Текст книги "Подводные камни"
Автор книги: Иван Максименко
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
30
Двенадцатое сентября. Начало пятого вечера
Родриго валялся на диване в своей гостиной, лениво взирая на экран телевизора и играя в приставку, как вдруг навязчиво запиликал дверной звонок. Хозяин квартиры насторожился, так как в этот день не ждал никаких гостей, прервал игру, положил джойстик на столик перед диваном и вскочил на ноги. Надоедливый звонок продолжал отрывисто пищать, последовали и три сильных стука в дверь.
«Кто там?» – прильнув к дверному глазку, громко спросил Родриго.
«Полиция! У нас есть ордер на обыск вашей квартиры, вы обязаны нас впустить, откройте дверь», – ответил строгий мужской голос. Послышался и приглушенный топот нескольких пар ног.
«Можно я сначала посмотрю ваш ордер?»
«Вы Родриго Лимнер?»
«Да».
«Можете посмотреть».
Входная дверь, для страховки удерживаемая цепочкой, приоткрылась, молодой мужчина осторожным медленным движением протянул руку в образовавшуюся щель и, взглянув украдкой на официальную бумагу, впустил толпу полицейских внутрь.
– Добрый день, полковник Гаус, центральное управление столичной полиции, – представился высокий грузный черноволосый мужчина лет сорока с аккуратными густыми усами и притязательным взглядом, за которым скучилась маленькая когорта из четырех крепких сержантов в черной форме, – мы должны провести обыск в вашей квартире. Вы Родриго Лимнер? Можете показать мне ваши документы?
– Да, они у меня в кармане куртки, здесь, – слегка смутившись, ответил Родриго и потянулся к джинсовой куртке, висевшей на крючке на дверке шкафа.
– Вы одни в квартире? – проверяя паспорт хозяина квартиры, спросил офицер, – давайте пройдем в одну из комнат.
– Никого кроме меня здесь нет, – сухо ответил молодой мужчина, глядя искоса на полицейских, – вот сюда заходите, в гостиную.
– В квартире хранятся взрывчатые вещества или огнестрельное оружие, господин Лимнер?
– Нет, – покачал головой Родриго, – вы это ищите?
– Нет, господин Лимнер, это стандартный вопрос, – дежурным тоном ответил усатый полицейский, раскрывая свою потертую папку и доставая пустой формуляр.
Остальные оперативники, обмениваясь короткими фразами, рассредоточились по углам гостиной и приступили к обыску, записывая свои действия на видеокамеру.
– Скажите, господин Лимнер, у вас есть документы на имя Мартина Ховаца? – присаживаясь на диван, поинтересовался Гаус.
– Нет, у меня имеются только мои документы, – ропотливым голосом ответил хозяин квартиры и поглядел сердито на двух сержантов, рыскавших по комнате и перебиравших каждый предмет, – надеюсь, вы паркет не будете вскрывать?
В это время, не обращая никакого внимания на раздражение жильца, один из полицейских передвинул столик, стоявший перед желтым диваном, и откинул ковер, лежавший под ним. Не обнаружив ничего подозрительного, оперативник послал ковер обратно на место и поставил на него столик.
– Мы будем осторожны. Вам известно, кто такой Мартин Ховац?
– Нет, я не знаю такого человека.
– Вы подтверждаете, что не знаете, кто это и у вас нет документов на его имя?
– Подтверждаю.
– Вот еще вопрос, господин Лимнер: у вас есть бежевая панама, красно-белая клетчатая рубашка, белые бермуды и белая спортивная обувь?
– У меня есть пара старых белых кроссовок, – спокойным тоном, словно этот вопрос он ожидал с самого начала диалога, ответил Родриго, – они в прихожей стоят.
– А образцы одежды, о которых я спросил, у вас есть?
– Нет, господин полковник, такой одежды у меня нет.
– У вас когда-нибудь была подобная одежда? – не унимался офицер, записывая ответы молодого мужчины.
– Такой одежды, какую вы описали, не было.
– Товарищ полковник, мы закончили, – встрял в разговор один из оперативников.
– Господин Лимнер, я попрошу вас пройти вместе с нами в следующую комнату, – прокряхтел усатый офицер и поднялся с дивана. Один из его коллег воспользовался этим и проверил полость под мягким сиденьем, придавленным тяжестью полковника, но и там оказалось пусто.
Оперативники повторили свои действия и в остальных помещениях, прощупав буквально каждый сантиметр, но ничего из списка, который передал им следователь Теодор Муус, они так и не обнаружили. Молодой мужчина наблюдал за их действиями, скрестив руки на груди, не упуская из виду ни одно их движение, сохраняя при этом полное самообладание.
Первичное смущение, которое он испытал, столкнувшись на пороге с незваными гостями, вскоре улетучилось, и к нему вернулась уверенность так же, как у опытного спортсмена после забега быстро восстанавливается дыхание. Потребовав от хозяина квартиры расписаться на протоколе обыска и стенограмме с ответами на вопросы полковника, полицейские забрали белые поношенные кроссовки и ноутбук – Родриго воспринял это сдержано и не стал роптать – и покинули квартиру.
«Что же вы думали, ребята? – разглядывая небольшой бардак, оставшийся после оперативников, и распахнутый платяной шкаф, подумал про себя конспиратор, – что я настолько глуп, чтобы оставить дома одежду с острова? Только вы такие крутые и всезнающие? Думали, раз мальчик такой молодой и носит стринги, он не сообразит, что делать? Ошибаетесь, господа! Недооценивать противника – это грубейшая ошибка. Давайте, давайте, ройтесь в моем ноутбуке, взламывайте электронную почту и соцсети. Кроме порнухи, вы других компроматов на меня не накопаете. Опоздали…».
Убравшись наспех в комнатах, Родриго вернулся в гостиную, открыл балконную дверь, впуская внутрь раннюю осеннюю прохладу, и уселся на диван с задумчивым видом. После нескольких минут, исполненных глубоких раздумий, он взял со стола мобильник и набрал номер Вероники.
– Алло, привет, Вероника, – каменным голосом сказал убийца.
– Привет, что случилось?
– К тебе в гости сегодня не приходили?
– Нет, а кто должен был ко мне прийти?
– Полицейские к тебе, значит, не заходили?
– Нет, но следователь вызвал меня завтра на допрос.
– Опять? Понятно…. Нам бы не мешало сегодня встретиться, Вероника. Будет о чем поговорить.
– Мне нужно как минимум сорок минут.
– Целых сорок? Ладно, уж, подожду. Через сорок минут я к тебе заеду, и мы где-нибудь погуляем… на свежем воздухе.
Вскоре Родриго вышел из подъезда своего дома, озираясь по сторонам, так как подозревал, что полицейские могут следить за ним из-за какого-нибудь угла, заскочил в красный автомобиль и помчался к своей любовнице. Предстояло снова обсудить алиби молодой вдовы и уточнить некоторые детали. Было совершенно ясно, что следователь переходит в наступление и будет обрабатывать двух подозреваемых до тех пор, пока один из них не начнет допускать ошибки.
Тринадцатое сентября. Начало второго дня
– Здравствуйте, госпожа Калано, заходите и присаживайтесь в кресло, – увидев на пороге кабинета изящный женский силуэт, вежливо сказал Теодор Муус и встал из-за своего рабочего стола.
– Добрый день, – тихо ответила Вероника, одетая в длинное до колен строгое черное платье, с черной широкополой шляпой на голове, и села в кожаное кресло, аккуратно снимая головной убор, чтобы не испортить укладку волос, – вы хотели, чтобы я ответила на ваши вопросы в письменном виде, я правильно поняла, господин Муус?
– Да, госпожа Калано. Я запишу ваши ответы и дам вам прочитать протокол и поставить под ним подпись. Секундочку только…
– Хорошо, я готова ответить на ваши вопросы.
– Итак, расскажите-ка мне, пожалуйста, куда вы отправились двадцать третьего июля после того, как вышли из подъезда своего дома в тринадцать часов пятнадцать минут?
– Насколько помню, я поехала в район Старой Семинарии и обошла магазины одежды и обуви, которые там находятся.
– Сколько времени вы провели в районе Старой Семинарии? – спросил офицер, не отрывавший глаз от монитора, быстро щелкая пальцами по клавиатуре и записывая слова молодой женщины, – назовите мне примерное время.
– Я была там примерно до трех часов, точнее не могу вспомнить.
– Вы заходили в бутик «Каприз», который находится по адресу: улица Мартенсон номер семь?
– По-моему, да.
– То есть, вы не можете дать утвердительный ответ? – сохраняя вежливый тон, по которому вдове было сложно определить, считает ли Теодор Муус ее преступницей, задал вопрос следователь.
– Я не могу дать точный ответ, потому что не помню события того дня в деталях, – уверенно ответила Вероника и поправила подол платья, используя этот момент чтобы опустить взгляд.
– То есть, вы склоняетесь к тому, что все-таки заходили в бутик двадцать третьего июля?
– Да, я склоняюсь к положительному ответу, – на лице женщины, сохранявшем непоколебимое выражение веры в то, что она говорит правду, стала вырисовываться легкая нервозность.
– Я разговаривал с персоналом бутика, и они не подтвердили, что двадцать третьего июля видели вас.
– Может, они меня не запомнили, – Вероника нахмурила непроизвольно брови и прикрыла лицо рукой, как бы почесывая лоб.
– Вы делали покупки в бутике в тот день?
– Нет, в тот день я там ничего не покупала.
– Только посмотрели одежду, да?
– Да, господин следователь.
– В другие общественные места кроме бутика «Каприз» вы заходили?
– Я обошла почти всю «Семинарию», но я не смогу перечислить места, в которые заходила.
– Госпожа Калано, вы пользовались своим личным автомобилем Audi Q5 весь день двадцать третьего июля? – барабаня по кнопкам клавиатуры, спросил Муус.
– Да.
– А вы не помните, в каком месте вы оставили машину, пока делали покупки?
– Я ее, по-моему, переставляла несколько раз. К сожалению, не могу вспомнить, где именно я ее ставила.
– Рядом со сквером на улице Луговая вы ее случайно не ставили? – следователь посмотрел испытательным взглядом на собеседницу.
– Не помню, чтобы я там останавливалась. Мне бы пришлось пройти лишнее расстояние.
– То есть, вы говорите, что не останавливались там?
– Не останавливалась, – покачала головой Вероника, задумавшись на мгновение.
– Понятно, понятно, – пробурчал полицейский и помассировал лоб, – вы сказали, что находились в районе Старой Семинарии примерно до трех часов дня. А куда вы поехали после этого?
– Вроде в мебельный магазин на проспекте Кюри.
– А сколько минут вы ехали, не помните?
– Дорога занимает примерно минут двадцать-двадцать пять, в зависимости от пробок.
– Вы где-нибудь останавливались по дороге в мебельный магазин?
– Возможно, я останавливалась, чтобы заправить машину, но могу и ошибаться.
– А во сколько примерно приехали в магазин, не помните?
– Полчетвертого или в четыре, примерно тогда, – пожала плечами вдова.
– Я вам попробую помочь. Судя по записям камер охраны, вы приехали туда, и зашли в магазин ровно в четыре часа десять минут, – офицер взглянул пронзительно на женщину, – выходит, что вы действительно где-то останавливались. Не припоминаете где?
– К сожалению, нет, – на лице Вероники не дрогнула ни одна морщинка.
– Ну что же, раз не помните, госпожа Калано, так и запишем… – после недолгой молчаливой паузы вздохнул Теодор и повернулся лицом к монитору компьютера. – Вы контактировали с Родриго Лимнером двадцать третьего июля?
– Нет.
– Это вы точно помните, да?
– Да, господин следователь, это я помню.
– Это помните, понятно…. А он вам так и не сказал, куда и зачем ездил в конце июля? Может, он случайно вам об этом рассказал после возвращения пятого августа? Вы ведь говорили, что продолжаете встречаться.
– Нет, об этом он ничего мне не говорил.
– Так вы продолжаете близко общаться с Родриго Лимнером?
– Ну… да. Мы дружим.
– Ясно…. Знаете, госпожа Калано, Оксана Петренко, которая находилась на яхте в момент гибели вашего мужа, прошла недавно тест на детекторе лжи. Вы согласились бы тоже пройти проверку на полиграфе?
– Ну,… я бы все-таки хотела посоветоваться сначала с моим адвокатом, – с легким дребезгом в голосе ответила вдова, очевидно не ожидавшая подобного предложения, – я ведь имею на это права, да?
– Да, конечно, – спокойным тоном изрек следователь, – просто это бы помогло быстрее снять все противоречия. Это пустяковая процедура.
– Я все же хотела бы проконсультироваться сначала с моим юристом, – Вероника наморщила лоб и непроизвольно закрыла тонкими ладонями плотно прижатые друг к другу колени, – насколько мне известно, детектор лжи не дает стопроцентно точный результат.
– Да, иногда бывают ошибки и в точных науках, – кивнул следователь, сдерживая ухмылку, так как прекрасно понимал, почему его собеседница настроена скептически к полиграфу, – аппарат просто послужил бы подтверждением ваших слов.
– Я постаралась дать вам исчерпывающие ответы, господин Муус, – парировала женщина в черном платье, стараясь придать себе как можно более уверенный вид, не допускающий никаких сомнений.
– За что я вам очень признателен, – вежливо кивнул Теодор, глядя на Веронику изучающим взглядом, – что касается проводимой мной проверки, я в данный момент изучаю версию предумышленного убийства. Нельзя исключать, что преступление могла совершить группа из двух или более лиц. По закону соучастие является отягчающим обстоятельством, поэтому для членов преступной группы предусмотрены более тяжкие наказания. Если эта версия подтвердится, то нас ждет очень серьезная работа.
– Понимаю… – молодая вдова хотела добавить еще какую-то фразу, но, посчитав, что она прозвучит неуместно, тут же замолчала и, уставившись на свою шляпу, стала расправлять ее поля.
– Еще пара вопросов, и мы закончим, госпожа Калано, – наблюдая за праздными движениями рук собеседницы, пощипывавшими черный головной убор, сдержанно, но вежливо произнес офицер.
– Да, хорошо… – промолвила Вероника и поглядела на полицейского холодным вдумчивым взглядом.
Беседа, наконец, закончилась, Муус дописал протокол, распечатал его и вручил молодой женщине. Вероника внимательно прочитала его сверху донизу, вглядываясь в текст и соображая, не поведала ли она чего-нибудь лишнего, но, не усмотрев никаких промашек, расписалась и вернула документ Теодору.
«Что мне надо помню, а что не надо – нет. Удобная тактика, Вероника, – думал следователь, созерцая пасмурное небо за окном и слушая угасавшее эхо стука женских каблуков, доносившееся из глубины длинного коридора, – бесконечно водить меня за нос своей псевдомнезией, госпожа Калано, вам не удастся…. Как у нее глазки-то бегали, зря черные очки не надела. Сколько ни притворяйся честным, а ложь все равно наружу проступает. Пыталась самоуверенность демонстрировать, а сама постоянно ерзала на кресле, кривилась, взгляд отводила. С доказательственной базой у меня напряженно, ах, как напряженно, господа присяжные заседатели! Эти двое ведь верят, что им это сойдет с рук. Нет, нельзя такое допускать! Надо попытаться найти человека, который съездил в Удоли и выдал себя за Лимнера. Не могу я позволить какому-то мальчишке, да еще стриптизеру, заткнуть меня за пояс. Но, надо признать, этот молодой господин не такой заурядный, как кажется. И любовницу выбрал под стать, свил с ней змеиное гнездышко. Ну что ж, будем это гнездышко потихоньку ломать…»
31
Тринадцатое сентября. Около половины одиннадцатого вечера
– Подобные встряски тебе, однако, идут на пользу, лапонька, вон какие страсти в тебе просыпаются, – ухмыльнулся убийца, пролеживавшийся в кровати в спальне своей любовницы, и подложил руку под голову. – Мы давно с тобой так не отрывались.
– Что? Какие встряски? – рассеянно спросила Вероника, стоявшая у приоткрытого окна с зажженной сигаретой в руках, и посмотрела угрюмо на молодого мужчину.
– Я твою беседу со следователем имею в виду. Здорово он тебя, значит, завел. Вон как ты в постели разбушевалась. Мне аж самому сигаретку захотелось закурить.
– Мы это уже обсудили, зачем из пустого в порожнее переливать? – безрадостно вздохнула вдова и выпустила облако серого дыма. – Надо же мне было как-то стресс снять. Хоть какая-то от тебя польза есть…
– Он тебе ничего пока не может предъявить, только стращает, – зевнул Родриго. – У меня в квартире шмон устроили, да я ведь не сокрушаюсь, как ты. Не знаю только, когда мне вернут ноутбук. Кеды мне не нужны, их и так уже было пора выбросить на помойку, а вот без ноутбука тоска.
– Не боишься, что они могут что-нибудь найти в компьютере?
– Кроме музыки, фильмов и пару гигабайт порно, там ничего интересного нет. За скачивание с пиратских сайтов пока еще не сажают. Так что полицейских хакеров мне нечем обрадовать.
– А интернет?
– И там все чисто, как слеза.
– Как ты так спокойно ко всему относишься, не пойму… Тьфу ты! Обожгусь из-за тебя! – раздраженно хмыкнула Вероника и смахнула пепел, попавший на сорочку.
– А с какой стати бояться-то? Потому что кто-то решил, что в моей ситуации я должен обязательно бояться непонятно чего, испытывать какое-то неудобство? Кто же так решил? Этот следователь, общество, может, церковь? Нет, я сам буду решать, что мне надо и что нет. Мне навязать страх невозможно. Это тебе навязывают страх, ты и поддаешься ему, Вероника. Вижу я, как тебя страх меняет. Ходишь, как потерянная, не можешь места себе найти, лапонька, собственной тени шарахаешься. Правила игры изменились, так что тебе придется под них как-нибудь подстроиться рано или поздно…. Чем раньше, тем лучше.
– Да пошел ты! – разгневалась вдова и, открыв шире окно, бросила окурок в темный проем, – следователю эту херню впаривай, умник! Не стриптизером тебе надо было стать, а философом. Сидел бы в каком-нибудь лесу, на пеньке, и философствовал бы целый день.
– У меня для этого следака другая философия припасена, – осклабился убийца и почесал голый живот, – философия суровой жизни.
– Надоело мне все, – с досадой вздохнула Вероника, опустила голову и закрыла лицо ладонями, – следователь от меня больше не отстанет, да и не только он один мне жизнь отравляет. А ведь мне уже и кличку придумали, сволочи. Насмехаются, радуются за глаза, что у меня проблемы.
– Кличка? – удивился Родриго, – и как тебя прозвали эти кровопийцы?
– Черная вдова. Оригинально, да?
– Оригинальней некуда. Да не обращай ты на них внимания, от людей доброго слова все равно не дождешься. Я тебе давно говорил, что вокруг тебя одно дерьмо… за исключением меня.
– Уже и желтые газеты пишут, что я подстроила несчастный случай с Мидасом. Я еще немного потерплю и в суд подам. Если буду бесконечно молчать, могут подумать, что это правда.
– Не беспокойся, лапонька, газеты могут только обвинять – посадить не могут.
– Ой, как ты меня, прямо, успокоил! – пренебрежительно воскликнула Вероника и покачала головой.
– А ты завтра свободна или с Остентом куда-то поедете?
– Я с ним встречусь не раньше середины следующей недели. А тебе что?
– Середина следующей недели… – задумчиво пробурчал убийца, – у него дела, да? Заграницу поедет?
– Не знаю я. Меня это не очень волнует. Тебя тоже не должно, кстати, волновать.
– А ты читала в интернете, что он часто любовниц меняет? – молодой мужчина пристально посмотрел на собеседницу, следя за ее реакцией.
– Мидас этим тоже грешил, так что меня разными прелюбодеяниями сложно удивить. А тебе что? Я ведь с ним имею дело, а не ты.
– Тебя это разве не напрягает?
– Что меня напрягает, а что нет – это мое личное дело, золотой ты мой. Я ведь не запрещаю тебе встречаться с твоими клиентками, тогда чего лезешь с этими глупыми вопросами? Чем ты там занимаешься, меня ведь не коробит.
– Я-то встречаюсь с ними по совсем конкретной причине, из чисто финансовой необходимости, а вот зачем ты встречаешься с Остентом, мне пока не очень понятно.
– Я пойду что-нибудь выпью, – Вероника развернулась и зашагала к двери, не глядя на Родриго.
– Так ты скажи, для чего ты с ним встречаешься, лапонька.
– Пока пью, попробую придумать ответ, – проворчала вдова и вышла в темный коридор.
– Какао мне не сделаешь?
– Нет.
– Чего?
– Встань и сделай себе сам!
– Сучка ты…
– Чего ты сказал?!
– Я говорю, какая ты заботливая!
– Пойди, поищи себе более заботливую любовницу! – донеслось из кухни.
– А вы все одного поля ягода, Вероника!
– Поезжай тогда к бабушке в деревню, раз тебе не нравится. Она и молочка парного тебе нальет и блинов напечет!
– Ты сама за бабушку сойдешь, с твоими-то двадцатью семью годами…
– Чего ты там опять сказал?!
– Ничего, лапонька!
Восемнадцатое сентября. Полдень
– Почему ты сюда свернул? – удивилась Вероника, сидевшая справа от водителя, заметив, что красный ауди понесся совсем не по той улице, по которой он должен был ехать, – надо было у музея завернуть, а тебя куда понесло? Дорогу забыл что ли?
– Нет, лапонька, дорогу помню отлично, – спокойно ответил Родриго, поглядывая в зеркала заднего вида, – просто мне на хвост подсела какая-то подозрительная тачка. Я ее приметил, когда к твоему дому подъезжал. Не знаю только, кому вздумалось меня пасти – операм или журналистам.
Молодой мужчина был почти полностью уверен, что за ним следуют сотрудники полиции, связывая это обстоятельство с вчерашним вызовом в управление для снятия отпечатков пальцев. Подозреваемого этот ход следователя не испугал, так как он был уверен, что нигде в бунгало у озера Фурнаш не осталось его следов или же, по крайней мере, они должны были смешаться с отпечатками других постояльцев и горничных. Тем не менее, Родриго предпочел не осведомлять об этом Веронику, которая и так была не в слишком радужном настроении.
– Где она? – молодая женщина повернулась назад и стала крутить головой.
– Темно-синий седан, вон, прямо за тем такси.
– И что будешь делать с ним?
– Сейчас я от него отделаюсь, держись.
Красный автомобиль достиг конца тенистого переулка, вдруг резко ускорился, просвистев шинами и судорожно качнувшись, вписался в правый поворот и, превышая скорость, понесся между старыми кирпичными домами. Перед следующим поворотом Родриго сбавил скорость, вывернул руль и, проехав через проходную арку, спрятался в небольшом безлюдном дворе, в нише между мусорными баками и бесхозным желтым экскаватором.
– Вот как делается в кино, – ухмыльнулся убийца, оглядываясь по сторонам.
– Сколько будем здесь сидеть?
– Минут пять и поедем.
– Только погони мне не хватало, – пробормотала Вероника и покачала головой.
– А ты не забыла, какой сегодня день?
– Какой день? Вторник, восемнадцатое, – удивилась молодая женщина, – а что?
– Эх, ты, – укорительно покачал головой конспиратор, – должна же ты помнить, когда похоронили твоего мужа. Сегодня сороковой день!
– Ой, да! Остент же говорил, что перед отлетом заедет на кладбище, – вспомнила вдова, и тут же ее лицо перекосило ошеломленной гримасой, – ты что?! Дни считал что ли?! Зачем тебе это надо?
– Эх, Вероника, Вероника, – издевательски зацокал языком Родриго, – позор! Это ты должна помнить подобные вещи, а не я! Разве опечаленная вдова так себя должна вести? Куда такое годится! Стыдно!
– Если не заткнешься, поедешь обедать один, понял?! – прошипела молодая женщина, – ты опять чего-то задумал, да? Чего тебе от меня надо?!
– Поедем не в ресторан, а на кладбище, – не обращая внимания на негодование своей любовницы, спокойно ответил убийца и оглянулся по сторонам.
– А зачем тебе это надо, я не понимаю?!
– У тебя траур, ты скорбишь и сейчас должна находиться на кладбище, стоять у могилы своего мужа, плакать. Сама ведь говоришь, что желтая пресса тебя обвиняет в гибели Мидаса. Докажи им, что это не так.
– Я не одета для кладбища, – неуверенно пролепетала вдова, покосившись на свою алую блузку с глубоким декольте.
– Да нормально ты одета, не полошись. Пиджак и брючки у тебя черные, так что все в порядке. Поехали.
– А ты сам-то, что будешь делать?
– Я тебя в машине подожду.
– Ты будешь там просто сидеть и ждать? Разве вообще ничего не испытываешь? Хоть немножко?
– А чего же там такого страшного на кладбище-то? Призраки, зомби? Страшно на улице, где за нами машинки гоняются, – слегка ухмыльнувшись, ответил Родриго и посмотрел задумчиво на собеседницу, – эх, знала бы ты, какие у меня сложные чувства в голове бурлят. Такие сложные, что не понять тебе их.
– Тебя вообще нельзя понять,… да и, кажется, лучше, что нельзя. Давай, поехали.
Спустя полчаса. Центральное кладбище Калиопы
– Притормози тут где-нибудь, там у могилы стоит мерседес украинки! Подождем, пока уедут. Не хочу с ними пересекаться, – разглядев впереди, метрах в пятидесяти, красный кабриолет, припаркованный у тротуара, рядом с могилой Калано, воскликнула молодая вдова.
Родриго подчинился команде и остановился на обочине, под пышной кроной старого клена.
Оксана Петренко, понурив голову, сидела на корточках у надгробия и протирала бумажным платком портрет улыбающегося Мидаса Калано, высеченный в граните, с такой же нежностью, с какой она гладила лицо своего еще живого любимого. Рядом с ней суетилась полноватая светловолосая женщина лет пятидесяти, ее мать, убирая высохшие букеты и укладывая под плиту свежие цветы.
Почистив портрет, Оксана поцеловала его и, приложившись бледным лбом к серому камню, тихо заплакала. Ее мать подошла к ней, обняла ее, пытаясь утешить, и помогла дочери подняться, затем, взяв под руку, повела ее к кабриолету. Девушка выглядела очень подавленной, лишенной лучезарной улыбки, и шла совсем медленно, протирая покрасневшие глаза, скрытые под черными очками.
– Ну что? Они отчалили, можешь ступать, – пробасил убийца, провожая хмурым взором автомобиль, заворачивавший за угол, – только цветы не забудь.
– Не забуду, не надоедай, – пробормотала Вероника и, прихватив букет полевых цветов, купленный в киоске у ворот кладбища, вышла на улицу.
Вдова подошла к могиле, положила букет поверх цветов, принесенных Оксаной, и, отшагнув от гранитного надгробия, стала задумчиво, сжав губы, глядеть на портрет своего супруга. Мелкие морщинки на ее лице начали подрагивать так, словно не знали, какую эмоцию от них требуется выразить. Вероника стояла неподвижно, пребывая в легкой, даже странной растерянности, будто впервые в жизни очутилась на кладбище и не имела представления, как следует вести себя в подобном месте.
Никак не могла вдова разобраться с противоречивыми чувствами, которые в этот момент бесились в ее сердце. Улыбающийся мужчина на портрете вдруг показался ей совсем чужим, абстрактным, как из зазеркалья. Почудилось ей, что вместе с Мидасом в могиле похоронена вся ее прежняя жизнь и что этот человек никогда на самом деле не существовал. Веронику не мучили угрызения совести из-за чего, наверное, не имея четкого ориентира, она и не могла определить, какому из нахлынувших ощущений подчиниться. Слез в ее глазах не было, явного страха – тоже, зато покоя ей не давало сбивающее с толку душевное неудобство. Если скорбь Оксаны выражалась спонтанно, как бывает с любой искренней эмоцией, то вдове нужно было, наоборот, постоянно напрягаться и ставить себя в рамки, чтобы не позволить настоящим чувствам вырваться наружу и разрушить искусственный образ, слепленный изо лжи, от чего ей становилось все сложнее различать границу между реальностью и самообманом.
«Блин, у нее в голове уже полный бардак, – подумал Родриго, наблюдая, как его любовница постоянно переминается с ноги на ногу, – даже цветов бы не купила, если бы я ей не напомнил. Хоть сообразила, куда их поставить, и то ладно. Вот настоящая человеческая слабость – может хоть до вечера у этой могилы простоять, а все равно не поймет, чего она боится. Еще удивляется, почему я не побоялся привезти ее сюда. Чего же мне стыдиться-то? Я еще в самом начале твердо решил для себя что правильно, а что нет, вот и не стыжусь ничего. Последствия не могут сломать мне хребет, а вот у нее хребет хрустит и все больше прогибается. Она не знает, что правильно, а что нет, вот и метается из угла в угол без понятия. А Оксану все-таки жалко. Кажись, действительно любила его. Что поделаешь – обстоятельства! Из каждого из нас они слепили нового человека. У кого-то отняли, кому-то прибавили…. Бизнесмены, бизнесмены! Почему вас всех так тянет к моей драгоценной Веронике? Знали бы вы, родимые, какая ведьма прячется за смазливым фасадом! Видимо, вас она привлекает, потому что принимаете ее за ангела, а меня – потому что знаю, что она чертовка! Запретный плод ведь такой сладкий!»
– Вероника, ты уже закончила? – опустив окно водительской дверцы, спросил Родриго.
– Да, закончила… – сквозь зубы проговорила Вероника и, взглянув украдкой на гранитную плиту в последний раз, как отступающий солдат, пошла мелкими быстрыми шагами к красному автомобилю.
– Следующая остановка – ресторан? – выехав за решетчатые ворота кладбища, поинтересовался убийца.
– Мне нужно выпить чего-нибудь очень крепкого, – пробормотала вдова, взирая опустошенными глазами на мелькающий за стеклом серый городской пейзаж.
– Хочешь помянуть его?
– Просто хочу выпить…!