355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Дроздов » Славянский котел » Текст книги (страница 18)
Славянский котел
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:25

Текст книги "Славянский котел"


Автор книги: Иван Дроздов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Кирилл не отвечал. Он попросил разрешения открыть окно, и они теперь могли наблюдать игру света, падавшего на гребни волн, из окон дворца, слушать извечный и несмолкающий шум моря.

Замок был построен на выступе скалы, вдававшейся в океан, и здесь у окна Борису казалось, что они сидят в каюте корабля, плывущего к черте горизонта, горевшего в лучах недавно скатившегося с неба солнца.

Борис не заметил на лице собеседника и малейших следов неудовольствия, в глазах его светились сила молодой жизни и уверенность в правоте своего дела, в разумности всего происходящего, и не осталось следа от только что пережитых ими волнений; он был спокоен, и, видимо, ничто его не тревожило.

Продолжая смотреть в окно, он тихо проговорил:

– Как бы то ни было, а метаморфоза с неграми меня озадачила. Я вас понимаю: вы меня не знаете и потому не хотите посвящать в свои секреты, но я всё увидел своими глазами: вы обладаете силой таинственной, а вот что это за сила, я понять не могу. Одно мне ясно: не зря вас выкрали с берегов Дона и доставили на Русский остров. И мой братец не напрасно включился в тайную игру. Он как бы перекупил вас у своих конкурентов. Но скажите мне хоть самую малость, как это в одно мгновение вы парализовали этих получеловеков-полузверей? Они составляют ударный отряд охраны Ефима и всегда готовы выполнить любое его задание. Я представляю физиономию братца, когда явятся эти гориллы и разведут руками: ничего не сделали, ничего не смогли.

Тут вдруг Кирилл оживился, вскинул на Бориса свои синие доверчивые глаза:

– А что, если и его... так же! А?..

– Кого?

– Братца моего, Ефимушку? Вот был бы фокус!..

Борис задумался. Он бы не хотел, чтобы Кирилл шёл так далеко в своих догадках. Блинчик хоть и защищал его с пистолетом в руках, но и все-таки, он – Блинчик, из тех же, кто, как он выразился, «перекупил» его и приволок в логово «русского» олигарха. Как он поведёт себя дальше? Что у него в голове? – Борис не знает.

И он заговорил уклончиво:

– Я и сам не понимаю, почему это вдруг так сникли гвардейцы вашего брата. Может быть, ваш пистолет на них так подействовал или вы им знак какой подали? Мне судить трудно. Но, к сожалению, такого волшебства, которое вы мне приписываете, у меня нет. Но то верно, что я ищу средство подавлять людскую злобу. Такие средства в природе есть, но Господь не откроет их человеку, пока не убедится в нашей способности разумно ими распоряжаться.

– Вы верите в Бога?

– Я биолог и пока ещё только заглянул в мир мельчайших молекул, но уже понял: там, внутри атома, таятся такие силы, которые не могли зародиться сами по себе, они – плод Творца, которого нам не дано знать, но который есть и в него мы должны верить. Люди, отрицающие Бога, демонстрируют свою слабость и невежество. Слабость потому, что они боятся признать такую грандиозность, как Творец вселенной, а невежество у них идёт от скудости знаний. Из этих понятий я бы вывел формулу: чем больше человек знает, тем настойчивее он стремится узнать ещё больше. И, наконец, приходит к выводу, который сформулировал Иван Петрович Павлов: если бы у вас было две жизни, то и тогда бы вам не хватило времени, чтобы до конца раскрыть интересующий вас предмет. А я, ученик Павлова, возьму на себя смелость эту мысль продолжить: до конца раскрыть тайну даже самого малого явления природы никому не дано: эта тайна у Бога, и только Он один знает, какую меру могущества стоит доверить человеку.

– Я начинаю вас бояться.

– Наоборот: вы доказали готовность меня защищать, и я отвечу вам тем же. Отныне можете считать, что в моём лице вы имеете надёжного друга. Русские люди умеют быть врагами, но ещё больше они умеют быть друзьями.

– Спасибо вам. А теперь пройдёмте сюда. Здесь мой кабинет, и мы можем спокойно беседовать. А кроме того, я оставлю вас тут на ночь, и на всё время, пока вы будете находиться в замке. Там есть дверь, которая ведёт в мои комнаты. Вы будете у меня под надёжной защитой.

Душу Простакова терзало нетерпение, ему хотелось поскорее увидеть человека, по воле которого его, как рыбу, выловили из воды и доставили в этот таинственный замок, но он, как человек волевой, умеющий держать в узде свои чувства и страсти, медлил со своими вопросами. Пуще всего его терзала мука, и она была почти непереносимой: он хотел бы облегчить страдания своей молодой жены, а она,– и он был в этом уверен,– на этот раз страдала больше, чем в те дни, когда оба они мысленно устремились друг к другу, мучились от терзаний любви, и оба не знали, как им разрешить свои томления.

Между тем Кирилл Блинчик как бы и совсем не понимал мучительного состояния своего собеседника, он говорил о вещах малозначительных, но, впрочем, тоже интересовавших Бориса.

– В наших с вами отношениях вас смущает одно обстоятельство,– я знаю это по опыту: и все другие люди, попадающие в наш круг, тоже пытаются понять, а почему это мы с братцем так не похожи обликом и всеми чертами характера? И поскольку у нас с вами мало времени для общения, сразу вам и скажу: да, мы с Ефимом братья, но мы во всём разные. Моя матушка, умирая, назвала мне имя моего отца и сообщила адрес, по которому он проживает. И ещё сказала, чтобы я боялся Ефима и своего отчима; они оба считают меня чужим и могут устранить как возможного претендента на часть их капиталов. Евреи по древним родовым законам не любят выпускать из своих рук деньги и имущество, попавшее к ним от гоев, и чем более у них таких денег и имущества, тем больше жестокости они применяют к чужакам. Я для них чужак, и они этого ни от кого не скрывают. Братец далеко меня держит от всех своих дел, я даже не состою рядовым служащим в его администрации.

– У него есть администрация?

– О-о, да ещё какая! Её офис недалеко отсюда на Приморском проспекте. Не знаю, сколько там человек, но известно одно: ежемесячно главный администратор только один имеет право являться в замок и докладывать брату о делах русской нефтяной компании, о движении прибылей и доходов. Однажды мне Ефим проговорился: администрация расплодилась как саранча, в год пожирает пятьдесят миллионов долларов. В другой раз посетовал: дворцы и квартиры, яхты и самолёт... вот и ещё сто миллионов! А я там бываю, в этих квартирах?.. А на яхте катаюсь? На самолёте летаю?..

Однажды я сказал ему:

– Продай всё это. Денег прибавится на твоих вкладах.

Ефим с грустью признался:

– Ха! Он говорит: продай. А что скажут газеты? Что подумают друзья мои, русские олигархи? Скажут: разорился Ефим, недвижимость распродаёт. У них-то это имущество растет. Они теперь отели на лазурных берегах, летние резиденции рядом с пляжами строят. А я что же? Хуже других, что ли?

Простаков слышал о наличии русских олигархов, знал, что они почти все евреи и лишь небольшая часть – кавказцы, но и они, по слухам, лишь фамилии кавказские носят. Ельцин и Гайдар, раздававшие богатства России, чужаков не жаловали, зорко следили, чтобы все сокровища закладывать в карманы сородичей.

– Ну, а вы?.. Вы-то на что живёте?

– Я?.. Да я тут вроде приживала или бомжа обретаюсь. Ещё матушка была жива... умолила она своего Фимку выделить мне, как студенту, стипендию ежегодную. Ну, братец и раскошелился: триста шестьдесят пять тысяч долларов в год я от его щедрот получаю. Когда газетчики узнали эту подробность нашей семейной жизни, один из них мне сказал: такую сумму у нас получает ведущий журналист газеты. Теперь вы можете оценить моё доверие к вам: я сообщил вам и самую щекотливую тайну Гранитного замка. Да, Гранитного... Замок построен в конце восемнадцатого века, и стены его выложены из гранита, отсюда у него и название.

Шёл третий час, беседа наших друзей затянулась, но вот они стали прощаться, и как раз в этот момент раздался звонок телефона. Звонил Ефим:

– Ты не спишь?.. А где русский учёный? Говорят, он у тебя. Если он спит, разбуди его и приходи с ним ко мне.

– Хорошо,– сказал  упавшим  голосом  Кирилл.– Сейчас придём.

И положил трубку. И устремил на Бориса растерянный взгляд. В глазах застыл вопрос: что будем делать?.. Сказал:

– Выхода из замка нет. Он надёжно перекрыт охраной.

– А я бежать не собираюсь. Если зовёт – пошли.

По пути Кирилл, как бы извиняясь, заметил:

– Невежливо, конечно, звонить в три часа, но, видимо, у них, у олигархов, свои понятия о вежливости.

И, наклонившись к Простакову, добавил:

– Он нездоров. У него с головкой не в порядке.

Борис подумал: час от часу не легче. И ещё ему пришла мысль: может быть, «щелкнуть» его «Импульсатором», и голова встанет на место. Другой внутренний голос смеялся над ним: тебе это нужно – лечить олигарха. Сегодня, как он слышал, Ефим Блинчик миллиард в год чистой прибыли имеет, а ты поправь его голову – и он удвоит свои доходы.

Апартаменты олигарха находились в правой башне замка в том месте, где башня, в три раза большая, чем левая, отстояла от берега океана на некотором удалении. Замок построен по принципу асимметрии – архитектурный стиль, широко распространённый в Европе в средние века. Когда ещё катер подплывал к замку и Борис издалека увидел его очертания, он поначалу думал, что это и не замок, и не дворец, а несколько отдельных строений высятся на берегу. Но затем по мере приближения разглядел целостность ансамбля и, несмотря на непохожесть отдельных частей, стройную гармонию их общего вида. Издалека замок похож на разогнутую подкову, или полумесяц, вдававшийся одним концом в самое море. Другой конец был массивнее первого и возвышался над всем строением, в том числе и над противоположной башней, которая, как младшая сестра, казалась худенькой и меньшей ростом. В той, меньшей, жил Кирилл, а в другой башне поселился сам олигарх,– наш, советский человек, и ещё совсем молодой, неженатый, и не успевший защитить кандидатскую диссертацию, посвящённую современным атрибутам санитарной техники в жилых домах малогабаритного хрущёвского типа.

Пока наши друзья идут по длинному коридору в хозяйскую башню, скажем коротко, откуда он взялся, наш русский олигарх Ефим Блинчик. Ведь только вчера ещё учился в аспирантуре, готовился стать младшим научным сотрудником и получать сто восемьдесят рублей в месяц, и вдруг – олигарх! А тут мы заметим и вообще: откуда взялись русские олигархи, и уже через год мы имели их больше, чем любая страна мира, а года через два они уже стали миллиардерами. Говорят, их у нас сто человек. Другие насчитали больше. И больше всех их любил президент Ельцин. А его приемник по несколько раз в год повторяет: приватизацию пересматривать не будем. Иными словами, даёт им сигнал: спите спокойно, мы вас прикроем, защитим. Ну, а откуда они, эти олигархи? От приватизации, которую нам придумали недоучки из правительства Гайдара. По их предложению типографии стали выпускать талоны, их назвали ваучерами. И за них стали продавать заводы. К примеру, продадут за чемодан ваучеров Магнитку – вот вам и олигарх! А продадут завод заводов Уралмаш – ещё два олигарха. А если комбинат Норильскникель – тут уж пять или шесть олигархов, как блины испекут. Вот только до сих пор тайной остаётся: кто производством ваучеров руководил и кто из-под полы их раздавал. Если в эту тайну полезем, тут и Нострадамус бы не разобрался.

Но вот друзья наши вошли в пределы, где обитал русский олигарх – один из нашей сотни. Не той сотни, что извека в казачьем стане для защиты рубежей российских составлялась, и не той Чёрной сотни, в которую накануне революции в Петрограде великие патриоты в единый кулак сплотились и вознамерились Мать-Россию от большевичков-ленинцев защитить. Нет – эта сотня другая, это коллективный антихрист на землю русскую спустился. Его ещё в давние седые времена трубы небесные пророчили. И явился он внезапно – в день, когда солнце высоко в небо залетело, а над водами теплынь ласково курилась. В такой-то день дьявол-богоборец трубачей на землю послал и повелел им о конце света возвестить. Но не будем пугать читателя. Расскажем лучше, как он живёт, один из этих посланцев, и что же он такое, наш русский олигарх?

Шли они по коридору – длинному и пустынному; одинокие фонари, точно глаза зверей, выплывали из полумрака, освещали деревянный пол, серые стены, но затем оставались сзади, и коридор заполнял полумрак, который можно видеть днём на дне колодца. Не было людей, не слышно звуков, и только очередной фонарь высвечивался под потолком, и путники шли веселее.

Борис молчал, и так же молчал Кирилл, очевидно зная, что тут «слышат» и стены, и за дверями, которые время от времени появлялись то в правой, то в левой стене, была своя жизнь, и многочисленная охрана, служивые люди видели и слышали, как к их хозяину приближаются два молодых человека.

Но вот перед ними дверь, очень высокая, двухстворчатая – очевидно, дубовая или из какого другого могучего дерева, способного на века сохранять свою крепость. У двери, точно призрак, появляется человек. Подходят ближе: то негр, такой же огромный, как и тот, которого Борис угостил тремя дозами. Этот на Кирилла не взглянул,– конечно, знал его, а Бориса тронул рукой, задержал. Намётанным взглядом ощупал его с головы до пят. На дурном английском прорычал:

– У вас оружие.

И протянул руку ладонью вверх.

Борис вынул из кармана нож, подаренный Кириллом, положил на ладонь негра. Нож скользнул в карман охранника. И спутники вошли. Тут тоже, как и в коридоре, света было мало, и Простаков не сразу разглядел в углу у стены письменный стол и за ним полного женоподобного человека,– скорее всего, это был мужчина, не старый, и даже не пожилой, но определить его возраст хотя бы примерно Борис не умел.

Кирилл нестрого, но с явным недовольством проговорил:

– Ты, Ефим, сам не спишь и другим не даёшь. Ну, чего тебе?

Ефим разглядывал Простакова так, будто он был и не человек, а нечто неодушевленное, что принесли олигарху на продажу. И не торопился отвечать брату. Потом как-то хрипло и неявственно и не обращаясь к брату проговорил:

– Не вы мне нужны, а я вам. Человек ко мне приехал. И что же, я должен выбирать время, когда его принять?..

Сказал Борису:

– Отойдите от окна и садитесь вот здесь, справа от стола. Тут безопасно, из окна если что влетит, так не достанет. А к тому ж, у меня на левое ухо случилось воспаление. Врач говорит: такую хворобу мы не лечим. Я им даю деньги, а они не лечат. Как это вам нравится?

Олигарх замолчал; посмотрел на окно, за которым угадывался простор океана, увидел там светящуюся точку. Долго смотрел на неё, а затем пальцем поманил Кирилла.

– Видишь?.. Вон – далеко, далеко. Как думаешь: чего бы это было?

– Да мало ли чего? – с раздражением ответил Кирилл.– Ну, корабль, катер... Может, на твоей яхте кто катается.

– Нет, на корабль не похоже. Корабль – это когда много огней. Странно. Огонёк этот и вчера там появлялся. Кто-то следит, наблюдает.

– Да кому ты нужен, чтобы за тобой наблюдать? Ты, Ефим, совсем покачнулся. Всего боишься, на улицу не выходишь. А если всё время вот так... в углу сидеть – зачем же и жизнь такая нужна? Перевёл бы ты деньги в Россию, поместил бы там в надёжном банке и во всех газетах бы написал: хочу, чтоб деньги мои работали на Россию. И другим бы олигархам пример подал. Тогда бы и жил, как хотел, и не сидел бы вот так, как крот в норе.

– Ладно, ладно,– махнул рукой Ефим.– Слышал я эту твою песню. Нет в тебе понятия мировой политики, вот и несёшь всякую ахинею. В России скоро революция будет, там и следа от олигархов не останется. К власти бешеные придут, отлавливать нас по всему свету станут, деньги требовать. Березовский-то нос по ветру держит, заранее в Лондоне осел. И заметь: не в Тель-Авиве, не в Америке, а в Лондоне окопался. Англия-то, она во все времена богатых мигрантов под крылышком греет. Я тоже в Лондоне дворец за сорок миллионов прикупил. Не был ещё в нём, но, говорят, хорошее гнёздышко. Там сейчас турецкие мастера марафет наводят. Скоро мебель из трёх королевских замков завезут. Там я жить буду.

Борис пообвыкся с полумраком и стал мебель разглядывать. Вся она была из чёрного дерева, замысловатыми узорами расписана. Спинки стульев высокие,– пожалуй, выше головы будут. Вспомнил, как Кирилл ему говорил: «Мебель в его комнатах из замка французского короля Филиппа Красивого завезли. Многих денег она стоила».

Ефим, прижавшись к стене, смотрел в даль морскую, старался понять, куда перемещается огонёк. Потом к Борису обратился:

– Мне сказали, на Багамах ваша лечебница? А почему на Багамах? Там что, сумасшедших много? А у нас в Америке мало их?

– Мы сумасшедших не лечим.

– Как не лечите? А кого же лечите?.. Вот у меня снимки есть...

Достал из стола несколько фотографий. Одну подал Борису:

– Вот этот... Об стенку головой бился, кричал, а вы его каким-то лучиком. Он и затих. Вроде бы нормальным человеком стал.

Борис рассматривал фотографию: да, он, тот самый бесноватый. Ему одной дозы хватило. Затих и сейчас живёт, работает. Но олигарх-то, выходит, шпионов у нас имеет. Следит, изучает...

Ефим продолжает:

– Вы встретиться со мной хотели, контракт заключить.

– Какой контракт?..

– Лечебницы в городах открыть. Десять, двадцать, а может, и пятьдесят. Давайте ваши предложения.

Борис молчал; смотрел на олигарха и не мог понять, как это он, совершив над ним такое насилие, приказав выкрасть, доставить сюда как пленника, и может разговаривать так, будто ничего такого и не произошло, будто Простаков и в самом деле напросился к нему на деловую беседу. Пока ничего не понимал, а потому решил молчать и слушать и попытаться без каких-либо прямых и грубых вопросов выяснить, что же с ним произошло и чего от него хотят.

Кирилл сказал брату:

– Где ты больных столько наберешь?

– Как где? – одушевлялся Ефим, который, казалось, всё время дремал или находился во власти какой-то неотвязной и тревожной думы. Он был похож на тех многочисленных больных, приезжавших в сопровождении родственников на Русский остров для лечения. Они ни в какие лучи Простакова не верили, смотрели на мир безучастно и о чём-то всё думали, думали. Ефим ещё не впал в такую глубокую депрессию, всякие денежные дела его ещё занимали, но, как казалось Борису, и он уже был на краю полной апатии.

– Как где? – поднимал Ефим голову.– Америка вся больна. Тут каждый третий в депрессии пребывает, боится чего-нибудь, дергается, как тот, бесноватый, которого вы за одну минуту усмирили. Так если уж у него эти лучи,– кивнул он на Бориса,– и они так скоро лечат, и без порошков, без таблеток,– так ты вообрази, какие тут горы золота лежат! Да тут хоть тысячу лечебниц открывай! Правильно мои советники рассчитали! А если ещё на Кубу махнуть, в Аргентину, в Бразилию – там бешеных – пруд пруди. Давайте мне ваши предложения, и мы с вами компанию учредим. Доходы пополам делить будем: половину мне, другую половину вам, а остальное – тебе, Кирилл.

И Ефим, довольный каламбуром, рассмеялся. Он будто бы и осмелел даже, в даль морскую перестал смотреть. Но, впрочем, тут же и снова потух, словно пар из него вдруг вышел, на грудь голову опустил и в свои, занимавшие его неотступно думы ушёл.

И так он сидел долго, может быть, четверть часа, и за это время Борис мог заключить, что собеседник его не на шутку болен. А вот чем болен, как назвать эту болезнь и чем её лечат, он не знал. Может быть, Ной Исаакович, очутившийся здесь таинственным образом и сейчас, очевидно, где-то спит безмятежно,– может быть, он определил бы точно, чем занедужил олигарх и чем лечить его, но вот он, создавший могучее средство для лечения таких больных, не знал даже и того, как такое состояние человека и называется.

А Ефим поднялся со своего места, достал из-за стола подзорную трубу,– такая, наверное, у морских капитанов бывает,– и как-то осторожно, подвигаясь боком к окну, выбрал удобное место и направил трубу на огонёк.

– А-а-а, я так и знал: катер это быстроходный, за домом моим наблюдение ведёт. Мерзавцы! Я до вас доберусь.

Бросил на стол трубу, схватился за кресло и повис над ним. Что-то хотел сказать, но горло перехватило. Кирилл и Борис взяли его руки, посадили в кресло. Было мгновение, когда Борис сомневался, надо ли ему вмешаться со своим «Импульсатором», но тут же и решился. Тронул медальон – «выстрелил». И олигарх вскрикнул:

– Голова!..

Борис обнял Ефима, стал тереть пальцами виски. К Ефиму вернулся голос, он явственно и будто бы с радостью прого– ворил:

– Так, так – хорошо!.. Лучше мне стало, лучше.

Борис поглаживал голову, проходился тёплыми мягкими пальцами за ушами. И так минут десять. А Ефим предавался неге, точно кот, которого гладит хозяин. Потом устремил осмысленный энергичный взгляд на Простакова.

– Что случилось? Что произошло? Вы же маг, волшебник!

Борис пожимал плечами; он, конечно, знал, что освежающее, оздоровляющее действие оказала на Ефима доза, всего лишь одна доза, и теперь Борис очень бы хотел, чтобы благотворное действие его лучей продолжалось. У себя на острове он наблюдал пролеченных больных: и все они без исключения расставались со своим угнетённым состоянием, и сейчас он думал: дай-то Бог, чтобы так же помогло и олигарху. Он ещё не мог представить, как это обстоятельство отразится на его дальнейшей судьбе, поможет ли это ему скорее освободиться, но что олигарх захочет налаживать с ним хорошие отношения – в этом Борис не сомневался.

Что же до Кирилла, то он не однажды наблюдал, как его братец вдруг неожиданно впадал в психологическую кому, и помочь ему в этих случаях никто не умел, но то, что происходило с Ефимом сейчас, он понять не мог. И только думал: «Неужели массаж Простакова, такой лёгкий – одно лишь прикосновение рук – так быстро и радикально оживил братца?

А Ефим вышел из-за стола, растворил окно, за которым сгущалась темень и в ночи ярче горел огонёк катера, посмотрел на него с минуту, а затем обратился к Простакову:

– Вы маг! Поразительно! Я после таких приступов неделю валяюсь, как труп, а тут... Словно холодный душ принял. И голова не болит, и спать не хочется,– да что же вы за человек? Какая сила в ваших пальцах? Ведь вы только руками ко мне прикоснулись!

Простаков ответил:

– Я биолог, знаю точки на голове, которые нужно погладить в случае, если человека посещают страхи, тревоги,– или, как раньше наши русские люди говорили, «хандра нашла». Вот она нашла на вас, а мы её отогнали.

– Надолго... отогнали?

– Думаю, что да, надолго.

Олигарх снова подошёл к окну, и теперь уже он смотрел не только на огонёк, но и на небо, где весело и призывно светили крупные звёзды, Там, на небе, была своя жизнь, и чем мечтательнее человек, чем яснее его ум и спокойнее душа, тем он больше увидит в той вселенской, недоступной и непонятной нам жизни. Ефим шире растворил окно, пустил в комнату клубы воздуха ночного океана и несмолкаемый, нарастающий к рассвету шум волны. Не поворачиваясь к собеседникам, мечтательно проговорил:

– Я тут заметил: в России к рассвету природа как бы засыпает, становится тише, а тут, наоборот: едва только над горизонтом забрезжит розовая полоска, так и волна просыпается, океан, точно старик, начинает кряхтеть, стонать,– над ним появляется одеяло, сотканное из тумана. И только с рассветом ко мне подбирается сон, и я тогда ложусь вон на том диване.

Ефим замолкает и снова приставляет к правому глазу подзорную трубу. Недовольно, словно дряхлый старик, ворчит:

– Смотри-ка: большой катер, словно боевой корабль: и пушки на борту, и ракетные установки. Да-а-а... если он шарахнет ракетой...– перья из нас полетят. Ишь, мерзавцы! Взяли меня на прицел. Я вот сейчас посплю, а потом сяду на свой ракетный катер и пойду к ним, узнаю, чего они тут под моими окнами забыли.

И к Кириллу:

– Ты где поселил нашего гостя?

– У себя в кабинете.

– Ну, тоже – нашёл место. Я его возьму к себе.

И к Борису:

– Пойдёмте, я покажу вам ваши комнаты. Вас будут охранять мои ребята, а кормить мой повар. Так-то надёжней, да и комфортнее, чем там, у Кирилла.

Простаков заметил:

– Мне хорошо и у вашего брата, но если вы так решили, я возражать не стану.

Проснулся Борис часу в двенадцатом. Некоторое время лежал и равнодушно осматривал комнату, где его поселили. Не сразу разглядел мебель, ковры, гобелены. Всё тут обнаруживало подбор реликвий, художественный вкус и чрезвычайную ценность. Комната скорее была похожа на кабинет, чем на спальню. Лежал он на диване, обитом тончайшей светло-коричневой кожей. Возле дивана квадратный столик, и на нём три миниатюрных аппаратика, похожих на мобильник. Взял один аппарат, на нём надпись: телевизор; взял другой, три кнопки и надписи: шеф, официантка, повар. Третий из чистого золота и на нём одна кнопка и надпись: хозяин. Борис понял, что в этой комнате селили особо важных гостей, имеющих право напрямую соединяться с самим хозяином.

Поднялся и тут за тяжёлой шёлковой шторой разглядел дверь балкона. Открыл эту дверь и очутился на широкой площадке, вдававшейся, точно палуба корабля, в открытый океан. Оказалось, что башня замка с его комнатой, и особенно балкон, висели над краем скалы и со всех сторон были волны, воздух и небо. Всё дышало теплом утреннего солнца, всё искрилось и блистало светом отражённых солнечных лучей, где-то внизу резвились и спорили друг с другом волны, а над головой со свистом летали и кричали чайки.

Кто-то тронул Бориса за плечо. Повернулся: Кирилл. Стоял и широко улыбался.

– Ну, что: видишь, как живёт ваш русский олигарх. Наверное, не однажды уж подумал: а как он стал олигархом, этот неказистый и ничем не примечательный толстячок? А всё нефть. Мой отец, бывший блокадник Ленинграда, получал и получает теперь пенсию восемьдесят долларов, а Ефимчик – сто миллионов! Такая власть утвердилась в России, такая у них справедливость. Там у них с полтыщи думцев будет и каждому только на транспортные расходы миллион рублей дают! Ну вот, он – блокадник Ленинграда, голодный и холодный мальчонка по двенадцать часов в день у станка стоял, корпусы для снарядов вытачивал, и – восемьдесят долларов. У нас тут мусорщик по пятьдесят долларов в час получает, а у вас там – восемьдесят в месяц. Ну, так вот: а через полгода объявили: нефтяная компания в собственность Ефима переходит, и доходы его до миллиарда в год поднялись. Он сейчас третий среди ваших магнатов. У него за шесть миллиардов перевалило. Правда, он всем говорит, что три, а на самом деле – шесть. А теперь-то уж и поболе будет.

– А про вас-то тётя Фаина забыла, что ли?

– Меня тётя Фаина в упор не видит, я – чужой, чесночного запаха не слышно. Она, тётя Фаина, своего за версту чует. Чужого – тоже. Знает шельма, что мой-то батюшка русским был. Чужой я им – вот в чём штука.

Кирилл посмотрел на дверь, затем в комнату заглянул:

– Нет Ефима. Спит до сих пор.

– Он будет долго спать. Может быть, до вечера,– пообещал Простаков.

– Это так действует ваша процедура?

– Да, именно так. Она страхи прогоняет и сон регулирует.

– О-о-о!.. Это здорово. Это как раз то, что и надо Ефиму. Но... позволь: а вроде и не было никакой процедуры. Ты просто рукой по голове погладил.

– Не просто погладил, я места такие знаю, прошёлся по ним пальцами и всякие мысли ненужные из головы прогнал.

Кирилл тронул за рукав Бориса, в глаза ему заглянул:

– Послушай, а не колдун ли ты, не шаман какой-нибудь?

– Нет, я биолог. Да и то не очень опытный. А вот подучусь немного и не то ещё делать буду.

Завтракал Борис вместе с Кириллом, а потом они гулять пошли. Вышли из замка и очутились в приусадебном парке. Тут были аллеи, лавочки, беседки. Между двумя невысокими холмами белой лентой вилась тропинка. Она привела приятелей к морю. И здесь был небольшой дощатый причал, а возле него качались на волнах три катера. Один маленький, видно, для прогулок вдвоём или втроем. Кирилл достал из кармана куртки ключик и открыл замок, скреплявший тонкую лёгкую цепь с металлической стойкой.

– Это моя яхта,– сказал Кирилл и предложил Борису пройти на заднюю палубу. Маленьким веслом оттолкнул катер и затем веслом же направил его вдоль берега и гнал до тех пор, пока не скрылся за поворотом песчаной косы, откуда был виден лишь один угол замка и старый забор, обрамлявший его усадьбу. Здесь Кирилл предоставил катер воле волн, а сам подошёл к Борису и сел с ним рядом. Дружеским тоном заговорил:

– Теперь я бы хотел поделиться с вами некоторыми догадками. Ещё вчера я плохо соображал, кто и для чего вас доставил в наш замок. Меня смутили пришедшие за вами три амбала. Я знаю, кому они служат и куда должны были вас поместить. Но вдруг они окаменели, как египетские фараоны. Откройте мне секрет: это, конечно, вы каким-то таинственным образом вышибли из них дух.

– Не стану скрывать: я понял их агрессивный замысел и вынужден был принять свои меры.

Кирилл сжался, пугливо взглянул на Бориса и немного от него отстранился. Себе под нос проговорил:

– М-да-а... Каких только чудес не встретишь на свете. Жаль, что я не изучал биологию. Видно, она теперь далеко продвинулась. Ну, ладно: ближе к делу. Я понял, что мой братец никому не приказывал насильно вас тащить в замок; дело это страшного и коварного человека – полукитайца, полуяпонца Ким-Духа. Он – глава администрации брата и отвечает за то, чтобы деньги его приносили ежегодно миллиард дохода. И Дух наладил такой конвейер, а теперь он как-то прознал про ваши лечебницы и приказал любыми путями доставить вас в замок. Думаю, что сейчас положение изменилось: братец проникся к вам большим уважением, и, как только проснётся, я предложу ему полететь к вам на остров и осмотреть лечебницы,– если вы, конечно, это нам позволите. Если же он почему-либо не захочет лететь на остров, то я предложу ему свой план. Я ведь теперь тоже имею деньги: перед тем, как прийти к вам утром, мне позвонил Дух и сказал, что ещё вчера брат приказал перевести на мой счёт пятьсот миллионов долларов. Пятьсот миллионов! Зачем мне такая куча денег? Я слышал, что строительство вашей лечебницы стоит три миллиона,– ну, так и давайте построим полсотню, а то и сотню лечебниц и будем стричь доходы от лечения вашим методом. Что вы скажете на это?..

Борис посмотрел в глаза Кирилла и протянул ему руку:

– Вы хороший парень. Я рад, что с вами встретился. Надеюсь, дружба между нами будет продолжаться. Уверен: вы понравитесь и моей жене. Ей нравятся все, кто хоть немного похож на Есенина. Она и во мне нашла такое сходство и потому вышла за меня замуж. Но теперь я только думаю об одном: как связаться с супругой и обо всём переговорить. Я места не нахожу при мысли о том, как она там волнуется. Давайте вернёмся в замок, и я попрошу у Ефима позволения связаться с женой.

– Нет проблем! Я завожу двигатель, и мы через двадцать минут будем в замке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю