Текст книги "Любовница (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
Новый день
Следующий день начался для Виктора в автосервисе.
Вяземский стоял над душой у мастеров и совершенно извёл их своим нетерпением. Ведь ему кровь из носа надо было получить машину к двум, крайний срок – половине третьего дня.
Дома он безуспешно пытался привести мысли в порядок. Если учесть, что явился Вяземский под утро, то времени на это у него было не так много.
Изрядно продрогший, потому что не стал ждать пока пустят метро и отправился от Московского Парка Победы пешком, он открыл дверь своей квартиры часов в семь. Расстояние от Невского до Московского обычно казалось ему не таким уж далёким. Он и прежде добирался так, всего-то часа полтора ходу. Но ночью показалось дольше, к тому же сильно похолодало.
На улицах почти не было прохожих. Какие-то случайные, не внушающие доверия личности, или молодёжь, которая в четыре-пять утра вываливается из ночных клубов. В шесть по заспанным улицам поползли автобусы и троллейбусы, но Виктор шел и шел пешком уже из принципа.
И ещё ему не хотелось разрушать очарования этой встречи с Ритой. Войти в троллейбус, увидеть заспанные недовольные лица горожан – сейчас он совсем не был готов к этому. Он оберегал сохраненный памятью образ этой странной девочки-женщины. Её тёмные глаза, милую улыбку. Перед ним стояла картина – квадрат окна с откинутой занавеской, и в нём Рита с поднятой в прощальном жесте рукой.
Виктор даже не пытался разобраться в себе. Для чего ему ещё раз встречаться с ней? Что может выйти из этого? Он просто шел по тёмным улицам и улыбался, глядя в редкие светящиеся окна.
Петербург вдруг неузнаваемо преобразился. Куда девалась его унылость и холодность? Город стал загадочным. Казалось, он улыбался в ответ: тёмным небом, подсвеченным неоновым сиянием витрин, белым светом фонарей, огнями светофоров, которые ночью мигали одним и тем же желтым предупреждающим сигналом.
Дома Виктор сказал, что задержался у клиентов в офисе, этого объяснения было достаточно.
Спать он так и не лёг. Принял душ, выпил крепкого кофе, есть совершенно не хотелось. Время прошло быстро, к одиннадцати часам все домочадцы Вяземского уже разошлись по делам. Это у него день часто оказывался смещён в сторону ночи – Виктор по биоритмам времени был «сова», тогда как все остальные в доме – «жаворонки». Иногда по утрам, а «утро» Виктора могло начаться и в девять, и в полдень, Вяземскому казалось пусто и одиноко в доме. Хоть он и не причислял себя к клубу «любителей утренних бесед за завтраком», но всё-таки ему не хватало общения.
В последнее время он стал ощущать потребность делиться чем-то важным с близкими, иногда хотелось пожаловаться на усталость, то ли возраст такой пришел, когда надо остановиться, оглянуться, подумать, а самое главное знать, что ты не один, что есть рядом кто-то, кто тебя слышит и понимает.
Виктор Владимирович Вяземский мог считать себя достаточно счастливым человеком. В свои сорок с небольшим он достиг стабильного финансового положения, почти поставил на ноги детей, во всяком случае его сын Петр уже определился в выборе профессии – через год закончит мореходное училище и тогда начнётся для него настоящая взрослая жизнь.
В семье Вяземских именно Петя был ближе всего отцу и самым большим романтиком.
Дочь Виктора – Наташа отличалась практичным складом ума, но ещё больше беспробудной ленью. И всё же и Наташу удалось довести до окончания десятилетки и поступления в Университет на филологический. Этой весной она сдала экзамены и теперь – студентка первого курса.
Жена Виктора – Нина, наверно следовало прежде подумать о ней, раз уж мысли его обратились к семье. Нина – мать, хозяйка дома. Они с Виктором были женаты уже двадцать лет.
Нельзя сказать, что годы эти безоблачно мелькнули и показались им одним счастливым днём. В совместной жизни случалось всякое, но они оставались вместе, всегда были друзьями, а главное не предавали друг друга.
Но вот последние несколько лет время стало тянуться ужасающе медленно. И всё без перемен. Короткие встречи за завтраком и за ужином, томительные выходные с вечерним просмотром кинофильмов, разговоры о необходимых покупках и планах на новый сезон. Планы вращались вокруг детей.
Общими для Виктора и Нины оставались только они. Ещё Нина оживлялась, когда собиралась куда-нибудь, теперь она часто и подолгу отсутствовала дома. Особенно с тех пор как стала водить машину.
Однако, Виктор никогда не мог сказать о своей жене ничего дурного. С самого первого дня она стала отличной хозяйкой в их доме, на ней все и держалось, на ее терпении, мужестве, понимании. И никогда никаких упреков, только поддержка и утешение.
Да, у неё, конечно, есть теперь своя личная жизнь, и Виктор не вмешивался, потому что был убеждён – свободу ограничивает только чувство долга, а не запреты.
Разве Нина не могла себе позволить фитнес и хороший тренажерный зал, особенно теперь, когда у них появилось достаточно средств на такие удовольствия, а дети подросли? Она всё своё время посвящала им и теперь вполне заслужила право пожить немного и для себя. «Пока ещё мужчины на улице оборачиваются» – она посмеивалась над этим, но Виктор знал – Нина переживает. Годы уходят и вместе с ними красота. Она была так красива в молодости!
Нина… Вяземскому всегда нравилось её имя. Да и сама она нравилась.
То есть он любил её, думал, что любил. Да нет же, любил! Просто они поженились слишком быстро, когда Виктор учился на втором курсе ФинЭка. Вообще-то он мечтал об артистической карьере, окончил музыкальное училище по классу фортепиано, собирался поступать в Консерваторию, но вот вышло совсем по-другому. Причин тому было много, главная – это советы друзей. Виктор послушал их, а не маму, которая только за голову хваталась от этого его решения. И стал специалистом в области экономики и маркетинга. После окончания института – аспирантура, потом защита.
Вяземский был честолюбив и в своей профессии хотел или всё, или ничего.
Нина многого была лишена в те годы, когда они только поженились, а ведь по молодости всего дороже – радости жизни. И вот, они пришли, только ждать себя заставили слишком долго. В этом Виктор винил в первую очередь себя, так мог ли он осуждать жену, что теперь ей стало важнее показное, внешнее? Когда-то было иначе – духовная близость, с нее-то и началась любовь.
Виктор так и не понял, почему Нина выбрала его. Чего он мог добиться? В лучшем случае главный бухгалтер совместного предприятия. Но жизнь поворачивается к человеку разными сторонами, Вяземскому неожиданно повезло, и он сумел закрепить свой успех. А может, это только потому так вышло, что Виктор хорошо знал нечто по тем временам недоступное большинству российских бизнесменов, а именно – иностранный язык. Язык Шиллера и Гете, он их легко читал в оригинале, а позже выучил шведский. В девяносто втором году, в разгар Перестройки, когда открылись международные горизонты, Виктор оказался менеджером по маркетингу в шведской фирме, которая за бесценок купила завод, где Виктор проходил практику в отделе сбыта готовой продукции. Маркетинга, конечно, никакого не было, они занимались тогда в основном субарендой. На самом деле, чтобы удержаться на плаву, приходилось хвататься за всё подряд – осваивать помещения нежилого фонда, общаться с арендаторами, заключать договора со строительными фирмами. Предприятие расширялось, приобретая недвижимость и увеличивая площади. Открывались филиалы, сначала в России, потом и за рубежом. Приходилось работать двадцать четыре часа в сутки. Тогда у Виктора не было времени, чтобы заниматься ещё и семьёй.
Но Нина не работала и занималась детьми.
Случалось, они ссорились, но не так часто, в основном, когда становилось напряженно с финансами, она начинала нервничать и срывалась. Потом просила прощения, плакала.
Виктор не спрашивал себя, куда делась любовь, и была ли она вообще. Когда они познакомились с Ниной ему казалось, что была, потом уверенности поубавилось, но к тому времени уже родился Петя, у Виктора не оставалось времени даже на сон, не то что на разбор нюансов семейной жизни. Со стороны Вяземские выглядели вполне преуспевающей семейной парой. Если и были трудности, то Виктор и Нина умели скрыть это от посторонних глаз. Человеческое общество не любит неудачников – это Виктор хорошо усвоил с настойчивой подачи Нины. Именно она была инициатором такого стиля жизни. Не совсем напоказ, но в соответствии с мнением тех окружающих, от которых зависело благосостояние и стабильность.
Нина любила повторять, что Виктор правильно сделал, решив свою судьбу в пользу экономической теории и маркетинга, а не искусства. На музыке много не заработаешь, даже если повезет пробиться наверх, доход не постоянный – то густо, то пусто. Пианист – не рок-звезда.
Потому она совершенно не приветствовала его начинаний, связанных с театром, и постепенно Виктор оставил попытки хоть каким-то образом совместить свой интерес к театру и необходимость зарабатывать деньги, а его хобби отклонилось в сторону истории средних веков. Что же касается основной работы, он был настойчив, не останавливался на достигнутом, а главное имел серьёзный стимул. Когда Пете исполнилось три года, на свет появилась Наташа.
Нина безумно любила детей – в этом Виктор был уверен на все сто, а может и на двести процентов. Она старалась быть для них всем. Он, конечно, тоже видел смысл жизни в первую очередь в том, чтобы воспитать их, поставить на ноги, обеспечить будущее. Но у него была ещё и работа, он много общался с людьми, потом стал часто ездить за границу по делам фирмы – у Нины в жизни были только дети. А в жизни детей была только она, Виктор появлялся эпизодически, и наверно казался им не очень хорошим отцом. Привозил подарки, но редко находил время поехать куда-нибудь вместе на целый день, покататься на лыжах, сходить в зоопарк, цирк или театр. Так что же удивляться тому, что у Наташи и Пети не было особого стремления общаться. Между ними и Виктором сложились определённые отношения. Он стал нужен детям главным образом как источник благополучия, всё остальное – любовь, семью, взгляды на жизнь, давала им мать. Сначала это приводило Вяземского в отчаяние, потом обижало, потом слегка огорчало, теперь же вызывало только легкое раздражение и то не всегда. Наташа и Петя уже взрослые люди и им решать, как строить отношения с отцом.
Больше чем равнодушие детей, Виктора тревожила возрастающая резкость Нины.
С годами она стала жесткой, усвоила черты так называемой «деловой женщины», аргументируя это тем, что в кругу её друзей принят подобный стиль общения. Он не принимал этого, скоро круг её друзей стал для Вяземского уравнением с тремя неизвестными, а в кругу друзей Виктора о его жене знали только с его слов.
Дома она позволяла себе покрикивать и даже намекать детям, что у них не слишком умный отец. Иными словами совсем немного оставалось до «не слушайте его дурака». Виктору это не нравилось, но, поскольку, общались они все меньше, то уже не имело никакого смысла что-то менять.
Разводиться тоже смысла не имело, и для карьеры, и для детей, для всяких анкет и личных дел, где есть графа «семейное положение», да и вообще лучше было оставаться в браке.
Наташа и Петя всегда были и остаются детьми Нины. Понять их можно. Виктор успешно справился с задачей обеспечения семьи, ну а душевное тепло, ласка, на это оставалось слишком мало времени. Нина восполняла вакуум, любила за двоих. Она умела любить, во всех отношениях была в этом первой.
Виктор вдруг вспомнил их первый совместный год жизни, даже то время, когда они познакомились и полюбили друг друга. Не слишком много знал он тогда о любви. Нина знала больше. Ему казалось, что он не сможет прожить и одного дня без неё. А что казалось ей? Теперь это не важно. Для Вяземского важнее другое – когда уходит чувство, остаётся уважение друг к другу. Так должно быть. У них с Ниной и этого уже не было, одна видимость, но они оставались вместе.
Почему он вдруг стал думать про это? Сейчас, когда собирался к Рите? Наверно потому, что в глубине души оценивал свой шаг, как неправильный. И дело было не в угрызениях совести, не в моральном выборе, нет. Эта девочка, Рита – он ведь обманывает её. Уже сейчас.
И к чему уговаривать себя, что один раз можно, и никаких последствий от того, что они погуляют в выходные, не будет. Виктор помнил соприкосновение рук в тёмном кинозале. Рита обо всём догадалась. Да он и не скрывал.
Ну, так что же? Почему нет? Почему надо запрещать себе всё. Кому нужна эта безупречность? Нине? Детям? Разве им не всё равно?
Виктор пошел в ванну, он собирался побриться. Посмотрел в зеркало, усмехнулся своему отражению. Если кого всё это беспокоит, то только его самого, но сам с собой он сумеет как-нибудь договориться. А если честно, то лучше просто отбросить эти мысли. Оставить их на потом.
Не надо думать о жене и детях, только не в это утро. Их никого нет дома и хорошо.
Виктор был рад, что остался один. Ему не пришлось скрывать непривычное волнение, удивление, растерянность. Он поражался своим мыслям! Стал думать о том, что надеть.
В жизни не было такого, чтобы Виктор беспокоился о своей внешности, отправляясь на свидание. Деловая встреча – другое дело, там политика, первое впечатление бывает самым главным, но сегодня он хотел выглядеть не представительнее, а моложе.
Когда же он в последний раз беспокоился об этом? Вяземский так и не припомнил.
Ещё он думал, куда отвезти Риту. Наверное, в ресторан, не такую забегаловку, каким оказалось вчерашнее кафе в кинотеатре, а настоящий, чтобы там играл живой оркестр… Красиво сервированные столики, белые скатерти, хрусталь, мягкое освещение. Чтобы можно было потанцевать. Виктор подумал, а умеет ли Маргарита танцевать. Что за навязчивая мысль про эти танцы? Может она и не любит.
Глава 4
В доме Риты
Машину сделали в рекордный срок, в 14:40. Мастер содрал с Вяземского полуторную цену за скорость, и это было его право, Виктор к тому времени заплатил бы и тройную, так что можно сказать, мастер обошелся с ним по-божески.
По дороге Вяземский ещё остановился в начале Невского и купил цветы. Можно было и около дома, там напортив метро Горьковская большой цветочный магазин, но он вышел из дома рано, ещё до открытия.
Теперь время ползло медленно, Виктор удивлялся своему нетерпению и тому неповторимому чувству влюбленности, которое целиком захватило его. Он был как в тумане. Никогда не случалось с ним ничего подобного. Он мог думать только о Рите и о том, что через каких то четверть часа увидит её.
Он не знал какие цветы могут понравиться ей, к тому же торопился. Самыми красивыми ему показались белые розы. Цветы были упакованы в аляповатый полиэтилен, Виктор попросил развернуть их. Стебли с тёмными влажными листьями освободились, теперь розы смотрелись по настоящему хорошо, как цветы, а не что-то вычурное с серебряной ленточкой.
Времени оставалось совсем мало, а на Невском образовалась пробка у начала Гостиного двора.
И всё же Виктор успел проехать по Аничкову мосту, мимо вздыбленных коней Клодта, свернуть на набережную Фонтанки, через несколько кварталов перебраться на другой берег по Банковскому и припарковаться у подъезда Риты.
Только тут он сообразил, что не знает номер квартиры. В мобильнике остался её телефон…а вдруг она передумала? Вдруг не ответит? Странное чувство затормозило действия Виктора. Он хотел скорее увидеть Риту и вместе с тем медлил позвонить ей, страшился отказа. Неуверенность? Непохоже это было на Вяземского.
Наконец он промотал ленту контактов до номера Риты, нажал соединение и стал слушать гудки. Первый…второй… третий…четвертый… каждый отдавался внутри, порождая волнение и страх.
Неужели ушла? Забыла о встрече. Мгновенный укол разочарования в сердце, а потом Виктор услышал её голос. Такой настороженный.
– Да?
– Рита, это Виктор, – голос его не слушался. – Если вы уже встали, то выгляните в окно. Я здесь.
– Ой…так рано?
– Вы сказали в три. Но я могу и подождать. Я на машине.
Он опять говорил ей «Вы».
В продолжение этого разговора Виктор вышел из авто, отступил к самому парапету набережной и поднял голову. Ее окно вон там, третье слева, отсвечивает небо. Вчера там горел свет, и было хорошо видно, а сегодня ничего нельзя различить. Но вот тюлевая занавеска отодвигается, и за окном возникает силуэт.
– Привет, – слышит Виктор в мобильном, а силуэт в окне машет рукой, – я тебя вижу.
Вяземскому всё никак не перейти с ней на “ты”, да и говорит он совсем не то, что хочет.
– Надеюсь я вас не разбудил.
– Нет… ты… вы решили что я совсем соня? – засмеялась она в телефон, и Виктор улыбнулся ей в ответ. Прохожие начинали подозрительно коситься на него и обходить по широкой дуге.
Виктор сделал над собой усилие и спросил:
– Ты не пригласишь подняться?
– Я забыла.
– Что забыла? – не понял он.
– Про пригласить.
– Ну, так и что будем делать?
– Вы поднимитесь Виктор?
– Да, если вы приглашаете…
– Давайте скорее!
Она разъединилась прежде, чем он успел ещё что-то сказать. Виктор опять перезвонил.
– Да! – ответила Рита
– Я забыл.
– Что забыл? – в голосе нетерпение.
– Спросить кое-что – вы не сказали номер квартиры.
– А… – она смущенно молчит, потом говорит и Вяземский слышит, что с улыбкой, – квартира двенадцать, третий этаж. Поднимайтесь я сейчас открою.
Он поднялся быстро, через две ступеньки, как будто она могла передумать или сбежать. Переводя дыхание, собирался позвонить в квартиру номер двенадцать, когда дверь распахнулась настежь. На пороге Рита в тёмном домашнем платье, едва доходящем до середины бёдер и льняных матерчатых тапочках.
– Доброе утро… я всё-таки разбудил вас, – в три часа дня «доброе утро» и «разбудил» прозвучало не хорошо, Вяземский понял, что допустил бестактность и покраснел. Он всегда краснел некстати, этот недостаток заметно отравлял его деловую жизнь.
Убеждая себя, что это глупость и она не обратит внимания, Виктор протянул Рите розы.
– Это вам…тебе
– Спасибо…правда мне?
– Вам конечно. Или может, вы не любите розы, как шампанское? – попробовал он пошутить.
Она берёт из рук Виктора цветы, как-то недоверчиво, осторожно. Наверно всё-таки не любит розы. Или ей редко дарят цветы, или обиделась за шампанское, вышло, как будто он упрекнул.
– Нет, я люблю цветы, надо обрезать шипы, а то быстро завянут…
Рита повернулась к Виктору спиной и ушла в дверь направо.
А он остался в прихожей, чувствуя себя ужасно неловко. Очень мило со стороны хозяйки: встречать гостя в халате и даже не пригласить зайти в дом. В любой другой ситуации это бы не оставило Виктора равнодушным, он всегда раздражался на бестактность, а в этот раз даже не заметил. Рита в своём доме, почему она сто раз должна приглашать войти?
Справа была дверь на кухню, насколько Виктор мог судить по шуму бегущей из крана воды. Рита замурлыкала песенку, лязгнули ножницы – обрезает розы.
– Заходите! Что вы там встали как неприкаянный? – сказала Рита громко.
– Я…сниму обувь.
– Не надо.
– У тебя такой чистый пол, я не могу в уличной.
– Проходи, пожалуйста.
Они путались в «ты» и «вы», но уже не так трудно говорили друг с другом. Неловкость прошла.
Виктор расшнуровал ботинки и вошел. В кухне было пустовато. Только стол с пластиковым покрытием, две табуретки из кухонного гарнитура и небольшой буфет, в углу налево раковина, и газовая плита с вытяжным колпаком. На окне шторы в синюю и белую клетку, на подоконнике цветы в глиняных горшках.
Рита стояла у стола и разбирала розы. Четыре уже стояли обрезанные в высокой прозрачной вазе, две ещё лежали на столе, одна была у неё в руках.
– Бабушка говорила, что надо положить в воду аспирин, тогда стоят очень долго, – улыбнулась она и поднесла полураскрытый бутон к лицу. – Как хорошо пахнет. Белые имеют запах, а вот красные – нет.
– Раньше розами называли шиповник, он действительно пахнет очень нежно.
– Когда это раньше?
– Давно, в средние века. А ещё роза была символом Девы Марии.
– Ты преподаёшь историю?
– Нет, экономику и маркетинг.
Она пожала плечами и улыбнулась какой-то своей мысли.
– Разве бухгалтер не может знать о розах? – спросил Виктор, подозревая, что угадал эту мысль.
– Почему бухгалтер? – засмеялась она. – Ты совсем не похож на бухгалтера.
– А на кого?
– На профессора.
Теперь уже и Виктор засмеялся. Наконец-то она перестала говорить ему «вы» и он ей тоже. А с ней легко…
– Почему ты живёшь одна?
– Потому что…
Она вдруг замкнулась, и ощущение близости и лёгкости в общении исчезло. Опять он ляпнул не то. В конце концов, почему она с порога должна объяснять с кем живёт.
– Извини, это был не тот вопрос.
– Нет, ничего. А я и не одна живу, – Рита с улыбкой встретила вопросительный взгляд Виктора и пояснила, – с котом. Его Микки зовут. Вообще-то Миша, но для гостей Микки.
– Микки, иди сюда, у нас гость, – крикнула она куда-то в глубину квартиры, и в кухню, мягко ступая, важно вошел большой чёрно-белый кот.
Вяземский посмотрел на кота, а Микки в свою очередь посмотрел на Виктора, при этом вид у них обоих был такой серьёзный, что Рита начала громко смеяться. И голос её и чувственный смех, как и накануне заставил Виктора волноваться.
Чтобы скрыть это, он опустил голову и рассматривал свои носки. Микки потерся о ноги Виктора. На самом деле Вяземский терпеть не мог кошек, но ведь нельзя было сказать. Наверно Рита прочла это на его лице, наклонилась и подхватила кота на руки.
– Сейчас я запру его, он такой нахал, ко всем пристаёт. Он кастрат.
Вяземский опять покраснел и спросил невпопад:
– Любит гостей?
Рита наклонила голову и потёрлась носом о загривок Микки.
– Да, он скучает один дома, а потом пристаёт. Хочешь чаю или кофе?
– Чаю, если можно, – он вспомнил, что не завтракал и при упоминании о чае понял, что ужасно хочет пить.
– Сейчас, только запру Микки в шкаф.
– Не надо его в шкаф, – вступился Виктор за кота, – может мы с ним подружимся.
– Он на стол полезет, – Рита опять засмеялась, и Виктор вместе с ней. Он закрыл глаза рукой, потому что всё это действительно было смешно и так необычно. Что он делает на этой кухне, в носках и куртке? Защищает от хозяйки незнакомого кота.
Рита дёрнула его за рукав.
– Если будешь пить чай, то надо раздеться. А с Микки ты точно подружишься. От тебя вкусно пахнет, а он…
От её лёгкого прикосновения Виктор забыл и про чай, и про кота.
Рита замолчала и смотрела на Вяземского, а он на неё, Микки спрыгнул из рук Риты на пол. Виктор осторожно взял её за плечи и поцеловал в губы. Совсем легко. И сразу же отпустил. Она стояла перед ним покорная. Ему очень хотелось дотронуться до её щеки и он сделал это. Потом обнял и поцеловал снова. Ещё и ещё…у него как и вчера закружилась голова от свежести этих губ. Она отвечала, её ладони легли на затылок Виктора, Рита притягивала его к себе, нежные пальцы перебирали его волосы.
Было так, как будто Рита и Виктор узнавали друг друга, после долгой разлуки они торопились отдать всю нежность. Боже мой! Как он давно не целовал губы, которые отвечали бы ему так, как отвечают эти.
Виктор понимал, что надо остановиться и не мог.
– Маргарита…Рита… – он отпустил её наконец, отстранился, взял её руки в свои, посмотрел в её лицо. Что он искал в этих тёмных глазах? Ответ. Но ведь он не задал вопроса.
– Рита… я наверно сошел с ума, что веду себя так…извини.
Она долго не отводила взгляд. Потом спросила:
– У тебя есть семья?
Этого вопроса Вяземский почему-то не ждал.
– Да…я женат. Прости, я не должен был. Я ничего не должен был. Мне уйти?
– Нет! Нет, я просто…просто спросила. Я не хочу чтобы вы думали обо мне плохо.
– Я не думаю плохо, и, пожалуйста говори мне ты. Или я такой старый?
Она опустила голову. Микки опять начал тереться о его ноги и мурлыкать, Рита отодвинула его носком тапка и прошептала:
– Нет, не старый, замечательный.
Он снова обнял её и прижал к себе. Они долго стояли так. Виктору не хотелось никуда уходить из её дома. Но он знал, что если останется сейчас, то не сможет остановиться, не ограничится только поцелуями и обидит её. Именно так, как она сказала.
– Мы собирались пойти погулять? – спросил он.
– Да, – прошептала она.
– У тебя руки холодные, ты замёрзла?
– Нет…
– На улице холодно, если мы поедем куда-нибудь за город, то тебе надо теплее одеться. Куда ты хочешь поехать?
– Не знаю…всё равно.
Губы её начали дрожать, она попыталась скрыть это улыбкой, но не смогла, уткнулась в грудь Виктора и начала плакать.
– Ну, что ты, что… я не хочу чтобы ты плакала, зачем? Мы можем никуда не ехать. Останемся у тебя. Ты обещала мне чай, – растерянно произнёс он.
– Да, чай, – она быстро вытерла слёзы, – но ведь ты хотел поехать, правда? Куда?
– Куда-нибудь, где можно потанцевать, в ресторан. Глупо, да? Может тебе не хочется быть со мной на людях.
– Почему? Я хочу…очень хочу, я люблю танцевать. Только…у меня нет платья.
– Но ведь это поправимо. Сначала за платьем, потом танцевать.
– Нет! – её глаза широко раскрылись, и в них появился страх. – Не надо, тогда лучше дома посидим.
– Я опять тебя обидел?
– Нет! Просто я ужасно боюсь, что-то сделать не так. Вот сейчас ты подумал, что я прошу подарок. А мне ничего не надо. И я совсем не хочу никуда. Не хочу!
Она опять начала плакать. Молча. Слёзы быстро поползли по её щекам. Виктору стало так жалко её.
– Рита, успокойся, пожалуйста. Ты всё время плачешь или когда-нибудь улыбаешься? Перестань, я не думал, что ты что-нибудь просишь. И мне приятно было бы сделать тебе подарок.
– Я испортила всё? Да? Давай отменим встречу. Или нет, давай поедем…пожалуйста. Не думай, что я истеричка. Ты сейчас уйдёшь? Да? И не придёшь больше?
– Ты просто боишься? Как я вчера испугался зайти к тебе и думал потом, что ты обиделась. А ещё, вот так же, думал, что я всё испортил.
– Я не боюсь. Сейчас – нет.
– Тогда… пойдём. Я хочу провести этот день с тобой. И давай будем думать, что я всё делаю для себя. Просто думай так. И будь ко мне снисходительна, если я в чём-то ошибусь немного.
– Ладно.
– Идём.
Виктор взял её за руку и потянул за собой из кухни.
– А как же чай? – спросила она.
– Ну… в другой раз. Иди, оденься, а я пока побуду с Микки. И не запирай его в шкаф.
Пока она одевалась, он стоял у окна и смотрел на улицу. Это окно так же выходило на набережную, а может быть именно из него Рита и махала Виктору.
Микки подошел, самозабвенно потёрся о ноги Вяземского и громко заурчал. Похоже, любовь с первого взгляда.
За окном Фонтанка, по воде идёт приличная рябь – ветрено. Да и небо всё ниже надвигается на крыши домов. Погода не для прогулок. Куда же…
– Виктор.
Он быстро обернулся и встретил её смущенный взгляд, она тут же опустила голову, Вяземский уже понял – это привычный жест, тогда волосы закрывают лицо. Она так прячется. Ему захотелось отвести длинные шелковистые пряди в сторону и смотреть на неё. Она была такая маленькая и потерянная. Беззащитная…
– Ты в первый раз назвала меня по имени, – сказал он.
– Да…
Рита была одета просто: в серый замшевый плащ до колен, под ним голубой свитер и белая трикотажная юбка в продольную резинку. Чёрные туфли лодочки, на плече чёрная сумочка – те же, что были вчера. Всё уже не новое, но очень опрятное.
– Поехали? – спросил Виктор.
Рита кивнула и достала из сумочки ключи.
– Пока Микки, – сказала она коту.
– Приятно было познакомиться, – добавил Виктор.
Микки ничего не сказал, потому что не умел говорить, а что он подумал угадать было невозможно. У кошек самые непроницаемые глаза на свете.
