Текст книги "Славянский котел"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– А что Элл? Он боится этих к,ано?

– Негров больше боится. Говорит, с мексиканцами найду общий язык; человек тридцать в охрану к себе возьму,– они верными умеют быть,– а вот негры... этих я боюсь. Теперь же вот, как вас ракетой подорвали, папаша ваш и вовсе испугался. Спит плохо. Всё сидит в кабинете и пишет. Его сейчас выборы беспокоят. Я слышала, как он сказал: Америка раньше России в тартарары полетит. Мигранты прихлынут к нам новой волной, она и закачается. С мигрантами цунами придут, ураганы разные, смерчи да потопы, и не такие, как прежде, а целые города с побережья снесут. Говорит, у Бога терпение вышло, долго он художества наши прощал, а теперь беды страшные нашлёт. Россию-то он уж наказал, а нам всё на будущее заготовил. Всё чаще ваш папаша об этом говорит, а я таскаю со стола да на стол угощения разные, а сама во все уши слушаю. Страшно мне становится.

Потом замолчала Жанетта, и надолго; любовно прибирала головку госпожи,– с выдумкой, как художник, как театральная парикмахерша. Потом неуверенно, сбивчиво заговорила:

– Тут человек один – не молодой, не старый, я его давно знаю, из наших он, косовский. Он сейчас по заданию вашего папеньки отряд ополченцев к полёту в Белград готовит, давно меня просил, чтобы вам его представила.

– Так в чём же дело? Я многих земляков своих знаю, и хоть втайне от отца, но бываю у них и в спортивном лагере, и на квартирах. Помогаю, чем могу...

– Мне известно, барышня. Говорят они – и как деньги вы им даёте и многосемейным помогаете. Но всегда опасаюсь, вдруг как папенька прознает и гневаться станет. Я уж и ребятам всем говорю, чтоб молчали больше, не подводили вас.

– Да не надо за меня бояться. Папа знает обо всём, о каждом моём шаге. Недавно он мне на мою благотворительность и на прочие расходы полезные сто миллионов долларов перевёл. И дедушка даёт. Что же до меня: все свои доходы от двенадцати пляжей и отелей, и от мебельных фабрик вкладываю на развитие двух лабораторий и на привлечение учёных из славянских стран. Элла хотела бы раскошелить,– он-то сказочно богат,– да не могу к нему подступиться. Теперь-то вроде и неудобно уж. Сильно его зашибло, и не знаю, когда поправится. Ну, а этого своего знакомого зови сейчас. Мы в его обществе завтракать будем.

Сходила Жанетта на свою половину и привела мужчину: не старого и не молодого, не малого ростом и не высокого, однако ладного, весёлого и на серба не очень похожего.

– Ёван Дундич,– представился он.

– Фамилия у вас звонкая и в сербском мире известная, но обличьем-то вы...

– Я серб, но отец мой с цыганскими кровями.

Жанетта добавила:

– А уж какой он патриот – сказать нельзя.

– Ну, ты, Жанна, помолчи,– грубовато прервал её Дундич.– Я в адвокатах не нуждаюсь.

Повернулся к Драгане, поклонился в пояс.

– Благодарить вас просили... земляки косовские: за всё, что для нас делаете. Господь не забудет доброты вашей, таких-то, как вы, он близко у своего престола держит. Мы все молимся за вас. И за вашего папеньку, и за дедушку, и за дядюшку Яна. Он для нашего землячества всю свою зарплату адмиральскую отдаёт, а мы и сами не сидим сложа руки. Почти все к делу приставлены, деньги за свой труд получаем. Женщины наши много детишек рожают. Мы роду славянскому не дадим заглохнуть.

Драгана качала головой, улыбалась. Служение своему народу было целью её жизни, она и своим островским славянам помогала, и здешних материковых не забывала. Сербскую общину многотысячную считала своей семьёй, радовалась, когда из Сербии и новые люди приезжали, помогала им вид на жительство, а то и гражданство получить. Здесь, в южных штатах, в лагерях спортивных и разных детских заведениях, боевое ополчение сербов готовилось. И каждый целью своей жизни полагал: освободить все земли, захваченные албанцами.

Дундич рассказывал о том, как они готовятся к полёту в Белград, какую операцию по освобождению косовской земли задумали.

– Но оружие? – восклицала Драгана.– Для такого дела новое оружие нужно. У наших ребят из физической лаборатории кое-что есть, но насколько оно готово? И дадут ли вам они его?.. Я вот поеду на остров и буду говорить с ними.

Дундич загадочно улыбался, в глазах его вспыхивал победный блеск.

– Есть у нас оружие. Есть.

– А если есть, то и я с вами поеду. Я буду драться на главном рубеже – на передовой.

Дундич посерьёзнел, насупился. В голосе его зазвучала тревога.

– А это уж, любезная госпожа, как я понимаю, ваш отец будет решать.

– А я что – маленькая? Я разве несовершеннолетняя?.. Вы меня в свой отряд запишите, и не каким-нибудь рядовым бойцом, а командиром... хотя бы младшим. И звание должны присвоить, для начала ефрейтора. А уж потом я в лейтенанты выйду.

– Будете у нас комиссаром,– пообещал Дундич.

– Когда вы отправляетесь туда, к нам на Родину?

– От вас с острова оружие ждём. Какое-то «Облако», а ещё лазерную пушку нам обещают. Этакая кроха, в карман уместится, а по вертолёту стукнет – он, как уточка подбитая, хлоп на землю. Вы там не видели такую пушку? От вас-то они, наверное, ничего не скрывают.

Дундич посмотрел на часы. Сказал:

– Вот только сейчас к вам на остров небольшой теплоход отошёл, триста молодых физиков повезли,– наши ребята говорят, что все они специалисты по лазерному оружию. Вам-то они всё расскажут.

Глаза Драганы загорелись, но тотчас и погасли. С печалью в голосе проговорила:

– Отец, конечно, всё знает, он и пригласил их, этих физиков, а мне ничего не сказал. Не доверяет. Считает несерьёзной, всякие тайны от меня заводит. Но я сейчас пойду к Эллу, он тоже должен знать.

Порывисто встала и пошла к Битчеру. Он лежал высоко на подушках, листал какой-то журнал. Книг, газет он не читал, но любил смотреть в них картинки. Особенно его интересовали журналы, в которых помещали красочные фотографии девиц. Увидев Дану, он поспешно сунул журнал под матрац. Дана поцеловала его в щёку и незаметно вынула из-под матраца книжку. Элл выдернул её из рук Даны и засунул под матрац с другой стороны. При этом недовольно проворчал: цензура. Драгана поправила одеяло, подушку, посмотрела ему в глаза.

– Что такой невесёлый?

Элл отвернул голову, смотрел в окно. Заговорил тихо и глухо:

– Повезут в Россию к знаменитому целителю всяких костей и позвоночников. В какой-то уральский город Курган. Ты слышала о таком городе?

– Кто решил? Кто повезёт?

– Сопровождать будет профессор Шлиман.

– А папа?..

– Он и предложил мне своего врача. И сказал: «Делать нечего, покорись. Худого ничего не будет, а что до уральского доктора, он известен во всём мире, о нём говорят: волшебник». Ну, я и смирился.

Элл взял Драгану за руку, заговорил неожиданно окрепшим голосом:

– Дануш! Я знаю, ты никогда меня не любила,– я видел это, знал и уж потерял всякие надежды. Но для меня ты была и остаёшься самым дорогим человеком на земле. Мне теперь очень бы хотелось для тебя что-нибудь сделать. Не могу дать много денег – они в ценных бумагах и под контролем совета директоров, но один-то миллиард я, все-таки, разместил на своих счетах. Хочу поделиться с тобой, выпишу чеки на любую половину. Ну, а тебя прошу выделить в своём дворце две-три комнаты, найми повара, врача...

– Хватит! Замолчи!.. В моём лице ты имеешь верного и вечного друга – всегда буду с тобой и буду любить тебя как брата.

Элл уткнулся в её тёплые руки и зарыдал. Дана слышала, как по рукам её текут горячие слёзы.

– Ладно, ладно – а теперь скажи: ты что-нибудь знаешь о физиках из России? Для них, говорят, отец хочет расширить физическую лабораторию и готов выделить на неё большие деньги.

– Папаша твой – жадина-говядина, он денежки не любит выпускать из своих рук, а вот дедушка – тот, будто бы, дал распоряжение такое: превращать твою лабораторию в большой научный центр по исследованию психологии человека. Я твоего деда знаю, мне ещё мой отец говорил: Белый Драган если уж за что возьмётся, то удержу ни в чём не знает. И денег не жалеет.

– А почему Белый. Я не слышала, чтобы так его называли.

– Ну, Белый потому, что он белый; то ли поседел рано, то ли от природы такой. Ты тоже белая. Вы, сербы, все такие: вас точно мукой обсыпали. Ну, так вот: кажется, дед Драган теперь к нефти интерес теряет, он, конечно, завоеванных позиций и тут никому не уступит, но теперь ещё и за Русский остров взялся. Будто бы отцу твоему сказал: ныне в науку нужно деньги вкладывать. Тут, в науке, золотое дно. Он кроме твоей биологической лаборатории будет создавать и самый мощный в Штатах центр электронно-физических исследований. Ты физика молодого Павла Неустроева видела?.. Его будто бы дед Драган в России нашёл – ему шпионы доложили: самый умный и самый мощный талант в России, этот Павел. Ну, вроде вашего Простакова. Дед Драган и предложил ему место на твоём острове. Вот под него и будут создавать этот физический центр. В Англии и Франции какие-то приборы дорогущие заказали, из России тоже везут. Там-то демократы всю науку под нож пустили, в институтах игральные автоматы устанавливают, всякие дискотеки и шоу-клубы наплодили. Ну, твой дед и приказал скупать в России новейшие аппараты и технологии. Он, дед Драган, далеко свой интерес видит. Ну, да ладно: поедешь на остров, там всё увидишь. Я тоже, если ты позволишь, на острове жить буду. Мне видеть тебя надо, знать, что ты рядом, где-то здесь, поблизости.

Элл замолчал и отвернулся. Потом тихо проговорил:

– Какие-то иголки лазерные делать будут. Твой отец особо в них заинтересован. Говорит, оружие это сильнейшее: кто им овладеет, тот и волю свою всему миру диктовать будет.

– Ну, а ты?.. Будешь как-нибудь участвовать в делах моего отца?

– Я?.. А что я? Мне и своих забот хватает. Впрочем, деньги на создание лазерных «иголок» и я дам. Раз уж они так сильны, эти иголки, будем делать.

– А в чём их сила? Как устроены, эти иголки? От меня папаша все секреты прячет. Не нравится мне это.

– Ты девица, зачем тебе забивать голову ещё и этим. Берегут тебя дедушка и отец. И правильно делают. Копаешься ты в своих клетках и геномах, ну и копайся. Хватит с тебя и этого. А иголки... Ну, вот летит ракета, а у тебя электронный глаз, вроде радара,– он все видит и всякую опасность за сотни километров углядит. Ну, и пустит эту самую иголочку. А она тончайшая, будто нить волосяная, а силу имеет страшную. Любую дуру водородную на распыл пустит. Имей мы с тобой такую иголочку, нас бы так не шарахнуло.

– Говорят, в России много таких хитрых средств русские мудрецы придумали, да только все они за рубеж утекают,– к нам в первую очередь и в Израиль. Я от дедушки слышала.

– Вот твой дедушка и нашел в России такого парня. Ну, ты с ним скоро познакомишься поближе. Только не влюбляйся в него; говорят, он женат и четверых ребят имеет.

– Ладно,– пообещала Драгана.– Так и быть, влюбляться в него не буду. Да я же видела его. Он мне и не понравился: смурной какой-то, а я люблю весёлых. Вот как ты, например. Ну, да ладно: тебе лечение нужно, а не лазеры. Ты лечи свой позвоночник, а когда уральский волшебник поставит тебя на ноги – тогда займёмся и оружием. Мы с тобой молодые, нам долго жить надо, а без оружия в нынешнем мире не проживёшь. Я бы тоже на острове иголки такие поставила. Пусть никто не суётся к нам. И не бойся никого, доверься окружающим тебя людям и укрепляй дух. Налаживай хорошее настроение. Не дай Бог, если к тебе, как змея, заползёт уныние! Тогда уж и никакой доктор не поможет.

Драгана трижды, по-славянски, поцеловала парня и направилась к двери.

Она дождалась отца, и поздно вечером, почти в полночь, они с ним вдвоём сели ужинать. Драгана как бы между прочим сказала:

– А зачем Эллу лететь в Россию к уральскому доктору, его можно же и сюда позвать. Пошлём к нему персональный самолёт, пусть возьмёт с собой свои приборы и летит к нам.

Губернатор смотрел на дочь с явным интересом и удовольствием; ему нравился её смелый и гуманный проект. Он сказал:

– Я как-то об этом не подумал. Мы сейчас пойдём к нему и предложим твой вариант.

Минут через десять они сидели возле постели Элла и губернатор говорил:

– А что, если доктора сюда к нам позвать?.. Это она вот такой вариант предлагает,– он кивнул на Драгану.– Зачем тебя мучить. Пусть он к нам летит, а мы ему хорошенько заплатим.

– Хорошо бы, да боюсь, у него там приспособления громоздкие.

– А вот мы сейчас узнаем и обо всём договоримся.

Губернатор позвонил своему чиновнику по особым поручениям и попросил сейчас же связать его с уральским доктором. А уже через десять минут доктор был на проводе. Предложение губернатора ему понравилось, и он изъявил готовность лететь немедленно.

– Ну, ты всё слышал.

– Да, слышал. Большое вам спасибо.– Посмотрел на Драгану: – Тебе, Дана, благодарность особая. Хорошая мысль пришла в твою умненькую головку.

На том они расстались и пошли спать. Но сон в эту ночь ко всем им долго не приходил. Они думали, они надеялись, что Элл скоро встанет на ноги и совсем поправится.

Курганский целитель прилетел через три дня и сразу же принялся за дело. Вначале он изучал рентгеновские снимки, анализы, затем приступил к процедурам. Ему ассистировали прилетевшие с ним два молодых парня. Лечение продолжалось несколько дней. Драгана вечерами приходила к Эллу. Вместе с ним она ужинала, сидя у его постели, читала ему книги, газеты, новые журналы. Ощутимых результатов пока не было, но доктор говорил: «Не сразу, не сразу, однако же чего-то мы, а добьёмся». Элл просил Дану заниматься своими делами, но Драгана оставалась. А когда Элл стал беспокоиться её вынужденным бездельем, она сказала:

– Ты прав, у меня как раз в это время много дел, но и оставить тебя одного я не могу. Вот если бы можно было тебя безболезненно переправить на остров, и если бы ты этого захотел?

Элл согласился, и они стали готовиться к перелёту.

Подлетая к острову, ещё издалека Драгана увидела белоснежную, как чайка, яхту своего дедушки. Обрадовалась. Дедушка Драган был самой большой любовью внучки, и она, увидев его яхту, была счастлива.

Хозяйку острова у входа в её дом встречали дедушка, дядя Ян, Арсений Петрович, Простаков и недавно прилетевший физик Павел Неустроев. В таком составе они решили объехать остров и выбрать площадки для строительства новых поселений, но узнав, что скоро прилетает Драгана, решили подождать её и ехать вместе. Когда же увидели Элла и уральского доктора с его приборами и помощниками, то решили на несколько часов отложить поездку и помочь прилетевшим устроиться в доме.

Дед Драган похвалил внучку за то, что привезла Элла, и сам выбирал для них комнаты, помогал разместиться. Наперебой хвалили доктора за первые успехи в лечении, которые были налицо и очень всех обрадовали.

После этого вышли на улицу и разошлись по машинам. Драгана села рядом с дедушкой, с ними же ехали Борис Простаков и Павел Неустроев. Арсений Петрович и Дундич сели в машину адмирала. Всего лишь месяц не была хозяйка острова в своих владениях, а всюду видела, какую бурную деятельность развернули тут дядя Ян и его помощники. По многим приметам, которые не ускользнули от Драганы, она могла судить о боевом настроении Простакова. Было видно, что он бодр, весел и полон желания действовать, принимать всё новые и новые пополнения учёных и, конечно же, вместе с Неустроевым трудится в лаборатории, совершенствует свои целебные импульсы. Большая радость прихлынула к сердцу Драганы, когда она узнала, что в лечебном корпусе Простаков ежедневно пролечивает тридцать, а то и сорок больных и с каждого облучённого берут по двадцать пять тысяч долларов. Прикинула, какие деньги потекут на их счета и какие возможности появятся у них для развития всей жизни на Русском острове. А тут ещё дедушка словно бы между прочим обронил:

– Через два-три месяца закончим пристройку к лечебному корпусу и мы будем пролечивать уже сотни человек в день. Я позвоню на Кубу – там у меня много друзей – и предложу наши услуги. К нам будут приезжать жители и других островов Карибского бассейна.

Проехали мимо корпусов биологической и физической лабораторий. Достраивался новый корпус экспериментального цеха,– тут уже производились лечебные приборы Простакова. На склонах холмов, точно шлемы древних рыцарей, тянулись в ряд недавно поставленные палатки и возле них трудились женщины, резвились ребятишки. Тут временно размещались прибывающие каждый день новые партии учёных, строителей и всякого рода работников.

В самой верхней точке острова на высоте семисот метров в долине между бурыми скальными столбами машины остановились. Дедушка Драган показывал рукой границы будущего поселения, которому тут же и дали название Светлый – это от специальности физиков: все они были лазерщиками и трудились над какими-то лучами, способными прожигать любую толщу металла и внутри самолёта, ракеты или снаряда создавать огромную температуру. Для лазерных пушек не нужно громоздких аппаратов, они, как и приборы Простакова, умещаются в кармане,– можно себе представить, какое могучее средство обороны получит страна, обладающая этим оружием!

Дед Драган спрашивал у своего сына адмирала:

– Сколько времени вы отводите на строительство посёлка?

– Полгода.

– Это много. Триста типовых домиков – полгода. Да вы свяжитесь вот с этой строительной фирмой...

Достал из кармана блокнот и сообщил адмиралу координаты директора фирмы.

– Скажите, что я его просил поставить здесь сборные дома за три месяца.

– Да, я слышал, что можно ускорить, но будет дороже.

На это дедушка Драган ничего не сказал. Деньги он умел считать и ценил тех, кто умел их экономить.

В полдень вернулись домой, а Драгана пошла с Арсением Петровичем в лабораторию. Старик был бодр, весел,– ему нравился размах, с которым дед Драган разворачивал все дела на Русском острове. Говорил Драгане:

– Ну, дед у вас, ну, человек, ну, характер!

– А дядя Ян? Он тоже человек, тоже характер. У меня и ещё есть дядя – тот живёт в Белграде. Он профессор и преподаёт философию. Всегда и всем на свете доволен. Говорит: таков ход истории, такова наша стезя. Народы, как люди: они рождаются и умирают. Наш народ заплесневел, обмяк, из него вышел дух – он тоже может умереть.

– Ну, такая философия мне не нравится.

– Мне тоже, но дядя таков, он философ. А зовут его Саввой. Я его тоже люблю. Не знаю почему, но дедушка и все его сыновья мне нравятся. Папа – тоже.

– Ты добрая,– сказал Арсений Петрович, открывая кабинет и пропуская вперёд Драгану. Завидую тому человеку, которого ты полюбишь.

Учитель не ведал, конечно, что словами этими задел самую чувствительную струну её нынешнего состояния. Она вспоминала о дядьях, а думала о Простакове. Она и во время поездки лишь украдкой взглядывала на него, но думала всё время о нём, и только о нём. На материке у неё происходили бурные события: потерпели катастрофу с Эллом, было много важных разговоров с отцом, но именно там она окончательно убедилась, что Простаков – её судьба, без него нет для неё жизни, и она не представляет, как сможет жить дальше, если убедится, что он её не любит. А что такое может случиться, она вдруг с какой-то пугающей ясностью убедилась вот сейчас, во время поездки по острову. Он был с ней холоден, встретил её, как чужую, и во время поездки на неё почти не смотрел. Она ждала его взглядов, улыбок, но их не было. Борис проявлял несвойственную ему серьёзность и деловитость, уделял ей столько же внимания, сколько и другим. И сейчас она пошла за учителем с единственной целью что-нибудь узнать, что-нибудь выведать о настроении молодого биолога, о том, как он к ней относится. Но позволь! Ты ещё совсем недавно себе говорила: способна полюбить человека необыкновенного, гения или героя, рыцаря, идущего по жизни без страха и сомнений. Теперь же тебя и вовсе не интересует, будет он работать над своим «Импульсатором» или, как сказал ей перед отъездом на материк, бросит все свои работы. Но где же твои мечты о герое?.. Тебе совершенно безразлично, чем он будет заниматься, как и где собирается жить? Ты любишь его, и этим всё сказано. И не просто любишь, а вся трепещешь от желания знать, а как он относится к тебе? Есть ли в его сердце хоть маленький уголок для тебя? Ах, как это ужасно, что вынуждена оставаться наедине со своей мукой! Учитель, склонившись над столом, что-то пишет и чертит, он равнодушен к их отношениям, он, кажется, и не догадывается о её чувствах к молодому учёному. Впрочем, тут же она себя спрашивала: а почему Арсений Петрович должен догадываться о каких-то её чувствах к Простакову?

Не в силах справиться со своим нетерпением и каким-то внутренним иссушающим жаром, она поднялась с кресла, ходила по кабинету. Подошла к учителю, обняла его голову:

– Я рада вас видеть такого.

– Какого?

– А такого, как сегодня. Я рассталась с вами на месяц, и как вы за это время помолодели. Вы какой-то новый, бодрый и сильный; видно, врачи вас хорошо подлечили.

– Не только меня, но и всех наших ребят. Драганушка, милая. У нас такая радость, что и сказать боюсь: как бы не сглазить. Адмирал перевёл на счёт лаборатории большие деньги. Я послал в Россию ребят, дал им задание: завербовать ещё триста специалистов. А?.. Как это тебе нравится?

– Драгана улыбалась, кивала учителю, но слов одобрения и, тем более, восхищения не находила. Ей как раз в эту минуту пришла в голову мысль: а как же Элл? Ты совсем о нём забыла. Ты должна его выхаживать, ты не можешь его обидеть.

Покалеченный Битчер возник перед ней как ещё одна проблема,– почти  неразрешимая.  Она  должна  помочь  ему встать на ноги. Она не может его огорчать. И если вдруг завтра откроется, что Простаков её любит, как она поступит с Битчером?..

А между тем Арсений Петрович продолжал:

– Ваш дедушка – удивительный человек! Вызвал с материка две строительные бригады, нам везут лес, кирпич, отделочные материалы. А сверх того, в Англии мы заказали новейшие приборы, много самых дорогих реактивов,– у нас с тобой теперь целый институт будет. Но позволь: ты, кажется, не разделяешь мои восторги? Ты чем-то озабочена?

Драгана на ходу придумала отговорку:

– Меня огорчает конспирация отца и дяди. Я-то почему обо всём этом узнаю последняя?

– Ах, дурочка! Девочка моя!.. Да они и не говорят тебе обо всём этом, не желая загружать твою головку такими пустяками. Я им доложил, какие новые открытия ты совершила в последние три месяца. Они теперь лягут в основу всех наших будущих исследований.

– Какие же это открытия? Я что-то не понимаю вас.

– Да, да – мы ведь, кажется, ничего не говорили о твоих последних будто бы незначительных наблюдениях, а они, между тем, с головы на ноги переворачивают все наши прежние представления. Геном национальности, а также и расовый геном приказал долго жить, ты его прихлопнула, опрокинула. Изучая таблицы твоих последних наблюдений, я пришёл к выводу, что национальная структура клетки чаще всего имеет свою единую формулу, но отдельные элементы этой формулы встречаются и у людей другой национальности. Исследуя двадцать немцев, ты нашла у трёх из них русский, сербский геном. С чего бы это? А?..

– Нет тут никакой тайны: человек считает себя немцем, а того не знает, что среди предков у него есть русские или сербы. Вот и залетел от них этот самый... славянский геном. Из пяти арабов один тоже русские элементы имеет. И тут замешались предки.

– Ну, это ты так думаешь, красавица моя, а я имею смелость с тобой не согласиться. Тут, девочка моя, замешана сила Божественная. Да, да – Космическая сила. Оттуда идёт, сверху.

И Арсений Петрович поднял палец к потолку.

– Божественная это сила! А проще сказать – духовная. Геном – явление не столько материальное, сколько духовное. Да, моя радость: духовное. И если мы это признаем, то полетят кверх тормашками все наши представления о природе человека. Вот на какую жилу ты напала! Вот какую глубину копнула! Да ты теперь у нас не Софья Ковалевская, не Мария Кюри-Складовская, а птица в науке этак раз в пять и покрупнее будешь! И это в твои двадцать три года! Вот она, в чём штука, моя родная! И почему я показался тебе таким бодрым, весёлым и могучим. Я в лице своей юной ученицы вдруг увидел гиганта, перед которым в одночасье сникла вся классическая биология. И физиология тоже. А с ними и – психология человека, из которой, как из океана, вытекает вся художественная литература, все виды искусств. Мы теперь можем утверждать: все межнациональные отношения объясняются уже иным образом. И природа войн, истоки патриотизма, ручейки трусости и могучие реки героизма – вся суть поступков человека представляется теперь иначе. Вот что ты сотворила! Какую глыбу сдвинула с места!.. Оттого я и такой весёлый, и такой сильный. Величием открытия твоего на меня пахнуло, восторг неописуемый распирает моё сердце!..

Арсений Петрович достал из сейфа толстенную папку, смахнул с неё тряпочкой пыль и, положив на неё, как на Библию, руку, сказал:

– Я стар, со мной всякое может случиться, а вот здесь мои записки, мысли мимолётные и мысли, нажитые за всю жизнь,– бери её себе и на досуге просматривай. Одну такую папку я уж передал Простакову, а теперь вот ещё и тебе даю. И физику Неустроеву дам, и Ёвану Дундичу... Копий с таких папок я решил сделать десяток. Секретов тут никаких нет, властей я не боюсь, одного только хочу, чтобы люди молодые знали, как я смотрел на события своего времени, на деятелей больших и малых; где-то я, может быть, и ошибаюсь, но за целую-то жизнь и кое-что дельное отпечаталось в сознании. Ошибки уходящих поколений служат в поучение будущим. Читай, Дануша, и думай, а когда пройдёт много-много лет, и облик мой сотрётся в вашей памяти, тут мои фотографии напомнят обо мне. На листах тетрадей я много фотографий наклеил, весточек моего времени. Пусть и они напоминают вам о двадцатом веке, когда отцы ваши и деды сделали прорыв в космос и вовнутрь атома.

И Арсений Петрович протянул Драгане свои папки.

Вечером Драгана рано легла в постель, раскрыла одну из папок учителя. Она любила читать лёжа. Вот и теперь придвинула к себе настольную лампу, читала:

«Что меня поразило и во что я с трудом верил:

За время сталинского правления из русских высшее образование получал лишь один процент. Девяносто девять процентов было дипломников у евреев. Вот вам Сталин, вот вам сталинская эпоха! И тот же единственный процент русских совершал почти все открытия в науке и технике. И как бы двинули науку и технический прогресс, если бы русских с дипломами было хотя бы двадцать человек на сотню!..

Слышу, как завопили, забились в истерике мои вечные противники и оппоненты – из тех девяноста девяти: национализм, шовинизм, враньё и зазнайство!.. А куда вы денете академиков Тамма, Зельдовича, Векслера, Иоффе?..

Успокойтесь, господа! Недаром ещё древний историк Плиний сказал: ”Евреи любят шум и смятение“. А что до Тамма, Зельдовича и прочих титанов науки, так разве не о них сказал Сталин: ”Это те самые академики, которые много обещают и ничего не дают“. А уж не он ли, Отец народов, так нежно любил и пестовал ваше племя?.. И разве не он поставил вас на директорство едва ли ни во всех академических институтах?..

Кстати, процент дипломированной молодёжи и среди прибалтов, и кавказцев составлял примерно цифру тридцать. Русский народ в порыве своей извечной доброты выпускал вперёд своих младших братьев. Сам же у станков и на колхозных полях горбатился, одевал, поил и мостил дороги в братских республиках. Сталин и тут проявлял свою гениальность, кстати напрочь забытую теперешними русскими патриотами, тоскующими по ”сильной“ руке. Замечу тут мимоходом: да, сейчас сильная рука на русском троне как никогда нужна русскому народу, но, может быть, мы посадим на трон Саакашвили или западенца Ющенко?.. На русском троне нужен русский человек – и в этом заключена вся Русская идея, которую так старательно, днём с огнём ищут политологи сплошь нерусского происхождения. России – русская власть, и тогда все проблемы разрешатся сами собой. Вот в чём дело, господа хорошие. Свой человек в Кремле нам нужен, а не кавказец или польский шляхтич, и даже не украинец. Когда уж вы поймёте, доверчивые и глупые русские люди?.. Если уж Господь сподобил вас завести семью и собственный дом, так будьте в этом доме хозяином, а не отдавайте жену свою и детей малых заезжему молодцу.

И пусть не обижаются на меня наши бывшие братья из советских республик: горбачевская перестройка показала нам силу вашего братства. Суд истории над вами ещё впереди. Мы помним, как грузины, армяне и послы прочих народов на коленях ползали у трона русских царей и просили взять их под свою опеку и охрану; и цари брали, а русские люди верили, что будут они нам верными друзьями. И только теперь увидели: как волка ни корми, а он всё в лес смотрит. Куда смотрит, зачем смотрит, чего он ждёт от леса – и сам того не ведает. Орали о свободе, независимости, а как только освободились, так тотчас же и попали в объятия к американцам. А те на границах с Россией построили военные базы, подтянули самолёты, ракеты. Спасибо вам, дорогие наши вчерашние братья грузины, азербайджанцы, чеченцы, латыши и прочие таджики. Нерадивых плетью лечат, а дураков сладкими посулами. Речей от вас сладких мы слышали довольно. Но, может, теперь-то хоть умнее станем. И тогда скажем вам: спасибо за науку.

За освобождение Польши от немецких захватчиков мы положили на полях сражений шестьсот тысяч своих парней, а что же получили?.. А в одной только битве за Будапешт полегло восемьдесят тысяч ребят. А сколько наших погибло в Болгарии, Чехословакии, в странах прибалтийских?... И что же?.. Ныне та же Польша с мольбой и со слезами на глазах просится в Евросоюз, то есть к тем же немцам, которые дотла спалили Варшаву, и готова окружить нас заморскими военными базами. В Будапеште срыли памятник советским воинам, даже в нашей славянской Болгарии хотят сбросить памятник русскому Алёше!.. Спасибо вам, братья славяне! Да только есть ли в ваших жилах хоть капля славянской крови?..

Во время войны с немцами наши отцы и деды свернули шею Гитлеру, вырвали из газовых печей евреев, не дали Гитлеру окончательно решить еврейский вопрос,– и ради этого положили двадцать миллионов солдат и столько же мирных жителей, и ко всему прочему благодаря бездарным генералам откатились к Волге, позволили сжечь и разрушить пол-России... И что же взамен?.. А взамен бесшумная война с агентами влияния, полная катастрофа, оккупация и власть олигархов, среди которых ни одного русского! Спасибо вам, господа евреи! Отплатили, научили, а вам, русским дуракам, так того и надо. Как сказал взлелеянный Кремлём поэт Гангнус: вы – навоз, солома, другой судьбы и не заслужили.