Текст книги "Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)"

Автор книги: Иван Кожемяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Только самодержец мог быть отцом народов, которые никак не могли обрести берега веры, уверенности в завтрашнем дне.

Но то, что стало происходить в стране после февральской революции, которую, затем, историки и политики назовут буржуазно-демократической, повергло его, искушённого и закалённого военачальника, в крайнюю растерянность.

Враг стоял у порога столицы, а в армии шли страшные брожения. Его славная 8 армия, удерживаемая силой его безукоризненного личного авторитета, со дня безуспешно завершившегося Брусиловского прорыва, держала оборону против австро-венгерских войск.

Но одна армия, конечно же, выполнить задачи фронта, а тем более – вооружённых сил России – не могла.

Зараза неверия и брожений стала проникать и в ряды его славной армии.

Большой резонанс во всей армии и даже за её пределами, получил особый Военный Совет, на который Каледин пригласил нижних чинов, отличившихся Георгиевских кавалеров, представителей всех частей и соединений армии.

– Мне нечего скрывать от Вас, мои боевые товарищи, – обратился командующий к робевшим и растерянным солдатам и унтер-офицерам, которые и подумать не могли ещё вчера, что будут участвовать в таком высоком совещании.

Этот Военный Совет вошёл в историю русской армии, как явление беспрецедентное, невиданное и небывалое ранее.

Каледин тяжёлым шагом, который, потом, за его смертью, назовёт талантливый писатель-донской казак – волчьим, взошёл на трибуну и своим цепким взглядом окинул весь зал.

Нижние чины жались вдоль стен, группами. Никто из генералов и офицеров рядом с ними не сели, а красавец-полковник Вязьмитинов, недавно принявший дивизию, родную, памятную для Каледина особо – 12-ю кавалерийскую, громче, чем было принято по законам учтивости, на весь зал произнёс:

– А кому, господа, из вас, – и он повернулся к группе нижних чинов, сидевших с ним вблизи, – сдать дивизию под начало?

Те даже отшатнулись от полковника. Ужас и растерянность исказили их лица.

А Вязьмитинов, яростно, что было ему не свойственно, как-то захрипел, даже схватившись за горло рукой, и продолжил:

– Как хотите, господа, а меня увольте. Не могу более здесь оставаться.

И резко вскочил на ноги, намереваясь выйти из зала заседаний Военного Совета.

Каледин всё это видел. И тут же обратился к Вязьмитинову:

– Василий Львович! Прошу Вас, подойдите ко мне. Сегодня Вы – самый главный участник предстоящего Военного Совета.

Вязьмитинов, в растерянности, подошёл к Каледину, прищёлкнул каблуками, да так, что на предельно высокой ноте зазвенели серебряные шпоры на его щегольских, хотя и изрядно потёртых от седла по внутренним сторонам, лаковых сапогах.

Но ни единого слова доклада выдавить из себя не смог. Так и смотрел, словно окаменев, на Каледина, и сглатывал тугой комок спазма. А тот душил его и мешал даже дышать.

Каледин обнял Вязьмитинова за плечи и повернулся к залу:

– Господа! Товарищи мои боевые! У меня особая радостная весть. Ещё Государевым указом, от 2 марта, полковнику Вязьмитинову присвоено высокое и заслуженное генеральское звание. Сердечно поздравляю Вас, Ваше Превосходительство, и позвольте вручить Вам эти знаки полководческой зрелости.

Каледин как-то закашлялся, неспешно вынул из кожаной папки пару генеральских погон, с витым вензелем «Н» и двумя золотыми звёздами по краю.

Долго держал их в руке, а когда справился с волнением, неспешно проговорил:

– Меня этими погонами сам Государь с генерал-майором поздравил.

Примите, Василий Львович, на добрую память. Полагаю, что это всего лишь очередная, заслуженная Вами ступенька. Будет жива Россия, мы ещё услышим о великих свершениях генерала Вязьмитинова.

А нет – все станем на одном краю, на остатнем.

«Ура!» генералу Вязьмитинову, господа, друзья мои боевые!

Зал дружно вскочил и все, до единого, а нижние чины – громче всех, прокричали, троекратно, «Ура!».

Но Каледин заметил, что общего подъёма и радости, воодушевления не разделял с участниками Военного Совета бравый вахмистр, полный Георгиевский кавалер Будённый.

Его знала вся армия и, конечно же, хорошо знал и Каледин, сам вручал два золотых креста Георгия I класса.

Каледин даже скупо улыбнулся – почтут за сумасшедшего, как это два золотых креста, если он вручался единожды и на всю жизнь.

Но в этом-то и был весь вопрос. За серьёзные прегрешения, за избиение чиновника высокого ранга в отпуске, вахмистр-герой был приговорён к смертной казни.

И он, командующий 8-й армией, сам возбудил ходатайство перед Государем, о замене наказания вахмистру, с учётом его выдающихся заслуг.

И царь утвердил ходатайство командующего, отменил вынесенный Будённому смертный приговор и лишил его заслуженной награды – золотого Георгиевского креста.

Через несколько месяцев он же, Каледин, вручил герою новый золотой крест за беспримерное мужество и отвагу, проявленные при захвате стратегически важного моста, который и предопределил успех армии в Луцкой операции.

Потребовалась личная встреча с Государем, горячая поддержка Главнокомандующего фронтом Брусилова.

И как же был счастлив Каледин, увенчивая, по достоинству, грудь бравого вахмистра, на которой благородно теснились три оставшиеся креста и четыре Георгиевские медали.

Сегодня Каледин отчётливо видел, что вахмистр не с ним.

И поднялся он, при чествовании Вязьмитинова, неохотно, и рта не открыл, когда весь зал провозглашал здравицу в его честь.

Каледин, когда зал угомонился, и обратился, напрямик, как он это делал всегда, к вахмистру с прямым вопросом:

– Что случилось, вахмистр? Я ведь чувствую, что ты – не с нами в этот час. Объяснись!

Будённый, на этот раз, вскочил, вытянулся в струнку, но доложил не спешно, угрюмо, не отводя своего тяжёлого взгляда от глаз Каледина:

– А я, Ваше Высокопревосходительство, за версту чую, как он, – и он при этом ожесточённо и зло посмотрел в сторону Вязьмитинова, – за людей нас не принимает.

Мы для него – хуже быдла. Конечно, рядом со мной сидит, по Вашей воле, а нос воротит. От меня же конюшней, да конским потом разит, а его Превосходительство – у меня от его духов и голова разболелась.

И уже предерзко:

– Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, мне пересесть, а то и дышать невозможно.

И не дожидаясь позволения – пересел на свободное место в первом ряду, рядом с генералом Романовым, начальником тыла армии.

Тот нервно засопел носом, но ничего не сказал, а только отодвинулся от вахмистра, загремев стулом.

Каледин, против правил, зычно обратился к залу:

– Господа, мы не будем сейчас выяснять… э… отношений подобного рода.

Есть дела гораздо важнее. О судьбе Отечества нашего многострадального должны быть все наши мысли.

Каледин сжал зубы, даже желваки заходили по щекам.

– Господа! Прошу внимания. Мне, не буду лицемерить пред вами, очень неприятно, что даже здесь, в этом зале, где собраны лучшие люди армии, разгораются непримиримые страсти.

Так они сегодня и разрывают на куски нашу Великую Отчизну.

И возвысив свой голос, стал говорить дальше, тяжело проворочавивая в своей душе каждое слово, словно бросая камни в чёрную и неспокойную воду:

– Сегодня нам всем – не до сантиментов. Будем говорить прямо и честно, так как слишком велика цена каждого слова. Тем более, слово вашего командующего, который не привык ими сорить и был всегда пред вами простодушен и искренен.

Друзья мои боевые! Я не идеализирую правление Николая II. Слаб волей и … разумом оказался наш Государь.

Ежели бы он думал об исторической ответственности за судьбу Отечества – он бы никогда не отрёкся от престола.

– Что ему надлежало сделать, но история даже по воле монархов не поворачивается вспять, так это никогда, ни при каких обстоятельствах, не брать на себя всю полноту ответственности за руководство войсками.

Никогда прежде, за исключением Петра I, русский царь не вступал в непосредственное руководство войсками.

И это правильно, так как на деятельность армии монарх должен смотреть как бы со стороны, подмечая малейшие изъяны и упущения в постановке военного дела, а во-вторых, армией не может руководить дилетант, так как слишком велика плата за любую неудачу и ошибку. Она выражается в бесцельно пролитой крови и утрате тысяч и тысяч, а за эту войну – и миллионов человеческих жизней.

И третье, в этой связи, армия, всё же, при всей её важности и даже главенстве в истории государства в годы войны, всё же – не вся жизнь Отечества, не все стороны этой жизни. Нас в армии – всего лишь несколько миллионов, а в стране их – более ста. И огромное хозяйство в придачу – от сельских общин, промышленных предприятий, десятков тысяч деревень, сёл, станиц, иных поселений, до сотен городов.

Государство – это огромный механизм, система власти, коммуникаций, образования, здравоохранения, огромного круга социальных проблем, обеспечения армии и народа всем необходимым, чтобы просто жить и вести борьбу с неприятелем.

Государство – это огромная ноша разрешения национальных проблем, укрепления границ и территорий, воспитания правопослушания масс и многое другое…

И Государь, я в этом глубоко убеждён, все эти вопросы должен держать в поле своего внимания и никому не попускать в стремлении ненадлежащим образом выполнять свой долг, особенно – чиновниками и всем служивым людом.

Сосредоточившись на решении задач Верховного Главнокомандования, Государь полностью упустил руководство страной, её развитием, мобилизацией масс на одоление тягот и лишений, и победоносного завершения войны.

Как итог – в результате заговора…

Ропот и возмущённые крики пронеслись по рядам.

Один молодой полковник, Каледин знал его лично, командовавший отдельной сводной бригадой, вскочил и даже закричал:

– Это провокация, Ваше Высокопревосходительство! Я прошу дать объяснения.

Каледин выждал минуту, пока крики и ропот прекратятся, и продолжил:

– Да, господа, в результате заговора, и скоро об этом узнает вся Россия, прозреет, да будет поздно. Во главе этого заговора стоят генералы Рузский, Деникин, Корнилов, Алексеев, депутаты Государственной думы, промышленники и банкиры, Государь был, по сути дела, насильственно отстранён от власти и помещён под домашний арест.

Империя пала, господа, 2 марта сего года.

Меня, генерала Каледина, не так уж сильно занимает частная судьба господина Романова, это его личное дело, какой выбрать путь и стезю.

Но я знаю точно, что такую гремучую смесь, как империя, устранением монархии не удержать в рамках законности, общественного порядка и сохранения, что самое главное, Величия, Единства и Неделимости Отечества.

Над ним нависла грозная и неотвратимая опасность.

Немец стоит под Петроградом. Его сапог попирает исконно русские земли, полностью оккупирована Прибалтика, Украина, районы Западной Белоруссии, германский флот господствует на Балтике, союзники Германии – в Чёрном море.

Наша армия только в результате бездарного руководства терпит поражение. 64 полностью отмобилизованные дивизии на трёх фронтах могли бы положить конец германскому превосходству, но нет единой воли, нет твёрдого руководства войсками, нет самой установки на победу.

Не побоюсь вам сказать, к тому же, к несчастию, располагаю достоверными сведениями, что кроме русской расхлябанности, в высоких штабах царит атмосфера предательства и государственной измены.

– Видит Бог, в скором времени вы в этом убедитесь, – властным голосом подавил он возникший шум среди генералов, сгрудившихся вокруг новопроизведённого Вяземского.

– Да, господа, Вы в этом убедитесь, и очень скоро.

Постыдную, недопустимо беспринципную позицию заняла наша Православная церковь, а вернее – её иерархи.

Она, призывающая нас ещё вчера к служению Помазаннику Божьему, в одночасье низвергла своего кумира с пьедестала.

Уже 4 марта, через два дня после отречения Государя, Священный Синод даже кресло Государя вынес из зала заседаний, а 9 марта церковь обратилась к верующим с призывом верой и правдой служить «благочестивому Временному правительству».

Подобные деяния церкви деморализуют общество, порождают сумятицу в головах людей, подменяют подлинные ценности фальшивыми и лживыми.

Завидев ёрзание на месте, при этих словах, митрополита Фотия, приставленного к его армии священным Синодом, Каледин гневно обратился к нему:

– Да, Владыко, огромная, неискупаемая вина за происходящее в России лежит на Русской Православной Церкви.

Дородный и тучный Фотий впился в кресло, да так, что оно под ним даже заскрипело.

И тут же нашёлся Будённый:

– А я, братья-казаки, так скажу – ежели бы его, – и он показал рукой на Фотия, – да впереди войска нашего поставить – тут же германец бы и войну прикончил. Разве устоял бы против такого благолепия? Почитай, пудов десять живого весу будет.

И, уже ёрничая, под громогласный хохот своих однополчан, добавил:

– Жаль только, что лошади не подобрать, чтоб такого борова выдюжила, а то бы, я вам скажу – до самого Берлина немец бы бежал, завидев такого атаманца христова воинства.

Зал задрожал от хохота. Даже офицеры и генералы и те не сдержались, так как все знали мстительный и злобный характер владыки Фотия, а так же – его непомерную любовь к чревоугодию и молоденьким милосердным сестричкам.

Фотий побагровел:

– Изыди, сатано, – зычно рявкнул привычное, да и осёкся, встретившись с пронзительным взглядом Каледина.

– Да, владыко, вот вы и получили ответ о мере авторитета церкви.

Думаю, что ближайшее развитие событий подтвердит истинность моих слов, но Вы, сами, вырыли ту пропасть – между народом и церковью, в которую завтра рухнет вся Россия.

– Только 2 марта Государь…

Он замешкался на миг, решительно сжав кулак правой руки, и взмахнул им в воздухе, и поправил сам себя:

– Последний русский царь Николай II – не успел отречься от престола, а Вы, от имени церкви, я повторюсь, уже 4 марта обратились к русскому народу с требованием, чтобы он присягал «благочестивому Временному правительству».

Как Вы это объясните? Как же Вы легко, Владыко, отреклись от Помазанника Божьего?

Огромные, страшные бедствия грядут в России, а церковь озабочена лишь одним – сберечь свои богатства.

И то, есть что сберегать – после царской семьи – церковь второй землевладелец в России, 6 миллионов гектар земли отдано ей во владение.

Зал пришёл в неистовство. Особенно – нижние чины. Слышались возгласы:

– Ах, мироеды, вы бы сами эту землицу обихаживали…

– Кровопийцы, вы что же это думаете, что мы и дальше за вашу землицу будем гибнуть…

– А у меня на хуторе – от голода гибнет семья. шесть душ, без лошади остались…

Каледин продолжил:

– Действительно, разве Вы, Владыко, орошаете эту землю своим потом? Это одна из причин, что крестьянство, а это более 80% населения страны, и сегодня видят в лице церкви векового эксплуататора и стяжателя.

О, Владыко, неосмотрительно Вы ведёте себя на русской земле. Неосмотрительно! В то время, когда я сам лично, как командующий, распределяю каждый снаряд, Вы мне – вагонами, иконы шлёте.

Зал, особенно солдатское и казачье крыло, гневно загудело. Вновь раздались возгласы:

– Верно говорит Его Высокопревосходительство!

– Так его, долгогривого!

– Другие времена начинаются, мы ещё доберёмся до него, братцы!

– Гнать его в шею, такого прокормить только – за эскадрон слопает.

Фотий жадно хватал воздух. Всё его грузное и обычно багровое лицо, посинело. Он сидел ни жив, ни мёртв.

А Каледин уже не мог остановиться:

– Церковь, Владыко, перестала слышать свой народ. Превратилась не в поводыря , а в наездника на его шее, на его горбу.

В назревании смуты в России – огромная вина церкви уже в том, если не относиться к истории, что она не осудила распутинщину, ввергшую царскую семью в крайне постыдную роль, оскорбившую саму суть и содержание самодержавия.

Тут, Владыко, мужества у Вас не хватило, а вот Петра I – собакой обзывать до сей поры – многие из вас грешат, с лёгкостью. Да Толстого анафеме предать и упокоить без благословения – на это Вы мастера.

Почему же не столь взыскательны вы к тем, кто подрывал устои монархии? Кто с именем Бога на устах и при Вашем благословении отлучал Государя от престола, арестовывал его семью?

Я прошу Вас, Владыко, оставьте армию от греха подальше и поезжайте в свой Синод. Здесь, с учётом складывающейся обстановки, я думаю, делать Вам нечего.

– Верно! – раздались возгласы.

– Так его, Ваше Высокопревосходительство.

И Фотий, втянув голову в плечи, шумно дыша, спешно удалился из зала заседаний Военного Совета, оставив запах церковных благовоний. Да сиротливо лежащие на столе чёрные чётки, которые он в спешке забыл.

Очень скоро узнает Алексей Максимович, какого он врага себе нажил.

Митрополит Фотий, войдя в личное доверие премьера Временного правительства России – Керенского, сделает всё, чтобы вольнодумство Каледина было наказано по всей строгости.

Более того, возглавив церковное управление при Главнокомандующем Корнилове, потребует не только снятия с должности командующего прославленной армией, но и предания его суду.

Но это всё будет впереди.

Сейчас же – все участники Военного Совета видели, как тяжело ему даётся каждое слово.

После того, как Фотий покинул зал заседаний Военного Совета, Каледин надолго замолчал, пригубил стакан с водой, оглядел весь зал своим цепким взглядом и продолжил.

Внимательнее всех его слушали нижние чины.

Оглушенные информацией, к которой они никогда не были допущены, они пребывали в смятении.

То тут, то там прорывались их возгласы:

– Ваше Высокопревосходительство, а как же быть?

– Куда идтить, Ваше Высокопревосходительство? И за кем?

– Не дай на страту Расею, Алексей Максимович! Веди, пойдём за тобой, куда ни поведёшь.

– Вчерась – за веру, царя и Отечество призывали лить кровь, а сегодня как?

И тут вновь отличился Будённый. Каледин даже залюбовался его ладной, подобранной фигурой.

Молодцевато вскочив на ноги, обратился к Каледину:

– Ваше Высокопревосходительство, дозвольте вопрос задать?

– Давайте вахмистр. Прошу Вас, – ответил Каледин.

– Ваше Высокопревосходительство, а как же с Отечеством быть? Цари – они приходят и уходят, а Россия-то она у нас одна.

– Что же будет, если врага не одолеем? – почти на крик перешёл Будённый.

Народ страдает, всё отдаёт армии, а мы только кровь льём и всё без толку. Как же нам победы при таком развале, как Вы обрисовали, добиться?

– Спасибо, вахмистр! Я рад от того, что в армии, вверенной мне в командование, есть такие молодцы.

А если серьёзно, то вахмистр Будённый подошёл к самым главным вопросам.

И я хочу сказать по этим вопросам несколько слов.

– Любое государство, любой строй, возникший в современной Европе, как никогда остро нуждается в своей защите.

И мне просто омерзительно слышать сегодня деятелей либерализма, которые провозглашают, что война сама по себе прекратится, если Россия выйдет из неё.

Это страшное заблуждение, если не хуже – это умышленное введение народа в неведение, которое ему будет стоить очень дорого.

Есть армия, – говорили древние, – есть и полезные ископаемые. А ежёли её нет, то нет и полезных ископаемых.

Сегодня, когда Россия ослабла, американцы, англичане и французы – даже не скрывают того, что это и было их главной целью: связать Германию с Россией войной, чтобы они взаимно ослабили друг друга, а затем – продиктовать волю выдохшимся государствам и за их счёт решить свои проблемы.

Главный враг России сегодня – не Германия и не Австро-Венгрия. Они, в борьбе с нами, ослабли сами. Их ресурсы иссякли, и воевать с Россией они дальше не могут.

На арену выходят новые хищники мира, которые сберегли свои ресурсы, разбогатели на этой войне на поставках оружия. Им нужны наши просторы, богатство наших недр и они не остановятся ни перед чем, чтобы всё это получить в России.

Поэтому – если мы патриоты Отечества, если нам дорога Россия – надо крепить её вооружённую мощь и силу. Любой строй, любой режим, ставший у власти, должен всерьёз озаботиться укреплением армии.

Только она – наша гарантия к существованию. Иных союзников у России, как говорил император Александр II сыну, просто нет.

Без армии Россия существовать не может. Её просто сомнут.

Поэтому – всем силам, которые сегодня заявляют о своей ответственности перед Россией, надо озаботится тем, чтоб у России была современная, хорошо оснащённая и обученная армия.

Боюсь, что эта задача почти неразрешимая в условиях политического многообразия и всеядности.

Армия должна служить государству, а не партиям, не группировкам.

Если этого не поймут политические деятели – неминуем крах и гибель России.

В этой связи я говорю «Нет!», своё решительное «Нет!» – политической деятельности в армии – любых сил, любых организаций. В армии неприемлемы любые попытки подрыва единоначалия, введения, так называемой, демократизации.

Нет, господа хорошие! Советоваться можно до начала сражения. А в бою, быстротечном военном столкновении, командир, единственный, несёт всю полноту ответственности за выполнение стоящих задач, совестью своей отвечает перед Отечеством за его бережение.

Поэтому, пока я командую армией, я не потерплю никаких агитаторов в войсках, что только подрывает основы военного организма и разлагает армию.

В этой же связи – и следующее моё положение. Либералы, ратующие за установление в обществе обстановки безответственности, крушения былых авторитетов – в этих условиях не может существовать армия, преданная Великому Отечеству и его народу.

На Россию обрушилась и ещё одна, неведомая в такой мере ранее, напасть – засилье иудеев – как в органах государственной власти, так и в банковских сферах, торговле.

Этот народ, который существовал ранее лишь в сельской местности, в силу действия законов о цензе оседлости, сегодня, собравшись со всего мира и, особенно – из Европы, сегодня заселил столицы, губернские города, взял, посредством финансов, всю власть в свои руки.

Суть политики иудейства всегда была враждебна России. А сегодня, взяв власть в свои руки, иудеи ведут дело к уничтожению российской государственности и русской культуры.

Причину недоброжелательства в свой адрес евреи должны видеть не в том, что они иудеи. А в том, что Господь дал когда-то им шанс быть в истинной вере, открыл им Ветхий Завет, но евреи отвергли Его заповеди и его распяли, отступивши перед этим от Его учения и подвергнув Его поруганию.

С той поры в Богоборческой практике иудаизма ничего не изменилось.

Не зря, поэтому, в прошлом году князь Щербаков, министр внутренних дел России, сказал в сердцах: «нельзя сразу вести войну с Германией и еврейством».

И он прав – деятели финансовых кругов России, а они на 100% представлены только этим народом, полностью отказали царской власти в военных кредитах, и тут же откровенно сотрудничают с Германией, оказывая ей всё возможное предпочтение.

Наступивший 17 год, мои боевые друзья, мог и должен был стать торжеством русского оружия.

В этом и кроется главная причина устранения самодержавной власти.

Но, в победившей России, монархию свергнуть было бы невозможно.

Могучая Россия была бы прямой угрозой мировому сионизму, и он сделал всё возможное, чтобы эту Россию ослабить, и, в конечном счёте, уничтожить.

Православный царь был устранён мировым сионизмом не случайно – это был символ единства всего народа многонациональной России.

Не случайно, декретом Временного правительства за номером первым, подписанным евреем Керенским, был декрет о равноправии евреев.

С его появлением в России устанавливалась диктатура беззакония, богоборчества, уничтожения русской культуры.

Не Россия низвергла своего Государя, нет, его устранила жалкая власть властной верхушки, масоны, объединившие самые активные и напористые слои иудейства, в первую очередь.

Россия – если мы не образумимся и не сможем противостоять наступлению сионистов, падёт первой.

Но даже она – не единственная цель масонов. Будут уничтожены все консервативные монархии Европы, на их месте будут построены новые государства масонской ориентации, что, в конечном счёте, приведёт к образованию мирового правительства иудеев, которые будут диктовать миру свою волю и устанавливать свою власть.

Вот что надо видеть за низложением монаршей власти в России, упразднением самодержавия.

Так называемая февральская революция предоставила масонским кругам, еврейству неограниченные возможности по достижению своих целей.

И они их достигнут, только разбив и уничтожив Россию, получив доступ к неограниченному разграблению богатейших окраин России.

Поэтому – если мы, твёрдой рукой, не сможем вернуть традиционное положение наций и народностей в России, к его докризисному состоянию, – одно это взорвёт наше государство на лоскутные обломки, вернёт его в эпоху феодальной раздробленности и ограниченности.

Вот и подумайте, мои боевые друзья, какие угрозы возникли перед нашим благословенным Отечеством. Я их обрисовал далеко не в полной мере. Их существует гораздо больше, и они намного страшнее для существования российской государственности.

И вопрос сегодня стоит однозначно – или мы справимся с этими проблемами, или Россия прекратит своё существование, как Великое, Единое и Неделимое государство.

Россия может быть только Великой Империей или её не будет более никогда. Ни в каких иных границах, с утратой своих избыточных территорий, как говорят сегодня пришедшие к власти либералы, она существовать не сможет…

Не всё, конечно, поняли нижние чины из речи командующего.

Но их лица посуровели, они прекратили даже перешёптываться, так как почуяли в самом тоне командующего реальные угрозы для себя лично, для своих близких.

Посуровели их лица. И они только и ждали, после этого, к чему призовёт их командующий, которому они верили безоглядно и готовы были идти за ним до конца. До ведомой им и такой желанной правды, без которой просто невозможно жить.

Ибо жизнь без смысла, без высшей цели, становится просто бессмысленной.

И человеку легче было умереть, нежели влачить пустое и никчемное существование, не озаряемое смыслом служения Отечеству, родной семье, благословенному народу.

Каледин, видно устал от такой речи, вытер платком лоб и договорил:

– Устранение самодержавия, которое удерживало национальную кичливость и ограниченность, стремление отдельных наций и народов встать над другими, добиться главенства над ними – сегодня дало волю самым дурным и самым страшным проявлениям национализма.

Это разрушит вековые основы существования многонационального государства, даёт волю всему дурному и низменному.

Поэтому повторюсь ещё раз – одна опора и одна надежда у государства – армия. Не станет её – не станет и государства, враг, торжествуя, будет попирать наши святыни.

А далее лишь шаг до уничтожения Отечества. Поэтому я призываю всю армию, весь начальствующий состав – блюсти воинский порядок и хранить свою честь.

Командующим у толпы я не буду никогда. Тогда… лучше смерть.

И если Военный Совет мне доверяет, как командующему, я требую неукоснительного выполнения воинского долга, беспрекословного повиновения приказам командиров и начальников.

Упразднение принципа единоначалия, чинопочитания, воинской чести и ответственности за выполнение воинского долга – путь гибельный, путь в никуда. Он погубит Россию.

Тяжело вздохнул и с болью продолжил:

– Большие беды грядут для Отечества. И я это чувствую. Одной нашей славной 8-й армией всю границу не прикроем. И Германию не разгромим.

Верую, что не мы одни думаем о судьбе Отечества. Остались, я думаю, в России люди чести и долга. Только на них и уповаю.

Прошу Вас, мои боевые друзья, голосовать – кто доверяет мне командование армией, на тех началах, о которых я вам сегодня говорил. Или же, в противном случае – прошу освободить от этой тяжёлой ноши.

После минутного затишья, зал зашумел. Раздались выкрики:

– Господа, господа, другого решения и быть не может.

– Даёшь Каледина!

– Братва, за генералом Калединым – хоть на край света!

И когда начальник штаба армии призвал всех к тишине и попросил проголосовать за полное доверие командующему армией генералу Каледину Алексею Максимовичу, лес рук взметнулся вверх.

Ни один участник Военного Совета не остался в стороне и не проголосовал против.

Будённый отличился и здесь.

Поднялся, оправил гимнастёрку и обратился к Каледину:

– Дозвольте, Ваше Высокопревосходительство?

– Прошу Вас, вахмистр…

Будённый громко, на весь зал, заявил:

– Я так скажу Вам, товарищи мои боевые: верного боевого коня, в бою, на недоумка, не меняют. Иначе – смерть. И я от имени казаков, своих боевых товарищев, заявляю: «Любо генералу Каледину! Веди, Алексей Максимович! Все, как один, пойдём за тобой!»

Слова вахмистра утонули в здравицах. При этом, словно очистительная волна, унесла с собой всё наносное, всё мелкое, зряшное, что разделяло людей разного положения, разных чинов и знаний, убеждений и даже вероисповедания.

Все они, пред своим командующим, были едины, единоверны и единодушны.

И – прекрасны! Их одухотворённые лица, улыбки, объятия, не предвещали, и на миг, тех страшных потрясений, которые, уже навсегда, очень скоро разведут участников этого Военного Совета по разным берегам Тихого Дона, и их боевые шашки, которые досель знали только вражью кровь, обагрятся и братской.

Каледин, не стыдясь слёз счастья, с гордостью смотрел на своих соратников.

Выпестованных и взращённых им во славу Отечества.

Конечно, даже самый воспалённый мозг не мог предугадать всех дальнейших событий.

А они обрушились на Россию, как снежная лавина, ломая и унося за собой всех и всё.

***

Это Военный Совет не остался не замеченным ни военным руководством новой России, ни даже самим вождём Временного правительства.

Особое неистовство и неудовлетворение линией поведения бесстрашного и прямодушного Каледина проявил ставший к этому времени Верховным Главнокомандующим генерал Корнилов.

Хотел бы Корнилов, бездарный и безвестный неудачливый генерал, умудрившийся сдать австрийцам в плен всю свою дивизию, и сам всю почти войну отсидевший там же, в неволе, расправиться с вольнодумством Каледина, да не посмел. Просто устрашился мнения армии, офицерства.

Да и не мог он уже это сделать, так как Алексей Максимович к этому времени был уже ему не подотчётен, так как всенародно был избран Атаманом Всевеликого войска Донского.

Да и былой авторитет у него был слишком высоким во всей армии, как главного героя Брусиловского прорыва.

Позже – Корнилов по-воровски, тайком, науськиваемый Алексеевым и Деникиным, уволил со службы Алексея Максимовича, с зачислением в распоряжение Военного Совета Ставки.

Но обойтись без сил и возможностей Атамана всего Тихого Дона, конечно же, он не мог, поэтому Алексей Максимович и был приглашён на заседание Военного Совета Ставки.

Как оказалось – на горе Корнилову, пробывшего всего двадцать один день Верховным Главнокомандующим России. А затем – сам Керенский, устрашившись, что его же ставленник провозгласит себя военным диктатором и сместит его с поста Председателя Временного правительства – будет вынужден даже арестовать Корнилова, лишив его всех должностей в армии.