

Мобильник лежал у него на ладони, миниатюрные кнопочки, словно зелёные глазки диковинных насекомых, сверкали на золотой панели.

Драгана осторожно взяла мобильник и стала его разглядывать.

– На оружие не похож – обыкновенный мобильник. И не самый красивый. Мои мобильники куда интереснее.

– Не торопитесь сравнивать. Мы приготовили полигон для испытаний. Если позволите, продемонстрируем вам действие нашего мобильника.

– Я – пожалуй, с удовольствием. А он где находится, этот ваш полигон?

– Совсем рядом. В этом же здании,– в подвале.

– Виварий, что ли?

– Да, виварий.

– Ну, пойдёмте. Кстати, я давно хотела там побывать, посмотреть, хорошо ли содержат и кормят моих зверюшек?

Дана выключила микроскоп и последовала за Борисом и Павлом.

Её недовольство Борисом как-то улеглось, впечатления от поездки, страшное событие, происшедшее на материке, вышибли из головы все мысли о «Розовом облаке», приглушили страсти, и будто бы не было у неё планов, желания борьбы, боевого настроения. И этот вот мобильник... Она повертела в руках изящную игрушку,– и готовность русских парней продемонстрировать какое-то оружие ничего светлого и хорошего в её душе не возрождала, ничто её не волновало. А сообщение Простакова о каком-то оружии массового поражения она воспринимала как шутку.

В конце вивария плотно к стене были приставлены две клетки: в одной бегали из угла в угол, волновались белые мыши, а в другой клетке металась рыжая лиса. Время от времени она лезла на проволочную стенку и визгливо лаяла – то ли от страха, то ли от злости или от какого-то непонятного беспокойства.

– Вы этих животных знаете? – спросил Борис.

– Да, конечно, я проводила с ними опыты. Они не любят друг друга и сильно беспокоятся, если их помещают рядом. Они злобны и агрессивны,– это мы знаем. Но зачем же вам понадобилось их дразнить?

– А чтобы испытать на них средство, приводящее живой организм к покою и равновесию.

Борис отмерил десять шагов от клеток, подозвал к себе Драгану.

– Встаньте вот здесь. Положите на ладонь мобильник, направьте его на клетки и всеми пальцами сильно сожмите корпус. А другой рукой нажмите вот эту кнопку.

Драгана ловко всё это проделала и повернулась к Борису.

– Ну, и что?

– А ничего. Животные волновались, кидались друг на друга, а теперь подойдём к ним, и вы на них посмотрите.

Мыши вдруг, как по команде, успокоились и бесцельно бродили по клетке. И лиса присмирела, удивлённо смотрела на подходивших людей и совершенно их не боялась. Не обращала внимания и на мышей. Простаков поднял дверцу, разделявшую клетки, и лиса мирно поплелась к соседям. Обнюхала одну, другую, улеглась посредине клетки. Мыши подошли к ней, тоже её обнюхали и улеглись рядом. Образовалась идиллическая сцена дружного семейства: маленькие детёныши и заботливая мать посредине.

Драгана не сразу поняла, что же произошло с ними. Спросила:

– И надолго они... успокоились?

– Вы полагаете, это важно?

– Как же неважно. Это самое главное.

– Ну, если самое главное, тогда доложу вам: мир для них наступил на всю жизнь. Лазерный луч, пущенный сквозь инфракрасные излучения, ударил по центру мозга, где гнездятся геномы злобы и агрессии. Я проводил опыты в России: длительность действия облучения простирается надолго, но в опытах на людях это действие, хотя и редко, но со временем ослабевает. Очевидно, тут играет роль доза облучения. Эту зависимость надо ещё изучать.

– А вы проводили опыты и на людях?

– Да, проводил. Втайне ото всех, конечно. Я брал особенно зловредных политиков,– так называемых агентов влияния, живущих в России, но служащих Америке,– и бил их по затылку, то есть по гипоталамусу. Они становились как шёлковые, принимали законы, нужные народу, а те законы, которые наше правительство вносило в угоду американцам, они отвергали. Об этих моих опытах знал вот только он, Павел. Теперь же мою тайну узнали ещё и вы.

Хозяйка острова одарила Бориса благодарным взглядом и тихо проговорила:

– Спасибо.

И ещё сказала:

– Если об этом открытии узнают другие, вас выкрадут и подальше запрячут от нас. Помните, пожалуйста, об этом. И особенно надо бояться ваших опекунов: Ивана Ивановича и Ноя Исааковича. Мы не знаем, кто их прислал и кому они подчиняются. Дядя Ян говорит: этих людей бойся и откровений с ними не заводи. А сейчас я приглашаю вас прогуляться на катере, посмотреть наши пляжи, лодочные стоянки, а заодно и пообедать в каком-нибудь из моих отелей.

Некоторое время молодые люди шли по берегу острова по тропинке, пробитой и протоптанной по склонам холмов, скалистых вершин и откосов. Тропинка то поднимала их, то опускала к песчаным отмелям, где в одиночку и группами загорали туристы из многих стран, в том числе и из России. Русские туристы только назывались русскими, но в сущности это были восточные люди, и чаще всего евреи, захватившие в России власть и деньги. Те из них, кто имел много денег, а таких было большинство, вели себя заносчиво, широко сорили деньгами и всячески показывали превосходство над всеми другими людьми. Иногда, завидев Драгану и поражённые её красотой и статью, мужчины, молодые и старые, приставали к ней, предлагали пойти в ресторан, поразвлечься,– и Драгана делала вид, что внимание «русских» ей льстит, задавала вопросы, признавалась, что и у неё среди дальних предков были русские, но скоро убеждалась в том, что её собеседники и совсем не русские, и как бы даже гордились этим, и вели себя дерзко, нагло,– так, что Драгана, не прощаясь, покидала их. Если же кто-то из них порывался идти за ней и даже брал её за руку, она поворачивалась к нему и тихо спрашивала:

– Вы давно смотрели на себя в зеркало?

– В чём дело? Милочка!.. Вы забываетесь.

– Нет, это вы забываетесь. Пойдите-ка в номер и посмотрите на себя в зеркало.

Подошли к многоэтажному отелю со славянским названием «Боян». Здесь было много машин, людей и среди них негр, всеми руководивший. Он заставлял водителей ставить машины в ряд, кричал на дворников, каких-то рабочих.

Завидев хозяйку острова, он стих, присмирел и, хотя продолжал наводить порядок на площадке перед входом в отель, уже ни на кого не кричал и никого не оскорблял.

– Здравствуй, Додди! – приветствовала его хозяйка острова.– Как наши дела?

Негр подошёл к ней, засветил белизной зубов:

– Пресветлая дева, наша добрая госпожа! Вы любите порядок, мы будем его делать.

– Порядок делайте, но не обижайте рабочих. Они граждане Русского острова – не забывайте об этом.

Драгана сказала Борису:

– Если бы я была уверена в том, что ваш приборчик только смягчает нрав, но не причиняет вреда, я бы рада была умерить его гневный характер. Он здесь начальник, но я хочу заменить его. На него много жалоб от рабочих и служащих; он не только кричит и оскорбляет людей, но даже бьёт их. Однажды ударил женщину. Я его дважды спасала от суда.

– Могу заверить,– сказал Борис,– кроме пользы наш приборчик человеку ничего не приносит. Если вздумаете угостить этого Додди, то кнопочку нажмите и тут же отпустите. Короткий сигнал не полностью вышибает агрессию.

Дана сделала свой первый выстрел. Чёрный гигант вздрогнул, повернулся, словно кого-то искал сзади, и обхватил ладонью затылок. Затем пошёл к стоянке автомобилей, сел в кабину одного из них и привалился к спинке сиденья.

– Вот теперь он будет отдыхать,– сказал Борис.– У него и вообще-то теперь в жизни хлопот поубавится.

– Но позвольте! – воскликнула Драгана.– А разве не такой же приборчик работает в наших лечебницах? Он уже действует, зарабатывает деньги, а вы показываете мне его как диковинную новость. Только там-то и не прибор вовсе, а какая-то установка, во время сеанса она вся вспыхивает, горит огнями.

– Да, горит и светится, и даже издаёт устрашающие звуки, но это всё для впечатления. Пусть думают, какой это сложный и дорогой агрегат, а в сущности там установлен вот этот наш прибочик. Он-то и производит нужную работу.

– Но в чём же тогда проблема? Прибочик есть, он действует, и – слава Богу! О чём же тогда речь?

– А речь о том, чтобы наладить массовое производство прибора и делать его в разных видах: то пряжка, то брошка, то браслет, а то и замочек на дамской сумочке. И беспрерывно его совершенствовать и уменьшать в размерах. Нужен цех, нужна фабрика с большим количеством инструментов и оборудования. Вот об этом мы и ведём с вами речь.

Они направились к отелю. Здесь их встретил главный администратор, расшаркался в любезностях перед хозяйкой и повел гостей в маленький зал, в котором принимались особо важные персоны. Здесь за круглым столом Драгана аккуратно, как самую большую драгоценность, положила в сумочку волшебный приборчик и, обращаясь к обоим спутникам сразу, проговорила:

– А если этот чудо-приборчик кто-нибудь у меня украдёт или как-нибудь он затеряется – что тогда будет?

– А то и будет, что приборчика у вас уже не будет, а он перекочует в карман другого, но тот, другой, слава Богу, решит, что это обыкновенный мобильник и будет пользоваться им как телефоном.

– Но кто-нибудь сможет узнать его секреты?

– К счастью, нет, не сможет. Вот он, мой друг Павел, всё сделал таким образом, что даже сам дьявол не сможет раскрыть его истинной сути. Вся тайна волшебных лучей встроена в электронную схему, и только он один, наш друг Павел, может запускать прибор в дело. Но, конечно же, лучше с ним не расставаться. И даже спать ложитесь вместе.

– Ну, а всё-таки... Мало ли что может произойти.

– Тогда вот к нему, моему другу и волшебнику. Он всё может, всё умеет.

– Ну, ладно. Я всё поняла. Теперь очередь за мной. Я буду говорить, а вы слушайте. Сидите смирно, не перебивайте. Запоминайте каждое моё слово и готовьте мне ответы на все мои предложения.

Два официанта, молодые негры, вошли с подносами и стали расставлять еду, соки. Дана подождала, когда они удалятся, а затем продолжала:

– Я помню, что в Москве, в Институте экспериментальной биологии, где я работала, у нас была физико-химическая лаборатория. А почему бы и нам не завести такую на острове? Тем более, что у нас готов и её руководитель. Я обращаюсь к вам, Павел. Что вы на это скажете?

– Об этом я могу только мечтать, но для её оборудования на современном уровне нужны большие деньги. Приборы и всякие материалы теперь дорого стоят. А кроме того, нужны сотрудники, много сотрудников.

– Ну, сколько? – спросила Дана.

– Человек сто. Тут будут и теоретики, и механики, и литейщики. Для создания таких вот игрушек...– Павел показал на сумочку, в которой лежал прибор,– нужна точная рецептура сплавов. Иногда такие сплавы, которые составляются при помощи глубоких математических проработок. В России сейчас подобных лабораторий наша новая власть не создаёт. Специалисты у нас есть, но хода им не дают.

– Вы так меня напугали... Скажите же поскорее, сколько денег потребуется на создание такой лаборатории?

– Много. Если ваших американских долларов, то миллионов тридцать, сорок, а то и пятьдесят.

Они помолчали. Судя по весёлому беспечному виду хозяйки, названные миллионы её не устрашили. Павел, любивший всё считать и анализировать, спросил:

– Сколько мест в вашей гостинице?

– В ней пятьсот мест. Каждый турист, укравший из русского банка деньги, оставляет тут пятьдесят тысяч долларов.

– Много,– сказал Борис.– Ну, а хозяйка этой гармони... то бишь «Бояна», за вычетом всех расходов себе-то кое-что оставляет?

– В Америке никто и ничего не делает бесплатно. Я как– никак, но тоже американка. А таких «гармоней», то бишь «Боянов», у меня на острове двенадцать. «Боян» из них не самый дорогой и классный.

И обратилась к Павлу:

– Вас, Павел, назначаю директором лаборатории. Сегодня же начинайте составлять смету. Звоните в Россию, сзывайте учёных – самых лучших. Положим им хорошую зарплату.

– Хотел бы знать, что означает ваша хорошая зарплата?

– А сколько платят русским физикам вашего ранга в Англии, Израиле, Австралии?

– Пять-семь тысяч долларов в месяц.

– Хорошо. Мы будем платить десять тысяч. Для начала можете пригласить пятьдесят человек. И каждому в кредит за сходную цену продадим коттедж с наделом земли.

Повернулась к Борису:

– А вы, мой друг...

Назвала его так и долго пристально смотрела в глаза; как бы ему говорила, что галдёж его малодушный она забыла. И минутную слабость духа простила. И ещё давала понять, что высоко ценит «игрушку», лежащую у неё в сумочке. Для её применения у неё уже составился соблазнительный план. Она с этой «игрушкой» чувствовала себя так, как полководец, получивший накануне боя мощное подкрепление. А сейчас Драгана решила выложить перед своими друзьями секреты, известные только ей одной, да ещё самым осведомлённым и высоким людям Америки – тем, кто теперь составил команду отца и шёл с ним на выборы очередного президента. С ними в гостиной её родительского дома, за вечерним чаем или за обедом, она не однажды заводила дружеские беседы. Это они подняли уровень её знаний до такой высокой планки.

Неуверенно, и как бы нехотя, заговорила:

– Мне нравится, что вы не заказали вина. Наука любит трезвых. Где-то я читала, что алкоголь держится в клетках организма четырнадцать дней. Всё это время у нас с вами не работают высшие разделы мозга; та часть головы, где рождаются дельные мысли, совершаются открытия. Ещё будучи в Москве, я от кого-то слышала, как один ваш учёный сказал: «Если бы русский народ был трезвым, он не позволил бы залётным проходимцам развалить Советский Союз». Так я вам скажу в утешение: Америка пьёт больше, чем Россия. Америка, сверх того, ещё и колется. У нас половина школьников посажена на иглу.

– Теперь и мы научились...

– Да, научились, но вы послушайте строгую даму-статистику: у вас попробовали наркотики десять процентов школьников, у нас же не пробуют, а уже колется каждый второй. Мальчики в школы таскают пистолеты, едва ли не половина учениц старшего класса делали аборты. Девицы не хотят заводить семью, они ищут партнёров. А дочки состоятельных родителей уже с пятнадцати лет с их разрешения заводят мальчиков.

– О-о-о!..– взмахнул руками Борис.– Таких-то прелестей!..

– Такие прелести и к вам наползли от нас, но вы дослушайте меня до конца. Я не люблю речей, нет склонности у меня учить, наставлять,– тем более таких умных, таких важных и, может быть, даже великих мужей, как вы. На моих счетах имеются деньги, и я хотела бы поскорее вложить их в дело, по крайней мере, пока Америка и её доллар держатся на плаву. Однако я знаю, я почти уверена: век Америки недолог. К нашим берегам подбирается цунами пострашнее раз в сто того, что недавно поразил острова в Индийском океане и берега Шри Ланки. На нас цунами налетит не с моря, он ударит изнутри, поразит в самое сердце – и тогда уже не тростниковые и бамбуковые хижины будут сметены гигантской волной: тысячи небоскрёбов рухнут в одно мгновение, и никакие спасатели, никакие благотворительные фонды не придут к нам на помощь. Америку поразит Господь за всё то зло, которое она несёт миру.

– А наш славянский остров? Его-то не заденет этот страшный цунами? – не сдержал своего любопытства Павел.

Драгана ответила тихо и спокойно:

– Нет, наш остров цунами пощадит.

– Вы так уверенно говорите? – удивился Борис.

– Да, уверенно. Потому что я знаю. Цунами пошлёт на нас Бог, а Бог бережёт славян. Славяне, и, прежде всего, русские,– люди православные. Их Бог отличил от всех других народов и матерь-землю славянскую назвал Святой Русью, и поручил ей миссию продолжения рода человеческого. Русские, а вместе с ними и все славяне, оживят род людской после пришествия Антихриста.

– Ваши суждения,– сказал Борис,– звучат приятной музыкой, и мне хочется верить вам, но есть факты, говорящие против этих суждений: к примеру, русские евреи на постоянное жительство больше уезжают в Америку, чем в Израиль. А евреи в выборе страны проживания не ошибаются; у них в генах встроено чутьё климата и общественного настроения, уюта и стабильности для их племени,– так животные слышат дыхание земли и приближение землетрясений и прочих природных катастроф; они в отличие от человека заранее уходят в безопасное место, и даже змеи выползают из нор, и скорпионы, и прочие твари в такие моменты демонстрируют своё превосходство над человеком. Газеты сейчас пишут, и сообщает радио, что цунами, вздыбившее в Индийском океане волну высотой в двести метров, уничтожившее сёла, города и десятки тысяч людей... даже при такой катастрофе животных пострадало мало. И птицы, и рыбы, и слоны заранее укрылись в безопасных местах.

– Вы лучше скажите: евреи ещё совсем недавно уезжали в Америку, но теперь положение изменилось: они вновь потянулись в Россию. И теперь уже на каком-то высшем уровне сознания окончательно приняли решение: вить гнёзда в России. Они увидели: Америка почернела и пожелтела, у неё теперь раскосые азиатские глаза и чёрные, как смола, волосы. Людей, покоривших когда-то американский континент, то есть нас, белых, они теснят и презрительно называют белой молью. Их много, и волны мигрантов из Африки и Южной Америки, как часто повторяющиеся цунами, всё прибывают и прибывают. Теперь уже кандидат в наши президенты должен иметь в своей команде и чёрных, и жёлтых, иначе не соберёт голоса и не займёт место в Белом доме. Наши большие города превращаются в коктейль из племён и народностей, где люди перестают понимать друг друга. Заводы останавливаются, и доллар во всём мире теряет силу. У нас вот-вот разразится кризис, и мы с вами должны к нему подготовиться. Господь в своё время покарал людей, строивших Вавилонскую башню; он не допускает смешения народов; люди, говорящие на разных языках, затевают драки и затем уничтожают друг друга. Америка превращается в Вавилон. Объявленная война с терроризмом – это война американцев с теми, кто хочет быть американцем. Таких желающих становится всё больше. Эффект Косово – явление мировое. Один Господь может победить это зло. И об этом у нас в Штатах говорят всё больше. Люди ждут гнева Господня. Они ждут его со стороны океана, они боятся воды. Но что же им поделать, если семьдесят процентов населения в нашей стране живёт на морских берегах?

Павел сказал:

– Но и Москву постигает участь Нью-Йорка и других больших городов Америки: там вот уже десять лет властвует маленький толстячок по фамилии Кац и за эти десять лет он сумел превратить в Вавилон русскую столицу: там теперь живут кавказцы, китайцы, таджики, чечены... Город вроде бы ещё и русский, а живёт в нём большинство нерусских.

И обратился к Драгане:

– Если я правильно понимаю, власть в Америке тоже захватили евреи, но если у них власть, то зачем же они превращают вашу страну в Вавилон? Европу наводнили турками, теперь в Россию натаскивают китайцев. Зачем?.. Они же и сами там жить собираются? Русских-то они вроде бы и не должны бояться, они у нас под боком вот уже тысячу лет живут – и ничего: вот теперь даже мы, как и вы тут в Америке, и деньги им все до копеечки отдали и даже в Кремль их запустили. Так зачем же они ещё и вселенский табор там устраивают? Он-то, этот табор, ни с кем не церемонится. Кривые ножи у них всегда наточены, шашечки тротиловые, пистолетики бесшумные загодя припасены. А?.. Что вы на это скажете?

– А то и скажу: надоела мне дискуссия эта, я на катер вас приглашаю, Русский остров показывать буду.

Вышли из гостиницы, а тут шум-крик стоит, машины сигналят со всех сторон, водители кричат друг на друга: на площадке перед отелем всё смешалось, перепуталось, и даже два полицейских, появившихся здесь неизвестно откуда, не могут навести порядок.

Драгана сопровождавшему её администратору сказала:

– Не понимаю, что тут происходит. Где Додди?

– Я здесь! – раздался его трубный весёлый голос.– Я тут, госпожа, и всегда к вашим услугам.

– Удивляюсь вам, Додди. Вы, верно, обязанности свои забыли?

Она в эту минуту и не вспомнила, как угостила его из волшебного приборчика, не подумала о том, что вот тут как раз и проявилось его действие. Приблизилась к Додди, заглянула ему в глаза.

– Что с вами, мой мальчик?

Ему нравилось, когда госпожа говорила «мой мальчик». Он и вообще обожал хозяйку острова, обожал за молодость, за красоту, за власть и силу, которыми наградила её природа. Он был негр, но негр грамотный, умел читать и писать и мечтал поступить в университет и стать помощником президента, как та худощавая негритянка, которую называли третьим человеком в Белом доме. Правда, были и те, кто называл её обезьянкой, но если бы Додди услышал, кто её так оскорблял, он бы свернул тому шею.

– Так что же с вами произошло, мой мальчик? Вы стоите передо мной, как истукан, обнажаете в улыбке свои белоснежные зубы и будто бы хотите что-нибудь сказать, но у вас не хватает смелости. Так говорите же!

– Нет, нет, госпожа хорошая, ничего со мной не произошло, а только они перестали меня слушаться. Я им, канальям, говорю и показываю место, а они, точно ошалелые, лезут напролом, толкают друг друга и создают беспорядки. Ну, я и того... не знаю, что с ними делать. Раньше то, бывало, рыкну на них, а не то двину по шее – и тут же места свои находят. А сейчас мне жалко их: люди же они, чёрт бы их побрал! Я теперь тихо с ними и ласково этак: «Туда, голубчик, поезжай, там твоё место, а другому и багаж поднесу, поезжай говорю, а толку нет. Ну, я и махнул рукой. Сел вон там на лавочке и даже всплакнул немного.

– Додди! – крикнула на него администратор гостиницы, молодая негритянка.– Я не узнаю тебя. Уж не смеёшься ли ты над нами?

– Как можно смеяться над госпожой! Я и сам себя не узнаю. Меня недавно будто кто-то чайником хватил по голове, и вроде бы затмение нашло, но потом скоро прояснилось. Вот только спать хочется. А чтобы смеяться над вами?..

– Как это чайником? – спросила Драгана.

– А так, госпожа хорошая. Сперва кольнуло в затылок, я обернулся, а перед глазами чайник какой-то летит. Без крышки, без ручки, но – чайник! Ну, и вроде бы зацепил.

Додди зевнул смачно. Добавил:

– Потом прошло. Слава Богу, прошло. Шумок небольшой остался, а так – прошло. Это со мной бывает. Я тут часов двенадцать-пятнадцать попрыгаю, так и устану малость. Потом бренди пропущу глоток, отосплюсь, и снова за дело. Не беспокойтесь, госпожа. Пройдёт.

Драгана всё поняла, душа её возликовала,– кивнула друзьям:

– Пойдёмте на пристань.

На пристани их ожидала любимая «игрушка» хозяйки – белый,  как  чайка,  катер  «Добромир».  Кивнула  капитану, стоявшему у трапа, поднялась на палубу. Это была задняя палуба с туго натянутой брезентовой крышей, защищавшей пассажиров от дождя и солнца. На почтительном расстоянии друг от друга здесь располагались три салона: один с пятью креслами по краям круглого стола и два салона, имевшие по три кресла. Кроме этих уютных «гнёздышек», посредине палубы в три ряда принайтованы кресла наподобие театральных. Пассажиры располагались здесь на случай, если на белоснежной задней стенке капитанской кабины загорался экран телевизора или кино и показывался какой-нибудь интересный сюжет.

Расположились в салоне у левого борта. Катер тронулся, и хозяйка, обводя рукой очертания берега, сказала:

– Наш остров невелик: в длину он простирается на семьдесят пять километров, а в ширину – на двадцать. Мне его подарил дедушка в день моего рождения. Родителям он сказал: «Это – недвижимость. Я надеюсь, что вы понимаете, что всё в нашем мире движется. Деньги тоже текут, как ртуть, а остров стоит на месте. И, надеюсь, будет стоять долго,– может быть, сто или двести миллионов лет. Так вот сюда я вложу немного денег. Помните принцип умных людей: яйца в одной корзине не хранят. Пусть будет много корзин». Тогда же дедушка заложил здесь строительство двенадцати отелей; шесть из них пятизвёздочные. Обо всём этом отец и дедушка рассказали мне, когда я окончила университет. Я осмотрела все отели, а дядя, назначенный губернатором острова, представил мне отчёт о нашем финансовом положении. Теперь же я решила сделать новые вложения и расширить наши лаборатории, превратить их в самые современные и передовые в мире научные центры. Вам придётся претворять в жизнь эту мою идею. Ну, что? Вы принимаете моё предложение?..

Павел и Борис молчали. Им и во сне не могло явиться такое счастье. В России они работали в одной лаборатории, положение занимали самое маленькое, деньги им платили ничтожные. Во времена первого президента России им три года и вовсе не платили зарплату,– ждали, когда они уйдут сами, но они не ушли. У Павла было двое детей, теперь у него четверо. Жена пошла на рынок, торговала петрушкой, укропом и мятой. Детей растила бабушка. Борис после работы разгружал вагоны. Иностранцы, посещавшие лабораторию, дивились: как это можно – трудиться, не получая денег? На это способны только русские. Но русские трудились. Они не только выполняли назначенный им круг обязанностей, но Борис искал новое оружие «массового поражения», да такое, о котором самые дерзкие фантасты не смели мечтать. Задумывал свои лазерные пучки и Павел. А тем временем лаборатория, как вода сквозь пальцы, перетекала к «демократам» – людям, работавшим на Америку и Израиль. Ребята ушли в подполье; один только их руководитель Арсений Петрович знал их тайные планы. Ну, а потом судьба забросила их сюда, на Русский остров.

Юная хозяйка острова спрашивала,– она ещё спрашивала! – принимают ли они её предложение?..

Оба они в эту счастливейшую для них минуту думали только об одном: как бы при любых обстоятельствах сохранять найденные ими средства борьбы в руках своего родного русского народа...

Борис и здесь сказал об этом Драгане. И она ответила:

– Думайте, друзья, думайте. Женский ум тут слаб. Тут нужны головы зрелых мужей. Ваши головы, ваши!..

Катер, проносясь мимо пляжей, лодочных станций и прочих построек санаторного обихода, поровнялся с пятнадцатиэтажным отелем из розового, искрящегося в солнечных лучах камня. Водитель повернулся к Драгане, но она махнула рукой: мол, кати дальше, не сбавляй скорости. Спутникам сказала:

– Вот на скалистом холме отель «Ратмир» – имя древнее, славянское.

И пояснила:

– Поставлен на высоте более полукилометра. «Ратмиру» не страшны никакие цунами. Он и поставлен углом к океану – любую волну разрежет, как нос корабля. Молодцы, архитекторы! Далеко их мысль бежала!

А катер, обогнув просторный пляж и кишащих на нём отдыхающих, устремлялся дальше окрест берега. Вдали за отрогами крутолобых пальмовых холмов зеленели крыши трёх высотных пятизвёздочных отелей. Драгана показала на них рукой:

– Вон мои любимцы: «Перун», «Ярило», «Яросвет». Они очень дорогие; там номера, обслуга и питание в три раза дороже, чем во всех остальных. Отдыхают всё больше русские, денег не жалеют. Называют себя русскими, но обличьем не поймёшь какие. Когда я там бываю, они мне говорят: «Всё тут нам нравится, вот только имена отелей... Бр-р-р!..» И трясут головой. А я им отвечаю: «А что имена?.. Наши имена, славянские».

До позднего вечера «Добромир» носил их по тихим и тёплым волнам Флоридского пролива, а когда солнце краем своего раскалённо-красного шара коснулось черты горизонта, катер входил в семейную бухту Станишичей.

С того дня прошло три месяца. Драгана заболела. Её болезнь оказалась настолько серьёзной, что не было никакой надежды на излечение. К врачам она не обращалась, знала: не помогут, думала о лекарствах, их было много, но все они лишь из той категории, которые уводили в мир грёз и забвения, погружали в состояние забытья, полуживого, сомнамбулического безумия. Драгана презирала людей, которые «колются», «нюхают», превращают себя в безобразных полумертвецов. Являлись мысли об уходе из жизни: прыгнуть с балкона... а там камни, волны, тёмная пучина океана. Нет, она верила в Бога; знала, что это – грех, это преступление. Бог дал жизнь, он её и возьмёт.

Молилась: Господи, Боже. Отец великий, могучий и единственный! Дай силы, помоги! Ты всё можешь. В твоих руках жизнь и смерть, земля, океан и вселенная. Вдохни энергию. Хотя бы малость, чуть-чуть, чтобы могла одолеть себя, воспрянуть, вернуться к жизни.

Бог молчал. И тогда молитвы горячие обращала к Деве Марии – великой и всемогущей Богородице, всезнающей, всеумеющей, безграничной в своей любви к людям и в своей доброте. Вставала перед ней на колени, горячо шептала: ты женщина, ты мать и покровительница всех слабых и убогих. Помоги!.. Я хочу жить, хочу вернуться к тому светлому, радостному состоянию, в котором пребывала все годы и дни моей жизни. За что? За какие грехи меня постигла такая участь? Я не могу с собой ничего сделать. Помоги!..

Молчала великая и пречистая Дева Мария, всех любящая и всё прощающая Матерь Божья. Молчало небо, молчали все святые. Всё молчало, и только тяжесть сердца становилась ещё тяжелее, только мрак, застилавший очи, становился непереносимым, а за раскрытой дверью балкона немолчно шумел океан. Его во все времена года, днем и ночью так любила Драгана, но теперь этот шум тяжко ударял по ушам, больно терзал душу – не было света, не было тепла, всё было мрачно и темно.

На столе лежала записка от Элла Битчера: «Возьми меня на остров, хочу быть рядом – только видеть тебя и знать, что увижу завтра, и послезавтра, и так всегда, до конца моих печальных дней. Ты свободна, выходи замуж, но оставь хоть уголок сердца и для меня. Я поделил свои акции между нами. Тебе отписал большую часть, контрольный пакет компании. Теперь ты владелица трёх миллиардов и полдюжины танкеров. Будь благоразумной. Советуйся с дедом и отцом. А для меня купи домик на острове. Найми врача и прислугу. Не бросай меня. Умоляю. Элл».

Записка получена давно. Он теперь на острове. Живет в её доме. Уральский доктор хорошо его подлечил.

Прочла ещё раз записку. «Владелица миллиардов...» И что же? Зачем мне они?

Позвонила дяде.

– Ты не очень занят?

– Совсем не занят.

– Зайди ко мне.

Вошёл дядя Ян. Как всегда, весёлый, шумный. Обхватил голову племянницы, поцеловал.

– Что с тобой? У тебя жар. Небольшой, но есть.

– Я нездорова, дядя. Мне плохо.

– Плохо? Что же у тебя болит? Я позову врачей.

– Не надо, дядя. Мне врачи не помогут. И вообще... мне никто не поможет.

Склонилась к плечу дяди, тяжко, горячо дышала.

– Да что это ты говоришь, девка! У нас что – медицины нет? Да я тебя на материк в морской госпиталь сам отвезу!

– Не надо, дядя. Мне ничего не надо. И отцу ты ничего не говори. Я знаю, что со мной. И знаю также: нет для меня ни врачей, ни лекарств.

Адмирал открыл шкаф, в котором стояли пузырьки, лежал градусник. Измерил давление: сто тридцать пять верхнее и девяносто нижнее.