Текст книги "Неспособный к белизне"

Автор книги: Иван Афанасьев

Соавторы: Сергей Жданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Странно, но отдыхать в Хевек ездили в основном иностранцы. При этом королевская власть совершенно не заботилась о том, чтобы придать городу хотя бы видимость современного курорта. Монарх к горным лыжам был совершенно равнодушен, равно как к скалолазанию, а большего Хевек предоставить не мог.

Со столицей город соединяла железнодорожная ветка, через цепь туннелей пронзающая горную гряду. Этой дорогой когда-то воспользовался Кондрахин, теперь же в обратном направлении старенький поезд увозил в полупустом вагоне Тхана Альфена.

На белведе была толстая спортивная куртка, высокие сапоги и вязаная шапочка. В таком наряде он совершенно затеряется среди публики, в это время года оккупирующей гостиницы Хевека. Впрочем, Тхан не собирался там ночевать, рассчитывая управиться за один день. Еще в Фитиро он внимательно изучил хевекские газеты, уделив особое внимание спортивному разделу. Для своей поездки он выбрал день проведения первенства Северного Округа по поглу. Традиционно это выливалось в соревнование клубов, стало быть, Курим обязательно там будет.

За окном вагона монотонно тянулся один и тот же пейзаж: бесконечные серые пастбища с отарами ленивых бильз, лишь изредка оживляемые маленькими полустанками. Поезд приостанавливался, проглатывал новых пассажиров, потом по вагонам пробегал кондуктор, обилечивая вошедших. Уже в конце пути появились горы. Состав с грохотом и свистом мчался сквозь черные туннели и, наконец, вырвался на простор, замедляя ход. На берегу пенистого моря стоял Хевек.

Тхан первый и единственный раз был здесь около десяти лет назад, и его глаз искал перемен в облике города. Напрасно. Хевек оставался прежним. Те же улицы, те же дома, те же ослепительно белые вершины, высокомерно взирающие с трех сторон на белведское поселение.

Зимой улицы Хевека часто заметало, но сейчас город был свободен от снега. Видимо, метели, затаившись в горах, терпеливо дожидались своего часа. Но было морозно и ветрено. Многочисленные кафе на привокзальной площади оказались заполненными публикой, ищущей, скорее, тепла, а не пищи. С трудом Тхан отыскал освободившееся местечно и, не чувствуя ни вкуса, ни жара, медленно выпил чашку горячего бульона с раскрошенной в нём лепешкой. Он думал.

Когда-то в далекой молодости ему пришлось совершить убийство. И Тхан никогда не морализовал по этому поводу. Потому что – пришлось, вынудили обстоятельства. Теперь же он должен совершить такое же деяние вполне осознанно, хладнокровно и расчетливо. Конечно, его профессия предполагала, что рано или поздно придется столкнуться с такой необходимостью, но, признался он себе, лучше бы с Куримом расправились люди Пандара.

Кто-то окликнул его. Тхан нехотя повернул голову, увидав незнакомого белведа.

– Извини, приятель, обознался, – сказал тот.

Тхан Альфен не опасался встретить кого-нибудь из знакомых. Случись такое (что само по себе маловероятно), что криминального в том, что состоятельный промышленник решил развлечься на горных спусках? Но всё же такой поворот событий был для Тхана нежелателен. Просто исходя из непредсказуемого будущего.

Однако, время неумолимо приближало развязку. Спортивный зал, где вот-вот начнутся поединки, располагался в двух кварталах ходу. Тхан Альфен пришел, когда основная часть зрителей уже заняли свои места.

Он занял место в задних рядах, где болельщики не сидели, а стояли – иначе ничего не видно. Официальная церемония открытия состязаний, как по собственному опыту знал Тхан Альфен, традиционно начиналась с представления владельцев клубов и тренеров. Он дождался, когда произнесут имя Курима. Бывшим хозяином Юрена оказался тучный белвед в красном халате. Тхан медленно и незаметно стал пробиваться в передние ряды.

Когда пришло время самих поединков, его движение ускорилось, благодаря тому что зрители то и дело вскакивали со своих мест, кричали и свистели, ни на что не обращая внимания. Курим, как и прочие клубные владельцы, находился в переднем ряду. До него было еще сравнительно далеко, но Тхан разглядел двух дюжих охранников, прикрывающих своего тучного шефа. Оставалось дождаться, когда на площадку выйдет кто-либо из бойцов Курима.

Расчет оказался верен. Едва на бой вызвали представителя клуба, охранники забыли о своих обязанностей. Вместе со всеми они орали и топали ногами. Курим тоже что-то кричал, наклоняясь вперед. Тхан Альфен медленно по диагонали продвигался к площадке, словно зритель, протискивающийся на свое место. За спиной Курима он оказался в кульминационный момент схватки. Практически не задерживаясь, он всадил, целясь в сердце, тонкую спицу в жирную спину Курима, выдернул ее, чтобы через несколько шагов выронить ее из рукава под ноги болельщиков.

Среди общего гвалта охранники не сразу заметили, что с Куримом творится что-то неладное.

– Курим-ган, что случилось? – стал тормошить хозяина один из них.

В это время Тхан Альфен находился уже в пяти шагах левее, постепенно выдавливаемый назад законными владельцами сидячих мест. Он видел, как охранник Курима начал пробиваться к судейскому столу, но делал это неправильно, рассчитывая главным образом на физическую силу. Когда поединок, наконец, был досрочно остановлен, Тхана Альфена уже не было в спортивном зале.

В ближайшем магазине он купил пару лыж, поспешив к канатной дороге. Подъемник забросил его на снежный склон, с которого он неумело скатился, несколько раз упав. Уже стемнело, но трассы для спусков подсвечивались с опор канатной дороги, и желающих покататься было немало.

– Плохо сегодня, – сообщил он служителю, помогающему лыжникам рассесться в кабинах подъемника, – сильный боковой ветер.

– Да уж стихает, – откликнулся тот. – Смотри, мы еще часа два будем работать. Скатись еще.

– Нет, хватит. И так весь извалялся за день.

Через час ночной поезд уносил Тхана Альфена обратно в Фитиро. Выходя на столичном вокзале, он "забыл" свои лыжи в вагоне.

А вскоре из Занкара вернулся Ноисце. Аристократ сиял от переполнявших его чувств. Он сумел не только договориться о проведении межгосударственных соревнований на постоянной основе, но и зарегистрировал в столице республики филиал своего спортивного клуба. И пусть этот филиал не имел пока ни помещения, ни тренеров, ни бойцов, начало было положено.

Они встретились в аристократическом кафе. Ноисце с ходу выложил все новости. Жажда деятельности, охватившая его, не позволяла долго рассиживаться. Уже убегая, он сказал:

– Кстати, слыхал: кто-то заколол нашего коллегу из Хевека, Курима. Того самого, у которого раньше работал Юрен. Помнишь такого? Представь, убили прямо во время соревнований, в переполненном зале. И никто ничего не видел.

– Да? – спросил Тхан Альфен. – Дикие нравы там, на севере.

Удовлетворен он был лишь частично. Хорошо, что Ноисце удалось обо всём договориться с занкарскими властями. Теперь у Юрена обязательно появится возможность отправлять информацию по мере необходимости, а не раз в месяц. Плохо, а может быть даже, и очень плохо, то, что Ноисце прочно связал у себя в памяти два имени: Юрен и Курим.

Всё чаще Кондрахину казалось: вот-вот и он ухватит разгадку за хвост. Теперь он безукоризненно управлял ходом экспериментов, все чаще получая желаемый результат. Да, он мог с уверенностью – не полной, на восемьдесят шесть процентов – заявить всем и самому себе прежде всего, что научился управлять пространством. Приборы показывали, что объем рабочей камеры согласно его пожеланию то увеличивался, то уменьшался. Пусть немного, на несколько кубических миллиметров, пусть результат этот глазом уловить невозможно – он, Кондрахин, порождал новый кусочек Вселенной. И значит, хоть в чем-то был подобен Демиургам.

Знать бы еще точно, как у него это получалось…. По его настоянию Кван Туум представлял результаты других экспериментаторов. Неизвестные ему, но, безусловно, отвечающие всем требованиям научных правил физики-белведы не выходили за пределы, позволенные статистикой. Разве что, как и Юрий, они постепенно добивались увеличения объема пространства, на которое пытались воздействовать. Но тут дело заключалось не в каких-то выдающихся качествах, а в непрерывном совершенствовании лабораторного оборудования.

Происходи это не на Белведи, а в любом другом мире, Юрий и голову бы не ломал. Его магические способности впервые проявились еще на Земле, а затем были многократно приумножены и развиты. Он еще не умел, подобно Просветленным, создавать из "ничего" вполне реальные предметы, но управлять ими силой мысли – чего проще? Но для всех подобных навыков требовалось владение собственным астральным и ментальным излучением, способность соединять собственную энергию с неисчерпаемой силой Космического Вихря. Ничего подобного на Белведи не происходило. Конечно, Юрий порождал и астральные, и ментальные колебания, но за границы его телесной оболочки они почему-то не распространялись. Но чем-то он воздействовал на пространств, выполняя лабораторные эксперименты!

В поисках ответа пришлось перевернуть целую гору печатных трудов занкарских и зарубежных психологов. Именно тогда Кондрахин впервые уяснил для себя причину бедной мимики, отсутствию интонаций в речи, а также невосприятию юмора у белведов. Оказалось, что функциональное устройство мозга у них таково, что чистая логика (интеллект) и эмоциональная сферы не просто контролируются разными полушариями, но не могут быть представлены одновременно. По этой причине и от него тренер погла требовал поначалу полного удаления чувств – требование, причину и смысл которого Юрий до сей поры не мог понять. А, оказалось, всё просто: овладей бойцом ярость, и он лишался всякой возможности управлять боем. Таким образом, Кондрахин обогатился знанием белведской психологии, но это ни на шаг не приблизило его к разгадке его способности мысленно воздействовать на пространство, подвергшееся мгновенной потере энергии.

Впрочем, он не совсем был уверен, что воздействие действительно мысленное. С астральными потоками было куда понятней: ты их просто видишь (если, конечно, умеешь). Сейчас же он не видел ничего. Но ведь и в домашних опытах с профессором Мирицким он ничего не видел. А получалось! Что же, выходит, что он обладает чем-то помимо астрала и ментала? Да нет, ерунда, иначе хоть кто-нибудь ему об этом качестве рассказал бы. Или это – удел Просветленных? "Чушь", – подумав, сказал себе Юрий.

Но, с другой стороны, он как-то связался во сне с Предначертанным Врагом. По прошествии времени, наполненного раздумьями, Кондрахин пришел к твердому выводу: причина – в нём, а Враг лишь воспользовался уже установленным каналом.

Обеими проблемами – официальной и личной – Юрий занимался параллельно и, несмотря на чрезвычайную нагрузку, был рад, что они отчасти совпадают. Но, кроме этого, приходилось посещать лекции, по крайней мере, избранные, худо-бедно поддерживать физическую форму и выполнять мужской долг в отношении Кэиты Рут. С первой же своей зарплаты, полученной непосредственно из рук Квана Туума безо всяких бюрократических ведомостей, Юрий приобрел для белведки целый ворох нарядов. Ручаться за свой вкус он не рискнул бы, поэтому выбирал самые дорогие. Действительно ли понравились они Кэите, он не знал, но та выразила восхищение.

Судьба добровольной узницы уже меньше занимала его. Не потому, что ситуация в чем-то изменилась. Просто притерпелся. Вроде, так и положено: пришел с работы, дома ждет ужин, утром – свежее белье и легкий завтрак. Всё, как у людей. К тому же белведка не упрекала его в невнимании, не жаловалась на одиночество, не устраивала скандалов. Просто ждала. Юрию от это было даже немного стыдно. Жаль, они не на Земле.

Таким образом, дни и ночи Кондрахина оказались загруженными до предела. Даже с Ноисце, посетившим Занкар, он встретился мельком. Голова была занята другим, и сбивчивую речь аристократа он выслушал вполуха. Он только уловил, что связь с Фитиро теперь станет регулярной, и понял, что это дело рук Тхана Альфена. Что ж, одной заботой меньше. Внезапно ему пришло на ум, что пасти его теперь станут прилежней. Все его встречи с "земляками" на Занкаре будут тщательно контролироваться.

Хотя Тхан придумал великолепно: поединки погла – идеальное время и место для передачи информации. Несколько заботило другое. В Фитире он так и не приступил к сборке радиопередатчика, и даже не купил необходимого для этого оборудования. Теперь это сделать практически невозможно. Юрий даже представил себя в роли советского разведчика из предвоенных романов. Расхаживает он по магазинам вражеской столицы и спрашивает у продавцов детали для рации. Потом пришла дерзкая, но вздорная мысль: заказывать необходимое оборудование через Квана Туума. Дескать, для дальнейшего усовершенствования лабораторной аппаратуры. Но эта мимолетная задумка только позабавила Кондрахина. Во-первых, Кван – крупный ученый, а не чиновник от науки. Он быстро разберется, что к чему. Во-вторых, а как переправить всё это в Фитир? Ведь именно в окрестностях Хевека, желательно на высокой горе, должен быть установлен передатчик.

А не использовать ли мне Тхана Альфена? – подумал Кондрахин. Уж для того точно не составит никакого труда скрытно приобрести всё необходимое. Тем более, что как-то он упоминал, что производит на своих заводах что-то для ретрансляторов эф-передач.

Но и этот вариант не удовлетворил Юрия. Тхан слишком осторожен. Пока он дает указания Кондрахину, его мысли сосредоточены на деле. Но стоит проявить инициативу Юрену, и Тхан немедленно задумается о том, каков этот Юрен изнутри и что им движет. Интуиция землянина подсказывала: кроме Кэиты, лишь Тхан мог придти к мысли об инопланетном происхождении Кондрахина. Так что просить его о чем-то не стоило. Не в том смысле, что побоится помочь. Просто начнет строить свои версии – зачем Юрену Островитянину вдруг потребовался радиопередатчик, причем не в Занкаре, а именно в горах Северного Фитира? Не иначе, парень ведет двойную, а то и тройную игру.

И эта проблема зависла в воздухе.

В тысячах световых лет от Белведи сидел на скале у океанского берега старый, но удивительно сохранившийся человек по имени Сэмюэль Форс. Он размышлял о том же, что и Юрий Кондрахин. У Форса, впрочем, это было одно из сотен его имен, не было хитроумных приборов, зато имелись знания и опыт, по сравнению с которыми весь арсенал Предначертанного Врага – набор первоклассника.

О том, что у него есть Предначертанный Враг, Он непостижимым образом узнал еще в дни своего монастырского детства. Но это знание было сродни тому, как любой человек знает, что когда-нибудь умрет. Когда-нибудь, но не сейчас. Перспектива сия никого из людей не пугает и не делает жизнь невыносимым ожиданием кончины. Но, подобно тому, как появление первых признаков близкой смерти заставляет содрогнуться, тождественное чувство реальности конца существования испытал и Он, едва волны ментального эфира донесли до его сознания весть о том, что Предначертанный Враг сделал первые шаги на магическом поприще.

Юрия еще легко можно было уничтожить, стереть его следы во всех мирах. Но Он был слишком занят началом мировой войны. Поэтому ограничился наложением нестираемого заклятия на камень в Холмах Воплощений. Этого должно было с лихвой хватить. Не хватило. Вторая попытка была предпринята на Земле. Кондрахин, несомненно, вырос к этому времени, но не настолько, чтобы мог противопоставить что-то смертельному удару из астрала. Тогда не хватило времени, и Просветленные спасли Юрия. На Тегле Он был представлен всего лишь своей проекцией, но без посторонней помощи Кондрахину не хватило бы сил справиться и с ней. Но даже свое поражение Он сумел превратить в победу, впитав в себя всю энергию нестабильного вариантного мира.

И вдруг Враг достал его неведомым способом. Неужели он познал что-то такое, что неведомо никому? Другого объяснения просто не существовало.

И второй вопрос, над которым размышлял Форс, была причина их вражды. Допустим, Кондрахин служит Просветленным. Но смешно, когда с противником воюет не барин, а его слуга. Он, даже в обличье Сэмюэля Форса, знал себе цену. Нет, за этим противостоянием крылось нечто другое. Что-то, до сути чего во что бы то ни стало надо докапаться.

Он всегда больше ценил свою свободу, чем власть. Просветленные ему мешали, и, чтобы не рисковать, он старался действовать чужими руками, оставаясь в тени. Впрочем, не будь Просветленных, Он бы способа действий не изменил. Самой его сути были глубоко чужды поклонение, слава, вообще известность. Однако, само существование Предначертанного Врага ограничивало его свободу больше, чем назойливый контроль кучки старцев, вообразивших себя благодетелями всего сущего. Что мог противопоставить предначертанности Он?

Проще всего казалось победить навязанного врага и тем получить свободу. Но Он быстро понял, что Предначертанный Враг не может быть повержен в результате быстротечной схватки. Для победы над ним – а она вовсе не была гарантирована – необходимо потратить массу времени и сил. Все чаще Он подумывал, что, вступив в противоборство с Кондрахиным, невольно спляшет под дудку Просветленных. Может, в этом и заключалась ловушка? Проиграет он Кондрахину – потеряет жизнь. Выиграет – потеряет ту свободу, какую сейчас имеет.

Теперь, зная местонахождение Кондрахина во Вселенной, Он попытался дотянуться до него щупальцами астрала – без гнева и пристрастия, просто почувствовать присутствие. Не получилось, как и следовало ожидать. Форс даже не смог отыскать Белведь. А ведь совсем недавно, растворившись во Вселенной, он легко сумел это сделать. И раньше, в других мирах, легко отыскивал Кондрахина. Нет, сначала нелегко, но потом это удавалось всё проще и, если бы не опека Просветленных, Он давно бы уничтожил своего Врага. Выходит, их обоих связывает нечто, о чем даже не упоминается в тех старинных монастырских манускриптах, написанных задолго до того, как человечеству пришла в голову сама идея письменности.

Тогда почему они – враги? Кто и зачем предначертал это? Не будет ли разумным заключить временное перемирие и вдвоем подумать над этим вопросом? А вдруг Кондрахин уже знает ответ?

Нарочитое покашливание за спиной заставило его недовольно оглянуться.

– Сеньор, Вас у дома дожидается какой-то господин, – переминаясь с ноги на ногу, произнес слуга.

Форсу хотелось послать к чертям и слугу, и незваного гостя, но он заставил себя подняться, на ходу надел халат, оставленный на берегу, и быстро взбежал по каменным ступеням лестницы, вырубленной в обрыве. Слуга здорово отстал.

Гость дожидался его на террасе, по-хозяйски развалившись в плетеном кресле. Несмотря на февральскую жару, он был в черном костюме и при галстуке, позволив себе лишь чуть-чуть распустить узел. Такую же черную шляпу он положил на столик, стоявший перед ним. "Хорошо еще, что ноги туда не задрал", – с неудовольствием подумал Форс, с первого взгляда признав в визитере американца.

– Господин Форс? – янки встал, словно сделал одолжение. – Я представляю правительство Соединенных Штатов Америки. И у нашего правительства накопилось к Вам несколько вопросов. Где мы можем побеседовать?

Государства, правительства – как всё было Ему смешно! Наглеца, занявшего хозяйское кресло, Он, к примеру, мог испепелить, как сделал это в Гетеборге с ослушником Фрицем Раунбахом. Но сейчас следовало сдерживать себя. Просветленные не дремлют, и любая его паранормальная активность будет мгновенно засечена. В том, что Просветленные нанесут по нему удар, Форс не сомневался. На их месте он бы так и поступил.

– Пройдем в кабинет, – сухо предложил он гостю, тихо злорадствуя про себя. Уходя, он закрыл окно, и сейчас в кабинете влажная жара быстро собьет спесь с молодого наглеца. Молодыми Он именовал практически всех и по полному праву. Но американец и на самом деле был молод – не старше сорока.

– Итак, чем могу служить? – спросил Форс, усаживая посетителя так, что солнце безжалостно слепило его. Если американец и заметил преднамеренность поступка Форса, то не подал вида, просто водрузил на нос тёмные зеркальные очки.

Общайся он с обычным человеком, это был бы беспроигрышный жест. Но Ему не требовалось заглядывать в глаза собеседнику – мысли он читал и так, возмущения информационного поля это практически не вызывало. А мысли американца были нехорошие. Форс всё же позволил своему гостю высказаться самостоятельно.

– Дело в том, мистер Форс, что департамент занимается сейчас расследованием незаконной выдачи американских паспортов в нескольких наших консульствах в разных странах мира. Вы ведь свой недавно получили в Парагвае, не так ли? Не знаю, сколько Вы выложили за него, не это самое главное. Главное – в Вашей липовой анкете. Мы проверили сведения, которые Вы указали, самым тщательнейшим образом. И ни одно из них не нашло своего подтверждения. Так кто Вы, мистер Форс?

– А какое Вам, собственно, дело? – после недолгого молчания спросил Он, впервые заставив собеседника опешить. Можно было загипнотизировать этого бдительного америкашку, но невозможно подвергнуть гипнозу весь их департамент. Жаль, что после гибели Густава Кроткого Он так и не подобрал нового достойного исполнителя своих замыслов.

– Что значит: какое дело? – с нажимом и угрозой в голосе произнес американец. – Вы безосновательно назвались гражданином великой страны…

– Знаете что, – предложил Форс, – убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Это Вам не Штаты, а суверенная Аргентинская Республика.

– Зарываетесь, мистер Форс, – прокричал американец, поспешив к своему автомобилю, – с правительством Аргентины у нас прекрасные отношения, и в Вашей экстрадиции нам не откажут.

Когда его машина скрылась из виду, Сэмюэль Форс подумал, что пора опять менять имя. А жаль. Ему понравилась эта местность.

Кван Туум не был богатым белведом. Средства на исследования он получал из республиканского военного бюджета, и за их расходованием приходилось регулярно отчитываться. Как ему сделать это сейчас, предстояло хорошенько подумать. Он усадил за подконтрольные ему дорогостоящие лабораторные установки полтора десятка исполнителей, но лишь один из них – Юрен Островитянин добился устойчивых результатов. Что же, выходит, что настоящая бомба – это он, Юрен, а вся аппаратура только приложение к нему. Но одноразовая бомба правительству не нужна. Опыты с преобразованием пространства вокруг самого экспериментатора пока не проводились, но Кван Туум не сомневался, что никакой организм их не перенесет. И что тогда? Погибнет исполнитель, остановится и вся программа.

Он видел, что Островитянин весь отдается работе, изучает литературу по смежным дисциплинам. Не понимая истинной причины активности Кондрахина, Тхан полагал, что тот хочет побыстрее распространить свой опыт. Это следовало отметить. И вообще подать происходящее, как первый, но многообещающий прорыв. Хорошо, что речь шла о финансовом, а не о научном отчете. Проводимые исследования были настолько засекречены, что в этом направлении Кван Туум оказался неподконтролен никому.

В соответствии со своими размышлениями он и поступил. В отчете все лаборанты были зашифрованы номерами, при этом лишь один из них – Юрен – был представлен, как лаборант-экспериментатор, а прочие – его ассистентами. Но выплаты им составляли ничтожную часть расходов; основные средства уходили на приобретение сложной техники, комплектующих и расходных материалов. Квану было немного смешно: бюджетная комиссия не могла проследить, на какую именно статью была потрачена та или иная сумма. Конечно, если бы программа зависла, не давая никаких результатов, финансисты потребовали куда более полного отчета.

На этот раз всё прошло не просто гладко: финансирование программы было существенно увеличено. На следующий день Кван сдержанно похвалился Юрию своими достижениями, конечно, не называя никаких цифр. Выслушав шефа, Кондрахин сделал свои собственные выводы: теперь режим секретности наверняка станет жестче. Как бы в подтверждение его мыслей Кван Туум сказал, когда оба они уже покинули лабораторию:

– Вот что я подумал, Юрен. Тебе обязательно надо переселиться. Нет, ты неправильно понял, не в лабораторию. Просто в более престижный и охраняемый район. Поближе к Университету. Твоя свобода никоим образом стеснена не будет. Наоборот, условия, полагаю, будут лучше. И для тебя, и для твоей женщины, – прибавил он со значением.

– Прости, ган, но мне это вряд ли по карману, – отвечал на это предложение Кондрахин. – Цены на жилье я знаю. В районе Университета они просто бешеные, я имею в виду особняки. Снимать же квартиру с общим входом для нескольких жильцов, по понятным причинам, я не смогу.

– Об этом не думай. Расходы на жилье берет на себя… – белвед замялся, не зная, как лучше назвать Юрию свое ведомство, – государство. Я сам обо всем позабочусь. Кстати, – он резко сменил тему, – что ты думаешь по поводу перехода к режиму разогрева миг-пространства?

Кондрахин усмехнулся.

– Плохо я об этом думаю.

– Почему? Можешь сказать?

– Причин несколько, ган. Прежде всего, это технические предпосылки. Где ты собираешься производить разогрев? В лаборатории? Мы разнесем ее в клочья при первом же настоящем опыте! Я говорю не о микровзрывах в рабочей камере – зачем нам тупо повторять сделанное предшественниками? Нет, масштабный разогрев – вот что было бы действительно интересно. Но для этого потребуются полевые испытания с дистанционным управлением. И вторая причина, не менее веская. А зачем вообще переходить к разогреву, если итог эксперимента – сжатие или расширение – зависит только от меня?

– Погоди, – остановил его монолог Кван Туум, – во всех опытах с полной мощностью установки ты давал устойчивые результаты только при сжатии пространства. Почему?

Они стояли у автомобиля Юрия. Кондрахин взглянул на собеседника так, словно усомнился в его умственных способностях.

– Наверное, у меня сильно развит инстинкт самосохранения. Расширение пространства – это в любом варианте взрыв, не так ли, ган?

Удивительно, как быстро Юрий из рядовых исполнителей стал незаменимым работником, с мнением которого приходилось считаться даже такому крупному ученому, как Кван Туум. Белвед тоже понимал это, но не чувствовал себя уязвленным. Он был нацелен на конечный результат и мыслил иными, более масштабными категориями. Так дирижер руководит огромным оркестром, не будучи сам способен так виртуозно сыграть на музыкальных инструментах, как это делают его скрипачи или саксофонисты.

Квана, как и многих других ученых, оказавшихся в его положении, уже начало заносить. Явление, более чем понятное. Оказаться в шаге от величайшего открытия, чему посвятил, по сути, всю свою жизнь – и проявлять постепенность и предусмотрительность? Кто же на такое способен? Следовало учесть еще и особые полномочия Квана, и секретность, которой ученый мог оправдать любые свои действия. Землянин уже догадывался, что нетерпение овладевает его руководителем все в большей степени. Когда-нибудь вся их совместная авантюра закончится крахом, но сейчас Юрий мог, благодаря увлеченности белведа, использовать его в собственных интересах. Стоило лишь поддерживать в руководителе уверенность, что все их совместные действия определяются его волей.

И всё же Кондрахин лукавил. По крайней мере, он не назвал Квану главную причину своего нежелания работать с режимом закачки энергии в пространство. Из отдельных обмолвок своего руководителя, а также собственных соображений Юрий смекнул, что готовится, прежде всего, ударное оружие. Стало быть, и испытания его должны, в конечном итоге, проводиться в космосе. Только там занкарцы смогут скрыть истинные масштабы его действия. Немногочисленные спутники иных стран контролировали весьма незначительные орбитальные сектора. Значит, космос. А там, на стационарной орбите, спутник, построенный и запущенный Стражами. Спутник, обеспечивающий его эвакуацию с Белведи. Будет горько и смешно, если он уничтожит его собственными руками. Упор на работу с охлаждением пространства позволял отдалить испытания до той поры, когда Кондрахин уже вернется в миры Вселенной.

Утром следующего дня Юрий прослушал лекцию Мун Коола – их он не пропускал хотя бы из чувства долга по отношению к своему официальному научному руководителю. Он уже направлялся в лабораторию, когда его встретил второй, неофициальный, шеф.

– Здравствуй, Юрен. Сегодня у тебя выходной день.

Кондрахин протестующее замахал руками. Белвед не пожелал выслушивать никакие возражения.

– Пойдем. Сам поймешь.

Они вышли с территории Университетского города.

– Здесь недалеко, – информировал Кван Туум, – машина на этот раз не потребуется.

Через десять минут неспешной ходьбы они оказались у высокого глухого забора, выполненного из разноцветных плит. Наметанным взглядом Кондрахин заприметил камеры слежения поверху забора. Они были совсем новенькие, укрепленные, видимо, только этим утром. Бетонный съезд с проезжей части упирался в массивные ворота. Кван Туум подошел к замку – подобию тех, что были установлены в лаборатории, и предложил Юрию приложить обе ладони к опознавателю. Раздался негромкий щелчок, створки ушли назад и плавно раздвинулись.

Кондрахину открылся вид на домик, небольшой, больше напоминающий летящий фитирский стиль, нежели рациональные постройки Занкара. Дом был окружен большим садом с зелеными лужайками. Юрий присвистнул: по меркам перенаселенного Занкара такая усадьба должна стоить кучу сиглов.

Дав Юрию оглядеться, Кван объявил:

– Всё это республика предоставляет в твое пользование. Все расходы по содержанию государство берет на себя. Так что не стесняйся.

Остаток дня Кондрахин посвятил переезду. Вещей, как таковых, у него практически не было, кроме, разве что, недавно приобретенной ванны с гидромассажем. Всё остальное – несколько комплектов одежды и скудный столовый набор – места в машине почти не занимали. Он оставил бы и ванну, но Кэита ни за что не захотела с ней расставаться. Пришлось Юрию демонтировать агрегат, подключенный к городской водопроводной сети, а потом устанавливать его на новом месте. Вдобавок, по общему решению, решили устроить что-то типа новоселья. Пришлось помотаться по магазинам. Кэита тем временем обустраивала их новое гнездышко по своему вкусу. Наконец всё было закончено: праздничный стол накрыт, спальная комната ждала своих обитателей, а работающая ванна подтвердила инженерные навыки Юрия.

Вечером, когда окончательно стемнело, Кэита набросилась на своего "хозяина", словно голодная кошка. Юрий подозревал, что камеры слежения установлены не только по внешнему периметру, но и внутри помещений. Искать их ему было недосуг, да и зачем – пусть завидуют.