Текст книги "Лазарев. И Антарктида, и Наварин"
Автор книги: Иван Фирсов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
Еще до прихода Сенявина, получив распоряжение из Петербурга, Баратынский передал французам земли, с таким трудом у них завоеванные.
Иониты и далматинцы утратили все свободы и привилегии самоуправления, дарованные им Ушаковым и Сенявиным. Отныне интересы французских купцов являлись для них законом. На крепостных стенах, над ратушей развевались французские флаги. С грустью смотрели моряки на город, омытый кровью их соотечественников, а теперь «отданный по миру тем войскам, которых мы привыкли видеть пленными, а теперь властелинами, жители в унынии», – сообщал в письме другу гардемарин с «Рафаила» Всеволод Панафидин.
Французы вели себя заносчиво, высокомерно. Сенявин рекомендовал офицерам как можно реже съезжать на берег.
«Несносно хвастовство французских офицеров, – писал Панафидин, – которые составляют теперь здешний гарнизон, до того довело, что были беспрерывные дуэли и съехать на берег почти всегда влекло к какой-нибудь неприятной истории. То желание было общее – оставить Корфу».
Через две недели русская эскадра покинула уже бывшую Республику Семи островов. Ураганные осенние штормы несколько недель жестоко мотали ее в Атлантике. Командующий, сберегая людей, укрыл истрепанные до предела корабли в Лиссабоне. Здесь застало наших моряков известие о войне с Англией. В два раза превосходящие в силе англичане заблокировали Лиссабон. Спасая честь флага, корабли и людей, Сенявин сумел уговорить англичан принять корабли на сохранение до конца войны. Их экипажи возвратились на родину с транспортами.
Отряд Баратынского ушел из Котора в Венецию. Там корабли, в том числе и «Автроил», были проданы за бесценок французам, а офицеры и матросы отправились пешком в Россию.
Солнечным апрельским днем 1810 года в нарядном особняке Державина на Фонтанке поднялся необычный переполох.
Последние пять лет, выйдя в отставку, поэт жил размеренно, без прежней суеты. Зимовал в Петербурге, а лето проводил всегда в своем любимом имении Званке, близ Новгорода. До обеда занимался разборкой своих прежних сочинений, размышлял над записками о прожитом, читал письма, отвечал друзьям. Обедал иногда у приятелей, но чаще приглашал к себе.
Сегодня ожидались к обеду старинные друзья: поэт Иван Дмитриев и директор Российско-Американской компании Михаил Булдаков, свояк Резанова.
В полдень неожиданно в доме Державина появились три брата Лазаревы. Прошло больше года, как прибыл из Англии средний Лазарев – Михаил. Зимой часто он навещал Державина, последний раз гостил на масленицу.
– Помилуй Бог! – взволновался Державин, обнимая братьев. – Андрея и Алешу, почитай, годков пять не видывал? Да вы в чинах все нынче. Кто же главный?
Андрей смутился:
– Две недели тому назад указ государя состоялся, Гаврила Романович. Пожалован я в лейтенанты, ну, меньшие – оба мичманы покамест.
Державин покачал головой, повернулся к жене:
– Ну и ну, Дарья Алексеевна, давно ли пострелами гонялись наперегонки, а нынче… – Державин вдруг хлопнул себя по бедрам и шутливо прикрикнул: – Что же вы не раздеваетесь, проказники?
В гостиной Державин усадил братьев на диван, сам сел напротив в кресло, жадно расспрашивал Андрея и Алексея о всем пережитом. Михаил сидел посредине, слушал внимательно, все для него было в новинку. Он встретился с братьями только вчера. Когда Алексей рассказывал, как эскадра Сенявина выходила из Портсмута и повстречалась с англичанами, Михаил прервал брата:
– Постой-ка, так ты пребывал на адмиральском корабле, на головном?
Алексей согласно кивнул.
– А я ведь шел в той аглицкой эскадре на концевом фрегате!
Андрей пошутил:
– Токмо на морских дорогах такое приключиться может. На сухом пути тоже всякие напасти произойти могут, особливо в чужой стороне. – Он кивнул на младшего брата: – Нам с Алешкой досталось, пока пол-Европы протопали. И все в одной паре сапог, жаль, лапти плести не научились.
– Вам еще повезло, – проговорил Михаил, – Семен Унковский всю Европу прошагал через Францию до Минска.
– Как так? – перебил Алексей.
– Отводил он призовую купеческую шхуну в Англию, а французы его перехватили, в плен взяли. Подробностей не знаю, я накоротке один раз встречал Сеню в Кронштадте. – Михаил загадочно усмехнулся, почесал затылок.
Войну с Англией и Швецией[46]46
Русско-шведская война 1808–1809 гг. велась Россией за установление полного контроля над Финским и Ботническим заливами. Завершилась Фридрихсгамским миром, по которому России отошли Финляндия, Аландские острова и восточная часть Ботнии.
[Закрыть] мичман Михаил Лазарев встретил на борту «Благодати» – флагмана эскадры адмирала Ханыкова.
В августе 1808 года эскадра Ханыкова встретилась с англо-шведской эскадрой. Концевой линейный корабль «Всеволод», неудачно маневрируя при слабом ветре, отстал на пять миль. Два английских корабля атаковали его, сильно повредили, и он в конце концов приткнулся к мели в шести милях от Балтийского порта. На выручку с эскадры послали десятки барказов и шлюпок. Командиром барказа вызвался идти Лазарев. Пока спускали барказы и подходили к «Всеволоду», поднялся ветер. Англичане опять налетели на «Всеволод», открыли по барказам и шлюпкам картечный огонь. Барказ с «Благодати» подбили, он пошел ко дну, и Михаил с матросами попал в плен.
– Англичане, – продолжал Михаил, – однако, меня продержали недолго. Благо там оказались знакомые по службе в британском флоте. Спустя две недели нас выменяли на пленных англичан. – Михаил невесело усмехнулся: – Нынче многое быстро меняется. Сегодня союзники, завтра недруги. Однако нам свою выгоду надо бы держать непременно.
Затянувшуюся беседу прервал приход гостей. Разговор продолжался за столом. Проходя через кабинет, мимо книжных шкафов, Державин вспомнил о книгах, которые они с Дмитриевым отправляли в Русскую Америку на шлюпе «Нева» с экспедицией Резанова.
– Все добротно Лисянский передал по описи Баранову, – заверил Булдаков, – Александр Андреевич весьма благодарен был, отписал нам о том. Из тех книжиц библиотеку он составлять начал.
Рассказывая о Лисянском, Булдаков невольно вспомнил о печальной участи Резанова. Все помянули его добрым словом.
– Соколом было взлетел, замыслами переполнился, да, видно, не судьба, – с горечью вздохнул Державин. – Он всегда на подвиг для пользы отечества стремился.
Дмитриев прервал молчание:
– Слыхал я, будто у Николая Петровича, царство ему небесное, роман приключился в Америке?
Булдаков грустно улыбнулся:
– Было дело, он мне перед самой кончиной письмо написал, в том признался. Токмо не все так просто. – Булдаков поднял бокал с вином, посмотрел на свет. – Чувства к той девице питал искренние, однако повинился, что в сердце его место все занято было покойной голубкой Аннушкой.
Булдаков вздохнул и выпил бокал.
Отвлекая его от печальных мыслей, Державин спросил:
– А что, Михайло Михайлович, компания ваша снаряжает суда в Америку?
Булдаков оживился:
– Давно потребно послать туда суда компанейские, однако нынче война, англичане заперли выход в море.
– Не вечно же бойне продолжаться, – включился в беседу Дмитриев, – англичане должны одуматься. Да и с Наполеоном, мыслю, схватки нам не миновать, хотя нынче мы и в союзниках.
Державин переглянулся с Булдаковым, покачал головой. Совсем недавно Дмитриева назначили министром юстиции, видимо, ему известно больше, чем простым смертным.
– Однако будем уповать на мир, – сказал Державин, поглядывая на Лазаревых, – глядишь, замирение произойдет, в страны дальние, в Америку кораблики наши поплывут. – Поэт подмигнул среднему брату: – Не позабыл, Мишутка, про вояжи Григорья Шелихова?
– Он спит и видит себя Куком, – засмеялся Андрей. – Все книжицы его привез из Англии.
– Не токмо Куком надобно восхищаться, – проговорил Булдаков, – и нашим российским мореходам многое по плечу. Вона Юрий Федорович Лисянский тропу в Америку проложил, новые земли открыл в Великом океане. Пример достойный для наших моряков.
Слушая Булдакова, Державин поглядывал на Лазаревых, потом разлил вино по бокалам.
– Позвольте мне, как бывшему в воинской службе шестнадцать годков, высказать пожелание. – Державин повернулся к рядом сидящим Лазаревым и продолжал: – Нынче вы не отроки-гардемарины, а мужчины-офицеры. Власть вам дана над людьми. Властвуйте мудро, справедливо, по-суворовски, во благо отечества. И наиглавнейшее помните, что вы россияне.
Несмотря на возраст, Державин до сих пор отличался в кругу друзей юношеским задором, не скрывал своих порывов и искренних чувств, когда разговор касался родной стороны.
Простившись, бывшие гардемарины отправились на корабли. Алексей получил назначение на фрегат «Перун», Михаил возвратился на двадцатипушечный бриг «Меркурий», Андрей ждал направления от Адмиралтейств-коллегии. Война с Англией продолжалась вяло, ни шатко ни валко…
В природе грозовые тучи весьма редко заволакивают небо в зимние месяцы. Такие явления происходят раз в несколько лет. Закономерно, что первые грозы гремят с наступлением теплого времени, весною. В летнюю жаркую пору они довольно часты.
Само приближение грозы знаменуется вполне определенными признаками. Обычно первыми приметами служат едва различимые еще белесые тучки на далеком горизонте. Через некоторое время они разрастаются, и угрюмая пелена заволакивает полнеба. Чем ближе надвигается мрачная громада, тем тоскливей и тревожней становится вокруг, а душа сжимается в предчувствии неотвратимого грохота…
Но грозы гремят не только на небе. И на земле они чреваты лихолетьем. Со времен Тильзитского мира не прошло и трех лет, а Наполеон все явственнее понимал, что «путь к Англии лежит через Россию». Скоро непрочность мира уяснил и Александр. Когда Наполеон передал ему через русского военного атташе князя Волконского: «Мир – как яблоко. Мы можем разрезать его на две части, и каждый из нас получит половину», – Александр заметил: «Сначала он удовольствуется одной половиной яблока, а затем потянется и к другой…»
На берегах и Темзы и Невы прекрасно осознавали, что война не нужна ни России, ни Англии.
Видимо, поэтому лондонское адмиралтейство сочло благоразумным в кампанию 1810 года не проводить военных операций против русского флота в Балтийском море. Однако война пока продолжалась, и Кронштадтская эскадра охраняла морские рубежи от неприятеля. В ее строю находился и бриг «Меркурий».
Глубокой ночью, в октябре, в штормовую погоду «Меркурий» шел курсом вест неподалеку от Толбухиной косы. Бушевавший шторм выбросил в районе Толбухина маяка несколько канонерских лодок. Там же люгер «Ганимед» сел на мель, терпели бедствие другие суда. «Меркурий» спешил на выручку – спасать людей, помочь товарищам в беде.
Вахтенным начальником стоял Лазарев. Он пристально всматривался вперед: чуть позади него находился командир корабля капитан-лейтенант Богданов. Шквалистый ветер вперемежку с дождем и мокрым снегом яростно бил в лицо. Внезапно Лазарев повернулся к Богданову:
– Справа проблеск фальшфейера.
Командир поднял подзорную трубу. Серая пелена плотной завесой окружила корабль.
«Может быть, почудилось?» Богданов опустил трубу.
За короткую совместную службу он убедился, что Лазарев в таких случаях не ошибается.
– Приводите к ветру. – Командир оперся о фальшборт, всматриваясь в серую, непроницаемую мглу.
Заливистая трель боцманских дудок понеслась над палубами, матросы споро исполнили команды. Корабль лег в дрейф. Полчаса спустя завеса дождя постепенно рассеялась, и ветер окончательно разогнал пелену. Прямо по корме взметнулись в небо два фальшфейера. Оторвавшись от трубы, Богданов покачал головой:
– Люгер, четыре канонерки и еще что-то… Многовато. – Повернулся к Лазареву: – Подойдем ближе на пять кабельтовых и ляжем в дрейф. Прикажите спускать оба катера и барказ. Вызвать охотников, кто из господ офицеров.
– Есть, господин капитан-лейтенант! – Лазарев просяще смотрел на командира. – Дозвольте мне идти…
Богданов, вскинув брови, спросил:
– А вахта?
– С вашего разрешения старшему офицеру передам…
Тот мгновение раздумывал: «А ведь не рисуется, всякий раз охотником вызывается, когда риску немало, и все у него быстро и ладно получается, такой выдюжит». Шквал ветра рванул грот, брызги окатили стоящих на мостике.
– Добро, Михаил Петрович. – Он кивнул на поднявшегося на мостик офицера: – Будьте за старшего.
Больше Богданов не добавил ни слова. Знал, что Лазарев сообразно обстановке примет самое верное решение. Через четверть часа барказ и катера отвалили от борта «Меркурия». Когда Лазарев с людьми прибыл к аварийным судам, барказ со шлюпа «Сибирь», выброшенный на мель ударом большой волны, разломало, в воде барахталось с десяток матросов.
– Шапирев, спасай людей! – крикнул Лазарев в рупор. – И отправляйся с ними на «Меркурий».
Спасательные работы Лазарев начал с канонерок, им приходилось весьма тяжко: ветер прижимал их к мелководью, волны, захлестывая через борт, заливали суда. Пришлось с одной канонерки снять всех людей – вода полностью залила ее и хлестала в днище, в пробоину. Остальные три канонерки катера сняли с мели – сидели они неглубоко, – и Лазарев с подоспевшим Шапиревым отбуксировали их еще засветло на «чистую» воду.
Много хлопот принес севший на мель носовой частью люгер «Ганимед». Уже совсем стемнело, когда Лазарев поднялся на борт «Ганимеда». Быстро осмотрев судно изнутри, он предложил командиру выкинуть за борт большую часть балласта.
– После того ваш верп заведем с кормы и возьмем на буксиры, сообща попытаемся стащить с мели.
Командир люгера, с серым лицом, не спавший трое суток, утвердительно кивал головой. Пока перегружали многопудовый верп, якорный канат и заводили якорь, минула полночь. Всю ночь жгли фальшфейеры. Временами мокрый снег с дождем скрывал и корабли, и спасательные суда, приходилось действовать на ощупь. С «Меркурия» спустили еще одну шлюпку. Матросы на барказе и трех шлюпках с нечеловеческими усилиями выгребали против волн и ветра, стягивали люгер с мели. Втугую натянулся якорный канат заведенного с кормы верпа. Вся команда люгера навалилась дружно на вымбовки. Дюйм за дюймом незаметно для глаз начал вращаться шпиль, выбирая канат.
Едва рассвело, на судах осипшими голосами, без команды, дружно и протяжно закричали: «Ура-а!» Люгер нехотя сполз с места, стал на ровный киль. Через час после осмотра корпуса с «Ганимеда» передали семафором, что течь небольшая, можно следовать в гавань. К вечеру «Меркурий» и «Ганимед» благополучно возвратились в Кронштадт.
2 ноября 1810 года главный командир Кронштадтского порта доносил рапортом министру морских сил: «Бриг «Меркурий», посланный для снятия с мели люгера «Ганимед», 31 числа минувшего месяца возвратился в Кронштадт вместе с люгером благополучно… Командир брига «Меркурий» капитан-лейтенант Богданов в особенности представляет мне, что находящиеся на бриге мичмана Лазарев и Шапирев во время заморозков и свежих ветров при подании помощи канонерским лодкам и при спасении людей с разбитого барказа, принадлежащего шлюпу «Сибирь», все поручения по службе исполняли с отличным усердием и ревностью, мичман же Лазарев, отправленный им, г. Богдановым, на барказе с верпом и кабельтом от Толбухина маяка… для подания помощи люгеру «Ганимед», доказал при сем случае совершенную его деятельность…» Спустя два месяца Михаила Лазарева произвели в лейтенанты.
В эту кампанию ему не пришлось проявить себя в поединках с англичанами. Британские корабли не появлялись на Балтике, и хотя война формально не окончилась, старинным торговым партнерам, России и Англии, она была невыгодна. Однако англичане иногда перехватывали суда русских купцов в море Баренца. Под занавес кампании 1810 года они таки обмишурились. В середине августа шкипер Матвей Герасимов повел небольшую купеческую шхуну из Архангельска в Норвегию с грузом пшеницы. На траверзе Нордкапа русскую шхуну перехватили линейный корабль и фрегат англичан и взяли ее в плен. На борт шхуны высадили офицера и семь матросов. Герасимова и трех его спутников заперли в трюм и выставили часового, а шхуна под командой офицера и управлением матросов легла в кильватер отряду, направлявшемуся в Англию. Однако русские моряки оказались не робкого десятка. Через два дня начался шторм. Ночью караван раскидало в разные стороны. Россияне разобрали палубу, скинули за борт часового, остальных англичан скрутили и заперли в форпик. Развернув шхуну, Матвей Герасимов привел ее в норвежский порт Варде. Там он сдал коменданту пленных под расписку, выгрузил пшеницу и благополучно возвратился домой в Колу. За подвиг Матвея Герасимова наградили Георгиевским крестом.
Как-то получилось, что англичане потеряли интерес к подобным акциям в следующую кампанию.
На Балтике в это время установилось затишье. Кронштадтская эскадра крейсировала на подступах к Финскому заливу. В ее составе исправно патрулировал «Меркурий».
Командир брига не преминул отметить своего лейтенанта Михаила Лазарева: «…поведения весьма благородного, в должности знающ и отправляет оную с особенным радением…»
Гроза двенадцатого года
На море безветрие и тишина предшествуют буре. Кипение страстей бытия человеческого тоже начинается не вдруг. Симптомы накала заметны не сразу и доступны взорам далеко не всех смертных.
…Десять с лишним лет назад, в ссылке, в Кончанском, Суворов, наблюдая за успехами молодого Бонапарта, проговорил:
– Далеко шагает мальчик! Пора унять.
Вскоре Австрия и Италия призвали Суворова в спасители. Едва он отвел от них угрозу[48]48
В 1799 г. Суворов блестяще провел Итальянский и Швейцарский походы, разбил французские войска, перешел Швейцарские Альпы и вышел из окружения.
[Закрыть], как был ими же предан.
Маршал Франции Массена говорил, что отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова.
Беда навалилась на русскую армию после неожиданного приказа Павла I – покинуть Италию – и предательства австрийцев. Эрцгерцог Карл увел свои войска, открыв дорогу французам. Нечеловеческими усилиями армия Суворова, перехитрив противника, преодолела Альпы и сразилась с французами. Раздетая, голодная, изможденная переходом через Альпы, армия чудо-богатырей преодолела натиск намного превосходящих сил французов. Русские солдаты действовали штыками против французских орудий. Суворов отбил все атаки Массены и с честью отвел сохраненную армию. Старый полководец восхищался своими гренадерами:
– Орлы русские облетели орлов римских.
Европа восторгалась подвигами русских солдат. Суворов все еще строил планы, не оставлял надежды сразиться с Наполеоном. Но в это время генерал Бонапарт решал более важную для себя задачу. Он подбирался к вожделенной императорской короне. К тому же Суворов был подвластен своему самодержцу. Повелением императора его армия срочно отзывалась в Россию.
Пока снедаемый недугами полководец добирался до Петербурга, царские милости сменились опалой. Прославленному воину предписано было въехать в столицу вечером, торжественной встречи и почестей не велено было оказывать. Зимний дворец для него закрыт. Надлежит остановиться в доме его племянника, графа Хвостова…
Огорченный ничем не объяснимой немилостью, Суворов слег. Грустные вести раньше всех узнают друзья. Неделю спустя к близкому приятелю Дмитрию Хвостову приехал встревоженный Державин. Не раз общался он прежде с отважным полководцем. Чем-то походили они друг на друга – независимостью суждений, строптивостью, простотой нравов.
Теплым, солнечным майским днем Суворов встретил поэта с улыбкой, смеясь, спросил:
– Какую же, дружок, ты мне напишешь эпитафию?
Державин, почти не раздумывая, ответил:
– По-моему, слов много не нужно: «Тут лежит Суворов».
Полководец оживился:
– Помилуй Бог, как хорошо!
Потомкам Суворов оставил свои заветы и вечную славу побед русского солдата. Предрек он и будущее: «Тщетно двигнется на Россию вся Европа. Она найдет там Фермопилы, Леонида[49]49
Во время греко-персидских войн в 480 г. до н. э. 300 спартанцев во главе с царем Леонидом стойко обороняли Фермопилы, горный проход между северным и южным районами Греции, от персов, и все погибли в бою.
[Закрыть] и свой гроб».
Весной 1810 года Наполеон затребовал книги по истории России, ее особенностях. К осени французский император свыкся с мыслью, что окончательно утвердиться в Европе возможно, только поставив на колени Россию. Тогда Англия сама преклонится перед ним, задушенная континентальной блокадой.
Для Петербурга замыслы Наполеона не были новостью. Еще два года назад в Эрфурте Талейран[50]50
Талейран Шарль-Морис (1754–1838) – министр иностранных дел Франции в 1797–1799, 1799–1807 гг. (при Наполеоне), в 1814–1815 гг. (при Людовике XVIII), был выдающимся дипломатом, мастером тонкой дипломатической интриги, политиком, известным своей беспринципностью. В 1808 г. вступил в тайные сношения с Александром I и австрийским министром Меттернихом, способствовал восстановлению на троне Бурбонов.
[Закрыть] впервые предал Наполеона. Михаил Сперанский[51]51
Сперанский Михаил Михайлович (1772–1839) – граф, с 1808 г. ближайший помощник Александра I, ему принадлежит идея создания Государственного совета и планы либеральных преобразований. 1812–1816 гг. провел в ссылке, в 1819–1821 гг. генерал-губернатор в Сибири.
[Закрыть] по поручению Александра через посольского чиновника в Париже Карла Нессельроде имел прямую связь с Талейраном. За большие деньги в Петербурге знали все планы Парижа.
Талейран называл время начала войны – лето 1812 года.
В начале 1812 года Наполеон заключил союз с Пруссией и Австрией против России. Они обязались выставить десятки тысяч войск. Остальная Европа уже лежала у его ног…
22 июня Наполеон подписал свой приказ по Великой армии:
«Солдаты, война начата. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и клялась вести войну с Англией. Она теперь нарушает свою клятву. Она не хочет дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не перейдут обратно через Рейн, оставляя на ее волю наших союзников. Рок влечет за собой Россию: ее судьбы должны совершиться. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты? Она нас ставит перед выбором: бесчестье или война. Выбор не может вызвать сомнений. Итак, пойдем вперед, перейдем через Неман, внесем войну на ее территорию… война будет славной для французского оружия».
Через два дня французская армия перешла Неман без объявления войны. Наполеон сам руководил переправой у Ковно. «Я иду на Москву, – сказал он, выступая к русской границе, – в одно или два сражения все кончу… Без России континентальная система – пустая мечта…»
Адъютант хранил особый заветный портфель из красного бархата с планом похода. Серебряное шитье сверкало на бархате – лавровые венки, звезды и пчелы, а по углам вышитые буквы «N».
Первоначально Наполеон придавал важное значение действиям войск вдоль Балтийского побережья. По плану готовилась эскадра в Балтийское море, – через Шлезвигский канал должны были пройти на Балтику сотни канонерских лодок. Захватив шведскую Померанию вместе с Штеттином, французы рассчитывали захватить Ригу, а оттуда открывалась прямая дорога к Петербургу.
Однако Наполеон передумал. Ему доложили состав русского флота – более трех сотен одних канонерских лодок для прибрежных действий. К тому же Швеция предложила России военный союз, и шведская эскадра, соединившись с русскими, стала надежным заслоном замыслам Наполеона на море…
Поэтому он решил основной удар нанести в направлении Смоленска. Рассчитывал в ближайшие недели навязать русским войскам решительное сражение, разгромить их и диктовать им свои условия. Но впервые Наполеон просчитался…
Как всегда, Наполеон тщательно изучил расстановку командующих русскими армиями и нашел, что все карты на его стороне. Беннигсен – «неспособный», на вторых ролях, как и Багратион. Кутузов – не у дел. Главнокомандующий Барклай-де-Толли – среднего уровня генерал, к тому же в его распоряжения беспрестанно вмешивается «сама посредственность» в военном деле – Александр I.
Наполеон не скрывал иронии. В Вильно к нему приехал посланец Александра I генерал-адъютант Балашов с последним предложением о мире. Отзываясь о русских генералах, Наполеон с насмешкой выговорил ему: «Что все они делают? В то время как Пфуль предлагает, Армфельд противоречит, Беннигсен рассматривает, Барклай, на которого возложили исполнение, не знает, что заключить, и время проходит у них в ничегонеделании!»
Продолжая наступление, Наполеон занервничал, шли недели, он желал сражаться, а русские ускользали от него, уклоняясь от схватки…
Наступая на восток, Наполеон двинул часть войска в сторону Петербурга. Вместе с главными силами через Неман переправился Макдональд, занявший 18 июня Россиены. Оттуда он послал дивизию пруссаков к Риге, которая запирала путь к русской столице.
Но русский флот вторично расстроил планы французов: канонерские лодки, расставленные по Двине, не допустили противника к переправам и не дали ему развернуть силы. Командующему прусской дивизией Граверту пришлось осадить Ригу на дальних подступах.
Со стороны моря вдоль побережья Рижского залива крейсировали отряды кораблей. Один из них под начальством капитана 2-го ранга Иринарха Тулубьева патрулировал южнее Либавы. Кроме флагмана – фрегата «Амфитриды» и других кораблей в составе отряда плавал бриг «Феникс». На бриг месяц назад прибыл лейтенант Михаил Лазарев.
В середине кампании Лазарев расстался с «Меркурием». Тепло прощались с лейтенантом Лазаревым офицеры и команда брига, на борту которого он отплавал две кампании, а теперь был назначен на бриг «Феникс». Здесь ждала приятная встреча с командиром брига, его прежним наставником и старшим товарищем по кадетскому корпусу Павлом Дохтуровым… На отряд капитана 2-го ранга Иринарха Тулубьева возлагалась задача прикрытия побережья Балтики и Рижского залива от возможных атак французских кораблей. Корабли крейсировали на линии Либава – Виндава.
…Ранним июльским утром отряд кораблей под командой Тулубьева пришел на Либавский рейд. Корабли легли в дрейф. Тулубьев осмотрел в подзорную трубу берег… «Кажется, все спокойно».
– Спустить десятивесельный катер. Торсона[52]52
Торсон Константин Петрович (ок.1790–1852) – капитан-лейтенант, участник Отечественной войны и заграничных походов. Совершил кругосветное плавание на шлюпе «Восток» (1819–1821). Декабрист, осужден на 15 лет каторги.
[Закрыть] ко мне, – распорядился он по вахте.
Через минуту-другую на шканцы спешил худощавый, молодцеватого вида мичман.
– Мичман Торсон прибыл, – доложил он командиру.
Не оборачиваясь, Тулубьев поманил мичмана.
– Пойдете на почту, ежели есть корреспонденция – заберете. Воды у нас в обрез. Возьмите все порожние анкерки и наливайтесь. В гавани будто все тихо, однако к берегу подходите сторожко. Парус не спускайте.
Командир не зря осторожничал. До берега оставалось чуть меньше кабельтова. Торсон приказал чуть потравить шкоты, чтобы сбавить ход. Катер вот-вот приткнется к пристани. Вдруг из кустов выскочили двое солдат.
– Братцы! – крикнул мичман. – Кто у вас командир?
Солдаты переглянулись и о чем-то заговорили. Только теперь Торсон разглядел на солдатах странную форму.
«Так это французы!» В тот же миг вдали, из-за сарая выскочили десятка два солдат в черных мохнатых шапках и бросились к приближающемуся катеру.
– Шкоты стянуть! – скомандовал мичман и, мгновенно переложив руль, развернул катер.
Едва катер успел повернуть на другой галс и набрать ход, с берега раздался залп, засвистели пули. Вскрикнув, повалились на банки два матроса, застонали раненые.
– Всем под банки! – крикнул мичман, зажимая рану в бедре, из которой хлестала кровь.
Матросов будто ветром сдуло. Они в один миг улеглись под банками на днище. Теперь толстые борта надежно укрыли людей от вражеских пуль. Очередным залпом продырявило парус в нескольких местах. Через минуту пули шлепались уже за кормой, падали с недолетом.
Катер, набрав ход, устремился к фрегату, удаляясь от коварного берега.
Тулубьев передал на все корабли: «Берег занят неприятелем. Отойти мористее».
В полдень на фрегате отслужили панихиду и похоронили, по обычаю, в море трех убитых матросов.
– А вы молодец, Константин Петрович, не оплошали, – похвалил командир смущенного Торсона вечером в кают-компании.
Тулубьев особенно не удивлялся. Три года назад, в пятнадцать лет, Торсон гардемарином проявил отвагу в войне со шведами и досрочно получил звание мичмана.
В тот же день Тулубьев отправил рапорт министру морских сил: «Сего месяца, 9 числа… мичман же Торсон, хотя быв ранен, однако взял сам руль и людям велел лечь под банки… солдаты, не переставая палить вдогонку, ранили под банками еще пять человек матросов…»
Друзья и товарищи по отряду поздравили Торсона. Не преминул похвалить при случае младшего товарища и Лазарев. Торсон был на шесть лет моложе.
– А ты молодец, сноровка у тебя добрая, всех нас опередил.
Судьба еще сведет их, а потом разбросает навсегда по разным сторонам России.
А через три недели произошел удивительный случай. В отряд на имя Торсона поступил именной царский указ: «Господину флота мичману Торсону. Во изъявление внимания моего к неустрашимости, оказанной Вами 9-го сего июля, будучи посланы на катере в Либаву нашли там неприятеля и несмотря на полученную от него рану употребили все меры к спасению команды вашей, всемилостивейше жалую Вас кавалером ордена св. Анны 3-го класса, коего знак при сем препровождается».
Торсон оказался первым моряком Российского флота, награжденным за храбрость в Отечественной войне 1812 года.
Скоро привелось и его сослуживцам показать себя в бою.
Полчища захватчиков двинулись в глубь России, завязались бои под Смоленском. А пруссаки тем временем пытались захватить Ригу.
Чтобы отвлечь силы врага от Риги, в тыл французам, к Данцигу, вышла эскадра кораблей. В кильватерном строю эскадры шел сорокапушечный бриг «Феникс».
В полдень 19 августа эскадра стала на якорь на рейде Данцига. Корабельная артиллерия ударила по Данцигской крепости. Лейтенант Дохтуров был доволен. Первым вызвался идти охотником в десант Лазарев. Три с небольшим месяца, как пришел он на бриг, а командир нахвалиться им не может. И в боевых перепалках всегда храбр и находчив, и в совместном плавании с эскадрой на вахте точно держит место в строю. В отдельном плавании Дохтуров приноравливал свой отдых к вахте лейтенанта Лазарева. Был уверен в нем, как в себе, и даже более. В штормовую ли погоду, ночью ли примечал, что Лазарев в искусстве управления кораблем достиг командирских высот… С матросами тверд, но они все команды лейтенанта выполняют сноровисто, дружно…
Трель дудок вызвала на верхнюю палубу десант моряков. Наклонившись у боканцев, Лазарев давал последние команды на погрузку людей и оружия в барказ. Десант успешно провел демонстрацию штурма. Французы спешно снимали войска с осажденной Риги, послали к Данцигу резервы, предназначавшиеся для армии Наполеона, двигавшейся к Москве.
Выполнив задачу, десант почти без потерь 4 сентября 1812 года вернулся на корабли. В эти дни далеко на востоке, на Бородинском поле решалась судьба России. Русская армия под водительством нового главнокомандующего Михаила Илларионовича Кутузова в конце концов принудила отступить полчища Наполеона. Бросив остатки своих войск, Наполеон уехал в Париж, формировать новую армию.
За кампанию 1812 года Михаила Лазарева наградили серебряной медалью. Он уже старший офицер на бриге.
В следующую кампанию «Феникс» крейсировал из Свеаборга по Финскому заливу, на дальних подступах к столице.
Военные действия постепенно откатывались на запад. Русские войска вступили в новые схватки с неприятелем уже без легендарного вождя. В далекой Саксонии, в городе Бунцлау, в боевых порядках наступавших войск внезапно скончался Михаил Кутузов…
Балтийские моряки, помогая армии, блокировали устье Вислы и поддержали огнем артиллерии штурм Данцига, который вскоре капитулировал.
В конце мая, вдали от базы, простудился и слег Дохтуров. Лазарев две недели в штормовую погоду управлял бригом. По нескольку раз в день наведывался он к командиру, лежавшему в горячке. Наконец болезнь отступила, но сил потерял много, даже встать с койки не смог.
