Текст книги "Славянский котел"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

И вправду: через несколько минут в небо поднялся вертолёт и взял курс на материк. А Борис и Драгана подъезжали к трёхэтажному зданию барачного типа, стоявшему на краю скалистого мыса. Оно, это здание, точно корабль, устремлялось в океан.

– Арсений Петрович говорил мне о каких-то бумагах. Они лежат в столе.

– Лежали в столе, но он забыл о своём распоряжении, которое сделал мне недавно: спрятать бумаги в моём сейфе. Я их собрала в одну папку и отвезла к себе домой. Это очень важная папка, и вы её получите. Но для начала я бы хотела посвятить вас в наши дела.

На длинном бронированном автомобиле в сопровождении двух машин поменьше они выехали на дорогу, огибающую остров по берегу океана. Потом им открылся невысокий холм, где в тени южных декоративных деревьев, блестя мраморными колоннами у входа, стоял небольшой трёхэтажный дом цвета не бросающейся в глаза охры. Вошли в гостиную на первом этаже, и отсюда Драгана повела Бориса на второй этаж, где в угловой комнате располагался кабинет хозяйки. Достала из сейфа папку, раскрыла её и не отдала Борису, а оставила на столе. Перебирала пальцами листы, о чём-то думала. Потом устремила на Бориса свои тёмно-синие глаза, тихо и неуверенно заговорила:

– Я так думаю, Арсений Петрович заляжет надолго, на два-три месяца, как уж не однажды бывало. Я попробую ввести вас в курс наших с ним дел. Я говорю: наших, потому что у нас хотя и работала целая лаборатория, но все-то секреты он доверял только мне. Он говорил, что там, в Москве, вы нашли средство воздействия на гипоталамус, научились управлять потоком нейронов, подавлять в человеке агрессию, злобу, жадность и другие порочные страсти. В основе нашего проекта заложены те же манипуляции с электронами, но только от нас требуется нечто большее: вышибать из головы волю, превращать человека в бессловесную овечку. Ну, а если проще сказать: у вас в Москве вы знали своего учителя цветущим, здоровым, а здесь после первого же испытания нашего «Облака подавления» он стал таким, каким вы его увидели. Но учитель мне говорил: «Я скоро поправлюсь и стану прежним». Таково свойство «Облака», оно действует на время, но я боюсь, что это время протянется долго, и те ребята, которые вот уже полгода лежат в военном госпитале, они тоже не скоро оттуда выберутся.

– А почему это «Облако» розовое?

– Возникает эффект свечения. Природа его нам не вполне известна.

– Ну, так и что же? Выходит, вы решили свою задачу, вы нашли это самое «Облако». Зачем же меня сюда звали?

– От старика требовали описания открытия, технических обоснований механизма действия «пушки», выстреливающей пучок электронов, а затем, как я слышала, превращения «Облака» в тучу, то есть создания такого оружия массового поражения, которое бы не загрязняло природную среду, оставляло бы нетронутыми города, заводы. Наконец, наше оружие не отнимает жизнь у человека, а лишь на время подавляет его волю и энергию. Америка сейчас создаёт мини-атомные бомбы для точечных воздействий, но было бы лучше, если бы она, кроме этих мини-бомб, имела ещё и наше «Облачко».

Драгана замолчала и устремила свой взор на открытую дверь балкона, за которым шумел океан. Затем продолжала:

– Арсений Петрович – человек верующий, и он решил создать оружие, не отнимающее жизнь, не убивающее всё живое на земле. И Америка, прознав об этих его работах, не могла упустить шанс, чтобы не переманить учёного. Для того тут у меня на острове создана лаборатория и в неё приглашены русские биологи. Оружие наше совершенно чистое и бесшумное. На аэродром, на корабль или на город пустил невидимое облачко – и люди скукожились, точно их из-за угла пыльным мешком ударили. Мой дядя, узнав про такой проект, воскликнул: «Если таким мешочком стукнуть боевую эскадру, и в первую очередь её адмирала, так этот адмирал забудет, зачем и куда плывут его парни, а корабли точно стая испуганных окуней разбредутся по морю. Я всегда говорил, что русские ребята способны выкинуть такой номер, который не сможет понять и сотня наших умников из ЦРУ».

Вошли трое парней, которые и здесь пасли Драгану. Один направился к ней, но она махнула рукой:

– Вы свободны. И сегодня, и завтра я буду дома,– а когда парни удалились, Драгана сказала: – Это причуды дедушки. Нанял для меня охрану.

Простаков слышал, что отец Драганы – губернатор штата, и это он купил для неё остров, а вот кто её дедушка, он не знал. Видно, очень любит внучку. Борис тайком окинул Драгану взглядом и ещё подумал: «И как же не любить такую...»

Драгана листала бумаги, делала пометки в блокноте. Так они сидели час, два, а в полдень поехали в лабораторию. Здесь к ним один за другим заглянули Иван Иванович и Ной Исаакович. Потом явилась Ирина и сказала, что в столовой их ждёт обед. Драгана смерила её холодным взглядом:

– Хорошо. Мы скоро придём.

Борис заметил, что Драгана так же прохладно, с чувством глухой внутренней неприязни встречала Ивана Ивановича и врача-психолога. Наблюдательный и чуткий Простаков уже сделал вывод, что мира среди обслуживающих его людей нет и что адмирал и, особенно, хозяйка острова никого тут не любили, никого не хотели видеть, но какие-то силы и неведомые Борису обстоятельства понуждали тут всех терпеть друг друга и сохранять видимость добрых отношений. Вопросов Драгане он не задавал и лишь хотел бы поскорее понять, как эта хрупкая и с виду слабая девушка сумела тут всех подчинить своей воле.

Перед самым обедом к ним в лабораторию зашел адмирал, поцеловал в щеку племянницу, крепко сдавил ладонь Бориса и трубно прогудел:

– Проголодался, как две тысячи чертей! Кормите же меня наконец!

Драгана поднялась и прижалась к плечу адмирала. По пути в столовую, неизвестно к кому обращаясь, говорила:

– У меня два папы: на материке папа номер один, а здесь на острове папа номер два. И неизвестно ещё, которого я больше люблю,– по-моему, вас, дядя Ян.

И, как бы оправдываясь перед кем-то, добавила:

– Женщина не может жить без любви. Ей обязательно нужно кого-то любить.

Прижималась к плечу дяди, кокетливо жаловалась:

– А меня никто не любит. Ну, дядя Ян. Полюбите хоть вы меня!

– Нет, не полюблю. Глаза у тебя цвета океана, и хромаешь ты на обе ноги. К тому ж, и возраст у тебя – за двадцать перевалил. А характер злющий,– ну, чистая баба-яга. А мы, мужики, нежных любим, и красивых.

И тронул за руку Простакова:

– Так я говорю, царь Борис? А?..

Борис покраснел и не знал, что ответить. Про себя подумал: «Это у них, американцев, манера шутить такая».

Ирина и Ганна накрывали стол.

Заканчивая обед, Драгана сказала Борису:

– Я хотела бы показать вам остров.

– Сделайте одолжение; буду вам благодарен.

На пути к автомобилю, стоявшему у подъезда, продолжала:

– И ещё у меня есть план: освободить вас из плена, где вы очутились по чьей-то злой воле.

– Белый дом, в котором меня поместили, мало похож на тюрьму.

– Ага! Вам уже там понравилось! Эти два коварных иудея знают, чем заинтересовать молодого парня. Недаром они приволокли на остров полгарема какого-то шаха. Кончится тем, что я их прогоню со своего острова.

«Коварные  иудеи»,  точно  духи,  выскочили  из  бутылки и встали перед ними. Иван Иванович имел вид человека чем-то недовольного, и даже рассерженного, а Ной Исаакович, напротив, дружелюбно улыбался и низко кланялся Драгане. Заговорил с ней на дурном английском языке:

– Госпожа начальница Русского острова! Я правильно вас называю? Ваш папа губернатор штата, а вы здесь, на острове, тоже губернатор. А я врач и приставлен к русскому учёному, вот к нему, вашему спутнику. Вы на это возражать не будете? У меня инструкции, и я обязан их выполнять.

– Выполняйте вы свои инструкции, но мой коллега, кажется, не нуждается в вашей опеке.

Она оглядела Простакова, улыбнулась и добавила:

– Но, может быть, я чего-нибудь не знаю?

Из-за спины врача выступил Иван Иванович:

– Мадемуазель Драгана, наш доктор хотел сказать вам комплимент, но он плохо владеет английским и потому не всегда понятно, что он говорит. Простите его, пожалуйста.

Решительно подхватил за руку своего товарища и повёл к маленькому двухэтажному домику, где они жили. А когда удалились на достаточное расстояние, Драгана сказала Борису:

– Странные субъекты! Следят за каждым вашим шагом и будто бы между собой враждуют. У меня создалось впечатление: они служат разным хозяевам и каждый стремится перетянуть вас на свою сторону. Будьте осторожны и не во всём им доверяйтесь. Я надеюсь, что дядя Ян раскроет мне их интересы, и тогда я постараюсь оградить вас от излишней опеки.

На это Простаков заметил:

– Боюсь, что они меня принимают за кого-то другого. Я ещё не сделал ничего такого, что бы представляло интерес для иностранных разведок.

Драгана не возражала Борису, и это его обидело; значит, и она не верит в серьёзность его работ, а Борис хотел бы выглядеть в её глазах значительным и интересным учёным. Не зря же американская разведка так тщательно спланировала и ловко провела операцию с его похищением.

Около машины их ожидали уже знакомые Борису три парня. Один из них подошёл к Драгане и что-то тихо проговорил. Она обрадованно закивала головой:

– Да, да, я же сказала: вы можете отдыхать,– и не только сегодня, завтра, но и целую неделю, и даже месяц. А если угодно, и совсем не являйтесь. У меня теперь есть охрана.

Она взяла за руку Бориса:

– Вот он, моя охрана. А дедушке я скажу: мне ничто тут не угрожает, у меня есть друзья, коллеги по лаборатории, и я никого не боюсь.

Все три парня слышали её слова и, как видно, не обрадовались, а наоборот: подошли к Драгане ближе и один из них сказал:

– Любезная госпожа, у нас контракт, мы получили деньги вперед, а потому не вправе выполнить ваше распоряжение. Но освободить вас от нашего присутствия на несколько дней мы можем.

– Хорошо,– согласилась Драгана.– Пусть будет так.

Пригласила Бориса в машину, и они поехали.

По дороге, вившейся по берегу океана, машина шла на небольшой скорости. Драгана сидела за рулём.

– Я люблю ездить на машине,– и только одна, или с дядей, или другим каким интересным собеседником, но непременно с интересным. Вы для меня интересный, и даже очень; во-первых, потому, что вы похожи на Есенина, а во-вторых – вы русский, только что приехали из Москвы, а я очень хочу знать, что происходит на нашей Большой славянской Родине, в России.

– Я жил на Дону, в казацкой станице Каслинской.

– Всё равно: Дон, Волга, Москва-река... Это Россия, наша Большая Родина. Мы теперь всё больше думаем о России, смотрим туда, на Москву, Ленинград, Сталинград. Нас удивляет спокойствие русских. Вас будто подменили, вы не боретесь с сатанинской властью. У нас здесь, в насквозь прогнившей Америке, и то больше бойцовского духа. Тут молодёжь собирается в колонны, ходит по улицам, зовёт на борьбу с глобализмом. Надеюсь, вы там знаете, что это такое – глобализм? У нас есть лидер антиглобалистов – публицист Герасимов. Он американец, но русский по происхождению. Я с ним знакома, познакомлю и вас.

Потом, повернувшись к Борису, неожиданно сказала:

– Зовите меня Даной. Меня так зовёт дедушка, родители и оба дяди. Да, оба, потому что есть у меня ещё и дядя Савва. Он живёт в Белграде, и я скоро к нему поеду. Так тот ещё и назовёт иногда нежно и ласково: Дануш. Вам я также позволяю называть меня, как вам захочется. Ну, так вот: есть ещё и дядя Савва. Я к нему езжу часто. У меня в Белграде много знакомых, и я участвую в политической жизни. Хочу посетить в тюрьме нашего бывшего президента Милошевича. Это будет трудно, но за деньги всё можно. И я бы хотела поехать в Белград вместе с вами. И в Москву, и в Ленинград, и в Сталинград.

– Меня не пустят с острова. Я пленник.

– Пустят,– пообещала Дана.– И ещё как пустят. Я вот за них возьмусь, за этих вездесущих иудеев, Ивана Ивановича и врача Ноя. Я им покажу, какой вы пленник. Мне только нужно хорошенько узнать, что они за птицы, чьи интересы представляют. Повезу вас к отцу, и мы всё выясним.

Машина свернула в сторону от океана и скоро выкатилась на вершину холма. С него были видны другие холмы и даже гряда невысоких гор, которые, впрочем, тянулись всего лишь на два– три километра, снова сходили на нет и превращались в поляны, на которых то тут, то там белели маленькие красивые домики.

– Тут  живут  рыбаки,– поясняла  Драгана,– а  их  жёны и дети обслуживают нашу лабораторию. Всего населения на острове двадцать тысяч человек. Приезжают люди с материка; я их не принимаю на постоянное жительство, но они, всё-таки, как-то проникают.

Вышли из машины. Драгана продолжала:

– Пойдёмте на тот холм, я покажу вам места, где будут жить биологи.

По дороге развивала планы:

– Я хочу расширять лабораторию, превратить её в большой научный центр. Дедушка даёт деньги, но говорит: «Не разводите там всяких мелких тварей, от которых идут болезни. Просит построить для него виллу в самом красивом месте острова. А вот и холм, где будет городок учёных.

Они взошли на вершину и обратили взоры к океану:

– Я хочу поселить здесь сотрудников лаборатории с их семьями. Пусть тут будет много людей,– может быть, не одна тысяча. И все славяне. Позовём сюда педагогов, врачей – и тоже славян. И обучение тут будет в основном домашним. Сейчас в Америке обучение на дому становится массовым. И это хорошо. Дети не должны целыми днями общаться друг с другом,– даже если они одной национальности. Мы будем учить и воспитывать в домашних условиях в кругу людей взрослых, любимых, интересных. А теперь скажите: вы мне поможете отобрать в России три-четыре сотни молодых и талантливых биологов и позвать их на остров?

Простаков пожал плечами:

– Найти-то и отобрать можно, да вот талантливых?..

– Талантливых! Непременно таких, из которых бы выросли павловы, сеченовы, мечниковы. Ну, если не сможете, так я возьму с собой полсотню ребят из нашей лаборатории, поеду с ними в Россию и пусть каждый из них отберёт пять-шесть самых способных и трудолюбивых ребят. Сотню биологов я найду в Белграде. Вот здесь, на склонах холма...– она обвела рукой зелёные поляны,– мы построим красивые дома, нарежем участки и рассадим финиковые, ореховые, цитрусовые сады, бамбуковые рощи. А вон там...

Она повернулась в сторону от океана:

– Разведём леса красного дерева, наладим производство мебели. Наш остров ни от кого не должен зависеть. Мы будем сами себя кормить и возить на материк фрукты и овощи. Мы создадим тут замкнутую чисто славянскую цивилизацию. И никакое чужеродное бесовское искусство мы сюда не пустим. А как это сделать – решит физическая лаборатория, которая будет одной из крупнейших в мире. Мне вчера позвонил отец: к нему прибыл из России необычайно талантливый физик Неустроев. Он в Москве тоже работал в лаборатории Арсения Петровича, но я его не видела. А вы не знаете Павла Неустроева?

– Я слышал о нём, но он при мне уже работал где-то в секретном центре.

– Он тоже молодой, но женат и уже имеет четырёх детей. Арсений Петрович говорил, что он, как и вы, хорош собой и очень талантлив. И, слава Богу, что он женат и мне не придётся выбирать из вас двоих кого-нибудь одного.

Она звонко рассмеялась, схватила Бориса за рукав куртки и прижалась к нему щекой. А он подумал: «И я бы не хотел... делить с кем-нибудь это сокровище». И Борис склонился над Даной, погладил её по нежным шелковистым волосам.

Они сели в машину и поехали дальше по-над берегом океана.

В машине она продолжала развивать свои мечтания:

– Предлагаю вам дружбу, а друзья должны доверять друг другу. У меня, знаете ли, есть одна непобедимая слабость: я болтлива и частенько выбалтываю то, о чём бы следовало молчать. Но вас я полюбила. Да, да – я готова любить каждого, кто похож на вашего замечательного поэта. Поэтов на земле много, но настоящих – наперечёт: Овидий, Байрон, Пушкин, Лермонтов, Некрасов и – Есенин. Потому что он – гений. А если гений, то и поэт, а все остальные, если нет в них гениальности, просто умеют рифмовать. А рифмовать умеют все, почти все. Я тоже умею писать складно. И одно стихотворение положила на музыку. Получился романс. Я вам его проиграю. И даже спою... если будет настроение. А теперь мы поедем вон на тот высокий холм, с которого в хороший бинокль виден почти весь остров. Там я приказала построить дом для Павла Неустроева.

И когда им открылось небольшое строение с башней посредине, Драгана сказала:

– Я хочу открыть вам тайну, которую не хотела доверять никому. Её знают только Арсений Петрович и Неустроев, а теперь вот будете знать и вы.

Тут она сбавила скорость и ехала совсем тихо. И продолжала открывать свою тайну:

– Арсений Петрович мне рассказал о сокровенных планах Павла Неустроева. Он надеется на сотрудничество с вами, а потому всё, что я вам расскажу, всё равно будет известно и вам. Ещё будучи студентом, Неустроев где-то прочитал высказывание философа Канта о том, что есть две вещи, недоступные нам: небо над головой и нравственный закон внутри нас. А молодой физик, размышляя над этим, пришёл и к своему выводу: законы нашего поведения не только неизвестны, но они никогда и не будут до конца познаны человеком. Он вездесущ. Всемогущ. И Он же и невидим, неслышим и никогда не будет до конца познан. Ну, а если это так, то от человека можно ожидать всего: и того, что по достижении им неограниченных технических возможностей он может применить их для самоуничтожения, а заодно с собой увести в небытие и всё живое на планете Земля. И молодой физик возгорелся мечтой возвести Башню жизни, то есть такое сооружение, которое будет охранять не только человека, но и всё живое на земле; нечто вроде Космического стража. И вот мы уже подъезжаем к этому сооружению.

Она остановила автомобиль в двухстах метрах от строящегося дома. И молодые учёные с трепетным волнением смотрели на башню, которую строители уже одевали разноцветным стеклом. Борис не представлял, какие технические принципы будут заложены в Башню жизни, он пока не верил в неё и воспринимал её как продукт дерзкой мечты, залетевшей в голову молодого физика, но то, что для её осуществления Неустроев ещё там, в Москве, задумал привлечь Простакова,– этот выбор льстил самолюбию учёного. И уже садясь в автомобиль, Борис не то в шутку, не то всерьёз говорил:

– Мечта физика хотя и выглядит фантастической, но это до тех пор, как пока она не начнёт обрастать конкретными догадками. Я верю в торжество науки,– и в то, что ей, в конце концов, подвластны самые смелые мечтания.

И он даже высказал свои первые догадки:

– Импульс управления разумом человека у нас, можно сказать, уже в кармане, а если физики и механики придумают способ доставлять этот импульс куда следует, вот вам и начало претворения мечты в практическое дело.

А после минутной паузы добавил:

– Недавно у нас испытывали новую ракету: её запустили с подводной лодки в Баренцовом море, а она поразила цель на Камчатке. Могут же такое? А?..

Они взглянули друг на друга, и в глазах молодых людей уже светилась нешуточная надежда.

Проехали лодочную стоянку. И пристань. Тут рыбаки развешивали на кольях сети и, увидев хозяйку острова, поднимали руки, что-то кричали. Драгана тоже махала им рукой и продолжала развивать свои мысли:

– Арсений Петрович тоже гений. Я это поняла ещё там, в Москве. И когда вернулась в Штаты и отец купил мне остров, а дед предложил деньги на создание лаборатории, написала письмо в Москву и пригласила Арсения Петровича. Он тут же и прилетел.

Драгана посмотрела на Бориса. Минуты две ехали молча. Но потом она вновь заговорила:

– Это вас пришлось вылавливать крючьями, точно сома, и тащить сюда насильно, а наш с вами учитель умный, он приехал добровольно. И всё было бы хорошо, он даже хотел тут жениться,– жена-то у него умерла давно,– но случилась эта авария. «Облако» вырвалось из рук и шарахнуло по всем сотрудникам. Я в это время была на материке, Бог меня уберёг. Теперь вот я вам всё должна рассказать. Сегодня-то уж будем отдыхать, а завтра с утра начнём разбирать бумаги.

– Я уж кое-что посмотрел, вспомнил наши искания там, в Москве. И скажу вам откровенно: я опасаюсь продолжать наш прежний проект. «Облако подавления» может попасть в чужие руки.

Драгана посмотрела на него серьёзно и сказала:

– Ну, а это вот для меня большая новость. Такое настроение – плохой помощник в работе. От него надо избавляться. Если можно, расскажите подробно: что вас смущает?

И Простаков отвечал:

– «Облако» Арсения Петровича – оружие массового поражения, и хотя оно не лишает человека жизни, но подавляет его энергию, ввергает в состояние болезни, а этого я для людей не желаю. Одно дело поражать волю врага, но ведь «Облако» действует и на всех других людей. Сегодня оно в наших руках, а завтра им завладел враг и применил против наших соотечественников.

– Вы всё это говорите серьёзно?

– Вполне серьёзно.

– А как же ваши учёные работали над атомным оружием? Как ваш Королев изобретал ракеты?..

– Тогда бы и я изобретал. Тогда у нас был Сталин, была система власти, охранявшая секреты. Сейчас такой власти нет. Что бы я ни изобрёл, всё попадёт в руки врагов моего народа. А я не хочу рыть могилу для наших с вами родных славян.

– Ну, ладно. Мы подъезжаем к Белому дому. Мы сейчас расстанемся, я буду думать над всем, что вы сказали. До свидания.

Простилась сухо и не провожала взглядом вышедшего из машины Бориса, не помахала ему ручкой, как она обычно делала.

Драгана ничего не сказала на предложение встретившей её служанки поужинать или выпить чаю, а прошла к себе в спальню на втором этаже, переоделась в халат и вышла на балкон, где в летнее время у неё стояла кровать и она спала на открытом воздухе. В этих южных широтах, где находился остров, климат был мягкий и тепло держалось с ранней весны и до глубокой осени. Девушка, занимавшаяся с детства гимнастикой, игравшая в волейбол и теннис, любила природу и перед тем, как заснуть, смотрела на звёзды, провожала взглядом плывущие куда-то облака, слушала несмолкаемый в любую погоду шум моря. И только с наступлением холодов приказывала заносить постель в комнату, но и в такое время дверь на балкон оставалась открытой и рокот волн прибрежных был её привычной колыбельной песней; океан продолжал рассказывать ей нескончаемые сказки о своей загадочной и никому не понятной жизни.

Как и все девушки, особенно уже в возрасте, Драгана любила предаваться мечтаниям, порой очень смелым и самым неожиданным. С появлением на острове русского учёного она после каждой встречи находила в нём всё больше привлекательности и тех самых качеств, из которых складывался образ человека, достойного её любви. Как-то так вышло, но она до сих пор ещё не встретила своего идеала. И вдруг он появился, да ещё необыкновенно талантливый. Но вот он распахнул перед ней душу, и она поняла: нет, и его не полюбит, и не полюбит по той причине, что он вдруг, в одну минуту, предстал перед ней как человек рядовой, ординарный, и никакой не гений, каким обрисовал его Арсений Петрович. Он, конечно же, ничего не знает, ничего не может, и её надежды на его одарённость и какую-то сверхталантливость рухнули в одну минуту, а с ними исчез и тот романтический ореол, которым она мысленно окружала своего избранника. Он рядовой, такой же как все, а рядового она полюбить не может,– не может уважать его, восхищаться им. В какие-то там нравственные мотивы она не верила. Учёные всех стран ищут оружие, способное уничтожить как можно больше людей и как можно скорее. А если не иметь такого оружия – значит, иди в рабство, заранее сдавайся в плен врагу, которому ты не нужен и который, скорее всего, тебя уничтожит.

Интересно устроена природа человека, особенно женщины, и уж совершенно особенно – девушки. Всего лишь полчаса назад её душа, открытая всем ветрам океана, ликовала, она была счастлива, полна неизъяснимой сладкой надежды; сидела за рулём автомобиля, но ей чудилось, что она парит в небесах и над головой у неё плывут куда-то розовые облака. Душа пела, смеялась и готова была обнять весь мир, но тут вдруг её гость из России, источник её нового крылатого настроения, объект закипавшей в её сердце любви, вдруг сказал две-три фразы, и все оборвалось, всё упало куда-то, и мир потускнел и стал обыкновенным, и сидевший рядом пассажир, собеседник уж не манил её взора, и даже голос его показался мрачным и бесцветным. Надежда, подобно чайке, взмахнула крылом и растворилась в рокоте волн. К ней вернулось недавнее состояние, когда ни впереди, ни сзади не было ничего такого, что бы могло воспламенить её любовь.

Надежду нелегко обрести, но ещё труднее её терять.

Драгана, жившая в неге и роскоши, имевшая к своим услугам всё возможное и невозможное, любимица отца – губернатора штата, и деда, знаменитого в Америке богача, приятеля последних трёх-четырёх президентов, юная славянка, поражавшая всех своей белокурой, синеглазой красотой, баловень природы и судьбы, в эту минуту вдруг оказалось, что и она подвержена всем чувствам обыкновенного человека, и про неё можно сказать словами известного фильма: «Богатые тоже плачут».

Она долго не могла заснуть. И вот что странно: вечно дышащий океан, шумящий и гремящий своим исполинским существом, обыкновенно завораживал её слух, заглушал все мысли и даже тревоги, теперь он словно бы примолк; Драгана не слышала его, не ощущала валившего с его стороны влажного солоноватого воздуха; она ворочалась с боку на бок и от досады, от какого-то неистребимого нетерпения не могла заснуть. Однако всё проходит. К рассвету приутихли и тревоги сердца. Девушка забылась.

Борис же, войдя в дом и направившись к себе в спальню, услышал за спиной шаги. Обернулся: за ним идёт Ной. Сказал:

– Вы ко мне?

– Да, я иду тоже на второй этаж, мне надо с вами говорить.

Простаков пожал плечами: его всё время удивляла бесцеремонность врача, и он пытался умерить его рвение, но тот был неколебим. Ной выполнял инструкции и ни на шаг от них не отступал.

Балкон был открыт, и океан, точно живое существо, встретил Бориса весёлым шумом катящихся волн и криком каких-то больших, серых и неизвестных Простакову птиц. Они словно встревожились появлению в спальне человека и со свистом гигантских летучих мышей носились вблизи балкона.

Борис сел в углу дивана, облокотился локтем на валик.

– Ну-с, господин доктор, я вас слушаю.

Это было невежливо, но Простаков с первой же встречи с доктором решил с ним не церемониться. Ной же словно бы и не слышал его раздражительного тона, сел за круглый стол, устремил на пациента взгляд своих выпуклых коричневых глаз и начал свой решительный и, как он думал, принципиальный разговор:

– Я имел случай вам уже сказать: у вас есть работа, за которую вас кормят и платят деньги, у меня тоже есть работа.

– Денег я ещё не получал.

– Да, не получали, но получите. И это будут хорошие деньги. О-о-о!.. Такие хорошие, что я бы мог сказать: мне бы ваши заботы. Я за свою работу никогда не получал хороших денег, а вы будете получать. Ну, ладно. Сейчас дело не в этом. Вы приехали в свой Белый дом,– президент Америки тоже живёт в Белом доме,– вы в него приехали, и я уже увидел, что на лице вашем написано что-то не так. Да, я психолог, и если с моим пациентом что-то не так, я уже должен это видеть. Иначе какой же я доктор?.. Гиппократ был первый в мире врач, и он оставил нам завет: если после вашего разговора с больным ему не стало лучше, вы уже никакой не доктор. Ну, может быть, он и не совсем так говорил, но что-то подобное он сказал. Я это слушал на лекции в институте. Лекцию я не запомнил, а эти слова у меня остались. Так вот и я должен сказать вам слова, от которых душа ваша станет на место. Вы не слушайте, что говорит вам эта красивая девица, дочь губернатора и хозяйка острова, а ещё у неё есть дед, который имеет сто мешков денег и который где-то сказал: «Моя любимая внучка будет наследовать мои миллиарды». И приставил к ней этих парней, которые её охраняют. Вон... смотрите в окно: это её вертолёт, хозяйки острова. И если он уже тарахтит, значит завтра она полетит на материк. Если кто-то её огорчит или в голову вспрыгнет плохое настроение, она летит к отцу и там идёт в дискотеку. Если она уже идёт в дискотеку, так её охраняют не три парня, а целый взвод таких богатырей. Да, у нас иначе нельзя. В России можно, там люди смирные, как овцы, а у нас молодёжь, как порох, как у вас чечены; чуть что – и в ход пошли ножи, пистолеты. У меня тоже есть внучка, и она ходит на дискотеку. Я всегда дрожу, когда она идёт на свои танцы.

– Но вы что-то хотели мне сказать? – прервал поток его красноречия Борис.

– А я вам разве не говорю? Если хозяйка острова полетела к отцу – об этом вам знать не надо? Э, нет, ещё как надо! И скоро вы в этом убедитесь. И будете говорить спасибо за то, что я вам это говорю. Да, да. Вы потом узнаете. Ну, а если говорить о самом важном,– пожалуйста. И вы потом скажите спасибо. Не слушайте вы эту капризную девицу. Она сербка и помешалась на своих братьях из бывшей Югославии. По глупости кому-то сказала: «Я буду мстить за своих братьев, сербов. Каждому, кто бросал туда бомбы, отомщу». А теперь вы мне скажите: она должна была это говорить?.. Нет, не должна, но она сказала. А журналисты услышали и на выборах в губернаторы чуть было не завалили её отца. Дедушка пустил в ход большие деньги, и его сын, он же отец этой бешеной девицы, победил. У нас так: если есть деньги, то есть всё: и власть – тоже. Наши ребята и у вас наладили такую малину, и скоро никакого другого хода во всех странах,– и в Африке тоже,– у людей не будет. А ход этот один: если есть деньги – живи, а если нет – помирай. И пусть помирают больше. Земля не может держать много людей, как, например, китайцев. Умные люди, увидев такую кучу, испугались: вдруг как и русских станет так же много, как и китайцев. А там ещё индусы – их тоже миллиард. Слышите: миллиард! Ну, хорошо, если долларов миллиард, а если людей? Там миллиард, там, и там. А?.. Куда бежать от них? Они же разорвут на части, и съедят, да так, что и косточек не оставят. Английская премьерша, она же баронесса Тэтчер, испугалась и сказала: русских оставить пятнадцать миллионов, остальных извести. Под корень, что сейчас и делают умные ребята из Кремля. Они там все ивановы, но они наши и знают, что надо делать. Баронесса Тэтчер может не беспокоиться; эти ивановы, как немцы во время войны, выкашивают по миллиону русских в год. А?.. Как вам это нравится? Никто не стреляет, и не кидают бомбы, как это делают глупые американцы, а десять миллионов за годы реформ как корова языком слизнула. Вот вам ивановы! Никто не скажет, что это Коган или Циперович. Это Иванов! Он и министр обороны, и министр иностранных дел... И другие министры. Вот только Греф не успел залезть в чужую шкуру, и Чубайс тоже, и Гайдар... Ну, так на них и валятся все шишки. А если Иванов, так он уже может спать спокойно. Что бы ни натворил, а всё равно – Иванов...