Текст книги "Любовница (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 14
Пробуждение
Виктор не мог знать, что думает Рита, что она чувствует, как меняется её отношение к их жизни. В этом не было ничего удивительного, разве в чужие мысли залезешь? Физическая близость никак не влияет на духовную. Но Рита и сама не знала. Она ничего не понимала, что с ними происходит. И запуталась вконец.
Возможно, если бы они говорили друг с другом больше. Чаще. И не о героях книг, а о собственной жизни… Но Рита не любила обсуждать это с Вяземским. Она не любила его манеру превосходства, во всяком случае ей казалось, что Виктор разговаривает всегда с высоты своего опыта, возраста. Считает её дурочкой.
Это не сразу стало понятно. Сначала ей понравилось, что он, такой взрослый и серьезный, обратил на неё внимание. Подошел. Ну, может быть, все случайно вышло, в автобусе оказались рядом в час пик. Не стал бы он специально лезть за ней в такую давку. Вяземский не такой. Рита и сама не могла понять, а что она-то думает. Все слишком быстро произошло в тот вечер. Виктор её сразу поцеловал. И если бы он потом остался с ней, поднялся бы в квартиру и вот это все, как было с Сашкой. Тот бы без долгих разговоров и сразу в койку. Сволочь, сделал ребенка, потом погнал на аборт. А обещал жениться.
Дома мать с отцом, сестра младшая. Работа гадкая, в конторе сидеть, бумаги с места на место перекладывать. Шеф плешивый, с масляным вглядом, все время норовит дотронуться. Если разговаривает, обязательно лапнет за руку или за коленку. Рита ненавидела его. В конце каждой рабочей недели давала себе слово, что уйдет, но в понедельник вставала по будильнику и опять тащилась в контору. “Ваш новый взгляд на мир” – установка и ремонт окон. Разве она этого хотела, когда на журфаке училась? Нет, она мечтала о своем журнале. Ну, или о большом толстом ежемесячном, стать штатным спецкором, чтобы писать туда статьи умные. Не светскую хронику, а что-то серьезное. А потом добиться известности, брать интервью у знаменитостей, как Познер.
Ничего этого не случилось. Сразу после журфака – газетенка невзрачная, нищенская зарплата, осуждение матери. А потом Сашка. Она за ним так бегала! Познакомились в конторе, он с жалобой пришел, что окна ему плохо установили. Ругался. Рита под раздачу попала, он прямо коршуном налетел. Наорал, до слез довел. На следующий день заявился с шоколадкой. Извинился. После работы подождал, пригласил в ресторан, на машине был, на Лексусе. После ресторана к себе зазвал, и там сразу все и вышло.
Рита стала у него жить. Вроде и ничего, в постели правда через раз. Стоял у Сашки плохо, он говорил, что это от нервов, что его девушка бросила, ушла с другом. Он про это любил Рите рассказывать. Она, конечно, понимала, что с ней Сашка сошелся назло той, бывшей, которая бросила. Он бывало ей и звонил, и в сети писал. Но Рите говорил, что это просто дружба у них осталась, а отношений уже нет. Все отношения теперь будут с Ритой.
Она себя уговаривала и, в конечном счете, верила. Было и хорошее, она занималась Сашкиным домом – жил её любовник в большой квартире на Петроградской стороне. Не то что Рита с семьей в девятиэтажке на Ленинском проспекте. Тесно было дома, еще сестра Алинка капризная, родители с ней носятся, а Риты как будто и нет. Взрослая. Старшая.
У Саши квартира большая и денег он на обустройство не жалел. Рита и впряглась по полной. Полгода у неё в голове только и были мысли об обоях, подвесных потолках, кафеле, сантехнике, ламинате и встроенной мебели. А когда все было готово, Сашка сказал, что им лучше жить дней пять врозь, а только на выходных вместе. Чтобы не надоесть друг другу. И Рите пришлось вернуться к родителям.
Оказалось, что она беременна, Сашка дал денег на аборт, а Рита так хотела ребенка! Не Алинку нянчить – своего! Она плакала и уговаривала, но бесполезно, Сашка сказал, что если родит, то пусть убирается к матери. Сволочь!
Рита сделала аборт и ушла. Он звал обратно, она соглашалась, а потом опять уходила после очередной ссоры. И очень устала от этого.
Вяземский был другим. Надежным, спокойным. Он все разрешал. Просил только не шуметь, когда работал. Он нравился Рите. Высокий, взрослый, волосы русые с проседью, а глаза серые. Черты лица правильные. Нос прямой, Рита курносых не любила. А губы ласковые. И потому не строгий. Как не из этого времени, наверно аристократы такими были. Породистый. Даже и фамилия дворянская Вяземский. Но она его пасей звала. Ему нравилось…наверно. Или нет. Плевать.
Так посмотрел тогда в автобусе… Она сразу поняла, что у мужика за мысли, такие-то понять не трудно, хоть он аристократ, хоть пролетариат. И чего сразу не остался? А потом исчез! И не звонил целый месяц. Рита скучала по нему, наверно потому, что ничего у них не было, а она уже настроилась, ведь все хорошо шло. И Микки он понравился, наверно по запаху. И вдруг взял и исчез, наверно обиделся, что не правильно себя вела у него на даче. Так там противно было, сыростью воняло. И пылища везде, а сколько дряни ненужной. Рита бы все повыкидывала это. Зачем оно? Зачем хранить вещи “на память”, держать в шкафу одежду, которую не носишь. У Риты никогда не было лишнего, только необходимое. Да и места в родительской квартире не оставалось для дурацких вещей.
У Сашки Рита все устроила в стиле минимализма, это нравилось всем, кто приходил в дом, Сашке тоже нравилось. Но в доме у Вяземского ему понравилось больше. Даже больше, чем матери Риты.
Когда Виктор уехал в свою Германию, Рита мать позвала в гости. Вернее привезла, сначала они пошли в “Ленту”, накупили всякого, Рита же могла с кредитки все что хочешь купить. Нет, она не злоупотребляла, когда сама ходила в магазин, то брала только необходимое. Только с матерью ей захотелось показать, что вот как повернулось, несмотря на все попреки и предсказания о её никчемности, нашла она себе мужика хорошего. А мать не впечатлилась вот ни на столько. Ни подарками для Алинки и папы, ни новой машиной Риты. Ни домом на берегу.
Рита привезла их туда после “Ленты” – маму, Алинку, тетю Соню – подругу мамину. Они весь дом обошли, но сидели потом на кухне, сварили кофе, тортик разрезали. А мать все губы поджимала, да глаза отводила.
– Ма, ты чего? – спросила тогда Рита. Она ни Алинки, ни Сони не стеснялась. Свои же. Мама тоже их не стеснялась.
– А того, что женат твой Виктор Владимирович. И вот это все к тебе никакого отношения не имеет, – она обвела кухню рукой и взглядом и потянулась за новым куском торта.
– Это точно! – подтвердила Соня. – Вон Оксана, что с нами жила в одном подьезде, помнишь? Так вот она сошлась с генералом. Любил он её без памяти, через слово “моя Ксюнечка, моя Ксюнечка…” Квартира, машина, все блага у них, пенсия у него хорошая. Он уже не молодой был, так и помер. И все счастье рухнуло, оказалось что и квартира и машина это наследство его семьи, а не Оксаны. Вышвырнули её из дома в один день. Так с голой жопой и ушла. Вот тебе и генерал!
– А я что говорила?! – вскинулась мать Риты. – Ничего тут дочка не светит тебе!
– Он женится! – отбивалась Рита. – Он меня любит и я его.
– Ой не могу, любовь-морковь, – заколыхалась всем своим жиром тетя Соня, она кругленькая была, маленькая, росточка метр шестьдесят.
– Да, любовь! – Рита уже заплакать была готова.
– Насчет любви не знаю, а вот горшки с говном тебе за ним выносить придется. Ты подумай, он на сколько тебя старше, – отрезала мать. – Это же надо, Сонь, козел какой, не постыдился с молоденькой. Самому уж под сраку лет.
В выражениях мать Риты никогда не стеснялась. Рита к этому привыкла, но в тот раз ей невыносимо было, что о Викторе говорят плохо.
– Неправда! Он не старый. Он замечательный. А вы… просто завидуете!
– Было бы чему, – хихикнула Соня, – У него там уже наверно ничего и не работает…
– Что не работает? – заинтересованно зыркнула на Соню Алинка, она усердно уминала торт.
– Все у него работает! – закричала Рита. – А вы уходите! Я не хочу гадости выслушивать! Я вас по хорошему позвала, а вы…
Мама, Соня и Алинка ушли. Рита полчаса рыдала в подушку. Потом еще полчаса думала про Виктора и его жену. И когда Вяземский позвонил из Германии устроила ему истерику по телефону.
Сашка ничего плохого про Виктора не говорил. Он дом осмотрел и даже участок. Долго сидел на кухне курил, думал. А в результате совет дал тот же что и мать.
– Ты Ритка жени его на себе. Тогда вот это все тебе достанется. Хотя бы частично.
Она тогда и Сашку выгнала. Что же они как сговорились?
Без Виктора ей было муторно, скучно, она слонялась по дому, не знала, чем себя занять. Игорь дурак, все сторожил её, как пес цепной. А она назло ему Сашку еще раз позвала, продержала до ночи. Пусть думает, что спала с ним в хозяйской кровати. Пусть доложит! Может тогда Вяземский примчится и придушит её, как Отелло Дездемону. Не примчался из Германии, там у него дела фирмы. Он же большой босс, председатель совета директоров, или как его там. Короче главный. Иначе бы на машину денег не хватило, в кредит бы покупал, как Сашка Лексус свой. А пася выложил всю сумму сразу плюс страховку. Богатый… Но она же не из-за денег с ним! Все думают что из-за денег, а у неё любовь.
Рита пробовала писать статьи, даже попыталась создать сетевой журнал. Купила сайт, нашла человек пять удаленных сотрудников. Там и верстальщик был, и системный админ. Несколько авторов привлекла из тех, с кем вместе училась. Был у неё там один парень, его Марк звали. Он в Риту с первого курса влюбился, так и вздыхал по ней. Даже один год на каникулы они вместе ездили к родным Марка на юг, на Черное море. Рита помнила, как ночью лежали на песке, еще теплом. А небо над ними черное-черное и звезды, звезды… Марк показывал созвездия, целовал. Пили красное вино прямо из бутылки, смеялись.
В ту ночь Рита была счастлива. Они лежали с Марком обнявшись и говорили, говорили обо всем на свете. И ничего не было, только поцелуи. Почему? Ничто же не мешало. Кроме порядочности Марка.
Так вот Марк занимался журналом, она только платила, писала статьи, когда хотела и подписывала “главный редактор”. Сначала ей нравилось, но не долго, потом Рита на Марка все это хозяйство оставила. Потому что её стал звать обратно Сашка и она не знала что делать.
С Вяземским жить становилось все труднее. Не то, чтобы он обижал. Нет. Он любил и именно любовь эта Риту тяготила. Уж слишком много в ней было надрыва, страдания, каких-то непонятных Рите вещей. Вроде бы Виктор и любил пошутить и посмеяться, а шуток Риты не понимал, обижался. Она всегда знала, что обиделся, даже когда он старался не показать. А все белыми нитками шито было, в глазах его читалось. Врать он не умел.
Но как сначала Рите нравилась его вдумчивость! И то, как он смотрел, долгий пристальный взгляд. Его руки с чуткими пальцами. И то, что он большой был, как медведь. Мог за плечо закинуть и нести. И в постели можно было спрятаться в его руках, на груди. Он защищал – это да, все время и от всего. Он контролировал. И это тяготило! И он мало времени посвящал их жизни. Никуда не ходил с Ритой. А вместе они ходить не могли, ведь для всех Виктор оставался женат и его друзья Риту не приняли бы.
И близость начала давать трещины, уже и дом на берегу не спасал. Рита все чаще начала задумываться о том, зачем Вяземский к ней подошел, чего хотел? И зачем она с ним теперь, чего он хочет? Она не могла этого понять.
А тут позвонил Сашка, слезно звал в Москву, клялся, что жить без Риты не может. И уговорил. Она поехала сначала в Москву. А потом во Францию, там у Сашки пошли дела и снова надо было обустраивать дом.
Рита ушла.
Вяземский вернулся домой рано. Он торопился, никак не мог перестроиться, не мог поверить, хотя и знал, что дома никто его не ждёт, кроме Микки.
Бродил по комнатам, как по музею, в них всё оставалось идеально: стены, мебель, занавеси, картины, светильники – она успела закончить то, что задумала, что увидела в своих и его мечтах – этот дом… их дом – плод её фантазии и труда, но без неё он лишился души.
В библиотеке на диване ещё лежала книга, которую она читала… Лев Толстой «Война и мир». Рита любила читать тут.
Виктор сел на её обычное место, перелистал книгу. Глаза скользили по строчкам бессмысленно, он не мог ничего понять. Хотелось спать, он не ложился два дня, но знал, что не заснёт, если ляжет. Здесь может быть удастся.
Виктор закрыл глаза, положил голову на округлую спинку дивана, попробовал расслабиться, отпустить напряжение. И сразу поплыли воспоминания.
Её лицо, улыбка, голос…её смех, она…то, как она наполняла собой дом…была рядом.
Её руки, её сбивчивый шепот в ночной тишине, она торопилась, когда хотела сказать ему что-то важное.
Она любила сидеть у него на руках и прятаться, обнимала его за шею и нюхала.
Она была настоящий котёнок… такая живая…
Она ушла.
Виктор понимал, что именно его слова явились причиной этого ухода, и то, что он ошибся. Он не смог удержать её, не переступил через себя, решил сделать по-своему и требовал, чтобы она подчинилась. Она? Подчинилась обстоятельствам? Просто смешно.
Рита не могла так. И не смогла бы… потому, что он не смог… они были в чём-то до ужаса похожи. Хотели владеть всем или ничем, и при это ни на йоту не поступаться своей свободой.
Он не сомневался в том, что Маргарита по-прежнему любит его, и если бы он захотел вернуть её, если бы стал ВЕСЬ её, как она просила, даже и не просила, но надеялась…если бы…если бы….
Да, он знал что смог бы вернуть её. И сейчас ещё мог успеть сделать это, поехать на вокзал, найти её там, снять с поезда…
Но он сидел в библиотеке. Он не видел выхода, так же как и она. Он не мог отдать ей всего себя. Отказаться от прежних обязательств, выкинуть из своей жизни прошлое. Не мог измениться. Он делал всё не правильно, она сердилась, они ссорились. Потом мирились, но оставалась обида. Накапливалась, выходила наружу упрёками даже при мелком разногласии.
Всё правильно и справедливо – сегодня она уедет. В пятницу 13 октября…
Какая глупость, ведь он сам отпускает её.
Некстати вспомнил Андрея Болконского. Последнее, что они обсуждали с Ритой, Виктору казалось, что она похожа на Наташу. Такая же восторженная, мечтательная, непоследовательная и, вместе с тем, целеустремлённая. Даа, целеустремлённая, когда касалось какой-то её идеи, гордая, взбалмошная, капризная, упрямая. И всё-таки, если бы Андрей не согласился принять отказ, если бы приехал сразу, то смог бы убедить её, что история с Курагиным ничего не значит для их любви…ничего не значит…но он просто отпустил её. Позволил всему совершиться по её желанию. Отошел в сторону…
«Отчего же бы это не могло быть вместе? – иногда, в совершенном затмении, думала она. – Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, – думала она, – сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
Нет, лучше не спать… Что, ему до Наташи и Андрея… Всё не важно… Рита ушла…
Виктор открыл глаза. Оказывается много времени прошло, или он всё-таки задремал.
Он встал, пошел на кухню, но есть не хотелось.
Вяземский поднялся на второй этаж, вошел в спальню, долго стоял перед окном. Стемнело рано, вечер был пасмурным, а Игорь погасил свет в десять, как она велела. И ничего нельзя было различить ни сада, ни Залива, огни на дамбе не видны за мелкой сеткой осеннего дождя.
Уже десять…она давно уехала…
Запищал интерком. Сердце дёрнулось, Вяземский с глупой надеждой надавил на кнопку слишком сильно, чуть не сдёрнул базу со стены.
– Что там, Игорь? – спросил он, не дожидаясь доклада.
– К вам приехали, Виктор Владимирович, – охранник замялся, – говорят срочно по делу.
– Да, кто? – он всё ещё надеялся, хотя ясно было – это не Маргарита, Игорь сказал бы. – Сейчас я подойду, – сказал Вяземский и отключил связь.
У ворот и в дежурном помещении горел свет, за раскрытыми воротами перед шлагбаумом стояла знакомая машина.
В незашторенном окне Виктор увидел женщину, которая сидела за столом Игоря – это была не Рита.
Вяземский вошел в дежурку, кивнул охраннику.
– Открой ворота, заведи машину на стоянку. Дай ему ключи, Нина, – обернулся он к женщине.
– А здравствуй мне не скажешь? – спросила она, но очень спокойно, в голосе не было раздражения. По сравнению с тем, как они расстались в последний раз, Нина выглядела вполне дружелюбной и даже довольной, а главное уверенной.
Почему она здесь? Просто так не приехала бы. А если дома что-то было бы не ладно, Виктор всё прочёл бы на её лице. Нет, с детьми всё хорошо…тогда что же? Неужели узнала? Но от кого? Вяземский с сомнением посмотрел на Игоря, который вернулся и протянул ему ключи. Нина перехватила этот взгляд и слегка покачала головой, встала, сама взяла ключи сказала.
– Нет, парень здесь ни при чём, есть другие способы, Вяземский…
– Понятно, – кивнул Виктор, – Игорь, зажги уличное освещение, – сказал он и опять посмотрел на жену. – Ну что ж…здравствуй, Нина, идём в дом, там поговорим.
Она уверенно шла по саду, а он поражался своему равнодушию. Ему было всё равно, что Нина здесь. Что она видит этот сад, этот дом…
– Красиво, ты постарался… не ожидала, – Нина с обычной своей обстоятельностью обошла и осмотрела весь первый этаж, даже ванну и туалет. – Гораздо лучше, чем описывал Питер.
Теперь она стояла посреди библиотеки и подняв голову смотрела на толстые деревянные балки, потолок и верхние бордюры стенных панелей.
– Так это Питер тебя информирует?
– По долгу службы, Вяземский, ты же сам решил оформлять купчую и сразу дарственную, а мы с тобой пока ещё супруги. Приобрести недвижимость ты можешь и без моего согласия, а вот подарить… так что Питер обратился ко мне.
– Зачем ты приехала Нина? – перебил её Виктор, в нём не было никаких эмоций. Ни возмущения, ни гнева, только смертельная усталость, опустошение и желание, чтобы его поскорей оставили в покое. Может быть несколько часов назад он и тяготился одиночеством, но Нина была совсем не той, с кем он хотел бы сейчас разделить его.
– Приехала сказать, что ни развода, ни моего согласия на дарение, ты не получишь, а сделаешь через мою голову – будет скандал и суд, совсем не нужный для твоей фирмы.
Она уже начала раздражаться и не смогла этого скрыть. Лицо стало напряженным, губы нервно скривились. Виктор хорошо знал эту её манеру. За те годы, что они прожили вместе, он не часто, но всё-таки спорил и, случалось, крепко ссорился с Ниной.
– Я это уже понял…в смысле про развод. Ты назвала срок – я принял твои условия, так что к этому вопросу мы через год вернёмся.
– Ни через год, ни через пять, – некрасиво сузившимися глазами она злобно оглядывала полки с книгами, словно книжные шкафы были в чём-то виноваты, или не хотела встречаться взглядом с Виктором. – Ни через десять! Развестись ты со мной можешь, но дома она не получит. Так и знай! Этот дом не будет принадлежать ей!
– Ну что ж… я куплю для неё другой, – Виктору стало невыразимо скучно. Неужели это Нина? Разве ей чего-то не хватает? И не была она жадной…вот уж никогда не была…
– Нет, Вяземский не купишь! Ты и с этим-то в долги влез, продал акции, взял заём под чудовищный процент. Думаешь, я ничего не знаю?
– Не думаю, что не знаешь, раз Питер по долгу службы держит тебя в курсе.
– Да, держит! Представь себе, держит! И не только это! Для него я вполне подхожу, в отличие от тебя. Его на молодых не тянет…
– А… вот оно что… я думал тебе этого не надо, – Виктор сказал так не для того, чтобы обидеть её, он понимал, что его слова бестактны, но признание Нины, такое странное и неуместное сейчас и правда удивило его. Нина и Питер? Интересно давно ли. Нет, пожалуй не интересно.
В нём преобладало всё то же сонное равнодушие чувств, отсутствие ревности или обиды – только лёгкое удивление на собственную слепоту, тронуло рябью это стоячее болото.
– Идём на кухню, выпьем кофе, я покурю, и поговорим там спокойно, – предложил он.
– Идём, – согласилась Нина.
Пока Виктор набивал и раскуривал трубку, она по-хозяйски вымыла руки, тщательно вытерла их кухонным полотенцем. Заправила и включила кофеварку, поставила на стол чашку, сахарницу, корзинку с печеньем. Всё это было так привычно.
Нина сама положила в чашку Вяземского сахар, ровно столько, сколько он привык класть. Виктор смотрел на её руки.
Неожиданно и не вовремя чувство благодарности к этой женщине захлестнуло его, такое же привычное, как её жесты. Он захотел обнять её, прижаться, почувствовать её близко, рядом, у сердца, всё рассказать, и чтобы она поняла, простила, пожалела…ведь она так хорошо его знала. Так хорошо! Все его привычки, желания, много лет она предупреждала их, и Виктору ничего не надо было просить, объяснять, она была другом. Если бы сейчас она осталась с ним, заполнила его пустоту, не выясняла отношения, а молча побыла рядом.
– Ты не поставил фильтр для питьевой воды? – спросила она.
– Что? А…нет… тут это ни к чему, скважина пробита глубоко, вода артезианская, почти минеральная и совершенно чистая.
– Послушай, Вяземский! Ну брось ты это, поедем домой, там все обсудим, – Нина больше не казалась напряженной, она налила кофе, размешала сахар и пододвинула ему чашку, желание близости и прежнего доверия в нём исчезло, он смотрел, как аккуратно она положила ложку на своё блюдце, провела рукой по полированной поверхности обеденного стола, поправила плетёную салфетку для горячего. – Что ты тут будешь сидеть один? Зима скоро, что тут хорошего кроме снега? – Виктор молчал, Нина продолжала, – продай ты этот Букингемский дворец. Хорошие деньги можно снять, стильный особняк вышел. Питер говорит, что можно всё вернуть и ещё процентов двадцать пять чистой прибыли.
– Меня не интересует, что говорит Питер!
– А зря. Отдашь долги, забудешь про эту дурь. Ну, не хочешь в городе жить – живи на даче. Я к тебе приезжать не буду. Если очень надо заведи любовницу, я ведь не против, всё понимаю – сорок лет не двадцать, сколько не молодись, да и надоела я тебе, – ее лицо страдальчески искривилось.
– Нина! – Вяземский не хотел слышать этого от неё. Он не мог позволить ей так унижаться. Имущественные претензии – сколько угодно, ревность, желание задеть, но только не это…
– Ну, что «Нина»? Вот из института ушел. Зачем? Декан мне звонил, спрашивал. – Она судорожно вздохнула, закрыла губы ладонью, и вдруг заплакала так беспомощно, тушь с ресниц потекла по щекам. – Думаешь она к тебе вернётся? Будешь сидеть тут и ждать её? – глухо всхлипывала она.
– Не знаю, но дом не продам, – Виктор даже не двинулся, чтобы её утешить, – я расторгну купчую, потому что не на кого теперь оформить документы и верну аренду, как и было. Это все, суда у нас не получится. Что касается дачи, то мы договорились. Дача тебе не нужна, она за детьми останется в любом случае, Наташа с Петей сами потом решат кому, а ты не любишь жить за городом.
– Не люблю, – покорно согласилась она, – послушал бы меня, Виктор, поедем домой, что же ты будешь… как неприкаянный?
Он только покачал головой.
Нина стала подбирать потёки туши со щёк, от этого, как будто, успокоилась, даже виновато улыбнулась.
– Я пойду в ванную, лицо вымою.
– Да, конечно…
Вяземский знал, что она права и что сидеть тут будет тяжело, что работа не отвлечёт его, и только из упрямства, порожденного отчаянием, не хотел согласиться.
Если бы она не начала про дом, а сразу позвала его в город, может быть он и вернулся бы, но теперь, теперь он готов был именно её обвинить во всех своих несчастьях. Если бы он не передал тогда Маргарите первый свой разговор с Ниной, про этот чёртов дом, да и вообще её мнение, может, всё иначе бы повернулось. А так Рита решила, что все, в том числе и Виктор, подозревают её в меркантильности, что Вяземский не хочет разводиться, потому, что его тянет обратно в семью, что она помеха его жизни, что надо ему помириться с женой. Подарить ей цветы, выпросить прощение… как же всё это глупо…глупо…глупо… и ещё тот спор про охранника.
А ведь Виктор хотел как лучше, стремился обеспечить её безопасность, не мог же он позволить ей бродить одной…
Нина давно вернулась. Без косметики лицо её выглядело на те сорок, которые она прожила, но это не портило красоты, Нина была красива. Очень красива. Ей гораздо лучше без всех этих притираний, живое лицо, а не маска под тональным кремом.
Она села за стол, хотела что-то сказать ещё, но не стала. Вздохнула, молча выпила остывший кофе. Время тянулось глупо, вязко, им не о чем было говорить.
Нина посмотрела на Виктора с сожалением и встала.
– Ладно, бесполезно убеждать тебя, раз уж ты упёрся, можешь не провожать, дорогу я сама найду. – Она ещё помолчала, как будто в раздумье, потом горько усмехнулась. – Сукин ты сын, Вяземский, просто взял и выкинул двадцать лет жизни… и своей и моей…
Нина аккуратно, без раздражения поставила чашку на блюдце. Поставила и ушла.
Виктор подумал, что при подобных обстоятельствах Рита разбила бы чашку об стену…
* * *
Он не смог лечь в спальне.
Постель ещё хранила знакомый запах… Рита… при воспоминании о ней всё внутри сжималось от мучительного желания близости. Не физической, той близости, что была у них с самого первого дня, когда он в давке прижался к ней в троллейбусе.
Здесь, в спальне, в их постели именно эта головокружительная бездонная близость поражала и захватывала его целиком. Они с Ритой могли полночи разговаривать, не вспоминая о сексе, это бывало горячо, нежно, с дрожью натянутой струны. А могли часами любиться молча и это тоже было горячо, глубоко и каждый раз, как в первый, вероятно, он не умел любить иначе, потому и с Ниной не выходило.
Почему же с Ритой не вышло? Почему?!
Запоздалый вопрос, её уже не было и то место, которое она занимала рядом с ним теперь остывало. Становилось пустотой. Ее не было, только подушка пахла ещё тем, едва уловимым, но что Вяземский безошибочно мог бы выделить из ароматов крема, туалетной воды или шампуня, которыми она пользовалась. Запах его женщины…
И почему он решил, что она всегда будет с ним? Вот так, без особых надежд на будущее, с вечным опасливым ожиданием, что он вернётся к жене. Да сам он виноват во всём! Теперь остался один, жалеет себя. Дурак… Да пропади оно все…
Виктор снял с постели простынь, вытащил одеяло из пододеяльника, стянул наволочку с подушки, с охапкой скомканного белья пошел в ванную и кинул все в стиральную машину. Поставил таймер, включил первый попавшийся режим.
Потом нашел большой полиэтиленовый чехол, в который был упакован матрас, вернулся в спальню, сложил в полиэтилен одеяло, подушки, наматрасник и убрал во встроенный шкаф. Кровать с голым матрасом превратила спальню в интерьер мебельного салона. Никаких личных вещей…
Виктор распахнул обе створки застекленной двери эркера.
В спальню сразу проник сырой воздух, наполненный осенними запахами дождя и опавших листьев. Мерный шорох капель об пол бельведера, о черепицу, о что-то гулкое и пустотелое там, внизу, чего Виктор не мог разглядеть, перекрыл все звуки дома.
Вяземский стоял и слушал шорох дождя, бульканье капель в водосточном желобе. Сырость октябрьской ночи охватила тело ознобом, Виктора передёрнуло, захотелось согреться, или…напиться? Нет, это не путь.
Он оставил бельведер открытым и ушел к себе в кабинет, там не было так холодно. И всё же он разжег камин, чтобы долго смотреть на угли, не стал отказывать себе в этом.
Сухие дрова хорошо занялись. Вяземский придвинул кресло ближе к огню и просидел так до утра. Угли покрылись пеплом, погасли…
Когда небо над заливом посветлело и на горизонте обозначилась полоска восхода, он всё ещё сидел в кабинете, наполненном табачным дымом и тоской одиночества.
Было очевидно, Нина права и оставаться здесь он не сможет.
Виктор взялся за мобильник.
А что если позвонить Маргарите? Послать всё к чёрту и позвонить? Неужели не вернётся…
Вместо этого он позвонил своим партнёрам в Германии, извинился, что беспокоит так рано, сказал, что обстоятельства у него переменились, теперь он приедет один, как и было запланировано с самого начала, только остановится не в Трире, а в Гамбурге. Попросил забронировать номер в гостинице и устроить билет на паром из Финляндии. Уверил, что осенняя болтанка на Балтике его не беспокоит, и что морем он доберётся быстрее, вежливо попрощался.
Потом позвонил Игорю, сказал, что уезжает надолго, адрес сообщит позже, велел смотреть за домом, за Микки и не забыть закрыть окна в кабинете и в спальне на втором этаже, когда комнаты хорошо проветрятся.
Вечером этого же дня Вяземский припарковал свой “Круизер” перед таможней на Финской границе.
В Россию, Виктор вернулся через год, всё это время он ничего не знал о Маргарите…
