Текст книги "Воспоминания советского посла. Книга 2"

Автор книги: Иван Майский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

8 мая, после трехнедельных консультаций и размышлений, британское правительство, наконец, вручило нам свой ответ (он был также и ответом Франции) на предложения о заключении тройственного пакта взаимопомощи. Но что это был за ответ? Британское правительство в слегка видоизмененной форме опять повторяло свое прежнее предложение от 14 апреля, т. е. добивалось, как и раньше, предоставления Советским Союзом односторонней гарантии Польше и Румынии. Очевидно, сопротивление Франции не помогло, и пессимистические ожидания Сурица оправдались.

Было ясно, что «кливденцы», и особенно Чемберлен, продолжают делать ставку на столкновение между Германией и СССР, а потому не желают ссориться с Гитлером. Было ясно также, что все переговоры о сотрудничестве Англии и СССР для борьбы с агрессорами – это только лицемерный маневр, предпринятый правительством для обмана английского народа, дымовая завеса для выигрыша времени в интересах проведения все той же генеральной линии премьера. Не удивительно, что Советское правительство реагировало на английский ответ твердо и решительно. 15 мая Сиидсу в Москве было вручено письменное заявление, в котором черным по белому было сказано, что предоставление односторонней гарантии Польше и Румынии для Советского правительства неприемлемо и что единственной реальной и действительно эффективной формой борьбы с агрессией является только тройственный пакт взаимопомощи на базе тех условий, которые были изложены в советском предложении от 17 апрели. Весь тон нашего ответа был таков, что англичане (и французы) были поставлены перед выбором: или пакт взаимопомощи, или крах переговоров.

Создался тупик, тем более странный, что как раз в это время Англия и Франция заключили договор о взаимопомощи с Турцией. В печати и в политических кругах Лондона поднялось волнение. Тучи на международном горизонте все более сгущались. Поощряемый поведением Чемберлена и Даладье, Гитлер вел себя все более разнузданно. Теперь он открыл бешеную кампанию по поводу Данцига и требовал от Польши возвращения его Германии, а также свободы транзита для Германии через Польский коридор. Польское правительство отвергло эти притязания. Атмосфера в польско-германских отношениях накалялась и со дня на день можно было ждать взрыва. И вот, несмотря на все это, Чемберлен ни за что но хотел принять советское предложение о тройственном пакте взаимопомощи. Не удивительно, что все более разумные люди среди английских политиков (не говоря уже о широких народных массах) были крайне встревожены и искали путей для оказания давления на правительство.

18 мая мне позвонил по телефону Черчилль.

– Завтра, – сказал он, – в парламенте будут происходить дебаты по внешней политике. Я собираюсь выступит, и обратить внимание на неудовлетворительность ведения переговоров с Россией… Однако, прежде чем говорить на эту тему публично, я хотел бы слышать от вас, в чем именно состоят предложения Советского правительства, которых Чемберлен не хочет принять? По этому поводу в городе ходит много различных слухов.

Я тут же по телефону подробно ответил на вопрос Черчилля. Он слушал очень внимательно и, когда я кончил, с удивлением сказал:

– Не понимаю, что плохого нашел Чемберлен в ваших предложениях? По-моему, все они приемлемы.

– Вам виднее, как интерпретировать^{37} поведение премьера, – ответил я Черчиллю.

На следующий день, 19 мая, в палате общий действительно развернулись большие прения по вопросам внешней политики Великобритании. Черчилль, как обещал, произнес при этом большую речь, в которой, между прочим, сказал следующее:

– Предложения, выдвинутые российским правительством (о них уже немало говорилось и печати), предусматривают создание тройственного союза Англии, Франции и России. Его благами могут пользоваться и другие державы, если и когда они того пожелают. Союз имеет единственной целью борьбу против дальнейших актов агрессии и помощь жертвам агрессии. Я не понимаю, что во всем этом плохого?.. Говорят: «Можно ли доверять Советскому правительству?». Думаю, в Москве говорят: «Можно ли доверять Чемберлену?»… В таких вопросах надо руководствоваться не чувством, надо руководствоваться анализом затронутых интересов. Лично я думаю, что важные, большие интересы России диктуют ей сотрудничество с Англией и Францией в предупреждении дальнейших актов агрессии.

Коснувшись затем утверждений «кливденцев», что тройственный пакт невозможен, так как-де Польша, Румыния и прибалтийские государства боятся быть «гарантированными» союзом, в котором участвует СССР, Черчилль высмеял эти аргументы и добавил, обращаясь к членам правительства:

– Если вы готовы быть союзником России во время войны.., если вы готовы подать России руку для защиты гарантированных вами Польши и Румынии, почему вы не хотите быть союзниками России сейчас, хотя именно благодаря этому война может быть вообще предотвращена?

Не менее решительно на том же заседании выступил против правительства Ллойд-Джордж. Говоря о вооружениях Германии и Италии, он сказал:

– Они вооружаются не для защиты… Они готовятся не для отражения атаки со стороны Франции, Англии или России. Отсюда им никто не угрожает… Они сами готовятся к атаке против кого-нибудь, в ком мы заинтересованы… Основная военная цель диктаторов – добиться быстрых результатов, избежать длительной войны. Длительная война всегда невыгодна для диктаторов.

И для того чтобы не допустить быстрой победы диктаторов, Ллойд-Джордж считал крайне необходимым скорее создать тройственное соглашение против них.

– Без помощи России, – говорил Ллойд-Джордж, – невозможно выполнить наши (т. е. английские. – Я. М.) обязательства в отношении Польши и Румынии.

Вождь либералов заявил далее, что СССР располагает лучшей авиацией в мире и чрезвычайно мощными танковыми силами. Почему правительство до сих пор не заключило пакт взаимопомощи с СССР? Видимо потому, что оно не доверяет Советскому правительству. «Но разве Россия, – воскликнул Ллойд-Джордж, – не имеет оснований не доверять нам? Ведь начиная с 1930 г. мы нарушили все подписанные нами пакты, имеющие отношение к ситуации, подобной нынешней». В заключение Ллойд-Джордж потребовал от правительства срочного завершения тройных переговоров.

Иден также произнес речь в пользу скорейшего создания «фронта мира» и в качестве первого шага в этом направлении предлагал немедленное заключение тройственного союза между Англией, Францией и СССР на базе полной взаимности и равноправия[237]237
  «Parliamentary Debates. House of Commons», vol. 347, col. 1810-1960.


[Закрыть].

Твердая позиция СССР, с одной стороны, парламентские дебаты 19 мая, с другой, убедили Чемберлена, что ему необходимо сделать новый лицемерный маневр. Иначе правительство может оказаться между двух стульев. И Чемберлен сделал его, но на этот раз в Женеве.

22 мая в Женеве открывалась очередная сессия Совета Лиги Наций. В порядке очередности председательствовать на ней должен был представитель СССР. Советское правительство возложило эту обязанность на меня. 20 мая я выехал из Лондона в Швейцарию. По дороге я провел несколько часов в Париже, и Суриц рассказал мне, что французское правительство в последнее время выражало большое недовольство медлительностью и упрямством англичан в переговорах с СССР. Даже Бонне, тогдашний министр иностранных дел Франции и давнишний враг «Москвы», считал, что положение создалось критическое и что надо как можно скорее договориться с Советским правительством.

Галифакс и Бонне также отправлялись в Женеву, и мне предстояло в течение целой недели ежедневно встречаться с ними за столом Лиги Наций. Еще в Лондоне Галифакс любезно предупредил меня, что он надеется продолжить переговоры со мной в Швейцарии. Действительно, мы встретились с ним утром 22 мая в Женеве и имели здесь большой, в известном смысле «решающий» разговор о пакте.

Галифакс начал с того, что попросил меня объяснить, почему Советское правительство отклоняет последнее британское предложение от 8 мая (т. е. слегка перелицованное первоначальное предложение о предоставлении Советским Союзом односторонней гарантии Польше и Румынии).

Я ответил, что мы отклоняем британское предложение по двум главным причинам: а) мы стремимся предотвратить войну вообще, что возможно только с помощью тройственного пакта взаимопомощи; британское же предложение совершенно игнорирует этот важнейший момент и б) британское предложение ставит СССР в неравноправное с Англией и Францией положение, на что мы никак не можем согласиться. И я вкратце разъяснил, в чем именно мы усматриваем такое неравноправие.

Галифакс стал доказывать, что вероятность нападения Германии на СССР через Прибалтику очень мала и что если бы такое нападение даже и произошло, то Польша и Румыния несомненно также были бы вовлечены, а в этом случае в силу вступили бы англо-французские гарантии названным двум государствам. Таким образом, фактически Англия и Франция пришли бы на помощь СССР.

Я не согласился с Галифаксом и сказал, что англо-французские гарантии Польше и Румынии меня тоже не успокаивают.

– Представьте себе такой случай, – продолжал я. – Германия путем запугивания, или путем подкупа, или путем комбинации кнута и пряника добивается того, что Польша и Румыния вступают с ней в союз против СССР или хотя бы разрешают Германии провести свои войска через их территорию. В этом случае англо-французские гарантии не приводятся в действие, ибо они входят в силу только при условии, что Польша и Румыния сами оказывают сопротивление Германии. Стало быть, в подобном гипотетическом случае, который отнюдь не невероятен, СССР пришлось бы воевать против Германии один на один, не получая помощи от западных держав.

Галифакс попытался парировать мои соображения указанием на то, что между Францией и СССР заключен пакт взаимопомощи.

– Совершенно верно, – ответил я, – но между Англией и СССР такого пакта нет, а это имеет очень большое значение:^{38}

Тогда Галифакс заметил:

– А, может быть, ввести, в наше предложение статью, обязывающую пограничные с СССР государства не предоставлять свою территорию для прохода германских войск или для устройства германских баз в целях нападения на вашу страну?

Я высказал мнение, что пограничные государства едва ли согласятся на принятие подобного обязательства, а если даже и согласятся, то окажутся просто не в силах его соблюсти. Все эти сложные и извилистые комбинации, над выработкой которых так много потрудилась английская сторона, носят половинчатый и кустарный характер. Они ничего не решают. Единственный, действительно эффективный путь для борьбы с агрессией – это предлагаемый Советским правительством тройственный пакт взаимопомощи.

Галифакс вдруг вздумал запугивать меня: такой пакт может привести Гитлера в бешенство, он станет кричать об «окружении» Германии, объединит вокруг себя весь немецкий народ и развяжет войну. Тем самым мы сами спровоцируем как раз то, что своими действиями хотели предупредить.

Я возразил, что Галифакс, очевидно, плохо представляет себе психологию таких людей, как (Гитлер. По-своему он совсем не дурак. Он никогда не бросится в войну, если будет считать, что может проиграть ее. Даже ваши нынешние переговоры заставляют его проявлять известную осторожность: ведь до сих пор он не напал на Польшу. А если будет заключен тройственный пакт взаимопомощи, то Гитлер вынужден будет отступить. Люди, подобные ему, признают только один аргумент – силу. Советское правительство это хорошо знает но своему опыту с Японией. А тройственный пакт взаимопомощи создаст такую концентрацию мощи на стороне сил мира, что агрессорам ничего не останется, как только поджать хвост.

Под конец Галифакс спросил, готово ли Советское правительство предусмотреть в договоре о тройственном пакте взаимопомощи гарантии безопасности не только для малых восточноевропейских государств, по также и для малых западноевропейских государств (Галифакс дал понять, что он имеет тут в виду Бельгию, Голландию, Швейцарию).

Я ответил, что сейчас не могу ничего сказать по этому поводу от имени Советского правительства, ибо такой вопрос до сих пор не ставился и не обсуждался, но полагаю, что он может быть рассмотрен, и мне кажется, что будет не очень трудно прийти по нему к соглашению.

Наша беседа продолжалась часа полтора, и, когда я уходил, мне показалось, что она произвела на английского министра иностранных дел значительное впечатление. Во всяком случае я дал ему совершенно ясно понять, что для достижения соглашения Советское правительство может пойти на уступки по второстепенным вопросам, но не примет никакого компромисса по основным трем пунктам, о которых речь была выше (тройственный пакт взаимопомощи, военная конвенция, гарантии безопасности для всех малых стран от Балтийского моря до Черного).

Сейчас из документов, опубликованных британским министерством иностранных дел, я вижу, что мое тогдашнее ощущение было правильно. Запись разговора со мной 22 мая Галифакс заканчивает следующими словами:

«Боюсь, что я не сумел в ходе нашей длинной беседы хоть сколько-нибудь поколебать Майского по главному пункту – его настойчивому требованию тройственного пакта взаимопомощи… Я думаю, что мы сейчас стоим перед весьма неприятным выбором: провал переговоров или соглашение на базе пункта 4 моей телеграммы № 165 в Варшаву (т. е. тройственного пакта взаимопомощи. – И. М.)[238]238
  DBFP, Third Series, vol. V, p. 634.


[Закрыть].

В тот же день, 22 мая, я имел беседу на ту же основную тему с Бонне. Французский министр иностранных дел был настроен гораздо лучше Галифакса, и мы с ним быстро договорились. Он далее слегка посетовал на англичан за их медлительность и упрямство.

Теперь британское правительство было твердо поставлено перед выбором: или – или. Чемберлен понял, что на данной стадии развития его новый маневр (а он думал только о маневре) должен обязательно включать тройственный пакт взаимопомощи. Однако, как показало дальнейшее, верность премьера прежней генеральной лини и осталась неизменной.

Два дня спустя, 24 мая, премьер сделал в парламенте краткое заявление, в котором весьма оптимистично оценил ближайшие перспективы.

«Я имею все основания надеяться, – сказал Чемберлен, – что в результате предложений, которые правительство его величества в состоянии теперь сделать по главным вопросам, возникшим в переговорах, можно рассчитывать на достижение полного соглашения в ближайшем будущем»[239]239
  «Parliamentary Debates. House of Commons», vol. 347, col. 2267.


[Закрыть].

Этот лицемерный оптимизм был в тот момент нужен Чемберлену для успокоения британского общественного мнения.

25 мая английский посол в Москве Сиидс вручил Советскому правительству те новые предложения британского правительства, о которых Чемберлен упоминал в своем парламентском выступлении.

Два проекта пакта

Итак, казалось, главная трудность и переговорах была преодолена. Правительства Англии и Франции, наконец, признали необходимость заключения тройственного пакта взаимопомощи. Правда, из-за их сопротивления, маневров, колебаний было зря потеряно 10 недель драгоценного времени, но все-таки еще не было поздно остановить занесенную руку агрессора, если действовать быстро и решительно.

Советская сторона так именно и готовилась поступить. Мы рассуждали примерно следующим образом: «Тройственный пакт взаимопомощи теперь принципиально признан обеими сторонами; англичанам и французам известно, что мы настаиваем на гарантии Прибалтики; нам известно, что англичане и французы настаивают на гарантии ряда стран, в которых они особенно заинтересованы (Бельгия, Греция, Турция и т. д.); принципиально ни они, ни мы не возражаем против таких гарантий, – стало быть, договориться по этому пункту будет нетрудно; желательность одновременного вступления в силу политического пакта и подкрепляющей его военной конвенции не может вызывать каких-либо сомнений, – значит, и по этому пункту легко будет прийти к соглашению. Отсюда ясно, что открывающиеся перед сторонами перспективы благоприятны^{39}, если… конечно, обе стороны действительно хотят соглашения. Мы хотим, очень хотим его, – ну, а англичане и французы?…».

Мы надеялись, вернее, хотели надеяться, что хотя бы теперь, к началу июня, правительства Англии и Франции кое-чему научились и поняли необходимость (пусть для них не совсем приятную, но все-таки необходимость) создать вместе с СССР единый фронт против агрессии. Во всяком случае мы считали своим политическим и историческим долгом, несмотря на все разочарования прошлого, еще раз сделать попытку найти общий язык с англичанами и французами. И мы действительно ее сделали, уверенные, что при доброй воле с обеих сторон тройственный пакт взаимопомощи может быть заключен в самый короткий срок, во всяком случае в течение июня.

К сожалению, мы жестоко ошиблись. Чемберлен и Даладье (имя Даладье я тоже беру здесь и в дальнейшем не только как личности, но и как воплощение пресловутых «200 семей») продолжали крепко цепляться за свою непреклонную линию, т. е. за политику стравливания Германии и СССР. Даже в этот момент, когда грозный призрак второй мировой войны уже явственно обрисовался на горизонте, они больше всего помышляли не о том, как бы поскорее заключить тройственный пакт, а о том, как бы избежать необходимости его подписания.

Сознавали ли англичане и французы близость нового «прыжка» со стороны Гитлера? Да, сознавали, и я могу привести тому бесспорное доказательство. 12 июня у меня был важный разговор с Галифаксом (к нему я еще вернусь позднее), во время которого я спросил своего собеседника, как, по его мнению, пройдет наступившее лето? Британский министр иностранных дел ответил мне буквально следующее (привожу его собственную запись):

«Как мне кажется, Гитлеру трудно будет предстать пред Нюрнбергской конференцией[240]240
  Имеется в виду большой фашистский парад, который гитлеровцы устраивали ежегодно в сентябре в Нюрнберге.


[Закрыть], не сделав предварительно попытки разрешить проблему Данцига. Поэтому нам приходится ожидать, что июль и август будут бурными месяцами(курсив мой. – И. М.)»[241]241
  DBFP, Third Series, vol. V, p. 50-51. (Курсив Майского выделен нами дополнительно полужирным начертанием. – V_E.)


[Закрыть].

Как видим, английское правительство прекрасно понимало, что в воздухе пахнет прозой и что на этот раз будет решаться судьба Польши, целостность и независимость которой Чемберлен и Даладье только что гарантировали. Английское правительство не могло не сознавать, что без соглашения с СССР оно не может спасти Польшу. И все-таки вместо скорейшего заключения тройственного пакта взаимопомощи оно с начала июня вступило на путь упорного саботажа того самого пакта, необходимость которого оно официально только что признало. Горестная повесть об истории этого саботажа будет рассказана на последующих страницах. Сейчас же мне хочется сказать, что трудно в дипломатических анналах найти другой пример двуличия и лицемерия, подобного поведению Чемберлена и Даладье в тройных переговорах 1939 года. Трудно найти также более яркий образец политической слепоты, продиктованной классовой ненавистью! Вместе с тем позиция правительств Англии и Франции в критические месяцы тройных переговоров с несомненностью свидетельствует, что они меньше всего заботились о опасении Польши, что Польша, подобно Чехословакии в предшествующем году, являлась для них лишь разменной монетой в большой игре с гитлеровской Германией.

Вспоминая те дни, я не могу не остановиться еще на одной фигуре, которая сыграла немалую роль в англо-французском саботаже тройных переговоров, – на фигуре тогдашнего американского посла в Лондоне Джозефа Кеннеди, отца будущего президента США Джона Кеннеди.

Выходец из состоятельной семьи, Джозеф Кеннеди сделал быструю карьеру как финансист и делец, и к 50 годам стал очень богатым человеком. За услуги, оказанные Франклину Рузвельту во время избирательной кампании, он, как водится в Америке, получил свою «компенсацию» и в 1938 г. прибыл в Англию в качестве посла США. Здесь Кеннеди сразу стал «сенсацией» сезона. Прежде всего как отец девяти детей! Такие вещи случаются не часто среди членов дипломатического корпуса. В течение нескольких месяцев улыбающаяся физиономия американского посла неизменно украшала страницы газет и журналов – то во главе всей семьи, то вместе о сыновьями, которых было четверо, то вместе с дочерьми, которых было пятеро. Потом началась кампания пожалований Кеннеди звания почетного доктора прав: шесть (!) университетов – в Дублине, Эдинбурге, Манчестере, Бирмингеме, Бристоле и Кембридже – удостоили американского посла этой чести. Каждый раз при такой оказии по адресу Кеннеди раздавались всяческие славословия, а фотографы изображали его то в университетской мантии, то без оной, то в профессорской шапочке, то с открытой головой.

Однако американский посол увлекался не только светской жизнью и представительскими функциями – он занимался также политикой. И тут он скоро стал идолом «кливденской клики». Две основные идеи владели Кеннеди: вера в могущество гитлеровской Германии и неверие в жизнеспособность Великобритании. Так как одновременно американский посол очень не жаловал СССР, то он, естественно, стал апостолом «умиротворения» агрессоров. Он поддерживал политику Чемберлена во время чехословацкого кризиса, а после Мюнхена говорил, что английский народ должен воздвигнуть статую своему премьеру за то, что тот спас Британию и Европу от войны.

Я вспоминаю, как несколько позднее, в июне 1940 г., после того как Франция капитулировала и перед Англией встал вопрос – идти ли ей на мир с Германией или продолжать войну, Кеннеди приехал ко мне в посольство и начал спрашивать, что я думаю по этому доводу? Сам Кеннеди был почти в панике. Он считал, что Англия бессильна перед Германией, что она безнадежно проиграла войну и что чем скорее она заключит мир с Гитлером, тем лучше. Американский посол был очень удивлен, когда я стал возражать ему и доказывать, что для Англии пока еще ничего не потеряно, что она имеет большие возможности успешно сопротивляться и отразить германскую угрозу, если, конечно, она сохранит мужество и готовность к борьбе. Я подчеркивал, что, по моим наблюдениям, дух широких масс народа крепок и что даже среди правящей верхушки имеются люди, которые не захотят поднять руки вверх перед наглостью фашистских агрессоров. Отсюда я делал вывод, что было бы неправильно открывающиеся перспективы рисовать в сугубо черных красках. Когда я кончил, Кеннеди, разведя руками, воскликнул:

– Ну, знаете, вы просто оптимист… Ничего подобного я не слышал даже от англичан!

Еще бы! Ведь англичане, с которыми встречался Кеннеди, были англичане «кливденской» марки, а они не верили ни в себя, ни в будущее своей страны.

Однако в Великобритании в тот момент у власти стояло правительство, возглавляемое Черчиллем. Оно имело свои недостатки, но все-таки лучше отражало массовые настроения, и совсем не собиралось капитулировать перед гитлеровской Германией. Американский посол и его друзья в ужасе заламывали руки, однако история полностью оправдала решимость тогдашнего британского правительства.

Легко понять, как человек, подобный Кеннеди, мог влиять и действительно влиял на поведение англичан в тройных переговорах 1939 года. Он был верной опорой Чемберлена во всех сложных перипетиях этой злосчастной истории.

25 мая Сиидсу были посланы новые инструкции. В соответствии с этим британский посол в Москве (равно как и его французский коллега Наджиар) предложил Советскому правительству свой проект тройственного пакта взаимопомощи. Сущность его сводилась к следующему:

1. Англия, Франция и СССР, «действуя в соответствии с принципами ст. 16, § 1 и 2 устава Лиги Наций», оказывают друг другу всяческую поддержку и помощь в трех случаях: а) если кто либо из них подвергся агрессии со стороны европейской державы; б) если кто-либо из них вовлечен в военные действия как результат предоставления гарантии какому-либо европейскому государству и в) если кто-либо из них вовлечен в военные действия как результат помощи какому-либо европейскому государству, которое, не имея гарантии от участников пакта, тем не менее обратилось к ним за помощью в борьбе против агрессии (ст. 1 и 2).

2. Три правительства должны обсудить совместно методы, с помощью которых из взаимная поддержка и помощь могут в случае нужды дать наиболее эффективные результаты (ст. 3).

3. Пакт заключается на пятилетний срок[242]242
  DBFP, Third Series, vol. V, p. 679.


[Закрыть].

Разумеется, этот проект никак не мог удовлетворить СССР, ибо он имел ряд недостатков.

Во-первых, он связывал тройственный пакт с Лигой Наций. Это фактически означало, что при господствовавших в данной организации правилах и нравах пакт никогда не привел бы к быстрым и эффективным действиям. Все ограничилось бы красивыми словами и бумажными резолюциями.

Во-вторых, он ставил СССР в неравноправное положение с его партнерами, обязывая СССР приходить на помощь Англии и Франции, если они будут вовлечены в войну как результат их гарантии Польше, Румынии, Греции и некоторым другим государствам, но он не обязывал Англию и Францию приходить на помощь СССР, если последним будет вовлечен в войну вследствие нападения Германии на прибалтийские государства, ибо Англия и Франция не давали им гарантий. А между тем с этой стороны СССР всегда мог ждать различных неприятных сюрпризов.

Наконец, пункт о подкреплении пакта военной конвенцией был сформулирован так общо и неопределенно, что трудно было сказать, когда военная конвенция будет подписана и будет ли она подписана вообще. Невольно создавалось впечатление, что англичане и французы мыслят себе пакт, как еще одну «бумажку», которой можно спекулировать в переговорах с Германией, но не как действительный инструмент борьбы с агрессией, вооруженной острыми зубами.

Да, содержание англо-французского проекта пакта наводило на грустные размышления и не предвещало ничего хорошего, но все таки советская сторона решила продолжать переговоры в надежде постепенно выправить положение. Поэтому 2 июня Советское правительство вручило своим партнерам ню переговорам контрпроект, сущность которого сводилась к следующему:

1. Франция, Англия и СССР оказывают друг другу немедленную эффективную помощь, если кто-нибудь из них окажется вовлеченным в военные действия с европейской державой в случае:

а) агрессии этой державы против одного из участников пакта;

б) агрессии этой державы против Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии и Финляндии, которых Англия, Франция и СССР обязались защищать от нападения, и

в) оказания помощи одним из участников пакта какой-либо европейской державе (не из числа гарантированных), которая просила о такой помощи для борьбы против нарушения ее нейтралитета.

2. В случае возникновения совместных военных операций как результата применения пакта подписавшие его три державы обязуются заключать перемирие или мир только с общего согласия.

3. В случае возникновения угрозы агрессии со стороны европейской державы три участника пакта немедленно консультируются и в случае надобности сообща решают, когда и как должен быть пущен в ход механизм взаимной помощи, независимо от любой процедуры, установленной Лигой Наций для рассмотрения данного вопроса.

4. Три участника пакта в возможно более короткий срок заключают соглашению о методах, формах и размерах взаимной помощи друг другу. Пакт входит в силу одновременно с этим соглашением.

5. Пакт заключается на пятилетний срок.

Как видим, советский проект пакта, нося чисто оборонительный характер, устранял недостатки англо-французского проекта: он разрывал его связь с Лигой Наций, давал точный перечень государств, гарантируемых тремя великими державами, включая прибалтийские страны, т. е. создавал равноправие СССР с его западными партнерами, и, наконец, твёрдо устанавливал, что пакт и военная конвенция одновременно входят в силу. Сверх того, советский проект обязывал всех участников пакта в случае возникновения войны заключать перемирие или мир только до общему согласию (впрочем, это (последнее положение пакта не сыграло сколько-нибудь существенной роли в переговорах).

Если бы правительства Англии, и Франции искренне стремились к созданию серьезного барьера против фашистской агрессии, они должны были бы приветствовать советский проект и в кратчайший срок принять его: ведь он полностью гарантировал все те страны, которые они до того называли, как особенно их интересующие; ведь он в самом деле создавал эффективный, быстродействующий механизм взаимопомощи для борьбы с агрессией.

Если бы… Но как раз этого главного условия не существовало! Чемберлен и Даладье лицемерно заявляли, что хотят пакта и даже возможно скорее, а на самом деле проклинали тот день и час, когда горькая необходимость заставила их начать тройные переговоры. Именно поэтому они так безбожно обкарнали самую «душу» пакта в своем проекте от 25 мая. Именно поэтому, столкнувшись с советским контрпроектом от 2 июня, они вступили на путь нудного, длительного саботажа его с помощью бесконечных поправок, оговорок, дополнений, изменений. Потеряв здесь одну позицию, они цеплялись за вторую, потеряв вторую, хватались за третью и т. д., до бесконечности. Самые очевидные вещи вдруг подвергались оспариванию и сомнению. Под нашим напором англичане и французы вынуждены были все время пятиться назад, но делали это медленно, неохотно, со скрежетом зубовным и притом требуя от нас «компенсации» за каждую свою «уступку».

Когда я вспоминаю то душное, томительное, предгрозовое лето 1939 г., все те споры, беседы, встречи, обсуждения, конфликты, компромиссы, и атмосфере которых мне пришлось провести это лето, могу, положа руку на сердце, сказать, что в моей жизни не было более тяжелого периода. Я чувствовал, что мир быстро несется к катастрофе, что нужны усилия гигантов для предупреждения новой мировой бойни, а здесь, перед моими глазами, на берегах Темзы и Сены, копошились какие-то карлики, которые не хотели понять и не понимали, что творится на земле, и жили целиком погрязнув в мелких ходах и контрходах трафаретно-дипломатической рутины.