Текст книги "Славянский котел"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Дин Стив, журналист какой-то провинциальной газеты, предпочитает молчать о своей бесноватости, которая, как ему казалось, поразила его с детских лет и раздирала на части душу. Поэт Джон Коллинз развивал свои планы по созданию издательства «Славянский Дом». Говорил:

– Я не славянин, Бог не дал мне такого счастья – иметь национальность; я из тех, кто роду-племени своего не знает, однако зов предков слышу и злу противиться готов, и за правду постоять всегда согласен. Приглашу из Сербии или из России главного редактора, и мы с ним развернём печатание славянских книг, журналов и газет... Их скоро узнает вся Америка.

В другой раз пускался в рассуждения:

– Америка – сброд, салат из народов, не помнящих родства. Она потому и опрокинула на себя ненависть всех народов. Африка её ненавидит, арабский мир объявил интифаду, евреи отняли у неё деньги и заставили на себя работать. Мы не будем её спасать, мы будем подвигать её на обочину истории и тем ускорим движение человечества к прогрессу. Да, к прогрессу, потому что теперь-то уж все видят, какой маразм и растление сеет наш Новый свет по миру. Да, я американец, но я такого мнения о своей стране. И если вы со мной согласны, я готов с вами сотрудничать, а если нет – моё вам почтение: я пойду своей дорогой.

Прошли, пролетели на вороных три месяца после исцеления трёх больных, привезённых с материка. Теперь они все трое работали, и дедушка Драган, остававшийся до сих пор на острове, уж не приглашал их каждый день на чаепитие, он сам посещал объекты, на которых они трудились. Журналист Дин Стив, получивший несколько комнат в школе, в течение двух недель набрал штат сотрудников и наладил выпуск газеты «Славянский набат». Драгана выкупила двухэтажный особняк у трёх живших там семей, и в нём устроили книжное издательство и книжно-газетную типографию. Этим предприятием заведовал поэт Джон Коллинз. Что же до архитектора Ферри Транзела, он в течение двух недель создавал проект огромной, на тысячу мест больницы и теперь по двенадцать часов в день трудился над её постройкой. С материка была вызвана бригада высококлассных строителей, и Ферри поставил перед ними задачу: возвести больницу за полгода. Пока же больных принимали с материка и «пролечивали» по триста человек в день. Плату за лечение брали умеренную: пятнадцать тысяч за человека. Пять тысяч шли на дела медицинские, а десять тысяч составлял чистый доход хозяина больницы Бориса Простакова. Но уже теперь большой корпус достраивался, и остров готовился принимать с материка, а также и с других Багамских островов и с острова Куба по тысячи человек в день.

Пролеченные, и, прежде всего, первые из них: поэт, архитектор и журналист, радовали дедушку Драгана своим стойким и твёрдым расположением духа. И деда Драгана, и дядюшку Яна они даже изумляли своей деликатностью,– не то врождённой, не то привнесённой с лучами Простакова,– своей благоразумностью и мудростью решений возникавших перед ними больших и малых проблем.

Часто на объекты приходят отец и сын вместе, дедушка Драган и адмирал Ян. Они подолгу беседуют и с поэтом, и с архитектором, и с журналистом. Пытаются уловить в них остатки былых недугов – нет, не замечают. И это обстоятельство приводит их к буйному восторгу: они радуются и за успех своих дел, но, главное, за человечество, которому подарено такое чудодейственное средство исцеления от тяжелейших недугов. Вот только как распорядиться этим средством – они ещё не знали.

Обыкновенно немногословный и сдержанный в своих чувствах дед Драган, оставшись наедине с сыном, не умолкает от распирающих его восторгов. Они гуляют по берегу океана, и дед говорит:

– Ты только представь, сын мой, какое оружие массового подавления болезней получают народы! У меня дух захватывает, я умом своим объять не могу всю громадность попавшего нам с тобой в руки открытия!

Адмирал Ян пытался охладить пыл престарелого магната, известного во всём деловом мире своим талантом превращать малые дела в великие, делать из сотни долларов миллион, а из тысячи миллиард. Сдабривая ядовитым скепсисом каждое своё слово, говорил:

– Не торопись, отец. Надо ещё смотреть и смотреть, думать и думать. Вдруг как завтра придём к Дину Стиву, а его снова вяжут верёвками и он кричит, как резаный поросёнок. Явимся к архитектору Ферри, а он тычет в нас пальцем и говорит: «Смотрите, к нам пришли Наполеон и Александр Македонский». Ты, конечно, меня извини, но я ни в какие лучи не верю. Это или мы с тобой бредим, или встретились во сне и рассказываем друг другу сказки. Скажу тебе по большому секрету, что я однажды от этого русского парня Простакова слышал, что приборчик его не токмо лечить способен, но стоит повернуть его на три лишних деления – и человек из тихого идиота в буйного превратится. А?.. Что ты мне скажешь, если этот его приборчик и такую ещё способность имеет?

– Ну, это уж и совсем невероятно, но если это и в самом деле так, то будем считать, что конец света мы далеко от себя отодвинули. Я давно слышал, что славяне выживут в борьбе с неграми и китайцами. Нас русские спасут. Недаром же их землю господь Святой Русью назвал. А великий мудрец позапрошлого столетия Александр Иванович Герцен сказал: «Славяне – это грядущая часть человечества, вступающая в свою историю».

– Говоришь, китайцы?.. Они тоже, что ли, славянам угрожают?

– Ну, китайцы... Пока они вроде бы не точат зуб на русских,– утешал старик.

– Не точат, говоришь? Да, пока не точат. Пока они ещё слабы, и Россия нужна им как союзница, как щит от Европы и Америки. А вот свалятся в пропасть истории и та и другая,– а это случится непременно и довольно скоро,– так и попрут на Россию сыны Поднебесной. Нам тогда куда бежать? Сербы от албанцев глупых попятились, а уж тогда-то...

– Вот тогда и пригодится приборчик Простакова; бомбы ядерные пусть лежат на складах, а по всем армейским казармам противника пройтись с приборчиком, и пусть они, и в первую очередь генералы, адмиралы, забьются в истерике, как Дин Стив. Вот это будет война! Ты только руку на соседа поднял, а тот хлопнул незримым лучиком, и тебя уж затрясло, залихорадило. А?.. Что ты на это скажешь, отец?.. Одного я только боюсь, как бы у нас из-под носа не умыкнули этого самого Простакова. Недаром же тут возле него вьются, точно летучие мыши, Иван Иванович и Ной Исаакович. Ты мне не скажешь, чьи они люди? Я братца-губернатора давно просил освободить нас от этих соглядатаев, а он говорит: «Пока не могу этого сделать. Слишком большие силы за ними стоят».

– Да, это так, сын мой. Чувствую за ними чесночный запах глобалистов, а ещё и финансовые тузы какие-то. Может, за Ноем русский олигарх Абрамович. У него миллиардов много, а если миллиард... Его бойся. У миллиарда руки длинные. Прими меры, чтобы главная тайна русских учёных хранилась только в наших карманах. А тайна эта...– вот та самая способность приборчика человека превращать в полного идиота. Глобалистам здоровые люди не нужны; им и вообще люди не нужны, а нужны рабы и лакеи и в таком количестве, чтобы добывать нефть и убирать города и их усадьбы.

– Да, на этом фоне дела на нашем острове приобретают особое значение. Если и дальше так у нас пойдёт, мы скоро превратимся в могущественнейших людей на свете. Я теперь всю свою военную смекалку поворочу на то, чтобы крепче зажать в наших руках приборчик Простакова и не позволить Ивану Ивановичу и Ною как-нибудь объехать нас. А что они что-нибудь да замышляют, это уж точно. Так и гляди – ножку подставят.

Обыкновенно помолвленные жених и невеста и до свадьбы, и после свадьбы строят планы своей жизни, у наших ребят планы были так грандиозны, что они боялись даже говорить о них. Оба они мечтали помочь своим народам; Борис – русскому народу, Драгана – сербам, а оба вместе – славянам. Объединить славянство, превратить этот народ в силу, способную спасти род людской от грядущего конца света,– такие у них были мечты и задачи. Об этом они говорили часто, горячо, и хотя в глубине души страшились этой цели, но шли к ней упорно и неотвратимо.

Любопытно, что молодые все события своей новой жизни встречали относительно спокойно и даже как будто бы с весёлым безразличием. Прошёл месяц после помолвки, прошёл и второй, и третий, а радость обретения друг друга оставалась той самой первой, внезапной и оглушительной, которая свалилась на них в день помолвки и в первые дни после неё. Распорядок жизни у них не менялся, они по-прежнему трудились, но только часто заходили друг к другу, обнимались, целовались и снова разбегались по своим рабочим местам в лаборатории. Вечером шли на ужин или на вечерний чай к дедушке или к дяде, а уж потом в полночь расходились по спальням.

Впрочем, Борис о своих научных делах больше молчал; к ним в биологическую лабораторию вернулась с материка из госпиталя вся прежняя команда Арсения Петровича и сам Арсений Петрович, но что было интересно и волновало Простакова – к ним почти ежедневно прибывали всё новые и новые люди, которых приглашал из России Арсений Петрович и ближайшие его помощники. Лаборатория расстраивалась, расширялась, и денег на её расширение дедушка Драган не жалел. Он лично встречал на пристани и на домашнем аэродроме вновь прибывающих, знакомился с их жёнами, радовался, если они приезжали с детьми, и говорил, что на каждого ребёнка деньги будут выдавать отдельно. «Там ваша власть в России вымаривает и выстуживает русских по миллиону в год, миллион беспризорных детей бродит по улицам, а мужики до пенсии не доживают,– вот вы и пополняйте русский народ – назло всем врагам нашим».

Заканчивалась отделка помещений новой больницы и трёх клиник при ней. Физико-механическая лаборатория, которую возглавлял Павел Неустроев и которая за три месяца превратилась в настоящий экспериментальный завод, изготовила десять установок по «обстреливанию» больных лучами Простакова. Эти установки представляли собой таинственные сооружения, рассчитанные на внезапное и сильное психологическое воздействие на больного. Врачи заранее готовили больных к процедуре, говорили им о необычайной силе и свойствах чудо-машины, изобретенной русским гениальным учёным, о действии лучей, способных в одно мгновение восстановить все природные функции мозга и даже усилить умственную способность человека. Не надо только бояться этой машины, её волшебных лучей – надо сидеть спокойно и даже не закрывать глаза, а все вспышки и сияние лучей воспринимать как Божественную силу, посланную для восстановления всех природных способностей и сил.

После такой обработки больного одевали во всё чистое, красивое, приводили в порядок его причёску и за руки вели в помещение, где его ждала чудодейственная машина. Открывалась дверь, и больному в глаза бросалось внушительное сооружение, не похожее ни на рентгеновский аппарат, ни на какую другую медицинскую установку. Это было что-то фантастическое, сверкавшее никелем и позолотой, блестевшее стёклами фонарей, объективами кино или фотоаппаратов. И всё крутилось, ворочалось, перемещалось из одной стороны в другую. Аппарат был точно живой; он ждал и звал подходившего к нему человека, а когда больной всходил по ступеням и усаживался в кресло, аппарат вдруг подавал какие-то голоса, ярче сверкал линзами, фонарями и стёклами, и все его рычаги, поручни и колёса как бы оживали и начинали свою таинственную, непонятную для ума человека работу. Потом вдруг всё озарялось светом солнечного протуберанца, и так же внезапно все потухало. Больного брали под руки и выводили из помещения.

Вся эта работа была рассчитана на потрясение психики человека, на внушение чего-то необыкновенного и чудодейственного. Само же лечение производилось оператором, находившимся внутри установки, и заключалось в простом нажатии кнопочки на миниатюрном приборе. Не будь этого громоздкого и сложного аппарата, лечение все равно бы достигло цели, но вся эта придуманная Простаковым и Неустроевым установка и процедура лишь усиливали действие лучей, потрясали воображение.

Прежде других о чудодейственном лечении больных на Русском острове узнали Южные штаты Америки и близкая к ним Куба. Фидель Кастро послал на остров группу врачей с больными, а затем, убедившись в реальности слухов, приказал отправить на остров паром и на нём тысячу больных, нуждавшихся в лечении лучами доктора Простакова. Самому же Простакову он послал приглашение посетить Кубу в качестве его личного гостя. Его письмо заканчивалось словами: «Русские люди с первых лет существования Кубинской республики пользуются у нас глубоким уважением, и мы рады, что именно Русский доктор заслужил в наших краях всеобщую любовь и признательность».

Со дня на день на острове ожидали паром с Кубы.

Большая метаморфоза произошла в поведении доктора-психолога Ноя Исааковича и его шефа Ивана Ивановича. Они с утра появлялись то на вилле адмирала, то во дворце хозяйки острова, то в помещениях биологической лаборатории. К тому времени была закончена отделка личной виллы дедушки Драгана; он то оставался на ночь в апартаментах внучки, то ночевал у себя. На его вилле ни доктор Ной, ни таинственный и вездесущий Иван Иванович не появлялись. Тут принимали только тех, кого приглашал хозяин, а хозяин их явно игнорировал. Не пускали их и во все помещения физико-механических мастерских и лабораторий. Тут на входе стояли по два дюжих парня,– непременно, русских или сербов. Ной Исаакович с ними дискуссий не заводил, а Иван Иванович иногда говорил: «Не понимаю ваших строгостей. Вы могли бы знать, что мы тут люди не посторонние и терпеть ваших порядков долго не будем». А однажды сказал часовому: «Передайте своему главному механику: он может схлопотать большую неприятность».

Часовой эту его угрозу передал Неустроеву, на что Павел сказал:

– Дела наши секретные, и никто без моего ведома к ним допущен не будет.

Однажды к Павлу пришёл адмирал и передал жалобу Ивана Ивановича. Павел спросил:

– А кто он такой, Иван Иванович?

Адмирал пристально посмотрел в глаза Неустроева и глухим голосом, и тоном, в котором звучала неуверенность, заметил:

– А вы думаете, я знаю, кто они такие? Они из тех людей, которые появляются там, где собирается более трёх человек. И всегда за ними кто-то стоит. Но вот кто стоит за этими – я не знаю.

– Но зачем же вы их держите на острове? Да ещё так близко подпускаете к Простакову. Он доверчивый, добрый человек, и они что угодно могут с ним сделать.

На это адмирал сказал:

– Их прислал губернатор штата, мой брат. Я полагаю, они не причинят нам зла. Но как только я замечу неладное, я приму свои меры. А вы работайте спокойно и никого не опасайтесь, только покрепче на замке держите свои секреты.

Делами Павла Неустроева с первых же дней увлёкся дедушка Драган. Его поразила первая же идея Павла: записывать на цифровой диск всю информацию, идущую с материка на остров и обратно. Дед тут же и сказал Павлу:

– Вот эти два молодца... два еврея. Мне бы записать их разговоры.

Павел пообещал через неделю предоставить деду «спектакль двух актёров», то есть запись всех переговоров Ноя со своими людьми. И через неделю такой «спектакль» лежал на столе деда. Он прослушал все записи и всё понял, кому служат эти молодцы, чьи задания они выполняют. Дед пригласил к себе Павла. Показал на серебряный диск. Спросил:

– Много таких разговоров могут на нём уместиться?

– Если они будут беседовать сто лет, то и тогда ещё половина диска останется незанятой.

– А как выделить из тысяч голосов один, вам необходимый?

– Мой прибор не только записывает, но он ещё и мгновенно находит нужного вам человека, нужный вам голос. Тут заодно вмонтирован и компьютер. Стоит набрать имя нужного человека,– ну, скажем: Ной,– и прибор будет записывать только его. Наберите десять имён, двадцать, тридцать, и прибор будет слушать и записывать только эти имена.

– Погоди, погоди. А если, скажем, я хочу записать всё, что сегодня за день наговорил президент Америки, наш Буш, например?

– Пожалуйста: наберите его имя: Буш. Но предварительно я должен записать его голос, хоть одно сказанное им слово: по телевизору, например. И тогда компьютер запомнит тембр его голоса, частоту волн, кантилену и всё такое. И уж тогда он его голос не спутает ни с каким другим. И когда вы захотите слушать его... только его, например, любимого певца, слушайте хоть день, и два, и целый год.

– Ну, а теперь ты мне скажи, любезный, там, на материке, у нас в Штатах и у вас в России, есть такая игрушка?

– Да, есть, но она громоздкая, размещена в просторных цехах и требует большого технического персонала. А кроме того, та, большая машина, ещё не научилась слушать адресно, только один, нужный вам голос. Она слушает миллион голосов и потом тратит уйму времени, чтобы отыскать один из них. Такую задачу без труда выполняет только она вот... которая лежит у меня на ладони.

И Павел показал деду прибор, похожий на маленький радиоприёмник.

– Его устройство известно кому-нибудь?

– Нет, неизвестно. Я потому и завёл в своей лаборатории и в мастерских строгий режим.

– Ты его изобрёл и изготовил там, в России?

– Да, там.

– И почему же ты не продал или не отдал его своей стране?

– Страна-то у нас есть, да только в науке нашей кишмя кишат «человеки с двойным гражданством», а они народ ненадёжный, не знаешь, на какую страну работают.

– Понимаю,– качал головой дед Драган.– Очень даже хорошо я тебя понимаю, друг мой. А теперь мы с тобой долго должны думать, чтобы не опростоволоситься. Ну, ладно, вы пока идите, а я буду соображать, что мы будем делать с этим ещё одним вашим замечательным приборчиком. Мы живём в такое время, когда нас пасут, нас всюду подстерегают Иваны Ивановичи и Нои Исааковичи. Стоит зазеваться, как тут же тебя и обобрали до нитки. Да, да – вот так, мой друг. Я хотел ехать домой, на материк, а теперь ещё поживу тут. Ещё вчера я жил в одном мире, а сегодня этот мир благодаря твоему приборчику стал иным, и мы должны научиться жить в условиях, которые ты для человечества придумал. Вот так, мой друг. Недавно меня ваш приятель Простаков озадачил, а тут ещё и ты заботушку на седины мои свалил. Будем думать, будем думать.

Русский остров лежит в зоне тропического пассатного климата; зимы здесь не бывает, снега не знают. Самая мягкая спокойная погода держится в наше зимнее время, то есть с января по май. Дождей в это время почти нет, температура воздуха умеренная, примерно такая, как у нас летом в Подмосковье. Но вот наступил август – и небо заклубилось облаками, пошли дожди, задули горячие ветры, всё чаще налетают ураганы.

Сегодня Борис и Драгана пораньше закончили работу, Борис пришёл домой, а Драгана зашла в левое крыло виллы, где она поселила Элла Битчера, который, наконец, закончил лечение у русского доктора и перебрался насовсем в дом Драганы. Уральский доктор поднял его с постели, и он, хотя и на костылях, но уже передвигался по дворцу и даже выходил на прогулку. Жил он в первом и втором этажах, и для удобства его передвижения была перестроена лестница, соединявшая этажи; она была пологой и без приступок. Перебралась на остров и прислуга, состоявшая из пяти человек, и водитель, и четыре парня из его охраны. Все они перебрались на остров с семьями, купили дома поблизости от дворца хозяйки острова. Элл знал, что Драгана помолвлена, привык к этому новому своему положению и всё время просил у Драганы и губернатора, и старика Драгана, чтобы ему позволили жить на острове поблизости от семейства Станишичей, которых он считал родными. Теперь же, когда он прослышал ещё и о чудодейственных лучах Бориса Простакова, он надеялся и сам принять курс лечения,– авось лучи прибавят ему здоровья.

Лучшие мастера-строители, художники и архитекторы в спешном порядке отстраивали дворец, некогда принадлежавший губернатору, отцу Драганы, но теперь подаренный Эллу. И вот он был готов.

Все комнаты на первом этаже: большая гостиная, комната для отдыха и кабинет хозяина, несколько комнат для прислуги, столовая, кухня и буфет; и все помещения второго этажа: здесь тоже была большая гостиная, каминный зал, где принимались гости в холодную ветреную погоду и устраивались чаепития, второй кабинет хозяина и прилегающая к нему библиотека, бильярдная и спальня – все комнаты на первом и на втором этажах были спешно отремонтированы, сюда на пароме была доставлена любимая мебель, книги, картины и прочая домашняя утварь из городского дворца и загородной виллы Элла; и под руководством архитектора и художника всё было развешено и расставлено, и только тогда сюда переехал Элл Битчер. Неподалёку же от магната разместились управляющий его танкерным флотом, юристы, финансовые и технические консультанты. Денег на персонал и на своё содержание Элл не жалел; по его просьбе была сделана ревизия доходов и расходов – оказалось, что за последнее время в связи с большим подорожанием российской и арабской нефти его доходы сильно увеличились, общий капитал, включая и его имущество, составлял более семи миллиардов. И, как мы уже сказали, половину этого капитала он подарил Драгане, сделав её вторым после себя акционером компании. Вот так, в один момент, наша героиня стала владелицей капиталов, позволяющих ей вступить в могущественный Клуб миллиардеров и сидеть там рядом со знаменитым дедушкой. Но она со вступлением в клуб не торопилась, хотя дед Драган ей и сказал: эту акцию в твоей жизни затягивать не следует.

Элл ожидал Драгану в гостином зале первого этажа. Как всегда, о ней никто не докладывал, она вошла тихо, приблизилась к нему сзади и, как она делала в детстве, закрыла глаза ладонями. С тех пор, как с ними произошла ракетная катастрофа, она как своя, родная, приходила к нему в его комнаты, а теперь вот и к нему во дворец. И каждый раз целовала его в щёку или в голову, а то прижималась к его плечу.

– Дана,– он всегда называл её ласково: Дана,– открой балкон, я хочу слышать и видеть, как резвится океан,– может быть, сегодня случится цунами. Я видел страшный сон, будто к нам на остров идёт цунами. Я прочитаю молитву, и ураган стихнет.

Дана набросила на него плед и провела на балкон. Свет из окон, точно лучи фонарей, освещал прибрежную мглу над океаном, точно руками пытались отодвинуть и мрак сгустившейся ночи, и мокрые клубы несущегося с юга на север воздуха... Ураган набирал силу, и сердце Драганы сжималось от каких-то тайных, неведомых раньше тревог.

– Тебе не страшно? – жалась она к его плечу.

– Нет, мне не страшно. Мне хорошо. Я уж наслушался о конце света,– думаю теперь, что и вправду с нами должно произойти что-то страшное. Тебе не кажется?

– Нет, не кажется. Я не хочу, чтобы с нами что-то происходило. Я хочу жить. И хочу, чтобы людям было хорошо.

– Всем людям?

– Да, всем.

– Но ты же говорила, что на свете есть племена, есть целые народы, настроенные враждебно к другим людям.

– Да, такие народы есть, но я и им не желаю зла. Я бы хотела их исправить, помочь им. Они, как больные, требуют лекарств и лечения.

– Я в это не верю, я думаю иначе: в каждом народе есть экземпляры хорошие и плохие. А твоя философия мне не нравится. Боюсь, что ты ошиблась в выборе темы для своей научной работы. Прости меня, но я так думаю.

Драгана не отвечала, она не впервые слышит от него такой упрёк и знает причину его недовольства. Сам он не знает своего рода и племени, а такие люди равнодушны к судьбе других племён и народов,– им никого и ничего не жалко, они бы не хотели искать врагов,– может быть, из-за боязни, что в этих поисках кто-то доберётся и до них. Они признавали правой и достойной уважения только одну категорию людей, так называемых «граждан мира», «общечеловеков», а всех остальных зачисляли в разряд «красно-коричневых» и в праве на жизнь им отказывали. Если говорить проще, Элл был интернационалистом, а Драгана придерживалась противоположной философии. Ещё будучи студенткой, она в свой блокнот записала известную фразу Арнольда Тойнби: национализм является «могущественной религией отчасти потому, что он стар, как само человечество, и вечно молод».

Элл любил Драгану, и это чувство застилало от него все другие помыслы, но в последнее время, после нескольких продолжительных бесед с Даной на эту щекотливую тему, он однажды даже подумал: а если бы Драгана стала его женой, как бы они преодолели эти разногласия?.. Но тут же он себя и успокаивал: приведись им быть вместе, эти разногласия быстро бы развеялись. И в этом, конечно, Элл глубоко ошибался. Поверхностные натуры – да, они легко бросают свои общественные воззрения, но Драгана была не из той породы людей; для неё-то как раз и было самым главным в человеке его отношение к Роду, национальности; его патриотизм.

Порыв ветра налетел на балкон, и Элла вместе с костылями отбросило в угол ограды; он вскрикнул и обеими руками схватился за железные прутья. Драгана ринулась к нему, но её подхватил новый порыв, и она очутилась у ног Элла. Сильными руками он схватил её за воротник тёплого халата, подтащил к себе и прижал к балконной ограде. Как раз в это время у двери появились Борис и Павел; они увидели Элла и Драгану, ринулись к ним на помощь, но тут же и сами были сбиты новым яростным ударом.

– Держись за ограду! – кричал Борис Павлу, который распластался рядом с Драганой у ног Битчера. Борис на животе подполз к ним и обхватил Павла и Драгану. Так они, свившись в клубке, держались под ударами ветра, набравшего к этому часу наибольшую свирепость. Драгана первая оправилась от испуга, рассмеялась, и смех её радостный и звонкий смешался с воем непогоды, но был услышан всей несчастной командой молодых людей, приободрил их и побудил к активным действиям. Борис захватил за руку Элла, рванул его к двери и втолкнул в зал. За ними вбежали и Павел, и Драгана. И здесь в зале хотя и не оставил их совсем буйный гнев океана, но они почувствовали себя в безопасности.

– Во, ураган! – воскликнул Павел.– Мне кто-то сказал, что сегодня к ночи он разыграется.

И подошел к Дане, поправлявшей причёску, но ещё не вполне пришедшей в себя. Она сказала:

– Здесь у нас так. Но, слава Богу, не цунами, а ураганы налетают на остров и всегда внезапно. И бушуют они в конце лета; видимо, солнце нагреет океан, и он своим горячим дыханием возмущает небо. Страшно бывает, но я люблю эти шалости природы; я в молодости, когда училась в школе, даже купалась во время ураганов,– впрочем, до тех пор, пока дедушка не наказал меня.

Потом они пошли в каминный зал, где к тому времени главный камердинер Элла богатырского сложения негр Том распалил дрова в камине и вместе с поваром и официанткой, тоже негритянками, накрыл стол для чаепития.

Молодые люди впервые собрались у Элла и почти любовно общались друг с другом. Драгана сказала:

– Элл стесняется вас, но я выступлю от него адвокатом. Он хотел бы пройти у вас курс лечения,– и, может быть, не один раз.

Друзья ответили не сразу. Борис не знал, как отнесутся к этому дядя Ян и дедушка Драган. К тому же, он ещё не был уверен в том, что его лучи совершенно безвредны для человека. Пожал плечами, сказал:

– Проблем нет, но вопрос этот надо обсудить на семейном совете. Пациент слишком важный, и тут нужен консилиум. Без совета со старшими не можем принять решение, хотя, разумеется, метод лечения у нас универсальный и кроме пользы от наших процедур ничего произойти не может.

Борис говорил глухо, сбивчиво, и в голосе его звучали не то опасение за возможный неуспех лечения, не то какой-то душок малодушия, и он не знал, как вывести разговор на весёлую бодрую тональность.

Повернулся к Эллу, тронул его плечо:

– Я очень хочу вам помочь, мы сделаем всё, и в этом, вы, пожалуйста, не сомневайтесь. Если не возражаете, мы с Павлом завтра же зайдём к вам и визуально обследуем ваш позвоночник, посмотрим рентгеновские снимки. Нам всё это нужно для того, чтобы избрать верную тактику лечения.

Борис говорил, а сам думал, как он будет советоваться с дедушкой Драганом и адмиралом. Всё-таки червячок боязни у него в душе оставался: Борис не знал результатов в отдалённом времени.

За полночь они покидали гостеприимный дом Элла. Ураган, наделав много тревог и шума, так же внезапно удалился к северу американского континента.