Текст книги "Любовница (СИ)"

Автор книги: Иван Вересов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Партнеры

“Загад не бывает богат” – так говорила бабушка Вера. И она была права. Перед тем, как уснуть Виктор мысленно прошел с Вероникой по своим любимым местам в Питере. И смотрел, смотрел на город ее газами. С тем и уснул, сновидения были легкими, пробуждение радостным.

И сначала все складывалось прекрасно, он заехал к Тане, забрал Нику, отвез в центр, там припарковался у Пушкинского театра, и они пошли через сквер и дальше по Невскому к пристани на Аничковом мосту. Говорили о чем-то незначительном, смеялись. Была хорошая погода, непривычно яркое синее небо, для осеннего Питера – чудо.

А потом у Вероники зазвонил мобильный, она ответила, и по ее лицу Виктор понял – прогулке конец.

– Виктор Владимирович! Они перенесли время и мне надо прямо сейчас идти…

– Понимаю.

– Так неловко вышло, я хотела… – Ника чуть не плакала, Вяземскому стало жалко ее, вместе с тем, досадно на свои мечты и планы. И ответил он сухо.

– Ничего, давайте я вас отвезу, скажите куда.

– Нет, нет, они у метро собираются, на Невском. Я сама. Я побегу?

Виктор подумал, что ей не хочется представлять его друзьям. Вполне закономерно и предсказуемо. Если она год ждала этой встречи, а тут он, со своими прогулками.

– До свидания, рад был видеть вас. Позвоните если…

– Да, спасибо, – она не дослушала, махнула рукой и быстро пошла обратно к Думе.

Ника скоро затерялась в толпе, а Виктор ещё некоторое время стоял на мосту и смотрел на реку. Он, и правда, из всех питерских мостов любил именно этот – Аничков, с четырьмя конными скульптурными группами и чудесным видом в обе стороны на Фонтанку.

Лёгкое разочарование, вызванное неожиданным уходом Вероники скоро прошло. Собственно, Виктор и не ждал, что она заинтересуется его компанией. Насчёт переводов он тоже так и не успел с ней поговорить, да и выглядело бы это не совсем хорошо. Как будто он потому только хотел возить её по городу, что ему что-то надо взамен.

Конечно, он мог бы предложить ей их как оплачиваемую работу, но почему-то это казалось ещё более неуместным. Она ведь приехала посмотреть город, всего на пять дней, а материал был большой не то, что письмо. В общем, Виктор решительно отказался от идеи привлечь её к этому делу.

А прогулка…Они оказались случайными попутчиками, и почему она должна смотреть город именно с ним? Есть Таня и другие её знакомые, они с удовольствием составят ей компанию. Наверно кто-то из них и позвонил, раз она так заторопилась. А может, некомфортно себя почувствовала с ним. Вяземский понимал, что давно уже вышел из того возраста, когда мог развлекать восемнадцатилетних девушек. Среди её сверстников-толкинистов найдутся более достойные провожатые, чем он со своими скучными лекциями по истории города.

Виктор засмотрелся на реку. Было немного ветрено, но солнечно, как будто бабье лето вернулось. Осень в этом году выдалась ласковая, в Москве было тепло, но и Петербург пока ещё не наполнился ветрами и промозглой сыростью.

Люди шли и по Невскому, и по набережной, даже в это время, когда большинство горожан на работе или в учебных заведениях – Невский был полон пешеходов, а проезжая часть – легковых машин. Под Аничковым мостом раньше причаливали дровяные баржи. Виктор стоял на углу, облокотился о парапет и посмотрел вниз на реку. Лёгкая рябь стелилась по воде, более темная неспокойная полоса обозначала течение, но в целом река была умиротворенно ленивой.

Под мостом плавали утки – большая стая. Они и не собирались улетать. Навигацию ещё не закрыли и по Фонтанке вверх и вниз сновали катера, прогулочные трамвайчики. Впереди виднелся следующий мост, тот что у Инженерного замка, а вдалеке ещё один – Пантелеймоновский.

Если бы Ника не заторопилась – они бы по каналам на трамвайчике дошли до Летнего сада, а потом могли бы через Марсово поле по Миллионной попасть прямо на Дворцовую площадь, или посмотреть сначала набережную и панораму Петропавловской крепости. А может если бы Ника захотела – ненадолго в Эрмитаж. Виктор подумал, что сто лет там не был, наверно с тех времён, когда учился в Академии Культуры.

Жаль что Вероника ушла, погода такая подходящая для прогулки… и статуи в Летнем саду ещё не закрыли.

Вяземский ещё раз посмотрел на прекрасную скульптуру Клодта, таким живым и незавершенным было движение коня и человека – казалось ещё мгновение и конь всхрапнёт, вскинет голову и соскочит с пьедестала, а юноша засмеётся и крикнет:

– Хей-йя!

В результате перемены планов у Виктора образовалась уйма свободного времени, которое он решил использовать на решение проблемы с домом. Сколько не оттягивай, а что-то делать с этим необходимо.

С Невского Виктор поехал к Питеру в агентство. Офис его компаньона располагался на Думской, от Аничкова моста до него было пять минут ходьбы, но сначала Вяземский вернулся к машине. Потом позвонил и уточнил на месте ли Питер, он не хотел ждать, после разговора собирался сразу же заняться устройством жилья.

Жить с Ритой… Виктор не знал сможет ли он, после всего, что произошло, как ни в чём не бывало вернуться к прежним отношениям. Не то чтобы он носил в себе обиду на неё, нет, он не сердился на Маргариту, но слишком много боли, бессонных ночей, тяжелых размышлений, отчаяния было связано с ней. И воспоминания о прежнем их счастье словно подёрнулись траурной каймой.

Что касается его совместного проживания с мамой – одного вечера на Московском хватило ему, чтобы увериться в невозможности этого, на первый взгляд простого варианта.

Оставался только найм жилья или гостиница. И с тем и с другим Виктору безусловно поможет Питер и заодно они решат, что делать с домом.

Вяземский свернул на Садовую, объехал Гостиный Двор и вырулил на стоянку перед Думой.

– Скитаюсь, как бездомный пёс, – усмехнулся он.

Питер встретил Виктора с распростертыми объятьями.

– Ну, наконец-то! Ты так мне нужен, столько всего накопилось. Садись, хочешь выпить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да я же за рулём.

– А ну да… вот ездил бы с шофёром.

– Всё равно при исполнении не принимаю, – отшутился Виктор, – а вот покурить бы не мешало.

– Кури, кури… тут сигнализация пожарная не сработает.

– Что сменил дизайн? – спросил Вяземский, оглядывая офис.

– Да, пришлось. Сам понимаешь, туристы хотят чтобы евростандарт, а то, глядя на совдепию начинают сомневаться.

– И правильно делают, вы им такую туфту суёте.

– Жить-то надо, случается и туфту, но сейчас не разгуляешься. Турист грамотный пошел. Они уже не думают, что у нас медведи по улицам бегают, а люди в лаптях ходят.

– Ладно давай к делу, а то у меня проблемы одна на другой, я вот к тебе кстати за помощью пришел.

– Всё что пожелаешь! – картинно развёл руками Питер.

– Вот прямо так-таки и всё? Мне жить негде, – от шуток перешел сразу к сути вопроса Виктор.

– Что?! А как же твой дом…

– Там …как бы тебе сказать… там Рита.

– Она вернулась?

– Да, пока в Москве был.

– Ну вот и хорошо, так в чём проблема, я не понимаю? Ты лучше скажи, мы будем купчую оформлять или нет? Сколько можно тянуть?

– Насчёт купчей я тебе завтра точно скажу. Поговорю сегодня с ней и скажу, а мне бы надо номер снять что ли.

– Так ты поссорился с ней?

– Нет, но лучше всё-таки пока врозь пожить.

– Дааа… ты просто уникум Витя, из дома ушел, с Ниной развёлся, а с этой своей жить не стал, зачем тогда было затевать всю эту канитель с домом.

– Да кто его знает, зачем, Питер. Дом жалко. Всегда хотел на побережье жить.

– Ну, как решишь…А, давай я тебе номер в мотеле устрою, как раз на побережье. Отличное место! Там ещё эти, как их, верховые прогулки с инструктором. Ты же у нас любишь это дело. Кстати от твоего дома недалеко. Поедешь?

– Валяй, на побережье, мне всё равно где, лишь бы тихо было, а то я у мамы попробовал переночевать.

– У мамы! А-ха-ха… – зашелся смехом Питер, – то-то я смотрю ты такой встрёпанный, хорошо она тебя.

– Да нет … это уже не из-за мамы. День что-то не заладился, – дымя трубкой сказал Виктор, – ладно, давай посмотрим бумаги, может я кое-что с собой возьму.

– У меня всё на диске, я не распечатывал ещё.

– Опять на диске. Смерть глазам! Распечатывай, я подожду.

– Хорошо… ну расскажи что ли, как там Москва?

– А что ей сделается? Стоит Москва – не шатается, и века простоит – не шелохнется.

– А-ха-ха…патриот. И как обратно добирался?

– Поездом…

– Да, ты же у нас не летаешь, целую ночь в вагоне трясся значит.

– Не летаю, крыльев не отрастил. Нет, в поезде терпимо было, попутчица оказалась очень милая.

– Что, вот так прямо в купе? – Питер сделал недвусмысленный жест руками.

Виктор только головой покрутил и, выбивая трубку в пепельницу, сказал.

– Ну, вот кто о чём, а ты об этом… между прочим, она меня выручила с тем письмом, вот бы нам в контору такую переводчицу. Ты себе не представляешь, просто взяла английский текст и из под волос мне на русский перепечатала, за пять минут. Потом ответ мой так же обратно на инглиш.

– Из-под чего?!

– Из под волос – это пианисты так говорят, – усмехнулся Виктор, – с листа то есть. Без всякой подготовки.

– А…. ну, а всю остальную ночь вы что с ней делали потом? Без всякой подготовки.

Виктору почему-то не понравилось, что Питер так говорит о девушке, которую и в глаза не видел. Почему надо думать так обо всех оптом? Ведь не все женщины такие свободные, как Рита, что согласятся в любое время и в любом месте, и даже с незнакомым мужчиной, если вдруг почувствуют к нему интерес. Вяземский был уверен, что Вероника даже и целоваться не стала бы публично. И какого чёрта он про это думает? Она вообще не собиралась с ним целоваться!

Принтер гудел и щелкал, листы с текстом ложились один а другой.

– Я, между прочим, обсуждал с ней проблемы новой классической литературы, в частности жанра фэнтези, а ты…

– Чего-чего? – изумился Штерн.

– Ну… про драконов там и про хоббитов, не читал?

– Я про хоббитов не читаю, а это кто такие?

– Да существа такие с волосатыми ножками в норах живут.

– Как сурикаты?

– Не, они вроде людей. Только ноги волосатые. Ты друг мой от жизни-то поотстал, неужели в кино не ходишь, или хотя бы дома не смотришь то, что сейчас вышло в прокат из нового?

– Почему же? Смотрю. Основной инстинкт два. Или вот ещё Парфюмер.

– Парфюмера я в Германии смотрел, впечатляет. Ну, так ты посмотри Властелин Колец – это не то чтобы очень уж новое, но там как раз про этих хоббитов и есть.

– Интересно?

– Мне не нравится, компьютерной графики много и агрессивно очень, собственно, как и большая часть фэнтези.

– Дааа, – Питер достал большую кипу папок с верхнего стеллажа и положил перед Виктором, – а я и не знал, что ты всякими сказками про этих с волосатыми ногами, которые в норах, увлекаешься.

– Не то чтобы увлекаюсь, но знать надо, вот студенты мои некоторые серьезно на это съехали, они даже учили специальный эльфийский язык и пытались упражняться на мечах.

– Не жалеешь, что бросил преподавать? – Питер сортировал папки на столе, Вяземский не ответил, он уже открыл первую и углубился в чтение.

– Вот здесь половина расчётов пропущена, – ткнул он пальцем в лист, – и вот тут ещё, кто это набирал?

– Наташа.

– Моя Наташа что ли? Да ты с ума сошел, разве её можно к делам подпускать! Переделывать придётся… и чья это была идея, Нины? Я же сказал, только общение с клиентами, никакой документации… Что ты спросил ещё? А, про институт, – Вяземский перевернул ещё несколько листов, – нет, не жалею.

Это была не правда, он очень скучал по оставленной работе и своему курсу, считал себя виноватым, что бросил их, как будто предал. Теперь они уже закончили, а он ничего про них не знал. Кто какой диплом написал, куда они разлетелись потом, много ли ребят с курса в Питере остались. Да, неладно с этим вышло и бесполезно. Но разве тогда он думал о чём то кроме… Рита… опять она. Все его мысли так или иначе упирались в неё и в её СМС. Она ждёт его дома, как ни в чём не бывало. Можно, конечно, плюнуть на всё и вернуться, не вспоминая про этот год. Вдруг получится? Он теперь человек свободный, ни семьи, ни детей, всем по счетам заплатил – имеет право распоряжаться жизнью по собственному усмотрению. Не всё ли равно, что было с ними, если они смогут опять быть вместе в их доме. Дом… только не их. Никакого “мы” не было, Рита не Нина…

Вяземский отодвинул папку и посмотрел на Питера. Наверно в глазах Виктора было нечто такое, что заставило Штерна насторожиться.

– Что то не так? А, Вик? Мы что, с Наташкой дров наломали?

– А… да нет… я подумал про дом.

– Какой дом? Это не жилой комплекс, это же цех, помнишь тот, что был в субаренде у ремонтников?

– Нет, я не про бумаги. Да конечно дров наломали, но с этим-то мы разберёмся. Я про свой дом… может продлить аренду?

– У тебя что, деньги лишние? Сделай ты как я говорю – выкупим, а потом сразу на продажу выставим. Дом шикарно отделан, пятьдесят процентов чистой прибыли я тебе гарантирую!

– Отделан хорошо, да…английский стиль. Посмотрим, завтра я скажу точно.

Глава 21

Прощание с Ритой

У Питера Виктор пробыл дольше, чем предполагал, но зато спокойно разобрался с бумагами, расписал по часам завтрашний день. Главным пунктом в этом списке было собеседование с менеджерами, претендентами на места в новом филиале. Десять человек должны были ехать в Германию, а Виктор пока не собирался туда, и отбирать людей следовало особенно тщательно.

Весь день и уйдёт на это, но лучше сейчас потратить время, чем потом отзывать слабых специалистов. Новый филиал должен был стать лицом фирмы, офис планировали открыть в Гамбурге, чтобы обеспечить максимальное приближение к порту – основные перевозки рентабельнее всего было осуществлять морем. Для этого Вяземский, ещё когда жил в Гамбурге, зафрахтовал два небольших торговых судна. С российскими судами он предпочёл дел не иметь.

Петя отговаривал его, убеждая, что свои будут и дешевле и надёжнее. Но Виктор хорошо знал торговых моряков, а главное таможенную волокиту. С немцами таможенники будут вести себя лояльнее, чем со своими. Он выслушал Петю, но отдал предпочтение западным партнёрам.

Часов в пять Виктор и Питер закончили со всеми делами и пошли пообедать в Метрополь, кормили там прилично и обслуживали быстро.

Во время обеда они болтали ни о чём. Питер расспрашивал про Москву и про Трир. Вспомнил Тильду. Рассказывал про Наташу, о делах которой знал гораздо больше Вяземского.

Наташа звонила отцу редко, а Вяземский больше всего скучал по ней. Как ни странно, именно Наташа понимала его лучше других и никогда не осуждала. В отношениях с Петей Виктор давно уже чувствовал натянутость – Пётр ничего не говорил, но видимо был обижен за мать. Судя по тому, как Штерн обходил упоминания о Пете, Виктор заключил, что отношения у них не самые тёплые.

Вяземский на редкость спокойно относился к тому, что Питер Штерн открыто живёт с его бывшей женой. По всему было видно, что им хорошо и комфортно вместе.

Виктор не избегал общения с Ниной. Как бы там ни было – они сумели остаться друзьями. Слишком много было пережито вместе, чтобы вот так просто взять и выкинуть всё на помойку.

Нельзя сказать, что Вяземский не был ревнив, но в данной ситуации он рассудил по справедливости. Во-первых, в том что Нина была не счастлива с ним – вина прежде его, а потом уж её. Наверно, он что-то делал не так, и это постоянная ошибка в его отношениях с женщинами, любимые грабли, но Виктор так и не смог разобраться в чем же дело. А Питер легко дал Нине то, чего она была лишена.

Во-вторых, какими бы ни были обстоятельства развода – из семьи первым ушел Виктор, а не Нина. Стало быть, и здесь вина его, а не её. Она терпела их совместную жизнь и даже пыталась сохранить, ради детей, ради его карьеры.

А в-третьих, Вяземский не собирался терять своего давнего и надёжного компаньона. Такими деловыми партнёрами, как Штерн – не бросаются. К тому же, вторым образованием Питера было юридическое, и это не один раз оказывалось спасением для фирмы.

В делах Штерн никогда не предавал и не подставлял Вяземского, с немецкой педантичностью он мог неделями вываживать сделку, а потом без всякого сожаления передать её Виктору.

В общем, если прежней теплоты в их отношениях и поубавилось, то и особой неловкости они не чувствовали – спокойная доброжелательность осталась.

Было ещё одно: с Питером Нина обрела счастье, а Виктор всегда хотел этого для неё. Поэтому он мысленно отпустил ей все грехи и готов был скорее покаяться в своих, чем упрекать в чём-то бывшую жену.

Труднее было определить отношение к Рите. Всё это время Виктор старался не думать о её бегстве. Именно бегстве, а не уходе. Он не пытался анализировать, почему она так поступила, хотя прекрасно понимал, что пока не разберётся сам в себе, жить дальше без боли не получится. Эта заноза сидела в его сердце и мешала дышать. Он только сделал вид, что всё забыл – на самом же деле точно так, как он сдёрнул с постели бельё в первый день своего одиночества и убрал одеяла и подушки в шкаф, чтобы не ощущать знакомый волнующий запах, так же и где-то внутри себя он поместил все воспоминания и все мысли о ней в самый дальний угол, спрятал их и запер там.

Удалось это не сразу. По ночам боль была так сильна, что он физически ощущал её, вставал, уходил курить в кабинет, не находил себе места, даже когда жил с Катей.

Неуловимое присутствие Риты в этом доме и в этой постели он не мог перебить ничем. И это присутствие мучило его постоянным и неразрешимым вопросом «Почему? Что он сделал не так? Что?» Вместе с этими вопросами приходила боль.

В первые месяцы она была жестокой, острой, невыносимой. Виктор совсем ослабел от неё и плакал по ночам.

Со временем он научился жить со всем этим. Жить среди людей, не выказывая своего отчаяния и совершенной апатии к миру. Он думал, что всё кончено, что не сможет перенести этого страдания. Но жизнь заставила – смог. Не попытался стреляться или вешаться, придерживаясь правила, что поправить ничего нельзя только когда крышку заколотят и в землю закопают. Во всех остальных случаях выход есть, надо искать.

Но теперь, когда Маргарита вернулась, на Вяземского обрушился страх. Виктор знал, что ему нельзя ни говорить, ни встречаться с ней, что его, каким-то образом упорядоченное Я снова распадётся. И всё, что он так мучительно и трудно собрал в целое – станет бесформенной грудой обломков его прошлого.

И всё же… надо решиться.

Распрощавшись со Штерном, Виктор сел в машину и некоторое время оставался так, не запускал двигатель, а сидел и смотрел на выключенную панель управления.

Он вспоминал Риту, свою жизнь с ней, тот день когда они встретились и тот когда он пришел к ней и остался. Много чего вспоминал, в нём всё ещё жила неизбывная обида на то, что она так просто оставила его, но зла на Маргариту Вяземский никогда не держал.

Наконец, он достал мобильный, набрал номер. Она долго не подходила.

Сердце его дрогнуло и ладони стали влажными, когда он услышал знакомый голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да? – сказала она.

– Здравствуй Рита, – отвечал Вяземский.

– Привет! А я вот тут убираюсь с самого утра, Игорь такую грязь развёл. Ты когда приедешь? Что на ужин приготовить?

Так просто было сказать: «Приеду скоро, я уже освободился», но Виктор не смог. Он малодушно начал искать полумеру. Желание выяснить всё, расставить точки над «i» померкло перед страхом встречи с ней.

Виктор ненавидел собственную слабость, он не хотел возврата, но вместе с тем боялся и последнего разговора. Пока «прощай» не сказано – она всё ещё его, в его доме, вернулась туда и для него путь к возвращению не закрыт, но выяснение отношений неизбежно приведет к расставанию.

Как же странно! Они не виделись и не говорили целый год, а у Виктора не было ощущения, что расстались.

– Да, я заеду как-нибудь…на днях, – с трудом произнёс он.

– То есть, что значит «как-нибудь?» – возмущенно фыркнула она, – почему не сегодня? Ты разве не на вокзале? – В голосе её уже звучало нетерпеливое раздражение, которое Виктор так хорошо знал.

– На каком вокзале?

– Ну не тупи! На Московском, на каком ещё? Я позавчера звонила в офис и мне сказали что ты в Москве.

– Я вчера приехал.

– Вчера… – Она замолчала, потом спросила, – а ночевал где?

– У мамы.

Виктор отвечал односложно. Он всё знал наперёд. Как сейчас она замкнётся, как позволит обиде заслонить все другие чувства. Они множество раз ссорились так.

Рита всё молчала, она ждала, что он скажет ещё что-нибудь, но сказать ему было нечего. Раньше…раньше бы он сказал её, что любит её, а теперь Виктор и сам не знал.

Он не мог понять своих чувств, ему слишком долго было больно, Рита резала по живому, потом раны рубцевались. Эти-то рубцы и мешали сейчас всему остальному. Не давали понять, что же в нём осталось. Любовь? Или только уязвлённое самолюбие.

– Ну, понятно тогда, – очень спокойно и даже каким-то радостным, активным тоном сказала Рита, – тогда звони как-нибудь.

Она разъединилась не прощаясь, и Виктор выругался сквозь зубы. Как же легко она умеет выводить его из равновесия.

Он сразу же перезвонил ещё раз, Маргарита долго не брала трубку, но Виктор всё удерживал соединение и наконец она ответила.

– Что ты хочешь? – по голосу слышно, что плакала…

– Послушай, Рита… мне надо поговорить с тобой насчёт дома.

– Говори… если надо. Мне вот не надо.

– Перестань! И потом это не телефонный разговор.

– Я пока никуда не собираюсь вообще-то.

Виктор вздохнул. Он понял, что не получится иначе и повернул ключ зажигания. Машина дрогнула, заработал двигатель. Это всегда успокаивало его. Внешний мир со всеми его проблемами оставался где-то там за стенами салона, за тонированными стёклами, за рокотом мотора. Но только не в этот раз…

– Я приеду минут через пятьдесят, если в пробках не застряну, – сказал он, выруливая со стоянки.

– Хорошо, – голос Риты прозвучал бесцветно ровно.

И нельзя было понять рада она, сердится или ей всё равно.

В доме всё было как в тот день когда она ушла. Все изменения внесённые Катей Маргарита методично устранила.

Теперь всё выглядело опять идеально и красиво. Если бы не тяжесть на сердце, то можно было бы подумать, что они и не расставались. Но прошедший год никак не сбросишь со счетов.

Конечно Рита поняла, что Виктор жил тут с другой женщиной, но ничего не сказала. Ни слова. Он и не собирался это скрывать, готов был ответить на её упрёки и вопросы, а она не спросила.

Они оба не знали, как теперь быть: совсем чужими – не давала прежняя близость, которая не могла исчезнуть бесследно. Но именно след. Тень тени прежней любви.

Виктор смотрел на Риту. Искал перемен? Но она совсем не изменилась – всё также вызывающе красива. Тёмные волосы, бархатистые карие, почти чёрные глаза.

Такая маленькая и независимая. Видно, что обижена, и от этого ещё больше старается казаться беспечной. Если и плакала, то не долго, глаза не сильно покраснели.

Он не знал, как она поведёт себя. Когда ехал и не думал об этом и, только подходя к дому, позволил себе расслабиться и представил их встречу. Может, Рита повиснет у него на шее и скажет, что ничего не было? Объяснит ему почему всё так вышло? Ведь ни он сам, ни она не хотели расставаться. Верили в любовь. Во всяком случае Виктор верил. Потому так и обрубил все концы, разом ушел из семьи – что безоговорочно поверил. И также и сейчас он хотел бы поверить ей… Хотел бы…

Ради этого ломал себя, старался привыкнуть к тому, против чего яростно протестовала его внутренняя сущность, готов был принять в Маргарите, а она всё твердила, что он пытается её изменить… нет это было не так. Скорее он бы сам изменился, чем смог хоть на йоту её переделать. И потом… он любил её такую, как она есть, со всеми её недостатками. Ему было не важно какая она, а лишь то, что она любит.

Любит ли она всё ещё, и если да, то что же делать ему? Остаться с ней и ждать того дня, когда она снова уйдёт?

Если он сможет разобраться во всём, то его жизнь в этом доме снова станет возможной. Он так стремился к своей мечте и почти обрёл её.

Виктор готов был ни о чём не спрашивать, всё забыть, только бы она сделала первый шаг. Один маленький шаг, который дал бы понять, что её чувства остались прежними, что они вообще были, что за их отношениями не стояла жестокая игра в чувства. Нечто закрытое для него. Кто она? Кто? Кем была для него всё это время, не только то, что они провели вместе, а и то, которое он прожил без неё?

Рита не подошла к нему. Она стояла и ждала…

– Здравствуй, – сказал Виктор.

Он с запоздалым раскаянием подумал, что надо было хотя бы цветы купить.

Ведь они не виделись почти год.

– Здравствуй, – отвечала она, – ужинать будешь? Я салат приготовила.

– Нет, спасибо, я со Штерном поел, – и опять он мысленно осудил этот свой отказ. Почему он не может поужинать с ней? В памяти некстати всплыл их дурацкий давний разговор, что она не официантка и не собирается подавать мужу обеды и ужины, как прислуга. Да к чему всё? Зачем эти мысли?

– Ладно тогда…как скажешь. – Она нервничала, кусала губы, чтобы не расплакаться. Смотрела в сторону, пряталась за волосами. Так всё привычно… и всё же…

Виктор вдруг почувствовал покой и уверенность. Больше всего он боялся встречи, боялся, что придёт прежнее и окончательно сломает его. Но ничего не пришло. Ничего, кроме немой пустоты в его сердце. Там не было даже жалости – одна усталость. Он хотел покончить с этим сегодня и никогда больше не переступать порог дома, в котором находится эта женщина.

Виктор не раздеваясь прошел в библиотеку. На диване лежали несколько книг и скомканный плед. На круглом столике рядом с диваном – серебряный поднос с чашкой остывшего кофе. Он помнил и этот поднос, и фарфоровую чашку из сервиза, который привёз из Германии. Всё это лишнее теперь. Весь этот дом в безупречном английском стиле, наполненный вещами, которые они покупали вместе или он для неё. Всё это ни к чему.

Рита шла за Виктором по пятам, молча, но он спиной чувствовал её взгляд.

Вяземский, как был в куртке, сел на диван – она встала перед ним и в первый раз посмотрела ему в глаза. Наверно она увидала в его лице что-то такое, что дало ей понять, как он жил без неё всё это время.

– Я сразу всё расскажу тебе, – начала она быстро, боясь, что Виктор остановит и перебьёт, – лучше сразу. А то я потом всё забуду. Вот слушай, – она по обыкновению села на ковёр возле дивана у самых ног Виктора и принялась крутить обтянутую кожей пуговицу обивки, она говорила и всё смотрела не отрываясь на эту пуговицу, – когда я уехала, помнишь мы поспорили из-за Игоря, но я не потому! Я обиделась что ты подумал про этот чёртов дом и твою кредитку. Мне ведь не надо! А ты говорил с женой, и она ведь так сказала? И ты поверил ей?

– Я не думал так, – вздохнул Виктор. Он вдруг понял, что ещё немного и никакие доводы разума не остановят его. Пускай ничего нет, кроме сегодня! Но так просто дотронуться до её щеки. И рука его уже была готова потянуться к ней, но Рита не смотрела на него и не замечала ничего. Она говорила и говорила, и от её слов он снова внутренне сжался.

– Не важно… не перебивай! Ты ведь знаешь, что у меня в Москве был друг. То есть он раньше тут жил, а потом уехал. Он позвал меня на день рождения и я тогда, потому что сердилась на тебя, а ещё хотела проверить кое что, я поехала…

– Проверить? Поеду ли я за тобой?

– Да нет же, нет, при чём тут ты? Ты всегда думаешь только о себе и своих страданиях! Нет, я знала, что с ним ничего не будет, но хотела удостовериться, что свободна. Совсем свободна от того, что было между нами.

– Удостоверилась?

– Да! И не надо лить желчь, почему ты такой? Я хотела узнать и узнала.

– Хорошо. А потом? Где ты была всё это время потом?

– Я…решила вернуться. А тебе ничего не говорила, я уже ехала к тебе. И…ну… я встретила человека. Совершенно случайно, на вокзале. Ещё там, в Москве, он дал мне визитку… он совсем не похож на тебя! Он такой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Уволь меня от подробностей, пожалуйста, – с раздражением произнёс Виктор. Он прекрасно знал, что если не остановит её, то она во всех подробностях начнёт рассказывать о своей новой влюбленности.

Желание дотронуться до неё сменилось желанием оттолкнуть, ударить, он с трудом сдерживался.

Но Рита вдруг сама схватила его за колени.

– Прости! Витечка, прости меня! Я знаю, что тебе было плохо… но я не могла иначе! Он совсем, совсем другой, хотя нет… он похож на тебя… Я осталась в Москве, мы живём в общежитии, но скоро снимем квартиру.

Она заплакала. Положила голову на диван и жалобно всхлипывала.

Ещё несколько минут назад Виктор бы обнял её, утешил. Теперь он только смотрел. Он так и не понял. Ничего не понял, что же произошло между ними и как случилось, что он вдруг остался один. Без семьи, без дома, без любви…

Она подняла заплаканное лицо.

– Так ты простишь?

– Мне нечего прощать, Рита, – он с трудом произнёс её имя, – сядь на диван, пожалуйста…

– Не сяду! – Она надула губы, готовая как обычно перевести серьёзный разговор в кокетство или игру.

– Пожалуйста, сядь! – повторил он.

Она надулась ещё больше, но послушалась и с ногами забралась на диван.

– Я должен что-то ответить Штерну про дом.

– Всё так же, мне ничего не надо, – она подвинулась к нему, хотела прижаться.

Виктор резко встал. Он не мог сейчас прикасаться к ней. Это было и больно и унизительно и … грязно. Она всегда твердила, что со сколькими бы мужчинами ни переспала, всё равно осталась чистой. Может и так. Он верил ей. Верил всему, что она говорила. Верил, пока она была рядом. Но сейчас не было в нём больше ни любви, ни веры. Одно только сожаление… о потерянном времени жизни.

Виктор подошел к окну. Сколько же раз он стоял вот так, а она плакала, а потом успокаивалась, и они мирились. Потом шли в спальню.

Маргарита прилегла на диван, подтянула ноги к подбородку, свернулась клубочком, как кошка и затихла.

– А машина? – через некоторое время спросил Виктор.

– И машины не надо. Ничего… ты что прогоняешь меня?

– Нет, Рита, не прогоняю. До конца аренды ты можешь тут жить, ну а потом тут уже будет новый хозяин. Из вещей забери, что захочешь, но до того, как придут смотреть дом, потом уже ничего нельзя будет менять в интерьере. С машиной я тоже возиться не буду, она на твоё имя. Не хочешь ездить – продай, купишь другую.

– Да не надо мне ничего от тебя, – вдруг закричала она, быстро поднялась на колени, распрямилась, словно отпущенная пружина, широко размахнулась и швырнула в него книгой. Попала она совсем в другую сторону, сбила вазу с каминной полки, ваза глухо стукнулась о ковёр, но не разбилась, а покатилась к ногам Виктора, вода оставила серебристый след на ворсе, цветы на длинных стеблях все рассыпались.